***
Их свадебные одежды были весьма символичны. Бело-красные цвета, сочетающихся в торжественных кафтанах Церен и Ивара, пришлись весьма кстати, как бы сообщая о том, что за их спинами — спинами будущей Императрицы и Императора — стоит будущее Новой Империи. Подобный выбор был их единогласным решением; все остальное же было решено сугубо индивидуально. Церен, признаться, находила свой кафтан весьма красивым. Исшитые золотистыми узорами ткани легко струились вдоль ее тела, слегка покачиваясь при ходьбе; талию обвязал белый кожаный ремень, с которого свисали, задорно бренча, маленькие цепочки; на пальцах — множество колец с красными камнями; в ушах — большие серьги-кольца. Дагна, которая прибыла ко двору сегодня утром, до этого слишком занятая делами производства, была в восторге. Перед выходом она только и делала, что нахваливала ее образ, и Церен, в общем-то, могла с нею согласиться. Принцесса выглядела великолепно; хотя хотела бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. В одном из залов Королевского дворца, отведенного специально для церемонии бракосочетания, было многолюдно: в этих просторных бежевых стенах, исполосованных панорамными окнами, вместилось столько гостей, сколько было необходимо. Здесь была и королева Марла, и король Мона, и господин Канги — все со своими приближенными; Карстен и Ракель, Селим и Уланара, Вивьен и Дагна; королева Кармен и ее свита, облаченная в цвета своего народа — ни на секунду не забывали заявлять о себе; и множество других важных персон Альянса. Не было, однако, только Мефтуна, но он, видимо, решил появиться на вечернем банкете: вряд ли здесь могло произойти что-то, что могло бы его увлечь. Церен глубоко вдохнула и расправила плечи, медленно, как того требовал этикет, направляясь в сторону ступеней, где уже ждал регистратор. Вообще-то, свадьбы в правящей династии было принято заключать под свидетельством Верховного жреца, но, поскольку здесь такового не было и быть не могло, эту традицию было решено нарушить — в конце концов, в сути это ничего не изменит. Церен, собрав руки перед собой, поднялась по ступеням, приняв почтительный поклон от регистратора, и развернулась к собравшейся толпе. Марла, которая стояла к ней ближе всех, наградила ее ободрительным кивком, как, чуть позже, и Ракель с Карстеном, глядящие на нее с особым волнением и трепетом — для них, главы Ордена, формально также являющейся принцессой Удракийской Империи, и ее правой руки, этот брак имел особое значение. Канги, как и всегда, блуждал взглядом из стороны в сторону, словно выискивая что-то примечательное; а вот Кармен — ни на секунду не спускала с нее глаз и, казалось, готовилась прожечь в ней дыру одним взглядом. Слова Мефтуна всплыли в голове совершенно непроизвольно, прогоняя по спине табун мурашек и заглушая собой даже громкую торжественную музыку: «С ней следует быть осторожнее. Никто не знает, что у нее на уме». Двери зала распахнулись; гвардейцы, их открывшие, разошлись по разные стороны, пропуская вперед Ивара. Подобно Церен, он был облачен в бело-красный кафтан с золотистой вышивкой — мотив их одежд был схож, — однако тот, в отличии от облачения принцессы, отличался тяжеловесностью складок и резкостью линий; острые наплечники, обрамленные позолотой, сверкали на свету. Платиновые волосы острижены до кончиков ушей — он вновь сменил прическу, на сей раз отдав предпочтение чему-то более простому и менее вычурному, подстать своему новому статусу. С непроницаемым, не выражающим ничего, помимо непоколебимой решимости, выражением лица, Ивар поднялся по ступеням и остановился на расстоянии вытянутой руки от Церен, поворачиваясь к толпе, как и она. Принцесса взглянула на него лишь мельком и с удивлением, приправленным завистью, отметила, насколько стальной была его выдержка. На его лице не дрогнул ни один мускул, пока регистратор зачитывал сугубо формальное и натянуто-торжественное оповещение, которое Церен даже не слушала — она просто физически не могла сконцентрировать за его словах. Сердце бешено билось в груди и, казалось, вот-вот остановится, изведенное, отдаваясь в ушах набатом; и, кажется, у нее кружилась голова. Когда регистратор закончил вещать о причине, по которой они собрались здесь, они повернулись друг к другу, ожидая главного, фатального вопроса. — Берешь ли ты этого мужа? — произнес регистратор — и сердце провалилось в пятки. Церен глубоко вдохнула, облизнув губы, и посмотрела на Ивара. Он был сосредоточен, решителен и абсолютно спокоен, глядя на нее выразительно, как бы прося поторопиться. Нет смысла оттягивать неизбежное, нет смысла даже думать об обратном. — Беру, — ответила Церен, сдавленно сглотнув. Музыка уже давно стихла, и теперь ей казалось, что все вокруг слышат, как колотится ее сердце и как сбивается дыхание при каждой попытке набрать воздух в грудь. — Берешь ли ты эту жену? — регистратор обратился к Ивару, и тот, не раздумывая ни секунды, чеканно отозвался: — Беру. Регистратор принимающе кивнул и требовательно посмотрел на свою ассистентку, которая прежде держалась поодаль с кожаным широким чемоданом в руках: та тут же подлетела к нему, открывая кейс, и представила две золотых короны — это были не только важные атрибуты свадебной церемонии, но и своеобразные символы благородного происхождения, высокого статуса и власти. Следом за этим по ступеням поднялась и Ракель, готовая возложить венцы на их головы. Следуя традициям императорских свадеб, делать это должен был либо Верховный жрец, либо ближайшие родственники жениха и невесты — собственно, эта роль выпала Ракель, которая, ввиду обстоятельств, должна была проделать это с обоими. Регистратор кивнул, и Ракель потянулась за одной из корон — той, что была поменьше, возлагая ее на голову Церен. То же она после проделала и с Иваром, а затем отошла в сторону, давая возможность регистратору продолжить процесс. — Властью, данной мне, я объявляю отныне наследную принцессу Церен, от крови Азгара Завоевателя по линии Императора Альтора, третьего своего имени, и принца Ивара, от крови Азгара Завоевателя по линии Императора Керука, первого своего имени, женой и мужем. Да будет счастливым их брак, да будет светлым их путь! И вновь: как требовали того обычаи, — Ивар протянул ей руку, глядя настойчиво-ободряюще, будто видел, насколько тяжело, почти невыносимо, дается ей происходящее. Церен кивнула ему, улыбнувшись скупо, но постаравшись вложить в этот мимолетный жест всю имеющуюся благодарность — право, только стремление равняться за безукоризненную выдержку Ивара все еще помогало ей держаться на ногах, — и накрыла его ладонь своей, ледяной и подрагивающей от волнения. Они почти синхронно повернулись к толпе, и та рассыпалась в поздравляющих торжественных аплодисментах. Эти улыбки, этот шум — все это так обескуражило, так подбивало… Но ведь и в самом деле, для всех это был праздник. Свадьба принца и принцесса. Поворотный момент в гражданской войне. Шаг к победе Новой Империи. Шаг навстречу лучшему миру. Не этого ли Церен хотела, не должна ли радоваться? Да, должна. Расправив плечи, она улыбнулась, отметая в сторону все тягостные мысли и стараясь на обращать внимание на Кармен, которая снова вперила в нее мрачный взгляд.***
Свадебный банкет начался сразу же после церемонии. Все переместились в Сапфировый павильон — самую крупную и вместительную постройку на территории Королевского дворца, в которой с лихвой смогли уместиться все гости, приглашенные на свадьбу принца и принцессы. Банкет проходил с размахом: куча народу, длинные столы, до отказа забитые закусками, десертами и выпивкой, группа маррунийских танцовщиц на импровизированной цвете, громкая музыка, звон бокалов, щебечущие голоса и полупьяные улыбки — атмосфера праздника так и витала в воздухе. Принцесса Церен вместе со своим новоиспеченным мужем разместились в центре праздничного стола, отведенного специально для лидеров Альянса, принимая поздравления и подарки, которым не было ни конца, ни края. Рядом с ними, по левую руку от Ивара, расположились Ракель и Карстен, которые выглядели даже радостнее, чем сами молодожены, — еще бы: ведь для Ракель, принцессы Удракийской Империи, это был шанс приблизиться к трону и расширить границы влияния Ордена, а Карстен, как ее правая рука, поддерживал все устремления своего лидера. Марла, сидящая рядом с Церен, моментами вступала с ней в разговор, который, впрочем, быстро сходил на нет, и заново увлекалась выпивкой и едой. Мона, что был возле Карстена, молчаливо следил за происходящим — он в принципе предпочитал говорить только по делу, и даже пышное торжество не могло этого изменить, — как, впрочем, и Канги, который сидел рядом с Марлой и демонстративно закатывал глаза, когда она что-либо говорила. Место рядом с ним, отведенное для Кармен, пустовало; потому как весь вечер держалась подле Каспера, стараясь даже не приближаться к столу. Касперу, честно говоря, не слишком нравилось все то, что здесь происходило. Все, кажется, было относительно спокойно, но эта пропасть, разверзнувшаяся между Немекроной и Альянсом, не давала расслабиться полностью. Ему казалось, что Марла не спускает с них взгляда, а все вокруг только и ждут, когда кто-нибудь выкинет что-то этакое. Альянс видел в них врага, и это, признаться, прямо подстрекало Каспера на то, чтобы каким-то образом напакостить, насолить — этакое ребяческое, иррациональное желание, которое он сдерживал всеми имеющимися силами: исключительно ради Кармен. Те три дня, что они провели на Рейенисе, выдались нелегкими. Слуги Марлы только и делали, что кружили вокруг предоставленных им комнат, постоянно любезничали, сыпали обходительными вопросами в духе «Может, вам что-нибудь нужно?» и мелькали где-то неподалеку даже тогда, когда они с Кармен решили затеряться в огромном дворцовом саду. Она терпела все это; глотала злость и сухо отсекала все вопросы, которые могли последовать; но определенно была на грани. Каспер не знал, на сколько хватит ее терпения, но следовал ее примеру и сохранял хладнокровие даже в самых возмутительных ситуациях. Если Кармен захочет спровоцировать скандал, она сделает это — но до тех пор первыми начинать не следует. Впрочем, как бы не была непроста сложившаяся ситуация, Каспер решил воспользоваться той единственной заманчивой возможностью, которая ему представилась: напиться, перепробовать все, что стояло на столах, и провести не самый приятный, но все же вечер, с Кармен. — Я не знаю, что это такое, — пробурчал он, вертя в руках фруктовое пирожное под взбитыми сливками, кажется, — но это — очень вкусно… — У тебя нос грязный, — шепотом указала Кармен. Каспер, дожевав, тут же схватил со стола салфетку и исправил это недоразумение. Кармен поджала губы и хмуро уставилась куда-то вперед; Каспер тут же проследил за ее взглядом: посреди толпы, вместе с Дагной — эту женщину было трудно не запомнить, учитывая ее эксцентричный красный наряд, — о чем-то беседовали Джоанна и Картер. Вернее, разговаривала только Джоанна, с привычной хамоватой ухмылкой, в которой Дагна, однако, не видела ничего такого; а вот Картер крутился рядом, потягивая вино из бокала с видом великомученика. — Мне не нравится эта женщина, — угрюмо опустила Кармен, но тут же улыбнулась, поймав на себе взгляд одного из гостей. — Почему? — Она слишком громко себя ведет. — Ну, да… — недоумевающе протянул Каспер. — Мы ведь на празднике. О, кстати говоря, а у нас когда-нибудь будет что-то такое? На его шутку, произнесенную совершенно несерьезно и просто ради того, чтобы разрядить обстановку, Кармен отреагировала с искренним замешательством: — На что ты намекаешь? — Ну, знаешь, свадьба… — Свадьба? — переспросила она, словно не поняла смысла услышанного. — Или ты уже присмотрела здесь кого-то другого? Выгодный политический союз, всякое такое… — Ни за что, — возмущенно отозвалась Кармен, ошарашенно округлив глаза, и категорично отчеканила, будто перед ней только что поставили реальное условие: — Ни за кого из этих иноземцев я не выйду даже под страхом смерти! Ноги их не будет в моем дворце. Каспер неопределенно покачал головой и молча отпил вина. Как-то, пожалуй, слишком далеко зашло обсуждение той нелепицы, которую он ляпнул, толком даже не подумав… Действительно, зачем он вообще это сказал?! Пришлось сделать еще один глоток, чтобы заглушить возникнувшее чувство неловкости. Когда Каспер очутился, по толпе уже гулял взбудораженный шепот. Гости как-то засуетились, стали что-то выглядывать — Каспер и сам непроизвольно вытянул шею, пытаясь рассмотреть причину небольшой суматохи, однако рогатые макушки удракийцев не давали ему этого сделать. — Что там происходит? — хмуро спросила Кармен, привстав на носочки — ей-то точно не удалось бы ничего разглядеть. — Не знаю, — ответил Каспер. — Не вижу ничего… — Пойдем, — решила тогда та и целеустремленно направилась вперед, прорываясь сквозь гущу толпы, которая тут же покорно расступалась по сторонам, отвешивая почтительные поклоны. Каспер молча следовал за ней. Причина всеобщего беспокойства тут же стала предельно ясна — в зале, облаченный в ярко-алый кафтан, держа под руку рейенисскую девушку в молочно-белом платье, появился Мефтун, одаривая всех присутствующих ехидной улыбкой, пока елозил по мимо мелькающим лицам цепким, хищным взглядом, как если бы кого-то выискивал. Пока он шагал, неспешно и размеренно, ведя за собой черноволосую спутницу, точно был гвоздем программы, люди активно шептались. Предатель, пьяница, лжец — до ушей Каспер доносились разные слова, характеризующие Мефтуна с самой неприглядной стороны. Но тому, казалось, не было до того никакого дела — он только выискивал и выискивал, мечась глазами из стороны в сторону. Девушка, которая его сопровождала, вяло улыбалась, пребывая не то в замешательстве, не то в недовольстве. Проходя мимо них, Мефтун неожиданно посмотрел прямо на Кармен — и тут же на его лице расцвела едкая, наглая ухмылка. Он склонил голову набок, будто насмехаясь, дернул бровями и продолжил идти, направляясь к главному столу. — Подлый ублюдок, — тихо выругалась Кармен, шипя. — Как он посмел сюда прийти?! У Каспер не было ответа на этот вопрос. Он и сам, признаться, пребывал в замешательстве по этому поводу. Сам факт того, что Альянс решил помиловать Мефтуна за его преступления, уже был просто немыслимым; но то, что он появился здесь, так и вовсе добивало. Он, как ни в чем не бывало, приблизился к главному столу, поклонился, вместе со своей спутницей, и обменялся парой слов с Церен и Иваром — поздравлял, должно быть, — а затем точно так же, абсолютно непринужденно, удалился, затерявшись в толпе: только его развевающаяся платиновая шевелюра и блеснула напоследок. — Марла, — прорычала Кармен сквозь стиснутые зубы. Каспер вопросительно выгнул бровь и перевел взгляд на королеву Рейениса: она смотрела в их сторону — точнее, именно на Кармен, — улыбаясь самым невинным и добродушным образом. Медленно качнула головой во многозначительном жесте и, демонстративно усмехнувшись, повернулась к Церен, что-то сказав, и та улыбнулась в ответ. Нетрудно было догадаться, по чьей именно инициативе Мефтун здесь присутствовал. — Змеи, — выплюнула Кармен, презрительно скривившись. — Решили посмеяться надо мной… — Не обращай на них внимания, — протянул Каспер почти что по слогам, неуверенный до конца, к кому именно он взывал с этой просьбой: не то к ней, не то к самому себе. Его терпение ведь тоже начинало медленно, но верно подходить к концу. — Они не знают, с кем имеют дело. — Именно, — раздражительно парировала Кармен. — Мне пора поставить их на место. Все это не нравилось Касперу в той же мере, в какой и казалось до безумия заманчивым. Что ж, если Кармен считает, что пришла пора бросить Альянсу открытый вызов, он не станет ей препятствовать — только лишь поддержит. — И как же ты это сделаешь? — полюбопытствовал он. — Узнаешь. Мне просто нужен подходящий момент… Но сейчас — танец. Зазвучала размеренная, мелодичная, убаюкивающая скрипка — вальс. Каспер так и не научился его танцевать, придумывая вместо того какую-то неумелую несуразную импровизацию, однако протянул Кармен руку в качестве приглашения.***
Церен всегда нравились танцы. Она любила, когда размеренная скрипка в один миг, резко и неожиданно, сменяется безумным диким ритмом, от которого ноют мышцы, колотится сердце и сбивается дыхание; любила бодрые, энергичные движения и пьянящее чувство момента — но только не в этот раз. Церен и без того была порядком пьяна, продолжая безуспешно топить собственное горе в дорогом эле; а момент был просто ужасен. И все же, она смиренно и готовно позволяла Ивару вести ее, касаться рук, плечей и талии, приближаться и отдаляться, пусть взгляд ее и блуждал где-то мимо его лица. Звезды, этот человек и в самом деле был ее мужем… И все это — ее свадьба… — Улыбайся почаще и пошире, — напомнил Ивар, тут же следуя своему совету. — Они все смотрят на нас… — Вот именно, — буркнула Церен. — Они не сводят с нас глаз… Особенно Кармен. Только посмотри на нее. Мрачная, гневная и разъяренная — именно такие описания приходили принцессе в голову, стоило только покоситься в ее сторону. Кармен кружила под руку с Каспером, танцуя что-то невнятное, что совершенно выбивалось из общей картины, но все равно беспрерывно смотрела только на него. Грызла глазами, прожигала дыру — и наверняка думала о том, чтобы убить. — Она точно хочет тебя убить, — саркастично опустил Ивар, словно прочитав ее мысли. — Кажется, она заточила зуб разом на всю династию… — Но это ставит под удар и тебя, — как бы между прочим, парировала та. Шаг вперед, шаг назад, левые руки за спину, правые — крест на крест, и пошли по кругу. Ивар сардонически фыркнул и закатил глаза, опустив с пренебрежением: — И что с того? Мне, если честно, совершенно плевать на то, какие мыслишки крутятся ее голове. Все это слишком далеко зашло. Словно мы воюем не с Рейлой, а с Немекроной… А скоро, казалось, именно так и будет — от этой мимолетной, случайной мысли Церен всю покорежило, неприятно полоснув по сердцу. Принцесса уже не знала, что думать, кого слушать и какой позиции придерживаться. Марла твердила, что Кармен полна коварства и темных замыслов. Мефтун говорил, что ее следует опасаться. И они оба, в общем-то, были правы: никогда нельзя терять бдительность, если человек, сидящий рядом с тобой, обладает властью не только над огромной армией, но и над сильнейшим оружием во Вселенной. Не успеешь и глазом моргнуть, как она сотрет в порошок всех. Но с другой стороны, а зачем? Для чего Кармен это делать? Ивар правду сказал: их враг — не Немекрона, а Рейла, ее безумная сестра, провозгласившая жестокую тиранию и вогнавшая Империю в разрушительный кризис. Вместо того, чтобы ссориться друг с другом, им следовало сплотиться. Церен вновь почувствовала себя никчемной слабачкой, какой была прежде, которая не могла даже и рта открыть и как-нибудь постоять за себя. Сейчас она вновь металась меж двумя огнями, рыдала по собственной несчастливой участи и совершенно не представляла, что ей со всем этим делать. Хотелось просто исчезнуть подальше от всего это. Вернуться в прошлое, сбежать, выбрав свободу и безмятежную жизнь… Но обратного пути уже не было. Церен шумно вздохнула и от волнения заплясала энергичнее. Вокруг мелькали лица, всполохи света и яркие краски нарядов — голова кружилась, но это дарило блаженное забытие. А потом музыка стихла. Они остановились, все еще держа, однако, друг друга за руки, и гости разразились в восхищенных аплодисментах. Ивар обольстительно заулыбался, Церен сделала то же самое, и они разошлись. Принцесса думала, что направиться обратно за стол, однако неожиданно ей преградила путь Кармен. Возникла так резко, что Церен непроизвольно вздрогнула, сделав шаг назад, и напряглась под ее пронзительным, прямо как у какой-нибудь хищной птицы, взглядом. Разница в возрасте, усугубленная длиной каблуков немекронской королевы, только прибавляла ее виду устрашения: Кармен смотрела на нее свысока, слегка поджав губы и чуть сведя брови к переносице — злобно, презрительно и заносчиво. — Ваше Высочество, — пресно процедила она, — на Вас лица нет. Церен медленно втянула в грудь воздух, попутно собираясь с мыслями, чтобы ответить что-нибудь вразумительное, но Кармен этого сделать ей не дала — она продолжила, снисходительно дернув бровью: — Хотя оно и понятно… Вам, должно быть, очень нелегко. Прожить остаток жизни с человеком, которого не любишь, это… Тяжело, — губы Кармен тронула тень едкой усмешки, от которой у Церен по спине поползли мурашки. Она чувствовала, как леденеет все ее нутро. Эти слова, эти взгляды, эти жесты… Кармен насмехалась над ней и даже этого не скрывала. — Наверняка Вам кажется, что этот брак — настоящая катастрофа, что это самое страшное, что могло случиться, но не стоит так думать. Жизнь, все-таки, иронична… Когда мы думаем, что хуже некуда, — протянула она, растягивая каждое слово, будто желая напитать их ядом и желчью настолько, насколько это было возможно, — обязательно происходит что-то, что доказывает обратное, — Кармен скривила губы в надменной ухмылке и, закатив глаза, обогнула Церен, отдаляясь со звонким цокотом каблуков. Принцесса глубоко вдохнула, расправляя плечи в попытке ослабить давление, вдруг навалившееся на диафрагму, и шумно выдохнула, нервно переминая пальцы между собой. У Кармен получилось выбить ее из колеи — настолько, что Церен еле как смогла добрести до стола и удержать при этом вымученную улыбку. Опустившись на свое место, Церен мгновенно потянулась за очередным бокалом эля — этим вечером ей просто не представлялась другого способа справляться с проблемами, что валились одна за другой, — и столкнулась с настороженным взглядом Ивара. — Что она тебе сказала? — обеспокоенно протянул он. — Ничего хорошего, — емко отозвалась Церен и тут же пригубила.***
Картера раздражало все, что происходило в этом дворце, но он старательно не подавал вида, предпочитая биению в бессмысленной злобе перманентное наблюдение. То, что их натянутые отношения с Альянсом перестанут быть таковыми по щелчку пальцев, было очевидно до невозможности; как и то, что время, что они провели и еще проведут здесь, не пройдет без осложнений. Первым тревожным звоночком стали слуги королевы Марлы, которые сновали за ними попятам и встревали в разговор при первой возможности — эти идиоты даже не пытались скрыть, что им что-то нужно. Картер терпел их заискивания, невинные на первый взгляд вопросы и чрезмерную услужливость, старался реагировать на все предельно спокойно и вежливо, и убеждал Джоанну делать так же: ей-то держать себя в руках давалось сложнее. Одна служанка достала ее настолько, что та едва не влепила ей пощечину при первой же провинности — когда девушка случайно уронила на пол стакан с водой. Картер понимал ее злость, но все же не хотел лишних неприятностей: тем более, что время для таковых, кажется, еще не пришло… До этого вечера. Все начиналось относительно безмятежно. Они, на пару с Джоанной, развлекались на банкете, пили, танцевали, болтали со всеми подряд — последнее давалось Картеру особенно тяжело, ведь ему совсем не трудно было заметить, с каким снисхождением и подозрением к ним относятся все прочие члены Альянса, и он, право, не мог просто взять и игнорировать это. Такое отношение было… унизительным, пожалуй; а Картер не любил, когда кто-нибудь или что-нибудь задевало его самолюбие — особенно горстка каких-то подпевал Марлы, которая, вообще-то, являлась зачинщицей их тихой вражды. Не им смотреть на него, генерала королевы Кармен, с таким пренебрежением. Но что его действительно поражало, так это то, как необыкновенно спокойно, расслабленно и вальяжно вела себя в таких условиях Джоанна. Здесь, в этой пропитанной ядом атмосфере, она плавала, точно рыба в воде. Металась от одного гостя к другому, улыбалась-ухмылялась, даже поворковала об одежде с Дагной — влиятельной производительницей оружия. Может, конечно, это алкоголь на нее подействовал таким образом, а может, у нее в голове снова созрела какая-то сумасшедшая идея, и теперь она разыгрывала этот спектакль нарочно — Картер, признаться, так и не научился до конца различать, когда Джоанна была искренна, а когда просто убедительно притворялась. Пытался разобраться, конечно, но быстро отбросил эту затею — потому что случилось то, что заслуживало куда больше внимания. Мефтун. Этот подлый лживый предатель набрался наглости, чтобы заявиться сюда вместе со своей пассией по имени Озай (узнать об этом в кратчайшие сроки для Картера не составило никакого труда, ведь уже через пару минут эти двое стали главной темой обсуждения) и с нею же сесть за общий стол сразу после танца. Впрочем, уже скоро стало известно другое: это Марла и Церен позвали его сюда. С какой целью — неизвестно; однако что-то подсказывало Картеру, что они сделали это для того, чтобы позлить Кармен. Стало быть, это — объявление войны. После появления Мефтуна обстановка накалилась до невозможности. Картер чувствовал: воздух наэлектризовался; а Джоанна только подливала масла в огонь, продолжая осыпать удракийского командующего всеми известными ею оскорблениями. А затем появились и Кармен с Каспером: первая была мрачнее тучи и метала молнии глазами. Картер мог понять все, что происходило в голове королевы, даже без слов; однако та все же озвучила свои мысли, гневно выплюнув: — Это переходит все границы! — Нам следует вмешаться? — нахмурившись, протянул Картер. Кармен ничего не ответила — только перевела взгляд на Джоанну; но та молчала и лишь многозначительно повела бровью: страннее некуда… Кармен цокнула, закатив глаза, тяжело вздохнула и неожиданно произнесла с налетом какого-то подозрительного, нездорового энтузиазма: — А пойдемте-ка за стол. Мы слишком мало внимания уделяем виновникам торжества. Картер снова покосился на Джоанну, потому как Кармен все это время не сводила с нее взгляда, и та вдруг странно заулыбалась, закачала головой. — И правда, — смешливо фыркнув, сказала Джоанна. — Пошлите. Картер недоумевающе нахмурился, глядя на то, как ехидно засверкали ее глаза, и видя, как на лице Кармен расцвела довольная ухмылка. Им хватило всего пары взглядов, чтобы обменяться замыслами и принять решение, которое — Картер чувствовал — не обернется ничем хорошим. Но и перечить, если то была инициатива королевы, он не мог — оставалось только последовать за ней. На пути ко столу, Каспер чуть придержал его, схватив за локоть, и настороженно пробормотал: — Они что-то задумали. — А то я не заметил, — саркастически отозвался Картер. — Мне это не нравится. — Зато будет весело. — Ты что-то знаешь? — Нет, — Каспер не сорвал, похоже. — Но именно это и интересно. Однако Картер совершенно не разделял его легкомысленного энтузиазма. И все же, они сели за стол. Кармен заняла полагающееся ей место возле Канги; они же с Джоанной и Каспером сели за боковой стол, где, помимо них, были также маррунийцы и аурийцы. Тут же подлетели слуги, расставляя бокалы и разливая эль. Картер весь вечер старался не налегать на выпивку слишком плотно и сейчас также не собирался изменять своему решению, однако свою порцию все равно подтянул к себе, стиснув бокал в пальцах, — это помогало хоть немного выпустить напряжение, которое нарастало по мере того, как он продолжал смотреть по сторонам. Джоанна и Каспер чокнулись бокалами — чисто ребяческий жест, — и почти одновременно отпили; Кармен обменялась парой слов с Канги; Марла и Церен насторожились; Ракель что-то нашептывала Ивару; Ясемин, Селим, Уланара и Вивьен, что сидели за столом напротив, молчания, каждый занятый своим делом. Мефтун и Озай, которые разместились с краю, были полностью поглощены друг другом: по очереди что-то говорили, а затем — смеялись, даже не думая о том, насколько оскорбительным было их присутствие. Картер готов был поклясться: это застолье пропиталось запахом гнили и вкусом яда. Ему было противно находиться в обществе этих лживых, заносчивых лицемеров, которые, волей-неволей, напоминали ему о Линтоне; но он держался. В конце концов, не может же он просто встать и уйти? — Ваше Величество… Услышав голос Кармен, Картер сразу же повернулся в ее сторону. Она, наклонившись вперед, выглядывая из-за широкой фигуры Канги, обращалась к Марле, источая концентрированный сарказм: — Знаете, мы уже три дня гостим на Рейенисе, и стоит признать… Ваше гостеприимство способно сразить наповал кого угодно, — губы Кармен тронула сардоническая улыбка, а глаза ехидно прищурились, опасно сверкая. — Еще никогда я не видела таких учтивых и внимательных слуг, как у Вас. Бедные: так боятся оплошать, что не решаются отойти ни на шаг… Марла многозначительно фыркнула и повела бровью: кажется, ядовитым словам Кармен удалось немного ее уколоть; и та, увидев это, раззадорилась еще больше: — Да и Вы сами — просто образец радушия, доброты и милосердия. Всех, кто здесь находится, Вы одарили своей безграничной заботой, приняли у себя под крылом бывших врагов… Такое непредвзятое отношение достойно уважения. — Благодарю, — сдержанно отозвалась Марла, и ее губы тронула кривая усмешка. — Ваши слова слаще меда. — Ну, а как же иначе? О хороших людях — только хорошее… Выпьем за Вас? — Кармен улыбнулась; и ее улыбка больше сошла за оскал. — Ну что Вы… — королеве Рейениса определенно стало некомфортно — она тут же попыталась соскочить: — Разве это будет уместно? В конце концов, это не мой праздник… — Разумеется. Счастье принца и принцесса — вот главный повод, по которому мы здесь собрались. Но разве это не в Вашем дворце оно зародилось? Марла покачала головой: все это не доставляло ей никакого удовольствия, но смириться пришлось. Кармен вскинула бокал — все остальные последовали ее примеру и тут же выпили. Наконец, вновь наступило затишье: Кармен оставила Марлу и Церен, которым на силу приходилось выдавливать из себя радость, в покое — на время, по крайней мере. Картер тяжело вздохнул, покачивая полупустой бокал, и посмотрел на Джоанну, ожидая увидеть на ее лице злорадство по поводу всего происходящего — но встретил только угрюмую раздражительность, какую источал ее взгляд, направленный вперед: на Мефтуна. Тот также смотрел на нее, нагло и вызывающе ухмыляясь, а затем поднял руку и помахал, демонстрируя крайнюю степень бесцеремонности. Джоанна разъяренно выдохнула, ее спина напряглась. Картер открыл рот, собираясь окликнуть ее, но не успел — Джоанна гневно ударила ладонью по столу и поднялась, не сводя с Мефтуна презрительно прищуренных глаз. Все удивленные взгляды мгновенно обратились на нее; ухмылку Мефтуна сменило замешательство; а сама Джоанна как-то странно заулыбалась. — Выключите музыку! — воскликнула она, требовательно вскинув руку. Слуга, который все это время держался рядом, мигом метнулся на сцену — через минуту в зале воцарилась тишина, если, конечно, не считать оживленного шепота, который прокатился по толпе. — Минуточку внимания, тост! — воскликнула Джоанна и, дернув уголком рта, повторила еще громче, будто желала, чтобы ее услышал абсолютно каждый в этом огромном, забитом людьми зале: — Тост за молодоженов! Ваше Высочество принцесса Церен, Ваше Высочество принц Ивар, за ваше счастье и здоровье! Марла и Церен замерли в мрачном предвкушении, Ивар настороженно нахмурился, Канги заулыбался, а Кармен сложила руки в замок, глядя на Джоанну, поднявшую бокал, с нечитаемым выражением лица. Ждала чего-то… Картер сдавленно сглотнул и повернулся к Касперу: тот только пожал плечами и поднял голову на Джоанну. Картер сделал то же самое, непроизвольно сжав бокал еще сильнее. Казалось, еще чуть-чуть, и стекло лопнет в его руке. — Любо на вас посмотреть… Правда, просто загляденье! Я считаю, что мы все должны равняться на вас. Сплоченность Альянса должна быть такой же крепкой, как и ваш брак. Наша любовь друг к другу должна быть такой же сильной, как и ваша… И я верю, что так оно и будет. Как правильно отметила Ее Величество королева Кармен, королева Марла сделала все необходимое для того, чтобы это произошло. Никого она не обделила своей заботой и вниманием, собрала за одним столом бывших врагов и превратила их в друзей… Ну разве это не чудесно? Кармен несдержанно хохотнула и подняла бокал вслед за Джоанной; то же сделал и Канги. Церен шумно втянула воздух и забегала стеклянными глазами перед собой, лихорадочно отмахнувшись от руки Ивара, которую тот собрался положить на плечо принцессы в некоем успокаивающем жесте. Марла, наблюдающая за этим с немым ужасом на лице, растерянно проморгалась и медленно повернула голову в сторону Джоанны. — Смелее, Ваше Величество, — едко протянула та, покрутив в руке бокал. — Пейте! — Что ты себе позволяешь?! — возмущенно рявкнула Марла, чем ввергла всех присутствующих в еще большее замешательство. Никто, должно быть, никогда не видел ее в таком состоянии. — Это вы, — вмешалась Кармен, поставив бокал на стол с громким пронзительным ударом, — что себе позволяете? Вы разговариваете с моим сенешалем. — Я — королева Рейениса, — раздражительно отозвалась Марла. — И что с того? В этой войне мисс Лиггер сыграла куда большую роль, чем вы и все ваши люди вместе взятые. — Что вы сейчас сказали?! — Прекратите, — буркнул Канги, разводя руки в стороны: королевы, занятые спором, почти навалились на него, готовые вцепиться друг другу в глотки. — Я сижу между вами… — Замолчите, — шикнула Марла, требовательно взмахнув рукой. — Отодвиньтесь, если вам так не нравится. А вы, королева Кармен, повторите, что только что сказали. — А вы меня плохо расслышали? — насмешливо парировала та. — Как вы смеете?! — Так же, как и вы смеете приглашать сюда этого змея, — презрительно выплюнула Кармен, мельком взглянув на Мефтуна, что жадно поглощал виноград, словно все это никоим образом его не касалось. — Решили меня унизить и думали, что я оставлю это просто так? — Командующий Мефтун всего-навсего мой гость. — Хватит, наконец, ломать комедию и играть в добродетельницу!.. Теперь-то уже все видят, какая вы на самом деле. Марла отшатнулась, как ошпаренная, и ошарашенно уставилась вперед, на толпу людей, что завороженно и одновременно с ужасом на лице наблюдала за разгоревшейся ссорой. В ее глазах что-то надломилось; она судорожно выдохнула, облизнув дрожащие губы, и уткнулась глазами в стол. Джоанна тем временем продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу, и весьма неумело скрывала свое злорадное ликование — а впрочем, она наверняка и не пыталась. Марла, собрав в кулак остатки самообладания, гордо вскинула подбородок и безапелляционно отчеканила: — Либо вы и ваш сенешаль извинитесь, либо вы все уйдете отсюда. Кармен презрительно фыркнула и посмотрела на Джоанну: та пренебрежительно скривилась и покачала головой в категорическом отрицании. — Замечательно, — пресно опустила Кармен, поднимаясь из-за стола. — Мы уходим. А вам желаю приятно провести остаток вечера.***
Банкет был безнадежно испорчен и обернулся самой настоящей катастрофой, однако это уже совершенно не волновало Ивара. Он слишком напился, чтобы всерьез размышлять о неподобающем и оскорбительном поведении королевы Немекроны и ее сенешаля, да и к тому же, сейчас возникли обстоятельства более страшные, нежели эта идиотская стычка: пришло время первой брачной ночи. Право, одной мысли об этом хватало для того, чтобы все, что он выпил и съел за сегодня, начало настойчиво проситься наружу. Ивар старался сдерживать этот позыв, но чем ближе становились покои, тем сильнее ему хотелось просто взять, остановиться и вырвать на пол. Церен, которая шагала рядом с ним, впрочем, была воодушевлена ничуть не больше. И нет, дело вовсе не в ней. Принцесса — то есть, его теперешняя жена — была прекрасным человеком с добрейшим сердцем и чистой душой, и Ивар никогда не стал бы думать о ней плохо. Просто этот брак… Безнадежен сам по себе. Покои встретили их темнотой и вечерней прохладой: окна были открыты, и по комнате гулял вздымающий шторы и балдахины неистовый ветер. Ивар пропустил Церен вперед и с тяжелым вздохом запер скрипучие двери, окончательно отрезая вместе с пустым дворцовым коридором прошлую жизнь. Не только «супружеский долг» станет отягчающим бременем, но и необходимость забросить дела Ордена — по крайней мере те, к которым он так привык: дикие, рискованные и опасные. Имя Безликого убийцы придется стереть, забыть — отныне он принц. Будущий Император-консорт, Владыка Вселенной, правитель Удракийской Империи… О звезды, какова ирония… Помнится, в былые времена, когда Канги предлагал ему начать борьбу за престол, Ивар отмахивался от этого так неистово, словно на этом же троне его собирались подвергнуть самым страшным пыткам, а потом зарезать. Он никогда не видел себя лидером — да и сейчас, впрочем, ничего не изменилось. Не подходил он на эту роль. Однако другие так не считали. Впрочем, они часто ошибались… Иначе ни за что не посчитали бы, что этот брак — хорошая идея. Ивар отошел от дверей, за ручки которых почему-то держался до сих пор, вцепившись мертвой хваткой, и повернулся к Церен. Он ожидал увидеть на ее лице слезы, которые она храбро подавляла на протяжении всего дня (и Ивара отнюдь не унижало ее поведение: он-то знал, насколько тяжело ей приходится), однако вместо этого встретил лишь невидящий, непроницаемый взгляд. Все ее тело напряглось, не то от решительной готовности, не то от зябкого страха. Звезды, неужели она подумала, что они… Звезды… Ивар не смог сдержать смеха: нервы, похоже, сдали окончательно. Церен подняла на него голову, растерянно нахмурившись, и пробурчала: — Что не так? От этого стало только смешнее. Все, все не так! Все это дико, ненормально и просто отвратительно! Ивар приложил кулак ко рту, стараясь заглушить совершенно неуместный хохот, и прошел вперед, огибая Церен, но останавливаясь посреди комнаты. Она развернулась вслед за ним, все еще пребывая в ступоре и замешательстве, а он, выдохнув, наконец, разрешил: — Я сплю здесь, — Ивар указал на софу у дальней стены. — А ты спишь там, — и перевел руку в сторону кровати. Церен согласно кивнула головой в ответ, и Ивар направился к своему спальному месту. Скинул с себя ботинки, положил на стол корону, но к кафтану не притронулся, развалившись на софе прямо так. Его, право, не особо волновало, как и в чем спать: уж точно не в таком состоянии и не в такой ситуации. Церен мрачно вздохнула и проковыляла в сторону кровати, плюхнувшись на край. Поставила локти на колени, подперла голову и опустила глаза, полные горечи и тоски, в пол, пробормотав в отчаянной безысходностью: — Неужели так будет всегда? — Я не знаю, — бесцветно отозвался Ивар и тяжело вздохнул. Когда он лежал, его начинало мутить: пришлось приподняться и принять сидячее положение. Голова была тяжелой, словно на ней все еще лежала корона, и ему пришлось провести по волосам, чтобы убедиться, что ее там не было. Звезды, насколько же он был пьян… — Думаешь, наш брак обречен? — Ивар снисходительно фыркнул, патетично улыбнувшись. В этом всем, если честно, даже для смеха не было повода. Церен не ответила, продолжая бездумно таращиться в пустоту, но ее молчание говорило само за себя. Их брак — это катастрофа. Но выживать придется. — Знаешь, хоть это и была вынужденная мера, и нам придется теперь до конца жизни поддерживать иллюзию безграничного счастья… — Его слова сочились настолько сочились ядом, что Ивару и самому сделалось дурно. — Но я не собираюсь насиловать ни тебя, ни себя. И я не буду делать ничего… такого, пока ты не будешь готова. Ивар посмотрел на Церен, ожидая встретить одобрение, но не был удостоит даже взгляда в свою сторону. Она только нахмурилась, горько скривившись, как будто съела целый лимон. Он догадывался, что она хочет сказать: «А если я никогда не буду готова?» Но не сказала — и хорошо. Потому что Ивар бы просто не смог придумать, что ответить. В любом случае, однажды им придется это сделать… — А что насчет тебя? — неожиданно произнесла Церен. — Тебе самому… Ты сможешь это выдержать? Жить с этим? — Ну, если не умру, то конечно, — спаясничал Ивар. Правда была в том, что ему было наплевать… По крайней мере, сейчас. Потому что он был слишком пьян. — Но а ты вообще, — Церен на секунду замялась, смутившись, — сможешь это сделать? То есть, если вдруг не получится? — Потереть член рукой, чтобы он встал, это не настолько сложно, — процедил он сквозь зубы, и та неприязненно скривилась, непроизольно выпрямившись от неловкости. Ивару и самому стало не по себе от того, что он ляпнул. — Прости, — тут же виновато выпалил он. — Я уже совсем не соображаю… — Ничего, — Церен беспечно пожала плечами, подавив в себе дискомфорт. — В конце концов, именно так однажды и будет… — Не очень-то радостно звучит. — Как будто сегодня в принципе случилось хоть что-то радостное, — язвительно опустила она, фыркнув. — И то правда, — Ивар снисходительно повел бровью и с шумным вздохом откинулся сполз вдоль подушки, устраиваясь поудобнее. Не то, чтобы достичь комфорта на этой узенькой софе в принципе было возможно, но… Ему стоило начинать привыкать.***
Новость о свадьбе принцессы Церен и принца Ивара — внезапно объявившегося потомка принцессы Дельвалии, — поставила весь дворец на уши и стала главной темой обсуждений придворной знати и прислуги. С самого утра — то есть, с тех пор, как о случившемся стало известно, — стены этого здания трещали от бурного потока разговор и сплетен, которые передались от одного к другому и подогревались новыми пикантными подробностями, что, если уж на то пошло, моментами были уж слишком преувеличены. Гулял слух, будто на праздничном банкете между королевой Марлой и королевой Кармен разразился настоящий скандал, который спровоцировала сенешаль Немекроны Джоанна Лиггер, озвучив дерзкий и нахальный тост, поднявший на смех не только брак принцессы и принца, но и авторитет Альянса. Говорили, что вождь Марруна, господин Канги, отдает свое предпочтение Немекроне и состоит в тайном сговоре с ее королевой, а та, в свою очередь, в открытую принижает остальных членов Альянса и не чурается угроз. На Рейенисе же, за воротами Королевского дворца, вселяя ужас в его обитателей, стоял грозный и устрашающий Каллипан — эта новость была официально подтвержденной, и оттого порождала еще больше домыслов, в которые, право, верила даже Айзелла: женщина была убеждена, что «кровожадная королева умунту», как ту сама называла генеральша, уничтожит Удракию, если ее не остановить. Халит на все эти нелепые слухи внимания не обращал: ему-то вся правда была известна — генерал Селим самолично докладывал ему обо всем, что происходит во дворце. И правдой из всего этого было только одно: между Марлой и Кармен действительно вспыхнула громкая ссора, закончившаяся тем, что королева Немекроны вместе со своей свитой горделиво удалилась с банкета, не желая приносить извинений за нанесенное ее сенешалем и ею самой оскорбление. Впрочем, не все было так однозначно: в конце концов, королева Рейениса и принцесса сами, в какой-то степени, спровоцировали ее на это, когда пригласили на банкет командующего Мефтуна, в прошлом принесшего Немекроне немало бед. Если изворотливость и живучесть Мефтуна восхищала Халита, то поступок Марлы и Церен он считал по-настоящему неосмотрительным, недальновидным и, пожалуй, глупым. Им стоило бы взять пример со своего хитрого гостя и не лезть на рожон; но Халит воздержался от комментариев по этому поводу, приняв донос от Селима без лишних слов, как данность. Теперь, когда он был в курсе всего происходящего, осталось только одно: дождаться решения от Рейлы, которое, впрочем, он должен был узнать уже сейчас, потому как та неожиданно потребовала его к себе. Направляясь в ее покои, Халит раздирался от двух неистовых чувств: во-первых, от ликования, вызванного удачным браком принцессы и принца, а во-вторых, от напряженного предвкушения реакции Рейлы. Каждый раз, как ему приходилось с ней встречаться, Халит мог только гадать, когда же ее терпению все-таки придет конец. Признаться, каждый прожитый день был подобен для него удачно отхваченному кушу: канат, по которому он ходил, все утончался, а Рейла по-прежнему не приказала его арестовать и казнить — поразительно, просто поразительно… Она отправляла на плаху всех и каждого без разбору, но на него, главного предателя, за все это время не пала даже тень подозрения. — Господин Халит, — Мерена, которая почти круглосуточно блюла охрану у дверей императорских покоев, потому как ее параноидальная госпожа больше никому, в общем-то, не доверяла, встретила его легким поклоном и сухим оповещением: — Ее Величество ждет вас. Халит скупо кивнул и, тяжело вздохнув, прошел внутрь, натягивая вуаль глубокой горечи, сожаления и гнева, как если бы всей душой был предан Рейле и пребывал в смятении от последних новостей. Императорские покои встретили его замогильным холодом — окна здесь не закрывались ни на секунду, даже когда за окном хлестали исполинские ливни, — и одновременно приглушенным мраком, который разгонял только скудный свет настольной лампы. Рейла сидела за обеденным столом, пока служанка расставляла блюда, и, право, даже не отреагировала на появление Халита. Ее взгляд целиком и полностью был прикован к осторожным движениям девушки, метался от тарелки к тарелки, между бокалом и кувшином, — Рейла по-прежнему боялась, что ее отравят. После казни предательницы Дамлы прошел уже год, но отпустить свой страх она так и не смогла, каждый раз добавляя в пищу и напитки нейтрализатор ядов: вот и сейчас, нисколько не стесняясь присутствия посторонних, она достала из кармана небольшой флакон с розоватой жидкостью и полила ею все, что подала служанка. Впрочем, не только паранойя стала хроническим последствием твой истории. Рейла практически не покидала свои покои, появляясь на заседаниях Совета лишь изредка — все государственные дела она перепоручила Айзелле, — отказалась от празднества и распутства, которые прежде были ее излюбленными занятиями, и более не притрагивалась к вину: один вид багровой выпивки мог спровоцировать у нее гневный припадок, который непременно заканчивался избиением какой-нибудь служанки и разгромом покоев. Да — гневливость ее была, пожалуй, единственным, что осталось неизменным. Да что уж там: эта скверная черта ее неуравновешенного характера только усугубилась. Рейла была подобна дикому зверю, который, даже будучи запертым в клетке, бросался на всех, кто осмеливался приблизиться хоть на шаг, и грозился разорвать своими острыми, длинными, скрюченными когтями. Даже проводя дни в затворничестве, она умудрялась держать в страхе весь дворец — но только не Халита. Он, как и Мерена, почему-то смог удостоиться ее снисхождения. Да и, честно говоря, сам Халит не мог воспринимать эту полоумную женщину всерьез. Когда служанка оставила их, поклонившись напоследок, Рейла, наконец, обратила на него внимание. Подняла свои бездумные, лишенные остатков рассудка глаза и, почти не размыкая обветренных губ, произнесла: — Вы ведь уже слышали о том, что произошло вчера на Рейенисе? — Да, ваше величество, — вздохнув, отозвался Халит. — Ваша сестра вышла замуж за наследника Ордена Дельвалии… — Честно говоря, я поражена, — Рейла снисходительно фыркнула и наколола на вилку кусочек мяса. — Церен боялась замужества, как огня, а тут… Гадюка, — ее губы скривились в нескрываемом отвращении. — Все никак не уймется… — Рейла положила мясо в рот и принялась пережевывать без особого удовольствия. В подобные моменты, когда она вдруг ни с того ни с сего выдавала что-нибудь откровенное, Халиту становилось не по себе. Ровно в той же степени, в какой неосмотрительное доверие Рейлы несло в себе выгоду, оно же и настораживало. Он, признаться, удивлялся тому, что эта похотливая стерва до сих пор не попыталась затащить его в постель — и хвала звездам! Они, видимо, действительно складывались над его головой удачно, раз уж за столько времени Халита не настигла и эта беда. — Она гонится за максимальной выгодой, — рассудил он. — И, честно говоря, у нее это получается. Брак с наследником Ордена Дельвалии только поможет ее позициям укрепиться. — Я это понимаю, — недовольно процедила Рейла в ответ. — И что вы собираетесь сделать? Нам ведь нужно что-то предпринять. Когда Рейла неожиданно задумалась, Халит невольно поднапрягся. Размышлять о чем-то и подходить к своим решениям с благоразумием — совершенно не в ее характере. Если в ней неожиданно пробудились оставшиеся крохи здравомыслия, это будет очень некстати: Халиту тогда придется перекроить все свои расчеты. Он вел грязную игру, однако в ней каждый ход, каждый маневр был выверен и продуман до мелочей. Если что-то пойдет не так, ему придется отступить. Но не то, чтобы это означало неминуемое поражение — напротив, это только могло усугубить набираемые обороты. В любом случае, что бы Рейла ни предприняла, он был готов — лишь бы только она в принципе сделала хоть что-то. — Мы проигрываем, господин Халит, — прорычала она, швырнув вилку на стол. — Но я не готова сдаваться, поэтому вот, что я решила… Завтра же вы отправитесь на Рейенис в качестве посла и предложите Альянсу условия, которые, я думаю, их заинтересуют…