Разорванные небеса

      С началом сентября над Гарнизоном нависли хмурые тучи, без конца проливающие дожди, холодные ветра и густые туманы, застилающие все вокруг по утрам, — прежде осень еще никогда не давала знать о себе так поспешно.       Приближалась вторая годовщина со дня начала войны с Удракийской Империей. До нее оставалась неделя; но теперь этот период не был так мрачен, как в прошлый раз, пусть и откликался тяжестью на сердце. Сейчас, когда у Немекроны были все козыри в рукаве и все шансы на победу, унывать было некогда: даже Ее Величество не облачилась в черный, отдав предпочтение синему, в котором появлялась все чаще и чаще, словно демонстрировала всем и каждому свою силу и власть.       По окну стучали капли разбушевавшегося ливня, звучащие даже громче голосов тех, кто выступал на очередном еженедельном собрании. Ни о чем интересном и из ряда вон выходящем здесь давно не говорили: все обсуждения были сосредоточены исключительно на подготовке к сражению за Кретон, которая, пусть и велась очень активно, все же не продвигалась так быстро, как хотелось.       Основная проблема состояла в строительстве авиационного флота. Для того, чтобы построить рабочие корабли и испытать их требовался не один месяц, но Каспер, руководящий процессом, управлялся, как положено: Роджер, как бы недоверчиво к нему не относился, все еще с опаской и должным скепсисом наблюдая за отношениями этого юнца с королевой, это понимал. Но если Каспер держал все под контролем в Гарнизоне, в чем ему помогал Картер, который, если верить бесконечным жалобам рабочих, гонял их только так, то в Южном космодроме дела шли не так гладко, как хотелось бы. Разумеется, в одиночку Гарнизон с такой задачей не справился; а вот Космодром только кораблестроением и занимался. Хотя наработки Каспера были для них в новинку. Разобраться в этих безумных концептах, завязанных на использовании кристаллов, было нелегко, и даже Эрика Дарлинг — ученая, которую Каспер, полагаясь на ее успешный опыт в установке барьера, отправил в Космодром в качестве своей поверенной, — не могла заставить их уяснить суть дела. И все же, Космодром старался справиться, обещая закончить свою часть работы к декабрю-январю.       Многие вообще не понимали, для чего нужно набирать силы, когда можно взять и воспользоваться Каллипаном. Однако Ее Величество делать этого не собиралась. Каллипан стал средством устрашения для Империи и подтверждением несгибаемости воли немекронской нации, но не более того. Королева Кармен не собиралась использовать его, и Роджер целиком и полностью поддерживал это решение. Использование Каллипана грозило обернуться страшными последствиями: разрушением зданий и гибелью тысяч людей — словом, это было бы просто дико и жестоко. Но не каждому это объяснишь, поэтому Роджер всего-навсего расхаживал по Гарнизону и пресекал все эти пустые разговоры, которые только сбивали людей с нужного настроя.       Итак, Каспер и Картер полностью занялись военной подготовкой. Кертис Гарридо взял на себя учетную часть, попутно следя за тем, чтобы учения и тренировки и дальше проходили, как должно, — не то, чтобы этим не занимались другие командующие, капитаны и майоры, однако более важные дела успели расхватать, и ему оставалось только это, — Нейтан, ставший его ассистентом, везде ходил следом, собирая, скорее, новости и сплетни, нежели занимаясь чем-то толковым, а вот Джоанна… Признаться, Роджер так и не понял, чем занималась эта девушка. Все мелкие поручения, которые она должна была выполнять, как ассистентка командующего, брал на себя сам Картер, а вот Лиггер либо заявлялась вместе с ним в строительный корпус и изводила там всех (на нее Роджеру тоже успевали жаловаться), либо была занята какими-то своими делами, о которых не знал никто. Роджер знал, что вовлекать в военные дела человека из Мережи — идея плохая, но что же он мог поделать? Сама королева не имела никаких возражений против того, что Джоанна влезала во все дела, и, кажется, даже ценила ее чуть больше, чем стоило бы ценить ассистентку одного из командующих. Впрочем, у этого были свои причины.       В конце июля у королевы и Линтона произошла некая ссора, подробности которой Роджеру не удалось выяснить даже сейчас: в основном из-за того, что Ее Величество решила замять это дело.       Роджер заметил, что что-то не так, когда на собрании, прошедшем в начале августа, королева стала с раздражением и недовольством реагировать на каждое слово своего сенешаля — да и тот, впрочем, был не так многословен, как обычно. Когда собрание закончилось, Роджер постарался выяснить, что происходит, но никто ему ничего не объяснил, кроме Джоанны, которая, очевидно, и стала той, кто привнес разлад в их отношения. Вернее сказать, это Линтон был во всем виноват: она только донесла до королевы новость о случившемся. Джоанна не рассказала Роджеру всего, предупредив, что Ее Величество пожелала простить Линтона и сохранить все в секрете, однако поведала о том, что тот превысил свои полномочия и поставил себя выше королевы. Сказал, что «решает здесь все», — это Роджер хорошо запомнил. Сразу после этого Роджер направился к Линтону, чтобы спросить с него, но тот только отмахнулся и выставил его за дверь, а после разговора так и не случилось.       Как бы то ни было, Линтон сильно провинился: настолько, что Ее Величество даже по сей день не смогла проглотить обиду и относилась к нему с прохладой и пренебрежением. Линтон пытался заискивать перед ней, но ничего не помогало: королеву даже раздражали эти ничтожные попытки заслужить ее расположение. С другой стороны, ее отношение к Роджеру теперь выровнялось до нейтрального. Но он не тешил себя надеждами. Пару раз пытался поговорить с ней, но та велела заниматься своими делами и не тратить ее время. Не могла простить его — Роджер тоже не мог себя простить.       Он — маршал и бывший регент Немекроны. Тот, кто всегда был с Ее Величеством с юных лет. Когда король Мигуэль скончался, а трон заняла королева Каталина, которая окончательно отдалилась от сестры, Роджер стал для принцессы кем-то вроде отца. В то время он был всего-навсего командующим, однако за счет приятельских отношений с покойным королем всегда был достаточно близок с его дочерью. Он учил принцессу фехтованию, рассказывал ей о прочитанных книгах, которые она затем штрудировала сама, постоянно созванивался с ней, когда та осталась одна — даже при живой сестре, — и периодически приезжал проведать ее. Потому и считал, что заменил ей отца. У Роджера-то никогда не было ни жены, ни детей, только неудачные любовные романы с людьми, которые не задерживались в его жизни дольше чем, на пару месяцев; но принцесса Кармен была для него, как дочь. Роджер знал, что сделает для нее все, что угодно.       Но когда он нужен был Ее Величеству больше всего, он не справился с ролью, которую сам для себя обозначил. Роджер всегда был человеком долга и чести, учил самого себя поступать по совести и не отступаться от собственных принципов, и думал, что ей нужно то же самое. Однако она нуждалась в банальной поддержке; в тепле, которого никогда не получала ни от своей строгой властной матери, ни от своего легкомысленного отца-пьяницы, ни от своей сестры, что предпочла семье инопланетного чужака; а не в нравоучениях и наставлениях.       Роджер думал, что сможет помочь, но в конечном счете попросту разбил ей сердце. И теперь получал то, что заслуживает.       Собрание, и без того протекающее достаточно вяло, за неимением достаточно интересных тем для обсуждение, было прервано настойчивым стуком в дверь. Королева недовольно вздохнула, прервала доклад Картера и позволила войти. На пороге показался связист. Кротко поклонился, прошел вперед и доложил:       — Ваше Величество, только что поступил входящий вызов из мэрии Хелдирна.       Роджер озадаченно нахмурился и перевел взгляд на королеву: та, похоже, была удивлена не меньше его. Хелдирн уже давно находился под удракийской оккупацией, и управляла им Фарья, назначенная командующим Мефтуном на пост мэра, — кто же мог выйти с ними на связь? И, что самое главное, с какой целью?       — Кто звонит? — задумчиво постучав пальцами по подлокотнику, спросила Ее Величество.       — Фарья.       Нет, это было действительно странно. Роджер обвел взглядом всех присутствующих, чтобы удостовериться в том, что каждый был порядком озадачен такой новостью.       — С какой целью?       — Об этом мне неизвестно, — честно ответил связист. — Она сказала, что будет говорить только с Вами.       — Что ж… Хорошо. Перенаправьте вызов сюда.       — Перенаправить вызов в зал совещаний, — буркнул связист, зажав кнопку в наушнике.       Королева кивнула ему, как бы веля уйти, и тот удалился; а она, закинув ногу на ногу, повернулась на кресле к экрану, что висел за ее спиной. Через несколько секунд на нем вспыхнуло изображение, и женщина, появившаяся на экране, произнесла:       — Приветствую Ваше Величество и Ваших советников.       — Приветствую, госпожа Фарья, — отозвалась в той же манере королева, однако продолжила с налетом снисхождения: — Признаться, меня удивил ваш звонок, да еще и адресованный лично мне…       — В этом была своя необходимость, — парировала Фарья. Она казалась вполне собранной и спокойной, однако блеск в голубых глазах отчетливо выдавал волнение. — Уверена, что то, что я скажу, очень вас заинтересует.       — Тогда говорите. Не тратьте слова попусту.       — Вчера подданные Удракийской Империи покинули Хелдирн: солдаты, служащие, простые гражданские — все. Не осталось никого. Только я. Это был мой личный приказ, о котором пока не знает даже губернатор Мефтун. Сейчас же я говорю с Вами потому, что хочу предложить мир и сдаться добровольно. Отныне Хелдирн — Ваш.

***

      Решение Фарьи о капитуляции было более, чем рациональным, учитывая сложившиеся обстоятельства. В Хелдирне вот уже как месяц с лишним не утихали беспорядки, народ был готов рвать имперских оккупантов голыми руками (что, впрочем, они и делали), и их армия определенно с противостоянием такому натиску не справлялась. Впрочем, даже надеяться на победу Империи было бы верхом глупости и безрассудства. Ведь всем хорошо известно, на чьей стороне преимущество.       После того, как все разбирательства с Фарьей были окончены, а информация, которую та сообщила, получила официальное подтверждение, королева приказала Линтону лично отправиться Хелдирн в сопровождении пятидесяти солдат и доставить Фарью в Гарнизон. Это было единственное достойное поручение, которое он получал за последнее время, и потому решил, что выполнит его без заминок и промашек — как того и требовала Ее Величество.       Линтон старался вернуть ее расположение, но сделать этого так и не удалось. Еще бы: королева всегда была злопамятна и долго держала обиды — вспомнить Роджера Кито. Вот ведь ирония: теперь они оказались в одинаковом положении… И это гадкое сравнение, приходящее на ум само по себе, раздражало до одури. Линтон — не такой, как Роджер. Кито ему не ровня. Он-то выберется из этой ямы, а затем станет еще более могущественным, чем когда-либо. Это случится, непременно — случится. Только вот… Когда?       Одно радовало: должность сенешаля осталась при нем. Линтон все еще держится на плаву, а значит, должен бороться; идти вперед, стремиться вверх; и никакая сила его не остановит. Но так, казалось, думал он один. Линтон прекрасно знал, какие слухи гуляют по Гарнизону; как и о том, что Джоанна, несмотря на убедительную просьбу королевы молчать, растрепала всем, кому только можно, обо всем. Линтон видел, как на него смотрят на собраниях. Они все его презирают. Джоанна — чего, как ни странно, не делал даже Роджер — злорадствует. В ее голове крутятся шестеренки, зреет очередной подлый план… И все ее поддержат, ибо же все они его ненавидят.       Так всегда было, есть и будет. Стоит приоткрыть завесу, скрывающую его нутро, и всех мигом одергивает. Осуждают ложь, но боятся правды. Но таковы уж люди: сами не знают, что им нужно.       Линтон нахмурился, затянувшись сигарой, и выдохнул дым в приоткрытое окно машины. Когда-то давно он обещал себе перестать думать о таких вещах, какие ему, очевидно, вовек не удастся постичь, но снова делал это. Мысли о том, как далеко он зашел и куда еще продвинется, воспоминания о том, кем он был раньше, — все это разом навалилось и не отпускало. Не помогала ни работа, которая всегда перетягивала все внимание на себя, ни алкоголь, который попросту отключал мозг, если выпить нужное количество.       На переднем сиденье сидел водить и вооруженный охранник. Спереди, сзади и по бокам ехало по паре грузовиков, где вмещались солдаты. Вся эта пышная процессия — исключительно ради него. Ради сенешаля Единого королевства Немекроны, коим он и являлся. Такова была его должность. Такова была его роль. Картина, которую видело общество. То, что сулило мировую славу — но не ему, а сенешалю.       Линтону вдруг подумалось, что его нахождение здесь не совсем правильно. Словно что-то было не так, словно он что-то опять упускает…       Но это неважно. Потому что охранник, сидящий на переднем сиденье, повернулся и сообщил:       — Мы подъезжаем, мистер Карраско.       — Хорошо, — принимая к сведению, отозвался Линтон, и продолжил курить.       Вскоре окном поплыли улицы Хелдирна. Множество домов, лабиринты улиц, усеянные мусором и всякими вещами, среди которых можно было различить и одежду, и сумки, и оружие, и бумаги, нашлось даже пару трупов удракийцев — словом, все то, что осталось здесь после месяца беспорядков, — и толпы людей, радостно и торжественно встречающих движущуюся процессию сенешаля Немекроны.       В этом тоже была своя ирония. Для кого-то Линтон — злодей, а для кого-то — например, для жителей Хелдирна на данный момент — герой.       Линтон затушил сигару и бросил ее в пепельницу, а затем поднял тонированное окно, не особенно желая созерцать все эти лица.       После примерно получаса езды они наконец добрались до мэрии. Обычно светлое, легкое по своему облику здание, сегодня, среди тяжелых свинцовых туч, застеливших небо плотным слоем, казалось угрюмым, громоздким и мрачным. Впрочем, возможно, оно всегда было таким. В последний раз Линтон приезжал сюда лет восемь-девять назад, и воспоминания о том дне у него остались теперь достаточно смутные.       Да и неважно. Слишком много он думал о прошлом в последнее время. Хватит, нужно собраться. Линтон поправил волосы и воротник бежевого пальто, вышел из машины и направился внутрь, заручившись сопровождением в лице семерых солдат.       В здании мэрии действительно оказалось пусто. Ни одной живой души: только ветер, гуляющий по коридорам, пробившись из открытых окон. Кабинет мэра, где должна была находиться Фарья, располагался на втором этаже, так что они отправились туда пешком по лестнице. Солдаты зачем-то продолжали держать оружие наготове и бдительно смотрели в оба, хотя отсутствие опасности было очевидным: Линтон хорошо чувствовал такие вещи.       Единственное, что могло подействовать на нервы, так это длинные запутанные коридоры, брожение по которым отняло куда больше времени, чем он ожидал. Даже дорога сюда прошла быстрее и не так утомительно.       Но, наконец, нужный кабинет был найден. Дверь в нем была немного приоткрыта: виднелась маленькая щель. Это могло насторожить Линтона, однако он услышал скрип кресла, свидетельствующий о том, что Фарья была там. Линтон велел солдатам ждать снаружи, а сам вошел в кабинет.       Фарья сидела за столом, сложив руки в замок, и нервно покачивалась на кресле. То ли ожидание ее так растормошило, то ли понимание того, чем для нее самой грозило решение о капитуляции. Королева приказала доставить эту женщину в Гарнизон и собиралась запереть ее в тюрьме. Разумеется, затем она подверглась бы множеству допросов, вот дальнейшая ее судьба была совсем не ясна. Впрочем, до участи Фарьи Линтону не было совершенно никакого дела. Он только надеялся на то, что она под страхом сурового наказания, которое вполне могло стать ее смертью, не сделала того, что способно ему помешать.       Все должно было произойти безукоризненно.       — Здравствуй, Фарья, — опустил Линтон, закрыв за собой дверь, и прошелся к стулу, стоящему по противоположную сторону стола. Развернул его так, чтобы смотреть прямо на удракийку, и сел, закинув ногу на ногу.       Фарья заметно насторожилась и нахмурилась, опасливо следя за каждым его движением. Ну, разумеется, она боялась. Линтон загнал ее в угол и одной постановкой беседы над понять, за кем верховенство. И все же, Фарья отозвалась с железобетонным спокойствием:       — Приветствую, сенешаль Линтон.       Линтон вздохнул. Обращение по имени было странной особенностью удракийской культуры, которая, признаться, неслабо его раздражала.       — Когда обращаешься к людям другой культуры, соблюдай их правила, — указал Линтон с нескрываемым пренебрежением. — Сенешаль Карраско.       — Извините, сенешаль Карраско, — вмиг исправилась Фарья, хотя ей определенно не понравилось замечание, — но привыкнуть к такому достаточно сложно.       — Сложно, не сложно, но надо, — парировал Линтон. — Ладно… Опустим этот момент. Нам нужно обсудить куда более важное дело. Хотя, как мне кажется, обсуждать там особо нечего. Решение принято, и его нельзя оспаривать. Мне вот, что интересно… Если ты объявила о капитуляции, то почему не вернулась в Кретон вместе со своими людьми?       Этот момент действительно оставался неясным и необъяснимым. Фарья должна была прекрасно понимать, чем для нее грозит столь опрометчивое решение; чего ей это будет стоить. Остаться здесь и сдаться в плен врагу — верная смерть. Линтон сомневался, что эта женщина собиралась блеснуть благородством и продемонстрировать им свои искренние, великодушные намерения. Она точно искала для себя выгоду; но какую? Ее коварный замысел он пока разгадать не смог, а любые предполагаемые варианты были слишком очевидны и примитивны, чтобы являться правдой.       — Все предельно просто, — отозвалась Фарья. — В Кретоне меня ждет смерть. Командующий Мефтун казнит меня без промедлений после того, что я сделала.       — А в Гарнизоне, значит, перед тобой простелят ковровую дорожку? — саркастически опустил Линтон; но Фарья не оценила юмора. Он вздохнул и снисходительно повел бровью. Похоже, теперь еще придется разжевывать то, что и так очевидно… — Думаешь, Ее Величество королева Кармен помилует тебя? Ты служишь Империи. Ну, или, по крайней мере, служила… Такое не прощается.       — Наказания мне не избежать в любом случае: я это понимаю. И все же, у меня есть информация обо всем, что касается дел Империи на землях Немекроны. Здесь, — Фарья похлопала по коробке, которая все это время стояла на столе, — есть все записи о каждой базе, о каждом солдате и о каждом корабле — в общем, обо всем. Я надеюсь, что этого достаточно, чтобы Ее Величество помиловала меня и не стала казнить.       — Вот как, — задумчиво протянул Линтон, покачав головой. — Значит, ты предпочитаешь смерти провести остаток жизни в тюремной камере как дезертирша и проигравшая?       — Это уже не имеет значения. Ибо жизнь — самое ценное, что есть у человека.       Линтон ощутил, как что-то неприятно кольнуло внутри, и неодобрительно нахмурился. Нечто подобное ему уже говорила Джоанна; но он был с ней в корне не согласен. Какой толк от жизни, если все, что она из себя представляет, — это бесславный позор и перманентное унижение? Разве можно продолжать жить, зная, как низко ты пал, склоняя голову ради спасения собственной шкуры?       — Что ж, — опустил Линтон и повел плечами, — это твоя точка зрения. Я так понимаю, сопротивляться ты не станешь?       — Нет, — Фарья отрицательно мотнула головой. — Делайте все, что считаете разумным.       — Хорошо. Эту ночь ты проведешь в гостиничной башне, а утром мы выдвинемся в Гарнизон, где тебя ждет тюремное заключение. Охрана! — Линтон позвал, и пара солдат тут же оказалась в кабинете, готова исполнять приказы. — Отведите Фарью в гостиничную башню и поместите ее в любую комнату на последнем этаже. Приставьте к ней надзирателей и не спускайте глаз.       Солдаты направились к женщине и, дождавшись, пока та поднимется из-за стола и добровольно позволит одеть на нее наручники, увели прочь. Линтон проводил их пристальным взглядом и самодовольно дернул уголком рта.       Все прошло так гладко, как он того и хотел; а Немекрона одержала еще одну победу в этой войне.

***

      — Скажите Ее Величеству, что мне нужно срочно с ней поговорить, — требовательно заявила Джоанна, останавливаясь напротив охранников, занявших свои места у двери кабинета королевы.       — Ее Величество просила, чтобы ее не беспокоили, — отозвался один из них.       Джоанна тяжело вздохнула и закатила глаза, думая о том, что ей подвернулись под руку идиоты, которые определенно решили сорвать ей все дело. Ну уж нет. Никто на ее пути не встанет — не сейчас, не теперь.       — Ты вообще слышал, что я сказала? — раздраженно опустила. — У меня срочное дело. Вот, — Джоанна помахала толстой красной, которую держала в руках. — Королева должна увидеть это немедленно.       Охранник неодобрительно нахмурился и переглянулся со своим напарником, но тот только пожал плечами, всем своим видом показывая, что не знает, как поступить. Джоанна снова закатила глаза и демонстративно цокнула. Она ведь специально выбрала такой момент, когда Линтона не будет здесь: чтобы он не стал оправдываться и умасливать уши Кармен своими лживыми речами. А завтра, когда он вернется, его будет поджидать тюремная камера и жалкий, ничтожный конец.       — Ждите здесь, — заключил, в конце концов, охранник, и, постучавшись, зашел в кабинет королевы. Пробыл там совсем недолго: вернулся практически сразу и уведомил: — Ее Величество вас зовет.       Джоанна взяла папку под руку и шагнула вперед, с трудом подавляя злорадную ухмылку, которая так и просилась наружу. В то же время, она осознавала, как сильно рисковала. Поставила на кон все. Потерпит неудачу — и придется несладко. Однако же, этот отчаянный риск стоил того, чтобы красивая, изощренная месть воплотилась в реальность.       Джоанна месяц потратила на то, чтобы собрать все факты воедино. Обставила это дело так, чтобы виновность Линтона не подвергалась сомнению ни на долю секунды. Она знала, что в этой войне ей не победить силой. Брать Линтона нужно умом; играть по его же правилам, так, как он и учил. И вот, этот день наконец пришел.       Линтон заплатит за все, что сделал.       — Здравствуйте, Ваше Величество, — бодро поприветствовала Джоанна, оказавшись в кабинете.       Улыбка так и просилась засиять на ее лице, но она держалась. В данной ситуации Джоанна — жертва. И, что бы там ни произошло, вести себя должна соответствующе.       — Добрый вечер, мисс Лиггер, — Кармен отозвалась безо всякого энтузиазма. Джоанна даже допустила мысль, что стала для нее вестницей плохих новостей. Весьма забавно, но по-другому никак. В конце концов, задумывался ли хоть кто-то за все эти годы, каково приходилось ей?.. — Мне сказали, что у вас срочный вопрос.       — Это правда. Вопрос очень срочный, — подчеркнула Джоанна. — И касается он Вашего сенешаля.       — Ну, разумеется, — опустила Кармен с налетом снисхождения и одновременно сарказма. — Что же он на этот раз натворил?       — Кое-что очень ужасное, — многозначительно парировала Джоанна. — Но он сделал это не сейчас, а в ночь на двадцать четвертое июля… Вы ведь помните, что произошло тогда на корабле?       Кармен возвела глаза к потолку и тяжело вздохнула. Она понимала, что разговор предстоит непростой, — как и Джоанна. Но теперь, вместе страха перед вполне вероятными печальными последствиями, она испытывала трепетное, волнительное предвкушение. Ведь была близка к победе, как никогда раньше.       — Тогда все решили, — медленно, тем самым распаляя интерес к своим словам, продолжила Джоанна, — что за покушением стоит Империя. Но я решила провести свое расследование и докопалась до правды. Тот, кто заказал убийство, — Линтон Карраско.       — Вы хоть понимаете, что сейчас говорите?! — моментально взъелась Кармен, подняв на нее округлившиеся от злобы и возмущения глаза.       Джоанна вскинула брови, обвела взглядом комнату, думая о том, что королева, похоже, слишком хорошего мнения о своем непутевом сенешале, и, ни секунды не сомневаясь в собственных словах, уверенно, четко сказала:       — Абсолютно. Это не пустые обвинения, и здесь, — она прошла вперед и положила папку на стол королевы, не дожидаясь подходящего вопроса и дозволения, — представлены все доказательства.       Кармен неодобрительно нахмурилась, но все же подтянула папку к себе. Открыла, угрюмо оглядывая первый лист, и принялась просматривать содержимое, медленно перелистывая.       — Убийцей была Ида Бетлен, — начала перечислять Джоанна, сложив руки за спиной. Она говорила твердо, непоколебимо, чеканя лишь факты — неопровержимые, жесткие, но факты: — Раньше она работала на Мереж и была его подопечной, пока ее не решили уволить после того, как она убила своего напарника. Ей грозил большой срок, но ей удалось скрыться в Пепельной пустоши. Линтон Карраско сам помог ей сбежать. Не знаю, поддерживали ли они связь после этого, но в июне он сам написал ей, чтобы заказать убийство. Мое и Картера.       Джоанна прервалась, чтобы оценить реакцию Кармен, и та казалась действительно пораженной всем услышанным и увиденным. Предоставленное дело она читала бегло, поверхностно, но даже этого хватало, чтобы вогнать ее в смятение.       Глаза Кармен растерянно бегали от строчки к строчке, от картинки к картинки, и каждое слово, казалось, вызывало в ней бурю противоречий. Должно быть, она не хотела верить в это. Но отрицать не могла. Все факты были на лицо. Ни единой помарки и недочета — придраться не к чему. Вина Линтона была доказана и не подлежала сомнению.       Как и предательство, которое он совершил.       Но это было не все — далеко не все. Джоанна вдохнула и продолжила:       — Счет, с которого ей была отправлена предоплата, тоже принадлежит Линтону. А это — самое интересное. О существовании этого счета не знал никто, он не был зарегистрирован ни в одном национальном банке. Я не могу быть уверена в этом точно, — нарочно уклончиво протянула Джоанна, — но мне кажется, что он хранит там взятки и другие деньги, добытые… — она замялась, подбирая нужное выражение, — незаконным путем.       Такой грешок действительно водился за Линтоном. О том, что он не брезговал коррупционными махинациями, многие говорили; но это всегда оставалось чем-то на уровне обыкновенных сплетен. Только вот Джоанна однажды сама видела, как одна богатенькая дама сунула ему в карман пачку тиннов в обмен на молчание о ее грязных делишках.       — Линтон перешел все границы, — фыркнув, подвела Джоанна, чем только подлила масла в огонь. — Он творит все, что взбредет ему в голову, и думает, что останется безнаказанным. А ведь сенешаль должен следить за порядком…       Кармен захлопнула папку и отодвинула в сторону, раздраженно качнувшись на кресле, сложила руки в замок и уткнулась мрачным, невидящим взглядом перед собой. Ее спина натянулась, точно струна, глаза гневно заблестели — она была ужасно зла и определенно сдерживала себя из последних сил. Джоанна окинула ее пристальным взглядом и задумалась.       Кажется, теперь она уже не сомневалась в том, что Линтон наворошил больше, чем стоило бы. Решила, что он предатель. Но только вот, что она сделает на этот раз? Неужели простит? Нет, не может. Такие вещи не забываются, не остаются безнаказанными. Да и потом, это, должно быть, очень унизительно для королевы: закрывать глаза на подобное оскорбление. Никак иначе это и не назовешь. Ведь, покушаясь на приближенных королевы, Линтон подрывал и ее авторитет тоже. Особенно, если вспомнить, что он на самом деле мнил о себе…       — Оставьте меня, — полурыча, процедила Кармен, не поднимая глаз.       Джоанна смиренно кивнула и удалилась. Уже в коридоре, когда дверь закрылась за ней с тяжелым скрипом, она позволила себе ядовитую, самодовольную ухмылку, ощущая, как все ее тело наполняется жаром победоносного ликования.       Это конец. Линтон не сможет отмыться от такого позора и опровергнуть свою вину. Никогда. Джоанна сделала для этого все и готова была на большее, если потребуется.       Лишь бы только кара наконец настигла его.

***

      Линтон вернулся в Гарнизон к полудню.       Первым делом он позаботился о том, чтобы разместить Фарью в подземных тюрьмах, чему она совсем не сопротивлялась — на и в принципе, с самого начала проявляла исключительно покорное смирение, которое одновременно как поражало Линтона, так и радовало, впрочем-то, ведь это избавило от кучи ненужных проблем и разбирательств. Проследил за тем, чтобы обеспечить у ее камеры надежную круглосуточную охрану, и раздал соответствующие указания. Затем его отыскал солдат, посланный королевой Кармен. Та, едва узнав о том, что Линтон вернулся, пожелала немедленно увидеть его; и потому он направился к ней немедля.       Впервые за долгое время королева вспомнила о его существовании. Дала важное задание, которое — Линтон знал — было негласным шансом заново вернуть ее расположение, а теперь, вероятно, ждала отчета. Все прошло безукоризненно, в этом даже не стоило сомневаться, так что он расскажет об этом без зазрения совести. Покажет Ее Величеству, насколько надежен и исполнителен. Заставит ее заново поверить в то, что только он один может управиться с обязанностями сенешаля.       Никого другого не может быть на этом месте — она и думать о подобном не должна. Как и все остальные.       Линтон направился в кабинет королевы, преисполненный чувства удовлетворения и непоколебимой решимости. Все-таки, никакие грязные игры, вроде тех, что неумело проворачивает Джоанна у него за спиной, не могут перевернуть уклада вещей. Все будет так, как есть. Он — сенешаль, правая рука королевы Немекроны, важнейший государственный деятель, принесший немало побед своей нации. Никто и ничто не в силах изменить это.       Охрана, обступившая кабинет королевы, безмолвно переглянулась, стоило Линтону появиться, и пропустила его без лишних церемоний. Оказавшись внутри и закрыв за собой дверь, Линтон отвесил легкий поклон и приветственно произнес:       — Ваше Величество.       Королева Кармен сидела за столом, одной рукой держась за чашку черного кофе, а второй — перелистывая страницы в какой-то папке, и даже не подняла взгляда, встретив его угрюмым молчанием. Так она демонстрировала свою обиду, которую за прошедшее время отпустить так и не смогла.       Линтон вздохнул и возвел глаза к потолку, взывая к терпению. Нехорошо, конечно, тогда получилось… Но если бы он сам помнил каждое слово, что ему когда-либо говорили, и злился, ему бы, наверное, пришлось полмира истребить, чтобы избавиться от этих чувств. И все же, как бы там ни было, ситуацию требовалось исправлять. Ибо, как только королева Кармен простит его окончательно, его позиции укрепятся настолько, что никто и взгляда косого бросить не посмеет.       Линтон собирался начать докладывать о проделанной работе, когда она вдруг подала голос и мрачно, с налетом раздражения, опустила:       — Вы уже вернулись? Славно, — фыркнула. — Где сейчас Фарья?       — Я доставил ее в Гарнизон в целости и сохранности и запер в одиночной камере, — уведомил Линтон. — Благо, мне удалось все уладить, так что никакого сопротивления она не оказывает, — слукавил. — Кроме того, она предоставила целую коробку с флешками, дисками и другим, где, если верить ее словам, находится немало важной информации о делах Империи. Если Вы хотите, я могу заняться этим сейчас же.       — Не нужно, — отмахнулась королева и замолчала.       Такой резкий и пренебрежительный тон впору можно было считать оскорбительным, пожалуй. Линтон вздохнул, призадумавшись. Ему все это начинало надоедать. Он уже давно не в том возрасте, когда можно было строить и выносить драмы на каждом шагу.       — Хорошо… — протянул Линтон, продолжая размышлять о том, как можно было подступиться к королеве. — Тогда я могу…       — Мне ничего от вас не нужно, — раздраженно отрезала она, с хлестким хлопком закрыв папку, и подняла на него темные, но все-таки поблескивающие от необъяснимой ярости глаза.       Линтон нахмурился: не нравилось ему все это; однако не шелохнулся.       Королева глубоко вздохнула и громко, чеканно воскликнула:       — Охрана!       Дверь тут же открылась, пропуская двух солдат. Линтон даже не успел обернуться и подумать о том, что здесь вообще происходит, когда она директивно проговорила:       — Уведите мистера Карраско и заприте в одиночной камере. Немедленно.       Охранники тут же обступили его с двух сторон и плотно взяли под руки, пытаясь утянуть по направлению к выходу; но Линтон не поддался. Все, что он мог, это смотреть на королеву и недоумевать. Видеть ее взгляд, полный ненависти и разочарования, и не понимать ровным счетом ничего.       — Ваше Величество, в чем Вы меня обвиняете?! — требовательно выпалил он, но ответа не последовало.       Она лишь окинула Линтона брезгливым взглядом, словно тот был ее злейшим врагом, и махнула рукой, веля охранникам поторопиться. В конце концов, ему пришлось поддаться и позволить себя увести.       Перед глазами мелькали коридоры, руки ощущали тяжесть чужой хватки, а ноги передвигались лишь по неведомому чуду. Мысли путались, метаясь от кажущегося невозможным «неужели это конец?» до отчаянного «это ошибка, этого не может быть» и ужасающего «но это действительно так». В чем еще обвиняли, что он такого сделал?       Почему, поднявшись так высоко, он вдруг начал стремительно падать, возвращаясь туда, откуда начал?