***
— Господа, — голос Хакана, обращенный к собравшимся в его спальне членам Совета, строго прорезал тишину, вынуждая и без того мрачные лица посерьезнеть, повернувшись к нему, — мы с вами оказались в катастрофической ситуации. Вчера мы не только отдали Мулладаар, и вместе с ним и весь Рейенис, в грязные лапы повстанцев, но и потеряли господина Тенгу. Без него наш основной план более неосуществим. — Почему нет? — голос подал адмирал Эдиз, который сидел между господином Бурханом и господином Бальтой. Он представлял собой мускулистого, широкоплечего мужчину с колючими короткими волосами, из которых, словно копья, вырывались два идеально прямых рога, и пышными бакенбардами, и глазами, чистыми, как голубые морские воды. Впрочем, по натуре он был не так мягок, как по внешности: этот человек любил спрашивать в лоб и не церемониться. — Нельзя найти кого-нибудь другого на роль Императора? — Может, ты хотел сказать «другого на роль пушечного мяса»? — с ухмылкой язвительно подхватил господин Гёк. По внешности от адмирала, который к тому же, как ни странно, был его близким товарищем, этот человек отличался разительно. Он был худым, даже, можно сказать, тощим, и полностью облысевшим, из-за чего его сухое, обтянутое смуглой кожей точно по контуру черепа, лицо, вкупе с длинными извилистыми, словно лоза, рогами, казалось каким-то зловещим, коварным. Когда на него устремились недовольные взгляды — едкость Гёка была в такой ситуации совсем неуместной, — он лишь искренне пожал плечами и с прежним пренебрежением продолжил: — А разве я не прав? Она не захочет выходить замуж, особенно сейчас. Мы можем подкладывать под нее кого угодно и сколько угодно, но она изживет их всех. Ее постель — прямой путь в могилу. — Ну, — слово взял Бурхан, неопределенно покачав головой, — тогда мы могли бы устроить ей замужество без, так скажем, «предварительных ласк». Пока все молча смотрели на него, как на умалишенного, Гёк несдержанно, даже, по большей части, демонстративно, расхохотался, хлопая себя по бедру. — Ой, господин Бурхан, рассмешили, рассмешили… — он шумно выдохнул, закинул ногу на ногу, развалившись в кресле, и саркастически процедил: — Напомню, что мы сейчас говорим о нашей неугомонной Императрице, а не о какой-то девственной школьнице. Для нее только это, наверное, и важно. — А знаете, как-то это странно, — хмуро заметил Бальта, — что мы сидим и обсуждаем личную жизнь Императрицы. — Что вы, не переживайте. Ее личная жизнь — это общественное достояние, — снова уколол Гёк; но затем, театрально нахмурившись и вскинув указательный палец, добавил: — Однако я, прошу заметить, говорю это не потому, что я ворчливый брюзга, который завидует ее страстной личной жизни. Просто это, господа мои, правд: у правящих особ не бывает ничего личного. Тот, с кем она спит сегодня, может начать править страной уже завтра. Поэтому это важно. Это дело всего государства. — В любом случае, — Эдиз, недовольный всей этой пустой болтовней, решил соскользнуть, — нового жениха мы ей не подыскиваем, так? — Нет, не подыскиваем, — заключил Хакан, качнув головой в подтверждение своих слов. — Это слишком нерационально, долго и ненадежно. Неизвестно, когда закончатся эти поиски и чем они увенчаются. Как правильно заметил господин Гёк, — тот обольщенно ухмыльнулся, — Императрица не настроена на брак, и сейчас нам этого не изменить. Все, что мы сделаем, это потратим впустую время, людей, и навлечем на себя еще больше гнева. Зато Империя, — его голос опустился и заиграл мрачными, тяжелыми нотками, — уже трещит по швам и находится на грани страшной беды. Чтобы не довести до нее, нам нужно действовать быстро и радикально. — Согласно плану «Б»? — скептически протянул Эдиз. — Согласно плану «Б». Хакан задумчиво поджал губы и окинул собравшихся хмурым взглядом. Несмотря на то, что он уже почти два месяца обсуждал с ними свои — вернее, ставшие общими для всех — планы и так и не разу за всю это время не получал ни малейшего повода поставить под вопрос чью бы то ни было преданность, в некоторые моменты его все же терзали определенные сомнения: как, например, сейчас. Ведь одно дело — рассуждать вслух о замужестве Императрице. Совершенно другое — обсуждать ее убийство. Пока Хакан собирался с мыслями и отгонял паранойю, дверь в его покои медленно отворилась, впуская служанку, которая заодно и прервала их беседу. Девушка согнула ноги в коленях, приседая вместо поклона, поприветствовала их, прошлась с подносом к столу, вокруг которого они расселись, и поставила на него несколько тарелок с фруктами и сладостями. — Достань и принеси вино из нижнего шкафчика, — велел Хакан, махнув в сторону стеллажа. Девушка кивнула и отправилась выполнять поручение. Генерал тяжело вздохнул и устало потер переносицу, уткнувшись в пол. Присутствие служанки сейчас было очень некстати: время тянулось, и вынужденное ожидание его раздражало. Десяток секунду, в течение которого девушка шла к стеллажу, доставала бутылку и возвращалась обратно, растянулся словно на целую минуту. — Будут ли еще какие-нибудь поручения? — Нет, Фидан, пока ты можешь быть свободна, — вздохнув, отмахнулся Хакан. — Я позову тебя позже, чтобы ты убралась. Служанка поклонилась и удалилась. Гёк, проводивший ее пристальным взглядом, не смог удержаться от очередной колкости, когда дверь за ней закрылась: — Генерал Хакан, а вы любите молоденьких? — О, звезды, оставьте меня от своих грязных шуточек, — тот закатил глаза. — Да что вы так реагируете-то? — Гёк пренебрежительно фыркнул. — Я же просто спросил… — Ваши бестолковые вопросы в такой ситуации совершенно неуместны, — строго пресек Хакан. Тот демонстративно цокнул, но на сей раз промолчал. Генерал выдохнул, наполнил свой бокал вином (после чего то же самое принялись проделывать и все остальные) и, подхватив его, протянул: — Итак, господа, мы с вами должны убить Императрицу. В комнате на секунду повисло напряженное молчание. Всего пару слов — и этого достаточно, чтобы всех их немедленно арестовали и казнили; однако сказанного уже не вернуть, как и не сострупить с того шаткого, скользкого пути, на который они встали. — Это будет несложно, — пренебрежительно опустил Гёк, и Хакану начало казаться, что он не единственный, кто начал уставать от его едких слов. — В наше время все имеющие власть мрут, как мухи. И главное, что виновник всегда один — Орден Дельвалии. — Верно, — согласился Эдиз, ухмыльнувшись. — Орден, конечно, доставляет нам кучу проблем, но зато теперь его обвинить в чем угодно. — Правда что. Сейчас я вдруг случайно подавлюсь этим вином, и уже завтра весь двор будет галдеть о том, что меня хотел отравить «Безликий убийца». — Да… Это очень удобно играет нам на руку, — покачав головой, заключил Бурхан и задумчиво потер между пальцами ус. — Однако если нас кто-то заподозрит — а нас вполне могут заподозрить, — от суда и расправы будет никому не уйти. — Почему это нас могут заподозрить? — небрежно опустил Гёк. — Мы ближайшие советники Ее Величества. Мы служили короне еще когда был жив ее отец — и вдруг нас как-то резко отвернуло. Без доказательств эти обвинения не будут стоить ни гроша. — И все-таки — если? — Я согласен с господином Бурханом, — вставил Бальта. — Это может стоить нам жизней. — Но в этом и смысл службе государству, — отчеканил Эдиз. — Отдавать за него свою жизнь. — Вот именно, адмирал, вот именно. И всем остальным, — укоризненно протянул Хакан, — стоило бы к вам прислушаться. — Но если мы, самые благочестивые люди этого государства, умрем, но кто найдется вместо нас? — опустил Бурхан. — Именно поэтому мы и не умрем, — заключил Гёк. — Вы хотите сказать, что вы неподсудны, неуязвимы перед пулями, лезвием меча, электрическим стулом, да и в принципе — перед всеми методами смертной казни, господин Гёк? — К сожалению, нет. Но я знаю, как сделать так, чтобы никакого преступления, за которое нас можно было бы казнить, не было. — Я тоже знаю: можно не убивать Императрицу. Хотя тогда все равно мы все умрем… — У вас хорошо получается выдумывать проблемы, господин Бурхан, но, к сожалению, не хватает знаний, чтобы их решать… — уколол Гёк и громко вздохнул. — Ну, если хватает вам, — отозвался в той же манере Бурхан, — поделитесь с нами своими глубокими познаниями. — Я именно это и собирался сделать, — он ухмыльнулся и, сделав глоток вина, неторопливо начал: — Помните, господа, существовала такая планета в Дзета-квадранте, — Нимерия? На ней было множество удивительной живности, богатая флора, фауна… И куча токсинов и вирусов, которые были губительны для всех, кроме самих нимерийцев. — Помним, господин Гёк, — нахмурившись, произнес Бальта. — Император Азгар поэтому ее и уничтожил. Находиться на ней было невыносимо, а нимерийцы, которые вылетали за ее пределы, заражали всех вокруг непонятными болячками. — Верно. Но то, что Нимерия была уничтожена, не значит, что болячек этих не осталось. Они уже разнеслись по космосу и всегда где-то, да будут показываться. Но кроме того, есть еще и нимерийские яды, которых тоже осталось немного по всей Вселенной. Ими обладают лишь единицы. И я, по счастливому стечению обстоятельств, нахожусь в их числе. Гёк ухмыльнулся, и на секунду могло показаться, что от его слов всем вокруг стало не по себе. И действительно — нимерийские яды всегда были известны на весь мир как «смерть, что обрела физическое обличье», а сами нимерийцы — как искусные отравители. — У меня есть яд, который называется «Шепот сердца». Называется он так потому, что это вовсе никакой не яд, а вирус в специальной защитной среде обитания, которая защищает его от гибели, пока он не попадет в кровь. «Шепот сердца» поражает дыхательный пути и сердце, пока человек не перестает дышать, а его пульс резко не останавливается. При поверхностном осмотре это можно принять за какой-нибудь инфаркт, но при более тщательном сразу же выяснится, что это — нимерийский вирус. Однако на то, что это был яд, никто никогда и не подумает. — Так значит, это ваш хитрый замысел по устранению Императрицы? — спросил Бурхан, скептически выгнув бровь. — Он самый, — Гёк кивнул. — А вам не нравится? — Как раз-таки наоборот, это очень находчиво… Но вы не боитесь, что мы и сами можем им заразиться? — Это вряд ли. Этот вирус чаще всего передается только половым путем. Эдиз несдержанно прыснул. Бурхан и Бальта подхватили следом на ним — один Хакан остался задумчив и серьезен, мысленно пытаясь просчитать все риски. — Ну, — смешливо опустил Эдиз, — в нашу ситуацию это отлично вписалось бы. — Верно, — голос, наконец, подал и генерал. — Я долго думал над ядами, но это — идеальный вариант. — Осталось только выбрать нужный момент, — заметил Бурхан. — Я прикажу своей служанке Гоксель проследить за покоями Императрицы и после того, как у нее кто-то будет, подать блюдо с ядом, — тут же сообразил Хакан. — Даже лучше будет отравить их обоих — для большей надежности. И после этого, я надеюсь, в Империи наконец наступит покой.***
«Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь… Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь… Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь…» Шепот, доносящийся откуда-то словно сквозь толщу воды, все это время не утихал ни на секунду, повторяя одно и то же раз за разом. На то, чтобы разлепить веки, банально не было сил — но перед глаза все равно плясали разноцветные огни, перекатываясь в спиралевидные узоры, от вида которых все тело будто бы скручивало, и распрямляясь, чтобы укатиться в темноту и снова из нее возродиться. «Будь осторожен, когда отправишься в Мулладаар. Не совершай глупостей, не совершай глупостей, не совершай глупостей, не совершай глупостей… Иди. Иди. Иди. Иди». Тенга сдавленно простонал и, собрав все силы, которые оставались в его теле, перевернулся на бок. В то мгновение мир словно перевернулся — именно так это и ощущалось. Как будто он посетил праздник, намешал все существующие виды эля, вина и прочей выпивки и осушил за один присест, а теперь валялся в своей постели, отравленный всеми этими спиртами. Только вот это был вовсе не алкоголь — то был яд, в этом сомневаться не стоило. Впервые за неопределенный промежуток времени шепот в голове, состоящий преимущественно из напутственных слов Хакана, последних лживых предупреждений Айкут и еще каких-то фраз, принадлежащих кому-то, о ком Тенга не мог вспомнить, оставил его — и вместе с тем к нему, кажется, начала возвращаться ясность сознания. По крайней мере, теперь он четко понимал, что выпущенный в него дротик был отравлен. Лежа на чем-то твердом, он ощущал себя настолько немощным, словно превратился в фрукт, из которого выжали все соки, пережевали и выплюнули на пол, притоптав сверху ботинком. Мышцы по всему телу ныли и гудели, голова раскалывалась от шепота и смутных видений, которые не оставляли его все то время, что он провел без сознания, а в горле ужасно пересохло. О, звезды, как же он хотел простой, самой обычной воды! Тенга разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки, и уткнулся взглядом в металлическую стену перед собой. О том, что это был именно металл, он догадался по характерному отблеску света, доходящего не то с коридора, не то от тусклой лампы прямо в месте его заточения. Ушло порядка минуты — а может, и всего секунда, — чтобы зрение стало достаточно четким. Тенга тяжело выдохнул и выдвинул в сторону руку, чтобы оттолкнуться от нее и присесть — но тут же резко, от чего голова снова пошла кругом, подскочил, когда услышал громкий гудок прямо внутри своей камеры. — Ну наконец-то ты проснулся! Айкут? Нет, это был не Айкут — даже голос совсем не такой. Тенга рефлекторно прижался спиной к стене, оказавшись зажатым новым приступом страха — позорного, отвратительного страха, который он прежде всегда старался тщательно скрывать, — и поднял растерянный взгляд на незнакомца. Первым, что бросилось в глаза в его облике, были голубые волосы, заплетенные в дреды; вторым — тот факт, что это был удракиец. На вид он был всего на несколько лет старше Тенги, и при этом спокойно сидел, развалившись и закинув ногу на ногу, на стуле в углу камеры прямо напротив него. Смотрел, изогнув губы в легкой, почти незначительной, но оттого кажущейся не менее угрожающей, ухмылке, и скучающе покачивал левой ногой. — Если честно, я очень боялся, что ты умрешь… Но ты жив. И вот, ты здесь. Незнакомец вел себя слишком беспечно и жизнерадостно, что, впрочем, тревожило не меньше, как если бы он сейчас яростно налетел на него с ножом и пеной изо рта, намереваясь убить. Тенга вдохнул, чтобы выдавить из себя хоть что-то, и тут же судорожно раскашлялся. Горло дико жгло и раздирало. Внутри все пересохло настолько, что его чуть не скрутило от боли. Тенга схватился за горло и судорожно забегал глазами по камере. В другом углу — стул с кожаными ремнями (его присутствие не внушало ничего хорошего, но Тенга успешно проигнорировал его, гораздо сильнее опасаясь буквально захлебнуться сухим воздухом), на потолке — одинокая желтая лампа, на двери — маленькое окошко с решеткой, а под ногами незнакомца — заветная бутылка с водой. Тенга никогда в своей жизни не думал, что будет хоть перед кем-то так унижаться, но инстинктивное желание выжить взяло свое: стиснув горло, чтобы не кашлять, он, чуть подавшись вперед, сдавленно, из последних сил, пробормотал: — Во… — Во…? — нахмурившись, отозвался незнакомец. — Во… — Хочешь поиграть в слова? — насмешливо бросил он. — Если да, то нет такого слова — «во». Есть «восьмерка», «воздух», «волейбол», «вода»… — Тенга чувствовал, что вот-вот задохнется, но, услышав нужно слово, тут же оживился, с усердием закивав головой. — А-а-а… — качнув головой, растянул незнакомец. — Я понял. Ты хотел сказать «вода». Хорошо. Мое слово — «абзац». — Тенга рвано выдохнул и отчаянно замотал головой в отрицании. В голове снова кто-то начал шептать. Пренебрежительный тон незнакомца, неприкрытая насмешка над ним, садисткий взгляд и, конечно же, мучительная жажда — все это просто сводило с ума. — Нет? — незнакомец недоумевающе свел брови к переносице. — Не вода? — Дай… — Дать? — он несдержанно прыснул и неодобрительно покачал головой. — Правду, значит, о тебе говорят… Только одно тебе и нужно. Вместе с удушливой нехваткой воды внутри вспыхнуло еще одно пламя — злость. Гнев, недовольство и возмущение, приправленные соусом глубоко оскорбления: звезды, если бы только Тенга мог говорить и встать, он… «Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь…» …Он слишком слаб, чтобы сделать хоть что-то. Не смог тогда — а сейчас, запертый невесть где, точно не сможет. Ему оставалось только умолять высокомерного незнакомца дать ему попить. — Во… ды… — Дать воды? — Тенга кивнул. Незнакомец фыркнул, закатив глаза. — Так бы сразу и сказал. Он поднял с пола бутылку, медленно открутил крышку и задержал на Тенге пристальный, будто бы колеблющийся взгляд, словно переспрашивал: уверен, тебе точно нужно? Тот поджал губы и нетерпеливо закивал. Сейчас освежающая, прохладная вода окажется у него на языке, медленно стечет по горлу, остужая болезненную сухость, и окажется в желудке, откуда расползется по всему организму… Мечты о воде были прерваны громким всплеском — незнакомец перевернул бутылку и принялся медленно выливать воду на пол, искоса поглядывая на Тенгу, внутри которого все медленно-медленно обрывалось. Прямо сейчас он не желал ничего так сильно, как просто выпить хоть что-нибудь. — Упс… Кажется, я кое-что пролил. Незнакомец продолжал эту пытку еще несколько секунд, пока от отчаяния у Тенги не навернулись слезы на глаза. Затем он поднял ее, за это время вылив на пол почти половину, и, вздохнув, заключил: — Ладно, ладно, не буду мучать… Все равно без нее говорить ты не сможешь, а если ты будешь молчать, толку от тебя никакого не будет. Незнакомец швырнул открытую бутылку на пол — она покатилась, выплескивая воду из незащищенного горла. Тенга рефлекторно метнулся вперед, подхватывая бутылку, и тут же жадно присосался к ней, опустошая в несколько больших глотков. Этого мало, этого страшно мало — и все же, это хоть что-то. И плевать уже, что это унизительно. Плевать, что незнакомец смотрит, как он ползает у него в ногах, и ухмыляется. Плевать на все; главное — выжить. Только об этом сейчас его сознание, отравленное ядом, и кричало. Тенга швырнул бутылку в сторону и снова осел на пол, прислонившись к стене. Даже дышать стало легче. Это было такой отрадой для его организма, что он невольно начал заново проваливаться в сон, почувствовав блаженное, упоительное облегчение. Жжение в горле сходило на нет, а вместе с ним — и мучительное гудение в голове. Присутствие незнакомца в камере, как и само по себе его нахождение в ней, прямо сейчас неожиданно показалось настолько незначительным, что Тенга и впрямь едва не провалился в сон, все еще ощущая чудовищную слабость, оставшуюся как отголосок отравления. И вдруг — противный скрежет. Тенга вздрогнул и распахнул глаза: незнакомец поднялся со своего места и протащил второй стул на середину камеру. — Что-то ты совсем расслабился, мой дорогой, — цокнув, недовольно прокомментировал он. — Так нельзя. Нам с тобой нужно много обсудить. Поднимайся. Тенга почувствовал, как все его тело задрожало. Страх вернулся. Ощущение себя полным ничтожеством и позорищем вернулось вместе с ним. — Я не… — О, звезды, как же с тобой сложно… — Он рывком подхватил Тенгу с пола и швырнул на стул, словно безвольную куклу. Тот даже не успел понять, что произошло: собственное тело отказывалось его слушаться, сдаваясь под силой безымянного удракийца. — Ты просто мямля. Мне обычно попадаются персонажи более буйные и строптивые, но ты… Да ты даже не можешь двух слов связать. Незнакомец принялся пристегивать его ремнями к подлокотникам и ножкам стула, а Тенга до сих пор не мог до конца осознать все происходящее. Еще минуту назад он мечтал о простой воде — а сейчас… Нет, яд все еще не вышел из него. Он не давал нормально соображать и даже воспринимать происходящее. Хакан предупреждал его быть осторожным — и оказался прав. Но была ли это простая формальность, или же он что-то знал? Какая-то паранойя. Все-таки, Тенга глупец. Кружить вокруг девушек и соблазнять их — его удел. Не следовало переступать грань. Бессвязный поток мыслей прервался ровно в тот момент, когда незнакомец достал откуда-то небольшой коричневый чемоданчик, заляпанный пятнами засохшей крови. Открыл — внутри заблестели ножи, ножницы, щипцы и еще куча каких-то приспособлений, вселяющих ужас одним своим видом. Тенгу вдруг словно окатили ведром ледяной воды — либо же это его просто настигло осознание катастрофы, в которую он увязался. — Нет! — рявкнул он, задергавшись в попытках вырваться от ремней. Все было тщетно — они лишь впивались в его кожу и неприятно резали ее; однако внезапный всплеск силы немало удивил незнакомца. — Только попробуй! Тебя обезглавят, и твою голову насадят на пику! Ты хоть знаешь, кто я такой?! Поверхностное изумление незнакомца растаяло в одно мгновение, сменившись снисходительной улыбкой. — Конечно, знаю, — беспечно опустил он. — Тебя зовут Тенга. Ты — сын покойного губернатора Рейениса, Тезера. А еще в последнее время ты с подачи генерала Хакана попал ко двору и заодно проник в постель Императрицы… — Незнакомец вздохнул и, более не трогая чемодан и его содержимое (Тенга следил за этим крайне внимательно), медленно прошелся к нему, сунув руки в карманы и нависнув над ним грозной тенью, снисходительно глядя сверху вниз. — Вот на последнем не помешало бы остановиться… — Это она тебе приказала? Незнакомец резко схватил его за волосы и направил его голову на себя, угрожающе наклоняясь к его лицу так близко, что Тенге рефлекторно захотелось попятиться. — Мой тебе совет на будущее, — процедил он, опасно сверкая карими глазами, — учись дослушивать до конца. Незнакомец небрежно отпустил его и, недовольно выдохнув, отчеканил: — Итак, чем же ты там занимался? — А чем обычно люди занимаются в постели? — всякая нелепица слетала с языка раньше, чем он успевал подумать. — Дурак, — фыркнул тот, ощетинившись, — я не об этом. С какой целью ты это делал? Тенга только собирался ответить; но не смог. Он и сам не знал — лишь следовал приказам генерала Хакана. Видимо, за это и поплатился. Это наверняка Рейла устроила: с каждой ночью, проведенной вместе, она словно ненавидела его все сильнее и сильнее — и в конце концов возненавидела настолько, что решила избавиться, отправив на этот проклятый Рейенис. — Кто… — Тенга запнулся. Казалось, он снова подлетит и в этот раз сделает что-то похуже, чем просто схватит за волосы. — Кто ты такой? Кто послал тебя за мной? — Мне кажется, вопросы здесь должен задавать я. — Я… Я предлагаю тебе следку. Ты скажешь мне, кто ты такой, а я скажу тебе все, что знаю. Если пообещаешь не трогать меня. — Сказать, кто я такой, не трогать тебя… — пробормотал незнакомец и издал мученический вздох, будто угроза пытки нависла не над Тенгой, а над ним самим. — Слишком много условий для пленника. Но… Мне нужна информация, поэтому так уж и быть. — Он сложил руки за спину и принялся расхаживать из стороны в стороны, за все это время ни на секунду не освобождаясь от пристального, настороженного взгляда Тенги, следующего за ним, как тюремный надзиратель. Нужно было отметить, что этот молодой человек выглядел совершенно обычно и непримечательно — не считая яркого цвета волос, который, впрочем, сейчас был в моде. Встретив его в толпе, Тенга ни за что бы не подумал, что он занимается чем-то подобным тому, чем занимался прямо сейчас. — Никакая Императрица меня не посылала. Я член Ордена Дельвалии, — сказал он. Но на душе легче не стало — не было, разве что, этого чувства предательства. — Зовут меня Ивар, но в народе я более известен как «Безликий убийца». Тот, что неуловим и подобен тени… На моем счету множество грязных делишек. В том числе, — губы Ивара изогнулись в улыбке, больше напоминающей хищный оскал, — и отравление покойного Императора, а также — твоего отца. Внутри все будто сжалось, скурвилось, выцвело. Вот он — объект его ненависти. Человек, чью смерть он всегда представлял с упоением, даже не зная его лица. Именно так: Тенга раз за разом, раз за разом, раз за разом представлял, как размозжит его голову о пол, или об стену, или же проткнет его сердце клинком — неважно. Важно было лишь то, что он жаждал его смерти. А теперь, оказавшись перед ним, сидел, отравленный и связанный, дрожа от страха, словно побитая шавка, — омерзительно настолько, что Тенга не смог сдержать нервного смешка. Дельвалиец перевел на него хмурый взгляд и растерянно вскинул брови. — Прости? — вытянул он, плохая глазами. — Я сказал что-то смешное? — Ублюдок, — процедил Тенга, — паршивый ублюдок… Резкий удар в челюсть заставил его замолчать и сдавленно зашипеть. Разбитая губа внезапно заныла, на язык осел металлический привкус крови. Тенга побоялся, что Ивар выбил ему зуб, но, прощупав полость рта языком, убедился, что ему просто показалось. — Я сломаю тебе обе ноги, если станешь разговаривать со мной подобным образом, — дельвалиец должен был злиться, но вместо этого звучал совершенно спокойно и хладнокровно. — А теперь, когда я рассказал тебе о себе, отвечай на мой вопрос. С какой целью ты вился вокруг Императрицы? — Так приказал генерал Хакан. — А ты у генерала Хакана вроде ручного песика? — Тенге пришлось сильно постараться, чтобы оставить эту его колкость без внимания — тем более, когда она была так правдива. Его просто все использовали. — Для чего он это приказал? — Хотел сделать из меня Императора. — Ух ты! — Ивар воскликнул и патетично хлопнул в ладоши. — Так значит, на моем счету еще один… С какой целью? — Я не знаю. — Странно. Как можно делать что-то, не зная причин и смысла? Подумай. — Не знаю… — Я не приму «не знаю» за ответ, — недовольно процедил Ивар, кивнув бровями. — Либо назови мне его цель, — безапелляционно опустил он, — либо я начну ломать тебе пальцы. — Но я правда не знаю… Дельвалиец издал протяжный вздох, полный раздражения, и закатил глаза; в то время как страх уже опоясал Тенгу с головы до ног, затягивая удушающие путы. Он не сможет сопротивляться — оставалось только надеяться, что его умение умасливать сработает даже на этом человеке. — Я не лгу тебе, правда, клянусь. — Ты даже не представляешь, сколько раз я это слышал, — Ивар отмахнулся и прошел в сторону к чемоданчику, принявшись перебирать инструменты и при это демонстративно дотошно и критически, нарочно поддевая натянутые нити страха, изучая каждый из них. — Все, кого я допрашивал, но последнего пытались убедить меня в том, что они ничего не знают и ни в чем не виноваты… Однако боль, — бодро заключил он, остановившись на зажиме, — развязывает язык. Но, может быть, ты все-таки передумаешь и расскажешь мне все просто так? Как бы не ненавидел вас — чванливых, зазнавшихся подонков, — мне все же неприятно, когда мне кричат на ухо. Тенга сдавленно сглотнул. В горле снова мучительно пересохло; но на сей раз ему и глоток воды не полез бы. Металлические губки зажима угрожающе поблескивали на свету, нагоняя не только сильнейший ужас, но еще и скручивающую внутренности тошноту. Невышедший яд будто всколыхнулся с новой силой: в голове загудело, перед глазами начало плыть, тело захлестнула волна жара, а сердце бешено колотилось в груди, набатом отдаваясь в ушах. Потерять сознание было бы сейчас лучшей перспективой; однако до этого ему было предательски далеко. Сейчас рассудок Тенги, приведенный в аварийный режим, вцепился за реальность слишком усердно. — Отпусти меня, и генерал Хакан тебе щедро заплатит. — Какая же необдуманная глупость вывалилась у него изо рта!.. — Но мне не нужны деньги, — пренебрежительно отозвался дельвалиец, — тем более уж от какого-то имперского генерала. — Денег будет много… — Нет, — отрезал он. — Неужели ты не понимаешь? Я все это делаю не ради денег или выгоды. Я делаю это потому, что я презираю твою Императрицу, ее советников, ее режим и ее порядки; а существование того, что я презираю, мне очень не нравится. Тенга зашипел и понурил голову. Ему не выкрутиться, не откупиться. Ивару нужна информация — но какая? Что он может ему предоставить, если он и сам не знает ровным счетом ничего? Он должен солгать, должен озвучить какие-нибудь нелепые догадки, не имеющие под собой даже крепкой основы? Но это бессмыслица. Это прямо противоречит сути допроса. Однако воспаленный рассудок позволял кричать: главное — выжить, выбраться любыми путями. Если таковы правила этой игры, их следует принять. — Если я скажу тебе то, что знаю, — протянул Тенга, подняв на Ивара умоляющий взгляд, — ты отпустишь меня? Дельвалиец усмехнулся и сделал несколько медленных, вальяжных шагов в его сторону, вновь нависнув над ним практически впритык, отчего он рефлекторно вжался в спинку стула и сжал руки в кулаки. — Если ты ждал счастливого конца, — сардонически опустил Ивар, — значит, ты следил невнимательно. — Он снова отошел от него, скучающе перебирая в руках зажим. Тенга опустил голову и зажмурился, дернув привязанными к столу руками. Хотелось бы, чтобы он проснулся в своей постели и понял, что это был просто кошмарный сон. А потом он бы направился к Хакану и заявил, что более не намерен участвовать в его планах. Лишь бы только все это было нереально, лишь бы только… Но ядовитый голос Ивара четко давал понять: все происходило наяву: — Итак, давай начнем. Ты левша? Правша? — Тенга не отвечал. Шепот в голове вернулся, повторяя на сей раз фразы дельвалийца. Тот недовольно вздохнул и дернул бровью. — Ну, если ты не хочешь говорить, будешь правшой. Значит, полагаю, самый бесполезный твой палец — левый мизинец… Тенга упустил тот момент, когда Ивар подобрался к его ладони, — он вышел из туманного транса, лишь когда услышал громкий хруст и ощутил ослепительную вспышку боли, пронзившую, казалось, не один палец, а всю ладонь целиком. Тенга взвился и закричал, забросив голову к потолку. Ивар освободил его мизинец и подобрался к безымянному. — Продолжим? Он даже не успел среагировать — когда снова почувствовал ужасную боль. Руку резко свело судорогой, от чего стало еще невыносимее. Тенга зашипел и задергался: силы ощутимо прибавилось и хватало для того, чтобы растягивать ремни. Однако Ивару это, казалось, нисколько не мешало. Холод металла исчез со сломанного безымянного пальца, и Тенга, понимая, что последует за этим, громко, до боли в горле закричал: — Нет! Перестань! Прекрати! Хватит! Перестань! — «Хватит», «прекрати» и «перестань» это какие-то другие пальцы, которыми я должен заняться? — Ивар посмотрел на него и растерянно нахмурился. — Они находятся на ногах? Это даже не было смешно — просто глупо. Глупо, глупо, глупо, все ради того, чтобы посмеяться над ним, втоптать его в грязь, заставить метаться еще сильнее. Тенга замотал головой и выпалил: — Я скажу тебе все, что смогу, если ты перестанешь! Дельвалиец довольно улыбнулся и, качнув головой, опустил: — Вот так бы и сразу. Ну, давай, — он прошел к своему стулу, на котором сидел прежде, и опустился, закинув ногу на ногу и отложив проклятый зажим на подлокотник, — я внимательно тебя слушаю. Только помни о честности: у нас не должны быть тайн. Прямо как у жены-Императрицы и ее мужа-Императора. Тенга выдохнул и заметался глазами из стороны в сторону. Ему нужно было выкручиваться, но голова была пуста, как космические просторы. Все, о чем он мог думать, это о двух сломанных пальцах, которые болезненно ныли и пульсировали, объятые жаром. — Я… Я могу только высказывать предположения… — Ну и хорошо, — Ивар пожал плечами. — Ведь, знаешь ли, все великие научные открытия рождались именно из чьих-то предположений... — Мне кажется, генерал Хакан замышлял что-то против Императрицы. Не знаю, что именно, и зачем ему для этого нужно было делать меня Императором, но, скорее всего, это было именно так… Она сама его в этом подозревала. — Ну, очевидно, он собирался укрепить через тебя свое положение, — рассудил Ивар, покачав головой, — или же он собирался дождаться, пока у вас появятся дети, чтобы потом устранить вас обоих и стать регентом малолетнего Императора… В духе придворной знати. И очень предсказуемо. «Хакан бы так не поступил», — хотел возразить Тенга, но осекся. Осекся не потому, что побоялся реакции дельвалийца; а потому что резко осознал, насколько наивно было верить в непогрешимость генерала. Выполнение обещания, данного его отцу, — как же! Слишком упорное усердие выдала Хакана с головой. Это была просто игра, от начала и до конца, и платить за все в итоге пришлось именно Тенге. — Но что-то же должно было подтолкнуть его к этому… Полагаю, у твоей Императрицы натянутые отношения с Советом, не так ли? — Да, — угрюмо обронил Тенга. — Она презирает их, а они — ее. — Презирают саму Императрицу? — удивленно, но опять же — с налетом язвительности, протянул Ивар. — Поразительно… А я то думал, у нас царит культ личности… — Они считают, что она губит страну. Хакан говорит, что она безнравственная и непочтительная. Возится с умунту и… — Я понял, понял, — дельвалиец махнул рукой и задумчиво покачал головой. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять: в его голове цвета идея и созревал какой-то замысел. Он усмехнулся и презрительно, почти выплевывая яд изо рта, заключил: — Против Императрицы ополчились даже ближайшие советники… Просто поразительно. Наверное, паршиво, когда вся Вселенная жаждет твоей смерти. Тенга ничего не ответил. Он уже и соображал с трудом. Непродолжительной пытки хватило, чтобы заново изнурить его организм и вместе с этим окончательно притупить все чувства. Даже боль на месте свежих переломов не казалась настолько значительный. У Тенги оставались силы лишь на один единственный, вымученный, выдавленный из пересохшего горла вопрос: — Теперь, когда я все тебе рассказал, что ты со мной сделаешь? — Ну… — Ивар шумно выдохнул и замолчал, задумчиво сведя брови к переносице. Протянул руку к зажиму, взял его, перебросив из руки в руку. Тенга почувствовал, как по его спине прошелся холодок, а пульсирующая боль на месте перелома вновь стала ощущаться с прежней силой. Он ведь сказал ему, сказал все, зачем он будет продолжать?! Пусть лучше убьет! — Я мог бы продолжить тебя пытать, но в этом уже не будет никакой пользы. А чтобы делать это просто так… — Дельвалиец усмехнулся и отложил зажим в сторону. — Я же не садист. Поэтому мне придется убить тебя. Из заднего кармана он извлек маленький пистолет и опустил предохранитель, направляя ствол на Тенгу. Тот вздрогнул и поднял испуганный глаза к потолку, бормоча под нос что-то нечленораздельное, в чем Ивар, однако, смог различить тихое, сбивчивое «пожалуйста». Как забавно: он все еще надеялся на милосердие. — Последние слова? Нет? — Тенга вяло мотнул головой в ответ и зажмурился. — Странно… Твой отец был намного болтливее. Тот внезапно вспыхнул, распахнул глаза и повернулся к нему — удалось зацепить, — однако прежде, чем он произнес хоть слово, он нажал на курок. Пуля прошла сквозь череп и вырвалась наружу вместе со всплеском крови. Ивар обвел тело Тенги снисходительным взглядом и с тяжелым вздохом откинулся на спинку стула. Все-таки, гораздо азартнее убивать людей в их домах, чем затаскивать в подземелье и расправляться с ними там, словно со скотиной. Впрочем, это был еще не конец его работы. Теперь необходимо было дать знать Карстену и своим новым союзницам о том, как шатка земля под ногами Ее императорского Величества, и надеяться, что им удастся окончательно выбить ее у нее из-под ног.