Лучше б умерли

Беллатриса ехидно ухмылялась, глядя на Снейпа. Его бесили любые эмоции в их совместном деле. А Беллатриса, безумная и безбашенная, заполняла любое предприятие, опасное деяние своими ненужными словами или поступками. Так и теперь: она ухмылялась, словно сейчас они были на чемпионате по квиддичу, и их факультет одержал победу. Снейп закатил глаза, и книга полетела ему в руки под громкий хохот Пожирательницы. Чёрная поверхность была гладкой, как шёлк. Страницы, резко пахнущие железом и сухостью пергамента, манили и подзывали к себе. Снейп развернул дьявольскую вещицу обложкой вверх и увидел заветные красные штрихи. К его удивлению, алые разводы не складывались в буквы, это были лишь чьи-то мазки лёгкой кисти, неумелые и неаккуратные. Слова приобрели большой вес, захотелось разорвать эту давящую тишину, кажущуюся громче вопля отчаянности. Снейп поглядел на Беллатрису, которая смотрела на него взглядом голодной кошки, изготовившейся к прыжку. Её чёрные кудрявые волосы некрасиво растрепались, контрастируя с её мраморной кожей. Тёмные тени залегли вокруг дьявольски сумасшедших очей. Она вдруг показалась Снейпу изваянием, которое злилось от того, что его окунули в гипс. Те лёгкие проблески доверия, полученные после их Непреложного обета, растаяли, словно роса на утреннем солнце. Те лёгкие домыслы о том, что женщина, возможно, одумалась и перестала быть настолько ненормальна, исчезли, как исчезает рябь на озере, оставляя водную гладь зеркалом без единой трещины. Те лёгкие мысли о том, что их сотрудничество к чему-то может привести начали рушиться, как рушится дерево при сильных порывах ветра. Осталось лишь суровое презрение к этой безумной женщине. Но потребность сказать что-либо лишь острее прорезалась на фоне этого чувства. Снейп не справился с желанием и мимолётом спросил: — Где же ты нашла это? Слова повисли в воздухе, женщина молчала, что-то раздумывая. Внезапно, как она обычно и делала все дела, Беллатриса подошла к Профессору зельеварения, глядя ему в чёрные глаза своими осколками тёмного неба. Похоже, она требовала, чтобы Снейп сам всё увидел. Воспоминание открылось подобно книге, так же легко и непринуждённо. Женщина ничего не скрывала, сейчас маски были сброшены. Снейп видел огромный особняк, тёмный и мрачный. Он не знал, кому принадлежало данное владение. Окна были расколоты, крыша наполовину сорвана, а входная дверь, белая и чистая, как страницы нового учебника, была забрызгана чем-то красным. Беллатриса шла по лестнице, не торопясь. Под ногами хрустели осколки, бегали мыши. Стены были исписаны какими-то странными надписями на неизвестном Снейпу языке. Но Беллатриса шла вперёд, зная, что она тут полноправная хозяйка. Алая вспышка, и дверь в одну из комнат слетела с петель. Интерьер этого помещения сразу бросился в глаза. Когда-то, вероятно, это была чья-то детская спальня. В углу стояла колыбель с подвешенными сверху игрушками. В углу стоял книжный шкаф, а у окна — столик. Эта спальня донельзя напомнила Снейпу комнату, где он лишился единственной любимой женщины. Но сейчас было бы глупым показывать чувства. Детская кровать отлетела в сторону, обнажая уродливую дыру в стене. В комнате запахло гарью и приторными нотками железа. Беллатриса почувствовала, как кто-то трогает её за плечо. Оглянулась. Снейп не знал, что бывает, когда видишь богарта в воспоминаниях. Но всё когда-нибудь бывает в первый раз. И даже сквозь пелену обрывков прошлого волшебник всё равно видит свой страх. Но почему-то то, во что обратился богарт стал для Снейпа скорее неожиданностью, нежели ужасом. Девичье лицо, искажённое болью. Огромные карие глаза раскрыты, и в них плещется страдание. Из носа, рта и ушей струится кровь, стекающая на голубые щёки в тысяче чёрных дырок. Бесспорно, он видел умирающую Гермиону Грейнджер. Но с каких пор это стало его главным страхом? Мысли, такие бесполезные и ненужные в данный момент, заполонили его голову. Мужчина брезгливо отмахнулся от тысячи догадок и домыслов. Сейчас это не имеет смысла. Беллатриса всё-таки покинула чертоги оцепенения и сразила богарта. Снейп, подобно магглу, смотрящему кино, продолжил наблюдать за её действиями. Чёрномагические проклятия разлетелись на мелкие кусочки под действием мощной палочки волшебницы. Всё-таки она была профи в этом деле. Снейп почувствовал лёгкое веселье от того, что такой ценный артефакт лежит в какой-то нише в стене, охраняемый всего лишь несколькими проклятиями. Возможно, он ошибался, и Беллатриса была, действительно, отличным магом, поборовшим всю магию. Так или иначе, книга была здесь. Лежала в руках Снейпа, маня страницами. Воспоминание кончилось, оставляя лишь ухмыляющуюся Беллатрису. Она раскрыла свой огромный рот, чтобы прошипеть ещё что-то, как вдруг её тело будто надломилось. Глаза исказились болью, и женщина потянулась к левой руке. «Вызывают», — понял Снейп и с сожалением посмотрел на Беллатрису. Похоже, она чем-то провинилась. Но это была исключительно её проблема.

***

Покои в Хогвартсе встретили Снейпа теплом и уютом. После таких сильных эмоциональных переживаний ему хотелось одного: спать. Но осознание необходимости разобраться с этой чёртовой книгой стояло выше других потребностей. Обложка приятно манила к себе, штрихи горели, когда к ним прикасались. Снейп, смакуя удовольствие от находки такой вещицы и её скорого открытия, поднёс руки к переплёту. Потянул за листы, чтобы увидеть то, что он хотел увидеть, и… Ничего. Она не открывалась. Страницы точно были склеены друг с другом. Снейп достал палочку и попытался открыть чёртову вещицу с помощью волшебства. Но ничего не вышло, заклинания отскакивали, точно мячик от стены. Где-то в глубине души начал расти иррациональный гнев. Злоба стала закипать, как зелье на огне. Но злые эмоции из-за поражения сделали только хуже. Книга нагрелась, и Снейп тут же откинул чёртову вещицу на пол. На руках вздулись волдыри. Снова. Снейп закатил глаза и пошёл за противоожоговой мазью, благо, его ученица сварила первоклассный образец, которого хватило на несколько раз. Когда зуд утих, и кожу опалило приятное тепло, Снейп вспомнил о том, что у него имеется ещё одно дельце.

***

Гермиона проснулась, когда закат красил багряным голубое небо. Она чувствовала себя бодрой и выспавшейся. На тумбочке стояла склянка с тоником, вероятно, кто-то из эльфов принёс такое необходимое ей снадобье. Девушка взяла в руки холодную вещицу и залпом выпила тошнотворную жидкость. Стало ещё лучше. Гермиона оглядела комнату, где она находилась. Белые стены без единого окна, белая дверь, белая простынь. Всё было кристально накрахмаленное. Стало даже как-то тошно от этой чистоты. Скука навалилась быстро, и девушка открыла тумбочку. Там лежал учебник по Зельеварению за шестой курс. Проводить время — так с пользой. Пометки на полях мешали читать. Ради интереса Гермиона вгляделась в записи предыдущего владельца. Косой, почти непонятный почерк и мелкие буквы резали глаза, но девушка мужественно вчитывалась в странные слова. В основном это были какие-то пометки к зельям, указание и критика. Гермиона посчитала это полным бредом и отложила книжку. Но руки, слабые и истерзанные, не удержали вещицы, и она упала на пол, раскрывшись на одной из страниц. Гермиона подняла учебник, разглядывая слова. Она верила в то, что всё происходящее неслучайно. Что у каждого действия есть свой определённый высший смысл, которого ей никогда не понять. Словно судьба её раздражала, как и все суеверия и прорицания. Но она верила. Возможно, это было просто девичьим желанием найти чудо. Или же внутренним интересом маленькой девочки. Так или иначе, сейчас она читала эту открытую страницу, пугаясь и недоумевая одновременно. Эта была заметка, похожая на запись в дневнике. И без того косые буквы плыли, показывая, что обладателю или обладательнице пера было очень плохо в момент написания. «Голубой не смешивается с красным. Дырки уже на лице». Голубой. Дырки. Опять чёртово проклятие. Липкий ужас заполонил сознание, разливаясь текучим мёдом. Сострадание и жалость стали травами в жутком вкусе железа во рту девушки. Но страх перебил все эмоции. Проклятие было везде. Повсюду она чувствовала ужас от присутствия этого клейма. Некстати вспомнился жуткий сон с той женщиной. Тряска головы не исправила ситуацию. Стало только хуже. Гермиона хотела было лечь, уткнувшись носом в подушку, и заплакать, громко, навзрыд. Но она на войне. Она боец. Воин. Она должна быть сильной. Даже сейчас, истерзанная действием жуткого проклятия и одурманеная постоянными приёмами приторной жижи, она должна была держаться. Она справится. Выкарабкается. И ей в этом помогут. Успокоенная этими мыслями Гермиона встала, чтобы переодеться, её школьная мантия, которую девушка носила на дополнительные уроки по Зельеварению, остро пахла железом и сияла красно-чёрными пятнами. В такой ходить было противно. На кровати лежала белая ночная рубашка. Гермиона встала, сняла мантию и машинально бросила взгляд в зеркало, стоящее в дальнем углу комнаты. Бледная, но лицо скорее отливает чем-то чёрным, нежели тошнотворным голубым. Глаза затравленно горят, как у дикого зверя. Гермиона расстегнула все пуговицы на блузке и глянула на своё худое белое тело. Взгляд скользнул на уровень груди, и девушка в ужасе вскричала, слишком ужасным было видение. Она тронула то, что увидела, но её кошмары лишь подтвердились. Шершавый край шрама впивался ей в пальцы. А причудливый узор из дырок по краям безобразного рассечения впивался в мозг, до смерти пугая девушку. Гермиона много читала о клеймах. Живя в мире магглов, она видела такое на коровах. В волшебном же мире единственное клеймо, которое она видела, была уродливая метка Пожирателя смерти. И сейчас такое у неё. Она снова взглянула в зеркале. В её глаза стояли слёзы презрения и брезгливости. Чёрный край мака на груди впивался в рассудок. Наверное, раньше она бы сказала, что это красиво. Но сейчас дьявольский цветок на месте шрама внушал ужас. Отвращение. И страх. Гермиона упала на кровать, плача навзрыд. А руки сами блуждали по шероховатым краям цветка у неё на груди. Проклята. И заклеймена.