Подарок судьбы

Они целуются до тех пор, пока воздух не заканчивается в легких, но даже тогда Элайджа не торопиться выпускать Глорию из своих объятий, все сильнее прижимая к себе, словно пытаясь ею надышаться, поцелуем залечить свое израненное сердце, и то, что она отвечает на поцелуй, уступая его напору, разжигает кровь лишь сильнее, окончательно лишая разума. Их общее сумасшествие, которому наплевать на доводы разума все длится и длится, пока перед глазами Элайджи не встает лицо брата. Совладать с собой стоит Майклсону очень больших усилий. Он отводит от Глории руки, отступая на шаг, пока та смотрит на него совершенно затуманенными глазами, делая все только тяжелее. Непонимание в ее взгляде сбивает с толку, и Элайджа медленно качает головой, словно пытаясь объяснить то, что и так ясно. — Это неправильно, — наконец глухо произносит он, — ты и Клаус…  — …разыграли тебя, — неожиданно продолжает его предложение Глория, и Майклсон застывает, не веря собственным ушам. Происходящее кажется ему нелепой шуткой, но миг спустя, когда губы блондинки растягиваются в немного виноватой улыбке, он понимает, как ошибается. И уж точно, Элайдже совсем не до смеха, когда Глория продолжает, невинно прикусив губу: — Это была моя идея, Клаус просто подыграл. Я обещала помочь ему с Камиллой. Ты ведь не злишься? Прости, любимый. В библиотеке воцаряется полная тишина, и веселье в голубых глазах медленно сменяется напряжением, когда Элайджа буравит лицо Глории тяжелым взглядом, прочитать по которому его эмоции у нее никак не получается. В почерневших глазах их слишком много — ярость, ревность, желание, шок. Понять чего больше блондинке все сложнее, но ответ приходит сам, когда Майклсон, не говоря ни слова, отступает к двери, щелкая замком, а после возвращается к ней, медленно наступая, пока Глория не чувствует спиной стену. Элайджа все еще хранит молчание, не прикасается к ней и пальцем, но блуждающий по девичьему лицу обжигающий взгляд говорит куда больше, чем любые слова. Глория прикусывает губу, стараясь выровнять сбившееся дыхание, и напряжение между ними достигает пика, когда Майклсон наконец начинает говорить, а она сама едва сдерживает улыбку. Главное, что Элайджа не ушел. А уж как выпросить у него прощение она придумает. Впрочем, решение приходит само собой, когда Майклсон вновь окидывает блондинку горячим взглядом, в котором на этот раз пылает откровенное желание. — Ты не просто меня обманула, ты подговорила моего брата. Ты заставила меня сходить с ума от ревности и чувства вины. Что мне с тобой делать? Ожидая ответа, Элайджа склоняет голову, и Глория шумно выдыхает, с трудом оставаясь на месте. — Накажи меня, — недвусмысленно шепчет она, и темные глаза превращаются в черные.  — Ты с упоением наблюдала, как я схожу с ума. Специально издевалась надо мной? — продолжает Майклсон свой допрос с пристрастием, но Глории совсем не страшно.  — Прости меня, любимый, — отзывается она почти виновато — озорная улыбка, что на миг растягивает ее губы, легко выдает истинные чувства.  — Со мной не стоит играть в подобные игры, — щурится Элайджа, на что блондинка только качает головой. — Никаких игр, обещаю, — говорит она, и ее тонкие пальцы касаются выпирающей части брюк Майклсона, поглаживая через ткань каменный член. Ее откровенное прикосновение, действует на Элайджу словно спуск затвора — он больше не думает, не подбирает слов, не ищет ответов, он делает. То, что хочет. Шелковое платье трещит по швам, когда он стягивает его с тонких плеч, резко развернув Глорию к себе спиной. Молния рвется под его пальцами, но Майклсону совершенно плевать, он видит только бледную гладкую кожу, изящный изгиб спины, переходящий в тонкую талию, пока его взгляд не задерживается на округлых ягодицах. Тонкие трусики совсем не скрывают девичьих прелестей, лишь подчеркивая их доступность, и Элайджа сам не понимает, как его рука с силой опускается на обнаженную попку, нанося первый удар. Глория вздрагивает, выгибая спину, и Майклсон не может оторвать глаз от алого следа на гладкой коже, оставленный его ладонью. Ему хочется наказать ее. И он наказывает. Глория не сопротивляется, покорно принимая каждый шлепок, и тихие вскрики, что слетают с ее губ, слишком похожи на стоны. Сдерживаться становится все сложнее. Нежная кожа пылает под его пальцами, горит от грубого натиска, но Элайдже этого мало. Его ладонь скользит ниже, очерчивая трусики, пока не оказывается между бедер. Он чувствует ее влагу, даже не прикасаясь к кружеву трусиков, и Глория шире разводит бедра, показывая ему, что готова, что жаждет почувствовать его именно там. И Майклсон дает ей это. На то, чтобы стянуть промокшие трусики ему хватает нескольких секунд, и его ладонь тут же накрывает низ девичьего живота, откровенно касаясь набухших складок плоти. Глория выгибает спину, сильнее расставляя ноги, и Элайджа стискивает ее напряженный клитор, дразня ритмичными поглаживаниями. — Пожалуйста, Элайджа, — едва слышно выдыхает она, подстраиваясь под ритм его пальцев, — прошу тебя… — О чем? — хрипло выдыхает тот, не прекращая сладкой муки. — Я больше не могу! Трахни меня! Ее слова взрываются в его голове, и Майклсон притягивает Глорию к себе, так, что она чувствует ягодицами его напряженный член. Округлая попка приходит в движение, делая желание невыносимым, и Элайджа судорожно расстегивает брюки, подталкивая блондинку к небольшому дивану. Глория облокачивается на кожаную спинку, шире разводя бедра, и смотрит на него из-за плеча. В голубых глазах плещется вожделение, а Майклсон не может оторвать взор от ее обнаженного тела — изгиба спины, точеной талии, раскрасневшихся ягодиц, и широко разведенных бедер, которые подрагивают от желания. Элайджа помнит каждый изгиб ее тела еще сих прошлой ночи, и он знает, что через мгновение ему будет очень хорошо. Сгорающий от страсти, Майклсон приставляет головку члена к истекающему лону, придерживая Глорию за бедра. Толчок — и он входит до самого основания, отчего блондинка вскрикивает, судорожно вдыхая воздух.  — Все хорошо? — шепчет он, на миг замирая в ее тесном теле. — Да, не останавливайся. Будто бы он планировал это делать. Элайджа подается вперед, раз за разом входя в блондинку, с каждым движением наращивая темп. Глория лишь подается ему навстречу, позволяя вести — она возбуждена так сильно, что почти сразу достигает пика, и Майклсон на мгновение останавливается, когда тесное лоно сильнее стискивает его плоть, и Глория бурно кончает, дрожа всем телом. — Ты бог, как хорошо, — срывается с ее губ, а на лице Элайдже появляется дьявольская улыбка.  — Будет еще лучше, переворачивайся, — говорит он, покидая ее тело. С мутными глазами и дрожащими ножками Глория выполняет просьбу любовника, и ее лодыжки оказываются на мужских плечах. В этот раз толчки Майклсона медленные, тягучие, он дает ей возможность прийти в себя, пьянея от ее взгляда, улыбки, страсти, что искажает красивое лицо. Элайджа входит все глубже, давит большим пальцем на клитор, и Глория вновь задыхается от остроты ощущений. Она инстинктивно пытается отодвинуться, но крепкие руки не позволяют этого сделать. Одной рукой Майксон удерживает ее лодыжки, а другой хозяйничает меж ножек, пока библиотеку не наполняет ее крик, , а сам Элайджа не выскальзывает из пульсирующего лона, изливаясь на ее животик, который он промакивает собственной рубашкой, прежде чем опуститься на Глорию, накрывая своим телом. На маленьком диване совсем не удобно, но они так и не размыкают объятий, наслаждаясь каждой секундой долгожданной близости, пока Глория не нарушает тишину. — Элайджа, я отчасти понимаю, почему ты такой, какой ты есть, — тихо говорит она, заглядывая в его глаза, — но я не хочу, чтобы ты закрывался от меня, хочу, чтоб мы были близки не только телом, хочу чтобы ты был счастлив, по-настоящему, со мной. — Так и будет, — отвечает Майклсон, — но если хочешь знать, чего хочу я, то это оказаться сейчас в собственной спальне. Не то, чтобы я против спонтанности, но сомневаюсь, что смогу теперь здесь работать. Глория тихо смеется, качая головой, и совсем не сопротивляется, когда Майклсон подхватывает ее на руки и уносит в свою комнату. По счастью, на их пути никто не встречается.