***
Полчаса назад Джоанне пришло сообщение от королевы с требованием немедленно — причем, это было требование до того настойчивое, что она через текст могла ощутить нетерпение Кармен, — выслать запись разговора с Линтоном, что Джоанна и сделала; а затем, четко понимая, что Кармен собралась устроить ему нехилую взбучку, направилась к ее кабинету, надеясь застать момент его позора и поражения. Так и случилось: Линтон объявился совсем скоро, идущий неспешно, расслабленно: видимо, совсем не подозревал, что его ждет. Джоанну он не увидел, ведь та притаилась за углом, и она позволила себе злорадную улыбку, когда услышала, как за ним закрылась дверь. Джоанна понятия не имела, что именно происходило в кабинете Кармен, однако та кричала так громко, что ее голос был слышен даже в коридоре. Она была в бешенстве, а Линтону явно пришлось несладко. Джоанна ждала его в конце коридора и была приятно удивлена, когда застала его в таком состоянии, в котором уж точно никогда не видела. Линтон был растерян, подавлен и пребывал где-то в своих мыслях, неторопливо передвигая ноги и смотря на в пол невидящим взглядом. Он был сокрушен. Однако Джоанна знала: он одновременно не стыдился не чувствовал вины. Единственная причина его разбитого состояния — это осознание непростого положения, в котором он оказался, и последствий, что настигнут его уже совсем скоро. Вероятно, он бы так и не заметил ее присутствия, если бы Джоанна сама о нем не оповестила. — Доброе утро, сенешаль Карраско, — протянула она с издевкой и медленно, чуть подпрыгивая, выдвинулась ему навстречу. Если честно, Джоанна предпочла бы и дальше стоять там, где и прежде, и наблюдать за тем, как Линтон растерянно бродит туда-сюда. Она уничтожила его, и только одна эта мысль доставляла немыслимое удовольствие. Впрочем, если сейчас она немного потешится на ним, это будет в разы отраднее. — Хотя, наверное, теперь мне лучше называть тебя просто «Линтон»… Линтон остановился и поднял на нее голову, глядя исступленно и не мигая. Джоанна ухмыльнулась, смешливо фыркнув. Даже ответить ей не мог… Так значит, она права? Он лишился своей должности? Джоанна в этом, признаться, сомневалась. За такие выходки любого уже гнали бы куда подальше, но Линтон — случай особый. Он изворотлив в той же степени, в которой горделив и самоуверен, и вряд ли сместить его так просто хоть кому-то под силам. Да и потом, королева Кармен и сама к нему слишком снисходительна. От любви до ненависти один шаг, конечно же, но иногда ступить бывает очень сложно. В любом случае, Линтон и так явно досталось. Ей же остается только подтрунивать и злорадствовать, наслаждаясь тем, как метко выстрелила. — Я тебя предупреждала, — продолжила Джоанна в прежней ехидной манере. — А ты меня не послушал. Что ты там говорил? Никто не может стоять у меня на пути… — передразнила она, качая головой. — Ну, что? Кто теперь победил? Линтон вздохнул, закатил глаза, сложил руки за спиной, предавая своей позе совершенно не убедительную внушительности и уверенность, и наконец нашелся со словами — ядовитыми и раздраженными, что только подтверждало его уязвленное состояние. — Поздравляю тебя, Джоанна. Ты оказалась умнее, чем я думал. — Это ты оказался тупее, чем думал, — презрительно фыркнула она, закатив глаза. Прямо сейчас его гордость и упрямство были неуместны и просто смехотворны. — Все кончено, Линтон, и ты сам в это виноват. Смирись. — Это ты-то будешь учить меня смирению? — снисходительно опустил он. — Ну, должен же кто-то вправить тебе мозги… — Ты зря радуешься. Я все еще сенешаль. — Тебе же хуже, — парировала Джоанна, бесцветно дернув бровью. Не то, чтобы это ее расстроило, вовсе нет: все-таки, это было довольно предсказуемо… Но ведь было еще кое-что, что она припасла в качестве «запасного плана». Это была грязная — очень грязная — игра. Она уже заложила для нее фундамент, который, вроде как, пока держался достаточно прочно, чтобы она оставалась вне подозрений. Да только вот, продолжи Джоанна играть, и все может обернуться ей одной во вред. Она может проиграть. Она может лишиться всего, а Линтон — получить, напротив. Это был риск, безумный и отчаянный, но Джоанна понимала, что это, скорее всего, неизбежно. Разве что, только если Линтон не воспользуется последним шансом, который она — исключительно из рациональных соображений — готова ему дать. — У меня есть к тебе предложение, — объявила Джоанна. Линтон недоумевающе вскинул брови. Она выдохнула и произнесла: — Давай заключим сделку и поступим так… Ты сейчас же вернешься к королеве и скажешь, что хочешь уйти в отставку. Потом ты возьмешь все свои сбережения и уедешь отсюда навсегда. На Меккелакее тебя ждет твоя жена, покой и уют. Линтон презрительно прыснул, словно услышал самую большую глупость в своей жизни. Вообще-то, так оно и было: предлагать такое кому-то, вроде него, — тот еще абсурд. Джоанна усмехнулась вслед за ним. Это действительно было забавно. Линтон, верно, считал, что она сошла с ума, раз говорит такую нелепицу. Но Джоанна была серьезна, как никогда, — и потому продолжала попросту потешаться. Линтон даже представить себе не мог, чего ему будет стоить такая ошибка… — Ты уверена, что знаешь значение слова «сделка»? — саркастически сказал он. — От нее должна быть выгода для обеих сторон. Но для себя я что-то ее не заметил. — О, — опустила Джоанна, сгримасничав, — выгода просто огромная… Я предлагаю тебе самое бесценное, что есть у человека. Жизнь. Линтон несдержанно хохотнул и демонстративно вытер несуществующие слезы. — Нет, ты точно сошла с ума. Джоанна покачала головой с напускным разочарованием и тяжело вздохнула, переминаясь с ноги на ногу. Выходит, ей все-таки придется прибегнуть к крайним мерам, — что ж, пусть так. Линтон сам этого захотел. Он просто не оставил ей выбора. — Я тебя поняла, — опустила она. — Пеняй теперь на себя, — подвела и развернулась, неспешно, чем в очередной раз продемонстрировала свою уверенность и абсолютный контроль над всей этой ситуацией, — а именно так и было, потому как теперь правила и ход игры задавала она — не Линтон, — двинувшись прочь. В этой войне Джоанна непременно выйдет победительницей.***
Кармен сидела у открытого окна, откуда ночная прохлада, в общем-то, доходила еле-еле, и задумчиво курила, пока полумрак комнаты с каждой секундой все больше окутывал густой, горький дым. Каспер уже вдоволь накурился и потому теперь просто сидел на краю кровати, перебирая в руках ее кольцо, которое попалось на глаза по чистой случайности, и смотрел на нее. Кармен сегодня была подавлена и погружена в свои мысли настолько, что толком-то и не разговаривала, и Касперу это очень не нравилось. Еще пару дней назад она была полна энтузиазма и пребывала в приподнятом состоянии — еще бы, ведь теперь в их руках был Каллипан, — но теперь от этой радости не осталось и следа. — Ты в порядке? — наконец, он нашел в себе силы задать тот вопрос, который мучил его с вечера. Кармен ничего не ответила, даже не посмотрела, — только шумно вздохнула и продолжила курить, глядя невидящим взглядом вдаль. — Это из-за Линтона? Разумеется, это было из-за него — из-за кого же еще? Джоанна растрещала о случившемся всем: и Картеру, и Нейтану, и, конечно же, ему — ему в первую очередь, вообще-то. Даже дала послушать запись того разговора, что у них состоялся. Стоило признать, Каспер было удивлен; но не тому, что Линтон сказал что-то этакое — в конце концов, Каспер всегда подсознательно чувствовал, какой он человек на самом деле, и только и ждал момента, когда его гнилая сущность наконец в полной мере проявит себя, — а тому, что это случилось так скоро и так неосторожно. Ему просто не верилось, что Линтон мог так неосмотрительно сказать нечто подобное и скомпрометировать самого себя. Впрочем, оно и к лучшему. Его влияние и власть были подорваны, а там не за горами и разжалование. Хотя Каспер считал, что Кармен стоило снять его с должности в ту самую секунду, как она это услышала. Он совершенно не понимал, как она может быть такой всепрощающей. Да и оскорбление, которое Линтон нанес ей своими словами, переходило все границы дозволенного. Он просто не заслуживал оставаться рядом с ней. — Откуда ты об этом знаешь? — спросила Кармен спустя нескольких секунд заминки, которые потребовались ей для того, чтобы осознать смысл его вопроса. — Джоанна рассказала, — честно признался Каспер. — А, ну да, — она дернула бровью. — Я не удивлена. — Только не говори, что ты еще и злишься на нее. — Я не злюсь, — спокойно парировала Кармен. — Напротив… Я благодарна ей за то, что она открыла мне глаза на всю эту ситуацию. И все же, я бы не хотела, чтобы это расползлось по всему Гарнизону. — Не думаю, что на Линтона это как-то повлияет, — с налетом иронии заметил Каспер. — Его и так не особо любят. Да и ему, в общем-то, все равно. — Мне нет никакого дела до Линтона. Это касается моей репутации. Что будут говорить обо мне, когда узнают, что я простила его за такое?! — А зачем ты его простила? — Потому что он нужен мне. Он всем нам нужен. Каспер, вообще-то, не ожидал, что Кармен даст ему хоть какой-то ответ. По большей части, это был чисто риторический вопрос. Однако она все же сделала это, и тут уж Каспер был удивлен ничуть не меньше, чем заносчивым речам Линтона. Нет, конечно, он понимал, что тот принес много пользы для Немекроны. В конце концов, Карай из Ордена Дельвалии во дворец Рейлы придумал послать именно он, а уж это привело к тому, что в Империи развязалась самая настоящая гражданская война. Но теперь какая от него польза? Каспер вообще сомневался, что после таких выходок этому человеку стоит поручать хоть что-то. А еще Каспер понимал, что одними словами и размышлениями о собственном величии Линтон не ограничится. Рано или поздно ему захочется большего — это неизбежно. И что будет тогда? Может, он вообще задумает устроить переворот и провозгласить себя королем? Это, конечно, идея бредовая и пришедшая к Касперу чисто случайно, и задумываться о ней всерьез не стоило бы, если бы речь, конечно, не шла о Линтоне. Этот человек способен на все. Каспер хотел, чтобы Линтон ушел отсюда куда подальше и больше не возвращался, но только вот тот не особо торопился с тем, чтобы оставить их в покое. Каспер не мог знать, получится ли у него повлиять на мнение Кармен на этот счет, но зато не сомневался, что Джоанна не остановится, пока Линтон не исчезнет отсюда. Тот факт, что он все еще оставался сенешалем, ужасно ее раздражал, и она призналась, что намерена избавиться от него в ближайший месяц-два. С концами. Бесповоротно. Каспер понятия не имел, что она собирается делать, но искренне верил, что у нее все получится. — Однако, — продолжила Кармен, — то, что я его простила, не значит, что я все забыла. Следующий его промах станет последним.***
Если звезды и в самом деле могли одаривать человека удачей, а не это было просто устоявшимся выражением, то Халиту было в пору звать себя их любимчиком. По-другому ведь и не объяснишь, как все могло раз за разом складываться столь благополучно. Больше недели назад ему пришло сообщение от некого «И. из Ордена Дельвалии», где говорилось о том, что капитан Селим, назначенный принцессой Церен ее верховным командующим, сообщил Альянсу о поддержке Халитом оппозиции. Альянс не был уверен в том, что Халит действительно достоин доверия, однако, благодаря рассказам Селима, решил как минимум дать ему шанс и обещал, в случае чего, свою протекцию. Разумеется, просто так Халит не мог удостоиться благосклонности: в обмен на поддержку Альянса он должен был докладывать обо всем, что происходит в императорском дворце. Халиту казалось это разумным и справедливым решением. Конечно, налаживая связь со врагами Рейлы, он ставил себя под удар и ходил по тонкому льду, но ему казалось, что банальной осторожности будет предостаточно. Императрица по-прежнему не видела в нем никакой угрозы. Не сказать, что она питала к нему симпатию, однако ни разу и не нашла причины, чтобы гневаться или хотя бы быть недовольной. Халит, если можно так выразиться, удобно сидел сразу на двух стульях и не спешил падать на пол. Что Рейла, что Альянс — обе стороны видели в нем союзника. Однако это только вынуждало Халита быть еще бдительнее, чем прежде. Спустя некоторое время после этого с Немекроны пришла новость от командующего Мефтуна, которая была подобна вспышке молнии среди ясного неба: королева Кармен завладела Каллипаном и доставила его в Гарнизон. Это было чудесное известие. В ту самую секунду стало очевидно: Рейлу уже ничто не сможет спасти. Королева Кармен владела мощнейшим оружием за всю историю Вселенной, а кроме того, формально являлась членом Альянса. Никто не сможет выстоять перед такой силой. Падение Рейлы неумолимо приближалось, и недавнее происшествие только ускорило этот процесс. Кто бы мог подумать, но риналюфе Дамла оказалась отравительницей и шпионкой из Ордена Дельвалии, подосланной сюда по приказу немекронского сенешаля Линтона Карраско. Разумеется, ее казнили сразу после того, как все выяснилось, а Рейла была настолько раздавлена всем случившимся, что целую неделю почти не покидала собственные покои. Ходили слухи, что она окончательно сошла с ума. Утром, после дня казни Дамлы, служанка застала в ее комнате самый настоящий погром: разбитое зеркало, разбросанные вещи и разорванный в клочья портрет бывшей фаворитки. Несколько дней Рейла отказывалась есть. Затем, когда ее все-таки смогли убедить — делать это пришлось хранительнице покоев Мерене, — она сначала заставила слугу попробовать все ее блюда, чтобы убедиться, что в них нет яда. Были и другие происшествия, но все они только подтверждали, что рассудок Рейлы значительно пошатнулся. Теперь, однако, Халит смог понять, в чем были причины странного поведения Дамлы. Когда она просила его быть осторожнее, это была не угроза: она, эта умная, хитрая и проворная женщина, различила в нем сторонника оппозиции и действительно хотела предостеречь от беды. Когда говорила вещи, противоречащие друг другу: сначала настаивала на том, что всех нужно казнить, а затем сама же просила Рейлу помиловать, — поднимала народные волнения, ловко дергая за ниточки. Во всем этом был смысл: сначала Дамла сделала все необходимое для того, чтобы народ возненавидел Рейлу, а потом уберегла их всех от печальной участи и сохранила боевую мощь, которая могла пригодиться в будущем. А кроме того, Дамла полностью дискредитировала Рейлу в глазах всех своих подданных. Она была коварна — очень коварна, — искусно повелевая ситуацией в целой Империи благодаря одному лишь своему влиянию на Рейлу. Халит в один момент даже как-то допустил мысль о том, что ему жаль, что Дамла ушла так быстро. Она бы еще многое успела сделать… Однако, что было, то прошло. Эта женщина мертва и больше не вернется. Теперь управление ситуацией в Империи целиком и полностью легло на плечи Халита, и он не собирался ждать с тем, чтобы начать действовать. История с Дамлой поставила под вопрос ментальное состояние Рейлы, и это была прекрасная возможность начать потихоньку переманивать людей на свою сторону. Начать стоило с того, кто в данный момент больше всех не жаловал императрицу: Верховного жреца Таргариса. Халит назначил встречу заранее, чтобы о того было время подготовиться, и нарочито подчеркнул ее важность, намекая на то, что им следовало избежать лишних глаз и какого-то либо вмешательства. Не то, чтобы Таргарис был все время окружен людьми, но Халиту очень не хотелось, чтобы в разгар их беседы ворвался кто-нибудь со своими делами и прервал. Все должно было пройти безукоризненно. Халит пришел к Таргарису в назначенные три часа дня и, поприветствовав, разместился в кресле, закинув ногу на ногу и неспешно потягивая чай, услужливо предложенный Верховным жрецом. Он не спешил сразу переходить к делу, поскольку считал это навязчивым, да и хотел, чтобы Таргарис сам проявил интерес, и потому пока спрашивал у него о каких-то незначительных вещах вроде его самочувствия и успешности дел. А дела, разумеется, не шли гладко. Народ только и делал, что донимал администрацию и правительство жалобами и обращениями — еще бы: ведь никого не устраивал политический и экономический кризис, в который Рейла ввергла Империю. А полиция и армия, оставшаяся на стороне безумной императрицы, тем временем бесчинствовала. Только чудо удерживало людей от очередного восстания. Кроме того, и сам Таргарис был плох. Нет, на здоровье он особо не жаловался, но вот его эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Было видно: все происходящее его подкосило. Впрочем, оно и к лучшему. Так Халиту будет проще склонить его на свою сторону, ведь, как известно, враг твоего врага — может и не друг, но точно союзник. — Господин Халит, вы сказали, что хотите обсудить со мной важное дело, — опустил Таргарис, когда темы для бессмысленных любезных бесед себя исчерпали. Халит понял намек. Отпил еще чая, обнял кружку руками, проглотил и проговорил: — Верно. Дело очень важное. Касается оно будущего Империи, которое меня очень беспокоит. Признаться, при нынешнем раскладе я почти не вижу для нас радостных перспектив. — Отчего же так? — спросил Таргарис, вскинув брови. Разумеется, он и сам все прекрасно понимал. Каждый это понимал. Даже Айзелла и Мерена, которые продолжали играть роль верноподданных Рейлы. Таргарис задал такой вопрос иррационально, по привычке, потому всех их с детства учили, что императорскую власть нельзя ставить под сомнение. — Императрица Рейла, как вам известно, нездорова, — опустил Халит. — На самом деле, я даже думаю, что она психически больна. Вы знаете, что сейчас происходит во дворце? — До меня доходили некоторые слухи, — пораскинув, отозвался Таргарис. — Но я не склонен верить сплетням. Мне нужны факты. — Факты? Верховный жрец, вы сами были свидетелем этого безумия. Помните, когда-то, на одном банкете, я сказал, что вскоре в Империи может быть две Императрицы? Вы же ответили, что это невозможно. — Халит сделал глоток чая и продолжил: — Разумеется, тогда я сказал это в шутку, но не так давно мы сами видели, к чему это привело. Императрица придумала титул «риналюфе», наделила им свою фаворитку и фактически поставила ее на один уровень с собой. Вы считаете, что это нормально? — Конечно же, я не одобрил такое решение Ее Величества. Однако, это уже в прошлом. Хорошо то, что хорошо кончается. — Хорошо ли?.. А вы знаете, что стало с императрицей Рейлой после казни Дамлы? — произнес Халит с налетом насмешки, и Таргарис вопросительно нахмурился, проведя рукой по бороде. — Она лишилась рассудка. По-другому это и не назовешь. Погрузилась в паранойю вплоть до того, что добавляет во всю еду и напитки индикаторы яда, не выходит из покоев, не является на заседания Совета, срывается на прислугу, спит с ножом под подушкой, а кроме того употребляет наркотики. Он перечислил все, что рассказали ему служанки Рейлы, которых он перетянул под свое покровительство. Таргарис, без преувеличений, был ошеломлен. Его лицо изумленно вытянулось, брови поползли вверх, а глаза округлились. Халит повел бровью и опустил: — А вы не знали? Впрочем, конечно, ведь это ото всех скрывают. Вернее, пытаются, и очень плохо, иначе я бы об этом не узнал. В общем… В связи с этими обстоятельствами, да и некоторыми другими инцидентами: массовыми казнями, к примеру — я ставлю под сомнение способность императрицы Рейлы управлять государством. Ее состояние не позволяет ей справляться даже с самыми элементарными обязанностями. Собственно, это и стало причиной народных волнений… Таргарис пребывал в замешательстве, пораженный как всплывшей информацией, так и тем, что Халит говорил об этом столь открыто и бесстрашно. Впрочем, он все же не был столь храбр, сколь казался. Просто обстановка требовала от него решительных мер. — В ваших словах есть смысл, господин Халит, — оторопело согласился Таргарис, продолжая тереть пальцами длинную бороду. — Я… Я тоже так думаю. — И? — как бы требуя подразумевающегося продолжения, протянул тот, наклонив голову. — Говорите, не стесняйтесь. Как видите, я пришел сюда без намерения врать. Оставим лицемерие и притворство за дверью. — Ну, что ж… — Таргарис вздохнул, отнимая руку от бороды, и поерзал на стуле. — Состояние Ее Величества давно меня беспокоит. Ее расстройство сложно не заметить. После смерти Императора Азгара она совсем перестала держать себя в руках, и теперь мы на пороге ужасной катастрофы. Империя трещит по швам, а она ее только добивает. Я считаю, что нам нужен другой правитель. Но только вот… Кто? — Принцесса Церен, разумеется. — Опальная принцесса? — недоуменно переспросил Таргарис. — Простите, господин Халит, но я не уверен, насколько это будет уместным выдвигать кандидатуру изгнанницы на удракийский престол. Да и к тому же, политика, проводимая ей, полностью противоречит учению Яшара. А это, я вам напомню, основополагающая идеология нашего государства. — Конечно, — с налетом снисхождения опустил Халит и отпил чая. Он не выдал своего раздражения, хотя ощущал его отчетливо. Эта шовинистическая ересь казалась ему абсурдом и самым настоящим дикарством, которую Таргарис, однако, поддерживал, будучи закоренелым консерватором. Впрочем, именно на этом и можно было сыграть. В конце концов, не терять же ему потенциального союзника? — Но сейчас Империя находится не в том положении, чтобы вести войны, — нашелся с аргументом Халит и нарочито, надавливая и тем самым как бы вынуждая Таргариса согласиться, добавил: — И вы это понимаете. Нам нужно восстанавливать все, что императрица Рейла успела развалить за свое недолгое правление, и нет ничего постыдного в том, чтобы заключить мировое соглашение, если это сулит выгоду. — Вы думаете, принцесса Церен способна это сделать? — искренне — без всякого пренебрежения — поинтересовался Таргарис. — Я уверен, что она сможет это сделать, — безапелляционно парировал Халит. — Она еще не взошла на трон, но люди уже называют ее Императрицей. Армия, простые граждане — все говорят о ней и ждут ее. Принцесса Церен умеет вести за собой людей, она вызывает отклик у них в сердцах: это доказывает хотя бы тот факт, что ее хорошо приняли на Рейенисе. Она милосердна, рассудительна и явно не разделяет дурных качеств своей сестры. Но что самое важное, она нравственна. Принцесса Церен будет чтить и уважать традиции Империи, а не проводить какие-то ненужные реформы и вводить титулы для своих любовниц по мимолетной прихоти. Халит знал, на чем акцентировать внимание: ведь все, что он только что перечислил, имело для Таргариса важность вселенских масштабов. Верховный жрец задумался, и Халит решил не торопить его с осмыслением выводов — только добавил спустя некоторое время: — Да и к тому же, я так думаю, что вам не особо хочется оставаться на стороне проигравших. А императрица Рейла уже потерпела поражение. Всем нам известно, в чьих руках оказался Каллипан. Таргарис тяжело вздохнул, и, судя по всему, Халиту удалось вбить последний гвоздь. Еще некоторое время они провели в молчании, а затем Верховных жрец произнес: — И снова: я с вами полностью согласен. Вы правы, господин Халит, правы… Хотя бы потому, что принцесса Церен — единственный оставшийся кандидат на престол. — Верно мыслите, господин Таргарис, — Халит довольно дернул уголком рта. — Значит, решение принято? — Решение принято, — подтвердил тот. — Я готов занять сторону Ее Высочества. Однако… Что же я теперь должен делать? — Ничего. — Ничего? — Да, ничего. Совсем. Продолжайте работать, как работали, ведите себя спокойно и не вызывайте подозрений, — рассудил Халит, отпив чая. Это был последний глоток. Очень жаль, на самом-то деле, ведь чай был действительно вкусным. — Если что-то понадобится, я вам об этом сообщу. — А не отрубят ли нам головы за такое? — спросил Таргарис: то ли шутливо, то ли действительно искренне опасаясь этого. — Нет. Просто держитесь рядом со мной и не предпринимайте без меня никаких действий. Представьте, что этого разговора попросту не было, и занимайтесь дальше своими делами, играя роль преданного подданного Рейлы. Возможно, теперь это будет не так уж и легко, но я вас уверяю, господин Таргарис: это не продлится долго. Тьма пройдет, а в небе поднимется новое солнце.***
— Ты не поверишь в то, что я узнала, — заявила Джоанна, едва только Картер переступил порог кабинета. Он отлучился всего на пятнадцать минут, чтобы сходить к Касперу и наконец добиться от него нужных документов, и не представлял, что такого из ряда вон выходящего могло здесь произойти за это непродолжительное время. Джоанна ведь даже толком-то и не выходила из кабинета: как заявлялась утром и садилась за свой стол, который превратила в самую настоящую свалку, нагроможденную посудой и обертками от еды, так и практически не отлучалась, засиживаясь допоздна. Картер, вообще-то, не ожидал от нее такой собранности, концентрации и упорного трудолюбия. Впрочем, вряд ли она проявила бы их, если бы дело, за которое взялась, не было для нее столь важным. Прошло больше двух недель с тех пор, как Джоанна пережила покушение на Крайних землях, но она до сих пор была уверенно убеждена в виновности Линтона и занималась расследованием. Кто бы мог подумать, но в огромном списке ее незаурядных талантов оказались и детективные навыки. Хотя, наверное, это было довольно логично, учитывая то, что Джоанна, как никак, долгое время работала на Мереж. Картер, признаться, не разделял ее убеждения. Он-то, конечно, понимал, что Линтон способен на всякую подлость, особенно если вспомнить о его недавней ссоре с королевой (после которой тот еще каким-то образом умудрился заслужить прощение!), но считал, что это слишком глупо даже для него. И все же, даже самым малейшим шансом того, что подобное могло случиться, пренебрегать не стоило. Картер на собственной шкуре познал: в жизни всякое может произойти, — и потому не препятствовал расследованию Джоанны, как бы скептически не был настроен. — Иди сюда, — позвала она, поманив Картера рукой, и повернула к нему ноутбук. — Смотри. На экране была фотография темноволосой женщины с бронзовой кожей, в которой у Картера не сразу получилось узнать ту самую незадачливую убийцу. Только вот он не понимал, с какой целью Джоанна показывала ему ее и где вообще нашла это изображение. Это явно не была какая-то фотография откуда-то из социальных сетей: скорее, из досье, паспорта или чего-то в таком роде. — Ее зовут Ида Бетлен, — начала Джоанна, видя, что Картер пребывал в некотором замешательстве. — Раньше она работала на Мереж, но в двести шестьдесят втором была уволена за… Ну, знаешь, ненадлежащее исполнение своих обязанностей. После этого ей пришлось уехать в Пепельную пустошь, потому что ей грозил огромный тюремный срок. А знаешь, кто курировал ее до этого целых пять лет? — Не представляю, — протянул Картер, пожав плечами, хотя смутная догадка уже вертелась в его голове. — Линтон, — опустила она, и на ее лице на секунду промелькнула самодовольная ухмылка. Пока Картер занимался тем, что осмысливал эту информацию, пытаясь свыкнуться с теперь уже вполне очевидным доказательством причастности Линтона, Джоанна повернула ноутбук к себе и, сардонически дернув бровью, опустила — скорее, констатировала, — подтверждая мысль, к которой он пришел сам: — А значит, именно он и стоит за этим покушением.