Стремглав покидая кабинет, Ксения задавалась только одним вопросом. «Было ли это слишком жестоко? Однозначно, да».
Мгновением раньше ей показалось, что в его стеклянных глазах блеснула секундная вспышка боли. Которую он тут же профессионально скрыл за маской бесчувственности.
Почему она не может так же легко разбрасываться словами, растекающимися по жилам словно яд?
Почему не может изливать желчь на каждого несчастного встречного? При этом успешно создавая видимость глубокого безразличия.
Делать как
он.
А после не давится мерзким осадком непонятного чувства. На ум приходило только одно объяснение — у него явно врожденный талант.
«Унижай и оскорбляй» — цитата всей его жизни.
Может все это одна большая шутка? Как будто сама судьба потешалась над ней, раскидывая карты ее жизни в далеко нетрезвом состоянии. Мол, и так сойдет!
Еще недели две назад, она твердо верила, что в ее жизни все налаживается.
Каким же ложным и хрупким было чувство благополучия! Воспоминания о том, как он без раздумия влился в нелегкие рабочие будни, спасая ее удачливую на приключения задницу, теперь вызывали лишь нервную улыбку.
Его кабинет, действительно, стал для нее излюбленным пунктом помощи.
Не только медицинской. Его неоднозначные взгляды, от которых дыхание становилось неровным. Его забота, прикрытая такой нелепой фразой.
«Это моя работа».
Неужели он думал, что она настолько глупа? Все, что он для нее делал, давно вышло за рамки представлений о привычных врачебных обязанностях. Может все это был один длинный прекрасный сон, прервавшийся так некстати… Разум, давно вышедший из подчинения, не уставал подсовывать воспоминания
о его настойчивых влажных поцелуях, о его пальцах, так по-хозяйски обхватывавших ее шею, разжигая пламя желания глубоко внутри. И такой привычный, въевшийся в кожу запах мяты и лекарств, в перемешку с парфюмом морской свежести.
Каждый день она обещала себе выбросить свой любимый мятный чай. Каждый день она упорно об этом забывала.
А ты что думала, девочка моя, принц в белом халате с бездонно-голубыми глазами хочет сделать тебя своей принцессой? Действительно, повелась как типичная школьница. Наверняка, теперь это его любимая комедийная ситуация.
***
Тело окутывала какая-то тягучая слабость. Напряжение, упорно пульсируя, сосредоточилось в висках. «Сколько не старайся, роль жестокой суки не по силам твоему нутру».
Особенно, по отношению к нему. Поток мыслей безжалостно, словно клеймом, выжигал ненавистное чувство сожаления где-то в районе груди.
Нужно срочно с кем-то поговорить. А еще лучше с кем-то напиться до состояния легкого забвения. В этом пристанище нескончаемых проблем не так много близких. Единственная подруга, Юля, сыта по горло собственными заботами. Как будто бешеная черная кошка наматывала круги на пути к такому желанному счастью в ее личной жизни.
Ксения понимала.
Сама она не выберется. Кто-то должен был протянуть ей руку помощи. Кто мог стать зрителем ее ночного драматического театра, при этом не задавая навязчивых вопросов? Конечно, отец.
Не помня, как оказалась прямо возле двери единственной родной души, она мысленно хвалила себя за рассудительность. «Браво, Ксения Борисовна! Прийти к отцу в такое время дабы поплакаться в его жилетку — просто лучший продукт твоего генератора идей!
Просто блеск!»
Назад пути нет. Или просто нет сил, чтобы его пройти?
Нужно срочно приземлиться. Ее дрожащая рука неуверенно поднялась, чтобы постучать в дверь. Стук. Тишина. Еще один раздраженный стук. Ее уверенность в правильности принятого решения утекала с каждой секундой продолжавшегося безмолвия и тишины царившей за тяжелой дверью. Все. Хватит.
— «Кажется, дорогуша, пора идти к себе в номер, искать раскаяния в бутылке белого терпкого, как ты любишь» — с горькой усмешкой произнесла Ксения.
Монолог прервал противный скрип открывшейся двери. Сон Бориса Леонидовича и его желание послать человека, стоящего за дверью, надолго и куда подальше, тут же пропали, как только он взглянул в лицо своей дочери. Нездоровый цвет, глубоко пролегающие синяки под глазами, подрагивающие ресницы и покрасневшие глаза на мокром месте. Перед ним стояла его маленькая беззащитная Ксения. Так было много лет назад. Борис Леонидович не мог припомнить, когда видел ее последний раз в таком разбитом состоянии.
- Доча? Что-то случилось? — поинтересовался он, сонно потерев правый глаз, и с долей удивления взглянул на дочь.
- Ксения, только не молчи, ради Бога! — с тревогой в голосе воскликнул отец.
Очевидное восклицание в голосе отца окончательно вырвало ее из омута запутавшихся мыслей.
— Па, у тебя есть что выпить?
Такого заявления Борис не ожидал, но, взяв дочь за руку, завел ее внутрь, и, оглянувшись пару раз в пустоту коридора, плотно запер за собой дверь.
- Доченька, ты только скажи, тебя кто-то обидел? Опять этот Лев Глебович тебя довел, чтоб его!
А в ответ только тишина и взгляд, устремленный вниз. Борис понимал, что ситуация довольно напряжная и без алкоголя,
к сожалению, не к его сожалению, разумеется, не обойтись.
- Так, Ксения, ты присядь-ка пока на диван, я достану вишневую настойку. Я ее своими руками делал. Мы с тобой сядем и поговорим, я уверен все наладится, — произнес Борис Леонидович, вкладывая в обращение всю отцовскую любовь, которую он питал к своей единственной и дорогой дочери.
Уговаривать Ксению долго не пришлось. Расслабление потихоньку разливалось по венам благодарного тела, ранее отказывавшегося подавать признаки жизни. Ксения лишь взглядом наблюдала за отцом, который достав бутылку с жидкостью цвета темной вишни из своего хранилища, уселся на табуретку напротив нее.
Разбитая управляющая и представить не могла, что испытывал отец в данный момент. Это не просто тревога или беспокойство.
Это растерянность.
Как бы мало времени они не проводили в месте, Борис Леонидович абсолютно точно знал свою дочь. Твердый характер, упрямство, самостоятельность во всем еще с самого детства. И пальцев одной руки хватило бы, чтобы пересчитать сколько раз Ксения обращалась к нему за помощью. Сейчас другое. То, что заставило ее прийти на порог его мастерской в такое позднее время.
Что-то достаточно серьезное и тяжелое.
Ксения наконец-то подняла на него свои темные глаза. В них просматривалась только смертная усталость.
- Па, скажи честно, я веду себя как последняя тварь? — охрипшим голосом спросила она.
- Что ты такое говоришь, доча?! Ты всегда была доброй. Посмотри на меня. Ты хорошая дочь, заботящаяся о своем отце, справедливая управляющая, справляющаяся с любым, даже самым неадекватным заданием твоих начальников. Чтобы не произошло, все можно исправить. Ты только скажи мне, пожалуйста, наконец-то, что же случилось?! — с отчаянием в голосе произнес Борис Леонидович. С каким трудом давалось ему каждое слово можно было разглядеть невооруженным глазом.
Ксения молча проигнорировав душещипательную тираду отца, склонилась за бутылкой вишневой настойки, и с легкостью открыв ее, поглощала терпкую жидкость до тех пор, пока в районе желудка не разлилось ощущение тепла, отдавая приятным покалыванием в кончиках пальцев. Самое время для исповеди.
Тем временем, Борис Леонидович, находясь в состоянии близком к шоковому, чуть не впал в кому от развернувшейся перед ним картины маслом.
«Все-таки генетика штука сильная», — подумал он про себя.
- Па, знаешь, сегодня я очень сильно ранила словом одного человека, который был когда-то мне
не безразличен.
Медленно взвешивая, пробуя на вкус, произносила она каждое слово.
- То ли с горяча, то ли с обиды. Сама не знаю, что на меня нашло. Да, он и сам хорош!
Ходячая язва. Любит ужалить побольнее. Но те слова, которые произнесла я, возможно, ранили его в самое сердце. Я посягнула на святое, понимаешь? — тихонько произнесла она, глотая слезы, уже безостановочно стекающие по ее лицу.
Отец не мог больше смотреть на слезы дочери, и не сдержавшись, присел рядом с ней, собрав ее в охапку своими крепкими объятиями.
Алкоголь так кстати притуплял стыд за проявленную перед отцом слабость, и Ксения, которая пару часов назад была уверенной в себе управляющей — совладелицей отеля, рыдала как маленькая беззащитная девочка на плече у своего отца.
- Ксения, доченька моя, послушай. Все мы ошибаемся. Далеко ходить не надо. Твой отец, например, не самый лучший пример для подражания.
- Па, не говори так! Ты очень добрый человек, — произносила Ксения сквозь всхлипы.
- Иногда, я могу давать полезные советы. Если тебе дорог этот человек, и ты ему не безразлична, не глупите, помиритесь. Попроси прощение за сказанные сгоряча слова, и я уверен, все наладится. Это все пустяки, доченька!
- Где моя уверенная в себе Ксения? А ну, соберись! Это же надо доводить себя до такого состояния. Вам нельзя раскисать, Ксения Борисовна. Кто же будет управлять всем этим безобразием?
Успокоившись, Ксения вытерла глаза, растирая потекшую тушь по щекам. Облегчение приходило постепенно, с каждым новым глотком воздуха. А ведь правда, какая глупость. От скольких сюрпризов жизни она стойко отбивалась. Справиться и с этим. После слов отца не оставалось никаких сомнений.
Не дающий осечек, ее собственный генератор идей, породил в ее маленькой аккуратной голове безумную мысль. Но затуманенный алкоголем разум, решил, что идея вовсе неплохая и требует срочного исполнения.
- Па, извини, что побеспокоила тебя в такое позднее время. Спасибо тебе за все, но мне надо срочно идти, меня ждет работа. Ты ложись спать.
Торопясь покинуть зону комфорта, Ксения быстренько обняла отца и зашагала в направлении к выходу.
- Ксения, погоди, какая еще работа?! — крикнул ей в след отец, ошеломленный резкой сменой настроения дочери.
- Спокойной ночи, Па, ты у меня самый лучший.
- И тебе, доча… — только и успел сказать Борис, вслед исчезнувшей за дверью дочери.
Тем временем Ксения
уверенно, или не совсем уверенно, быстрым шагом направлялась в верном как ей казалось направлении.
Весь отель уже давно видел сны. Она почти готова была поспорить.
Он не спит. То ли дело было в вишневой настойке, то ли в спешке, она споткнулась пару раз и, не выдержав напряжения, быстро сняла свои любимые замшевые туфли. Подвернутая нога или того хуже перелом явно были не к месту. Уже босая, закинув туфли за плечо, она еле передвигала ноги по холодному кафелю, игнорируя табун колючих мурашек.
Откуда такая уверенность, что он вообще будет ее слушать? Максимум, вежливо укажет на выход или вышвырнет как котенка.
«Что ты скажешь? Прости? Мне жаль. А может лучше — я не хотела делать тебе больно? Боже! Как жалко и банально» — прокручивала у себя в мыслях Ксения со страхом уставившись в знакомую дверь.
Липкая неуверенность и приступ плотно подступавшей тошноты призывали рассудок вернуться к владелице.
«Свою порцию унижений ты уже сегодня получила. Может хватит уже?» — плотно поджав губы соображала Завгородняя, одновременно сражаясь с накатившей дрожью и желанием опустошить желудок прямо на пороге его кабинета. Да. Очень романтично. Лучшее извинение.
— Так, соберись, Завгородняя, сейчас или никогда. Ты просто зайдешь, попросишь прощения и уйдешь. Не так уж и сложно, — тихонько шептала она, закатив глаза.
Время раздумий истекло. Привычно, без стука и предупреждения, она ворвалась в его кабинет и тут же замерла от увиденного…
