***
Кармен распахнула глаза и обнаружила себя в собственной постели. В воздухе витал запах ночной прохлады — ведь она забыла закрыть окно, когда отходила ко сну, — а под ногами, вместо рек липкой крови, было лишь тепло тяжелого одеяла да мягкость и гладкость простыней. Сон… Это был всего-навсего сон.***
Январь 270 года
— Как и планировалось изначально, дивизия под моим командованием зайдет с юга, — отчеканил Роджер, проводя указкой по голографической карте Кретона, вспыхнувшей на поверхности стола голубым сиянием. — Как и Каллипан, который мы будем использовать в качестве меры устрашения. Или же, мы все же сможем использовать его на пониженной мощности? — он обратился к Касперу, посмотрев на него выразительно. — Сомневаюсь, — отозвался тот, сидящий на стуле, закинув ногу на ногу. — Даже самая маленькая мощность будет чревата уничтожением целой улицы. Каллипан, все-таки, нужен для того, чтобы уничтожать миры, а не для точечных атак. Роджер нахмурился и задумчиво замолчал. Такая резкая, пусть и предельно правдивая, формулировка не пришлась ему по вкусу: это прозвучало, как какая-то дикость и просто зверство — «уничтожать миры». Впрочем, это далеко не то, о чем Роджеру следовало думать, когда на носу висела решающая битва в этой кровавой войне. Кретон был в нескольких сотнях миль от них — и всего в шаге была победа, в которой, если не сомневалась королева, не сомневался и он. — Что ж, ладно, — принимающе ответил Роджер. — Значит, обойдемся и запугиванием. Я надеюсь, что это возымеет эффект. — Если нет, то тогда Мефтуна можно будет назвать величайшим кретином за всю историю, — язвительно вставила Джоанна, которая только и делала, что мельтешила вокруг карты, рассматривая детали, в чем особой потребности-то и не было. Кармен мазнула по ней удивленным взглядом и смешливо дернула уголком рта. — Кажется, он уже достоин этого звания, — отозвалась она. — Если он не сдался до сих пор — не сдастся и сейчас. — Только если мы не предложим ему в обмен Фарью и военнопленных, — заметил Картер. — Она, может быть, ему и не нужна, но отказываться от солдат будет очень неразумно, учитывая то, в каком состоянии сейчас находится Империя. — Вы слишком многого от них ждете. Да и потом, как говорят, надейся на лучшее, но готовься к худшему. Худшее, что может случиться — это отказ Мефтуна от капитуляции, — рассудила Кармен. — В этом случае мы будем действовать согласно нашему плану. Продолжайте, маршал. — Итак, — Роджер кивнул и снова взял слова, — я захожу с юга. Главная наша цель здесь — удракийская военная база, где хранятся все боеприпасы. Командующий Карраско зайдет с востока и выдвинется на запад, командующий Гарридо — с запада на восток. С севера же должны подоспеть войска Изабеллы Кастро. Она не уточняла, сколько именно людей приведет с собой? — Двадцать тысяч человек и примерно сотню кораблей, — Джоанна ответила прежде, чем это сделал кто-либо еще. Уже давно она созналась в том, что знакома с нынешним мэром Дреттона и временной командующей всеми войсками севера, и теперь без утайки поддерживала с ней контакт, выполняя куда больше, чем ожидается от ассистентки командующего. — Отлично, — отозвался Роджер, ведь это было куда больше, чем Изабелла сообщала в прошлый раз. — А что насчет подкрепления со стороны Альянса? — Оно прибудет точно в срок, — уведомил Карстен, заверительно качнув головой. — Им ведь известно, что они не должны выдавать себя раньше времени? — спросила Кармен. — Ее Высочество распорядилась об этом, не беспокойтесь, — он получил от королевы удовлетворенный кивок. — В таком случае, — продолжил Роджер, — проблем возникнуть не должно. Постепенно мы продвинемся к центру и окружим Королевский дворец. Помните о том, что подземные дороги и метрополитен тоже должны быть под надзором. Таким образом мы отрежем Мефтуну все пути к отступлению. Как только мы возьмем его, сражение можно будет считать оконченным, ведь армия не сможет действовать без командира. — Насчет Мефтуна, — вклинился Кертис, который до этого лишь молча слушал и наблюдал, старательно запоминая все, о чем шла речь. — Если кто-то из нас столкнется с ним, как следует поступить? Убить его или оставить в живых? — Убивать его нельзя ни в коем случае, — категорически отозвалась Кармен. — Этот человек, скорее, располагает множеством полезной информации. А если и нет, он все равно может пригодиться. Вы можете переломать ему все кости и делать все, что захотите, но для нас главное, чтобы он выжил и был в состоянии разговаривать. — Я Вас понял.***
Солнце стремительно садилось за горизонт, оставляя после себя на нее золотисто-алые разводы заката. Воздух, как бы это не было странно для января-месяца, был теплым — как и всегда вблизи Кретона. У Джоанны было всего полчаса, чтобы насытиться свежим воздухом до того, как они двинутся дальше, на север, непосредственно к самой столице. Дел у всех было невпроворот, поэтому проветриваться пришлось в одиночку, хотя зеленые дали полей и лесов, окруживших раскидистый лагерь, который они разбили здесь, неплохо скрашивали ее странное, приподнято-удрученное состояние. Война на Немекроне длится уже два года и четыре месяца, и скоро — совсем скоро, буквально со дня на день, — она будет наконец окончена. Над головой вновь воцарится мирное небо, а рогатые ублюдки сгинут с этих земель: если, конечно, не полягут до того. Еще один враг будет повержен. Но вот будет ли это легко, Джоанна, честно говоря, сомневалась. Несложно рассуждать о шансах и потенциале, сидя в одной из комнат внутри Каллипана за толстыми бронированными стенами, которые ничто не пробьет; но совсем другое — это оказаться на поле боя самому. Джоанна знала, каково это. Она прекрасно помнила тот день, когда все началось; помнила, как бегала по улицам Кретона вместе с Картером и Алиссой, которая всегда грезила о мире и спокойствии, но которой не посчастливилось не дожить до этого дня, пока на пятки наступал всепожирающий луч аннигилятора. Еще лучше она помнила, как дважды чуть не умерла на поле боя, решившись погеройствовать. Один раз ей вонзили нож под ребра, в другой — ее чуть не подорвало сброшенным снарядом. То, что она выжила, само по себе было огромным везением. Впрочем, возможно, это ее воля к жизни была настолько велика, что ее не взяли ни металл, ни пламя. Джоанна до сих пор не понимала, как так получилось, хотя и не особенно задумывалась. Она, скорее, воспринимала свое поразительное везение как данность. Помнится, Хэкидонмуя с Крайних земель говорила, что она «особенная» — тоже чушь та еще. Все они лишь пыль под ногами в масштабах Вселенной. Кому-то обстоятельства благоволят, и им удается выжить, а кто-то, менее везучий, — гниет в земле или превращается в горстку пепла. Думать здесь не над чем, мудрить тоже не надо. Главное — бороться до конца. А борьба у нее в крови. Джоанна, сколько себя помнила, только и делала, что боролась; но никогда ее сражения с судьбой не были столь масштабны как то, что грянуло сейчас. От каждого шага, совершенно ею и тысячами других солдат, от каждой вылетевшей из ружья пули, от каждого дуновения ветра зависела судьба Немекроны. Сейчас Джоанне предстояло бороться с великими злом ради великого блага — и, право, ее подташнивало от того, что ее мысли двигались именно в таком направлении. Джоанна уж точно не была героиней, да и общественное благо ее никогда не волновало. Особо духа патриотизма она не чувствовала, бить в грудь и провозглашать о готовности умереть за свою нацию — тоже не готова; да и какой вообще смысл в борьбе, если в конце ждет смерть? Однако сейчас все было по-другому. Оглядываясь вокруг, Джоанна видела лишь людей, к которым, волей-неволей, смогла привязаться: Картера, Каспера, Нейтана, да даже королеву Кармен, как не парадоксально, ведь та стала настолько привычной частью ее повседневной жизни, что Джоанна не могла представить, как бы все было без нее. Смотря в зеркало, она видела множество мелких шрамов на лице, которые не были заметны невооруженным глазом, однако несли в себе историю о том, как ей раз за разом удавалось выжить, и видела горящий огонь в собственных глазах, который и не позволял ей остановиться ни на секунду. Иногда, укладываясь спать и оставаясь наедине с собой на некоторое время, Джоанна вспомнила врагов, которых уничтожила своими же руками: Карлу, Линтона, некоторых других, даже самых незначительных, вроде удракийских солдат, которых убивала без разбора… Так разве после всего этого она могла остановиться? Не смешно ли это было бы: думать о том, что ей пора отпустить назад и прекратить борьбу? Да, это невероятно смехотворно! За свою недолгую Джоанна прошла сквозь самый настоящий Ад, о котором говорила Хэкидонмуя, и свергнуть с пути уже не могла. Она должна была победить и на этот раз; и не собиралась останавливаться ни перед чем. От этих мрачных мыслей ей захотелось закурить — так она и поступила, а затем, держа сигару между пальцев, продолжила блуждать вокруг да около. Разбитый лагерь почти свернули, корабли и машины готовились двигаться дальше — и все-таки, все вокруг напоминало о том, что еще предстоит впереди. Джоанна отвела глаза в сторону леса и вдруг заметила на Нейтана, сидящего на бревне в одиночестве. Не долго думав, она подошла к нему и опустила: — Тебе тоже нечем заняться? Нейтан, чьи волосы, отросшие ниже плеча, развевал ветер, обернулся на нее с отчетливым негодованием на лице. — Что значит «тоже»? — отозвался он с налетом язвительности. — Ты вроде бы всегда вся в делах. — Я занимаюсь только тем, что мне нравится. Вся это беготня — не в моем стиле. Тем более, я в этом ничего не смыслю, — честно и безо всякого стыда признала Джоанна, пожав плечами и подтянув сигару к губам. — А мне-то казалось, что трепаться со всеми тебе наоборот дается хуже, чем вести войны. — Почему? Я, вообще-то, очень коммуникабельная, — с налетом недовольства отозвалась Джоанна. — Подвинься. Я хочу сесть. Нейтан тяжело вздрогнул, но все же пересел поближе к краю бревна. Джоанна переступила через него и присела рядом. Но вместо ожидаемого ею разговора воцарилась тишина. Ветер слегка покачивал верхушки деревьев. Солнце спешило уйти за горизонт. Воздух был влажным, словно скоро вот-вот пойдет дождь. Тоскливое настроение — в самый неподходящий момент. Чем ближе они были к концу, тем чаще Джоанна вспоминала былые дни, придавая этим воспоминаниям чуть больше значения, чем хотелось бы. Она смотрела на Нейтана, чей взгляд был полон усталости и вместе с тем мрачной решимости — стремления покончить со всем, как можно скорее, — и видела у него на переносице бледный шрам, который в очередной раз напоминал о том, что им всем довелось пережить и как же все-таки все изменилось. Вот же дерьмо: Джоанна еще никогда не размышляла о переменах. Она всегда воспринимала жизнь такой, какая она есть, не особо задумываясь ни о вчерашнем, ни завтрашнем дне; однако в последнее время… Все изменилось. И это была ее собственная заслуга: Джоанна сама сделала все для того, чтобы необратимо перевернуть привычный уклад жизни. Сама грезила о мести, сама же эту месть и вершила, и сама захотела власти и свободы. Да, она правда хотела подняться на вершину. Даже сейчас, будучи, по сути, никем, уже успела вкусить сладость власти и не могла от нее оторваться. Ей нравилось осознавать, что она имеет влияние, благодаря своим связям с Изабеллой Кастро, Фридой, ставшей негласным лидером Пепельной пустоши, и многими другими значимыми людьми. Нравилось чувствовать уважение со стороны армии, которая никогда не ставила ее отдельно от Картера. Нравилось думать о том, что она способна создавать синий огонь, обладая даром, которого нет больше ни у кого. Все, чего Джоанна когда-либо хотела, теперь было у нее в руках. Она была любима, она любила и могла защитить свою любовь — разве можно мечтать о большем? Но она мечтала. Ибо же отлично помнила о том, откуда вышла и какой груз прошлого несла на своих плечах. Джоанна поклялась самой себе, что никогда вновь не спустится на дно, с которого выкарабкалась. Напротив: она взберется на самый вверх, и пусть хоть кто-то только посмеет помешать ей! — Ты умеешь хранить секреты? — спросила вдруг Джоанна, пронзительно посмотрев на Нейтана. — Да… А что? — тот скептически повел бровью. — Я хочу рассказать тебе кое-что. Но ты должен пообещать, что не расскажешь это никому. Даже Кёртису. — Я похож на идиота? Я же сказал, что не… — Хорошо, — Джоанна прервала его, отмахнувшись. — Тогда слушай. В последний раз, когда я говорила с Линтоном, перед тем, как его казнили, он сказал, что гордится мной. Сказал, что я смогу сделать все, что захочу. — И? — недоумевающе отозвался Нейтан. Он определенно хотел, чтобы она продолжила свою мысль, но только вот Джоанна не знала, что можно добавить, поэтому просто пожала плечами и бросила: — Ничего. Просто решила рассказать. Хотя, конечно, она могла бы сознаться еще и в том, что думала об этих словах слишком часто, чтобы суметь однажды забыть их. Как ни парадоксально, но то, что сказал ей Линтон тогда, в момент их последней встречи, стало ее собственным стимулом к тому, чтобы продолжать двигаться дальше. Если уж Джоанна смогла сжить со свету самого ненавистного из оставшихся, подтолкнув королеву к нарушению законов собственного государства, то разве могло еще хоть что-то оставаться для нее невозможным? — Давно мы так не разговаривали, — опустила она, вздохнув. — Ты меня пугаешь, — хмуро отозвался Нейтан. — Говоришь так, как будто собралась умереть. — Если бы я решила умереть, я бы от стыда ни слова не смогла сказать, — пренебрежительно съязвила Джоанна. — В моем возрасте еще рано ложиться в гроб. — Отличный настрой, — прокомментировал Нейтан, но в его голосе не было и толики сарказма. В самом деле, он был рад ее настойчивости в своем стремлении выкарабкаться из любого болота. Верить в лучшее — это единственное, что они могли делать с полной уверенностью. — Значит, если умирать ты не собираешься, то у тебя точно есть планы на оставшуюся жизнь? — Мои планы, они… — Джоанна выдержала паузу и глубоко вдохнула, вскинув брови. — Такие грандиозные, что говорить о них неприлично. — Метишь на должность сенешаля? Она снисходительно прыснула и закатила глаза. Джоанна была уверена, что Нейтан ляпнул это исключительно шутки ради, но все же попал он в яблочко. Впрочем, знать ему об этом необязательно. — Ну а ты? — перевернула она, склонив голову набок. — Готовишься сдохнуть или мечтаешь о том, чтобы стать королем? — Королева определенно не в моем вкусе, — Нейтан усмехнулся. — Ну, величие требует жертв… А если серьезно? — Если серьезно, то я собираюсь покончить со всем этим дерьмом. Если нам удастся отвоевать Кретон и при этом не сдохнуть, то Кертис хочет подать в отставку. Как, собственно, и я. Поэтому мы просто соберем свои вещи и уедем куда-нибудь подальше. Как только рогатые ублюдки унесут свои задницы с Немекроны, жить можно будет спокойно, а дела Империи меня уже не волнуют. Джоанна понимающе покачала головой в ответ, но не сказала ни слова. Она прекрасно знала: после всего пройденного, покой — это единственное, в чем нуждался Нейтан. Бросить все и жить в свое удовольствие — его право, и никто не посмеет осудить его за такое решение. Уж точно не она. Хотя сама Джоанна не была готова смириться с таким. Победа Немекроны — не последняя ступень лестницы, ведущей вверх, и останавливаться на этом она не станет.***
Последние несколько дней в Королевском дворце — да что там: во всем Кретоне — было неспокойно. Жители города не отваживались и носа из дому показать; удракийские военные только и делали, что патрулировали улицы и окрестности, не давая себе даже минутного перерыва, по строгому наказу губернатора; оружия, танки, корабли и аннигиляторы сновали тут и там, готовые, как и армия, разойтись по позициям в любой момент; а сам Мефтун беспокойно расхаживал по дворцу, пребывая в необычайно мрачном расположении духа. За последние месяцы немекронцам удалось здорово продвинуться в отвоевании своих земель: все удракийские войска они оттеснили и с юга, и с севера, и с запада, и с востока — загнали в самое сердце обратно в Кретон. Хотя стараться там особо и не пришлось: каждый в Империи был наслышан о Каллипане во власти до боли решительной и упорной королевы Кармен, и это вселяло в них вполне разумный и оправданный страх, который заставлял бросать ружье прямо на поле боя и бежать, сверкая пятками, как можно подальше. Мефтун казнил бы каждого за позорное дезертирство, да только вот понимал, что в этом случае огромной армии немекронской королевы ему придется противостоять в одиночку. И не то, чтобы он особо был напуган грядущим наступлением умунту, но факт наличия Каллипана держал в напряжении. Немекронская королева, судя по всему, конечно, вряд ли планировала его использовать — иначе не привела бы за собой армию таких размеров, — однако легче от того не стало. Мефтун прекрасно понимал, чем чревато для него поражение, и потому сдаваться не планировал. Что бы там ни случилось, но он будет упрямо идти до самого конца и ни за что не сдаст на попятную. Он отдаст на растерзание всех до единого, даже ту глупенькую служанку, которая чистит его обувь каждый день, если придется. Только бы уцелеть и не остаться за бортом. Просто выжить — недостаточно, ибо тогда Императрица Рейла все равно снесет ему голову с плеч за позорный проигрыш. Да и потом, не готов он остаться в живых, попросту сдавшись. Отставать, будучи позади, не в его вкусе. Бессмысленные скитания по дворцу, приправленные тягостью мрачного ожидания неизбежной беды, в конце концов, завели Мефтуна в тронный зал. Как и всегда, он был пуст, холоден и погружен в полутьму, пусть за окном и сияло утреннее солнце. Мефтун прошелся к трону, который его всегда особенно манил, и уселся, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку. Пожалуй, впору сказать, что королевский трон был его любимым местом во всем дворце. Этот пленительный символ пьянящей власти, которую он готов лелеять и бережно оберегать, неизбежно приводил Мефтуна к себе, когда тот прозябал от скуки в стенах огромного дворца. Он же напоминал и о том, какую власть в его руки вложила Императрица, павшая жертвой его обходительной лести и предупредительной учтивости, как и многие другие. Мефтун взобрался слишком высоко, чтобы упасть и не переломать при этом все кости. Но и добровольно отказываться от того, что имел, отступая, он не собирался. Хотя, каким бы громким не был крик его самоуверенности и гордости, здравый смысл, будто Мефтун не наплевал на такие мелочи давным-давно, настойчиво повторял, что уступить и сдаться придется. Этот трон, эту власть — их он получил; но они никогда ему не принадлежали. По-настоящему ими владела лишь немекронская королева, и прямо сейчас она бурей неслась сюда, чтобы вернуть свое по праву. В конце концов, победителем станет лишь один. Проигравший — умрет. И это точно должен быть не он. — Губернатор Мефтун, — голос подошедшей стражницы вырвал его из беспокойных сумбурных мыслей, что не давали спокойно спать последние несколько дней, — ситуация чрезвычайная, и мне велели немедленно доложить вам. Мефтун закатил глаза и облокотился на бок, заложив за уши короткие пряди волос, что постоянно выбивались из длинной косы. Еще одна «срочная новость», и ему точно придется пролить чью-то кровь… Но для начала он все же выслушает. — В чем дело? — холодно поинтересовался он. — Армия королевы Кармен уже в округе Кретона, — отрапортовала стражница. — И только что от нее поступил входящий звонок. — Ее немекронское величество заскучала в ожидании войны и решила поболтать? — Она хочет поговорить с вами о чем-то очень серьезном, — ответила женщина, проигнорировав его едкую колкость. Мефтуну вдруг подумалось, что убить змею-Кармен будет самым оптимальным решением всех их проблем. — И о чем же? — Она не сказала. Говорить она хочет только с вами. Он снова закатил глаза и со вздохом поднялся с трона, распрямляя складки на черном кафтане. Ничего, кроме как направиться в связной центр и выслушать немекронскую королеву, ему не оставалось. В центре связи, как и ожидалось, творился самый настоящий балаган. Пока звонок висел на удержании, все, кто там был, пребывал в самой настоящей панике. Связисты метались из угла в угол, шептались заодно с охранниками, рассуждая о том, насколько зловеща королева умунту, обладающая мощнейшим оружием во Вселенной, и что она способна сделать с ними, если они не пойдут навстречу ее даже невысказанным условиям… Благо, они все было стихли, стоило Мефтуну переступить порог. — Продолжайте, — скомандовал он, встав напротив экрана. — Послушаем, что нам скажет королева Немекроны. Вероятно, из-за той ухмылки, которая проскользнула на его лице, все, кто сейчас здесь присутствовал, посчитали его безумцем. Связист, управляющий контрольной панелью, снял звонок с удержания, и после отсчета с пяти на экране высветилось изображение королевы Кармен. Тут же по залу прошелся возбужденный шепот: ведь та, судя стенам, облицованным черными и бордовыми металлическими пластинами, находилась внутри Каллипана. Она сидела на некоем подобии трона, который представлял громоздкую металлическую конструкцию, изрезанную хитрыми витиеватыми узорами, что за многие века, проведенные вдали от цивилизации, местами успела покрыться бурой ржавчиной. Изголовье трона было увенчано множеством маленьких острых лучей, которые создавали вокруг головы своеобразное подобие короны, или же множество копьев, сложенных в полукруге, с окровавленными наконечниками — не самые радостные ассоциации. Королева Кармен была одета в прямое свободное платье с глубокими вырезами вдоль рукавов, которые плавно струились по обе ее руки, сцепленные в замок. В темных волосах, собранных в аккуратный пучок сверкала серебряная корона; карие глаза, особенно на фоне ее бледной кожи, пылали решительным диким огнем. Немекронская королева, пусть и была весьма молода, производила впечатление девушки суровой и жесткой — даром что она пока еще не произнесла ни слова. Но Мефтун был готов. И не с такими людьми, в конце концов, ему доводилось общаться. А уж участие в бесчисленном количестве битв отточило его выдержку до совершенства. — Приветствую, Ваше Величество, — проворковал он, но кланяться не стал. Звезды, в его тоне не было и намека на уважение — он всего-то потешался, хотя и для того повода не было. Просто Мефтун хотел, чтобы молодая королева не стала заблуждаться и не видела в нем кого-то, кто ниже ее самой. — Мне сказали, что Вы хотели поговорить со мной. Признаться, Вы отвлекли меня от кучи важных дел, однако я готов терпеливо выслушать Вас. Не думаю, что Вы стали бы выходить на связь, если бы для того не было веских… — Довольно болтовни, командующий Мефтун, — пресекла Кармен с налетом раздражения. — Меня не волнуют ваши дела; да и вас самих вскоре перестанут. Но вот причина нашего разговора действительно веская, вы правы. Мефтун снисходительно покачал головой и завел руки за спину, принявшись нервно щелкать пальцами. Кажется, за те два с лишним года, что Немекрону раздирала война, ее королева успела хорошенько наточить клыки: иначе не была бы столь надменна. — Тогда, правда, не будем тратить время на пустую болтовню. Что Вы хотели сказать? — Я буду краткой, — пресно полоснула Кармен. — Думаю, нет смысла объяснять, что вы, как и ваша Империя, находится не в лучшем положении. Продолжать борьбу бессмысленно, ведь всем и так ясно, кто проиграет. — Никто не знает, что готовит завтрашний день, — многозначительно парировал Мефтун. Хотя, если говорить откровенно, ей удалось его уязвить. — Это верно. Но зато каждый в силах это решать, — находчиво отозвалась она. — Я решила победить. Вам же остается только проиграть. Однако я могу сделать ваше поражение менее болезненным и дать вам возможность спасти свою жизнь. — Вот как… — Мефтун патетично вскинул бровь. — И как же, Ваше Величество? — У меня есть к вам предложение.***
Дело Джоанны было предельно простым — привести Фарью на главный пост, который они по привычке нарекли «капитанским мостиком». С этим вполне могла справиться и дюжина охранников, учитывая то, насколько покладисто удракийка вела себя все эти месяцы, проведенные в заточении, но королева решила перестраховаться. Ситуация накалилась до невозможности, и Фарья, которой они железобетонно обещали сохранить жизнь любой ценой, вполне могла почуять неладное — а там уж кто знает, что она ухитрится вытворить. Задача, на самом-то деле, пустяковая: Джоанна сможет уложить Фарью в два счета, — но все же ей льстило то, что королева доверяла ей настолько, что пыталась вклинить даже в самые мелочные поручения. Фарью заперли под замок в одной из самых маленьких кают на борту Каллипана и приставили к ней надежную охрану, которая пропустила Джоанну сразу же, как та сообщила, что королева желает видеть удракийку. Каюта Фарьи была обставлена весьма скудно; впрочем, пленников роскошью никогда особенно не снабжали. На столе у нее стояла бутылка воды, пачка салфетки мыло: ничего лишнего; а сама женщина, одетая в бежевую тюремную робу, состоящую из мешковатых штанов и огромной рубашки, и с растрепанным высоким хвостом, сидела на койке, с упоением (хотя, скорее, от скуки) читая электронную книгу, которую ей позволили взять с собой. Джоанна переступила порог каюты, не до конца закрыв дверь, и, скрестив руки на груди, потребовала: — Вставай. Фарья, оторвавшись от книги, подняла голову и вопросительно посмотрела на нее. — Королева хочет тебя видеть. — Зачем? Джоанна закатила глаза. Ей отнюдь не хотелось терпеть эти глупые вопросы, а затем и жалобы и возмущения, которые все равно не спасут женщину из ее шаткого положения, и потому ограничилась угрюмой колкостью: — Хочет устроить чаепитие со своей любимой пленницей! Давай, шевели задницей. Джоанна развернулась и покинула каюту, молчаливо махнув рукой охранникам, мол, делайте то, что нужно, и те вошли внутрь, вернувшись где-то через минуту с Фарьей в наручниках, взятой под руки. — Куда вы меня ведете? — взволнованно спросила Фарья уже на ходу, когда охранники подтолкнули ее в нужном направлении. — Если я отвечу, то испорчу весь сюрприз, — и вновь, Джоанна извернулась, выдумав какую-то язвительную чушь. Фарья что-то пробормотала себе под нос, тяжко вздохнув, но та не особо ее слушала. Веретеница коридоров, пару спусков на лифте, и они, в конце концов, добрались до массивных бордовых дверей, ведущих на капитанский мостик. Охрана здесь тоже блюла надзор и велела Джоанне ждать: по всей видимости, Кармен уже начала переговоры с Мефтуном, и теперь нужно было только дождаться нужного момента. Джоанна припала к стене и принялась скучающе разглядывать все, что ее окружало. Фарья вот заметно нервничала и бесконечно переминалась с ноги на ногу, хотя спрашивать о чем-либо уже не пыталась: понимала, что никакого вразумительного ответа не последует. Охранники, обступившие ее по обе стороны, два молодых мужчины, один из которых был эльфом, были мрачнее грозовой тучи, серьезны и грозны, точно скалы. А вот двое женщин, что охраняли двери капитанского мостика, были чуть более беспокойны. Говорить-то они не говорили, но вот Фарью изучали пристально и не скрываясь. Одна посмотрела на другую — в ее взгляде Джоанна уличила жалость, в то время как вторая только презрительно поджала губы и удовлетворенно качнула головой. Всем, кроме самой Фарьи, было ясно, что та теперь висела на волоске от смерти: жизнь ей могло спасти лишь согласие Мефтуна на добровольную капитуляцию, что, впрочем, казалось Джоанне маловероятным. Из рассказов Фарьи она смогла понять, что Мефтун относится к тому типу людей, для которых жизнь любого другого является не больше, чем разменной монетой. Если бы королева вдруг приказала начать заживо сдирать с Фарьи кожу на глазах у Мефтуна, тот, вероятно, и бровью бы не повел, слушая истошные крики. Прошло несколько долгих минут, прежде чем двери капитанского мостика наконец открылись. Охранник, который остался внутри, дождался, пока войдет Фарья, однако закрывать двери не спешил: Джоанна поняла, что он ждал, пока зайдет и она, когда тот устремил в ее сторону настойчивый взгляд и качнул головой, мол, иди. Так она и поступила, хотя ей и показалось это странным, и только потом двери наконец закрылись. Их осталось пятеро: сама Джоанна, королева Кармен, растерянная Фарья, омраченный чем-то охранник — а также Мефтун, чье лицо выражало глубочайшую апатию, по ту сторону экрана. — Мы можем заключить сделку, — произнесла Кармен, обращаясь к нему. — Я отдам вам всех удракийских военнопленных, а вы же — покините Королевский дворец и прикажете вывести все свои войска с земель Немекроны. — Интересное предложение, — не то задумчиво, не то с насмешкой отозвался Мефтун. — Но что будет, если я отвергну его? — Тогда всех ваших людей ждет смерть, — прямолинейно, четко и предельно доходчиво. Джоанна была впечатлена подобной жесткостью, что сразу же отразилось в ее преувеличенно изумленной гримасе, которую никто, конечно же, не заметил. Несколько секунд Мефтун молчал и смотрел на Кармен, величественно раскинувшуюся на троне, не моргая, в то время как та пожирала его нетерпеливым, раздраженным взглядом, держа руки сцепленными в замок. Затем правый уголок его рта дернулся в презрительной и, даже можно сказать, разочарованной ухмылке. Он облизнул губы, патетично вздохнул и заключил: — Ну… Люди всегда умирают на войне, Ваше Величество. Ваши слова имеют значение не большее, чем если бы Вы рассказали мне о том, что ели сегодня на завтрак. — Так значит, вы отказываетесь от моего предложения? — Прямолинейность — это ужасно скучно. Но если вы в ней так нуждаетесь, то — да. Я отказываюсь от Вашего предложения. Еще один гордец, который не остановится ни перед чем, слепо убежденный в собственной победе. Но ирония в том, что участь таких людей, как правило, незавидна. Кармен восприняла это как призыв к действию. Она молча посмотрела на охранника и, встретившись с ним взглядами, требовательно кивнула. Тот взял под руку Фарью, которая тут же задрожала, как осиновый лист, и вывел в центр зала, чтобы та оказалась напротив Мефтуна. — Вы узнаете эту женщину? — опустила Кармен с нескрываемым презрением. — Фарью, которую вы назначили мэром Хелдирна когда-то давно? — Да, припоминаю… И что с того? — Я понимаю, что вас, командующий, может не трогать смерть безликих солдат, однако сможете ли вы спать спокойно, если прольется кровь человека, с которым вы были знакомы лично? Джоанна довольно ухмыльнулась и покачала головой. Ей нравилось, какую грязную игру затеяла королева. Бороться с людьми, подобными Мефтуну, нужно их же методами. — Вы задаете странные вопросы, Ваше Величество, — едко парировал Мефтун. — Если собрались казнить ее Вы, то почему совестно должно быть мне? Да и потом, чего еще заслуживает предательница Империи? Ее смерть пойдет нам лишь на благо. — Замечательно. В таком случае, наслаждайтесь. Охранник надавил Фарье на плечо твердью ладони и заставил ту упасть на колени. Потянулся к ружью, спустил предохранитель; и удракийка, услышав характерный щелчок, взвилась, панически выпалив: — Что вы делаете?! Вы обещали сохранить мне жизнь! — Верно, обещала, — Кармен кивнула. — Но почему я должна держать слово перед той, кто не сдержала слово, которое дала своему командующему? Того, кто предал одного, обязательно предаст кто-то еще. Нужно было подумать об этом заранее, Фарья. Глаза Фарьи наполнились слезами, загорелись злостью и досадой; она вдохнула, собираясь сказать что-то его, но охранник грубо схватил ее за шею и заставил отвернуться, так что у нее вышел лишь сдавленный писк. — Выполняйте, — скомандовала Кармен, махнув рукой. Выстрел в голову — и дергающееся в предсмертных конвульсиях тело Фарьи упало вперед. Голова завалилась набок, так что Джоанна смогла уловить момент, когда ресницы, обрамляющие ее стеклянные широко распахнутые глаза, перестали дергаться, ознаменовав конец ее жизни. Из-под простреленной головы растекалась лужа крови, что была совершенно такого же оттенка, что и багровые пластины на стенах зала. Джоанна вскинула брови, вздохнув, и перевела взгляд на Мефтуна: его лицо не выражало ни единой эмоции — разве что удрученную скуку. — Надеюсь, ты успел все как следует рассмотреть, — едко опустила Кармен, перейдя на снисходительно-пренебрежительное обращение. — Потому что такая же участь ждет не только твоих людей, но и тебя самого. — Это все? — только и спросил Мефтун, выгнув бровь. Он храбрился изо всех сил, но этим лишь распалял пламя гнева, клубящееся внутри королевы. — Что ж, в таком случае, закончим этот бессмысленный разговор. Если Вам так хочется чужой крови — прошу. Только смотрите, чтобы Вам хватило пуль, и чтобы Вы сами же в ней не захлебнулись. Связь тут же оборвалась — Мефтун завершил звонок. Кармен просидела еще несколько секунд, таращась в погасший экран, а затем поднялась и, обступив лежащий под ногами труп, направилась к выходу, не выражая ни толики чувства. Лишь поравнявшись с Джоанной, она пронзительно посмотрела ей в глаза, без слов заявляя о решительности и прочности своих намерений, за что удостоилась легкой, ободрительной улыбкой в ответ. Кармен покинула капитанский мостик, двери за нею захлопнулись, а Джоанна осталась с чувством глубочайшего непонимания. Нет, жестокий приговор, вынесенный королевой, ее отнюдь не удивлял — напротив, Джоанна знала, что к этому все и шло; но тот факт, что Кармен, осознанно или нет, решила сделать ее свидетелем сей картины, порядком обескураживал. Почему именно ей — ни Роджеру Кито, ни Касперу, ни, в конце концов, Картеру, — довелось присутствовать здесь? У Джоанны возникло чувство, словно она только что оказалась посвящена в важную тайну, которую никому не должна рассказывать. Впрочем, она и не станет. У нее накопилось столько секретов, что она теперь совершенно отучилась трепаться о чем ни попадя. Джоанна в последний раз окинула тело Фарьи ничего не выражающим взглядом, а затем посмотрела на охранника и произнесла: — Скажи кому-нибудь, чтобы тут все убрали.***
19 января 270 года
Прохладный утренний ветер лениво колыхал верхушки деревьев, что поросли на окраинах Кретона редкими и совершенно не внушительными рядами. Через них же, а также через силуэты зданий, возвышающихся вплоть до самого неба, что блестели вдалеке, пробивались золотистые лучи солнца. На улице полыхал рассвет. Королева Кармен собрала волосы в незамысловатый, но достаточно элегантный пучок, надела черный камзол, расшитый витиеватыми молочно-белыми узорами, из-под которого выглядывали мешковатые черные штаны, и кожаные ботинки на маленьком толстом каблуке — без каблуков она не обходилась никогда, — что звонко застучали, когда она направилась к лестнице, ведущей к выходу на платформу сбоку Каллипана. На сей раз королева была одна: при ней не было никаких сопровождающих — только стальная, непоколебимая решимость и боевой запал. Роджер, что стоял у закрытых дверей, видел, с какой статью ступала королева, гордо вскинув голову и прожигая воздух одним лишь взглядом, преисполненным не столько волнения, сколько торжественного предвкушения. Сегодня война, терзающая Немекрону, должна была быть окончена — она не сомневалась; никто не сомневался. — Ваше Величество, — Роджер поприветствовал ее почтительным поклоном, держа руки, вопреки этикету, за спиной — ведь там он спрятал кое-что, что приготовил специально для королевы. — Маршал Кито, — отозвалась она, кивнув и тепло улыбнувшись. — Я рада, что вы здесь. — Мне не хотелось Вас оставлять, — пояснил Роджер. Ему, вообще-то, стоило спуститься вниз, к войскам, однако гораздо более важным для него было уделить должное внимание королеве. — К тому же, у меня для Вас есть подарок. Роджер, наконец, достал из-за спины припасенный клинок, заключенный в мягкие, изрезанные белоснежными узорами, фиолетовые ножны, и протянул его королеве. — Прошу, примите. Та на пару секунд замялась, изумленно изучая клинок. Помимо искусно вышитых ножен, у него была крепкая, удобно лежащая в ладони, как утверждал человек, который сделал его, рукоять, на конце которой, заключенный в своеобразный ромб из металла, мерцал синий — цвета королевской власти — кристалл. Королева Кармен сосредоточенно нахмурилась и взяла меч в руки, рывком выдергивая из ножен. Лезвие было острым, как бритва, способным, как заверял все тот же мастер, разрезать даже лист бумаги, подброшенный в воздух, с выгравированной на нем надписью, что гласила: «Никто не поднимет вас до высот, кроме вас самих». Королева оглядела ее пристальным, точно завороженным, взглядом, и произнесла: — Он изумителен. Спасибо. Роджер улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, прежде, чем снова спрятать клинок в ножны и застегнуть их на ремень. А затем ее лицо вновь стало серьезным, стальным, почти каменным, но в то же время в ее глазах продолжал полыхать неистовый пожар — пламя борьбы, пламя победы. Королева шагнула к дверям и, сделав глубокий вдох и расправив плечи, распахнула их, подходя к краю платформы, где оперлась на перила. Роджер проскользнул следом за ней, оставаясь, однако позади. Несколько десятков тысяч человек, сотни кораблей, танков и машин — армия была настолько огромной, что простиралась до самого горизонта. Первые ряды людей, стоило королеве Кармен, находящейся на высоте нескольких метров над их головами, появиться, приветственно загудели, заражая тем же и остальных. Вскоре воздух затрясся — несколько тысяч голосов приветствовали свою королеву. Восторженные, полные благоговения и уважения крики, доносились отовсюду и затихли только через несколько минут — когда Кармен, насладившись моментом триумфа еще до того, как одержала настоящую победу, гордо вскинула голову, продолжая перемещать взгляд, наполненный теплотой, какую могла испытывать лишь королева по отношению к своим верноподданным, из одного конца войска в другой, и обратно. Лишь только когда голоса затихли полностью, она поправила микрофон, закрепленный на ухе, и отчеканила: — Два года, четыре месяца и один день наши земли уничтожают, выжигают и разоряют удракийские оккупанты. Два года, четыре месяца и один день они истязают, мучают, пытают и убивают наших людей. Однако сегодня их террору на наших землях придет конец. Ее голос эхом разнесся по округе, вырываясь и из недр Каллипана, и изо всех кораблей, что, готовые ринуться в бой, зависли в воздухе — отовсюду. — Солдаты мои! — воззвала королева, повысив голос. — Я, королева Единого королевства Немекроны, Кармен из рода Бьёррк, была рождена, чтобы бороться за свой дом и свою нацию! Мой долг — защищать и наши земли, и всех вас. И я обещаю вам: сегодня господство иноземных тиранов закончится! Больше мы не будем жить в страхе, больше не будем склонять головы ни перед кем. Пришла пора забрать то, что принадлежит нам по праву. Мы заберем нашу свободу! Мы отвоюем и защитим наш дом! По округе вновь прокатился гул голосов — на сей раз он был бодрым, воинственным, воодушевленным, словно неумолимый запал королевы передался им всем. Да что уж там: Роджер, которому довелось лицезреть ее, чеканившую свою грозную речь, вблизи, и сам ощутил, как по венам расползся жар, а сердце загрохотало быстрее. Люди Немекроны любили свою королеву — и теперь он как никогда ясно понимал, почему. Она была молода, но уже полна амбиций и решимости, глубоко преданная своей нации и долгу перед ней. Королева Кармен умела разжигать огонь в сердцах людей, как никто другой. Роджер ею очень гордился. — Поклянитесь мне, — продолжила она, когда войско чуть поутихло, — что будете сражаться до конца; что не сдадитесь, не отступите даже перед лицом смерти. Ибо же наша свобода — бесценна! Войско разразилось боевым кличем и яростным лязганьем ружей. — Клянемся! — кричали некоторые, в то время как другие скандировали: — Да здравствует королева Кармен! Долгих лет жизни Ее Величеству! Да правит она долго! Звон оружия и воинственные крики заполнили собою все вокруг, сотрясая воздух и, казалось, даже землю. Проплыло облако — по лицу Кармен полоснул золотой луч солнца, отчего огонь, горящий в ее глазах, показался еще более неукротимым. Ее грудь беспокойно вздымалась, пока она глотая воздух, с ликующей улыбкой смотрела на тысячи солдат перед собой. Они верили в свою королеву; а королева — верила в них.