Узнать тебя дважды

Проходит несколько минут, прежде чем Уильям решается встать. Он даже не смотрит на Грелля, словно боится хотя бы взглянуть в его сторону, быстро поправляет одежду и отходит к столу. Внимательный взгляд его бегает по столешнице, высматривая ручку, укатившуюся из брошенной на её полированную поверхность Книги. Он явно намеревается довести до конца начатый арест, как, собственно, и собирался сделать с самого начала. Грелль не мешал ему. Расслабленное тело гудело от усталости и отходящего напряжения. В некоторых местах на коже до сих пор чувствовалось приятное жжение. Весь запал, который мог бы страшным ударом обрушиться на какого-нибудь несчастного, как это обычно бывало, в неподходящий момент попавшегося ему под руку, на не унимавшегося в своей настойчивости Уильяма или на себя самого, прошел, оставив странную смесь удовлетворения и опустошенности. Он посмотрел на Спирса из своего неудобного положения, наблюдая, как сосредоточенный взгляд шарит по его столу, а руки спешно приподнимают все его содержимое. От одного его резкого движения, стоявшая с краю невысокая стопка бумаг разлетелась. Несколько листов упало на пол. Уилл с неохотой поднял их, мысленно сердясь за задержку. Быть сейчас в этом месте ему хотелось бы в самую последнюю очередь. При других обстоятельствах, если допустить то, что он мог оставить без последующего задержания сбежавшего жнеца, его бы уже здесь не было. Мысль о нарушении собственных принципов вызывала в нем омерзение. Даже думать об этом было противно. Но, как ни странно, помимо этого преобладающего в нем на тот момент чувства, было ещё одно, менее заметное и практически неосознанное, но стойкое ощущение, что им воспользовались. Это предположение никак не вязалось с произошедшим, где Спирс отслеживал каждое движение Грелля, где все происходящее исходило из его сиюминутных желаний и приказов. Только вот самого себя в тот момент он совершенно не контролировал. А причина этого помешательства всё ещё лежала связанной на кровати, находилась с ним в одной комнате. Кто же кем управлял на самом деле? Пальцы, по профессиональной привычке аккуратно сложив в руках разлетевшуюся бумагу, пробежались по её содержимому, пролистывая большим пальцем исписанные от руки листы. Внимание Уильяма привлекла поставленная в уголке дата с подписью. Это была дата вчерашнего дня, наполненного странными событиями и непростыми решениями как для Спирса, так и для Сатклиффа. Теперь уже, по крайней мере, он об этом знал. Он достал этот листок, положив его сверху на остальные. Первой строкой на нем крупными буквами было выведено: Отчет №6... Он просмотрел весь лист, оказавшийся написанным по образцу документом, и, положив его на стол, в спешке прочитал остальные. Все они были пронумерованными отчетами, первый из которых был написан в день исчезновения Сатклиффа. Спирс медленно выдохнул и положил документы на стол. – Ну как? – послышался голос со стороны кровати. – Идеальная отчетность, как ты всегда и хотел, – в безразличном тоне промелькнули искорки горькой иронии. – Почему ты не показал их сразу? – Я тогда не подумал об этом. Да, в приступе гнева последнее, что может прийти в голову, это доказать истинность своих слов при помощи валяющейся на столе бюрократической макулатуры. Уильям молчал около минуты. Он пытался принять неоспоримый факт невиновности Сатклиффа, но было видно, что ему это давалось с большим трудом. Его поразила мысль, что он мог сделать с невиновным жнецом (по крайней мере в рамках Устава) в том состоянии, в котором он находился. И агрессивный секс – не более чем один из возможных вариантов развития событий, которые Сатклифф направил в нужное ему русло. А если бы не направил, что тогда могло бы произойти? – Может уже отстегнешь меня? – безучастно спросил Грелль, ворочаясь на подушке. – У меня руки затекли. Казалось, что после эмоционального взрыва, у Алой Бестии вообще не осталось сил проявлять хоть какие-либо эмоции. Услышав голос, Уильям опомнился. Вернувшись к Греллю, он отстегнул браслеты наручников, случайно задев пальцами розовую содранную кожу, на что услышал слабое болезненное шипение. – Прости. Грелль усмехнулся, не без удовольствия отмечая не имеющее видимости, но явно испытываемое обычно бесстрастным начальником смущение. – После случившегося, Уилл, я был бы последним идиотом, если бы сердился на тебя за такую мелочь. Спирс убрал орудие неудавшегося задержания в карман брюк и сел на кровать. Какое-то время он бесцельно смотрел в одну точку, условно проходившую на уровне спинки стула, не шевелясь. Кажется, он хотел что-то сказать, но слова противоестественным образом застревали в горле, не давая выразить нечто важное, заставившее его задержаться в месте, которое ему хотелось скорее покинуть. – Ты должен был сказать мне, – произнес он строго, но тихо, сжимая пальцами манжет рукава. – Я говорил, – Сатклифф сел рядом, поправляя сбившуюся крупными складками одежду. О сохранности прически и домашнего легкого макияжа можно и не упоминать. Поправлявшая волосы на виске рука наткнулась на следы запекшейся крови. – Ты не понимаешь, – прошептал Уильям. – Я ведь мог, я ведь собирался... Внезапно ладонь диспетчера легла на беспокойно треплющие ткань пиджака пальцы. – Послушай, – Грелль говорил серьезно, немного понизившимся от усталости голосом, по сравнению с его обычной манерой речи. – Ты ведь непробиваемый, Спирс. Как бы сильно я тебя не выводил, мне не удастся склонить тебя к преступлению против Устава, даже если ты и очень захочешь, чтобы на одного жнеца в нашем Департаменте стало меньше. Иногда я жалею об этом. Может быть, был бы ты таким же своенравным, как я, ты бы понял, что я к тебе чувствую... – а помолчав, добавил: – В общем, я верю, что ты ничего бы мне не сделал. Уильям обернулся к нему. Рассматривая не выражающие презрения или отвращения глаза напротив, Спирс в очередной раз задумался и не мог понять, как же устроен этот жнец, если страсть в нем не противоречит гневу, флирт за доли секунды перерастает в агрессивное нападение, а вырывающиеся сбивающей с ног волной, неподконтрольные даже для него самого эмоции преобразовываются в нечто, что можно назвать относительным спокойствием. Уилл совершенно точно не понимал его, но почувствовал смутное, никогда раньше не возникавшее за все время их долгих и непростых отношений, желание понять. Не говоря ни слова, освободившись из-под накрывшей его пальцы руки, Уильям вернулся к столу, забрал Книгу, уже не отвлекаясь больше на такие мелочи, как укатившаяся, видимо под кровать, ручка. Несколько заученных движений, и Сатклифф остался один в озарившейся потухающим голубоватым свечением комнате. Грелль сидел неподвижно еще какое-то время. Ему вдруг пришло странное чувство, что, может быть, и не было здесь никакого Уильяма, и не было этого вечера. Слишком нереальным казалось случившееся. Почему? Он и сам не мог объяснить. Это просто необычный, подстраивающийся под вкусы своего эксцентричного владельца сон, в котором тот, кто был ему небезразличен, внезапно появился и также внезапно исчез. Слишком спонтанно и неожиданно, чтобы быть правдой. Но, прервав, наконец, свои размышления, Грелль огляделся. При поверхностном осмотре половина квартиры была разнесена в щепки. При этом если мебель еще хоть как-нибудь сохранила сносный вид, то стены, на которые пришлась большая часть ударов секатора, осыпались побелкой и сырой штукатуркой. В потолке темными полосами зияли несколько трещин. Грелль вздохнул, невольно подумав, что если это и был сон, то это самый реалистичный из всех снов, которые он когда-либо видел.