Принц с пятачком

      Великолепный бал был в самом разгаре. Празднично украшенный дворец наводнили нарядные женщины и мужчины, играли лучшие в столице музыканты. Бархат и кружева, перья и струящийся шелк, сверкающие бриллианты и теплый блеск золота – все вокруг дышало роскошью и ароматом тонких духов. Цветочницы с корзинками с галерей осыпали танцующих лепестками роз, повсюду неслышными тенями скользили вышколенные лакеи с подносами, разнося в драгоценных хрустальных бокалах лучшее вино из королевских погребов. Гардиар Третий не поскупился, отмечая возвращение любимого племянника, да еще и овеянного воинской славой.       Де Майвилю действительно удалось собрать под свои знамена немалое число окрестных дворян и выступить против мятежных гартэнских баронов. Коварные засады, неожиданные нападения, быстрые форсированные марши и смелые контратаки принесли молодому герцогу успех. Он значительно потеснил мятежников, к величайшему удовольствию Маэлина собственноручно казнил его обидчика д’Амбе и с полдюжины таких же особо зарвавшихся дворян, и даже осадил Форенту.       Но победный марш остановила подоспевшая ротвийская армия, превосходящая даретийские силы втрое и возглавляемая опытным маршалом Термикаром. От Форенты пришлось отступить, а тут как раз доставили королевскую депешу, которая предписывала Картиану немедленно явиться пред светлые очи Его Величества.       Начались затяжные осенние дожди, армии вязли в грязи, и волей-неволей военные действия пришлось остановить. Герцог отправился в столицу, верный друг д’Эвре конечно же последовал за ним, как и неунывающий Лирис, который все же упросил де Майвиля устроить его в столичную театральную труппу. Маэлин остался в Гартэне, в своем маленьком поместье. Он и так слишком долго отсутствовал. Хозяйство и без того полуразоренное проклятым бароном совсем пришло в упадок и требовало господского присмотра. Прощаясь, юноша горько рыдал на груди Карта и был настолько убит предстоящей разлукой, что шмыгая носом, подошел к Лирису.       – Ты, это... Позаботься о нем, ладно? А то он даже поесть иногда забывает. Вон тощий какой стал.       Рыжий актер оскалился насмешливо в своей обычной манере, но и его голос предательски дрогнул.       – Присмотрю, не волнуйся. Ты, это... тоже береги себя. Осторожнее тут. А то герцог расстроится.       До столицы по раскисшим дорогам они добирались долго, но без особых приключений. Едва Картиан обнял матушку и сменил одежду, как его вызвали во дворец. Сегрил, который перво-наперво тоже отправился к себе домой, до сегодняшнего бала его не видел.       Виновник торжества естественно был в центре внимания. Его окружали самые блестящие дамы и кавалеры. Каждый стремился поговорить с ним, произвести впечатление, зазвать в гости. Зная о репутации де Майвиля или вопреки ей, и мужчины и женщины флиртовали напропалую.       Сегрил, раскланявшись по дороге с уже знакомым шарообразным имперским послом и его монументальной супругой, еле протолкался, чтобы поприветствовать друга. Его появление обрадовало Картиана как Милость Четверых.       – Рил, уведи меня отсюда поскорее! – взмолился герцог, вцепившись в локоть д’Эвре.       – Но...       – Умоляю!       Разве мог граф отказать другу в такой отчаянной мольбе? Он громогласно заявил, что его прислала королева, которая желает срочно побеседовать с де Майвилем, и поспешно вывел Карта из зала.       – Ох, спасибо! – выдохнул герцог, как только они миновали лестницу, и вышли на широкое парадное крыльцо. – Еще бы мгновение – и я бы или умер на месте, или вызвал кого-нибудь на дуэль! Пойдем поскорее к дядюшке Себану. Я намерен напиться до поросячьего визга!       – Но бал в самом разгаре. И он – в твою честь. Думаю, Его Величество будет недоволен твоим бегством.       – После всего, что произошло, мой дядюшка может подтереться своим недовольством. Или пусть сам едет в Касан-Рай ублажать имперцев!       С этими словами де Майвиль едва ли не бегом направился к конюшням.       – При чем тут имперцы? – недоуменно пробормотал граф, едва поспевая за ним.       – Потом, Рил, потом! На трезвую голову мой язык не способен произносить столь ужасные вещи!       Через несколько минут Финт и Ромашка вынесли своих всадников через дворцовые ворота, а еще через час, опрокинув в себя четвертый или пятый кубок в «Трех монетах», Картиан созрел для откровений.       – Ты себе не представляешь, друг, какую свинью мне подсунул дражайший дядюшка! – слегка заплетающимся языком произнес он, приобнимая Сегрила за плечи. – Во, полюбуйся!       Из кармана камзола на белый свет был извлечен бархатный мешочек с искусно вышитым золотым вензелем, а из него – портрет размером с ладонь в изящной, украшенной драгоценными камнями рамке. Лицо, которое было изображено на портрете, Рил частенько вспоминал: прекрасный офицер охраны, который сопровождал имперское посольство.       – Красавец. Кстати, придворный живописец имперцев хорош. Сходство идеальное и эта тень от ресниц... Тонкая работа, – заметил д’Эвре.       – Так ты его знаешь? – удивился Карт.       – Ну, видел один раз. Так и ты его видел. Тогда в трактире, когда познакомился с послом. Он как раз имперской охраной командовал.       – Ох, ты ж, отрыжка нечистого! А я все думал: почему мне его рожа знакома?!       – Не богохульствуй! – назидательно поднял палец тоже не совсем трезвый граф. – Как можно такой небесный лик назвать рожей? Красив ведь, Карт, еще как! Глянь, какие брови, а губы, а волосы – точно шелк. В жизни он еще лучше. Как ты мог его не запомнить?       – Ты же знаешь, – косясь на светлую шевелюру приятеля, пробормотал де Майвиль, – я брюнетов не очень...       – Однако же портрет его хранишь! – фыркнул Рил, толкая его локтем в бок.       – Дядюшка вручил, – мрачнея, герцог потянулся за кувшином, чтобы налить себе еще. И обнаружив, что он пустой, заорал. – Вина, отродье улиток!       Уже через минуту полный сосуд с ароматной темно-вишневой жидкостью перед ним поставил лично хозяин «Трех монет» и низко поклонился.       – Как обычно, комнату, мой герцог?       Картиан кивнул.       – И не забудь подать свое волшебное пойло.       – Как можно, Ваше Высочество! Не извольте беспокоиться.       – Ничего не понимаю, – произнес д’Эвре, когда Себан от них отошел. – Зачем король дал тебе этот портрет?       – Видишь ли, – задумчиво глядя на лик красивого имперца, произнес герцог, – это мое наказание.       – Какое еще наказание? Ты о чем? – намеки друга никак не помогали проясниться картине в уже слегка затуманенном винными парами мозгу графа.       – Дядюшка был очень мной недоволен. Ты бы слышал, как он меня отчитывал!       – Да за что? Ты из плена сбежал и ему не пришлось отдавать рудник, а еще наподдал как следует баронам. Тебя же все чествуют как победителя и великого военноначальника. После таких восхвалений Гардиару впору назначить тебя главнокомандующим, а не наказывать.       – Политика! – на этот раз указательный палец вверх поднял Карт. – Я, оказывается, поломал все его стратегические планы, когда по ошибке перешел ротвийскую границу и попал в плен, а потом фактически начал войну. Поэтому теперь я должен ехать в Империю. Поедешь со мной, Рил?       – Да куда ж я денусь? – фыркнул д’Эвре. – Куда ты, туда и я, как всегда.       – Спасибо!       Де Майвиль притянул его к себе за шею, и на мгновение Сегрилу показалось, что Карт его поцелует, но тот с тяжелым вздохом только ткнулся лбом в его лоб и отстранился. Затем в кубок герцога вновь потекло вино.       – Все равно не понимаю, – пожал плечами Рил. – Он отправляет тебя послом в Империю?       – Не-е, – криво усмехнулся герцог, подливая и в его кубок, – в качестве подарка.       – Какого еще подарка? Ты шутишь? И при чем тут этот имперец с портрета?       – Это не просто имперец, – хохотнул де Майвиль, – а Его Высочество принц-наследник Валорин Ател-Лард Эс Паэн э... короче, дальше я не помню. У этих птицелюбов по десять имен, забери их нечистый.       Сегрил обомлел. Так вот почему Лусен Велан сопровождал посольство! Золотой клинок Империи негласно приглядывал за наследником, который прибыл в Даретию инкогнито!       – Рил, если он тебе так понравился, может, поговорить с дядей? Мы ведь с тобой похожи, вдруг этот Валорин согласится... А-а, – махнул он тут же рукой с досадой, – вряд ли. Не станут они менять принца на графа, пусть и Первого. Политика! – и Картиан скривился так, будто лучшее вино дядюшки Себана мигом превратилось в уксус.       Д’Эвре молча растерянно смотрел на него, пытаясь уложить в голове все сказанное.       – Подожди, но ведь посольство прибыло ради заключения брака... Я думал, что Его Величество пристроит за имперца одну из твоих кузин.       – Все так думали, – фыркнул Карт. – А этому узкоглазому понравился я!       – Но... Ведь брак между мужчинами... – Сегрил был так потрясен, что даже не возмутился на несправедливый эпитет «узкоглазый», хотя считал очи принца Валорина огромными и прекрасными.       – Какой там брак, – сморщил нос де Майвиль, опрокинув в глотку очередной кубок. – Я буду его дорри или как там у них называется, – и он в отчаянии махнул рукой.       В отличие от Даретии и многих других стран в Империи отношения между мужчинами не только не порицались, но даже приветствовались. Страна имела огромную территорию, но большую ее часть составляли горы и пустыни малопригодные для жизни. Поэтому большинство населения селилось либо вдоль морского побережья, либо по берегам рек. Несмотря на мягкий климат, который позволял снимать по два урожая в год, пахотных земель не хватало, а полудикие кочевые племена пустыни и воинственные горцы, хоть и подчинялись императору, но чужаков на своих исконных землях терпели с трудом.       Как следствие все более-менее удобные имперские земли были густо заселены, остро стояла проблема перенаселения. Поэтому политика сдерживания рождаемости нашла отражение в религии и традициях, породив в среде дворянства институт дорри – официальных любовников, отношения с которыми оформлялись почти как брак, но со значительными имущественными ограничениями и более простой процедурой развода.       Представителям высшей аристократии разрешалось иметь до двух дорри. Простой люд не заморачивался оформлением отношений, часто мужчины просто жили вместе. Богатые торговцы и ремесленники следовали дворянской моде и устраивали пышные «свадьбы». Те, кто победнее, стремились пристроить молоденьких симпатичных сыновей в богатые дома, старики не стыдились «покупать» юных прелестников. При этом вступать в брак с женщиной и соответственно заводить детей позволялось только старшим сыновьям в семье, чтобы род не прервался. Младшим же была прямая дорога в дорри, в военные или в монахи.       Женщинам в Империи жилось несладко. Замуж брали только самых родовитых, здоровых и красивых, так как число потенциальных женихов было сильно ограничено. Тем же, кому не повезло обзавестись законным супругом, оставалось жить прислугой при более удачливых родственницах, постричься в монахини или искать женского счастья в далеких краях. Гаремы восточных владык и публичные дома по всему континенту охотно принимали нежных и покорных уроженок Империи, северяне также с удовольствием брали их второй и третьей женой, хотя изящные цветки юга среди снегов и льдов быстро вяли и гибли.       Все эти ограничения никак не касались только императорской фамилии. Желающих породниться с правящей семьей всегда хватало, поэтому девушки из дворца не боялись остаться без мужа, а вступать в брак могли все, в ком текла хоть капля крови императора.       За сотни лет существования Империи вся ее аристократия успела так тесно переплестись родственными связями и отношениями дорри, что представляла собой по сути одну большую семью. До недавнего времени там весьма настороженно относились к чужестранцам, но ветер перемен проник и в древние стены Священного Дома (так по традиции называли императорский дворец). Поэтому имперские принцы все чаще брали в жены дочерей и сестер правителей сопредельных государств. Но даретийский принц, пусть и не наследный, – дорри?! Это было уж слишком!       – Какая наглость! – возмутился д’Эвре. – Да что он себе возомнил, этот имперец! А король тоже хорош! Ты же его любимый племянник!       В ответ де Майвиль только неопределенно хрюкнул и уронил голову на стол. Пришлось Сегрилу в очередной раз транспортировать пьяного приятеля наверх, в чем ему помог один из прислужников трактира. Герцога сгрузили на кровать, слуга стащил с него сапоги. Картиан тут же свернулся калачиком, пробормотал что-то невнятное и жалобно всхлипнул.       Рил выпроводил прислужника и принялся стягивать с друга одежду. Карт мычал тихонько, но не просыпался. С трудом вызволив его из тесного камзола и узких бархатных штанов, граф невольно залюбовался, не спеша прятать от своих глаз желанное тело под одеялом. Он скользнул рукой по широкой сильной спине и, затаив дыхание, задержал ладонь на упругой округлости ниже.       – Остановитесь, граф, или Ваши дальнейшие действия будут расценены как покушение на честь дорри моего господина, – раздался за спиной бархатный баритон.       Сегрил вздрогнул от неожиданности, сердце ухнуло вниз от узнавания. Он поспешил отдернуть руку, попытался распрямиться и повернуться лицом к говорившему, еще надеясь, что ошибся, но ему не позволили. Сильные руки перехватили поперек груди, фиксируя словно клещами и прижимая к крепкому горячему телу, в ягодицы недвусмысленно вжался внушительный стояк.       – Ты ведь соскучился по мне, медок? – промурлыкал на ухо и слегка прикусил мочку Лусен Велан, Золотой клинок Империи и его личный кошмар.