***
Врожденная жестокость — редкий дар. Айзелла привыкла считать, что поистине вознаграждена им была лишь она одна. Враги с трепетным страхом называли ее «душегубица», сочиняя десятки военных баек о ее кровожадности, которые, впрочем, искажали, гиперболизируя, реальную картину. Айзелла не знала пощады и милосердия. Айзелла не знала сожалений и вины. Айзелла не знала страха — почти, вернее сказать. Если ее каменное, черное сердце и билось, то исключительно ради Великой Удракийской Империи. Только ради нее Айзелла готова была отдаться полностью, только с ней делила печали — только с ней и с Великой государыней. Врожденная жестокость — очень редкий дар. Айзелла привыкла считать, что поистине вознаграждена им была лишь она одна, пока не встретила наследную принцессу Удракийской Империи, дочь Императора Азгара, девятого своего имени. Разумеется, ожидать податливости, слабости и непростительной чувствительности от наследницы столь могущественной державы не стоило; но Ее Высочество превзошла все ожидания. Отправленная на Немекрону командующая Айзелла стала свидетельницей ее беспощадной и жестокой политики в отношении непокорных умунту; ее коварства в отношении Лейта Рейеса, этого бесхребетного слизняка, и многих других. Видела, как принцесса Рейла без тени печали восприняла новость о смерти принца Каллана, который, несмотря на свое предательство, все же оставался ее братом, как с готовностью и решительностью заняла пост регента Удракийской Империи в час болезни отца-Императора, и как хладнокровно примирилась с его кончиной. Чуть позже провозглашенная Императрица не пролила ни слезинки по своей треклятой любовнице Карле (вряд ли эта грязнокровка-умунту заслуживала таких почестей, но все-таки), без промедлений казнила генерала Хакана, на глазах которого росла и которого считала своим ближайшим советником, и всех членов совета. Императрица Рейла считала человеческую жизнь чем-то вроде разменной монеты — не более того. Лишь Империя и трон занимали ее голову, лишь для них билось ее сердце. Никакой пощады. Истинная одаренная. Но не только жестокость была ее грозным оружием, но еще власть, не имеющая границ, за которую она цеплялась изо всех сил и за которую не гнушалась пролить океаны крови и обратить в ничто целый мир, принадлежащий ей. Жизнь Айзеллы тоже была императорской собственностью. Императрица могла сделать с ней все, что только взбредет ей в голову, и потому она так боялась. В последнее время состояние Императрицы было особенно нестабильным, что отмечали все придворные, некоторые из которых по личному приказу Айзеллы докладывали ей обо всем происходящем. После казни членов Совета Императорский дворец превратился в пристанище бесконечных праздников и пиршеств, которую, зачастую, не только не имели повода, но и попросту были абсолютно неуместны. Императрица развлекалась, как только могла, а в последние три недели обзавелась новой фавориткой: некой танцовщицей, представшей перед ней на одном из пиршеств, Дамлой. Этой женщиной она увлеклась серьезно, выделила ей просторные покои во дворце, определив статус фаворитки как официальный, регулярно одаривала ее всякими безделушками и, поговаривали, даже приказала мастеру Кудрету написать ее портрет, что казалось Айзелле слишком уж странным и чудаковатым — даже для Ее Величества, известной своими эксцентричными выходками на весь свет. Ввиду всех этих событий Айзелла, вопреки приказу, не слишком торопилась возвращаться в Кальпару. Больше недели она потратила на то, чтобы закончить все дела на Немекроне, хотя и могла расправиться с ними всего за пару дней, и предпочла самолично дождаться прибытия в Кретон командующего Мефнута, вступившего в должность губернатора. Еще неделю она потратила на то, чтобы добраться до Удракии; и все то время, что она провела в пути, ее не покидала мысль, что в Императорском дворце ее не ждет ничего хорошего. Тем не менее, встретил он ее относительно спокойно. Дворцовые слуги тут же принялись разгружать ее вещи, а Мерена, теперь назначенная хранительницей императорских покоев, вызвалась проводить ее вплоть до тронного зала. Назначение Мерены стало для Айзеллы неожиданностью. Она о нем ничего не знала, и потому могла предполагать, что оно произошло буквально на днях, ведь все новости из дворца доходили до нее только в конце каждой неделе, дабы сохранить систематизированность и не отвлекать людей от их будничных обязанностей. — Значит, хранительница покоев, — задумчиво изрекла Айзелла, сложив руки за спиной, пока они двигались по коридорам. — Как тебе удалось заполучить этот пост? — Вам, — с налетом укоризны поправила Мерена. Поскольку она шла сзади командующей, та не могла видеть ее лица, но представляла, каким недовольным оно сделалось прямо сейчас. — Проявляйте надлежащее уважение к моей должности, командующая Айзелла. — Ах, простите, госпожа Мерена! — язвительно протянула в ответ на, закатив глаза. — Уж не слетит ли моя голова с плеч за оскорбление вашей светлости? — Не вижу здесь повода для шуток, — продолжала в том же духе Мерена. — В отличие от некоторых в этом дворце, я получила расположение Императрице не за красивые глаза, а за преданность и годы верной службы. — Как и я, моя несравнительная госпожа, как и я. Та ей ничего не ответила. Все-таки, несмотря на все свои умения и таланты, Мерена так и не смогла овладеть искусством колкостей и едкий изречений. Оказавшись у кабинета (признаться, то, что Императрица предпочла встретить ее здесь, а не в тронном зале), Айзелла была вынуждена выждать некоторое время, пока Мерена зашла бы первой и объявила о ее визите, а затем вернулась, позволяя войти. «О, звезды, ниспошлите мне удачу…» — пронеслось в мыслях у командующей, когда она переступила порог, а двери за спиной со скрипом закрылись. — Ваше Величество, — она сложила руки перед собой и отвесила приветственный поклон, ощущая напряженную тяжесть в стене. — Наконец-то ты здесь, — отозвалась Императрица, положив на подлокотник руку, которой до этого подпирала голову, и бойко проговорила: — Не будем терять время на бесполезные фамильярности и приступим сразу к делу. Императрица казалась Айзелле слишком уж бодрой и энергичной, что выглядело подозрительно и немало напрягло ее — ровно до того момента, как она увидела у края стола наполовину пустой бокал вина. Что ж, видимо, слухи о ее пристрастии спиртному оказались более, чем правдивы: даже занятая делами, с самого утра, она уже налегала на вино. Взгляд Айзеллы переместился выше, и она, к собственному удивлению, обнаружила в кабинете еще одного человека: молодую женщину в малахитовом платье с глубоким декольте и вырезом вдоль ноги, которая опиралась на стену, сложив руки за спиной, и без всякого стеснения изучающего разглядывала командующую. На дне ее фиолетовых глаз плескалось что-то змеиное; но вовсе не это насторожило Айзеллу — а тиара, которую императорская фаворитка Дамла носила в волосах. Этот убор дозволено было надевать лишь членам правящей династии, коим она уж точно не могла являться. Здесь творилось какое-то безумие. — Извольте, Ваше Величество, — Айзелла постаралась говорить как можно более беззлобно, однако пристальный взгляд Дамлы не мог позволить ей оставаться абсолютно хладнокровной, — но я бы хотела поговорить с Вами наедине… Императрица тут же вскинула рукой в повелительно-требовательном жесте, снисходительно повела бровью и опустила: — Присутствие госпожи Дамлы не должно тебя смущать. Она знает все. «Змея», — так и хотелось выплюнуть Айзелле, но она этого, разумеется, не сделала. Вместо этого натянула улыбку, напоминающую скорее оскал, и любезно пробормотала: — Как Вам будет угодно. Нет, это было просто безумие! Айзелла не собиралась обсуждать важные государственные дела в присутствии той, кого видела впервые в жизни, — да это при том, что эта особа была просто какой-то там танцовщицей! Подобное было просто недопустимо. — Губернатор Мефтун уже приступил к обязанностям? — спросила Императрица. — Распорядился насчет создания зон интернирования? — Да, Ваше Величество, приступил. На момент, когда я отбывала, была доведена до конца планировка большинства концлагерей Кретона, Хелдирна, Ибирша и их округов, а сейчас полагаю, начался непосредственный процесс их формирования. В целом, на центральных землях южного континента все складывается довольно благополучно. — А что насчет остальных? Восток, запад, дальний юг? Север? — Север, вплоть до береговой линии, как известно, контролируется умунту под руководством Изабеллы Кастро. То же происходит и на южных землях дальше Золотых хребтов, ведь там, в Гарнизоне при Бурайе, осела немекронская королева. Все территории западнее Окулуса находятся под контролем капитана Йетер из Ордена, а в Пепельной пустоши так и вовсе царит полный хаос. Эти земли и своему-то правительству никогда не подчинялись, а уж нашим военным… В общем, пока ситуация на Немекроне складывается не в нашу пользу. Императрица неудовлетворительно вздохнула и задумчиво подперла голову кулаком, и Айзелла сама невольно нахмурилась. Ситуация в Империи действительно была критическая. Кругом восстания, междоусобицы и предательства, и было совершенно непонятно, как стоило выбираться из этой вязкой трясины. — Рано или поздно все непокорные склонят голову перед Великой Империей, — неожиданно произнесла голос Дамла. — Это лишь вопрос времени. Айзелла готова была захлебнуться от возмущения. Да как эта женщина, не имеющая никакого политического образования или опыта, посмела встревать?! Однако Императрица проигнорировала ее вмешательство, словно это было чем-то абсолютно нормальным. — Вопрос времени и усилий, если быть точнее, — процедила командующая. Все же, как ни крути, а ей хотелось уязвить эту выскочку, чтобы она вспомнила свое место. — Без усилий нельзя ничего добиться. Не нужно говорить о том, чего не понимаете. — Прекратить, — шикнула Императрица. — Дамла права. Придет время, и они все заплатят. Еще никогда в истории Удракийской Империи мятежникам не удавалось выходить из воды сухими. — Несомненно, Ваше Величество… Однако наши силы иссякают с каждым днем, и… — Это не имеет значения. Когда я заполучу Каллипан, уже никто не сможет стоять у меня на пути. Все это Айзелле очень не нравилось. Она знала, каков был нрав Императрицы: горячий, упрямый, непоколебимый и непробиваемый. Она пойдет по головам, чтобы добиться своего; но только вот сейчас она занималась ничем иным, как самообманом. Попытка заполучить Каллипан обернулась катастрофой, и вся эта затея с самого начала казалась попросту провальной. — Но сколько же еще нам ждать? Единственным ученым, который полностью разбирался в этом вопросе, был господин Сурран, но Вы… Приказали его казнить. Императрица вытаращилась на нее так, словно она была полоумной, и Айзелла невольно прикусила язык. Право слово, ей не стоило этого говорить. — Ее Величество поступили так, как нужно, — снова вмешалась Дамла. — Тому, кто не способен сослужить хорошую службу Империи, как того требует долг всех подданных, в чьих жилах течет удракийская кровь, не место в ней. Мелкие оплошности всегда приводят к большой катастрофе. Хорошо бы со всеми так поступать. Новая фаворитка Императрицы совершенно точно была ползучей змеей. Дерзкая, бессовестная и непочтительная. Айзелле было совершенно непонятно, почему та закрывала глаза на ее выходки, и она держалась из последних сил, чтобы не вспыхнуть. — Верно, Дамла, верно… — Императрица закачала головой, и в ее глазах сверкнуло что-то безумное. — Необходимо свести все изъяны с лица моей Империи. Этим ты займешься, Айзелла. Начнем мы с Удракии и Инджитава. Собери сведения обо всех чиновниках и военных командирах и передай их мне. Айзелле не нравились решения, принятые столь спонтанно, но разве она могла сопротивляться? На все ведь императорская воля. — Как прикажете. — Также, — объявила Императрица, — я вверяю тебе звание генерала и назначаю с этого дня главой Совета Удракийской Империи. Не подведи меня, а иначе лишишься головы. Раньше она могла быть несерьезна, говоря такие вещи исключительно для того, чтобы придать своим словам больший вес и подчеркнуть серьезность намерений, но теперь Айзелла не сомневалась, что это была не просто пустая угроза. Императрица, в случае чего, казнит ее без промедлений. И без разбирательств. Айзелла всегда ставила долг перед Империей превыше всего остального и готова была без колебаний отдать за нее свою жизнь, но вот теперь уже не была в этом настолько уверена. Умереть вот так, по императорскому капризу, ей совсем не хотелось. И все же, ничего другого, кроме как принять и молча проглотить услышанное, ей не оставалось. — Я Ваша преданная слуга, — заверила она, — отныне и до самого конца. Та ничего не сказала. Дамла, стоящая у стены, недоверчиво прищурилась, глядя на нее, но Айзелле теперь уже было не до фаворитки-дешевки. — Завтра мы отправляемся на охоту, — сказала вдруг Императрица, подразумевая, очевидно, себя и Дамлу. — Ты тоже с нами пойдешь. «О, звезды…» — подумала Айзелла. Ей потребовалось несколько неприлично долгих мгновений, чтобы усмирить вспыхнувшее замешательство и недовольство, а затем, натянув сухую улыбку, опустить голову набок и притворно-обходительно протянуть: — Ваше приглашение — большая честь для меня.***
Вообще-то, Айзелла любила охоту. Впрочем, судить о ней она могла только по воспоминаниям, оставшимся из детства, когда она вместе со своей матерью, командующей Румеисой, некоторое время гостила в доме дяди Халиля на Рейенисе. В то время запрета на охоту конкретно на той планете еще не существовало, и потому дядя частенько промышлял этим занятием. Айзелла смутно помнила, как там все было, но у нее точно отложилось в памяти обилие всевозможного оружия в доме Халиля: автоматы, пистолеты, ножи, дротики — у него был целый склад всякого добра. Разумеется, когда сестра приехала к нему, он просто не мог упустить шанса поохотиться вместе, ну а любопытная девятилетняя Айзелла тоже не смогла остаться в стороне. Халиль не одобрял этой затеи, но Румеиса считала, что закалять выдержку и хладнокровие нужно с малых лет. Конечно, за минувшие годы большинство детских воспоминаний стерлись из памяти, но вот образ жирного, мохнатого кабана, лежащего в луже собственной крови, которого застрелил дядя, она запомнила навсегда. И вовсе не потому, что испугалась — нет. Просто события того дня стали неоспоримым подтверждением того, что в ее сердце нет места жалости и состраданию. Но сегодня, находясь в зеленых, оживших после десятилетий тотальной экологической разрухи лесах Кальпары, Айзелла не испытывала того же энтузиазма. Сидя за левитирующим мотоциклом и сжав пальцами руль, она думала лишь о том, чтобы это бестолковое затейство поскорее подошло к концу и они могли вернуться во дворец. Важный вид Мерены раздражал ее, но и не вполовину настолько, как присутствие императорской фаворитки. Она бесконечно ворковала о чем-то с Рейлой, хихикала и, как неразумное дитя, требовала показывать ей все, что только приходило в ее дурную голову. Ну, а Императрица, конечно, не упускала возможности похорохориться. Показывала ей ружья, рассказывала, как следует охотиться, как определять пол и возраст животного по следам, и многое, многое другое. Благо хоть сейчас Дамла не носила эту дурацкую тиару и вообще — была одета в простецкий черный камзол, отчего не выглядела так неуместно вызывающе. Хотя, конечно, это не мешало ей вести себя, как пустоголовая кокотка. — А покажи мне, как он стреляет, — чуть ли не промурлыкала она, опираясь на руль мотоцикла, как будто на столешницу. Рейла повернулась к ней, красноречиво выгнула бровь и произнесла: — Если ты так хочешь… Дамла улыбнулась и кивнула, принявшись пристально наблюдать за тем, как та взяла ружье, спустила предохранитель и поудобнее положила в руки. — Смотри. Ей даже не нужно было целиться — выстрел, прозвучавший, как пронзительный хлопок, выбросил пулю точно в ствол одного из деревьев. Брови Дамлы изумленно взлетели вверх, губы растянулись в довольной улыбке, и она, выпрямившись и, радостно хлопнув в ладоши, усмехнулась. — Раньше я никогда не видела, как кто-то стреляет! Айзелла закатила глаза. Ее тошнило от того, что ей приходилось наблюдать уже второй день подряд. Право слово, даже перспектива смертной казни не казалась столь ужасающей, как Императрица и ее фаворитка. И дело не в том, что вчера Дамла бесцеремонно встряла в разговор, который ее, обычной танцовщицы, совершенно не касался, и даже не в том, что Рейла предпочитала ее сомнительное мнение проверенной годами верной службы репутации опытной командующей — в конце концов, это было ее право: решать, кому симпатизировать. Дело в том, как Императрица относилась к своей новой фаворитке. Айзелла не представляла, что именно сделала эта женщина, но та смотрела на нее так, словно Дамла воплощала собой все богатства и потаенные знания Вселенной, полностью поглощенная и глубоко очарованная и ее вызывающими образами (уж больно вычурно она одевалась для какой-то дешевки), и раздражающей манерой речи, и лисьими глазами. Айзелла находила некоторую иронию в том, что глаза этой змеи были насыщенно-фиолетовыми, словно символизировали траур по сгинувшему здравому смыслу. Но высказывать свое недовольство она, конечно же, не смела. Не хватало еще из-за какой-то дряни впасть в немилость. — Ваше Величество, — обратилась Айзелла, стараясь звучать максимально беззлобно, — не стоит стрелять просто так. Можно спугнуть добычу… — Не указывай мне, что делать, — огрызнулась в ответ та, раздраженно сверкнув глазами, когда обернулась. — Дамла попросила меня, и я не могла ей отказать, потому что, в отличии от оленей в лесу, она на весь мир такая одна. — Конечно. «О, звезды, ниспошлите мне терпения!» — Ваше Величество, — голос подала Мерена, которая до этого сидела тише воды ниже травы, сохраняя поразительную невозмутимость, словно все, что только происходило, не было зубодробительно обескураживающим и отвратительным. Хотя, возможно, Мерена вовсе и не испытывала к Дамле никакой неприязни, что было бы самым настоящим безумием с ее стороны, ведь все-таки, несмотря на свой занудный темперамент, она всегда казалась Айзелле вполне здравомыслящим человеком. Только если и сама — не попала под чары этой кобры. — В чем дело? — Я вижу след, — Мерена указала на тонкую тропу, уползающую в глубину леса между деревьев, и Айзелла, признаться, удивилась находчивости новоиспеченной хранительнице покоев, ведь до этого никто не замечал ее, прикрытую кустами. Рейла развернула свой мотоцикл и поравнялась с Мереной. Наклонившись вперед, она окинула углубления в земле критическим взглядом, призадумалась, уже выпрямившись, и изрекла: — Крупный, молодой олень — хорошая добыча. Прикажу устроить пир в его честь. Она поддала газу и рванула в лесную чащу; Дамла проследовала за ней; а Мерена с Айзеллой остались позади, как и охранники, которые всегда держались чуть поодаль. Айзелла не могла сказать, сколько времени они шли по оленьим следам, но это не продлилось долго. В какой-то момент Рейла начала замедляться, а потом и вовсе остановилась, а вместе с ней и все остальные. Командующая приподнялась и вытянулась, чтобы понять, что заставило Императрицу притормозить, однако та, едва только услышав, как металл мотоцикла тихо скрипнул под ее весом, повелительно вскинула руку, приказывая оставаться на месте. — Вот он, — сказала Рейла и едко добавила, снисходительно фыркнув: — Мой несчастный олень… Она аккуратно спустилась на землю, стараясь не шуршать валяющимися под ногами ветками и листьями; и теперь, когда фигура Императрицы не заграждала обзор, Айзелла могла воочию увидеть столь желанного тою зверя. Действительно — олень, молодой, но достаточно крупный и упитанный. Он скрылся на небольшой полянке — метр на метр — среди деревьев и беспечно жевал траву, даже не озираясь по сторонам: совсем не чувствовал угрозы, которая нависла над ним тяжелой тенью. Рейла сделала несколько шагов вперед и медленно подняла ружье, прицелилась и собиралась выстрелить, как вдруг — отставила оружие и повернулась к фаворитке, которая в это время завороженно, толком не двигаясь и только изредка хлопая глазами, наблюдала за развернувшейся сценой. — Дамла, — шепотом позвала она, — хочешь попробовать? — Я? — изумленно переспросила та. — Но я… А если я не попаду, и он убежит? — Попадешь. Слезай. Императрица протянула руку, чтобы за взялась за нее и спустилась. Айзелла, которая вынуждена была наблюдать за этим — звезды, этому безобразия нет названия! — вновь закатила глаза и тяжело выдохнула, с ужасом представляя, как она будет заниматься делами Совета, пока здесь вьется эта кокотка. Рейла вручила Дамле ружье и обступила ее сзади, накрыв ее руки своими, чтобы зафиксировать правильное положение. — Не дыши, — пробормотала она тихо, но вокруг было так беззвучно, что Айзелла смогла это услышать. — Не должно быть ни одного лишнего телодвижения… Выстрел. Олень испуганно подпрыгнул и озирнулся, однако свистящая пуля пронзила его шею раньше, чем он успел как-либо среагировать. Туша животного рухнула на землю замертво, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Дамла издала рваный вздох и обернулась к Рейле, которая тут же отставила ружье в сторону, на мотоцикл, и обхватила ее за талию. Та что-то пробормотала ей, нервно усмехнувшись, и, положив руки на плечи Императрицы, подалась вперед. Айзелле пришлось прикрыть глаза, чтобы не лицезреть этой омерзительной сцены; и открыла их она лишь тогда, когда услышала хруст веток: Императрица и ее фаворитка под руку направились к мертвому оленю, мило о чем-то воркуя. Командующая тяжело вздохнула, одновременно с этим чувствуя некоторое облегчение, ведь некоторое непродолжительное количество времени ей не придется становиться свидетельницей омерзительных нежностей этих двоих. Звезды, она готова была поклясться: если бы они решили совокупиться здесь и сейчас, ничто и никто не смог бы остановить их. Нет, более держать это в себе она не могла. — Да уж… — хмуро опустила Айзеллу, скосив глаза на Мерену. — Похоже, Ее Величество всерьез увлеклась этой женщиной. — Похоже, — пресно согласилась та. Ее невозмутимость все еще поражала командующую, и она не готова была просто смириться с этим. — И что же, мне интересно, вы, госпожа Мерена, — конечно, Айзелла не смогла обойтись без язвительной интонации, ведь мысль о том, что она должна была обращаться на «вы» к той, кто раньше кланялась в ее присутствии, тоже пока не укладывалась в голове, — думаете на этот счет? — Так ли важно, что думаю я, если это — личное дело Императрицы? Ее Величество сама решит, чем, с кем и когда ей заниматься. Мое дело — оставаться преданной ей и защищать то, что ей дорого. Даже если это и временное увлечение. Айзелла не смогла сдержать усмешки. Выходит, Мерена все-таки не лишилась рассудка — напротив, ее молчание и беспристрастность были ничем иным, как проявлением высшей степени благоразумия. Лишь следуя за зовом сердца Императрицы, в какие бы безумные дебри оно не вело, можно было сохранить свое положение. Выдержка Мерены в этом плане была поразительна. — Я вас поняла.***
После продолжительного отсутствия, пары недель при дворе хватило Халиту достаточно, чтобы осознать, что их нынешняя Императрица была явно не в себе — никак иначе объяснить еще одного праздника, который она устроила, было нельзя. Мало того, что обстановка в государстве и так не располагала к пышным празднествам, так еще и подобающего повода попросту не было: вся эта шумная возня возникла лишь из-за того, что Ее Величество изловила оленя на охоте. Теперь же рогатая голова животного на серебряном подносе, увенчанная душистыми нарциссами, украшала главный стол, в центре которого, с новопровозглашенной главой Совета Айзеллой и хранительницей покоев Мереной, восседала Императрица. Она медленно потягивала вино и притом умудрялась выглядеть так, словно это было самое скучное, унылое и тоскливое мероприятие на свете. Впрочем, о причине ее дурного расположения духа догадаться было не сложно. — Что-то не видно нашей достопочтенной госпожи Дамлы, — едко заметил Халит, подхватив со стола, нагроможденного закусками, лимонное пирожное. — Неужели змея наконец уползла обратно на Инджитав? — Если бы… — нахмурившись, отозвалась Рейхан. — Я видела ее сегодня утром. Она так самодовольна, что чуть-ли не летает по дворцу. — Еще бы, — Халит снисходительно усмехнулся и откусил пирожное, прожевал. — Рейла балует ее, как только может. Ни одна Императрица не удостаивалась такого внимания ни от одного Императора, как она. Не будет никому покоя, пока она здесь. Слышала о новом указе? — Каком еще указе? — Рейхан недоумевающе нахмурилась. — Рейла сказала Айзелле копать под всех чиновников, госслужащих и военных командиров. — И что с того? — А то, что она собирается устроить зачистку всех неугодных. А знаешь, кто это придумал? — Рейхан выразительно посмотрела на него, взглядом выражая немой вопрос, и Халит, дернув бровью, опустил: — Дамла. — Что?! — возмущенно воскликнула она, но тут же мысленно одернула себя, кривясь от собственной несдержанности, сдавленно прочистила горло, подозрительно озирнувшись по сторонам, и раздраженно пробормотала: — С каких это пор императорская фаворитка вмешивается в государственные дела? И откуда ты об этом знаешь? — В этом дворце ничего не остается тайным, — многозначительно парировал Халит, но тут же пояснил, видя, что Рейхан осталась неудовлетворенна таким ответом: — Все произошло в присутствии Айзеллы. Она была в таком бешенстве, что чуть не убила своего нового ассистента. Ну, а тот, конечно, понес это по слугам, и вот — все дошло до меня. — О, звезды, что же происходит… — Рейхан вздохнула и уперла руки в боки, недовольно качая головой. — И что — она даже ничего не сделает с этим? — А что она может, если такова воля Императрицы? Все мы знаем, что место в Совете — даже место его главы — не гарант безопасности. Наши судьбы находятся в руках Рейлы, а Рейла… Скажем так, ее состояние оставляет желать лучшего. — О, звезды… Вообще-то, над неминуемостью грядущей катастрофы Халит даже, пожалуй, злорадствовал. Ему давно осточертел императорский абсолютизм и текущие тиранические, шовинистские порядки, и он не мог не радоваться тому, что вся эта грязь начала пожирать сама себя. — Прошу, — схватив его за локоть, протянула Рейхан, — только не говори никому такое. Если кто-то услышит, эшафота ты не сможешь избежать. — Я знаю, Рейхан, я знаю… Не драматизируй. Я понимаю, что, где, когда и в чьем присутствии говорить следует, а что — не следует. Халит уж точно не собирался идти по следам своего троюродного дяди, чтобы повторить его незавидную судьбу. Гёк совершил большую ошибку, когда вступил в открытое противостояние Рейле и затеял государственный переворот, — правила игры в этом месте были другими и подчинялись одной лишь Императрице. Она была главной фигурой на игральной доске, и победить ее, слепо идя напролом, не представлялось возможным. Действовать нужно было осторожно, расчетливо, взвешивая каждый свой шаг и не забывая о том, что в мире, где каждый борется за собственные амбиции, побеждает лишь хитрость и беспринципность. Так Халит и собирался поступать: он не будет искусственно раздувать огонь, который и так вспыхнул, чтобы тот не сожрал его, но будет аккуратно, по капле подливать масло, а затем — отступать, чтобы не обжечься и остаться вне подозрений. И — неожиданно — такой шанс представился именно сейчас, ведь к ним приближался не кто иной, как сам верховный жрец Таргарис. — А теперь походи где-нибудь, — буркнул Халит, наклонившись с Рейхан. — Мне нужно поговорить с этим престарелым господином. — Только не взболтни лишнего, — сукоризничала та, но все же ушла. Халит вздохнул, сложив руки за спиной, покачнувшись с пятки на носок, натянул приветливую улыбку и направился навстречу Таргарису, который, в силу своего возраста, не мог передвигаться так быстро, как хотелось бы. — Верховный жрец, — приветственно опустил он, отвесив легкий поклон. — Господин Халит, — проскрипел тот. — Не ожидал увидеть вас на подобном мероприятии. Мне казалось, что таким зрелым людям, как вы, нечем заниматься та таких вот… свистоплясках. — Вы правы, — согласился тот. — Здесь ужасно шумно, и у меня раскалывается голова. Однако Ее Величество сама пригласила меня, и я не могу уйти просто так. — Сама пригласила? — удивленно протянул Халит. — Могу я узнать, зачем? — Она написала, что хочет, чтобы я собственными глазами увидел, как она выразилась, «бриллиант двора». — И что это за «бриллиант» такой? — Госпожа Дамла, что же еще? — Ну да, конечно… — Халит не смог сдержать снисходительной усмешки. Вся эта ситуация с этой фавориткой доходила до абсурда, и, что самое странное, на то, чтобы это произошло, потребовалась всего-навсего та же самая пара недель. — Эта коварная обольстительница целиком и полностью захватила внимание Ее Величества. Боюсь, такими темпами мы придем к тому, что в Удракийской Империи будет две Императрицы. — Ну что вы, не преувеличивайте. Наша Императрица, хвала звездам, не безумна и не допустит такой беды. — Все случается в первый раз. Ее Величество, как известно, самая настоящая новаторша. Он разрушает старые порядки и создает новые. Императорский двор уже давно не тот, что был раньше. От Халита не укрылось, как Таргарис разнервничался после его слов. Разумеется, в силу своего возраста верховный жрец мог закрывать глаза на многие выходки Императрицы, имея вполне себе благоразумное желание прожить спокойную и безбедную старость, но все-таки, он был заядлым консерватором, для которых Рейла представляла угрозу не меньшую, чем для оппозиции. Своим эгоизмом и убежденностью в том, будто ей все дозволено, она настроила против себя обе стороны, и одна из них, рано или поздно, грозилась сожрать ее. — И все равно, я сомневаюсь, — покачал головой Халит. — Традиции — это опора нашей Империи. — А императорская власть — сила, которая не имеет границ. Нервозность верховного жреца становилась все более явной. Злорадство Халита росло вместе с ней. Внезапно свет, который и до этого оставался приглушенным, погас; в толпе прошелся недоумевающе-взволнованный шепот; затем послышался тяжелый металлический скрип; и, наконец, вспыхнули красные неоновые огни. Посреди зала возникла небольшая сцена, обрамленная подсветкой, а в центре ее — девушка, облаченная в длинную алую юбку и такого же цвета топ с воздушными, полупрозрачными рукавами. Ее серебристые волосы были заплетены во множество мелких косичек, увенчанные золотым головным убором, отдаленно напоминающим извивающуюся змею. Забавно, но именно эта деталь заставила Халита понять, что эта особа была императорской фавориткой Дамлой. — А вот и тот самый «бриллиант двора», — буркнул он, слегка наклонившись к Таргарису, который поначалу растерялся от столь резкой смены обстановки. — Наслаждайтесь. Руки Дамлы завились, словно две кобры, когда послышался тихий напев зурны. Брякнул дутар, глухо хлопнули ударные — она вскинула их кверху и плавно опустила вниз, сводя к центру. Затем снова, и снова, сделав несколько шагов вперед. Когда грянул скрип рубаба, размеренно закачала бедрами, раскинув в стороны лукаво извивающиеся. — Теперь видно, чем эта женщина завлекла нашу Императрицу… Она красиво танцует, — наблюдательно, как казалось ему самому, протянул Таргарис, на что Халит красноречиво закатил глаза — благо, в темноте, которая окружила сцену, никто не мог увидеть его недовольной реакции. — Если бы дело было только в этом, миром правили бы танцоры. Звучание инструментов вскоре слилось в одну громкую, бойкую, тревожно-ехидную мелодию, в такт которой Дамла зазывающе закачала бедрами, затрясла плечами и притом — пристально смотрела вперед, на Рейлу. Халит рефлекторно проследил за ее взглядом и, хотя до главного стола доходило не так уж и много красного мерцания, увидел, как на лице Императрицы возникла еле уловимая ухмылка, и как дико, опасно, вожделеюще засверкали ее глаза. Она точно была не в себе, и эта пляшущая змея была ее помешательством.***
Рейла так напилась, что теперь с трудом могла вспомнить, как оказалась в покоях. Голова шла кругом, в ушах звенело, лоб покрылся испариной — настолько, что она ощущала этот пот, собравшийся вокруг корней волос и крупными каплями медленно-медленно, леденяще и обжигающе одновременно стекающий вниз. Кажется, она перебрала… Нет, она была вполне уверена, что перебрала. И пусть ее не тошнило, но Рейла четко осознавала желание вырвать все, что в ней было, лишь бы только избавиться от этого помутнения. Нужно было встать, добрести до уборной, понадеявшись, что ей посчастливится не свалиться без сил прямо посреди пути, и тогда дело будет сделано. Но встать… Как же сложно было встать, звезды! Как она вообще попала сюда, в какой момент шум застолья сменила тишина и полумрак покоев?! Голова от всех этих мыслей просто раскалывалась. Рейла сдавленно выдохнула и чуть наклонилась вперед, пытаясь привстать, то чье-то легкое, но в то же время требовательное касание вернуло ее на место. Кажется, что-то полилось — об этом свидетельствовал журчащий звук, раздавшийся совсем рядом. «Кто здесь?» Рейла думала, что она задала этот вопрос вслух, но на самом же деле из ее рта не вылетело ни звука. А потом чья-то теплая рука дотронулась до ее собственной, в то время как другая — вложила бокал. Рейла с трудом держала его, но ей помогли поднести к губам. В нос ударил резкий запах алкоголя. Право слово, ей не стоило этого делать, точно не стоило, она ведь и так перебрала… Но противостоять этой силе физически невозможно было, и потому она сама выхватила бокал, быстро опрокинула, мгновенно опустошив, и швырнула его на пол, не заботясь о том, что стекло разбилось вдребезги и повсюду наверняка разметались осколки. Сердце вдруг забилось, как бешеное, а дышать стало невыносимо сложно, отчего Рейла непроизвольно вцепилась в обивку, шкрябая ногтями. Это было отвратительно. Это было ужасающе страшно. Словно сама смерть нависла над ней. Она сдавленно хрипнула и схватилась за горло, — воздуха не хватало, воздуха не хватало! — зажмурилась в надежде прогнать это ощущение. Но оно не уходило, оно не уходило, оно не уходило, оно не… Оно ушло? Рейла вдруг ощутила несравнимое ни с чем облегчение и умиротворение, которое, признаться, сначала сбило ее с толку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что сердце уже не колотилось так громко, что закладывало уши, а дыхание — выровнялось и стало совершенно беспрепятственным. Она почти всхлипнула, когда убрала руку от шеи, и откинулась на спинку софы, вяло усмехнувшись. Ей не должно быть смешно, но она хотела смеяться во весь голос, а потом подскочить и закружиться… Звезды, ей было так хорошо, так отрадно! А потом она снова ощутила тяжесть — но не внутри, а снаружи. Кто-то залез на нее, прижавшись к ее бедрам. Теплая ладонь коснулась ее лица и вынудила податься по направлению вперед. — Рейла… — томно прошептал женский голос. Ее обдало горячим дыханием и сладким ароматом вишневого парфюма. Не было сомнений в том, кто был сейчас перед ней. — Дамла… — отозвалась она, прикрыв глаза на мгновение. — Моя прекрасная Дамла… Теплая рука скользнула вдоль ее щеки и кончиками пальцев коснулась губ, отчего Рейла вновь усмехнулась. Дамла принесла ей покой даже тогда, когда она не подозревала о ее присутствии. Дамла, женщина-дурманящее-вино, Дамла, целительное-и-ублажающее-успокоение… — Скажи это снова, — протянула, почти шипя, она. А рука плавно сползла вниз и мягко легла на шею. — Дамла… — И снова… — Дамла… Дамла, Дамла, Дамла… Рейла не видела ее лица в кромешном мраке, но знала, что оно, подобное Солнцу, Луне и звездам, губительно-притягательное, как пустота черных дыр, без всяких сомнений, прекрасно, как и все остальное. Пронзительные, точно спрятанные в самых мягких ножнах смертоносные мечи, лиловые глаза, и прямые брови, приподнятые в перманентном лукавстве, и точеные скулы и прямой аккуратный нос, и пухлые алые губы, и изогнутые с раритетным изяществом, пронизывающий весь ее совершенный образ, рога, и вьющиеся лунные волосы — все, все в ней прекрасно. Имя ее подобно заливистой музыке, которую хочется переслушивать вновь и вновь, вновь и вновь… — Дам-ла, — Рейла повторила по слогам. — Нет ничего прекрасней твоего имени. Слово, которое может быть использовано лишь во благо… Дамла провела рукой вдоль ее шеи и остановилась в ямке между ключиц, требовательно мурча: — Что еще? — Ты совершенна, Дамла. Абсолютно, без сомнений. Мое наваждение… Ради тебя я весь мир предам огню и утоплю в море крови. Ради тебя… Рейла сдавленно выдохнула и зарычала, когда ее теплая рука вновь оказалась у нее на шее и чуть сжала. Подобная выходка была непростительна — но только не для Дамлы, только не для Дамлы… Рядом с ней вся Вселенная покажется ничтожной мелочью. Это больное чувство. Это опасное чувство. Это дикое чувство. Это невыносимое чувство. Это страшное чувство. Это возбуждающее чувство. Рейла резко схватила ее за запястье и дернула в сторону, скидывая с себя, отчего та, неожидав, сдавленно айкнула. Она попыталась приподняться, но Рейла оказалась проворнее. Забравшись на Дамлу, она сжала ее руки и сама прижалась всем телом, окончательно прибивая к софе, чтобы затем наклониться и ядовито прошептать на ухо: — Ты — моя. Та дернулась от ее щекочущего дыхания и резко согнула ногу, втиснув меж ее бедер, и Рейла непроизвольно выгнулась. Возбуждение прошибло ее тело подобно тому, как пуля пробивает висок, а грудную клетку — меч. Она усмехнулась и укусила ее за шею, от него Дамла издала громкий дрожащий вздох-полустон, а затем добавила: — А я — твоя.