Принц с пятачком

      Перепуганная маркиза и старая гадалка замерли от ужаса, глядя на аккуратные кучки пепла. Самым удивительным было то, что никаких следов огня на поверхности стола не наблюдалось.       – После такого только сумасшедший станет связываться с герцогом и графом, – пробормотала старуха. – Лучше бы гостям поскорее покинуть этот дом, Твоя Светлость.       Женщина согласно закивала.       – Сейчас слишком поздно. Переночуешь в замке, а утром тебя проводят, – сказала она и старуха согласилась.       Маркиза провела посетительницу через спальню и вызвала служанку, которой перепоручила старуху, а затем вернулась в будуар, чтобы убрать следы неудачного гадания. И никто из них не заметил притаившуюся за занавесью в спальне темную фигуру.       Гадалку устроили на ночь в гладильной на одном из сундуков. Положили сверху набитый сеном тюфяк, под голову – свернутую теплую накидку, прокрыли все простой льняной простыней и дали стеганое одеяло, ибо, несмотря на лето, в замке было холодно и сыро от бесконечных дождей. Еще и ужин принесли: несколько ломтей хлеба, сыра и ветчины, да теплое молоко. Старуха поблагодарила и мигом приговорила всю снедь до крошки. И где только в ней поместилось?       Служанка унесла пустую кружку и поднос, предупредив, что разбудит еще до рассвета, и оставила гостью одну. Та с удовольствием устроилась на своем ложе и закуталась в одеяло – старые кости просили тепла.       Но уснуть ей не удалось. Едва стихли шаги служанки, дверь в гладильную отворилась и впустила Дариэллу со свечой в руке. Гадалка вскочила, но дочь хозяйки замка приложила палец к губам, призывая не шуметь.       – Я все видела и слышала, – предупредила она старуху. – Это правда, что ты мне нагадала?       – Истинная правда, красавица, – ответила та.       При слове «красавица» девушка поморщилась.       – Вот за этим я к тебе и пришла. Сделай меня красивой, а я щедро заплачу, – и она продемонстрировала туго набитый мешочек, еще и потрясла его, чтобы зазвучал мелодичный звон.       – Не могу! – энергично затрясла головой старуха.       – Врешь, ведьма! – сразу озлилась Дариэлла. – Сейчас как кликну стражу, да позову своего дядюшку епископа. Скажу, что ты порчу на меня хотела навести. Вот он обрадуется, а то давеча говорил: «Давно никого в Форенте на площади не сжигали».       Гадалка испуганно сжалась.       – Не гневайся, госпожа! – залебезила она. – Зелье такое сварить можно, и красивой станешь – глаз не отвести. Только ведь тебя не узнают даже родители. И как ты объяснишь, что вдруг так изменилась? Ведь никто не поверит! А если правду скажешь, что колдовством красу получила, как бы тебя вместе со мной на костер не отправили. Твой дядюшка, может быть, этого не сделает, но слухами земля полнится. Соседки из зависти нарочно в столицу донесут. Да и потом как зелье на твое дитя повлияет? Вдруг уродец какой на свет появится?       – Ты ведь сказала, что твое гадание – истина? Значит, мой ребенок станет королем или королевой. Так какая разница каким он будет? – прищурилась Дариэлла.       – А разве я говорила, что ты будешь возле того трона стоять? – ответила хитрая старуха.       Дочь хозяина замка наморщила лоб. Должно быть, это означало сложный мыслительный процесс.       – Послушай меня, госпожа, – патокой полился голос гадалки. – Красота недолговечна и ненадежна. Лицо может обезобразить болезнь, ожог или еще что, да и годы ее не пощадят. И потом красота действует только на мужчин, женщины же все станут твоими врагами. Есть более надежный способ.       – И какой? – сразу заинтересовалась девушка.       – Я подарю тебе очарование. Твоя внешность не изменится, но каждое твое слово, каждый жест будут обладать чудесной магией, которая будет привлекать людей как магнит и заставит выполнять твои желания. Очарование не подвержено времени, оно действует на всех без исключения. Тебя будут любить все: и мужчины, и женщины, и дети, и старики.       – Старики? – скривилась Дариэлла. – Зачем мне они?       – Хотя бы за тем, что самые важные посты в королевстве всегда занимают люди немолодые. Да и король уже не юноша, – проникновенно произнесла ворожея. – А благодаря своему дару ты сможешь убедить кого угодно в чем угодно.       В ее голове уже созрел план, как с помощью недалекой девчонки вернуться в столицу и отомстить тем, из-за кого она вынуждена была бежать и скрываться в этом глухом лесном углу.       – Значит, я смогу выйти замуж за принца? – обрадовалась Дариэлла.       – Конечно! – заверила ее колдунья. – Но...       Она состроила скорбную мину, опасаясь, что девушка, которая явно не отличалась добросердечием, после проведения обряда может посчитать ее ненужной и сдаст церковникам или прикажет прирезать втихую.       – Что еще? – раздраженно воскликнула дочь маркиза.       – Одним обрядом дело не обойдется. Очарование развеется, если магическую силу постоянно не поддерживать. Обряд нужно повторять каждую ночь, когда на небе не будет Девы и Охотника. Тебе придется держать меня рядом, куда бы ты ни поехала.       – Хм, ладно, – согласилась Дариэлла. – Это даже хорошо. Будешь мне гадать. Это интересно, мне понравилось.       – Но никто не должен об этом знать. Пусть все думают, что я – твоя старая нянька. Иначе – костер. Ты поняла, госпожа?       – Поняла, чего уж тут не понять, – махнула рукой девица. – Только я не хочу сидеть в этом замке. Мы поедем вместе с принцем!       – Ой, нет! – всполошилась старуха. – Разве ты не слышала: они едут через болота, а там повозка не пройдет. Хочешь отправиться в путь без своих драгоценностей и нарядов? И ночевать возле костра на голой земле?       – Ты права, это не годится! – согласилась Дариэлла. – Проводи скорее свой обряд. Тогда я получу очарование и уговорю принца остаться до тех пор, пока не починят мост.       – Сейчас никак не получится, – развела руками гадалка. – Я же сказала: обряд нужно проводить в темную ночь. Охотника сейчас нет, но Дева все еще видна. Она скроется через четыре дня. Как раз и мост починят. Ты соберешься, успеешь пошить новое платье и поедешь вместе отцом в Форенту. Будет множество балов и празднеств в честь приезда принца, там всех и очаруешь!       Праздники и балы были решающим аргументом, как и предполагала хитрая колдунья. Дочь маркиза согласилась с таким планом. Было решено, что проводить обряд в замке опасно: вдруг кто увидит? Поэтому Дариэлла должна была сама прийти к ворожке в ее хижину как только Мудрец покинет небосвод.       Ранним утром старуха незамеченной вышла из замка через калитку на заднем дворе и поспешила на запад, в свою хижину на заброшенном хуторе. Гораздо позже кавалькада всадников выехала через центральные ворота и направилась по дороге на север. Они проехали мимо злополучного моста, вокруг которого уже суетились согнанные управляющим крестьяне, и остановились возле опушки леса. Здесь маркиз распрощался с гостями и вернулся наблюдать за восстановительными работами. А герцог де Майвиль и его спутники доверились выделенному им проводнику – рослому крепкому мужику с рябым лицом по имени Нурс.       Поначалу дорога была довольно удобной и широкой – по ней ездили в лес за дровами. Но чем больше они отдалялись от замка, тем мельчали заросшие травой колеи, и вскоре всадники уже двигались по тропе, окруженной густыми зарослями. Примерно к обеду лес начал редеть, и путники неожиданно оказались на опушке. Перед ними открылось широкое пространство, усыпанное мелкими камнями. Дальше тропа практически терялась, уходя вдоль леса на восток.       Спешились, чтобы передохнуть и перекусить. Картиан излучал оптимизм, полусонный Сегрил грезил с открытыми глазами, остальные путешественники, пока не обнаружив ничего опасного, немного приободрились. И только их проводник с тревогой вглядывался в безоблачное небо.       – Что такое? – заметил его беспокойство Картиан.       – Дык спину ломит, – ответил Нурс, потирая поясницу. – Примета верная – к вечеру дождь соберется. Как сосед оглоблей поперек хребта огрел, так завсегда непогоду вещует.       Перспектива ночевать под дождем никого не обрадовала, и путники заметно скисли.       – И что: укрыться негде? – поинтересовался разом стряхнувший сон Рил.       – Дык это где застанет, – ответствовал Нурс. – Ежели на пустоши или на болоте, там нигде не спасешься. А лучше бы в лесу. Хоть шалаш можно из веток сделать и плащом накрыть. Тут все дело в Голубихе. В сухой год ее легко перейти. Отмелей и перекатов много. А нынче дожди зарядили – брод искать придется. Можем к ночи и не управиться.       – Разве ты не знаешь где брод? – удивился Карт.       – Голубиха – река вредная, – покачал головой проводник. – Кажный год русло меняет.       – Тьфу, – разозлился де Майвиль.       Нурс только руками развел. Мол: «Предупреждали, Ваша Светлость, что дорога скверная, чего теперь гневаться».       Наскоро пообедав, путники отправились дальше и через два часа вышли к берегу своенравной речки. А на горизонте уже начали собираться тучи. Почти сразу стало понятно, что переправиться в этом месте не получится. Голубиха нанесла откуда-то камней, коряг и больших веток, которые образовали настоящий затор. Ниже препятствия было слишком глубоко. Оставалось искать подходящее место выше по течению.       Пришлось осторожно пробираться вдоль реки среди обломков породы и древесного сора. По совету Нурса все спешились и вели лошадей в поводу, опасаясь переломать им ноги. Примерно через час показалась широкая отмель, и отряд герцога смог-таки переправиться на другой берег Голубихи, заросший кустарником. Тропы здесь не было, но в багаже слуг нашелся топор, с помощью которого можно было прорубиться сквозь заросли. Само собой, это не прибавило скорости их продвижению.       Между тем небо основательно нахмурилось, стали срываться первые капли дождя. Когда, наконец, в кустарнике появился просвет, и всадники выбрались на простор, они опять увидели перед собой каменистую пустошь. Ни дороги, ни места, где можно было бы спрятаться. Завернувшись в плащи и надвинув капюшоны, все приготовились мокнуть. Их путь вновь лежал вдоль берега Голубихи. Нужно было вернуться вниз по течению до запруды и отыскать продолжение тропы.       Однако ни через час, ни через два искомый ориентир не попадался на глаза. К счастью, дождь был несильным, а берег позволял двигаться верхом.       – Стойте! – не выдержал Рил. – Что-то здесь не то. Мы уже давно должны были добраться до запруды. Где она?       – Дык, наверное, смыло, господин, – пожал плечами Нурс.       – Смыло?! И как мы теперь найдем дорогу?       – Надобно берега держаться, пока лес не начнется. Там дорога и обнаружится, – заверил проводник.       Оставалось только понадеется на его слова. Лес показался, когда уже практически стемнело, а погода испортилась окончательно. Дождь превратился в ливень, вдалеке раздавалось глухое ворчание грома и слабые пока отблески молний. Всадники подгоняли лошадей, стараясь добраться опушки пока еще можно было хоть что-то разглядеть. Наконец, они въехали под своды деревьев, но не стали углубляться, чтобы окончательно не заплутать. Нужно было найти хотя бы небольшую полянку или просеку, но деревья и кустарник стояли стеной. Или это им казалось в сгущающейся тьме?       – Я посмотрю вокруг, – предложил Рил, видя как растерянно оглядывается почти плачущий Маэлин, а Карт пытается его ободрить. – Проедусь туда-сюда вдоль опушки. Может быть, отыщется что-нибудь более подходящее для лагеря.       – Ради Четверых, осторожнее, Рил! Не заблудись! – обеспокоенно попросил де Майвиль.       – Не волнуйтесь, я буду вас окликать на обратном пути, – успокоил его граф и направил коня в темноту.       Уже через десять минут Сегрил пожалел о своем решении. Дождь усилился, вода падала с небес сплошной стеной. Плащ промок насквозь, с мокрых волос капало за шиворот. Молния на мгновение вспорола тьму, гром гулким раскатом рассыпался где-то неподалеку. Конь испуганно всхрапнул, но опытный всадник твердой рукой усмирил его.       – Нужно возвращаться, – решил д’Эвре, но тут впереди показалось нечто вроде просеки или дороги.       По крайней мере, деревья явно расступались, и граф устремился в этот проход. При свете очередной молнии он увидел несколько больших поваленных деревьев, лежавших беспорядочной грудой. Казалось, некий вихрь или очень сильный порыв ветра вывернул с корнем эти исполины, пощадив их соседей, и тем самым проделал брешь в лесной стене. Место показалось Сегрилу очень подходящим, и он отправился назад за своими спутниками.       Обрадованные путники перебрались под защиту поваленных деревьев. Плащи набросили на ветки, соорудив нечто вроде укрытия от ветра и дождя, на стволе можно было сидеть. Удобства были так себе. Мокрая ткань не могла служить надежной защитой от потоков воды, низвергавшихся с неба, а сидеть на шершавой коре после дня, проведенного в седле, мало удовольствия. О том, чтобы развести огонь не могло быть и речи. Но все же это было лучше, чем оставаться под открытым небом и сидеть на земле.       Многие недовольно косились на герцога, но вслух никто не решался высказываться. Только Маэлин откровенно хныкал. Он промок и замерз, смертельно устал и проголодался. Лирис держался, но чувствовал себя не лучше. Он оплакивал гибель лютни. Несмотря на плотный чехол из кожи инструмент наверняка отсырел. Вдобавок першило в горле, и рыжий актер опасался потерять голос.       – Странное место, – произнес Картиан, оглядывая их временное убежище. – Будто кто выдернул деревья из земли как морковку с грядки и аккуратненько разложил. И случилось это совсем недавно – листья еще не завяли.       – Дык колдун. Кому еще такое под силу? – сказал проводник, тайком осеняя себя охранным знаком. – Места тут такие. Старые люди бают, что здесь в незапамятные времена колдун с ведьмой дрались. Чего не поделили – неведомо, только она камнями кидалась, а он их молниями разбивал. Вот и осыпей здесь каменных много. А еще колдун тот ледяные глыбы кидал, а она огнем их. Так болота и появились.       – А кто победил? – полюбопытствовал Лирис, шмыгая носом.       – Дык кто ж знает? Ведьма, бают, сбежала, а колдун тут и доныне в своей башне живет.       – И ты знаешь как его найти? – оживился Картиан.       – Помилуй, Четверо! – вытаращился крестьянин. – Зачем вам этот нечестивец?       – Затем, что у него есть крыша, можно обсушиться и обогреться, – косясь на Маэлина, ответил де Майвиль.       – Что вы, господин! Этот чернокнижник всех нас погубит!       – Пусть попробует! Нас тут четырнадцать и с оружием, а он один, – уверенно заявил Карт. – Да и мы к нему не драться пришли. Неужели не договоримся?       – Это с колдуном-то? – еще больше удивился проводник. – А как начнет молниями да ледяными глыбами швыряться?       – В племянника короля? Не полный же он идиот.       – Так-то оно так, – почесал в затылке Нурс. – Да только все одно боязно.       – Ну, тебя никто и не заставляет к нему идти, – пожал плечами герцог. – Покажи дорогу и подожди нас в лесу.        – Да откуда ж мне знать, где этот нечистый живет? – испуганно вскричал рябой. – Я только слышал о нем, никогда в глаза не видел.       – Врешь!       Как не пытался надавить на проводника де Майвиль, у него ничего не получилось. То ли крестьянин оказался таким упрямым, то ли действительно ничего не знал. Надувшись, Картиан отступил, но его гневно сверкающие глаза, раздувающиеся крылья носа и закушенная губа говорили о том, что герцог вовсе не сдался.       – А я бы и колдуна не побоялся, если у него есть теплая постель, горячая вода и еда, – пискнул Маэлин и оглушительно чихнул.       К счастью, под утро дождь прекратился, но лучи дневного светила так и не пробились через плотный слой туч. С трудом удалось все же разжечь костер, перекусить и немного обсушиться. Измученные бессонной ночью и сыростью скитальцы снова отправились в путь. Они по-прежнему двигались вдоль лесной опушки, но недоуменное выражение лица проводника откровенно говорило о том, что он понятия не имеет где дорога и надеется скорее на авось.       Постепенно каменистая почва слева покрылась редкими пучками травы и кустарником, густой лес все также тянулся справа. Откуда-то постепенно начал наползать туман. Неожиданно Нурс остановился и радостно повернулся к остальным членам отряда, ехавшим позади.       – Вона камень большой, видите? Там и дорога должна быть.       Путники ободрились и даже пустили коней рысью. Но радость оказалась преждевременной. Камень оказался «не тот». Проводник озадаченно чесал бороду, а Картиан, глядя на окончательно скисшего Маэлина, скомандовал «Привал!». И первым спешился.       Ехал Картиан, как и положено принцу, на белом коне. А если точнее, на белой кобыле по кличке Ромашка. Как и все аристократки, Ромашка была дамой капризной, любила покрасоваться на публику, но души в своем хозяине не чаяла и прекрасно знала, когда можно повредничать, а когда стоит потерпеть и вести себя примерно. Довольная остановкой, она радостно заржала.       А вот у Сегрила был рыжий конь, выбранный за резвость и выносливость, хотя герцог и шутил, что д’Эвре подобрал себе скакуна «в масть». И звали этого во всех отношениях замечательного представителя лошадиной породы Финт. Само собой, имя было дано не просто так. Жеребец отличался совершенно непредсказуемым поведением. Большей частью он был покладистым и послушным, не пугался громких звуков, собак и диких животных, не пытался укусить чужого всадника или лягнуть соперника. Но иногда на Финта «находило». Он вдруг воображал себя диким необъезженным жеребцом и начинал по выражению Рила «чудить». И, как всегда, случалось это в самый неподходящий момент.        Вот и сейчас, Финт, который вчера вечером превосходно вел себя во время грозы, а до этого без малейших нареканий преодолел немалый путь от столицы, вдруг пошел боком и отчаянно замотал головой, не слушаясь повода. А затем взбрыкнул и умчался, унося своего всадника в туман, несмотря на все усилия и окрики графа.       – Рил, Рил! – кричал де Майвиль, вновь садясь в седло и пытаясь нагнать друга. – Ты куда?       – Опять на Финта нашло! – отозвался из тумана д’Эвре.       По приказу Картиана охранники вместе с ним рассыпались веером, чтобы перехватить упрямого жеребца, а остальные путники и проводник остались возле камня, верхушка которого виднелась над полосами низко стелющейся серой пелены.       Но поиски не дали результатов. Напрасно всадники кружили, натыкаясь друг на друга, и звали пропажу. Сегрил и рыжий жеребец словно растворились в туманной мгле.