Волки и овцы

      Первое время Густаву было довольно сложно привыкнуть к тому, что он находился у кого-то в подчинении. Петр не соврал — Александр действительно был с ним строг и крайне немногословен, либо полностью игноривал Густава, либо отвечал односложно. Однако, вскоре Сепп стал замечать и некоторые положительные стороны своего пребывания в доме Полянских: его не донимали вопросами, вполне вкусно кормили и даже ухаживали за его ранами. Густаву также поднимало настроение и то, что Александр считал пленником Сеппа, хотя, в сущности, именно омега, вынужденный ему прислуживать, находился в неволе.       Сеппу нравилось разглядывать его нового сожителя. Завтрак доставлялся еще задолго до его пробуждения — видимо, чтобы как можно меньше с ним пересекаться — но зато он мог свободно наблюдать за омегой, когда тот приносил обеды и ужины. Это был молодой человек средних лет довольно приятной наружности, хотя, как казалось Густаву, во всех его чертах читалась усталость: Александр всегда выглядел словно бы подавленным. Чаще всего на лице омеги Сепп видел выражение неудовольствия, которое выражалось в том, что он поджимал свои тонкие губы и смотрел исподлобья. При этом его волосы каждый раз были собраны в небольшой хвост, такой же строгий, как и вся его одежда: Густав никак не мог понять, выбирал ли подобные наряды Александр, потому что не мог позволить себе ничего другого или он и сам любил все эти простые серо-чёрные оттенки. Омегу же его новый сожитель интересовал мало.       С момента их знакомства прошла уже неделя. Была суббота. От Александра Густав узнал, что рано утром был Петр и привёз ему чистую одежду, которую он, к сожалению, получит только завтра. Почему именно в воскресенье, Сепп не догадывался, но спорить с Александром было бесполезно, как минимум потому что Полянский даже не стал бы в этот самый спор вступать. И вот теперь Густав лежал, силясь припомнить, каким образом он здесь очутился и куда хотел попасть. Ясно было одно, со страной он не ошибся, ему действительно нужно было в Россию, но что дальше? Его мысли были прерваны внезапно раздавшимся криком и шумом воды.       По возгласам Александра Густав понял, что у них, кажется, сломался кран. Полянский послал кого-то выключить воду, а сам, стараясь унять ледяной поток, затыкал пробоину собственными руками, не придумав ничего лучше. Видимо, воду вскоре перекрыли, потому что звуки борьбы со стихией прекратились, послышалось тяжелое дыхание Александра. «У Вас все в порядке?» — вполне искренне поинтересовался Сепп, но не получил ответа. Вскоре настал новый этап состязания — Полянский пытался что-то чинить. Он пробовал не выражаться, но до Густава периодически доносились обрывки крепкой русской брани. «Александр, я мог бы Вам помочь», — предложил он, однако опять остался без внимания.       Скоро Александр сдался и Густав услышал звук отодвигающегося засова и обрадовался собственной победе, но не тут-то было: когда дверь распахнулась, он увидел металлический отблеск наставленного на него ствола ружья.       — Только дёрнись, — предупреждающе прошептал Полянский.       Густав ожидал от него чего угодно, но только не того, что он окажется способным угрожать ему оружием. Что ж, перевес сил был явно на стороне Александра, и Сепп решил попробовать заключить мирный договор.       — Зачем же Вы сразу...так? Александр, я для Вас не опасен.       — Этого я не могу знать наверняка.       — Но ведь я ни разу не дал Вам повода…       — Хватит разговоров, — перебил его Полянский, и Сепп понял, что спорить бессмысленно. — Говоришь, можешь помочь?       — Конечно, смотря как сильно там пересломано…       — Поломано, — почему-то излишне строго сказал Александр, словно Густав был учеником, не выучившим урок.       — Да, поломано, простите, я иногда могу ошибаться. Знаете, русский не мой родной язык, я…       — Перестань уже болтать. Скажи просто, поможешь или нет? Но предупреждаю: если не будет воды, то я не смогу готовить. Себе-то я что-то придумаю, а вот тебе придётся поголодать.       — Интересные у Вас условия, Александр. Предположим, я согласен. А что мне за это будет?       — А того, что ты не умрешь от голода, тебе недостаточно?       — Александр, Вы сами говорили мне, что Вам не нужна моя смерть. Вы и сами не дадите мне умереть.       «Гаденыш, все помнит», — пронеслось в голове Полянского.       — Хорошо, чего ты хочешь?       — Знаете, у Вас тут довольно холодно… Давайте так, я починю Вам этот кран, а вы дадите мне...как их у вас называют? Ну, такие на ноги тёплые...Sokid, в общем.       — Носки, что ли?       — Не знаю, наверное. По-моему, Александр, это выгодное для Вас предложение.       — Вполне. А ты хорошо торгуешься.       — Пришлось научиться, — усмехнулся Густав.       Все то время, пока Сепп возился с краном, Полянский неотрывно за ним наблюдал. Андрею он велел не показываться — не хотел, чтобы этот неизвестный человек знал о существовании ребёнка в доме. Густав даже втянулся в процесс: он по-хозяйски просил Александра подавать ему инструменты, тот, сам не зная почему, сразу стал ему подчиняться. Работа пошла быстро и вскоре была закончена. Полянский проверил кран и одобряющие сказал:       — Поздравляю, носки твои. Есть красные и синие, какие хочешь?       — Синие. А у вас тут мило, — осмотрелся Густав.       — Спасибо на добром слове. А почему раньше не говорил, что мёрзнешь?       — А Вы бы стали слушать?       — Только не надо делать из меня тирана, — фыркнул Александр. — Ты у меня мог бы на хлебе и воде сидеть, а я тебя кормлю тем же, что и сам ем.       — Я не знаю, что значит «тиран», но я не хотел Вас обидеть, Александр. Я знаю, Вы хороший.       — На твоём месте я бы не был так уверен. Разозлишь меня — стану плохим.       — Не надо плохим, Александр, — намеренно изображая испуг засмеялся Густав.       — Ладно, я сегодня добрый. Налей себе чаю, разрешаю. Только смотри, одно лишнее движение… — и Полянский угрожающе двинул обрезом в сторону Сеппа. — И не думай, что побоюсь. Убивать тебя не стану, а вот куда-нибудь в ногу попаду легко. Или в руку — тут уж как придётся.       Чай был налит. Густав любезно предложил и Александру, но тот, усмехнувшись, отказался: «Я с такими, как ты, бандитами, чай не пью», — был его ответ. Сепп пропустил колкость мимо, чтобы не начинать конфликт, хотя искренне не понимал, как человек с обрезом в руках мог так его называть. Александр позволил ему сесть за кухонный стол, а сам сел напротив и стал наблюдать. Густав намеренно пил медленно, растягивая время, чтобы как можно позже вернуться в комнату, от которой порядком успел устать.       — Александр, Вы очень хорошо готовите, — попробовал он начать разговор.       — Спасибо. Не горячо?       — Нормально. В такую погоду как раз то, что нужно. Здесь всегда так холодно?       — Бывают и тёплые дни. Но ты к нам в середину осени попал...Хотя, радуйся, что не зимой, — усмехнулся Полянский.       — Я не знаю, как вы, русские, переживаете эти холода.       — Ты сам-то, судя по акценту, с Прибалтики. Что тебя так в холоде пугает?       — Я из Эстонии. Да, у нас бывает мороз, но совсем не такой, как у вас.       — Ну, пускай так. Вспомнил что-то?       — Нет, ничего…       — Ладно, у тебя еще есть время. На, вот тебе, страдалец.       Александр протянул ему некие колечки, посыпанные маком. « «Баранки» по-русский называются», — пояснил он. «Что это с ним?» — подумал Густав. — «То и слова из него не вытянешь, то начинает меня кормить. А он ничего, симпатичный, вроде бы неглупый. Во всяком случае, существовать рядом с ним можно. А дальше посмотрим, что он за зверь». Густав послушно принял угощение.       — Вкусно, — добавил он спустя какое-то время. — Я раньше не ел баранчики.       Александр и сам засмеялся, но вдруг услышал, что не его одного повеселила ошибка Густава. Видимо, их все это время подслушивал Андрей. Сепп тоже услышал третий голос и сделал вид, что сильно удивлён, хотя уже давно догадывался, что в доме есть кто-то еще. Теперь он понял, что здесь был ребёнок, но решил придержать свою догадку. Александр внезапно переменился, когда понял, что Густав слышал сына. Он один взглядом дал Сеппу понять, что чаепитие закончилось и проводил его с помощью обреза в комнату. В этот раз он захлопнул дверь с особенной злостью, будто Сепп был в чем-то виноват.       — Александр! — вдруг вскрикнул Густав. — Вы не отдали мне... sokid!       Вдруг о его дверь ударилось что-то. Видимо, Полянский в неё швырнул некий предмет, ясно давая этим понять, что диалог он продолжать не собирается. Но Сеппа очень задело подобное обращение с ним.       — Вы не выполняете условий, Александр! Я ни в чем перед Вами не виноват!       Послышался следующий удар, и Густав затих. Он не притронулся ни к обеду, ни к ужину, которые ему позже принёс Александр, чем еще больше обидел омегу.       Эту ночь Густав провёл голодный. И без носков.