Ева за семью печатями

– Раслоу-у! – поприветствовал визирь, отряхиваясь. Сломанное копье укоризненно смотрело на Ласеля оптическим световодом. Оказывается, в архаичную игрушку был запихан прекрасный современный лучевик. – Надеюсь, медикеса вам вызывать не надо? – Какая встреча! – продолжил гнуть линию Иштургай. – Джо-оурджи! Тишайший! – И вам не чихать, – помахал Джорджи. Андрэ изобразил невнятную фигуру, в которой с равным успехом могло быть зашифровано и проклятье, и приветствие. Кое-какие жесты анвоксеров Ласель не мог разобрать даже с помощью "Миледи". – Это была славная охота! – Иштургай со всей дури врезал по корпусу синей центавриды. – Великая бюйюк аннэ Кашелым сказала бы мно-оуго слов похвалы! Имеющая весьма обалделый, несмотря на каменную морду, вид центаврида слегка присела. Затем ноги выпрямились, хвост из поджатого превратился в бодро извивающийся, и бачу громко треснула галькой. – Да! От-тличное приключение! – Невероятное, – проклацала ее товарка. Ласель мог поклясться, что заикаются они по той же причине, что и люди – с большого перепугу. – А где же трофеи? – ласково поинтересовался Джорджи, спускаясь еще ниже. – Ну там, отрубленные конечности? В животах бачу заперекатывалась галька, но слов не последовало, и Ласель удивленно вздернул брови. "Ну что там у них? – изнемогали сидящие на следующей остановке стажеры. – Кстати, сюда им придется карабкаться, все лестницы обвалились". – Неужели действительно трофеи? – Ласель даже принюхался, но ничего, кроме обычного синтетического городского аромата, не уловил. Никакой кислоты, смазки или оружейного выхлопа. – Конечно! – рявкнул Иштургай, видимо, не выдержав. – Воины! Покажите трофеи! – Это секрет! – воспротивилась зеленая. – Наши личные достижения, почему мы должны делиться ими? Иштургай склонил голову набок, и в его глотке загрохотало не хуже, чем в брюхах центаврид. На несколько мгновений над ржавым обрывом воцарилось опасное равновесие. Центавриды дружно начали раскачивать хвостами, неуловимо и неприятно напомнив ALS-объекты. "Щас будет драка", – отсигналил Андрэ. – Не вмешиваться, – едва слышно буркнул Ласель. – Особенно в драку. Палантин порвешь. "Плащ!" Живые азотные пушки дали первый предупреждающий дымок, и даже с высоты под неудобным углом Ласель увидел, как нежно-голубые щели глоток начинают становиться все ярче, светлее и пронзительнее. Ласгренад на плече Иштургая развернулся и сухо щелкнул. Ласель коснулся люнеты, включая запись. Местным искинам было чхать на законность, они просто записывали все, что видели, и бесконечно складировали, а вот люнеты были связаны прямыми моноканалами с Эа чрезвычайных ситуаций. Ласель предпочитал оставлять в стороне тот факт, что все гиды обрезали этот канал сразу же как получали свой пакет настроек для люнеты. Но иногда моноканал и справедливость Эа были очень кстати. – Хорошо! – неожиданно ударила камешками зеленая бачу. – Марикий, это же шанс доказать нашу состоятельность, верно? Синяя еще пару секунд злобно пускала ледяной пар, а затем гладкие челюстные лепестки сомкнулись. Зеленая центаврида похлопала себя по раздутым бокам, и какая-то часть неуловимо изменила форму, превратившись в самостоятельную черескорпусную сумку. Сунув туда ложноручку, бачу пошарила и достала добычу. – Ух ты! – Джорджи опять взбрыкнул, и его коса полезла Ласелю в лицо. – Шеф! Дайте посмотреть! Андрэ уже снизился, балансируя на недовольно посвистывающем авионе. – Лети уж, – согласился Ласель, отпуская воротник стажера. Джорджи чуть не кувыркнулся, но устоял и тоже спустился на приемлемую высоту. – Какой крошечный!– немедленно засюсюскал он, и вся его униформа пошла разводами сиреневого. – Неразвитый еще, даже моторчик на тепловых батарейках! На люнету свалилось идеально сформированное изображение, и стажеры на площадке Улбар дружно выплеснули эмотиконы восторга. Ласелю почудилось, что он слышит жужжание пчелышков и строгий вопль "Нет, туда нельзя!" В цепких псевдопальцах бачу сжимала крошечный тельфер. Недоразвитый механизм погасил диоды, и на долю секунды даже стало жаль крохотное создание. Потом Ласель опомнился – все эти очаровательные плоды деятельности Феросов с удовольствием охотились на любую органику, рассматривая ее как источник быстрой химической энергии. Сколько нехороших дел кануло в затянутые химическим туманом ярусы – даже косточек не осталось. Иногда механизмы пытались забраться выше, и в большинстве случаев их срубали охранные системы, подчиняющиеся Эа. Но иногда гидам, туристам и просто путешественникам приходилось сталкиваться с неприятными сюрпризами в полный рост. – Смотрите, чтоб не потравил, – предупредил он, параллельно скидывая информацию в один из любимых чатов по Окраинам.. – Да у него кислоты-то нет, – небрежно махнул Джорджи. "И много такого набрали?" – Андрэ так энергично орудовал руками, что его ретранслятор для ксенамичис шел рябью. – Гнездо! – влез Иштургай, явно опять не выдержав пренебрежения. – Целое логово, где зарождаются твари! – Вот бы такого ручного вырастить, правда, шеф? – мечтательно протянул Джорджи. – Ага. И однажды утром проснуться от того, что он уже переварил твои ноги. – Пф-ф! – Унифор! – Ласель решил взять в свои руки процесс топтания на месте. – Мы с вами находимся практически у площадки, куда через полчаса должен прибыть моторайзон. Если вы намерены погрузиться на борт, то мы готовы вам помочь. "Какая щедрость!" – изумился подслушивающий Келли. Тельфер исчез, сумка бачу снова слилась с корпусом, и любители сафари дружно повернулись в сторону площадки. Из тумана мрачно торчали изгрызенные опоры, диск продолжал вращаться, а под слоем тумана скользили тени, смутно напоминающие хребты монорельсовых прокладчиков. Возможно, Феросы решили, что здесь следует возвести подобие транспортной базы. – Никакой помощи, – наконец сказал Иштургай. – Воины с легкостью способны перемещаться в подобных местах. – Все верно, – согласилась синяя бачу. – А разве вы не можете? – У людей нет такого количества ног, – с прохладцей пояснил Ласель. – Скорее, силы, – не смолчал яут. – Хр-рупкоу-усть. Последнее слово он протянул с таким завыванием, что захотелось огреть его по башке, чтобы в костяном куполе, защищавшем высокомерный мозжечок, появился красивый пролом. Можно с подпалинами от распылителя авиона. – Зато некоторые умеют летать, – заметил Джорджи, болтаясь над головой яута и, видимо, разделяя желание шефа. – Насекомые, – снисходительно пробурчал яут. На черепушке поблескивал нелепый желтоватый налет, оставшийся от блужданий в химическом тумане. Бачу тоже перестали быть глянцевыми и сверкающими, броню затянуло легчайшей патиной, съедающей отражение света. Иштургай запихнул обломок копья за спину, хлопнул по корпусу ласгренада и первым примерился к прыжку. "Миледи" тут же построила предполагаемый маршрут, исходя из накопленных знаний о физических характеристиках яута. Получилась практически непрерывная трасса, где лишь в одном месте образовывался критический провал. Ласель мысленно потер руки, но потом вспомнил о ранцах, нацепленных на троих сафаристов, и погрустнел. Яут прыгнул. Дредлоки взметнулись копной, каждая мышца обрисовалась так отчетливо, словно сила этих мышц собиралась разорвать сковывающую ее шкуру. Наверняка еще и клыки как-нибудь по-особенному разложил, но этого было уже не рассмотреть. Показалось, что туман слегка заволновался, будто под ним шевелился большой тельфер. Но яут успешно приземлился на опору, и дредлоки хлестанули его по плечам, чтобы затем эффектно рассыпаться по широкой спине. – А вы что стоите? – подбодрил Джорджи. – Не та частота прыжка, – проворчала галькой зеленая бачу. Яут прыгнул снова. На этот раз туман точно колыхнулся, и Ласель задумчиво скосил взгляд на желтый каталог. Яут прыгнул еще раз, приближаясь к аккреционному диску. Ласель решительно открыл чат с гидами, выбрал вкладку Окраин и принялся туда строчить. – Вот теперь подходящая, – обрадовалась зеленая бачу. – Взлет! Джорджи с Андрэ метнулись в стороны за долю секунды до означенного взлета. Человеческий мозг, снабженный имплантами, сращивающими его с мощностями ремплесантов, подсказал, что сейчас произойдет громкое событие. Бачу сократилась в полтора раза, точно длинный корпус попал в пресс, по бокам сплющенного тела вздулись мускульные пружины, и затем синий снаряд пронзил разогретый воздух. Азотный форсаж прочертил белые следы. Яут успел сместиться еще чуть дальше. Бачу пролетела над первой опорой, двумя задними ногами оттолкнулась от второй и приземлилась на третью, точно стрекоза на кончик пальца. Все ходульные конечности обхватили сломанную ферму, спина выгнулась горбом, корпус опустился. "Чертовски мощно!" – среагировал Андрэ и даже расстегнул рукав, чтобы показать соответствующую моменту татуировку. На экране сбоку отобразились эмоции остальных стажеров. "Вот повезло вам, – между тем строчили в туристическом чате. – Я б такого везения не хотел!" "Тельфер, говоришь? – Пасик, старый знакомый Ласеля из соседнего квартала, отправил целую череду иконок-задумчивостей. – А давно мы их не видели, видно, совсем в глубину все поуходили". "Короче, на эту площадку не летать", – машинально радировал Ласель, не отрывая глаз от происходящего на опоре. Бачу снова собиралась, уминаемая невидимым прессом в пульсирующий сгусток. Одновременно с очередным прыжком синей центавриды стартовала зеленая. Движение яута и бачу напоминало машинную слаженность самого Вильнёва: не замедляясь, не обгоняя, четко и аккуратно, секунда в секунду. Очень многим расам было свойственно предельно точное ощущение времени, а бачу вообще воспринимали его как основную константу, в которую вкладывали себя, как хорошо спланированный проект. Ловить на пустом месте было уже нечего, и Ласель первым отвалился в сторону Улбар. "Чичкана уже извелись, шеф, – пожаловался Вивьен. – Так и пытаются вылететь навстречу прибывающим". "Пообещай облить их водой", – меланхолично посоветовал Ласель. "Я уже не только обещал, но и поливал!" "Тогда пеной". "О-о", – удовлетворенно протянул Вивьен и отключился. Ближе к остановке опоры торчали совсем густо, диск до них еще не добрался, поэтому длинные прыжки превратились в коротенькие перескоки. Опасный пролом, как и предвидел Ласель, все трое перемахнули даже не подав виду, что для них это хоть немного сложно. Но вот вертикальная стена, которую требовалось преодолеть, чтобы наконец-то оказаться на точке сбора, заставила ксенамичис притормозить. – Может, все-таки помочь?! Голос Джорджи уносило ветром. К диску тянуло атмосферу, и в кружевных дырах колонн сипло кричал ветер. Яут отмахнулся. Через край площадки свесилась мантия и тут же панически задергалась: Самаркинду очевидно наступили на бахромки. Бачу загрохотали. Рокот невидимой гальки, переваливающейся в брюшных отсеках, отдавал беспокойством. Центавриды не любили две вещи: долгосрочное планирование и вертикальные передвижения. От концепции отдаленного несуществующего времени ксенамичис нервничали и страдали мышечными болями, а в тяжелых случаях даже впадали в церебральный стазис. Насчет вертикальных поверхностей было не особо много известно, но в целом центавридам очень не нравилось куда-то подниматься. Спускаться еще куда ни шло, а вверх им требовался хотя бы какой-то наклон. – Всего восемь метров! – подбодрил Джорджи. – Вон Самаркинд приветливо машет вам и пытается спрыгнуть навстречу! "Блевать в подпол!" – изобразил Андрэ, наглядно меняя цвет униформы на буро-зеленый. Яут примеривался к стене, и наполовину выщелкнутые клинки на его руках ярко блестели. На двадцать километров вокруг не было ничего подобного – только старый металл, патина и пластик, сожравшие целый архипелаг. Вильнёв родился на побережье, и его сателлиты ушли далеко в океан, но в итоге не нашли там ничего подходящего, в отличие от планетарных недр... Ласель споткнулся посреди мысли. Яут прыгнул, воткнув лезвия в матово-серую стену. Треснул пластик, посыпалась труха, яут вбил когти ног в проломы и с завидной легкостью пошел вверх рывками. Центавриды, не переставая нервно рокотать, потоптались на пятачке, и зеленая наконец решилась. Джорджи уже усвистал наверх, потеряв всякий интерес, лишь Андрэ болтался рядом и на пальцах предавался внутренним размышлениям. Анвоксеры частенько так делали, путая внутреннее и внешнее, поэтому Ласель старался не считывать ход чужих мыслей. Серая стена поблескивала сломами, где из-под модифицированного хрусталя выглядывали ныне мертвые платы. Редкие огоньки вспыхивали, точно полудохлое чудовище силилось оглянуться в последний раз. Яут относился к павшему гиганту с полным пренебрежением: пластиковая плоть из-под его когтей летела безобразными ошметками. Бачу двигались по проторенной тропе, разрушая стену еще сильнее. – Мне б рухнуть в бездны сладкий тлен! – донеслось сверху. "Почему вы его так мало лупите? – возмутился Ласель. – Лупите активнее, он все еще полон сил!" "Это просто невозможно, – вздохнул Вивьен. – Упорный сукин сын уже оставил нам полторы ноги и никак не успокаивается". "Скормите ему обе", – кровожадно приказал Ласель. "А вот предположим, сколько будет лететь до земли бачу, оторвавшаяся от надежной опоры? – рассуждал Келли, невидимый и от того еще более зубастый, чем обычно. – Как думаете, шеф?" "С ускорением на массу", – хмыкнул Ласель. "И с помножением на вопли!" – радостно отписался стажер и захихикал. Ласель невежливо болтался в промежутке между ползущим яутом и пыхтящими бачу. Кое-где на покрытии сохранился глянец, правда, Иштургай пропахал через него дорожку не хуже, чем трубоукладчик. "Главное, не какать на головы своим туристам, – углубился в размышления Келли. – Хотя, если вспомнить, шеф, помните же, эти вот, которые питались в буквальном смысле всякими ошметками..." Химическое облако гулко вздохнуло. В мутной, едва-едва способной отражать свет поверхности сделалось темно. – Унифо... Хрустальные обломки вспыхнули. Грохот ударил с такой силой, что ушам стало больно. Барахтающаяся бачу завизжала, отрываясь от скалы. Ласель увидел невероятное – как будто невидимая рука отдирает центавриду от гребенки, вытягивает назад и наконец швыряет с обрыва. Прокопанные ступени вспыхнули диким бледно-розовым сиянием, и сквозь эти розовые окошки вырвались многочисленные взрывы. Сияющее крошево брызнуло фонтанами. Иштургай взмахнул обеими руками, пытаясь удержаться, но в адском розовом пламени у него под ногами оборвался склон, и яут полетел вниз. Ласелю показалось, что все происходит очень медленно, и он обязательно успеет спасти всех. Но каждое его движение было слишком заторможенным, как в кошмарном сне, когда ты не можешь бежать и не можешь, никак не можешь дотянуться... "Миледи" в бешеном темпе реконструировала происходящее, и перед глазами фоном проплывала слегка искаженная, будто снятая со стороны и от того почти бесцветная картина. Розовая бездна, подсвеченная мерцанием ядра, вздулась, натянулась, расступилась и выпустила из себя чудовищный гарпун: трехлапый крюк тельфера на бесконечно длиной шее. Крюк врезался в стену, разминувшись с хвостами бачу на считаные метр-два, и изношенный временем пластик проломился, разбрызгав армирующее крошево и огромные куски оптического хрусталя. А потом взорвались такие же изношенные энерговоды. Наверху взревели разнокалиберные движки. Пчелышек, выглядывающий из-за края, резко увеличился в размерах в полтора раза. Черные блестящие глазки зажмурились, чрезвычайно пушистый мех пошел искрами, и над спиной чичкана загудели перламутрово-радужные псевдокрылья. Авион выл и хрипел, преодолевая напряжение растянутого времени, спрессовавшего пространство. Ласель тянул вперед руки с точно таким же надрывным усилием. Бачу расплескались по воздуху, конечности бешено колотили, а хвосты извивались в эпилептических припадках. И неожиданно Ласель понял, что, против физических законов, он все-таки успевает. Невероятно, точно ускорение свободного падения сжалилось над ним, и из десяти метров в секунду превратилось в ноль. А затем наконец пришел в себя ремплесант, рисуя, как через край площадки выплескивается кинетическая волна. Мир словно покрылся стеклом. Из разметанного облака вылетели авионы стажеров. Словно на учениях, они разделились и рванули к центавридам. Ласель мысленно успел возмутиться, что ему оставили когтистого визиря, но наорать на всех можно было и потом. Сначала нужно было воспользоваться тем, что десять превратились в ноль. Ласель стиснул авион ногами, опрокинулся и влетел под массивную фигуру, успевшую извернуться по-кошачьи. Оскаленная морда летела прямо на него, Ласель расставил руки, и едва многокилограммовая туша вошла в контакт – обнял великого визиря со всей дури. Загудело в локтях и запястьях, жантюры стиснулись, обхватывая тело горячими кольцами; Иштургай недоуменно выдохнул – резко, точно из него выбили воздух, – и Ласель опять крутанулся, завинчивая авион, себя и добычу в спираль. Крюк тельфера вырвался из стены. За ним протуберанцем выплеснулся поток энергоносителя, и внизу, там, где жидкость встретилась с туманом, все неожиданно сделалось ослепительно-зеленым. Затрещали разряды, а сверху все катился и катился разноголосый гул моторчиков чичкана. "Нарушение защитного слоя", – выплюнула "Миледи". Авион с поразительной легкостью вышел из пике и уверенно попер вверх. Смотреть по сторонам было категорически некогда, и все-таки Ласель успел заметить, как тяжелыми грушами болтаются изловленные бачу. Стажеры держали обоих, профессионально захватив их "липучками", и вокруг бачу курился ледяной густой пар. Внезапно Иштургай резко стал тяжелее, и авион недовольно заскулил. В груди все обвалилось, но на самом деле они уже преодолели точку падения, и оставалось только выровняться, чтобы не пропахать мордами почву за гребнем. Фонтан розового вещества облизал низ авиона, и Ласель сдавленно зашипел. Ноги словно прошибло током и одновременно холодом с жаром, помноженными на судорогу. – Проклятье матери на эту помо-оуйку! – рявкнул Иштургай. Они перевалили гребень и почти впилились в толпу чичкана. – Устали, устали! – сообщили они хором. – Не садиться! – завопил Ласель. Чичкана нервно подались вверх. Площадка разваливалась. Лопались массивные фермы, толстые жилы кабелей рвались, как дешевый пластик. Рухнул баннер, и "Миледи" начертила траекторию сорокаметрового полотна, лепестком спархивающего в пропасть. Авион давал сердитый сигнал, удерживая вес в два раза выше нормы. Совсем уже надрывались авионы Андрэ и Джорджи, вытягивающие в воздух унифор. От шока бачу стремительно раздувались: спрессованные залежи азота в их телах начали деградировать в жидкую форму. – Прочь, прочь отсюда! – завопил Ласель, позволяя ревоксеру усилить голос до предела. – Здесь опасно, унифор! Сойдите с площадки! Далеко внизу кричал рвущийся углепластик и металл. Башня покачнулась, и душераздирающий визг арматур свидетельствовал, что тельфер попытался снова. Люнета расплескала по сетчатке пейзаж: обвалившийся край, чичкана испуганным клубком отступили к ушедшему вниз срезу площадки. Келли и Вивьен наоборот – бежали вверх, на ходу выдергивая заряды окислительных гранат. Розовый туман взвыл, и над краем площадки снова взлетела разлапистая тень, окутанная зелеными клочьями. Градом сыпанули осколки. "Миледи" указала траекторию, и Ласель резко рванул в сторону, уходя с дороги тельфера. – Р-раслоу! Мимо просвистел металлический уголок размером с Ласеля, яута и авион вместе взятых. Андрэ и Джорджи тащили своих подопечных к чичкана. Келли первым достиг края площадки, размахнулся и застыл, прижав уши и вытянув свободную руку, снабженную целеуказателем. Граната взлетела с его ладони, вспыхнула ярко-желтым и выстрелила вперед. В глазах прочеркнуло ослепительной полосой. Мгновением позже к нему присоединился Джорджи. На втором росчерке Ласель успел зажмуриться. Взорвались гранаты почти одновременно. Иштургай зарычал, обхватывая Ласеля руками. Ласель открыл глаза, авион чуть не вывернулся из-под них, и в головокружительном тошнотворном пируэте Ласель разглядел плоды работы окислительных гранат. Крюк исчезал прямо в воздухе. Он уже шел вниз, но с каждой миллисекундой тяжелая убийственная плоть становилась все легче, дырявее, а взамен в зеленое небо фонтанировало два ярко-оранжевых инверсионных следа от работы наномашин. Зверушки растворяли крюк быстрее, чем марганцовка растворяется в воде – и раскрашивали небо и зелень башен Вильнёва в ядовитый мандарин. – Не садиться! – вновь заорал Ласель, видя, что авионы, транспортирующие бачу, начинают снижаться. – Стажеры! Куда? – Тяжело-о! – откликнулся Вивьен. – Сейчас сдела... Последнее слово потонуло в надсадном завывании, перекрывшем визг разматывающегося тельфера, это было что-то еще хуже... Авион завертелся, и Ласель увидел, как из-за края разваливающейся площадки стремительно возносится стена. Мозгу потребовалось целых полсекунды, чтобы сообразить – стена имеет форму, эта форма – цилиндр, и она заканчивается воронкой излучателя. Воронка бледно вспыхнула по краю, и авион тонко и страшно всхлипнул. Распылитель машины замер, не прожевав частицы. Чихнул, в отчаянии выплюнул несколько последних волн и стремительно пошел вниз. – Назад! Келли! "Восстановление целостности участка, – вспыхнуло на люнете. – Зачистка повреждений". Импланты снова ускорили восприятие, с садистской любезностью предоставляя возможность увидеть слишком многое до того, как тело успеет хоть как-то среагировать. Рассмотреть, как края воронки вспыхивают ультра-радугой частиц, перегретых до такой степени, что пространство между ними начинает корчиться в тепловой агонии. Ремплесант просчитала траекторию, по которой пройдет волна "зачистки". Прямо сквозь площадку. Авион грохнулся оземь, и Ласель вместе с яутом перекатились по разломанным решеткам. Показалось, что все острые надломы посчитали нужным впиться в гостей. Жантюры опять сжали Ласеля до скрипа. Над головой лопнул раскаленный пузырь и вскрикнуло железо. Крошечный светлый снаряд полетел навстречу разворачивающейся воронке. Шпиль концентратора в ней окутался неровным гало. "Тип излучения – не определен", – заботливо предупредила ремплесант. Стрелка впилась в гофрированную металлокерамическую шкуру. Огненный пузырек лопнул градом ослепительных желтых брызг. К мандарину присоединился кислотный лимон. Воронка качнулась, "Миледи" перестроила прогноз, и половина импульсов на схеме сдвинулась в сторону, но остальных все еще было слишком много. "На-за..." – слова не складывались в горле, "Миледи" подхватила их, вычленив из нейронных подергиваний, разослала всем адресатам, но поздно, слишком поздно... Натужно и испуганно завопили авионы, над площадкой пронеслись невероятно разбухшие, растопырившие конечности почти шарообразные бачу. Плащ за плечами Андрэ взметнулся разорванными крыльями. Над головой рявкнуло снова, и на этот раз Ласель опознал сиплый бас яутского ласгренада. Еще одна стрелка рванулась навстречу гигантской машине. Край площадки перед стажерами выплеснулся вверх стремительным языком. Мелькнули нелепые конечности, натянулась огромная мембрана – и излучатель выдохнул. Головные клапаны бачу сорвало одновременно. Визг освободившихся паров заполнил весь мир, оттеснив на второй план даже низкочастотный пульс излучателя. Кипящий воздух и азотные очереди столкнулись в трех метрах над смехотворной преградой, сооруженной ксенамичис из самого себя. Миллисекундой позже туда же один за другим влепились два рефракторных снаряда, и пространство безумно вспыхнуло преломлением. – Самарки-инд... – прохрипел Ласель. Волна докатилась до мембраны и, ослабев, замедлившись, все-таки ударила в нее тараном. Вся мембрана прогнулась, вспучившись куполом, сбившим стажеров, и оба покатились вниз, сбивая все выломанное из площадки. Мьелби продержался еще секунду, а потом его сдуло, точно тряпку. В голове у Ласеля взорвались сразу две мысли: хренов самоубийца все-таки получил свой миг смертной славы; это какое же разбирательство теперь предстоит с Декардоффым и департаментом по развитию туризма... Ласгренад, словно опомнившись и устыдившись испуга, загавкал без перерыва. Трассирующая очередь прошила воздух, желтые отсветы вспыхнули в ревущих клубах пара, и сквозь быстро испаряющийся азот снова стали видны огненные язвы на гофрированной шкуре. А потом они начали вспучиваться и раскрываться керамическими лепестками чудовищных размеров. Ласгренад рявкнул еще раз и умолк. Остался только гул разваливающейся на части конструкции, но и его хватало, чтобы напрочь забить все каналы — даже на люнете сплошным потоком скакали пиковые помехи. – Отступаем! – Ласель орал больше для того, чтобы убедиться: он живой. – Всем вон с площадки! Неуловимое ощущение, будто гравитация слабеет, колыхнулось, и тут же исчезло. Сил у чичкана на большее не хватило, а на люнете было видно, как двенадцать точек медленно сползают к черте, обозначавшей нижний край площадки. Авион неожиданно зверски чихнул ускорением, и поскольку Ласель так и не разжал ни ног, ни рук, запутанный клубок из машины, человека и яута поволокло почти кувырком. – Р-раслоу! – Вот сука! "Шеф, вы живой?!" Пчелышки метнулись врассыпную, Ласель извернулся всем телом, и авион с хрипом взмыл на пару метров. Обычное зрение не успевало, поэтому графический процессор люнеты вновь взялся вколачивать в мозги достроенные картины реальности. Едва не сблевав от перенапряжения синапсов, Ласель проглотил полную картину. Площадка все еще держалась на последнем издыхании, излучатель, разодранный и искореженный, отваливался, погружаясь в объятия пылевого облака. Среди обломков карбоновых плит и мешанины опор совершенно потерялись сдувшиеся бачу, мьелби и стажеры. Но красных пугающих маркеров не было. Даже мьелби, принявший на себя пушечный выстрел излучателя, отсвечивал умеренно-желтым. "Устранено", – светилось на люнете. Облегчение было таким сильным, что запас адреналина испарился в мгновение ока. Дико ослабели руки, разжались сами собой, и Иштургай с гневным клекотанием полетел вниз. Опять извернулся и приземлился на ноги, с хрустом переломав плитки у себя под подошвами. Снова стрельнуло в локтях, да так, что судорога пробежала до плеч и вонзилась в шею. – Ай-яй-яй, – прошипел Ласель, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выругаться. – Кажется, у меня сейчас что-то отвалится! Иштургай стоял неподвижно, и в ярко горящих желто-зеленых глазах плескалось что-то непостижимое. – Ханаби, – отчетливо проскрипел он сквозь индустриальный грохот, – ты желал выдавить из меня душу? – Туристов спасай! – окрысился Ласель. – Бегом! И сам, подавая пример, пришпорил авион. "Луи" отжал половину экрана люнеты и с бесстрастием истинного медика демонстрировал, как медленно стягиваются незначительные повреждения внутренних органов. Ласель раздраженно дернул головой, пытаясь изгнать противный экран, но его ремплесанты, как обычно, имели свое мнение по любому поводу. Прямо как великая, чтоб ей пусто было, бабка великого визиря. Из обломков площадки уже медленно восставал Андрэ, в основном за счет газующего на форсаже авиона — видимо, как переключился на этот режим, так с ним же и рухнул, попав в волну. На люнете развернулся экран прямого общения, но вместо привычного алфавита там побежали какие-то неимоверные иероглифы. "Кодировка! – скомандовал Ласель. – Жив?" "Да-а, – потекли буквы. – Ой, больно, воксом ударило..." – Летим, летим отсюда! – прорезались чичкана. – Уж-жасно опасно! "Брысь отсюда, стажер, и в тоге своей не запутайся!" – Ласель махнул рукой, показывая пчелышкам направление: – Туда! На мгновение зрение мигнуло, пока люнета забирала у него цереброскрин и перебрасывала в мозги чичкана. Секундой позже пчелышки перестроились в походный куб. И, повинуясь еще одному взмаху руки, устремились прочь. Внизу Иштургай проламывался сквозь хаос не хуже горнопроходчика. Выпущенные лезвия мелькали, прорубая пластик и провода. Ласель передернулся, вообразив, что станет с яутом, попади он по энерговодам, подключенным к высоковольтной магистрали. Пришпорив авион, он заложил круг над местом общего падения. Андрэ, шатаясь и вихляя, выруливал на расчетную высоту. Его униформа шла цветовыми помехами. "Следом за чич!" – снова приказал Ласель. Андрэ кое-как помахал и развернулся. "И это не т-тога, - дописал он. - А плащ!" Авион выправился, чихнул и скользнул за серебристым следом, оставшимся от пчелышков. Иштургай добрался до места крушения бачу и принялся расшвыривать плиты. Площадка застонала в изнеможении. Ласель выдернул на экран характеристики авионов и без всякого уважения к личной технике завел все три. Движки отозвались каскадами возмущений, прежде чем нормально заработать. Полетела пыль. – Визирь! – крикнул Ласель. – Там! Смотри! – Вижу! – гаркнул яут, перепрыгивая через ощерившийся электродами вал. Опасные искры скакали на кончиках. Лезвия начали крошить нелепо изогнутый щит антивандального ограждения, из-под которого вырывалась пыль. Легкий пластик сопротивлялся недолго — на вандализм двухсоткилограммового ксенамичис его явно не проектировали. – Взяли! – хрипло прозвучало из пролома. Иштургай обеими руками схватился за край и потянул, расширяя зев. Из тьмы пыхнуло снова и воспарила разлохмаченная голова. Потом плечи, торс и наконец авион. Красный с натуги, Вивьен придерживал бачу за обмотавшийся вокруг ступицы авиона хвост. Туша поднималась медленно, и Ласель в панике уже хотел наорать на стажера, когда обнаружилась причина: синяя центаврида намертво вцепилась в товарку. Сплетенные тела авион держал еле-еле, и Ласель немедля нырнул на помощь. Из разлома появился второй авион, на котором вверх тормашками болтался Джорджи. Телеметрия показывала, что стажер слегка оглушен, но цел. Ласель мгновенно сменил вектор движения, развернулся рядом с ним, тоже опрокинулся и обхватил Джорджи поперек груди. – Стажер, живой? Два их авиона объединили потенциал и с легкостью вернулись в положенную ориентацию. – Н-не уроните н-нас! – пробренчала синяя бачу. – Г-голова г-гудит! – Нормально все! – прохрипел Вивьен. – Не уроню! – Спокойно! – Ласель пришвартовался к Вивьену. – Сейчас проапгрейдимся! Третий авион в связке поперхнулся и тут же подстроился. Голоса трех движков слились воедино и опустились к приемлемому гудению. Иштургай, бросив на них взгляд, переместился ко второму завалу и принялся крушить уже там. – Уй, – простонал Джорджи. – Ш-што... Куда все подевались? – Улетают все, – Ласель чуть ослабил хватку. – Сидеть можешь? Вивьен уже схватил товарища за лицо и пристально всматривался сквозь люнету. – Шеф, это вы? – Джорджи попробовал сесть прямо. – Ай... Вы меня сейчас сломаете! Ласель опомнился и резко разжал руки. Машинально потер особенно пострадавшее левое плечо. Иголочки до сих пор бежали по нервам. – Вот я мечтал с вами пообниматься, – пожаловался Джорджи, – но не в такой же обстановке. Снизу заверещали. Все трое резко попытались посмотреть, авионы качнулись, и возмущение выразили уже бачу. Зеленая вроде тоже очухалась, и в пыльном воздухе замотался ее хвост. – Зачем, зачем спасли вы душу жалкую мою?! Мьелби дал о себе знать трагическим стоном, перекрывшим рокот, с которым площадка медленно стремилась к самоуничтожению. Во всяком случае, она точно преуспела больше Самаркинда. – Что значит зачем?! – вскипел Ласель. – Чтобы содрать с вас неустойку! Кто выпрыгнул с моторайзона, я вас спрашиваю? Кто героически полез убиваться? Тьфу! Волосы Джорджи, настойчиво лезшие ему в рот, помешали закончить обвинительный спич. "Зато я живой и мне не больно, – проснулся на экране чат с Келли. – Но меня тут заблокировало". – Великий визирь, копать туда! – почти взвыл Ласель, свешиваясь и показывая направление уже обеими руками. – Вон, вон там, где ферма легла! Осторожно, там охладительный конус! – Не слепой! – прорычал Иштургай. – Зрение остро-оу, как у великой бюйюк аннэ Кашелым! – И что бы мы без него делали, – пропыхтел Вивьен. – Не тащили бы на себе три тонны бачу! – страшным шепотом сказал Ласель. – А его бабка не отравляла бы нам жизнь своим незримым присутствием! И с визиря я тоже сдеру такую неустойку, что ему придется торговать своей жопой в розовом квартале! Год! Охотник хренов! Ненавижу сафари! – Пойма-аул! – обрадовался великий визирь. Визг повторился, и из-под обломков, словно встряхиваемая простыня, взмыл мьелби. Яут швырнул его как игрушку, и Джорджи присвистнул, беспардонно наваливаясь на Ласеля. Самаркинд весил чертовски много для своего внешнего вида. – Мы почти в н-норме! – бряцнула галькой зеленая бачу. – Висите там себе! – гавкнул Ласель. – Иштургай! Великий визирь, не отвечая, по уши влез в гору хлама и там бесновался в спасательном припадке. Результатом его усилий стал неимоверный треск, и куча начала разваливаться на части вместе с остатками площадки. Адреналин ударил в почки, и Ласель уже дернулся, но секундой позже ликующе запел движок авиона, и в вихре обломков фиолетовая машина взмыла в воздух. Келли совершил великолепный кувырок вместе с авионом, и из ладони у него выстрелил тонкий линь. Мьелби, распластавшийся в обломках, заверещал совсем уж непотребно. Линь пробил его мантию, и, когда авион занял привычное положение, ксенамичис сдернуло в воздух. – Ва-ауф! – оповестил мир Келли, и его униформа засияла золотом. Самаркинд надрывно застонал, обвисая тряпочкой. – А великий визирь попрыгает своим ходом? – практично осведомился Джорджи. Ласель, слегка отвлекшийся на сообщение от Андрэ, который уведомлял куратора, что пешеходные тропы тут явно подверглись коррозии, не сразу сообразил, о чем речь. Кинутый взгляд показал Иштургая, балансирующего на решетчатых останках чего-то уже неопознаваемого. Вверх яут не смотрел, явно не собираясь вопиять о помощи. – Помогите ему! – задребезжала синяя бачу. – Летите, шеф, – Джорджи пихнул его локтем. – Мы удержим. – Удавлю потом, растопчу морально, – прошипел Ласель, дергая авион движением корпуса. – Меня? – изумился Джорджи. – Нет! Варана этого хренова! Авион отщелкнулся от спайки, и Ласель кувыркнулся вниз — к обрушивающейся в зеленый туман площадке Улбар.

***

С радарной вышки Алголь виды открывались великолепные. Ядро мутно сияло вдали, громада Вильнёва застилала горизонт, а метрах в тридцати внизу шныряли пикировальщики. Орда хреновых пикировальщиков, пересаживающих трансмиттеры согласно какому-то безумному аграрному плану. Из-за этого округу наполнял изысканный стеклянный шорох, периодически прерываемый жалобным вскриком лопнувшего трансмиттера. На экране люнеты светились выловленные "Миледи" из феросовых сетей данные. На месте разрушенной площадки что-то деловито строилось, и Ласель до сих пор не мог найти объяснения, почему все это показывается только ему. Никто из стажеров и даже яут не пытались обсудить странные комментарии. "Калибровка центрального хаба", – отчиталась ремплесант, и надписи наконец-то исчезли. Ласель соскочил с ограды и повернулся к группе. – Ну что ж, унифор, – бодро сказал он. – Выношу всем благодарность за активную помощь друг другу! Особенная благодарность выражается чич! – Что вы, – вразнобой зажужжали чичкана. – У нас ведь нет маршала! – Но ведь это вы нас спасли от падения, – улыбнулся Ласель, приглаживая стоящие дыбом волосы. – Спасибо, чич, – прорычал Иштургай, широко расправляя плечи. – Великие воины умеют ценить помо-оущь малых! Выражаю вам благода-аурность за поддержку меня! Ваша гото-оувность помощи останется незабытой! Чичкана начали радостно подпрыгивать — на большее их телекинетические ганглии уже не были способны. – Не останется забытой, – исправил Ласель. – Молчи, хитрый шакал! – накинулся на него Иштургай. – Что это были за объятия, подобные смерти, а, ханаби? – Адреналин, – невинно улыбнулся Ласель. – С перепугу зажало. А еще знаешь как бывает? Бывает, что сунешь в кого-нибудь непристойный орган, а кого-нибудь от страха зажмет. Ап, и нету непристойного органа. Понял? Иштургай раскашлялся, переходя на щелканье и хрипы. Пчелышки дружно хихикали и беззаботно перекидывались попадавшими с радарной установки оптическими почками. Удивительно, как столь неорганизованные существа могли стать настолько могущественными. – Меня спасать зачем, то лишний был эксцесс! – дал знать о себе мьелби. – Для соблюдения протокола! – мгновенно включился Ласель. – Вы что тут, думали без моего разрешения самоубиться? Черта с два! Без моей подписи – не положено! Спасибо, что выручили стажеров, теперь я точно за вами буду следить вдвойне! Из благодарности! Мьелби скорбно поджал бахрому мантии и подергал за поводок, которым Ласель его мстительно пристегнул. Лучший калькугаль Вильнёва медленно выдохнул и попытался снова вежливо всем улыбнуться. – Хорошо, когда все спасены! – прожужжал делегат от чичкана. – Все — это хорошо! – Даже без маршала, – поддакнул Келли, не отрываясь от перебора вокса Андрэ ногтями. Стажер морщился и матерился на жестонике, окрасив форму в трагический серый. – С маршалом значительно лучше, – уточнил чичкана. Кое-что о теории маршалов Ласель знал – если совсем коротко, то такой вот толпе легкомысленных балбесов требовался строгий и суровый руководитель, который мог бы их синхронизировать и полностью управлять роем. Пчелышки и так были сильны в социальных связях, но под влиянием маршала начинали действовать с безжалостной эффективностью, которую может обеспечить соединенный разум многих особей, очищенный от лишних размышлений, рефлексий и эмоций. Сейчас они кое-как сработали, умудрившись затормозить троих не самых легких ксенамичис, да еще и людей с машинами в придачу. Но будь их чуточку меньше или успей они разлететься... Ласель мысленно поежился. Бачу меж тем негромко жаловались на нервное потрясение, а Вивьен и Джорджи утешали их, недвусмысленно лапая за подбрюшья. Мьелби уже втихую примерялся к осколкам оптических линз на предмет использования их в качестве орудий ритуального жизнепрерывания. Иштургай был мрачен, как грозовая туча, и грыз когти, но Ласель списал это на абсолютно негероический день, увенчавшийся позорным падением в пропасть. В общем, все было прекрасно. Если не считать грозного рокота, доносящегося с запада. – Хрен знает что, – сам для себя определился Ласель. – Великий визирь, ты что, не мог учуять своим волшебным нюхом, что за вами еще и излучатель погнался? – Нет, – буркнул Иштургай, тем не менее откидывая наруч. – Это все проклятье... хрмф! Глупцы! Восклицания тоже свелись к непереводимой ругани. Иштургай яростно тыкал в комм, скалился на красные иероглифические письмена и бухтел. Бачу, видимо, подрастерявшие спесь от такого шокирующего мероприятия, разомлели. Ласель уже хотел призвать всех быть бдительными и не расслаблять задницы, но тут его догнал отходняк. Он едва не потерял своих стажеров. Чудесное спасение до сих пор казалось чем-то нереальным. Словно на секунду в его жизнь вклеили врезку из боевика. Лента кончилась, и жизнь вроде бы пошла дальше, но тут пришел запоздалый ужас. А ведь он сделал все, чтобы никогда больше в его жизни не повторялись подобные вещи... Ласель обхватил себя руками, подавляя дрожь, сгорбился, чувствуя, как бешено гонит кровь сердце, аж до звона в ушах – и медленно сел на гладкую пенорезину. "Хорош их там лапать, – передал он. – Иначе они вас ужалят. На инстинктах". "Ой, шеф, вы опять злитесь и ревнуете, – посетовал Вивьен. – Великой яутской бабки на вас нет". "Еще чего не хватало! – Ласель слегка приободрился и метнул взгляд на все еще бормочущего великого визиря. – Вы уже проверили, насколько охренели и поджарились ваши клеточки от излучения?" "И ругаетесь еще, – дотошно отметил Вивьен. – Фу так выражаться, мама мне бы за такое рот с мылом вымыла". "Я вам всем мыло в задницы запихаю, – с удовольствием пообещал Ласель, поднимаясь. – Чтоб никакая центаврида в эту задницу не пролезла. Ясно?" – Ой, – хором сказали стажеры вслух. "Но мне-то и от мыла больно не будет", – малодушно порадовался Келли. – Унифор! – тоже перешел на обычную речь Ласель. – Всех попрошу оставаться на своих местах и летать исключительно в пределах стоянки! Мы проверим обстановку и убедимся, что... На этом оптимистичные слова застряли в глотке, и Ласель почти с мольбой посмотрел на стажеров. – Что ситуация под контролем, – солидно дополнил Джорджи. – Вот именно, – с облегчением согласился Ласель. – А чуточку поближе к пикировщикам можно подлетать? – смело поинтересовался кто-то из пчелышков. – Категорически нет, – Ласель провел пальцами по волосам. – Вы вписаны в мою ответственность, и меньше всего на свете мне нужно три килограмма вкопанного в полисорб чичкана. В общем гудении кто-то отчетливо заикнулся. Оправившиеся бачу дружно защелкали-захихикали. – Великий визирь! – окликнул Ласель. Иштургай кинул на него короткий взгляд и вернулся к терминалу. – Вы назначаетесь ответственным за души наших спутников, – противным голосом сказал Ласель. – Извольте принять пост, о топор моего сердца! – Балта! – мгновенно завелся Иштургай, выпучив глаза. – Вот теперь я вижу, что мое указание понято, – величественно кивнул Ласель. – А мы полетим. – Зачем? – Проверять, что нас не пикируют со всей вышкой вместе, – прорычал Ласель. – Чушь! Ласель поднялся, отряхнул задницу от осколков и влез на авион. Ухмыляющиеся стажеры поднялись и двинулись на начальника походной "свиньей". Иногда Ласель чувствовал себя нелепо. Все его стажеры словно выписывались из силовых структур – здоровые лбы, которым надо акции протеста где-нибудь на хансийских аллеях разгонять, а не собирать в пакетики клочки бытовых отходов и учить бачу, что закапывать пластиковые упаковки под осветительные столбы – нехорошо. На их фоне Ласель со своей в общем-то нормальной, привлекательной для людей и ксенамичис фигурой, но не самым выдающимся ростом чувствовал себя слегка обиженным. Особенно когда стажеры выполняли преувеличенно охранную роль, как сейчас, почти что конвоируя его авион. Главное в таких случаях было держать себя в руках и не пытаться командовать мелко-истеричным образом. – А вы куда собрались? – осведомился он. – Страховать, шеф, – ласково пропел Келли. – Будем беречь вас, как беременных яйцами сридзи. – И никаких яиц в ширинке. Внебрачных яиц! – приказал Ласель еще суровее. – К тому же очень интересно понаблюдать, что у них там за техносфера внизу-уф-вуф, – сообщил Келли. – Джорджи и Андрэ мы не возьмем, – сдаваясь, сказал Ласель. – Но почему? – возопил Джорджи. Андрэ повторил за ним сердитым размахиванием рук и оттянул ворот, демонстрируя татуировку гнева из культуры сефу. Их страстную обиду Ласель мог понять, но ближайшие пару лет ему было важно возвращать стажеров целыми и невредимыми. Это обеспечивало изоляцию от нервного сообщества всяких людей с попытками недобровольного сотрудничества. – Потому что я буду вас показывать пассажирам моторайзона, как жертв несоблюдения техники безопасности, – сообщил он. – Но за хорошее поведение мы включим вам трансляцию. Остальные стажеры уже по-деловому седлали авионы, благоразумно сохраняя молчание, чтобы шеф не передумал. – И мне трансляцию! – рявкнул Иштургай. – Так связь же плохая, – заныл Джорджи. Ласель молча развел руками. – А если я усилитель вам отдам? – уже вкрадчиво поинтересовался стажер. – А потом я откуда-нибудь буду вылавливать твою жопу, не подавшую сигнал? – возмутился Ласель. – Так резерв же есть на моторайзоне! – Хорошо, – неохотно согласился Ласель, – но до этого страхуйте друг друга за нежные места. – Андрэ, ты будешь держать меня нежно? – светски поинтересовался Джорджи. – За яйцы, – практично проскрежетал тот. – Железной рукой выпускника Университета туризма и блядства. Джорджи заржал, послал ему воздушный поцелуй и полез в карман. Три авиона спустились к раскачивающейся стеклянистой равнине. Пикировщики сердито воздели многочисленные манипуляторы. – Ниже трех метров не слезать, – велел Ласель. – Да ученые, ученые уже, шеф, – откликнулся Вивьен. – Сейчас я только усилок... Оп! Крохотный шарик плавно подскочил на магнитных волнах, идущих от трансмиттеров, и величественно поплыл по спирали. Люнета очертила траекторию и наметила контуры будущих границ съемки. Первая стрелка уже начала рисоваться косым пунктиром, когда внизу резко усилилось движение. – Эй-эй, – встревожился Келли. – Гляньте, как насторожились... Вуф! Ласель и сам выдал что-то вроде несолидного вздоха. Один из пикировщиков неожиданно выбросил запасную конечность – невероятно длинную, тонкую и блестящую. Шарик усилителя не успел даже дернуться. Его схватили и так же стремительно уволокли. На люнете поплыли кривые, очерчивающие внутренний приемник пикировщика, и погасли несколько секунд спустя. – Ну все, остался Джорджи без комиксов, – заключил Вивьен и с показной печалью утер лоб. – Четыре метра, – меланхолично сказал Ласель. – Кто знает, чем еще они попытаются схватить вас за пятки. Ненавижу вылазки на природу. – Хорошо, что Джорджи вас не слышит, – ухмыльнулся Келли, и в надвигающихся сумерках его зубы слишком ярко блеснули – небось чистил их фосфорной пастой. – Он бы вам порассказал, как экологию любить надо. Ласель качнул авион, развернул корпус и заскользил к опорам радарной установки. Могучие колонны взлетали на тридцать пять метров, вознося развернутый блок к зелено-лиловому небу. Все коммуникации были варварски опилены и запаяны килосептиком, которого местные шугались, как отравы. Даже пикировщики старались держаться на приличном расстоянии – ближе полуметра термостаты они не высаживали, и только изредка самые смелые тянулись пощупать колонну, но быстро сдавали назад. – Ну, нас точно не обгрызут, – заметил Келли сверху, деловито проверяя качество килосептика краем ногтя. Пластик скрежетал. – Все чисто, я двину по кругу? Ласель помахал рукой, дозволяя стажерам проявлять полную взрослую самостоятельность. Вивьен дисциплинированно подсветил форму ярко-оранжевыми маркерами и двинулся с другой стороны. Всего обследовать предстояло пять колонн, и Ласель решительно не собирался тратить на это свое время. Он уже четыре раза проверил транспортную карту, но моторайзона с привычным маршрутом там не значилось – только оффлайн-расписание, утверждающее, что еще полчаса, и медлительный великан явится сюда во всем блеске прохладительных напитков и удобных кресел. Ласель не любил быть паникером и по сорок раз обновлять один и тот же запрос. Он твердо собирался выждать еще пятнадцать минут, прежде чем начать орать и жаловаться в инфопространство. – Ух ты, какая гадость тут прилепилась! – донеслось из-за второй колонны. Тон был настолько восторженным, что Ласель мгновенно насторожился. – Жуткая гадость! – подтвердил его опасения стажер. – К бабке не ходи. К визирской. – Не вздумай совать в рот, придурок! – заорал Ласель, пришпоривая машинку. – Идиоты, наркоманы! – Я чуть-чуть, – умильно заскулил Келли. Ласель вихрем вылетел из-за колонны и обнаружил стажера, невинно тыкающего в нарост электрощупом. – Ах ты паскуда, – ласково произнес Ласель и достал собственный шокер. – Вы что, волновались? – сделал огромные глаза Келли. – Я тебя сейчас ужалю, – пообещал Ласель, медленно наплывая на жертву. – Ужас! – подражая пчелышкам, вскричал стажер и, хохоча, поднялся сразу на пять метров. Ласеля обдул теплый ветер. – Хулиганье, – заключил он и ткнул в нарост. Тот изошелся на шипение, после чего благовоспитанно рассыпался обугленными пластиковыми хлопьями. – Ползают тут всякие, – мстительно сказал Ласель. – В остальном чисто, – доложил Келли, предусмотрительно не сокращая дистанции. – Только Вивьен где-то застрял, как вы думаете, его уже едят, вуф? – Мы бы обязательно почуяли хруст, – проворчал Ласель. – Столько синтетики иметь в поддержке – да любой местный подавится. – Надо проверить, – задумчиво протянул Келли. Внизу было откровенно нечего делать, но требовалось занять себя иллюзией деятельности и поддерживать деловую суету для успокоения туристов. Вивьен вылетел из-за колонны, крепко сжимая в руках круглый прозрачный резистор с длинной ножкой. – Во! – похвастался он. – Нашел-таки! – Чего? – хором спросили Ласель и Келли. Последний даже неосмотрительно снизился, и Ласель тут же ткнул его в задницу кончиком щупа. – Ай! – Стажер и тем более гид всегда должен быть бдителен, – довольно сказал Ласель. Келли по-звериному сморщил нос, потирая ужаленное. – И не больно совсем! Вивьен подлетел ближе и торжественно потряс трофеем. – Пытался всползти на опору, крепкий тип! Его даже пикировщики не трогали! – А у тебя руки зачесались оторвать? – не удержался Ласель. – Я, между прочим, о нашей площадке заботился, – с достоинством парировал стажер и попробовал спрятать резистор за пазуху. Прозрачная сфера замерцала, и Вивьен с шипением заелозил, так и вертясь на сиденье. – Кусается? – обрадовался Келли. – Угу! – Настырные все-таки твари, – восхитился Келли. – Шеф, как думаете, когда они охамеют и озубастеют настолько, что все же сюда полезут? – С такими темпами – поколений через пять, – без запинки смоделировал Ласель. – Записывай, Ви, – распорядился Келли. – Через пять поколений категорически отказывайся сюда лезть без прорезиненного презерватива на всю харю... кстати, а пять поколений чего? "Пять поколений идиотов, терзающих мои нервы", хотел уже сказать Ласель, но не успел. На люнете предупредительно мигнуло. "Шеф, – вздохнул Джорджи как будто ему в самое ухо, – у нас проблемы". Наверху, обтруханный пыльцой, раздувшийся от негодования великий визирь держал мьелби за три ходульные конечности из, кажется, девяти. Ласель прищурился, и лишние конечности тут же втянулись под мантию. – Пытался убиться, жалкая личинка тру-упоеда, – уличил Самаркинда Иштургай. – Любому право есть дано прервать свой цикл! – патетически воскликнул Самаркинд. – И боль моя не может длиться вечно! Я требую, приди ко мне, о смерть! Иштургай осклабился и одной рукой снял с пояса короткий треугольный клинок. Лезвие неприятно вжикнуло. – Не так! – тут же заверещал Самаркинд. – Вонзать в меня свой острый нож не смей! Я жалобу немедля напишу! И в суд! – А разве у личинки есть право справедливого суда? – поинтересовался Иштургай, поигрывая лезвием. Цветные, оранжевые и розовые блики прихотливо ложились на решетки. – К тому же, как ты, недостойная вонючка, сможешь пода-ауть в суд, если будешь уже мертв, а? – Спасите, отнимают личный свет! – заголосил мьелби, мечась на привязи из стороны в сторону. – Старейший Ласель, слово, я молю! В защиту! – Шеф, он считает вас трухлявым пнем, – заботливо оповестил Келли. – Столпом! Мудрейшим, справедливейшим столпом! – Сами вы столбы, – оскорбился Ласель. – Великий визирь, бросьте нашего друга, я за ним прослежу! Иштургай размахнулся. Взлетевший в воздух Самаркинд истерически заверещал и решительно отбросил все три ноги. – Омерзительно-оу! – взревел Иштургай, стряхивая с себя содрогающиеся конечности. – Великая бюйюк аннэ Кашелым повелела бы утопить эту дрянь в кисло-оутном бассейне! Тьфу! – Какое ужасное, нерациональное повышение температуры, – прокомментировала синяя бачу. Мьелби плюхнулся наземь и решительно устремился под защиту Ласеля. Иштургай гневно плевался во все стороны. Ласель глубоко вдохнул, разрываясь между одинаково сильными чувствами: простой человеческой гадливостью и острым профессиональным восхищением, переходящим почти в зависть и сдобренным щедрой толикой естествоиспытательского интереса. Проще говоря, Самаркинда хотелось прилежно растянуть на лабораторном столе, надежно приколотить гвоздиками и проверить, на что он еще способен. Не зря эти хреновы полиморфы числились в почти бессмертных. И неудивительно, что при таких способностях все, чего они не могли достичь, быстро стало культом и предметом неистовой страсти. Люди рвались к увеличению жизни, мьелби же пытались ее прервать. В глубине души Ласель подозревал, что это дарит им приходы, сравнимые с адреналиновой наркоманией. В конце концов, будь мьелби настроен абсолютно твердо, все эти ухищрения по его спасению были бы тщетны. – Это и есть наши проблемы? – уточнил он. – Не совсем, – вздохнул Джорджи. "Это вообще фигня, что мы, отвалившихся ног не видели, – поддакнул Андрэ. – В папирусах далайрусов предписывается сбрасывать лишние скорби вместе с лишними частями тела". – Ну? – В общем, вот. Джоджи тряхнул запястьем, и серфер в его браслете ожил. Помигал, а затем выплюнул сообщение. Ласель, не веря люнете и своим глазам, задрал рукав рубашки и тоже включил игрушку. Браслеты носили исключительно из-за прописанных в технике безопасности правил о дублировании всего и вся. – Что там, что там? – заволновались чичкана, оккупировавшие разлапистую стойку дешифратора — такую же мертвую, как и сама радарная установка. Кто-то повесил на нижнюю "ветку" пучок трансмиттеров, и они тихонько колыхались, отбрасывая розовые блики во все стороны. Взлетать пчелышки не стали — и вправду надорвались, сопротивляясь гравитации. Ласель глубоко вздохнул и вежливо улыбнулся, ни на кого не глядя. – Что ж, унифор, у нас с вами открыта новая глава нашего путешествия. – В нас будут стрелять? – практично уточнила синяя бачу. Иштургай открыл когтем собственный наруч и раздраженно что-то в нем наклацал. Надглазные хребты тут же поехали к центру лба, формируя яростную нахмуренность и без того жуткой морды. – Сегодня моторайзоны сюда отменены, – любезно пояснил Ласель. – Из-за высокой глюонной плотности. – Какой? – переспросила зеленая бачу. – Если совсем просто, то воздушной технике сегодня тут не пролететь, – перевел Ласель. – Прогноз экраносфе... в общем, прогноз говорит нам, что тут вот-вот начнется слабокислотный дождь, а это у нас обычно порождает массу помех. – Значит, загар отменяется, – подытожил Джорджи и щелкнул браслетом. – Мы что, будем торчать здесь? – возмутилась синяя бачу. – И таять в кислоте? – Прекрасный шанс! – всплеснул бахромками мьелби. – Почему же торчать, – Ласель улыбался уже почти естественно, игнорируя вредительские крики с места. – Мы с вами отлично устроимся! – В гнездовье на вершинах! – торопливо рявкнул Иштургай. "Уже прочитал, гад, – искренне умилился Андрэ. – Смотрите, шеф, как он боится потерять свой гидский рейтинг!" "Гадский", – так же молча ответил Ласель. – Гнездо, гнездо! – затрепетали чичкана. – Гнездо — это хорошо! Все объединяются в гнезде! "А я бы сейчас с кем-нибудь объединился бы", – кокетливо помахал полой плаща Андрэ. – В каком гнезде? – синяя центаврида завертела головой. – Здесь же... Она замолчала, видимо, поймав взглядом лестницы. В подступающей темноте они медленно наливались люминесценцией. Вели лестницы за край, агорафобно ныряя вниз, точно рельсы в парке орбитальных аттракционов. – Это будет отличный опыт, – Ласель опустил авион и спрыгнул на решетки. – Не гарантирую, что там найдется охладительная установка, но страдать и голодать нам не придется. – А жаль! – снова очнулся мьелби. – Почетно было бы весьма во мраке ночи хлад впустить в себя! И так навеки замереть! – Главное, замрите в красивой позе, – милостиво разрешил Ласель. – Утром мы разберем вас на сувениры. – Сувениры! – загудели чичкана. – Мне правую ножку, – облизнулся Келли. – А мне две левых, – поддакнул Джорджи. – Траченых кислотой, – уточнил Вивьен. Андрэ вообще не издал ни жеста, но ослепительно улыбнулся. – Тогда я заберу его сердце, – прорычал Иштургай, проводя клинком по кончику нижнего клыка. Скрежещущий звук был таким душераздирающим, что по спине пробежала легкая дрожь. – Мое посмертье не позволю оскорблять! – тут же вскипел Самаркинд. – Как гнусно! Подло как! – Ну-с, унифор, прошу за мной, – приказал Ласель. – Великий визирь, может быть, вы поможете унифор Самаркинду принять наиболее величественную позу? – Я сам! Я сам вперед пойду! – завизжал Самаркинд, кидаясь к лестницам. – Ловите негодяя! – трагически воззвал Ласель. Рокот смеха, нараставший в животах бачу, превратился в могучее крещендо океана, бьющего по галечному берегу. Иштургай, довольно клекоча, проследовал за Самаркиндом, по-охотничьи пригнувшись. Край мантии и три розовых толкательных пятки мелькнули по краю лестницы, и все еще верещащий от возмущения ксенамичис провалился в подплощадочные технические недра. Иштургай разочарованно прищелкнул глоткой и остановился. – Не будет сувениров, – огорчились чичкана на разные голоса. – У меня есть сувенир! – Вивьен потряс термостатом. – Смотрите! Это необычный экземпляр, он пытался влезть на колонну, обработанную специальной пропиткой! Представляете, какой это техногенно-модифицированный необычный представитель вида? Пчелышки заинтересованно загудели и достали хромографы. Впрочем, у половины из них аппараты тут же печально поплыли вниз. Пушистые колобки не могли выражать эмоции мимикой, но тон жужжания сделался неуловимо печальным. Не дожидаясь команды, стажеры двинули им на помощь. – Устали, устали, – снова сознались пчелышки. – Нам нужна помощь в передвиж-жении, – добавил один из них. – Очень нуж-жна. Бачу переглянулись и тяжело поднялись на ноги. Опавшие бока придавали им истощенный вид, но хвосты вились в привычном ритме, отражавшем готовность преодолевать неприятности. – Можете сесть на нас, – сказала зеленая. – Но поменьше пыльцы, – тут же добавила ее товарка. – Нет сил на пыльцу, – пожаловался делегат. – Без-з маршала уж-жас трудно сосредоточиться. Бачу затопали по решеткам. Неловко загребая короткими лапками и крылышками, пчелышки повзлетали и начали рассаживаться на длинных телах. По одному присело даже на навершия круто загнутых скорпионьих хвостов. Бронзовая зелень и титановая синева почти исчезли под веселеньким желтым ковром, накрывшим обеих бачу. Стажеры одобрительно кивали. Последний пчелышек, умудрившийся пролететь дальше всех, плюхнулся на макушку великого визиря, вызвав у того взрыв приглушенных ругательств. Впрочем, изгонять самое опасное существо в галактике Иштургай не стал. Вся группа двинулась к лестницам, а Ласель хозяйским взором обвел территорию. Полюбовался на скрывшиеся в облаках громадины мегатурий, секунду посомневался, стоит ли тащить авионы вниз или дать им нормально зарядиться из атмосферы — и решил не рисковать. Вот так оставишь машину на ночь, а к утру ее уже кто-то утилизировал и встроил в систему подачи кишечных газов в парники. Или что тут эти безумные хреновины еще пытались выстроить. Еще раз проверив карту полетов на завтра, Ласель решительно захлопнул линк и тоже двинулся к лестницам, по которым уже стукнули первые дождевые капли. Авионы дисциплинированной цепочкой потянулись за ним, Ласель подошел к самому краю и полюбовался, как жутковато выглядят опрокинутые фигуры идущих: у гнезда изрядно напакостили с силой Кориолиса, и, с точки зрения находящихся сверху, тропа выглядела сущим надругательством над законами физики. Меж тем трансмиттеры медленно наливались нежным голубоватым мерцанием, и пикировщики ускорили процесс пересадки. Над бескрайним полем поплыли азотистые облака: пикировщики спешно заменяли состав "почвы", торопясь успеть до того, как транзисторы войдут в распевку. С дальнего края, куда солнце уже совсем не доставало, торжественной волной накатывала приятная, но очень масштабная мелодия. Послушав пару минут, за которые дождевые капли начали превращаться в морось, Ласель продул уши и шагнул за край. Мир кувыркнулся. Наливающееся светом поле вознеслось к небесам и запело стеклянными голосами. Пикировщики скользили меж рядов встревоженными летучими мышами — Ласель видел таких в центральном биопарке. Они бегали по потолку и шумно выпрастывали кожистые крылья, когда кто-то кидал им пищевые комочки. Но с некоторых пор все, что могло бегать по потолкам, Ласель невзлюбил. Он решительно потопал по лестнице, ведущей к опять же перевернутой двери, и мужественным усилием воли подавил секундную тошноту, возникающую от такого издевательства над органами. Кому-то в свое время пришла идиотская мысль, что путем замены гравитационного вектора можно существенно сэкономить, заставляя людей и прочие вестибулярные формы жизни регулярно оказываться на грани малюсенького психоза. В итоге от идеи отказались, но кое-где техническое безумие сохранилось. Бачу наверняка были недовольны: начать спуск, чтобы немедленно оказаться перед перспективой восхождения. Возле входа Ласель даже притормозил, трусливо прищурил глаз и только потом шагнул внутрь. Кувырок — и он оказался твердо стоящим на полу. "Фу!" – отчетливо сказали рядом. Ласель открыл глаз. – Стажер! – патетически сказал он. – Вы нарушаете энтропийные обеты! "Да тут что угодно нарушишь!" – сердито помахал руками Андрэ. Вокс у него на горле стыдливо потускнел. – Куда вы уже запихали уважаемых чич? – поинтересовался Ласель. – И почему Самаркинд здесь? – Спросите лучше, почему я жив! – подпрыгнул тот. "Потому что великий визирь промахнулся, – тут же наябедничал Андрэ. – А заселение проходит без меня!" Ласель задумчиво осмотрел торчащий из края мантии мьелби обломок копья. Раскрывшиеся лапы фиксатора проткнули шкуру Самаркинда, и, судя по скарификатору, болтавшемуся на запястье Андрэ, было принято решение резать, не дожидаясь гангрены. – Главное, не отрежь нашему гостю голову, стажер, – с умной миной присоветовал Ласель. "Пойди еще доберись", – пригорюнился Андрэ. Самаркинд возмущенно всхлюпнул и немедленно сместил голову на полметра вправо. – Хотя, если прицелиться... – кровожадно протянул Ласель. – Нет хладнокровным планам! – возопил Самаркинд. – Погибель с честью быть должна! Не на столе от равнодушных рук! Ласель отдал стажеру честь и перескочил на рейл. В подошвы легонько толкнулось силовое поле, Ласель привычно поймал точку равновесия, и невидимая лента понесла его прочь из тамбура. За спиной у него Андрэ включил на воксе вкрадчивое рычание, явно спертое у Келли, и Самаркинд разлился паническими трелями. По полу заскрежетало — видимо, ксенамичис пытался утащить себя вместе с копьем и парой кубических дециметров решеток, к которым его приколотило. Ориентировался Ласель больше на слух, чем на схему, уже подсунутую люнетой. Заброшенный воздушный бункер состоял из трех уровней, и вся группа уже спустилась на второй, откуда и доносился знакомый басовитый гул, усиленный замкнутым пространством. Лента забросила Ласеля в шахту, качнула в стабилизирующем поле и мягко вынесла на площадку. В помещении витала серебристая пыль. Казалось, еще чуть-чуть, и включится стробоскоп, чтобы грянула бодрая ретро-вечеринка с настоящими живыми проводниками музыки. Ласель прищурил глаз и попробовал представить в этой роли Иштургая — не зря же визирь гордо торчал в световой колонне подъемника, пытаясь набрать какие-то коды. – Ага! – громко сказал Ласель. – Мусорим в исторических памятниках? Последняя толстая жопка как раз исчезла в узком проходе, ведущем к центральной обогревательной системе, и стажеры дружно встряхнулись. – Форс-мажор, шеф, – пояснил Джорджи. – Но зато мы выбрали им идеальное место для ульевания. – А завтра кто-то будет весь этот ужас убирать, – подытожил Ласель и испытующе посмотрел на стажеров. – Мы бросим дайсы, – шмыгнул Джорджи. – Черт побери, что с этим климатом, почему поганые дожди, сезон же еще только-только заканчивается. Я загорать собирался! – Вуф! – Силы природы неисповедимы, – постно сказал Ласель и почесал загривок, куда попало несколько капель. Не слишком опасные, они все же заставляли кожу слабо зудеть. Другое дело, если голяком бегать под таким дождем минут сорок. Вот тогда здравствуй и язвы, и отек дыхательных путей, и прочие прелести. Ласель вытащил из носа фильтр, тут же недовольно задергавшийся, и осторожно втянул одной ноздрей застоявшийся воздух. Чуть резковатый запах наполнил легкие. Ласель немедля упихал фильтр обратно. Молекулоны вцепились в ноздрю, обижено кольнули и затаились, в зародыше погасив желание чихнуть. – Я овладел комбайном, – неожиданно сообщил Иштургай и вынырнул из света. – Теперь мы все отведаем прекрасные блюда, которых достойны! Бачу одобрительно загрохотали и принялись стирать с себя осевшую пыль. Стажеры тут же ринулись помогать, и секунду спустя центавриды уже блаженствовали, подставляя бока. Ласель видел, что Вивьен уже отковырял себе кусочек слюдяной шкурки на память и воровато сунул в карман. По крайней мере тут Ласель мог быть спокоен – из его стажеров росли типичные исследователи: не гнушающиеся получить лишний образец, даже если для этого придется отковыривать его с инопланетной жопы в прямом смысле слова. В районе кухонного блока что-то тяжко ухнуло. – Великий визирь? – с подозрением поинтересовался Ласель. – Я не допускаю ошибок, – надменно проклекотал тот, но все-таки стрельнул взглядом в сторону колонны. В его кулинарных талантах Ласель сильно сомневался. Адская пасть яутов не могла деликатно вкушать пищу, поэтому в их обществе считалось категорически недопустимым проводить общие застолья с изысканными блюдами и вообще признавать, что ты умеешь готовить. Жрать полагалось либо жидкие суспензии, либо в гордом одиночестве, когда можно хрустеть костями и брызгать слюной и жиром между перепонок. Ласель в свое время посвятил целых несколько часов систематическому просмотру роликов, на которых отважными самоубийцами было запечатлено это сверхсекретное зрелище – ужинающий яут. После окончания трапезы обычно забрызганной оказывалась даже злосчастная скрытая камера. Особенно Ласеля впечатлили судорожные рывки башкой, когда яут выдергивал особенно смачный кусок. Башка при этом запрокидывалась, а жир и кровь струями улетали аж в потолок. Великие воины после трапезы явно нуждались в тотальной стирке дредлоков, доспехов и самих себя на всякий случай. – Парогенератор, – смело предположил Джорджи. – Самаркинд умудрился засунуть туда хер, и ему его оторвало напрочь. – Инопланетный, вуф, хер в моем супе? – искренне вознегодовал Келли. – Спасибо, что не во рту, – практично заметил Ласель. – К тому же унифор Самаркинд застрял в тамбуре благодаря нашему великому визирю. – Лишь глу-упые охранные кодексы помешали мне сделать из него отличную шкуру, – осклабился Иштургай. – Будь здесь великая бюйюк аннэ Кашелым... – Пойдемте смотреть, что у нас там творится, коллега, – решительно перебил Ласель, не в силах слушать, какие бы изощренные пытки придумала чертова бабка. – Стажеры! Мойте туристов перед едой! Зеленая бачу подавилась галькой. – Вы ксеноядны?! – Это шеф шутит, – ласково разъяснил Вивьен. – От сексуальной неудовлетворенности. Ласель погрозил подопечным кулаком и двинул к спуску на третий уровень под многозначительное хихиканье наглецов, явно имевших что сказать насчет инопланетных херов, пребывающих не только в супчиках, но и в чьих-то ртах.