Принц с пятачком

      – Я влюбился сразу, как только увидел, – со смесью печали и восторга произнес Маэлин. – Его невозможно не любить...       – Оказывается, у нас гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд, – философски заметил Альвин.       – Я понимаю, что Вы хотите сказать. Мы оба – лишь временные игрушки для своих возлюбленных. Я – для герцога, Вы – для графа.       Де Парс прикрыл глаза и пригубил вино.       – С самого начала мне было понятно, что с его стороны нет никаких глубоких чувств. Просто очередная смазливая куколка, – продолжил он тихим голосом. – Может показаться, что я глуп и инфантилен, но, поверьте, это не совсем так. Уступи я Картиану сразу, он забыл бы меня на следующее же утро. А мне хотелось удержать его рядом хотя бы на несколько дней.       – И поэтому Вы разыгрывали недалекого наивного провинциала-девственника, – усмехнулся ротвиец. – Хорошая тактика. Герцог – из породы хищников. Он любит охоту.       – Да, – скулы золотоволосого парня слегка порозовели. – Огромный лев и быстроногая газель. Знал бы только кто-нибудь, как газели надоело убегать и как отчаянно она хочет быть съеденной. Но вот беда – съедают только один раз... А теперь, после того, что произошло сегодня, охотничий азарт де Майвиля и вовсе угаснет.       – Глупости! – решительно возразил Альвин. – Вы ведь не девица. Никто ничего не узнает. Сегрил, похоже, не догадался, а больше рассказать герцогу никто не может. По крайней мере, я буду нем как фамильный склеп.       – Но я-то знаю, – Маэлин поставил опустевший кубок на туалетный столик. – Теперь в каждом ротвийце, кроме Вас, буду видеть насильника.       Он свесил голову и закрыл лицо руками.       – Советую сказать, что в темноте споткнулись на лестнице и здорово расшиблись. Это даст возможность несколько дней не выходить из своей комнаты. А слугу я Вам пришлю другого. И возьмите эту мазь, она быстро заживляет раны.       Альвин протянул пострадавшему небольшую склянку с плоской позолоченной крышкой.       – Спасибо, – искренне поблагодарил де Парс, пряча снадобье в карман камзола. – Чем я все-таки могу помочь Вам?       – Не мне, а герцогу и графу, – ротвиец решил рискнуть, чтобы привлечь к поискам еще одного человека. Все равно блондинчик будет сидеть в комнате и зализывать раны. Пусть уж поработает на благо своего горячо обожаемого Картиана. – Дело в том, что мы ищем вовсе не рецепт моего излечения, а способ избавиться от проклятия.       Маэлин вскинул на него удивленный взгляд.       – Проклятия?!       – Да, они оба прокляты. Если в ближайшие пару месяцев ничего не предпринять, д’Эвре умрет. А через пять лет за ним последует де Майвиль.       Альвин решил не вдаваться в подробности. Того что он сообщил, более чем достаточно. Он надеялся, что Сегрил не слишком на него разгневается.       – О, Четверо! Кто же их проклял?       – Одна ведьма. Надеюсь, Вы понимаете, что это тайна и болтать о таком не стоит?       Маэлин отчаянно закивал, клятвенно заверяя, что не проронит ни слова. Ротвиец вручил ему две книги и проводил до комнаты, поскольку при мысли, что придется одному идти по темным коридорам замка, у блондина задрожали губы, а лицо приобрело мертвенно-голубой оттенок. Разоблачения со стороны вредного слуги Альвин не боялся: из прислуги в Роше читать умели единицы, и этот наглец к их числу не принадлежал. Они условились обмениваться книгами каждое утро в саду и расстались, воодушевленные новыми перспективами. Ротвиец надеялся, что описание нужного обряда отыщется в ближайшее время. Даретиец же мечтал о том, что именно он найдет заветный рецепт и спасет своего любимого и его друга от столь ранней гибели.       Едва Картиан утром узнал, что золотоволосый «ангелочек» пострадал от собственной неуклюжести (истинную причину Маэлин и д’Эвре заранее договорились не озвучивать во избежание новых проблем на даретийско-ротвийском фронте), как тут же принесся утешать бедное дитятко. И обнаружил милого мальчика за перелистыванием потертого тома с названием «Магические приемы в лечебной практике шаманов Зардейских островов».       Де Парс поспешил объяснить природу своего интереса к такому необычному чтению. Поначалу герцог разгневался и едва не разругался с Сегрилом, обвиняя его в том, что их секрет вовсе уже не секрет. Граф в свою очередь рассердился на хромого любовника: ясно же было откуда ноги растут, ведь сам он никого, кроме Альвина, в тайну проклятия Алой ведьмы не посвящал. Но неожиданно явившийся ротвиец сумел успокоить рассерженных друзей.       Как выяснилось, он привел нового слугу – тихого, но уверенного в себе и довольно порядочного парня, который тут же принялся со всей старательностью опекать юного господина. На вопрос куда же делся предыдущий слуга, Альвин лишь загадочно улыбнулся. Впрочем, вскоре эта загадка разрешилась. Тем же вечером д’Эвре увидел, как наглый предшественник слуги Маэлина, надувшись от гордости, начальственно покрикивает на других слуг, которые тащили в кладовую привезенные из ближайшей деревни припасы. Что ж, повысить в должности, чтобы избавиться – тоже выход.       На какое-то время все успокоилось. Но безнаказанность, как известно, порождает иллюзию вседозволенности. Обидчики Маэлина, видя, что содеянное сошло им с рук, вошли во вкус и решили повторить свой «подвиг». Но подловить мальчишку они теперь не могли, так как Маэлин больше не бродил по замку ночью, а днем напасть на него они не решались. Зато задолго до рассвета от любовника возвращался в свою комнату Сегрил.       Рассуждали подонки примерно так: «Аристократ будет молчать о том, что случилось, чтобы не запятнать свою честь и избежать насмешек». Опыт с золотоволосым «ангелочком» убедил их в правильности своих предположений. Не учли они только то, что граф никак не был хиленьким шестнадцатилетним пареньком.       Когда кто-то схватил Рила сзади и попытался заткнуть рот, д’Эвре не растерялся. Он хорошенько приложил нападавшего каблуком по пальцам ноги, так что тот вскрикнул от боли и неожиданности, выпустив из рук добычу. Следующий удар локтем в печень заставил неудавшегося насильника согнуться пополам и рухнуть на пол, захлебываясь воем. А удар ногой в живот отправил его растерянного напарника в стену, по которой тот сполз и устроился рядом с приятелем, выпучив глаза и усиленно пытаясь вдохнуть воздух распахнутым ртом. Сегрил с удовольствием добавил ему пару раз по ребрам и процедил самым ядовитым тоном, на который был способен:       – Слушай сюда, гнусь! Я видел ваши рожи. Если еще раз полезете к кому-нибудь из наших, у господина Фалькора пропадет одна из свинок, а ее засоленные уши обнаружатся в ваших вещах. Угадайте, что тогда с вами сделает госпожа Алдита?       Оставив раздавленных физически и морально противников валяться на полу, он поспешил к себе, бормоча под нос:       – Все же в детских драках много пользы. Когда у тебя с пяти лет такой противник, как Картиан, поневоле научишься раздавать тумаки. И запомнишь эту науку на всю жизнь.       Рил намеренно пригрозил нападавшим расправой хозяйки замка, поскольку понимал – безоружных пленников они не боятся, даже если те бросятся на них всем скопом. Собственно, д’Эвре повезло, что от неожиданности никто из подлецов не достал кинжал.       – Рил, это нельзя так оставлять! – кипятился де Майвиль, когда утром услышал от друга описание его ночных приключений. – Да я голыми руками разорву этих тварей!       – И только ухудшишь наше положение, – мрачно возразил граф. – Убить или покалечить они нас не могут, о том наверняка есть строгий приказ. Но унизить и наставить синяков – вполне. А еще обвинить в какой-нибудь гадости наших слуг и расправиться с ними.       – Но если ничего не делать, так и будет продолжаться. На племянника короля напасть они не рискнут, а на тебя второй раз – поостерегутся. Но остальные, включая Маэлина, беззащитны.       – И что ты предлагаешь?       – Бежать, – глаза Картиана опасно сверкнули, а ноздри раздувались, словно он уже чуял запах свободы.       – Это невозможно, – покачал головой Рил. – Нам не пробиться через ворота.       – В каждом уважающем себя замке должен быть запасной выход.       – Наверняка он есть и в Роше, но нам неизвестно его местонахождение.       – Поэтому нужно поговорить с твоим ротвийцем.       Д’Эвре на минуту задумался.       – Не уверен, что он поможет.       – Не захочет тебя отпускать, – понимающе усмехнулся де Майвиль. – Ты ведь еще не рассказал ему о ночном происшествии?       – Я вообще не хотел о нем говорить.       – Рил, рассказать нужно. Если он дорожит тобой по-настоящему, то отпустит.       – Ладно, – после некоторого колебания все же согласился граф. – Отсюда действительно лучше убраться поскорее.       При мысли о расставании с Альвином у него защемило сердце, но осознание реально нависшей над ними опасности и тревога за соплеменников заставили отбросить ненужные сейчас эмоции. Если бы первому графу д’Эвре еще пару месяцев назад сказали, что он будет переживать о судьбе каких-то слуг и солдат чужой охраны, он бы только посмеялся. Но теперь, пройденные вместе испытания и плен, где они были со всех сторон окружены врагами, заставили его совсем иначе смотреть на товарищей по несчастью. И он не хотел бы увидеть качающегося в петле Солди, или Картиана, разукрашенного синяками. Друг все еще сильно хромал и вряд ли смог бы отбиться так, как Рил этой ночью.       Беседа наследника замка с двумя даретийцами могла вызвать подозрение, поэтому совещание решили провести в секретной части библиотеки. Конечно, Картиану было трудно взбираться на верхушку башни, но он героически преодолел все девяносто три ступеньки, а потом спустился вслед за Альвином и Сегрилом в пыльное царство магических фолиантов.       – Хм... Как вы еще не притащили сюда топчанчик или хотя бы матрас, – заметил герцог, озираясь. – В кресле-то неудобно.       Альвин слегка покраснел от такого бесцеремонного замечания, а Рил поглядел на друга с изумлением: отпускать подобные шпильки на грани приличия было совершенно не похоже на де Майвиля. Герцог отличался прямотой суждений, но так язвить, да еще в тот момент, когда расположение наследника Роша просто необходимо...       Граф постарался по возможности сгладить возникшую между ними неловкость, кратко изложив обстоятельства нападения. Альвин не на шутку испугался.       – Они ничего Вам не сделали, правда? – допытывался он, встревоженно вглядываясь в лицо любовника.       Заверения Сегрила его немного успокоили, но атмосфера тревоги ощутимо повисла в воздухе.       – Боюсь, что не смогу вам помочь, – вздохнул ротвиец, когда выслушал просьбу своих «гостей». – Потайной ход из замка наверняка есть, но мне о нем ничего не известно. Знаю, что есть где-то калитка, через которую ходят слуги. Вот она вряд ли охраняется так же тщательно как ворота. Но где находится этот выход, увы, мне тоже неведомо. Могу, правда, попробовать узнать.       – Это было бы замечательно! – оживился герцог.       – Логично, что есть калитка, – согласился д’Эвре. – Каждый раз отпирать огромные ворота ради того, чтобы служанка сбегала в деревню навестить родных или стражник наведался в трактир, глупо. А Вы никогда ею не пользовались, потому и не знаете местоположение. Для господ всегда ворота открывают.       Словно в подтверждение его слов снаружи раздался лязг и скрип.       – О, кто-то прибыл? – удивился Альвин. – Вроде бы мы никого не ждали.       Заговорщики поспешили по одному покинуть сперва тайник, потом и саму библиотеку, чтобы через четверть часа собраться на крыльце, наблюдая необычную картину. Во дворе замка царило невиданное оживление. Два пестрых фургона, запряженных парами старых кляч, смотрелись на фоне суровых каменных стен крайне нелепо. Возле них суетились слуги и люди в ярких, необычных одеждах.       – Бродячие комедианты! – радостно воскликнул Альвин.       Его полудетский восторг был вполне объясним: нет ничего скучнее и однообразнее жизни в замке, когда ты ничем особенным не занят с утра до вечера, кроме прогулок по саду и чтения книг. А бродячие артисты, которые путешествуют от города к городу и от ярмарки к ярмарке, не только развлекут своими представлениями, но и расскажут последние новости.       Среди комедиантов особенно бросалась в глаза хорошенькая рыжая девушка в ярко-красном платье. Веселая и подвижная, словно язычок пламени, она невольно привлекала к себе внимание. Сегрилу показалось в низковатом насмешливом голосе артистки и лукавой мордашке что-то знакомое. И уже через минуту он понял, что видит перед собой Лириса.