Подарок судьбы

Следующие несколько дней сливаются для Глории воедино, пока она изучает ксерокопию дневника воспоминаний наставника Элайджи и почти видит его глазами становление того, кто смог покорить ее собственное сердце, но радость довольно быстро сменяется растерянностью, недоверием, а после и шоком, когда описание событий сменяется размышлениями Жерара, от которых Глорию охватывает оцепенение. Марсель оставляет ей копию дневника вечером понедельника, и блондинка изучает его каждый вечер, словно захватывающий детектив, но с каждым разом она все больше убеждается в справедливости подозрений опекуна Майклсонов, вот только вместо жалости, которую тот испытывает к осиротевшим детям, она ощущает лишь ужас. Потеря семьи всегда была самым главным кошмаром для Глории, но то, что сделали Элайджа, Клаус и Ребекка… Впрочем, хотя Жерар и не озвучивает это прямо в его глазах ответственным за трагедию выглядит старший сын и мисс Спенсор не может с ним не согласиться. На момент гибели родителей лишь Элайджа достиг совершеннолетия, и значит, мог отдавать отчет своим поступкам, а если это так… Мир вокруг становиться мутным, и слезы, как Глория не пытается их сдержать, проделывают дорожки под бледным щекам, особенно, когда она видит входящие звонки от Майклсона, на которые никак не может найти силы ответить. Она знает, что только от него сможет узнать правду. Она не верит, что правда то, что написано в дневнике. Ей хочется не верить. Но факты — слишком упрямая вещь, а Глория никогда не была дурой. Спустя несколько дней она назначает встречу, отправив Элайдже сообщение. На Новый Орлеан опускается вечер, городской парк полон влюбленных парочек, они смеются, веселятся, но это не вызывает у Глории прежней счастливой улыбки. Не сейчас, когда весь ее привычный мир рушится на глазах, и под его руинами скрывается вера в то, что все еще можно исправить. Слишком сильно ноет сердце от осознания правды, которую она никогда не сможет принять. Но крохотный уголек надежды все еще горит в ее душе, заставляя идти вперед. Она должна во всем убедиться сама, узнать правду, глядя прямо в любимые глаза. Элайджа появляется в парке словно из воздуха, разительно выделяясь на фоне молодых студентов, и пока он идет к ней, Глория молится, чтобы написанное в дневнике было ложью, злым вымыслом. Но делать это все сложнее. Теперь все черты характера, которые так нравились ей в Майклсоне — холодность, решимость, упорство, жесткость — играют против него и, кажется, в первый раз Глория замечает огромную разницу между ними, которая только усиливается тем, что Элайджа как обычно облачен в строгий черный костюм и пальто, которые так разительно отличается от ее легкого кремового платья, которое совсем не соответствует погоде. Наброшенный на плечи плащ совсем не греет, и Глория с силой растирает озябшие пальцы, стараясь не смотреть на идущего к ней мужчину, но не может. Вся ее сила воли уходит на то, чтобы не бросится ему на встречу, привычно обнять, поцеловать, забыть обо всем на свете, но страх сковывает ее наравне с холодом, когда Майклсон наконец приближается к ней, подозрительно окинув взглядом ее машину с охранником отца, а Глория смотрит лишь на его руки и не верит, что ими он мог убить своего отца. Блондинка судорожно сглатывает, когда Элайджа склоняется и коротко целует ее в губы, и ее отстраненность не остается незамеченной, хотя Майклсон еще и не подозревает о том, что за разговор им предстоит.  — Привет, — говорит он, нарушая застывшую между ними тишину, — Я соскучился. Что произошло? Ты пропала на несколько дней, а теперь назначила свидание среди этой толпы. Глория поднимает на него глаза, прикусывая дрожащие губы. Слов все еще нет, и она понятия не имеет, как начать разговор, после которого может навсегда потерять того, кого любит, и трусливое, предательское чувство накрывает ее липкой волной — она всерьез думает о том, чтобы просто вычеркнуть из памяти чертов дневник и жить дальше. Это длиться всего миг, прежде чем Элайджа вновь обращается к ней, и явно стараясь скрыть раздражение.  — Да что с тобой? — недоумевает он, сводя брови, — что-то случилось? Почему ты с охраной? Ты чего-то боишься? Его последнее слово эхом звучит ее голове, и Глория по инерции отступает на несколько шагов назад, все еще не в силах встретиться взглядом с Элайджей.  — Возможно. Боюсь, — тихо отвечает она, стараясь выровнять дыхание перед тем, как задать главный вопрос, — ты никогда не рассказывал, как погибли твои родители. Договорив, блондинка, наконец, поднимает глаза, и по тому, как на лице Майклсона в миг леденеет знакомая маска, она понимает, что попала в точку. Горло перехватывает, и Глории становиться сложно дышать, пока пару секунд они просто смотрят на друга, и в черных глазах напротив, в самой их глубине, она видит то, чего боится больше всего — вину. — С чего такой интерес? Моя семья не обсуждает эту тему, — не сразу отвечает Элайджа, спокойным тоном, но Глория слишком хорошо знает его, чтобы понять — сейчас это только игра. Как и все, что было между ними. И теперь слова сами рвутся с губ, опережая мысли. — А как же мы? — выдыхает она, отчаянно борясь со слезами, — я думала, что когда-то тоже стану частью семьи Майклсон. — Что ты сейчас от меня хочешь? — и Глория кажется, что его голос пропитан усталостью.  — Ответь только на один вопрос, — медленно говорит она, не сводя взгляда с его окаменевшего лица, — это ты убил своего папу? Тишина застывает между ними, заглушая все вокруг, и весь мир исчезает, пока Глория ждет ответа, от которого у нее уходит из-под ног земля, когда Элайджа глухо отвечает ей. — Да. Он не пытается оправдаться, просто молчит, не сводя с нее почерневшего взора, и Глория закрывает лицо руками, просто чтобы не видеть его больше — человека, которого любит и того, кто оказался убийцей. У нее больше не остается иллюзий, а у них — будущего. — Как ты узнала? В голосе Элайджи Глория слышит только сталь, холод и расчет, и новая волна страха окатывает ее, заставляя сжаться в комок. Видя это, Майклсон протягивает ладонь, пытаясь коснуться ее дрожащих пальцев, но дергается от его прикосновения, словно от удара током, резко отстраняясь. — Не смей, — шепчет она, качая головой, — не смей меня никогда трогать. — Глория, ты ничего не знаешь, — все еще пытается сохранить спокойствие Элайджа, но длится это ровно до того момента, пока блондинка не достает из сумочки листы бумаги, почерк на которых Майклсон сразу же узнает. — И что там написано? — спрашивает он голосом, которым мог бы показаться безразличным, если не видеть выражения темных глаз, в которых теперь лишь беспробудная тоска. И Глория все не может отвести от него взгляда, почти ожидая увидеть страх разоблачения, но Элайджа только мочит, все еще ожидая от нее ответа. — Правда о том, что случилось с твоими родителями, — безжизненно отзывается она, нарушая молчание, — мне отдал их Марсель Жерар. При звуке этого имени в темных глазах вспыхивает искра, но она тут же гаснет. Майклсон никак не реагирует на сказанное, но в какой-то миг Глория понимает, что он больше не выглядит спокойным. В первый раз в жизни, она видит его раздавленным, и ее сердце сжимается от боли. Но решение принято. И медлить больше нельзя. И девушка поднимает глаза, сталкиваясь с безжизненным взором Элайджи.  — Я много думала, — говорит она, не отводя взгляда, перед которым, как она не старается держать себя в руках, все начинает плыть, — я отдам тебя копию дневника мистера Жерара. Но ты больше никогда не приблизишься ко мне или к моей семье. Все дела мы будем решать через заместителей. А после, ты исчезнешь из моей жизни, словно тебя и не существовало. С каждым словом Глория все больше отстраняется, отступая к машине, и в этот миг оцепенение Элайджи сменяется отчаяньем, когда он видит, что привычные чувства в голубых глазах сменяются одним лишь страхом. Она его боится. Осознание этого факта накрывает Элайджу, сковывая его болью. Кто угодно. Но только не она. И Майклсон подается вперед, вновь пытаясь взять ее за руку. — Глория, постой, — быстро говорит он, и его голос дрожит от эмоций, — я все тебе расскажу, все объясню, я… Я люблю тебя. Но блондинка только качает головой, даже не пытаясь стереть с бледных щек дорожки слез.  — Любишь? — горько усмехается она, — и когда же ты собирался открыть мне правду? Никогда? Верно? Говорил, что любишь меня и доверяешь, а сам лгал. Ты убийца и плевать, что ты спасал Клауса. Вы скрыли от всех правду, годами лгали. А я верила тебе. И я могла бы попытаться понять. Но ты не дал мне такого шанса. Боль в ее голосе отражается на лице Майклсона, ледяная маска которого давно полетела ко всем чертям.  — Глория, я… Не уходи вот так. Ты нужна мне. Позволь мне все рассказать тебе. Но она не хочет слушать. — Не стоит, — глухо выдыхает блондинка, вскидывая вверх ладонь, — я никому не расскажу о прочитанном, копий не делала. Я не опасна для тебя. Единственное, чего я хочу, чтоб ты больше никогда не приближался ко мне и к моей семье. Я больше не хочу тебя знать. Последние слова рассыпаются в воздухе пеплом, и Глория, не отрываясь, смотрит на Элайджу, словно пытаясь запомнить — его лицо, линию плеч, крепкую фигуру. Она уходит, не говоря ни слова, не оборачиваясь, а Майклсон все еще стоит, не зная что делать дальше. И зачем. Время останавливается, но только для него — весь мир вокруг продолжает жить своей жизнью, но это становиться совершенно не важно. Потому что его больше нет.