Узнать тебя дважды

Всю следующую ночь Грелль провел беспокойно. Уже через несколько минут после того как Уильям ушел, он в полной мере прочувствовал, насколько же было легче, когда рядом с ним был хорошо знакомый, близкий ему человек. Не зря он не хотел отпускать Спирса, даже когда тот спускался за шприцем в подвал. Нервы жнеца не привыкли к неопределенности, а потому доставили своему хозяину этой ночью немало проблем, то подсовывая в поток мелькающих в сознании картинок изображение собственного раскинувшегося на полу трупа, то заставляя в сотый раз искать в поединке с Эйтаном момент, когда могло произойти непоправимое. Неудивительно, ведь в обычной жизни именно Сатклифф эту неопределенность и создавал, нарушая привычный ход вещей и заведенные порядки также легко, как Спирс им следовал. Самому столкнуться с ситуацией, когда от тебя уже ничего не зависит и остаётся только пассивно наблюдать за собственной судьбой, ничего не предпринимая – этого решительная, деятельная, привыкшая идти напролом душа Сатклиффа не могла принять. Он то садился на кровать, в тщетной попытке отвлечься начиная пересчитывать дыры и трещины в щербатых стенах, то подходил к окну, опираясь руками о стол и вглядываясь в темноту ясной лунной ночи. Звездное небо мерцало серебристыми огоньками, а свет скрывшейся за домом луны заливал блестящие, хорошо видные с мансардного этажа, соседские крыши. Но, как это часто бывает, каким бы красивым не было окружение, оно остается незаметным для страдающего человека, бессознательно окрашиваясь в мрачные тона и теряя всю свою привлекательность. Греллю казалось, что это ужасная ночь, которую, если ему представится такая возможность, он вряд ли сможет когда-нибудь забыть. О чем бы он не старался подумать, всё его возвращало к одной единственной мысли. Но он быстро сообразил, что сколько бы он не прокручивал в голове одни и те же события, загоняя себя страшными предположениями и фантазиями до изнеможения, а дела это не решает. Более того, он только ухудшает свое положение. Греллю стоило больших усилий принять решение не думать больше ни о чём, что хоть как-нибудь было связано с этим вечером, с этим заданием. Он предоставил всему идти своим чередом, ведь итак понятно, что иного выхода у него нет. Остается только ждать. Между тем время шло. В состоянии полусна от пережитых тревог и естественной усталости, перебираясь от одной уцелевшей мебели к другой, он и не заметил, как ярко-розовая полоса пробилась сквозь верхушки крыш, освещая черный лес печных труб, из которых уже повалил серый дымок. Грелль добрёл до окна. В безразличных зеленых глазах измученной «девушки» отражался рассвет. – Прошло пять часов, – пробормотал жнец, возвращаясь к кровати. Он тяжело опустился на матрас, так что пружины под ним жалобно заскрипели. Действительно, Уильям ушел пять часов назад. Но это еще ничего не значит, ведь так? На любые опыты нужно время, особенно когда дело касается яда неизвестного состава и свойств. Если Уильям нашел Отелло, нет сомнений, что большая часть этой непростой работы уже выполнена, а если нет... Но Грелль не успел заключить, что же в этом случае с ним произойдет. Мелькнувшая синеватая вспышка и пробежавшая по телу дрожь от колебаний воздуха оповестили его о возвращении Уильяма раньше, чем тот появился в комнате. Сатклифф, замеревший от волнения и нетерпения, вцепился пальцами в помятую простынь, прорвав тонкую ткань в нескольких местах. Он не встал, но напрягся так, как будто был готов в любой момент вскочить с места. Уильям спокойно стоял напротив, удерживая в руке какую-то бумажку. – Ну, – хрипло спросил Грелль, и желая, и боясь услышать ответ. Низко опущенная голова даже не смотрела на Уильяма. – Ты узнал? Сатклифф дал себе слово, что примет любой результат достойно. Было удивительно наблюдать, как этот обычно импульсивный жнец сдерживает свои чувства чуть ли не физически, не позволяя себе лишних эмоций, которые за доли секунды могли бы выйти из под контроля. Уильям мягко посмотрел на ждущую приговора «девушку». Эти несвойственные его подчиненному кротость и покорность судьбе не могли не вызвать у него лёгкою улыбку. Теперь он мог её себе позволить. Уилл приблизился к Греллю и сел рядом, вложив в его руку сложенный листок белой бумаги. – Читай. Грелль поднял голову, растерянно и недоверчиво посмотрев на Спирса. У него промелькнула мысль, что его дорогой начальник просто издевается, раз вместо быстрого и точного ответа подсовывает ему какие-то бумажки. Но моральных сил возмущаться у Грелля не было, а потому он развернул небольшой листок и начал читать: Дорогой, милый мой Грелль! Я очень рад, что ты обо мне вспомнил, когда посылал Уильяма Т.Спирса в нашу лабораторию. Мои тесты заняли чуть больше времени, чем я рассчитывал, но я надеюсь, что это не причинило тебе серьезных неудобств и лишних волнений. Всё-таки я должен был всё проверить наверняка, а достижение точных результатов в подобной работе, мой дорогой, происходит не так быстро, как мне хотелось бы. Но можешь мне поверить, я старался сделать все возможное, чтобы твое ожидание было минимальным. Теперь о главном. После трёх экспериментов с различными проявительными растворами и подробного анализа состава крови, я не обнаружил ничего, что не соответствовало бы норме. Иными словами, ты не отравлен, Грелль (с чем я тебя искренне поздравляю)! Представляю, что ты пережил за эту ночь, но пусть тебя радует тот факт, что несмотря на одинаковую вероятность с благоприятным исходом, с таким же успехом ты бы мог сейчас умирать в страшных мучениях от разрушения органов и общего повреждения в тканях. Однако с тобой произошло первое, так что не сердись на себя за свое оказавшееся напрасным волнение и радуйся сохранённой жизни! А ещё лучше приходи ко мне на днях. Надеюсь, моя маленькая услуга – достаточный повод, чтобы ты, наконец, навестил своего старого друга и провёл время в его скромной компании в одном из наших любимых пабов? P.S. Мой дорогой, Спирсу я уже всё рассказал, так что насчет этого можешь не волноваться. С ним передаю тебе эту записку и прошу его доставить её как можно скорее. Уверен, он это обещание выполнит и без моего напоминания. К слову, извини, что я не отпустил его к тебе, хотя он несколько раз и порывался уйти, как только узнал благоприятные результаты первого опыта. Я понимаю, что с ним, наверное, тебе было бы легче всё это пережить, но мы должны были быть готовы ко всему и малейшее промедление в случае подтверждения отравления во втором или в третьем опыте могло оказаться летальным. Твой верный друг, Отелло Грелль не мог оторвать взгляд от письма. Наконец напряжение, сводившее судорогой его тело и со вчерашнего вечера не дававшее спокойно вздохнуть, постепенно стало убывать. До того словно придавленный гранитной плитой, желавшей преждевременно загнать его в могилу, он чувствовал, как её черная порода рассыпается, возвращая всё его существо к жизни. Пальцы почти нежно гладили строки, по которым, опережая их, бежали глаза, перечитывая некоторые места по несколько раз. Как бы не был Грелль обессилен, но он не удержался от теплой улыбки, когда во второй раз дошел до слов «порывался уйти, как только узнал». Давно ли у Уильяма Т.Спирса появилась такая противоречащая его натуре черта, как нетерпение? Уильям молча сидел рядом, не мешая Греллю осознавать своё освобождение. Видя искреннюю, хотя и непривычно тихую радость своего подчиненного, он винил себя только за то, что не пришел раньше. И это несмотря на то, что он итак просидел в неприветливой медицинской приёмной чуть больше пяти часов. Подумать только. Если бы месяц, да даже какие-то две недели назад ему бы сказали, что из-за одного из своих сотрудников (а уж тем более из-за Сатклиффа) он проведет бессонную, полную волнений ночь, вызванную притом не масштабом проблем, которые по вине диспетчера ему надо было исправлять, а непосредственным волнением за него самого – в лучшем случае Спирс бы презрительно скривил губы, а в худшем – вразумил бы наглеца точным ударом секатора (разумеется, только в воспитательных целях и не задев при этом жизненно важные органы). Уильям не мог перестать думать о том, сколько странных событий он пережил за одну жалкую неделю. Но нет сомнений, что они оставят больший след на всей последующей жизни Спирса, чем, возможно, целые десятилетия, прожитые в рутинной работе и покойном однообразии. Хотя с Греллем ведь о покое можно даже не заикаться. «Наверное, это мое посмертное проклятье», – подумал Уилл, рассматривая читающую письмо «девушку». Впервые он позволил себе заметить, что из всего образа хрупкой милой леди с русой косой, так его привлекающего, больше всего он смотрит на знакомые зеленые глаза – единственное, что остается во всех земных маскировках от настоящего Грелля. Именно эти глаза запомнились ему в тот вечер, когда он встретил незнакомку. Именно их притягательность заставляла его приходить сюда каждый день снова и снова. Конечно, Грелль об этом никогда не узнает. Разумеется, спасение в подворотне, жаркая ночь, имевшая место в этой комнате, и неотлучное пребывание в приемной химического отдела, с попытками убежать и обрадовать Грелля, выполнив данное ему обещание, как только появлялась хотя бы небольшая вероятность успеха – можно объяснить иначе. Долг главы по надзору, обязывающий защищать подведомственных жнецов, вполне объясняет защиту с его стороны. Нрав Сатклиффа, способный вывести из себя даже мертвого, вполне мог стать причиной того, что произошло между ними следующей за спасением ночью. А опасения за его жизнь... Впрочем, не все ли равно? Ну волновался и волновался, ведь всё-таки Уильям не бездушная скала, как бы его и не называли за глаза подчиненные. Остаётся только предположить, насколько ему хватит этих объяснений. К этому времени Грелль успел прочитать переданное Отелло сообщение уже четвёртый раз. Он сложил листок по проступающим на его поверхности ровным линиям, вернув его в первоначальную форму, и положил рядом с собой на кровать. Его покрасневшие от бессонной ночи глаза, несмотря на усталость, с теплотой посмотрели на Уильяма, а на губах появилась счастливая искренняя улыбка, которую вряд ли Спирсу когда-нибудь приходилось видеть прежде. Слишком часто она скрывалась за фальшью театральных масок. – Получается, ты сдержал слово? – спросил Грелль, с облегчением упав на кровать. Лукавые искорки загорелись в его глазах, видимо, чисто физически неспособные покинуть Грелля надолго. – А разве нет? – Уилл обернулся к развалившемуся на кровати жнецу. – Ты жив, а значит всё хорошо. При этих словах Грелль не удержался от торжествующей улыбки чеширского кота, что на общем фоне с его девичьей маскировкой смотрелось скорее забавно и трогательно, чем вызывающе, как это обычно бывало. – Уверен, что не пожалеешь об этих словах? Ведь ещё неизвестно, что будет впереди. Я могу снова ввязаться в какую-нибудь авантюру, сбежать на Землю или спутаться со смертными. Ты, я надеюсь, не думаешь, что одно маленькое откровение изменит мой безупречный характер? Что ж, по крайней мере с Сатклиффом действительно все хорошо, раз не прошло и часа, как его «безупречный характер» даёт о себе знать. Однако на Спирса это не произвело должного впечатления. Грелль даже не представляет, что именно он сделал, так доверчиво открыв Уильяму себя настоящего, выразив одним (как он думал, последним) поцелуем свои не преувеличенные искренние чувства. Эта была та сторона его подчиненного, которая всегда была скрыта от Уильяма, впрочем, и от остальных тоже. И если бы не эти необычные обстоятельства, способствовавшие её выявлению, есть очень большая вероятность, что никто бы о ней так и не узнал. Ведь сомневаться в актерских способностях Алого Жнеца не приходится. Уилл усмехнулся, прихватив пальцами край раскинувшейся веером серой юбки с красными вставками, из-под которой виднелись свесившиеся с кровати и болтающиеся ножки. – В таком случае мне придётся лучше следить за тобой, Сатклифф. – Ловлю тебя на слове, – улыбнулся жнец, уже не скрывая своего удовольствия от этой дающей обещание на будущее «угрозы». Внезапно Грелль резко подался корпусом вперед, приподнимаясь на кровати и захватывая руку Уилла, перебирающую мягкую ткань подола, и опрокинул его на себя, возвращаясь на то же самое место, где секунду назад он так спокойно лежал. – Я хочу вознаградить тебя за твое милое беспокойство обо мне, – томно произнёс Грелль, оставляя легкий поцелуй на шее любимого мужчины и отвечая на застывшее в его глазах изумление этим неожиданным выпадом. – Можно? Уильям был уверен, что его сдержанный, рассудительный нрав не должен поддаваться на эту чистую провокацию. Он был убежден, что его подчиненный, впрочем, в искренности которого он уже не сомневался, не сможет заставить его этим хитрым способом выразить свою привязанность и небезразличие ещё сильнее. Он решил это, несмотря на внезапно открывшегося для него за эту неделю нового, откровенного и чувствительного Сатклиффа, на его притягивающие взгляд малахитовые глаза, на плохо скрываемую радость от того, что он жив и ещё большую, хотя и менее осознанную, что сейчас он так близко, что его теплое дыхание покрывает шею приятной дрожью, а от осторожных поцелуев в ключицу учащается сердцебиение. Он не смог отказать.