***
Рейла ворвалась в свои покои, расталкивая стражу, и захлопнула двери с такой силой, что те завибрировали. Она готова была разорвать в клочья всех и все, что попадалось на глаза прямо сейчас, и зашипела, разворачиваясь, чтобы метнуться к столу и хотя бы сделать глоток воды, в надежде, что он хоть как-то отрезвит и остудит ее; однако опешила, когда застала на софе Дамлу. Она сидела, словно высеченная из мрамора статуя, вальяжно, но в то же время изящно и элегантно закинув ногу на ногу и опершись правой рукой на подлокотник, облаченная в легкое белое платье, воздушными складками струящееся в пол, и каким-то странным, будто бы томным, лукавым, хитростным взглядом смотрела на нее фиолетовыми, точно два драгоценных камня, глазами из-под челки, уложенной по бокам. В любой другой момент Рейла была бы рада видеть ее, но только не сейчас, когда внутри нее бесновался самый настоящий лесной пожар, сотканный из чистейшей ярости и ненависти и готовый сожрать все на своем пути. — Что ты тут делаешь? — Я подумала, что давно не видела Ваше Величество. — Уходи, — шикнула Рейла, указывая на дверь, — сейчас же. — Ваше Величество чем-то расстроены? — Дамла растерянно нахмурилась и тут же выпрямилась, наполнившись беспокойством и, даже казалось, искренним интересом к ее делам. И все же, это было ни к чему. Рейла не собиралась мусолить эту тему, иначе взорвется от гнева. — Ты меня плохо поняла? — раздраженно выплюнула она, делая предупредительный шаг в сторону Дамлы. — Выйди вон! Любой другой на ее месте, при одном только суровом взгляде, брошенном Рейлой, тут же сунул свое упрямое любопытство куда подальше, подорвался, поклонился, извинился и поспешно удалился; но Дамла этого не сделала. Она смотрела на нее без страха — только с беспокойством и некой непонятной раздосадованностью, — а потом медленно поднялась и прошагала в сторону стола, подхватив фарфоровый кувшин, которого, что Рейла заметила только сейчас, до этого тут не было. — Не знаю, что Вас так расстроило, — проговорила Дамла, подвигая бокал, и принялась неторопливо наполнять его красным вином, — но я не хочу, чтобы Вы подвергали себя стрессу. Это ни к чему. Проблемы решаются не от того, что мы из-за них переживаем. Когда она говорила, время словно переставало существовать. Каждое слово она проговаривала медленно, но четко, точно своеобразную мантру, и голос ее был размерен и мягок, словно бархат, но в то же время глубок и пронзителен, нежно заползал в уши и застревал в голове, чтобы никогда оттуда не уйти; и все вокруг словно замедлилось — даже вино лилось подозрительно медленно, наполняя бокал совсем неторопливо. Рейла сама не заметила, как заслушалась и сконцентрировалась полностью на ее словах. Мысли о Немекроне и Каллипане остались где-то на заднем плане, огражденные мутным стеклом. Была только Дамла — и красное вино, стекающее по внутренней стенке бокала. — Вот, — сказала она, убирая в сторону кувшин и протягивая Рейле сосуд с алкоголем, — выпейте. Это поможет Вам расслабиться и унесет все Ваши тревоги. Она не знала, почему повиновалась Дамле, но все же сделала это. Отпив первых два глотка, Рейла подошла и опустилась на софу, закинув ногу на ногу и откинувшись к спинке. Звезды, ее терпения не хватало даже на то, чтобы растянуть этот бокал… Она опрокинула его залпом и уже пустой протянула Дамле, которая перехватила и поставила на стол, а потом оказалась за спиной у Рейлы, зачем-то перебирая ее волосы; а та и не шевелилась, пребывая в некоем подобии транса, и сверлила взглядом пустоту перед собой. Все вокруг вдруг стало каким-то… неправильным. Ей пришлось проморгаться, чтобы отогнать это странное чувство, и Дамла не смогла не заметить ее недомогания. — Вам нездоровится? — У меня голова раскалывается от того, что происходит вокруг, — мрачно буркнула Рейла в ответ, и тут же ощутила тяжесть чужих пальцев, что сквозь волосы принялись пробираться к ее вискам. Массаж не мог помочь ей так быстро, однако само тепло рук Дамлы принесло какое-никакое, но расслабление, и Рейла позволила себе прикрыть глаза, пока та, надавливая на кожу, совершала круговые движения подушечками пальцев. Она не знала, сколько времени прошло вот так, но в какой-то момент, не то под действием умелых рук этой танцовщицы, не то потому, что вино ударило в голову — хотя один единственный бокал точно не мог на нее никак подействовать, — ощутила необъяснимую, окрыляющую легкость внутри. Такое случилось впервые. Открыла глаза — и мир словно стал ярче, но в то же время казался каким-то далеким, незначительным… Была только Дамла и тепло ее рук. И, что бы с ней не происходило, Рейла знала: все это потому, что та была здесь.***
После неудачной попытки удракийцев добраться до Каллипана погода на Немекроне сильно разбушевалась. Несколько дней хлестали обильные дожди, свирепствовали грозы; но все-таки в конце концов все улеглось, и над стенами Гарнизона вновь воцарилось солнце, а воздух стал необыкновенно теплым, напоминая о том, что вот-вот должен был наступить апрель. Кармен ждал приятный утренний подъем. Первым, что с ней случилось по пробуждению, был поцелуй от Каспера, который в последнее время стал завсегдатаем ее комнаты по ночам, потом он рассказал ей о своем сне — там было что-то про погоню и происходило так много всего, что добрую часть спросонья ей просто не удалось осмыслить и переварить, — а затем она велела принести завтрак: две чашки кофе, тосты для Каспера и омлет с грибами для себя. И пока Кармен поглощала свой завтрак спокойно и не торопясь, тот уплетал свой за обе щеки и ни капли не смущался. Впрочем, она уже привыкла к тому, что у Каспера, зачастую, чувство стеснения и такта попросту отключалась и не подавало малейших признаков жизни. Такой уж у него характер. Ну или это просто воспитание — вернее, его отсутствие. Кармен в жизни не могла представить себе, что однажды так хищно вгрызется в этот несчастный бутерброд, — чем-чем, а манерами она пренебрегать не станет. Но все-таки, сегодня что-то было не так, как обычно. — Знаешь, — она, в конце концов, заметила вслух, — ты сегодня необычно веселый. — Я рад, — проговорил Каспер с набитым ртом и тут же поспешил проглотить, чтобы исправиться: — Я рад, потому что Рейла снова в ауте. А ты разве нет? Кармен непроизвольно потянулась за чашкой кофе, чтобы хоть как-то спрятать свою нервозность. Конечно, когда она, пребывая в напрочь разбитом состоянии после своего нервного срыва, получила новость о том, что удракийская авантюра с Каллипаном обернулась неудачей, была несказанно рада. Как сейчас помнила: в ту минуту с ее плеч словно свалился огромный груз, а с шеи сорвали удушающий жгут. Однако последующие непродолжительные размышления привели ее к выводу, что это была не настолько уж и счастливая весть — двухсторонняя, скорее, — и это подбило ее победное ликование. — Я рада любой неудаче этой омерзительной змеи, — жестко подвела Кармен. — Но все-таки, ты не думад о том, что если удракийцы не смогли ничего сделать с Каллипаном, то мы не сможем и подавно? — она наколола на вилку кусочек омлета и вопросительно, с налетом мрачного недовольства, посмотрела на Каспера исподлобья. Но тот только заулыбался, причем так коварно, что было ясно: он что-то придумал. Однако молчал. Кармен это не нравилось. — В чем дело? Почему ты ухмыляешься? — Я же сказал, — невинно парировал Каспер, пожав плечами, — я рад. — Нет, ты меня не понял. Я ведь сказала… — Я знаю, знаю. Но не беспокойся об этом. Я знаю, что они не смогли, потому что не учли один маленький нюанс… — Но его учел ты? — скептически продолжила Кармен и захлопала глазами, когда Каспер удовлетворительно кивнул, откусывая бутерброд. — Не может такого быть. Я знаю, что ты гений, но у Империи есть технологии, совершенней которых нет во всей Вселенной, а у нас… — А у нас есть один очаровательный гений, — самодовольно заключил Каспер. — У меня все схвачено. — Но как? Откуда? — Когда-то давно я попросил у Карстена собрать мне всю-всю информацию о Каллипане, которая известна Империи. Император Альтор, который изобрел его, стер все данные перед своей смертью, но кое-какие остаточные файлы все-таки сохранились. Ордену пришлось сильно попотеть, чтобы добыть мне все, о чем я просил. В общем, я все изучил, хорошенько обдумал и в итоге нашел ту самую лазейку, которую упустили прихвостни Рейлы. Он говорил быстро, а Кармен внимательно его слушала, мысленно недоумевая и удивляясь. Впрочем, наверное, ее могли привести в изумление многие вещи из области науки, потому как сама она к этому делу никогда не тяготела (учителя всегда ей говорили, что у нее склад ума не тот); но это уж точно не могло уложиться в ее голове. Кажется, Каспер даже колледжа никакого не окончил (потому что в Пепельной пустоши ничего подобного попросту не была), да и вообще, как он сам однажды признался, всем этим начал заниматься от скуки, а продолжил просто потому, что что-то понял и ему понравилось. Такое безалаберное отношение к делу — и какой потенциал… Наверное, будь Кармен маленькой девочкой, она бы такому позавидовала (Ей бы щелкать все, как орешки!), но в ее возрасте любой здравомыслящий человек прекрасно понимал, что у всех разные возможности и таланты. И все же, поразительно, что Касперу удавалось с такой легкостью постигать и даже превосходить высокие иноземные технологии. — И что это за лазейка? — без капли стеснения полюбопытствовала Кармен. — Объяснять долго, — уклончиво отозвался Каспер. — Да и потом… Я не уверен, что это и так уж и хорошо… — Но это ведь принесет нам успех? — Вероятно, да. — Вероятно? — она нахмурилась. Постоянная неопределенность раздражала ее до ужаса. — На девяносто семь процентов, что да. — Прекрасно. В таком случае, это безусловно хорошо. — А может, великолепно? — ехидно протянул Каспер, ухмыльнувшись и наклонив голову набок. — Бесподобно и невероятно, — смешливо опустила Кармен. — И все-таки, что это? — Пусть это пока что будет секретом, — Каспер снова принялся увиливать. — Я постараюсь подготовить более-менее приемлемый отчет и представлю его всем. — Так даже лучше, — покачав головой, рассудила Кармен, а затем добавила и при этом помрачнела, угрожающе сверкнув глазами: — Надеюсь, что это случится, как можно скорее, потому что я не намерена больше терпеть удракийских ублюдков на нашей земле.***
Две недели, проведенные взаперти в застойном воздухе на корабле, неволей напомнили Церен о тех временах, когда она была узницей в Императорском дворце. Нет, конечно, на привязи под замком ее никто не держал, — она могла спокойно передвигаться, куда пожелала, не заходя, конечно, за ворота, если на то не было дозволения отца-повелителя, и по большей части действительно была предоставлена сама себе, имея возможность заниматься почти всем, чем хотела: могла зачитываться книгами, смотреть какие-нибудь глупые мелодрамы, совсем не предназначенные для принцесс, если уж говорить прямо, закрываться в покоях и кружиться в одиночном танце под музыку, гулять по саду и наблюдать за звездами, занимаясь астрологией. Последнее занятие зачастую подвергалось критике и считалось антинаучным, но в то же время этой же самой наукой было вполне доходчиво подтверждено, что небесные тела и космическая материя как ничто другое влияли на жизнь человека, поскольку все живое и неживое было соткано из одной звездной пыли. В общем-то, у Церен была предостаточная свобода действий, но большинство из своих интересов дальше за пределы покоев она вынести не могла, ведь за этим непременно последовало бы какое-нибудь снисходительно-пренебрежительное высказывание отца, осуждение со стороны Каллана, который был готов цепляться за каждое слово Азгара, только бы угодить ему, и помимо прочего только и искал повод как-то уязвить Церен, и откровенная насмешка со стороны Рейлы, характер которой был отвратителен с самого ее рождения. Не попасть под их взор было невозможным: повсюду стояли камеры и сновали слуги, которые немедля докладывали Азгару обо всем, что делали его дети. Тень властного деспота-отца всегда нависала над ней и отравляла воздух вокруг. Церен вечно чувствовала себя белой вороной и от этого ужасно боялась, потому что видела, чего каждый незначительный просчет стоил Каллану. Ей приходилось вечно оставаться настороже и не высовываться, и была лишь одна единственная вещь в дворцовой жизни, которая радовала ее: праздники. И хотя каждое пиршество неизменно сопровождалось тем, что Азгар пытался подыскать своим детям выгодную партию, Церен все равно чувствовала невероятное облегчение каждый раз, когда во дворце проходило что-нибудь шумное и веселое. Облачившись в яркий, эпатажный наряд, нацепив на себя груду блестящих украшений, переливающихся в свете фонарей, и пустившись в пляс, она могла развлечься, отпустить напряжение и, ловя изумленные взгляды господ, которых поражала с виду бойкая и энергичная принцесса, почувствовать себя не настолько жалкой и смехотворной, как описывала ее собственная семья. Но так продлилось недолго. Лет так в четырнадцать-пятнадцать ее отношение ко всем этим праздникам изменилось в кардинально противоположную сторону, когда на одном из них генерал Хакан с торжественным самодовольством заключил, что столетние распри на Марруне были окончены, ведь солдатам Империи удалось найти последних членов свергнутой династии и истребить. И когда весь двор радостно — они радовались смерти людей — загудел, внутри Церен все перевернулось с ног на голову. Она смотрела на ликующие лица знати, слышала их разговоры, сочащиеся ядом и ненавистью ко всем людям во Вселенной, и ей хотелось разрыдаться. Все это было так чудовищно, так… неправильно… Но все, что она могла, это поддакивать всеобщему веселью, будто разделяла их монструозное мировоззрение. После этого Церен возненавидела любые праздники, которые случались при дворе. Она вздохнула, отстраняясь от круглого окна, за которым проносились космические просторы. Вся эта чернь и пустота словно открывала врата ко всем ее воспоминаниям, которые она не хотела ворошить. Последние три года она провела вдали от Императорского дворца. Сначала странствовала по колониям, осуществляя вместе с Рейлой какие-то проверки и месяцами проживая в резиденциях, а потом по приказу отца отправилась к Каллану на Немекрону, ну а там… И осталась насовсем. Немекрона стала для нее местом более родным, чем то, что традиционно звалось «домом», ведь, несмотря на настороженность немекронцев (которая, право слово, была обоснованной, пусть и удручала ее), именно там она смогла вкусить свободу и просто побыть собой. Наверное, от этого ей было так тоскливо: она только-только смогла вдоволь породниться с этим местом, как вынуждена была покинуть и отправиться на Рейенис. Не зная, чем еще отвлечь свой бушующий разум, Церен собиралась прилечь на кровать и в очередной раз перечитать все отчеты, которые ей ненавязчиво вручил Рансу, чтобы та была в курсе дела, но не успела она и шага в ее сторону сделать, как в дверь постучали, и с позволения Церен в каюту вошел как раз-таки Рансу. — Принцесса, — он поклонился, — мы вошли в границы солнечной системы Саньява. Приземление через полчаса. — Хорошо, — Церен кивнула. — Скажи слугам, чтобы начали собираться. — Будет исполнено, Ваше Высочество. Если на этом все, позвольте откланяться. Она вновь вяло покачала головой, и Рансу удалился, закрывая за собой дверь; а Церен пришлось глубоко вздохнуть, чтобы унять нахлынувшее волнение. Потом она метнулась к зеркалу и окинула себя оценочным взглядом: волосы уложены аккуратно, легкий макияж на лице успешно скрывает последствия протяжной изнуряющей дороги, а красное платье, перетянутое черным ремнем, пусть и выглядит совсем уж просто, но точно добавляет в ее облик нужную солидность и приличие. Ей совсем не хотелось бы опозориться перед королевой Марлой, которая, к тому же, теперь являлась самым влиятельным членом коалиции, раз уж смогла добиться суверенитета для своей родины. Полчаса тянулись в мучительном напряжении, но в то же время пролетели так молниеносно, что Церен и опомниться не успела, как за окном показались ребристые облака атмосферы. Встреча с королевой Рейениса была все ближе, а время неумолимо проносилось перед глазами, и вот, Церен уже стояла около дверей в сопровождении капитана Рансу, его солдат и солдат Ордена. Корабль пришвартовался с ощутимым толчком, и вот — двери начали опускаться, превращаясь в спусковой трап. Металл коснулся земли с гудящим звоном, и Рансу, выступив впереди всех, громко объявил: — Дорогу! Ее Высочество принцесса Церен! Будучи членом династии, Церен, само собой, привыкла к таким вещам, как торжественное представление, всеобщее поклонение и трепетные взгляды, и не относилась к ним, как к чему-то особенно, но теперь же ее объяло такое волнение, что ей пришлось сцепить руки в замок, только бы не было видно, как сильно они дрожали. Она пришла сюда не как третья дочь Император Азгара, пребывающая в вечной тени своих брата и сестры, и не как какая-то диковинка, на которую было принято просто глазеть, — она прибыла сюда как живой символ надежды, и это было действительно страшно. Одно дело — объявлять войну по трансляции, стоя в полутемном тесном помещении, а совсем другое дело — предстать перед целым дворцом. Величественность королевского дворца действительно вселяла ужас, хотя в то же время действительно поражала своей красотой и необыкновенностью — культура Рейениса действительно была уникальна, настолько, что вызывала дичайшее отторжение у ксенофобных властей Империи. Ни один из удракийских губернаторов никогда не занимал королевский дворец: они отдавали предпочтение мэрии на главной площади, которая была не столь вычурна и чужеродна; хотя строгая охрана здесь все же блюлась. Королевский дворец Рейениса, расположившийся в городе Мулладаар, представлял собой белое, отдающее легкой сероватостью многоэтажное строение с изогнутыми крышами, острия которых смотрели аккурат в небо, — кажется, такие крыши здесь называли доу-гун. Церен никогда не доводилось здесь бывать, но из различных статей она знала, что территория королевского дворца огромна: где-то говорилось, что путь от восточной ограды к западной занимает целый час быстрым шагом. Здесь был и гигантский сад с многочисленными прудами, и даже древняя (возрастом примерно с тысячу лет) молебна, затесавшаяся в одном из углов и наполовину развалившаяся, а также много чего еще. Путешествие по колониям Империи в свое время заставило Церен заинтересоваться культурами чужих цивилизаций, и она достаточно досконально знала многие из них, но только вот сейчас эти знания, за которые она так старалась зацепиться, чтобы хоть как-то рассеять тревогу, напрочь вылетели из головы. Впереди, встречая корабль, стояла в сопровождении своей свиты не кто иная, как королева Марла, величественный — как и все вокруг — вид которой заворожил Церен. Девушка, бывшая ее сверстницей, представляла собой типичную уроженку Рейениса с бледной, слегка желтоватой кожей, темными, как смоль, волосами и длинными острыми ушами, с которых свисали большие мерцающие серьги. На ее голове возвышался пышный пучок, закрепленный золотой заколкой, чем-то напоминающей языки пламени, которая, к тому же, была еще и своего рода королевской тиарой; а одета она была в охряное вафуку с вышитыми на нем черными узорами. Она стояла, сложив руки, спрятанные в больших рукавах, на уровне живота, и пристально смотрела на Церен, которая от напряжения распрямилась настолько, что у нее начала болеть спина. Подойдя чуть ближе, принцесса смогла рассмотреть лицо королевы Марлы: оно было худым, овальным и вмещало в себя всевозможную прямоту линий — припухлые губы, сложенные в прямую линию, прямой нос и прямые брови, слегка сведенные к переносице из-за яркого солнечного света. Взгляд ее темных глаз казался тяжелым, но в то же время беззлобным; в них, скорее, читался интерес и, возможно, волнение. Звезды, Церен не могла поверить, что эта особа, источающая такую уверенность, могла волноваться. — Ваше Величество, — подойдя к ней, принцесса по привычке начала кланяться, однако Марла мгновенно отдернула ее, мягко коснувшись рукой ее локтя. — Не нужно, — сказала она. — Похвально, что Вы не пренебрегаете этикетом, однако мы с Вами на равных, Ваше Высочество. Церен почувствовала, как у нее запекли щеки. Как же это неловко… Марла, похоже, заметила ее обескураженность, поэтому тут же поспешила добавить: — Извините, если я Вас смутила. «Еще хуже!» — пронеслось в мыслях у Церен, но она смогла взять себя в руки и, вздохнув, произнесла: — Нет, что Вы… Я просто немного устала с дороги. — Это понятно. Две недели на душном корабле кого угодно замучают. Давайте поступим так: Вы сейчас отдохнете, а затем, когда Вы будете готовы, мы с Вами пообщаемся. — Было бы замечательно, — Церен улыбнулась. — Благодарю. — Тогда пройдемте во дворец. Слуги принесут Ваши вещи чуть позже.***
Выделенные ей покои, как и все вокруг, было пропитано национальным духом Рейениса. Это было светлое, просторное помещение с высокими бледно-серыми стенами шаровидными лампами, свисающими с потолка — такие светильники было первым, что бросалось в глаза при попадании во дворец. Покои условно делились на две части — одну побольше и вторую меньше — с помощью шторы из крупных алых бусин. В первой части было достаточно пусто: это называлось минимализмом, но, в сравнении с роскошным убранством Императорского дворца, казалось бедностью, несмотря на уточненных вкус дизайнера, который занимался обстановкой этой комнаты. В самом центре стоял низкий прямоугольный диван, обитый кремовой тканью с вышитыми на ней белыми узорами в виде ветвей и цветов, рядом с ним — такой же низкий — располагался столик из темного дерева, на котором стояла только декоративная ваза с искусственным растением. На стене сбоку висел большой телевизор, под которым стоял миниатюрный комод, что пока пустовал, а по углам располагались искусственные деревья с каменных горшках. Окна закрывали жалюзи. Во второй части располагалась большая круглая кровать, застеленная кремовым, в тон обивки дивана, покрывалом, с наваленной сверху горой подушек, большая часть которых, с бахромой по краям, также несла сугубо декоративную функцию. Там же располагался единственный белый ковер, находился большой шкаф-купе с зеркалом во весь рост, и где-то в уголке затесалась узкая дверь, которая, как полагала Церен, вела в персональную ванную комнату. И все же, пока чувствовать себя здесь уютно не представлялось возможным. Принцесса с трудом смогла дождаться, пока слуги закончат заносить и раскладывать ее вещи, на что ушло по меньшей мере полчаса, и когда это наконец произошло, она закрыла за ними двери и припала к ним спиной с тяжелым вздохом. Ей определенно стоило меньше волноваться — даром что императорское воспитание научило ее держать лицо и до последнего не демонстрировать скребущихся на сердце тревог. Однако если так продолжится, ее самообладание рано или поздно попросту развалится по кусочкам. У Церен всегда были большие проблемы с тем, чтобы пересиливать внутренние страхи и выходить из зоны комфорта. Чаще всего это случалось ничто импульсивно, под влиянием момента, но здесь эта черта ее характера никак не могла пойти на пользу. Теперь Церен всегда должна была держаться уверенно, решительно и, возможно, жестко. Впрочем, бросая вызов Рейле и выражая желание изменить что-то, она знала, что так будет; но все-таки столкнуться с этим в реальности оказалось куда сложнее. Даже спустя год. Даже оказавшись в революционном сердце. Прошлое Церен давило на нее непосильным грузом, потому что каждый раз, когда она делала что-то, чего сама хотела, ей сразу вспоминались презрение и насмешки со стороны родни и то, как она покорно молчала, лишь бы только всего этого избежать. Церен привыкла до последнего избегать конфликтов. Она могла разозлиться, но злость ее утихала так же быстро, как и вспыхивала, и принцесса каждый раз искренне поражалась упрямству Каллана, Рейлы, королевы Кармен, покойного командующего Картера и многих других, кого знала… Этими людьми двигала самая настоящая злоба, ярость и страсть, и Церен это восхищало и ужасало одновременно. Возможно, она боялась гнева. Слушая, как ее называли «символом надежды», как говорили о том, что она способна менять взгляды и убеждения людей, а значит, и мир, принцесса упрямо отказывалась верить в это. Каждый раз подобные слова распаляли в ней тот самый огонь злобы, ярости и страсти, но каждый раз его тушило въевшееся глубоко в сердце сомнение насчет себя самой. Она не была такой непокорной и самоотверженной, как Каллан, беспринципной и жестокой, как Рейла, целеустремленной и прагматичной, как Кармен, и упорствующей и заведенной, как покойной командующий. Звезды, последних двух она была старше, но все равно чувствовала себя, словно трусливый ребенок. Будто затюканная лань или овечка, окруженная хищными волками. Нужно было что-то срочно менять. Одной ее хваленной доброты не хватит, чтобы закончить войну и сломить многовековую кровавую систему. Империя, даже под эгидой новых порядков, не примет такую мягкотелую правительницу, как она, а оставить это государство на растерзание бездушных чинуш и безумцев она не могла. Церен легла на кровать, но вздремнуть, как планировала изначально, у нее не вышло. К тому же, ровно в тот самый момент к ней снова заглянул Рансу, чтобы вежливо поинтересоваться ее самочувствием и сообщить, что Ее Величество позвала принцессу на ужин, где ее так же будут ждать двое представителей Ордена Дельвалии, направленных ко двору по личному приказу госпожи Ракель. Это совершенно не утешало. Церен обязана была предстать перед ними в лучшем свете и не дать им усомниться в том, что она была достойна возложенных на нее надежд. Как-то раз, на одном из дворцовых банкетов, принцессе довелось побеседовать с одной знатной особой, которая, в ходе их беседы (она уже даже не помнила, о чем та была), сказала что-то вроде: «Чтобы заснуть, сначала нужно притвориться спящим». Тогда Церен не придала значения ее философскому изречению, но теперь оно вдруг стало тем самым недостающим элементом, ключом к решению ее проблем. Нужно было притвориться сильной и суровой, чтобы стать таковой на самом деле.***
На ужин Церен пришла в платье серебристо-розового цвета, белых туфлях на маленьком толстом каблуке и множеством колец на руках, которые она надела совершенно иррационально и непроизвольно крутила все то время, пока одна из дворцовых служанок вела ее к обеденному залу. Зал этот, как и выделенные ей покои, был воплощением так называемого минимализма: светлый, просторный, с панорамными окнами, открывающими вид на одну из частей дворцового сада, освещенного золотистыми лучами постепенно уходящего за горизонт солнца, шарообразными бирюзовыми лампами, свисающими с потолка, и одним единственным длинным темным столом, который окружали стулья с белой обивкой, в центре. Марла, в небесно-голубом вафуку, сидела во главе стола напротив дверей и любезно улыбнулась, когда Церен вошла и поприветствовала ее, в последний момент удержавшись от того, чтобы поклониться. Помимо нее здесь сидело еще трое людей — одна девушка, рейенийка, через одно место (то было освобождено специально для принцессы) справа и двоеу удракийцев слева, обратить более пристальное внимание на которых Церен смогла лишь тогда, когда заняла выделенный ей стул по правую руку от Марлы. — Как Вы себя чувствуете, Ваше Высочество? — учтиво поинтересовалась она, жестом поманив слугу, чтобы тот наполнил бокалы какой-то розовой выпивкой. — После отдыха мне стало получше, — соврала Церен, улыбнувшись. Возможно, свежий воздух и светлая просторная комната и впрямь подействовала на нее благоприятно, но свое моральное состояние она вряд ли могла назвать удовлетворительным: принцесса была жутко напряжена, причем сильнее прежнего, потому что теперь ей требовалось прилагать определенные усилия, чтобы держать лицо и уверенность. И все же, оставить без внимания заботу королевы она не могла. — Благодарю Вас за гостеприимство. Должна сказать, королевский дворец Рейениса кажется очень непривычным после Императорского дворца и военного Гарнизона, — призналась Церен. — Но все-таки он очень красив. — Мне кажется, Вы преувеличиваете. Вы ведь еще ничего толком не видели. — Как знать… Во всяком случае, того, что я уже увидела, хватило, чтобы судить о здешней культуре. Она замечательна. «И мне жаль, что мои предки так жаждут ее уничтожить», — хотела было добавить она, но вовремя остановилась. Говорить о таких мрачных вещах сейчас было ни к чему. Марла пыталась оказать ей теплый прием, и Церен не хотела бы погубить все ее старания парой неосторожных слов. — Как королева Рейениса, я польщена, — искренне парировала Марла, а затем призадумалась, из-за чего на пару секунд возникла молчаливая пауза, и произнесла: — Что ж, думаю, стоит представить Вам всех остальных дорогих гостей. Женщина, что сидит слева от Вас, госпожа Ясемин, является моей ближайшей советницей и правой рукой. Она учтиво кивнула, когда Церен повернулась, и слегка приулыбнулась. Первым, что бросалось в глаза взгляде на Ясемин, был ее высокий лоб и, конечно же, бледная кожа: настолько, что на ней почти не осталось характерного желтоватого оттенка. У нее были мягкие, чуть приподнятые брови, большие темные глаза, отдающие каким-то мутным блеском, и шикарная, еще более высокая и сложная, чем у королевы, прическа, закрепленная несколькими серебристыми заколками с украшениями в виде сиреневых цветов; одета она была в белое вафуку, окантованное пурпурным в районе шее. Чем дольше Церен глядела на наряды рейенийек, тем сильнее хотела приобрести себе нечто подобное. — Эти двое молодых людей, — голос Марлы заставил Церен переключиться на удракийца с голубыми дредами и его соседку-полукровку с длинными острыми ушами, черными волосами и еле заметными рожками, которые были облачены в строгие черные костюмы, разительно выбивающиеся из общей обстановки, — не кто иные, как члены Ордена Дельвалии: наследник госпожи Ракель, господин Ивар, и госпожа Вивьен. Прежде, чем Церен посмотрела на них, они успели переглянуться и за одну секунду тысячу раз перемениться в лице, будто обладали телепатической связью, о которой них не подозревал. Если бы не смешанное происхождение Вивьен и слова Марлы, она вполне могла подумать, что те приходились друг другу братом и сестрой. — Для нас большая честь наконец встретиться с Вами, принцесса Церен, — слово перехватил Ивар, чем в очередной раз на мгновение вогнал ее в ступор. Орден столько всего сделал для нее, и теперь общение с его наследником казалось еще одним незаслуженно щедрым жестом. — Для меня тоже, — отозвалась она, но тут же поняла, что вышло это как-то косноязычно, и поспешила добавить: — большая честь познакомиться с вами. Орден оказал мне большую помощь в свое время, и теперь я надеюсь, что буду в состоянии отплатить вам тем же. Любезность, парочка обещаний и заверений и какой-то счет, который начинает вестись совершенно непроизвольно, — несколько из бесчисленных правил и нюансов дипломатии. Если поднапрячься и припомнить все, чему ее когда-либо учили, выходило значительно проще, чем пытаться импровизировать и разыграть какой-то дешевый спектакль. — Вашего желания бороться за нашу цель будет достаточно, — на сей раз вмешалась уже Вивьен. — И упорства в этой борьбе, конечно же. Либо Церен была слишком самокритична, либо в голосе девушки действительно была какая-то пассивная агрессия. Так или иначе, она решила не зацикливаться на этом и только ответила: — Это я вам гарантирую. Иначе разве решилась бы я бросать вызов Рейле и многовековым устоям? — Одно дело — заявить, другое дело — взяться за исполнение обещаний. Но теперь, когда Вы здесь, Вы сможете приступить к делу. Принцесса не знала, что ответить, и поэтому просто кивнула; но слова Вивьен продолжали крутиться у нее в голове. Она действительно дала множество обещаний, но ни одно из них так и не выполнила до конца. Ей действительно стоило немедленно брать все в свои руки и перестать разбрасываться словами на ветер. — Орден будет рад посодействовать любым Вашим планам, — слово снова взял Ивар. — Если Вам что-то понадобится, Вы всегда можете обратиться ко мне лично. — Конечно, — снова кивнула и снова почувствовала себя лгуньей и самозванкой. Двух недель на корабле в открытом космосе и несколько часов в королевском дворце помогли Церен осознать, что она совершенно была не приспособлена к чему бы то ни было и не была готова к «большой игре». В Гарнизоне у руля была королева Кармен: она выносила все решения, строила все планы и воплощала в жизнь свои замыслы, а ей оставалось либо вносить свою незначительную лепту (что чаще всего ограничивалось обычными эмоциональными комментариями), либо просто молча соглашаться. Здесь же все было по-другому. Теперь от нее ждали инициативы, решительности и предприимчивость на постоянной основе. А у нее и планов-то, не считая туманных представлений о почти нереальном будущем, не было. — К слову, — на сей раз в разговор вновь вступила Марла, повернувшись к Церен, — через несколько дней ко двору прибудет одна достаточно… — она замялась, подбирая подходящее слово, — экстравагантная и крайне важная особа, которая сильно жаждет познакомиться с Вами.