Разорванные небеса

      День первый.       На половине пути сквозь спидометр и топливомер начали изрядно пошаливать. Еще спустя четверть — окончательно вышли из строя: цифры бесконечно сменялись одна другой, без всякой последовательности, стрелка поворачивалась то туда, то сюда, пока вовсе не замерла на месте, напряженно потряхиваясь. Казалось бы, далеко не самая радостная ситуация для тех, кто оказался посреди открытого океана без единой души вокруг. Но Джоанна старалась ни на что не обращать внимание. Картер, впрочем, тоже вел себя спокойно: сосредоточенно вел катер и лишь изредка замечал, что топлива может не хватить до конца. Джоанна ограничивалась простым «доплывем так», хоть и звучало это глупо. Так или иначе, самое важное — это добраться.       Очертания суши показались только тогда, когда уже начало светать. Ночное небо приобрело характерный голубой оттенок, предзнаменуя рассветное пламя, и на его фоне наконец отчетливо обрисовалась ломаная из горной цепи. Джоанна ожидала, что такой уровень излучения будет хоть как-нибудь ощутим, однако же с удивлением отметила, что в ее теле не произошло никаких изменений: ни дискомфорта, ни тошноты, ни даже банального странного прилива внутреннего тепла, которые она обычно ощущала раньше в таких ситуациях. Не было ничего — не считая, разве что, ускоренного сердцебиения, вызванного вполне объяснимым волнением. Крайние Земли — место дикое, неизученное, нагоняющее страх одним своим именем. И хотя Джоанна любила бросать страхам вызов, это вовсе не означало, что в тот момент она была спокойна, как камень.       Вблизи берега топливо, как и прогнозировал Картер, предательски закончилось. Он недолго нахмурился и принялся прокручивать ключ зажигания во все стороны, но это предсказуемо не помогло. Катер только издавал жалобное жужжание, больше напоминающее скулеж, но не двигался ни на йоту.       — Вот и все… — Картер издал тяжелый вздох и откинулся на спинку сиденья. Бессонная ночь утомила его достаточно, чтобы он не мог уже даже злиться. — И что теперь?       — Нужно идти, пока нас не унесло обратно в море, — заключила Джоанна. Она вполне могла бы выдать какую-нибудь колкость, но тоже устала. Ее единственной мыслью сейчас было найти где-нибудь безопасное место (что само по себе казалось глупым: на Крайних-то землях!) и просто отдохнуть. Джоанна сняла ботинки, носки и, поставив их на пол, присела. Картер обернулся на нее с растерянностью и замешательством.       — Ты что, собралась… Джоанна?! Прыжок в воду вышел не совсем грациозным, но точно удачным. Она приземлилась на ступни, морщась от ощущения мокрого песка. Картер метнулся к краю, глядя на нее круглыми от ужаса глазами и воскликнул:       — Ты что, совсем?!       — А что не так? — Джоанна беспечно пожала плечами, нахмурившись. — Воды тут по пояс. Я бы точно не утопилась.       — Но здесь же ничего не видно! А если бы ты прыгнула на что-нибудь?       — Только не говори, что пытаешься поучать меня осторожности… Ты — самый безрассудный человек, которого я знаю.       — Я безрассудный только тогда, когда требует этого работа…       — Да, да, конечно, — Джоанна закатила глаза и махнула рукой. — Я просто хотела сказать, что с твоей стороны это очень неубедительно. — Картер поджал губы, оставшись осажденным. — А теперь иди сюда, быстрее.       Он вздохнул и принялся снимать ботинки с носками. Только собирался слезть, как вдруг одернулся, нахмурился и недовольно изрек:       — Если я прыгну, у меня промокнут штаны.       — И что? — Джоанна сложила руки на пояс. — Мы на необитаемом острове.       — Континенте.       — Не придирайся к словам. Твою мать, Картер, прекрати уже маяться дурью и просто слазь!       Подпрыгнув, Джоанна смогла схватить его за кофту и тем самым утянуть в воду. Катер заметно покачнулся; а сам Картер, оказавшись в воде с головой, выпрыгнул на поверхности и закашлялся, сплевывая соленую воду.       — Зачем ты это сделала?! — возмущенно выпалил он, вскинув брови и глядя на нее сверху вниз.       — Потому что сам бы ты так и стоял, как истукан, — спокойно, хотя, конечно, не без привычного налета язвительности, пояснила Джоанна и, признаться, сама удивилась своей сдержанности.       — Могла бы хотя бы предупредить.       — С предупреждениями не так весело, — она лукаво дернула уголком рта и приподнялась, чтобы поцеловать его прежде, чем он продолжил бы возникать. Поцелуй был беглым, почти неощутимым, но этого хватило достаточно, чтобы вогнать Картера в остолбенение. Как забавно… Он так любит важничать, но перед Джоанной словно расплывается. Он — её. — Успокоился?       — Вполне.       Забрав вещи с катера, они быстро дошли до берега. Промыв ноги от песка в воде и смахнув ее остатки, обулись. Джоанна выдохнула, когда закончила возиться со шнуровкой, и, выпрямившись, пристально осмотрелась. Пустой берег: ни следа человеческого пребывания. Она рассчитывала, что повсюду будут лежать останки кораблей и голые кости прежних отчаянных мореплавателей, но ничего подобного здесь не было: словно людская нога и вовсе сюда никогда не ступала. Хотя, казалось бы, путь было совсем несложен. Препятствий на нем не возникло, никаких опасностей тоже; но это, впрочем, только настораживало. Впереди расположился густой зеленый лес: точно так же не тронутый человеком. Это, в какой-то степени, торжество природы: здесь не было ни машин, ни небоскребов, ни фабричного дыма — сплошь и рядом девственная природа. И где-то там — оружие массового поражения, способное истреблять планеты так же легко, как сухая сковородка превращает тосты в черные угли. От этой мысли стало немного не по себе; но Джоанна убедила себя в том, что дрожь по ее телу прошлась только из-за того, что ее шорты промокли до ниточки и прилипли к ногам. К счастью, Картер позаботился о том, чтобы забрать из дома Тары комплект одежды на смену.       — Я считаю, что нам нужно переодеться, — заключила она, неприязненно оттягивая резинку шорт. Вода снова полилась по ее ногам. Джоанна указала на огромный булыжник, стоящий на берегу, и рассудила, что за ним неплохо будет спрятаться, чтобы «никто не подглядывал».       Спортивные длинные штаны оказались как раз. На этих окутанных страшными легендами землях могло водиться что угодно, и Джоанне не особенно хотелось по глупости умереть из-за того, что ее оголенной голени коснулся бы какой-нибудь ядовитый лист или что-то вроде того.       — Ну, и что мы будем делать теперь? — хмуро спросил Картер, когда она закончила переодеваться и вышла из-за камня. — Искать Каллипан? Ты ведь понимаешь, что мы совершенно не продумали этот момент…       — Если честно, сейчас я просто хочу спать. Давай найдем укромное местечко, отдохнем, освежимся и уже тогда, на трезвую голову, придумаем, что делать.       — Не думаю, что это хорошая идея — спать здесь.       — А ты что, собирался здесь вообще не спать?       Картер растерянно похлопал глазами и пожал плечами, и в тот момент Джоанна внезапно осознала: они полностью пропали. У нее хорошо получалось выдавать безрассудные идеи и еще более бездумно воплощать их в реальность. У Картера же получалось все рационализировать. Но когда он бросил на нее этот пустой, отрешенный взгляд, выражающий глубокую бездну непонимания… Нет-нет-нет, конечно же, все под контролем. Случались ситуации и намного хуже. В конце концов, после побега из инопланетной тюрьмы ничего не должно было пугать; но Джоанна почему-то все равно тревожилась. Наверное, потому, что вновь обрела достаточно, чтобы бояться потерять.       — Нет, тебе это точно нужно, — язвительно заключила она, чтобы не акцентировать внимание на своем волнении. — Пошли.       Картер кивнул и достал оружие. У Джоанны на кончиках пальцев заблестели искры, и она неожиданно почувствовала необъяснимый прилив энергии.       В лесу было точно так же тихо, чисто и безмятежно. Где-то среди верхушек деревьев щебетали проснувшиеся птицы; кругом росли пестрые разномастные — красные, желтые, розовые, голубые, фиолетовые — цветы; под ногами хрустели ветки; на ветру колыхались и шелестели листья. Лес был нехожен, но удивительно приветлив.       — Странно все это, — настороженно заметил Картер. — Об этом месте столько историй сочиняют… Но здесь ничего такого нет.       — Наверное, в этом и проблема, — заключила Джоанна, мысленно радуясь тому, что Картер решил поделиться своими тревожными наблюдениями. — Здесь ни души…       — Да нет, я не об этом. Тут есть деревья, цветы, птицы, комары — жизнь. Хотя говорили, что эта земля мертвая и убивает всех, кто к ней приближается.       — Ну, может, так оно и есть. Может, мы надышались какими-нибудь ядами и теперь ловим глюки о прекрасной природе и свежем воздухе?       — Не могут быть одни и те же галлюцинации у разных людей, — скептически отозвался он.       — Почему нет? Может, эта земля вообще имеет разум и всем устраивает коллективные галлюцинации?       — Ты умеешь утешить.       — Ну уж прости, — Джоанна хмыкнула и провела бровью. Несмотря на то, что это все были просто глупые шутки, на какое-то мгновение у нее и впрямь промелькнуло сомнение насчет реальности происходящего. А ведь и правда: что если это и вовсе последние видения умирающего мозга? Что если Картер уже мертв, а она доживает свои последние минуты, валяясь где-то на берегу, среди костей таких же неудачников? Джоанна думала об этом так усердно, что даже не смотрела под ноги — как вдруг Картер схватил ее за локоть и задержал на месте.       — Стой!       — Что ты…       — Посмотри вниз, — в его голове промелькнуло что-то тревожное, отчего Джоанна сразу же послушалась и, нахмурившись, опустила взгляд: по земле змейкой тянулась узкая тропинка, которая становилась шире по мере того, как уходила в лес.       — Какого… — начала было Джоанна и тут же осеклась, когда увидела в нескольких метрах небольшое углубление. След. Нога человека. Она поджала губы и медленно повернула голову к Картеру, после чего тихо протянула: — Мы здесь не одни.       Его лицо вмиг сделалось серьезным. Он положил на землю рюкзак, достал пистолет и опустил предохранитель, после чего поудобнее перехватил ружье в руках, пристально оглядываясь по сторонам. Джоанна заиграла огнем на кончиках пальца, готовая сражаться невесть с кем в любой момент и также обвела лес пристальным взглядом — но кругом только густая, непроглядная чаща. Здесь не может быть ни души: разве не так говорят про Крайние земли? Дикое место, которое не видало ноги человека. Любой, кто отправлялся сюда, никогда не возвращался назад: его губила отравленная почва, ядовитые воды и токсичный воздух. Или же это был другой человек?       — Стреляй в голову, — мрачно протянула она.       — Я знаю, — решительно подвел Картер и замолчал. Вокруг тихо — только птицы перекрикиваются между собой. «Лучше бы заткнули свои тупые клювы».       Вдруг — свист. Джоанна обернулась на него по инерции и тут же отскочила в сторону, падая на колени. Падение отдалось легкой болью, но она ее проигнорировала и повернула голову к источнику пружинистого звука: рядом с тем местом, где она стояла секундой ранее, в землю вонзилась стрела. Закинула голову кверху — и внезапно обнаружила на ветках деревьев людей, чьи фигуры выглядели смутно-черными в лучах восходящего солнца.       — Сверху!       Джоанна подскочила на ноги и выбросила в воздух мощный залп огня, Картер хаотично сделал несколько предупредительных выстрелов. В тот же момент неизвестные, скрывавшиеся в кронах деревьев, исчезли — и оказались на земле, взяв их в кольцо.       Джоанна почти ринулась в бой, однако опешила, стоило ей только придать значение тому, как они выглядели. Будто сошедшие со страниц учебника по истории, они были облачены в металлическую (по всей видимости, бронзовую) броню, из-под которой выступали легкие воздушные ткани желтого цвета, а на их головах были надеты шлемы, стилизованные под морду ящерицы. Некоторые из них держали в руках копья, некоторые — лук и копну стрел за спиной.       — Охренеть… — Джоанна не смогла сдержать изумленного комментария, и, по всей видимости, он оказался совсем не к месту. С другой стороны, теперь причина мистических пропаж мореплавателей была как нельзя очевидной: их убивала вовсе не отравленная земля, а местные аборигены.       — Только не говори, что ты собираешься бросаться на них, — предупредительно буркнул Картер из-за спины.       — Почему нет? — шикнула в ответ Джоанна. — Я возьму на себя этих, ты — тех. Думаешь, эти дикари смогут справиться со своими палками?       — Не думаю. Но не думаю, что их можно убить. Они все в металле…       Думать нужно было быстро, действовать — еще быстрее. Но Джоанна никак не могла справиться с проклятым замешательством, которое застало ее прямо сейчас. Они явно знают эту местность лучше, раз уж с такой легкостью прыгают по деревьям, они приспособлены к ней, и несмотря на то, что их копья-палки выглядят просто жалко, стрелы-то, похоже, ранят не хуже пуль. Безусловно, шанс на победу есть. Но если же все обернется провалом, кто знает, что они с ними сделают, эти дикари…       — Во имя богини Иззарии повелеваю вам стоять на месте и не двигаться! — прозвучал внезапно властный женский голос, которому Джоанна, сама не ведая, почему, повиновалась.       «Богиня Иззария?! Какого, мать его, здесь происходит?!»       Шаги послышались со стороны Картера, и судя по тому, как напряглась его спина, прикоснувшаяся к ее собственной, обладательница этого голоса была внушительной. Джоанна обернулась, чтобы рассмотреть ее: это была высокая эльфийка с красными метками на щеках, облаченная в такую же броню, как и все остальные — только вот медь заменяло золото, что указывало на ее превосходство в этой скромной группке чудиков, как она мысленно окрестила ее для себя.       — Я сказала: не двигаться, — выплюнула она, глядя на Джоанну суровым стальным взглядом, и резко выпустила из ладони залп огня, не волнуясь даже о том, что загораживал ее Картер. Джоанна среагировала молниеносно и, толкнув его в сторону, рукой преградила путь пламени.       — Тронешь его, — прошипела она, глядя на женщину сквозь рассеивающиеся в воздухе алые языки, — хоть пальцем, и я разобью твою тупую башку об землю.       Среди дикарей прошелся возмущенный шепот. Губы женщины неприязненно скривились.       — Язык острый, словно меч… Говорят, все вы иноземцы, такие, и это, похоже, действительно так. Ведете себя, словно господа, на земле, которая вам не принадлежит… Знаешь, как поступали с такими, как ты, девчонка? Их сжигали на костре. Огонь плавит кожу и мясо, как воск, и дарует смерть медленную и мучительную. Ты пожалеешь о своих словах.       — Огонь вряд ли убьет меня, — отозвалась Джоанна с колкой ухмылкой. Справедливости ради, дикарка оказалась той еще любительницей пафоса и высокопарных речей, поэтому она постаралась ответить ей в той же манере. — Потому что я и есть огонь.       Джоанна заиграла языками пламени на кончиках пальцев, и это не укрылось от внимания женщины. Прищурив глаза, она хмуро, как-то даже недовольно, протянула:       — Дитя солнца, значит… В таком случае я дам тебе бой. Одолеешь меня — и останетесь в живых. Проиграешь — умрете.       Джоанна призадумалась. Женщина, на самом-то деле, выглядела достаточно внушительно, и явно имела власть в своей шайке, что указывало на то, что как минимум боевой опыт у нее должен быть. Возможно, эта победа не дастся ей так легко, как обычно. Однако же и сдаваться без боя она не привыкла. Глаза Джоанны решительно сверкнули, и тогда Картер, до этого молча и растерянно наблюдавший за происходящим, предупредительно протянул:       — Джоанна, не надо.       Любой запрет действовал, как призыв к действию; к тому же, она уже все решила.       — Хорошо, — твердо выплюнула она. — Я принимаю твой вызов.       Картер прикрыл глаза и тяжело вздохнул, хотя и сам наверняка прекрасно понимал, что пытаться остановить Джоанну — бесполезно. Женщина швырнула свой щит в сторону, и остальные дикари отступили назад, освобождая пространство. Один из них вскинул руки к небу и громко воскликнул:       — Да рассудит Иззария все по справедливости! Да помилует она свою рабу Ниттоосью!       Джоанна, признаться, не поняла ни слова. Богини, молитвы, Нитто-кто-то-там… Дикие люди! Наука на Немекроне давно пришла к выводу, что нет на земле никаких богов, однако они верили в них. Похоже, и впрямь застряли в древности… Но на кой сейчас ей эти размышления? Главное — победить. Джоанна сняла рубашку и бросила ее Картеру.       — И да начнется бой!       — Слишком много пафоса, — буркнула Джоанна, но ее никто не услышал.       Женщина отставила ногу в сторону, вскинула ладони, развела их в стороны и тут же свела, чтобы выпустить большой залп огня. Взмахом руки Джоанна рассеяла его, но тут столкнулась с наступление: поток пламени был лишь отвлекающим маневром, чтобы ее противница могла подобраться ближе. В ее ладонях загорелись два огня, по форме напоминающих кинжала, которыми она попыталась ударить Джоанну вблизи. Так отскочила в сторону и проехалась на коленях по земле. Кожу начало печь от постоянных падений, но это было меньшей из проблемой. Когда Джоанна поднялась на ноги, женщина уже снова оказалась рядом с ней, пытаясь ударить огненными кинжалами. Размахивала, словно это были настоящие ножи, которые она могла всадить ей под ребра, и при этом яростно шипела, стискивая челюсти до такой степени, что на ее лице начинали играть желваки. Джоанне оставалось только уворачиваться.       — Хватит бегать, девчонка. Прими свое поражение!       Джоанна снова отскочила, и тогда женщина выпустила своеобразную огненную плеть, которую та разбила взмахом ноги — и была застана врасплох другим, достаточно мощным залпом огня. Рассеять его удалось, но Джоанна все-таки упала на землю, завалившись на спину. Сердце в груди бешено колотилось, дыхание начало сбиваться, а гнев вместе с тем только возрастал. В этом металле она неуязвима… почти. Внезапная идея озарила голову Джоанны подобное вспышке молнии, и она поспешила побыстрее вскочить на ноги. Пришло время ее фирменной стратегии: измотать соперника, а потом — ударить посильнее. У дикарки были красивые приемы, но хитрости ей недоставало. Сложив руки за спиной, чтобы оградить себя от использования магии, Джоанна с готовностью выпрямилась и стала ждать, когда женщина вновь подберется поближе. Огненные кинжалы, похоже, были ее излюбленным приемом, и в то же время это совершенно не играла ей на руку.       Они закружились, словно в танце. Женщина раз за разом взмахивала кинжалами, Джоанна раз за разом уклонялась в разные стороны, не позволяя ни единому язычку пламени задеть ее. Изворотливость противницы выводила дикарку из себя; а гнев выматывает некоторых людей — это Джоанна знала. Совсем скоро ее атаки стали более резкими, порывистыми, несдержанными, а сама она зашипела, зарычала, словно голодный озлобленный зверь, что показывало как раз-таки ее бессилие. Джоанна не смогла сдержать самодовольной ухмылки, и когда поймала на себе взволнованный взгляд Картера, четко поняла: она наигралась достаточно.       После последнего взмаха огненным кинжалом Джоанна сделала несколько шагов назад, увеличивая дистанцию между собой и противницей, и, не теряя не секунды, окатила ее огнем. Женщина смогла пресечь эту атаку — но следом Джоанна нанесла еще одну, и еще, и еще, и еще. Она понятия не имела, откуда в ней столько сил после бессонной ночи и множеству лет достаточно посредственного отношения к тренировкам пирокинеза, но решила, что связано это с излучением Каллипана и частицами в ее крови. То, что для местных аборигенов привыкну среда обитания, для нее — подпитка внутреннего запала.       Джоанна разжала кулак и на сей раз выпустила мощный, действительно продолжительный всполох пламени, для защиты от которого ее противница пришлось сначала выставить скрещенные руки перед собой, а затем и вовсе — выпрямить их, раскрыв ладони; но все тщетно. Лоб Джоанны покрылся испариной, мышцы перенапряглись слишком сильно, глаза непроизвольно жмурились от яркого света; но она не останавливалась ни на секунду, пусть это и становилось невыносимо сложно. Изнуряюще настолько, что уже вечером она, возможно, и трех метров пройти не сможет без боли в мускулах. Однако не утереть нос этой дикарке Джоанна не могла.       Внезапно — яркая вспышка; алый огонь со свистом заполонила белизна, раздался крик. Женщина откатилась в сторону, падая на землю с дрожащими окровавленными ладонями. Лишь когда это случилось, Джоанна погасила огонь и опустилась на одно колено, упираясь кулаком в землю, чтобы не свалиться с ног окончательно. Перед глазами плыло, в ушах звенело и набатом отдавалось сердцебиение, а венах словно бурлил кипяток — те же самые ощущения, что и в бою в Пепельной пустоши, когда она выстроила над собой барьер из белого пламени, который фактически спас ее от смерти. Такое не забыть и уж точно ни с чем не перепутать.       Пламя рассеялось, и Джоанна увидела, как к женщине подбежал один из дикарей, чтобы помочь, но та лишь отмахнулась, с ужасом осматривая собственные сгоревшие ладони. Лиггер ухмыльнулась: она победила.       Картер оказался рядом с ней мгновенно, присел на корточки и растерянно уставился, мол, что это только что было?       — Вот и все, — беспечно протянула она: голова по-прежнему кружилась, не давая адекватно воспринимать реальность или хотя бы произносить слова, — я выиграла нам жизнь, — улыбка, которая тронула губы Джоанны, однако совсем не обнадежила Картера. Он бросил настороженный взгляд в сторону женщины, когда там начала подниматься, и дикарь, что стоял рядом с ней, громко, гневно и громогласно отчеканил:       — Дьяволово отродье! За ранения, причиненные достопочтенной госпоже Ниттоосью, и нанесенное ей прилюдное оскорбление, ты должна предстать перед судом!       — Прошу прощения, — возмущенно вмешался Картер, выпрямляясь и сложив руки на груди, — но разве она сама не бросила ей вызов?!       — Молчать! — рявкнул тот. — Вы не имеете права спорить с хранителями мира!       — А иначе что?       Джоанна злилась, потому что не могла вмешаться, но Картер, похоже, решил взять все в свои руки. Проглотив раздражение, она выдохнула и поднялась вслед за ним, превозмогая легкую дрожь в мышцах.       — Мы убьем вас, не дожидаясь судебных разбирательств, — мрачно заключил дикарь.       — А разве твоя командирша не сказала, что если она, — Картер кивнул на Джоанну, — победит, то вы нас отпустите?       — Она сражалась нечестно.       — Зато она, — язвительно парировала Джоанна, — честно.       — Повторяю еще раз. Вы…       — Довольно, — выплюнула женщина, чье длинное имя Джоанна запомнила лишь частично и мысленно окрестила ее «Ниттой». — Свяжите их и посадите в телегу.       Дикари окружили их, вооружившись копьями, и Джоанна не повременила с тем, чтобы зажечь на кулаках пламя. Не больше не удивлял ни его белый цвет, ни что-либо еще — важны были лишь дикари и их палки с острыми металлическими палками, которыми они, очевидно, были намерены пронзить и ее, и Картера.       — Приблизьтесь хоть кто-нибудь, и я уничтожу вас всех!       Белый огонь заставил их напряженно остановиться. И лишь один из них, эльфийка с серыми метками — Джоанна прежде таких никогда не видела — вышла вперед. Ее длинная русая коса колыхалась на ветру, словно перышко, когда она ступала, а ее серые глаза были полны мутной сосредоточенности.       — Огонь силен, — медленно проговорила она. — Но без воздуха он — ничто.       Эльфийка взмахнула рукой — подул ветер, и пламя на ладонях Джоанны погасло. Да и дышать, признаться, стало труднее. Лиггер сдавленно сглотнула и нервно посмотрела на Картера — тот в это время растерянно смотрел в пустоту, делая глубокие, тяжелые вдохи, которые давались ему явно через силу. Что-то было не так. Джоанна облизнула губы и перевела хмурый взгляд на сероглазую эльфийку перед собой.       — Что ты сделала?! — она хотела кричать, но ее голос выходил слишком тихим.       — А ты никогда не видела небесных созданий? Никогда не видела магии воздуха? — голос эльфийки сквозил презрением. Она вскинула руку и сжала ладонь в кулак — и поперек горла как будто встал огромный булыжник. Джоанна сжала шею пальцами, словно могла вытолкнуть это удушливое ощущение, а второй замахнулась, чтобы ударить — пламя погасло, не успев даже вспыхнуть.       Сероглазая смотрела на нее, пока она задыхалась, и Джоанна вдруг осознала, почему именно аэрокинез был объявлен преступной способностью еще сотни лет назад. Воздух — основа всего живого. Способный повелевать им способен уничтожить весь мир взмахом руки.       Стало ужасно жарко, в ушах зазвенело, в глазах потемнело, ноги сделались ватными. Сознание ускользало вместе с кислородом.       Последним, что услышала Джоанна перед тем, как свалиться землю, был едкий голос:       — Хвала богине, Ломэхонгва, ты заткнула этих чертей…       Первым, что почувствовала Джоанна, когда очнулась, была ужасная тряска и стук колес. Неподалеку слышались голоса дикарей, которые окружили и захватили их неопределенное количество времени назад; тихо шелестели листья деревьев, щебетали птицы. Звук их миролюбивого писка натолкнул Джоанну на мысль о том, что ранние крики принадлежали вовсе не пернатым созданием, а были своеобразным шифром этой «миленькой» группки, которая, насколько она поняла из их разговоров, называла себя «хранителями мира». Лидером их мерзкой шайки была огромная женщина Нитта, чье настоящее имя она никогда бы не запомнила, которая упорно ассоциировалась с верзилой Сайжи из Иггаззирской тюрьмы и которая, как на вкус Джоанны, не была и вполовину настолько внушительной, как эльфийка-аэрокинетик (Хонгва? Ну что за идиотские у них имена!). Что ж, похоже, врагами она успела обзавестись даже здесь…       Кто-то толкнул ее в бок, отчего Джоанна мгновенно распахнула глаза — в них тут же ударил солнечный свет, отчего она зажмурилась и рефлекторно отвернула голову. Слева от нее лежал Картер, чей взгляд, устремленный на нее, был полон недовольства и разочарования.       — Это огромный провал, — пресно констатировал он. Джоанна поджала губы и зачем-то попыталась пошевелить руками, но вдруг обнаружила, что они были туго завязаны толстой веревкой.       — Вот же тупая сука, — раздраженно выплюнула она, хотя толком-то и не понимала, имела она ввиду Нитту, Хонгву или же ту же самую веревку. Гнев закипал внутри нее, и Картер, похоже, это почувствовал.       — Пожалуйста, перестань, — одернул он. — Чем больше ты с ними воюешь, тем хуже делаешь.       — Ты что, решил поиграть в миротворца?! — прошипела Джоанна.       — Я просто устал от необдуманных поступков, которые рушат все наши планы.       — Знаешь что… — она стиснула челюсти, так и не договорив, и попыталась пустить огонь по рукам, чтобы сжечь веревки, когда вдруг снова ощутила касание ветра по коже. Послышался глубокий голос Хонгвы:       — Лучше послушай своего приятеля. Не играй с огнем, если знаешь, что игрок из тебя никудышный.       Эльфийка восседала на белой лошади, которая шагала следом за тележкой («Все как в гребанных фильмах!»), и снисходительно смотрела сверху вниз. Джоанна мгновенно вспыхнула и, резко принимая сидячее положение, прорычала:       — Если ты не перестанешь нести этот пафосный бред, а вырву твой поганый язык даже со связанными руками!       — Не сможешь, — тонкие губы Хонгвы тронула самодовольная ухмылка, кажущаяся еще более зловещей в тени шлема-ящерицы. — Ты умрешь от удушья раньше, чем успеешь и пальцем пошевелить.       Она была права — и это злило еще сильнее. Джоанна еще никогда прежде не сталкивалась с настолько сильным противником, и это выводило ее из себя. Фыркнув, она откинулась назад, заваливаясь на спину и закидывая ногу на ногу, и тихо пробурчала:       — Я убью ее.       — Не сомневаюсь, — отозвался Картер. — Но только не сейчас. Дай мне передышку и время, чтобы подумать.       — Лучше сделай то, что умеешь лучше всего: выстави нас в их глазах как примерных мальчика и девочку и сделай так, чтобы они нас отпустили.       — Это будет сложно, если ты будешь пытаться убить всех подряд.       Джоанна вздохнула. Похоже, это и впрямь была не ее игра.       Время пролетело молниеносно, но в то же время тянулось ужасно медленно. Неожиданно послышался тяжелый, протяжный, громоздкий металлический скрип, который вынудил Джоанну напрячься и закинуть голову назад, чтобы увидеть хотя бы кусочек того, что происходило спереди: взгляд уткнулся в огромную каменную стену, простирающуюся высоко-высоко, в самое небо, что поблескивала в лучах солнца. И вдруг — голову накрыла густая тень. Они оказались в некоем проходе, где повсюду стояли другие дикари, в точно таком же облачении, и все они почтительно кланялись при виде отряда Нитты.       — Госпожа, куда вы их везете? — спросил кто-то.       — В тюрьму, — отозвалась женщина. — Они должны предстать перед судом старейшин.       — А что ж они такого вытворили?       — Слишком много болтали, — вмешалась Хонгва, и в ее голосе проскользнула угроза. Неизвестный говорящий мигом стих.       — Советую вам спрятать их, — сказал некто другой. Джоанне так и норовило выпалить что-нибудь уничижительно оскорбительное, но Картер то и дело предупредительно подталкивал ее коленом, мол, терпи, не реагируй; и ей действительно приходилось сдерживаться, хотя она и прислушивалась ко всем этим разговорам с предельной бдительностью.       — Это еще зачем? — пренебрежительно фыркнула Нитта.       — Боюсь, если народ увидит этих диковинок, они не доживут до суда.       — И слава богине. Эти ублюдки из меня всю кровь выпили.       — И все же, божественной мудростью и правом судить чужие жизни обладает лишь совет старейшин… Не возлагайте грех на душу невинных людей.       — Уговорил. Накройте их чем-нибудь.       Джоанна недовольно зашипела, когда на них опустилось огромное полотно, и завертелась, пытаясь отлепить тяжелую ткань от кожи, параллельно извергая поток ругательств в сторону дикарей, их придуманной богини, паршивых лошадей и совета старейшин, в котором наверняка сидели одни только маразматики и который наверняка придумает посадить их обоих на кол или что-нибудь еще этакое в духе извращенной грязной древности. Сколько бы красивых фильмов не снимали о той «волшебной эпохе», но каждый, кто проявлял хоть малейший интерес к истории, прекрасно знал, что это были страшные времена с чудовищными нравами, где людьми двигали безумные идеи и величии и славе, которые заставляли выжигать их целые города и рубить сотни голов.       Впрочем, вряд ли с тех пор изменилось так много…       Дикарь швырнул тяжелый рюкзак с такой силой, что Джоанна невольно пошатнулась, когда поймала его, и, выплюнув полное ненависти и отвращения «Заморские дьяволы!», с грохотом захлопнул стальную дверь. Тюремная камера замкнулась и погрузилась в полумрак.       — Вот же уроды! — Джоанна с силой швырнула рюкзак на пол, уже не особенно заботясь о сохранности содержимого — словно все это могло пригодиться им на этом паршивом континенте, в этом паршивом месте! Еще одна клетка: серая, пропахшая сыростью, поросшая паутиной и наверняка кишащая крысами, блохами и прочими паразитами. Здесь не было ничего, кроме двух тюфяков по разным стенам, жалкого подобия туалета из камня, прикрытого деревянной дощечкой, и окна со стальной решеткой — даже хуже, чем в Иггаззирской тюрьме!       — Джоанна, успокойся…       — «Успокойся»?! — она резко повернулась к Картеру, который от неожиданности замер, как вкопанный, злобно сверкая янтарными глазами, и проговорила: — Ты хочешь, чтобы я успокоилась?! Как по-твоему я должна это сделать?! Я же победила эту заносчивую суку — пошла на ее условия, — но она все равно притащила нас сюда! Мразь, просто мразь…       — Джоанна, — Картер вскинул руки в усмирительном жесте, — я понимаю, что ты злишься, но…       — Нет, ты не понимаешь! Если бы ты понимал, ты бы не успокаивал меня, потому что в такой ситуации нельзя просто взять и успокоиться!       — Можно, Джоанна, можно. Я тоже злюсь, но я держу себя в руках.       — О, ну поздравляю тебя! — она всплеснула руками и снисходительно прыснула. — Ты терпеливый, прекрасно; но я так больше не могу! Я уже натерпелась. Я вела себя спокойно, когда ты попросил меня. Я старалась игнорировать этих высокомерных ублюдков, старалась молчать, даже не смотреть на эту суку с каменным лицом, но ты даже блять не представляешь, как это сложно! Так что можно мне хотя бы здесь повозмущаться и не притворяться послушной пленницей?!       — Не говорю о том, чтобы «притворяться послушной пленницей», — возразил Картер, приближаясь к ней. — Я просто хочу, чтобы ты немного подумала…       — О чем я должна подумать? — Джоанна ощетинилась, сложив руки на груди, но все же поумерила свой пыл, позволив ему продолжить.       — Ну, смотри, — начал он и тут же замялся, бросив подозрительный взгляд на дверь за спиной Джоанны, после чего, чуть погодя, продолжил, более приглушенно и тихо: — Ты видела, какими стенами окружено это место?       — Видела, и мне это ничего не дало. В Дреттоне целых три стены.       — Да, и были они построены потому, что в прошлом через Дреттон проходили многие войны. Эти стены построили для того, чтобы защищать город от внешней угрозы. Может быть, и здесь есть, чего опасаться?       Джоанна хотела продолжить возмущаться, но все-таки остановилась, чтобы подумать. Рациональное зерно в этом действительно было. Вспылив, она, конечно же, первым делом подумала, что обвинить во всех мрачных гнетущих слухах, вьющихся вокруг Крайних земель, местных аборигенов будет правильнее всего, но теперь она засомневалась. Одно племя, если будет верным назвать это именно так, вряд ли могло создать такую чудовищную репутацию для целого континента. Нахмурившись, она скептически протянула, потому как нуждалась в почве для дальнейших размышлений:       — Например?       — Ну, например, здесь могут быть и другие люди. Или что-то посерьезнее… В любом случае, что-то мне подсказывает, что за этой стеной явно будет безопаснее, чем снаружи.       — Ну да, — Джоанна едко прыснула, — здесь мы хотя бы знаем, кто именно нас хочет убить… — Картер ничего не сказал в ответ: лишь мрачно вздохнул, демонстрируя полную растерянность всей этой ситуацией. — И что ты предлагаешь? Оставаться здесь? Лично я уже по горло сыта тюрьмами и всем остальным…       — Вообще-то, именно это я и предлагаю… Но только на время, чтобы все разузнать и подготовиться.       — У нас нет времени, Картер. Нас хотят засудить и убить.       — Убить нас хочет только Ниттоосью и ее отряд. Но суд может принять и другое решение…       — Ты вообще хоть слышишь себя?! — Джоанна с большим трудом удержалась от того, чтобы ударить саму себя по лбу. Все это звучало ужасно смешно, нелепо и жутко одновременно. — Здесь повсюду дикари в лохмотьях и с палками. Неужели ты думаешь, что они примут какое-нибудь толковое решение?       — Вот именно, Джоанна, они дикари, — проговорил Картер и в подтверждение своим словам кивнул. — Мы обогнали их в развитии на тысячу лет. И если нам удастся убедить их в своем превосходстве, все может обернуться в нашу пользу. Только нужно делать это мягко, осторожно и тактично, так…       — Так, как я не умею, — самокритично завершила она, хотя была уверена, что он собирался сказать совершенно не это. — И как именно ты собираешься это сделать?       — Я должен подумать.       — Тогда думай.       Джоанна издала тяжелый мученический вздох и, не думая уже ни об отвратительных условиях, в которые их поместили, ни о том, насколько в целом омерзительное и тошнотворное это места и вся эта ситуация в принципе, плюхнулась на тюфяк. Он оказался достаточно твердым на ощупь, поэтому она скомкала свою рубашку и подложила под голову, чтобы потом вдруг не проснуться с болью в черепе, и прикрыла глаза. Последняя вспышка гнева высосала из нее все оставшиеся силы, и ее с новой волной окатила усталость. Джоанна бывало и раньше не спала больше суток, но прямо сейчас чувствовала, что сон ей необходим, иначе она не сможет ясно соображать и уверенно сражаться. Более того, ей хотелось бы хотя бы на несколько часов отвлечься от этого кошмара, происходящего наяву.       Джоанне пришлось открыть глаза, когда Картер попросил ее подвинуться, чтобы лечь рядом, подложив под голову мастерку.       — Все будет в порядке, — тихо произнес он, и она почувствовала, как по ее телу прошлась легкая дрожь. Облизнув губы, Джоанна все же улыбнулась, так легко, непринужденно и благодарно, как не улыбалась, наверное, никому. Она знала, почему Картер говорит так — потому видел ее боль, страх, ее слабость. Одна мысль об этом сводила с ума, но она более не противилась своей уязвимости, только не рядом с ним. Глаза слипались, все тело сводило от усталости, но Джоанна не смогла сопротивляться своему желанию протянуть ладонь и плавно провести ею по его щеке. На коже — веснушки и несколько мелких, еле ощутимых шрамов; а глаза смотрят на нее так, словно она была самой бесценной вещью на свете. Джоанна вдруг осознала, что слишком сильно зациклилась на своих внезапно возникших амбициях и отвлеклась от самого главного, что у нее было. Семья, дом, друг, любовь, смысл — Картер был всем этим одновременно. Человек, который принял все ее изъяны; человек, с которым ее жизнь повернулась в совершенно иное русло.       — Конечно, — протянула Джоанна, прижалась к нему и зашептала в шею, глухо и непоколебимо, повинуясь какому-то иррациональному порыву: — Я хочу, чтобы ты запомнил кое-что… Ты — мой, а я — твоя. Я никогда от тебя не отвернусь, и пусть хоть весь мир горит огнем.       — Я знаю, — пробормотал он в ответ, обхватив ее рукой. Разумеется, он знал; и в его голосе не было ни раздражения, ни пренебрежительности — лишь смирение и спокойствие.       — И я, — Джоанна прижалась к нему еще сильнее, теперь касаясь кожи губами, — уничтожу всех, кто попытается встать между нами или сделает тебе больно.       Как же все-таки он был ей дорог, и как она боялась его потерять… Помниться, в Иггаззирской тюрьме она обещала самой себе больше никогда не поддаваться этим чувствам, не позволять им захлестывать себя; но теперь в этих опасениях не было никакой нужды. В огонь в ее сердце Картер подливал бензин и не позволял ему гаснуть ни на секунду, и потому Джоанна сама, добровольно топилась в этом чувстве. И пусть оно пьянит ее, пусть не дает ей покоя… У нее был жесткий принцип: врагов отсекать без раздумий, будь то голыми руками, сталью ножа или свинцовой пулей; но все свое — все то, что нашло пристанище в ее сердце, — хранить, как зеницу ока.       Она — мотылек, летящий на его свет; насекомое, жаждующее выбраться из сумрака и быть лишь с ним одним; ядовитый паук, готовый смертельно ужалить всех, кто посмеет приблизиться.       И он это знает, как никто другой.       День второй.       Джоанна проснулась из-за шума дождя и холодных порывов ветра, проникающих в грязную камеру сквозь незащищенное окно, — для летней поры погода была просто отвратительная. Первые минуты она старалась устроиться поудобнее и игнорировать назойливую прохладу, из-за которого ее ноги, казалось, словно обледенели, но быстро оставила эти попытки, когда поняла, что из-за отсутствия тепла ее погнало по-маленькому. Открыв глаза, Джоанна наткнулась на слепящие лучи восходящего солнца, неприязненно зажмурилась и, сонно кряхтя, выбралась из-под руки Картера. Тот перевернулся на живот, но продолжил спать, что позволило ей испытать мысленное облегчение от того, что ей не придется тяготиться смущением, когда она будет пытаться покорить этот «каменный трон», чтобы справить нужду. Джоанна подошла к этому весьма своеобразному туалету, поросшему мхом, со всплеском брезгливости ухватилась пальцами за деревянную крышку, рывком поднимая ее, и неожиданно обнаружила внизу журчащее течение воды — река. Как бы не провалиться. Метнув напряженный взгляд в сторону спящего Картера, Джоанна приспустила штаны с бельем и осторожно забралась на камень. Быстро сделала свое дело, оделась и — внезапно, пока завязывала шнурки спортивных штанов — озарилась идеей.       Внизу протекала река; высота до нее не такая уж и большая: метра три, возможно, — весьма привлекательный путь для побега. Нижняя часть отверстия, как на взгляд, достаточно широкая, чтобы туда пролез человек, но вот каменная надстройка в самой камере узковата. С другой стороны, и с ней можно справиться… Джоанна присела на корточки и принялась изучать камни, положенные один на другой. Скреплены, должно быть, глиной: материал не самый прочный, в любом случае. Нужно было что-то острое… Джоанна метнулась к рюкзаку и нашла там нож-бабочку — повезло, что дикари не стали копаться в их вещах, а забрали только то оружие, которое было у них непосредственно себе. Раскрыв его, она попробовала подковырнуть застывший материал кончиком лезвия, и ей удалось-таки за несколько минут отсоединить один камень, несмотря на то, что усилия пришлось приложить неслабые. Прекрасно. Джоанна позволила себе довольную улыбку и поставила камень на место, возвращая ему прежнее положение, а потом решила спрятать нож где-нибудь в камере, на случай, если дикари решат-таки одуматься и забрать их скудные пожитки.       Конечно, вчерашние рассуждения Картера она находила достаточно разумными и в целом была с ними согласна; но это вовсе не означало, что она вот так просто смирится и будет сидеть сложа руки — никогда! Свободолюбие было сильнее всякого здравого смысла; да и потом, запасной выход никогда не помешал бы.       Когда Джоанна вернулась на место, Картер уже не спал.       — Что ты там делала? — поинтересовался он, когда она присела на тюфяк.       — В озере купалась. — Ее язвительности Картер определенно не оценил. Джоанна вмиг посерьезнела и, наклонившись к нему, тихо произнесла: — Я придумала, как сбежать отсюда.       — Мне кажется, — он нахмурился, — мы с тобой уже говорили на эту тему.       — Я знаю. Но я не могу сидеть на месте, ты же знаешь… Да и потом, обходные пути всегда могут пригодиться.       — Может, ты и права… И что ты придумала?       — В этом туалете есть дырка. Она вполне широкая, чтобы пролезть в нее, а внизу протекает река. Если прыгнуть в нее, мы окажемся на свободе.       — Если прыгнуть в нее, мы окажемся в городе у дикарей, который окружен огромными стенами, и будем считаться беглыми преступниками, — укоризненно заметил Картер. — Это как-то не похоже на свободу…       — Сбежать из Иггаззирской тюрьмы тоже казалось невозможным, — парировала в той же манере Джоанна. В последнее время она слишком пристрастилась к тому, чтобы держать все под контролем, и его отсутствие теперь ужасно злило ее. Все шло совершенно не так, как она задумывалась; а Картер только находил в ее затеях все больше изъянов. — Но мы же сделали это. Чем это место отличается от того?       — Тем, что там мы хотя бы имели представление, с чем можем столкнуться. Здесь мы не знаем ничего. Да и потом, даже если мы сбежим отсюда, но что мы будем делать потом? Нам не на чем даже уплыть.       — Мне больше нравилось, когда ты слушал то, что я тебе говорю.       — Я слушал тебя, потому что ты рассуждала, как надо. Сейчас ты действуешь импульсивно. Ты и сама прекрасно знаешь, что мы ничего не можем сделать, но все равно рвешься вперед.       — Тогда ты мог бы остановить меня до того, как я начала «действовать импульсивно».       — Не мог, и ты это знаешь. Ты бы все равно сделала по-своему.       Джоанна хмыкнула и сердито скривилась. Нет, то, что он был прав, ее вовсе не злило — она и сама прекрасно понимала, какой у нее паршивый и трудный характер; ее злило собственное бессилие и невозможность повлиять на ситуацию, которая по ее же вине и дошла до такого состояния. Вообще, можно было сказать, что в Иггаззирской тюрьме ей просто повезло. Ее грубая сила, напористость и резкая, почти отчаянная предприимчивость идеально вписались в те условия; но в эти — нет. Это было совершенно другое место, полное других людей и имеющее другие нравы — и она в него не вписывалась. Хонгва была права: ей лучше не играть с огнем, если она и сама понимает, что игрок из нее паршивый. Так что же это получается: ей действительно нужно усмириться и позволить Картеру взять все в свои руки на этот раз? Несомненно, Джоанна в него верила. Она знала, как хорошо он умеет срабатывать, если ситуация того требует. И все же, мысль о том, что ей придется бездействовать, сводила ее с ума.       Все размышления пришлось мигом отставить, когда дверь камеры неожиданно открылась, и на пороге показалась женщина-охранник, в такой же дикарской одежде из коричневых лоскутов кожи и бледно-желтой ткани, как и остальные надзиратели этой тюрьмы, и, смерив Джоанну и Картера таким высокомерным, пренебрежительным взглядом, словно это они были отребьем, отставшим на целую ступень развития цивилизации, процедила:       — Поднимайтесь.       — Это еще зачем? — враждебно бросила Джоанна, нахмурившись.       — Вам пора предстать перед судом старейшин, — нехотя пояснила та и с нажимом повторила: — Немедленно поднимайтесь.       Джоанна с трудом подавила в себе желание ответить какой-нибудь едкой грубостью и, набрав полные воздуха легкие, поднялась, переступая через Картера. Тот тоже поднялся. Женщина надела на их руки железные кандалы — увесистые, даже пирокинез не применишь, — и велела шагать. Вывела их в темный коридор, пропахший сыростью (страшно представить, сколько всякой заразы здесь можно рассадить), и, заручившись помощью еще двух надзирателей, которые пристроились сзади, направилась куда-то вперед.       Джоанна готова была поклясться: еще чуть-чуть, и у нее заскрипят зубы от злости. Всю дорогу ее не покидала мысль о побеге; она шла и высматривала каждую деталь, которая подворачивалась на глаза, старалась запомнить каждую дверь, ступеньку и каждый поворот, через который они проходили. Кругом темно: по сравнению с обычными человеческими лампами, факелы — эти зажженные палки, смазанные каким-нибудь дерьмом, — давали света крайне мало; но никого это, похоже, не беспокоило. Повсюду рос мох и свисала паутина. Дикое место. И ведь эти люди наверняка думают, что у них лучшая жизнь… Отвратительно. Даже трущобы Пепельной пустошью кажутся роскошью на фоне этой груды камней и деревяшек, скрепленных глиной и навозом. Джоанна никогда не считала себя особенно привередливой. Все ее капризы, которыми она славилась, обычно происходили от простого желания повозмущаться ради возмущения — этакий протест — или же подействовать кому-нибудь на нервы. Но это место… Ее тошнило от каждого квадратного сантиметра. Она моментами бросала взгляд на Картера, но тому, похоже, было совсем не принципиально, в какой обстановке он оказался. Такой уж он: будет голодать и спать на сырой земле, пока ему не укажешь, что это какое-то варварство. Если бы в один день объявили, что можно ходить голыми, он бы, наверное, всю свою одежду выбросил… Хотя, возможно, Джоанна уж слишком преувеличивала этот его «добровольный аскетизм».       Примерно пять минут петляний по коридорам (как же ее раздражало, что в этом месте не было часов!), и надзиратели их вывели на спиралевидную лестницу, уходящую вверх. Поднимались под ней еще примерно минуты три. Джоанна понимала, что о таком базовом удобстве, как лифт (потому что в ее — адекватном — обществе лестницы в принципе существовали только из соображений о пожарной безопасности), и речи идти не могло, но все это время ей так и норовило, да так, чтобы вышло максимально укоризненно и презрительно, спросить об этом. Поднялись — а там еще один коридор. На сей раз не такой длинный, прямой, широкий, с металлической дверью в конце и одним единственным факелом. Света здесь вообще практически не было.       — Сейчас, — объявила та надзирательница, у которой Джоанна только сейчас увидела голубые метки на щеках (похоже, здесь только одни эльфы и были), — вы предстанете перед советом старейшин. Ведите себя достойно, если дьявольские отродья вроде вас вообще не это способны.       «Дьявольские отродья». Вопросы религии Джоанна обобщенно проходила лишь на уроках истории, еще когда училась в школе, но все равно помнила, что во всех конфессиях дьявол представлялся как некое великое зло, которое подстрекало людей к греху и правило адом, в который твоя «душа», если ты был человеком греховным, после смерти. Были же времена, когда люди верили в такую чушь… От всего этого становилось и смешно, и страшно. В прошлом религия, пока ее повсеместно не признали антинаучным бредом, была частой причиной войн — да, люди и впрямь убивали друг друга не за власть, деньги и оружие, а за какой-то абстрактный вымысел. И мало ли, что могло взбрести в головы людям, чьи умы были забиты такой пургой…       Надзирательница открыла дверь, и двое других ввели Джоанну и Картера внутрь, усадили на скамью подсудимых, огражденную решетками (хотя бы здесь были отголоски современности), заперли под замок и, поклонившись, удалились, закрыв за собой ту дверь. И если до этого «суд старейшин» казался ей каким-то пафосным названием (потому что здесь все перебарщивали с пафосом), но теперь была ясно, что он напрямую отражал реальную картину. Перед ними сидели пятеро стариков (совсем морщинистых, словно изюм, все седые и, что самое главное, эльфийской крови — двое мужчин с золотистыми метками, одна женщина с красными метками, и две других с зелеными) и одна женщина, которой на вид было точно не больше тридцати пяти. Ее присутствие Джоанну совсем сбило с толку: что она забыла среди всех этих пенсионеров? Кроме того, внешность у нее была… необычная, для этого места так точно. Она была одета в красное платье, струящееся до пола тяжелыми складками (впрочем, оно-то как раз и вписывалось в эту чудаковатую обстановку), носила ожерелье с рубинами — багровые, как вино, блестящие в свете факелов, — и волосы у нее тоже были красные. Глаза при этом золотые, как два солнца, ярко пылающие на фоне ее бледного, как молоко, лица. Уши, естественно, острые, эльфийские; и на щеках метки — белые. Джоанна таких еще никогда не видела. Весьма любопытно. Без всякого стеснения она вытаращилась на «красную» женщину, и та, поймав ее взгляд, изогнула свои тонкие губы в легкой ухмылке. Ее брови, тоже красные, как-то странно (то ли изумленно, то ли лукаво) изогнулись, и она уставилась на Джоанну в ответ. Во взгляде женщины было что-то магнетическое, но в то же время отталкивающее, поэтому Джоанна, закатив глаза, отвернулась, вальяжно откинувшись на спинку скамьи. Картер может делать все, что хочет, но она и вида не подаст, что всем этим хоть как-то обеспокоена. Пусть эти дикари не думают, что ее можно запугать.       Открылась еще одна дверь, которая находилась на спинами всех этих стариков и красной женщины, рассевшихся на стульях полукругом, — в комнате появилась Нитта с перебинтованными ладонями. Глубоко поклонилась, с глубоким почтением — а главное, со спокойствием, которого Джоанна от этой копии Сайжи совершенно не ожидала, — протянула: «Достопочтенные мудрейшие старейшины», — и заняла место за кафедрой, что стояла слева от скамьи подсудимых. Метнула в стороны Джоанны и Картера презрительный, враждебный взгляд, и снова повернулась к старикам.       — Если это все, — заговорила одна из старух, — тогда начнем же суд.       Джоанна почувствовала, как у нее что-то сжалось внутри. Стало вдруг так тошно и холодно, словно ее вывернули наизнанку и выбросили в сугроб. Если так рассудить, то над ней суд проводили такие же дикари. Пустоголовые, слепые и глухие, замасленные деньгами и бесстыжей ложью. В горле просел ком; Джоанна почувствовала, что ее вот-вот затрясет. Но это ведь все в прошлом, не так ли, с этим уже покончено, вдох-выдох, вдох-выдох… Картер пихнул ее коленом в бедро (большее, что он мог сделать, пока они были здесь) и тем самым вынудил вернуться в реальность. Тогда Джоанна поняла, что суд уже начался.       — Вчера я вместе со своим отрядом как обычно выбралась на утреннюю разведку, — рассказывала Нитта. — Признаться, я ожидала наткнуться на стаю проклятых волков, но вместо этого нам подвернулись эти демоны. Я велела им сдаться, но эта девушка, — женщина бросила на нее неприязненный взгляд, — принялась дерзить мне. Разумеется, я понимаю, что за морем совершенно другие обычаи, но я, как командир хранителей мира, имею право возмущаться, не так ли? — старейшины закивали; и только одна из них — та, что была с красными метками и сидела в самом центре, — как-то скептически нахмурилась. — А потом оказалось, что она дитя солнца. Кровь ее отравлена кровью дошапуров, но все-таки солнце ведь поделилось с ней своей силой… Я дала ей право сразиться со мной в дуэли. Сказала, если победит, они могут идти, куда хотят. Однако же она дралась нечестно. Применила белый огонь и покалечила. Затем они пытались оказать сопротивление, пока мы хотели схватить их, и, если бы не леди Ломэхонгва, кто знает, что бы они устроили… В общем-то, я считаю это личным оскорблением и требую справедливого наказания.       — Личное оскорбление, нанесенное госпоже, это серьезное преступление, — произнес один из стариков. — Карается оно от отрезания языка окаянного до отсечения головы от тела. Оцените, пожалуйста, тяжесть оскорбления, вам нанесенного.       — Боюсь, точных выражений не припомню, — Нитта мгновенно стушевалась. — Однако помню, что брани было много.       — А кто ж из нас не бранится на эмоциях? Мне кажется, будет правильнее судить данную леди за нечестный бой.       — Извольте, но нет, — заговорила старуха в центре. — Дуэль между детьми божественными считается нечестной лишь тогда, когда кроме магии было применено холодное оружие, о чем госпожа Ниттоосью не упомянула. Следовательно, такого не было.       — Помимо этого, — к обсуждению подключилась красная женщина, — вы сказали, что леди использовала белый огонь?       — Не думаю, что так важно, какой огонь она использовала, госпожа Хэкидонмуя, — недовольно заметил все тот же старик.       — Нет, важно, — пресекла та. — Белый огонь — необычный огонь. Прошу вас, продемонстрируйте его.       Джоанна уставилась на нее, как баран на новые ворота, когда женщина требовательно повернулась в ее сторону. Уж больно странным было все происходящее, и эти запросы… Она даже не была уверена, что у нее получится, это происходило как-то само по себе. Все, что она знала, так это то, что это происходило из-за излучения Каллипана. Но по сути, Каллипан ведь был рядом, так? Значит, наверное, должно было сработать. Джоанна нахмурилась и щелкнула пальцами — огонь и правда белый. Все присутствующие застыли в удивлении, и красная женщина оказалась особенно впечатленной. Ее золотые глаза пораженно блеснули, и она, затаив дыхание, протянула:       — Невероятно…       Джоанна погасила огонь и боком покосилась на Картера: тот тоже выглядел порядком озадаченным, хотя и знал причину. Да что уж там — она сама ничего не понимала! Но вот красная женщина, похоже, что-то знала…       — Поцелованная солнцем, — произнесла женщина. — Большая редкость в наше время. Мы не можем подвергнуть эту девушку суду. Она священна.       Какой же бред… Джоанне так и хотелось презрительно расхохотаться здесь и сейчас. Но с другой стороны, они, похоже, по своим каким-то надуманным причинам, решили помиловать ее, а значит, ей, возможно, стоило последовать совету Картера и не быть такой враждебной, хотя бы сейчас, пока все складывалось в ее пользу. Тем более, с ним все пока оставалось неясно…       — А что насчет него? — она кивнула на Картера.       — Ну, он ведь не поцелованный солнцем… — протянул прежний старик, как бы намекая, мол, с ним можно делать все, что вздумается. Этот непрозрачный намек возмутил Джоанну, и хотя она промолчала, Ки, похоже, все ясно увидела по ее взгляду.       — Зато он пришел с той, что поцелована солнцем. Думаю, мы можем выслушать то, что скажет он.       — Вы правы, — старуха с красными метками кивнула. — Прошу, сэр, скажите, если вам есть, что сказать.       Как же Джоанну коробило от этих странных обращений… Но Картеру явно было не до этих мелочей. Он глубоко вдохнул, перед тем, как говорить, но у него-то все было выверено заранее.       — Я знаю, что вам может быть сложно это понять, — Картер начал учтиво, но она все равно уловила в его голосе нотки иронии, — но вы должны постараться… Вообще, это довольно запутанная история, но если говорить по-простому… Там, за морем, — как же хорошо он схватывал их имена и выражения, — есть королева, послами которой мы являемся. У нее есть куча кораблей, множество оружия и огромная армия, которая, как вы уже, наверное, догадались, превосходим вашу в технологическом плане.       — Это угроза? — враждебно опустила Нитта. Картер поднял на нее холодный, снисходительный взгляд и пресно опустил:       — Нет. Я просто рассказываю так, как есть.       — Попрошу вас не вмешиваться, госпожа Ниттоосью, — строго бросила главная старуха. — Серьезные вещи рассказывает этот юноша. Последние заморские о таком не упоминали. Продолжайте, сэр.       Нитта уязвлено скривилась, и вид ее кислой мины не мог не порадовать Джоанну.       — Но тем не менее, у нас нашелся враг. Императрица, чья армия еще больше и сильнее. Она хочет завоевать и уничтожить весь мир, и эти земли тоже. Особенно эти земли. Потому что здесь спрятано мощное оружие, которое…       — Ересь, — тот противный старик не дал ему закончить. — Какая же ересь! Богиня милая, храни нас… От этих дьяволов всегда одни неприятности! Уж простите, госпожа Кокьянгвути, но сил моих нет это слушать. Всем давно известно, что заморские черти темны, как ночь, и мечтают нас поработить и уничтожить. Они нас за людей не считают!       — Разве вам не велели не вмешиваться? — сердито подхватила красная женщина. — Помолчите, пожалуйста. Итак, об императрице… Как она выглядит?       Картер как-то не решился отвечать на этот вопрос, и Джоанна понимала, почему. Он и так исказил все до безобразия, пытаясь подать все так, чтобы оно утрамбовалось в их ограниченные умы. Женщине пришлось продолжать самой.       — Она темна, как ночь, и рога у нее, как у дьявола, но волосы белые, как луна — остаток света в ночной тьме… Разве не так?       Джоанна почувствовала, как Картер вздрогнул; либо же это была она сама. Темная кожа, рога, белые волосы… Описание удракийцев. Описание Рейлы. Откуда красной женщине это знать?       — Так, — растерянно выдавил Картер, и у красной женщины, кажется, перехватило дыхание.       — Молитвы наши были услышаны… Наконец! — выпалила она. — Нельзя их судить, госпожа Кокьянгвути. Они — посланники света и спутники избранного.       Старики зашептались, а на Нитте лица не было. Джоанна понятия не имела, что происходит, но почему-то сильно разволновалась. «Нельзя их судить». У дикарей явно были какие-то свои фанатичные причины не делать этого, но Джоанну они не особенно интересовали. Главное, что все будет в порядке. Похоже, план Картера и впрямь сработал… Она его расцелует!       — Итак, — вновь заговорила главная старуха. Она повелительно вскинула морщинистую руку, и все замолчали. — По решению суда сия леди и сий сэр признаются невиновными, поскольку ими не был нарушен ни один закон нашего племени. Более того, они и вовсе являются неподсудными, поскольку это право, дарованное им всевышней. Прошу вас, назовите ваши имена.       Картер представил их.       — Благодарю. В таком случае леди Джоанна передается в попечительство госпожи Хэкидонмуи, по ее личной просьбе, а сэра Картера я беру на себя. На этом суд объявляется закрытым. Прошу освободить наших почтенных гостей и выделить им лучшие покои.       К скамье подсудимых тут же, возникнув из-за двери, пришла та тюремная надзирательница, которая и привела их себя. Перекинув в руках связку ключей, расстегнула кандалы — Джоанна тут же поспешила протереть затекшие и покрывшиеся грязью запястья — и выпустила их из камеры. Недовольная Нитта к тому моменту уже испарилась. Джоанна ждала, что сейчас их с Картером отведут обратно в камеру, где она сможет вдоволь повозмущаться и поизумляться одновременно (от всей этой ситуации ей было не по себе — она банально не понимала, что здесь вообще творилось), как вдруг к ней подошла красная женщина.       — Пойдемте со мной, — сказала она, глядя Джоанне в глаза — эти два золотых шара были до ужаса пронзительными, — нам нужно многое обсудить.       — А если я не хочу? — та и впрямь не хотела. Ее один вид этой притягательно-оттограющей особы вгонял в напряжение.       — Вам нужно.       — Зачем это мне нужно?       — Потому что вы — поцелованная солнцем. Вы не такая, как все остальные.       Это Джоанна знает. Ей об этом всегда говорили. Никуда не вписывается, везде, как обуза… Но это был не тот случай. Красная женщина смотрела на нее с восхищением и даже не скрывала этого.       — Пойдемте, — вновь повторила она. — Прошу вас.       Джоанна колебалась. Ее угнетало все, что происходило в этом месте, каждый его кусочек казался отвратительным, мрачным и враждебным, даже хуже, чем больница в Люммене или Иггаззирская тюрьма. И все-таки… Здесь на нее смотрели не свысока — напротив, словно это она была выше. Как же высок был соблазн выяснить, почему именно так… Джоанна посмотрела на Картера, но тот лишь пожал плечами. Он и сам был сбит с толку, а к нему уже присматривалась та старуха. Как же все это странно… И страшно. Страшно разлучаться в этом непредсказуемом месте.       — Я же потом вернусь? — недоверчиво протянула Джоанна, искоса посмотрев на красную женщину. Та кивнула — непоколебимо и уверенно — и в своей уже привычной манере, столь же пафосной, как и всех, но покрытой флером загадочности, произнесла:       — Вернетесь. С предначертанным нельзя разлучиться. А теперь пошлите.       Женщина не стала дожидаться невыбиваемого согласия и, схватив ее под руку, утащила за собой в ту дверь, из которой пришла и через которую ушла Нитта.       Джоанна впервые не почувствовала желания сопротивляться, и не знала, связано ли это с тотальным замешательством, или же с таинственной аурой этой персоны.