Ева за семью печатями

Опасения оправдались ровно наполовину. Парогенератор возвышался в кухонном блоке во всем своем суровом стальном блеске, но мьелби действительно умудрился просочиться в святая святых и под сердитое размахивание руками Андрэ метался у длинного верстака. Сам Андрэ скинул плащ, и не прижатые капюшоном волосы, собранные в длинный хвост, тоже неодобрительно мотылялись. – Пха! – тут же дал свою оценку Иштургай. – Что за попытки вмешаться в спланированное мно-оуй?! – Сегодня у нас исключительно легкие супы? – поинтересовался Ласель у мьелби, возящего чем-то в терморегулируемом казане. – Признавайтесь, вы случайно отправили в мусоропровод весь паек? – Убью! – пообещал яут и метнулся к блоку с айдентикой пищевых концентратов. "Шеф, он от меня уворачивается!" – обижено сообщил Андрэ, меняя цвет формы на скорбно-синий. – Лишь смерть служить мне оправданьем сможет, – пробубнил Самаркинд. – Но сей погост был отнят у меня. – Чего? "Я не позволил жалкому ему перерезать себе лимфотоки", – пояснил Андрэ. – Главная ценность спасена! – глухо сказал яут из недр блока. – Андрэ молодец, Самаркинд, вам позор, визирь, я вас не понял! – расставил все по значимости Ласель. Стажер немедля приосанился. Яут вынырнул, взмахнув дредлоками, развернулся и с грохотом поставил на разделочный стол банку, украшенную шестью наклейками. – Вот! Сия приправа сердца усладит пресно-оусть блюда! Ласель в неподдельном испуге вытаращил глаза. Одинаково действующая на всех приправа сяо отличалась особенно ядреным вкусом. – Уберите на место, – потребовал он. – Никаких пищевых отравлений в мою смену. – Ты глуп, ханаби, – надменно объявил яут. – Я же объяснил, это-оу прелесть вкуса. – Это адское зелье! – рявкнул Ласель. Самаркинд брызнул на себя чем-то вроде кипятка и тоненько завыл. – Половина группы дристать будет и проклинать свое сопло! Самаркинд! Что у вас? Андрэ прижал ладонь ко лбу и попробовал отобрать у мьелби самодельное мешало. Ксенамичис тут же вырастил длинную метелку и ловко замахал ею перед носом у стажера. – Лишь в смерти мне бы обрести покой, – параллельно затянул он волынку. – Только по предварительному письменному запросу, – Ласель уставил на него один палец, а на Иштургая – второй. – Ты! Убери отраву. Вы! Прекратите гундеть и показывайте, что будет жрать наш коллектив. – Глупец... – О жалкий я! Два инопланетных голоса слились в щелчках и кваканье, и Ласель затряс головой. Переводчик склеил из одновременно произнесенных слов дикую конструкцию типа глупцовой жалости. "Шеф, а может, просто пищебрикеты?" – предложил Андрэ. Иштургай вскинул голову, упер руку в бок и разразился речью о глубоком пищевом бескультурье окружающих его недомерков. После пассажа о дрищеватых нахлебниках Ласель немедленно перестал слушать и погрузился в мир удивительных кулинарных открытий, спонсированный фантазией мьелби. Фантазия позволила тому напихать в кашу четыре вида с трудом совместимых между собой субстанций и залить универсальным физраствором. Получившаяся похлебка выглядела так себе, хотя была, безусловно, питательной. Ласель закатил глаза, прикидывая. – Разделяем, – наконец скомандовал он. – Для чич – по кувшинчикам и все залить сиропом-глюкором. Для наших уважаемых бачу добавим той гадости, Иштургай, куда ты ее убираешь, поставь на место, а для нас... – Ты же сам велел убрать зелье, скудоу-умный! – взревел великий визирь и грохнул кулаком по столу. – Я велел убрать ее со стола, а не вообще! Имеющий уши да не прикидывается глухим! Что скажет великая бюйюк аннэ Кашелым, а?! Иштургай защелкал клыками так быстро, словно собирался откусить себе и так отсутствующий нос. Опустил банку на стол и почти метнул по нему. Ласель изловил подношение. "Шеф, вы конкретно перешли на "ты", – сообщил Андрэ. – Можно ли вас поздравить с обретением личной жизни в традициях йеннай?" – Нельзя. Самаркинд! Добавить сиропа, а не залить им все в округе! – Прошу меня простить, – заунывно прорыдал мьелби и начал подтирать собственной мантией образовавшуюся лужу. Стажер демонстративно ринулся помогать, фыркая воксом от старания. – Расло-оу, почему мы не можем прирезать этот мешок сомнений? – резко сменил тон Иштургай, явно рассчитывая, что психика куратора Обечаноффа не вынесет надругательств над кухней. – А может, яд? – еще более задумчиво пробормотал мьелби. – Я сейчас кого-то сварю в этой каше, – хладнокровно сказал Ласель, доставая из пойманной банки щепоть. Самаркинд заплескал бахромой и отскочил в сторону. Плохо поддающееся подсчету количество конечностей мелькнуло из-под мантии, половина тут же скрылась, еще треть будто растворилась в воздухе, а остальные мьелби обиженно заломил, точно нервные пальцы. Андрэ с ликующим рычанием завладел мешалом. – Обычай ваш столь отвратителен, мой друг? – трепещущим голосом поинтересовался Самаркинд. – Шучу! – Ах, рад услышать и понять! Иштургай демонстративно сплюнул от раздражения. – Унифор, возьмите кувшины, – с металлом в голосе распорядился Андрэ. – Раз вы сюда так стремились, то и помогайте. Позеленев от негодования, мьелби взялся разливать сироп по кувшинчикам, щепетильно выстраивая их на доставщике. Кувшинчики жались друг к другу, постепенно наполняясь мандариновым свечением. Жуткая похлебка, сдобренная специями, наоборот, съезжала в неаппетитный буро-зеленый. Ласель пошевелил носом и бросил туда еще щепотку. Бачу любили приправы, а за помощь группе можно было их и вознаградить. За дверью загрохотало. Ласель обернулся. Стажеры, вооруженные разномастными столовыми приборами, умильно улыбались в дверях, отдавливая друг другу спины и ноги. Зависший над всеми Джорджи открыл рот и потыкал в него пальцем. – Юным не место в храме пищи! – возмутился Иштургай. – Очень даже наоборот, – возразил зажатый в самом низу пирамиды Келли, пытаясь прорваться вперед. – Нам положено, мы растущие индивиды, вуф! – Боевой метаболизм укрепляет организм, — пояснил Вивьен. – Укрепляет хоро-оушая порка, – осклабился Иштургай. – Да, Р-раслоу? – Периодически, – милостиво согласился Ласель. – Свет очей моих! – восхитился яут и широким жестом обхватил Ласеля за плечи. – Ай! – Оу! – хором сказали стажеры. Чертова банка опрокинулась. Клубы специи взлетели в воздух. Андрэ поднял руки и в великолепном аккорде выразил пространное мнение касательно мьелби, готовки, техники безопасности и своего опрометчивого желания пойти на практику. – Голодной смерти признак вижу я, – радостно сообщил мьелби, любовно выставляя по линеечке последний кувшин. – Сочувствую вам всем, за вас я помолюсь. Ласель, все еще придавленный могучей рукой великого визиря, пытался подобрать слова, достаточно оскорбительные, чтобы прилетело всем и разом, но его опередили. В коридоре нечленораздельно взревели камнепадом, раздалось быстрое щелканье и топот многочисленных вспомогательных ножек. Ласель метнул взгляд на банку, осознание происходящего накрыло его потным валом предчувствия, и тут стажеров выдернули из двери. – Нектар! – завопила центаврида, буквально прыгая по спинам поверженных. – Некта-ар! Приправа в таком количестве действовала на бачу, как пьянящая настойка. Перламутровые зенки возбужденно пульсировали с каменной физиономии, низ морды то и дело шел трещинами, приоткрывая голубую пасть. Ласель со всей дури пихнул яута в бок, мимолетно успев насладиться изумленным кваканьем, вырвавшимся из клыкастой пасти, и резво отпрыгнул на пару метров назад, стремительным движением прихватив банку. Он едва успел захлопнуть крышку и метнуть посудину в воздух. Бачу выбросила вперед длиннющие ножничные конечности. Специальные ловчие хваталки — опасные, как черт знает что, и не используемые в приличном обществе. Развернувшись, как лапы богомола, они сошлись в одной точке, с невероятной точностью обхватив банку. – Бля! – О-оа-а! Сопя и прищелкивая, синий холодильник разверз пасть и опрокинул банку. Крышка не сдвинулась с места. – Держите ее! – скомандовал Ласель, игнорируя запоздало опомнившийся инстинкт самосохранения, только что сообразивший, что их с хозяином едва не распополамили. – Никакого пищевого разврата при мне! Командный возглас пробудил в стажерах лучшие чувства, заставив резво повскакивать на ноги. Забившийся в угол мьелби с подносом прикрыл драгоценные кувшинчики мантией. В коридоре опять загрохотало, и Вивьен с Келли синхронно нырнули обратно в зев переходника. Джорджи прыгнул на спину синей обжоре. Великий визирь молча рванул под страшные воздетые конечности и вцепился в банку. Рокот гальки и голодные вопли отражались от стен безумным крещендо. В коридоре жахнуло и раздалось дикое шипение. – За горло хватайте! – командовал Ласель, величественно вознеся себя на стол с ногами. – Чтоб даже если откроет – не сожрала! – Мой нектар! Бачу взбрыкнула. – Шеф, а вы бы помогли! – проорал Джорджи, болтаясь на извивающейся спине центавриды. – Кто, я? – возмутился Ласель, предусмотрительно сдвигаясь на другой край стола. – Это же опасно! Иштургай! Вперед, отважный воин! Во славу бабушки и ее секиры! Яут коротко рявкнул. Желто-зеленые глаза полыхнули, и он отпустил банку. Ласель краем глаза заметил движение и выбросил руку в сторону, запрещая Андрэ ввязываться в драку. Из всех четверых у Андрэ была самая плохая телеметрия после столкновения с излучателем, а вот Джорджи с его раскрученной компенсацией уже чувствовал себя распрекрасно, как и полагается дюжему молодому организму. Пусть и недокормленному. Иштургай ударил. Коротко, почти без замаха, сжав кулак так, что люнета удивленно обвела его ореолом нетипичной мускульной активности. Нетипичный кулак врезался в сочленения грудного и туловищного отдела центавриды. Бачу тоненько взвизгнула — Ласель даже успел изумиться, впервые услышав от центавриды такой звук, – и ноги у нее подогнулись. Банка рухнула на пол и покатилась в сторону мьелби. Самаркинд издал трагический вскрик. – Возьмите предмет раздора! – Ласель простер руку. – Самаркинд, я смотрю на вас! Самаркинд, повизгивая, вытянул одну конечность и опасливо коснулся банки. Ласель прищурил глаз, оценил состояние бачу и, найдя его удовлетворительным по шкале "дотянутся до меня или нет", решил слезть со стола. – Развели тут истерику, – величественно сказал он, отряхиваясь. – Самаркинд, стыдитесь. – Но сами вы облюбовали стол! – неожиданно возмутился мьелби. – Уж это ли не трусости привет? – Джоурджи, ты жив? – осведомился Иштургай, встряхивая кистью. – Я-то да, – почти опасливо отозвался стажер. – А вот ваш турист... – Разумности, не более того, – выкрутился Ласель. – Как там наш ужин, унифор? – В сохранности, – почти степенно сказал мьелби и втянул конечность, демонстрируя, что ничего общего с банкой иметь не хочет. – Не оскорбля-яуй крепких телом, – фыркнул Иштургай. – Это всего-оу лишь временный способ ее остановить. Бачу пьяно раскачивала головой, вытянутые и опущенные конечности постукивали по полу. – Это прекрасно, – решил Ласель. – Теперь-то мы... В коридоре жахнуло еще раз. Ласель опустил занесенную было для широкого шага ногу и присел на край стола. – Можно и подождать, – закруглился он. Андрэ, задвинутый в угол, наконец смог оттуда выбраться. Молча подошел и сел рядом, всем видом показывая, как его оскорбили, не дав сразиться с бачу. Даже поддернул рукава, чтобы были видны татуировки "Плетей Скорби". Джорджи аккуратненько поднялся, благодарно вцепившись в протянутую руку великого визиря. – Что ж, Расло-оу, мне льстит, как ты взывал о помощи,– заметил Иштургай, кося глазом. Запасы остроумия уже иссякли, и Ласель кивнул. Яут удивленно заклекотал, внезапно почти суетливо отпустил руку Джорджи и начал так же нехарактерно резкими движениями осматривать бачу. Шипение в коридоре постепенно стихало, пока, наконец не воцарилась благостная тишина. Самаркинд беспокойно сверкал очами, потихоньку перемещаясь в сторону гриля. Ласель смотрел на него краем глаза, держа в уме необходимость срочно бросаться наперерез, если паразит вздумает слегка нанизаться на электрошампуры. – Ше-еф! – радостно завопили из коридора. – Можете выходить, здесь безопасно! Мы все уладили, не бойтесь! Мьелби перестал сдвигаться и мерзко затрепетал краешками бахромы, что у него служило эквивалентом ехидному смеху. Ласель откашлялся, прочищая горло, и грозно нахмурился. Стажеры опять ставили его в неловкое положение своим противоестественным желанием ограждать и защищать любимого шефа. Похоже, информация о нем и его кураторстве распространялась среди выпускников, точно вирусная атака, неостановимо и неудержимо. Роуз жаловалась, что среди попадающих к ней стажеров обязательно находился кто-нибудь, сообщавший, что не попал куда хотел, а уж что говорили на остальных станциях, Ласель предпочитал и вовсе не знать. Еще не хватало ему ревности коллег по цеху. – Я тоже усмирил нарушителя! – подал голос Иштургай. – Слава великому-у воину! В коридоре сдавленно выругались. Бряканья гальки Ласель, как ни прислушивался, не уловил. То ли стажеры бачу придушили, то ли... Он от неожиданности кивнул сам себе, прозрев. Шипеть так могли только пеногенераторы, а значит, стажеры утопили съехавшую с катушек центавриду старой доброй закисью. – Давайте, что ли, уже перекусим, – вздохнул он. – Андрэ, солнце мое, возьми еду. Вокс стажера каркнул, а потом издал тоненькое восторженное поскуливание. Андрэ вытаращил глаза и метнулся к казану, едва не подпрыгивая на ходу. – Что это с ним? – удивился яут. – Томленья юности, что знает лишь любовь, – влез мьелби. – А зря! Ведь смерть куда славней! Иштургай клацнул на него всеми клыками, и Самаркинд гордо завернулся в мантию. В коридоре царило сущее безобразие: зеленая туша возлежала в облаках пены, скорбно поджав вспомогательные ножки, а стажеры, сменив цвета формы на изумрудные, гордо восседали на своем трофее. Основные ходильные конечности бачу были характерно сложены крестиком, руки же и все тамошние вспомогательные агрегатины, наоборот, широко раскинулись. Египетская маска треснула, явив внушительный разворот челюстей, которому в чем-то могли бы позавидовать даже яуты. Например, у великих визирей и прочих великих должностей точно не было внутриглоточных многорядных зубов, работающих как жернова. – Непло-оухой трофей, – отметил яут. – Какое свинство, – обозначил свое отношение к происходящему Ласель. – Опять не досмотрели, снова бардак на вверенной территории... Молодцы! Посмурневшие было стажеры тут же воспряли духом. "И не больно!" – похвастался Келли, демонстративно проводя острым ногтем по зубам. Иштургай, явно принявший часть похвалы на свой счет, раздулся, как морской червяк. Ласель перешагнул через простертую руку бачу и направился к выходу. Самаркинд, судя по хлопанью мантии, семенил за ним. – Не забудьте заставить всех убраться, когда придут в себя, – через плечо велел он. – И сяо им не давать! Банку вообще спрячьте. – Под хладный агрегат ее я поместил, – тут же поделился ценной информацией мьелби. – В пыли забвенья думал сохранить... забытой, умерщвленной, недоступной! – У-у, это мы всегда рады из пыли выковырять, – Келли отряхнулся. – Чтоб артефактик повыразительнее. Да, мсье? – Не то слово, – Вивьен чихнул, разбрызгивая голубоватую пену. – На пенсию, подамся на пенсию, – вздохнул Ласель, продолжая шествие сквозь пену, и тоже чихнул. – А я останусь здесь, – внезапно заявил Иштургай. – И вы все уходите про-оучь! Ласель остановился и обернулся. Стажеры замерли любопытными дронами. – Это личное, – зловеще прокурлыкал Иштургай. – Не иначе, мы сейчас увидим, как великие едят! – трагическим шепотом анонсировал Джорджи. Уровень громкости шепота заставил бы побледнеть от зависти пчелышков, но те услышать конкурентов не могли. – Господь Дарвин, – поддакнул Келли. – Ораж налетела на солнечную ось, вуф! "Похоже, нас ждет апокалипсис", – столь же театрально согласился Андрэ и в преувеличенном испуге закутался в плащ. Яут резко сощурился. Стажеры тут же сделали невинные лица. – Что-о? – проскрипел яут. – Вы осмеливаетесь предполагать гну-усное? – Ну что вы, великий визирь, – елейным голосом открестился Джорджи. – Мы просто готовимся встретиться с неведомым. – И внести это в наши дипломные работы, – еще более слащаво поддакнул Вивьен. Оставшиеся стажеры приняли настолько постный и благообразный вид, что у Ласеля зачесались руки немедленно всех четверых выпороть. Великий визирь поскрежетал клыками и, наконец, приняв некое внутреннее решение, резко направился к группе. – Помогите! – первым заголосил Келли. – Убивают! Ву-а-ауф! – Едят! – согласился Джорджи. – Отгрызают ножку! – патетически воскликнул Вивьен. "Спасите во имя милости Насырьи преломляющей ветви!" – беззвучно увенчал крещендо Андрэ, простирая руки к шефу. – Мерзавцы, – возмутился Ласель. – Вы сговорились что ли? Квартет дебилов, хор мальчиков-недоумков! – Я никого не жру! – заорал подгребший на опасное расстояние Иштургай. – Но я могу перелома-ауть ваши кости! Стажеры кинулись врассыпную, вереща заячьими голосами. Яут застыл на месте, мечась взглядом из стороны в сторону. – Великий визирь, догоняйте самого жирного, – посоветовал Ласель. – У него жопа на вкус лучше. – Расло-оу! – наконец взревел Иштургай. – И ты пытаешься оскорбить меня?! Отскочить Ласель не успел, да и не особо старался. Яут схватил его за шкирку, оторвал от пола и внушительно потряс. Ласель умудрился сложить руки на груди, хотя куртка и пыталась задушить его с завидной настойчивостью. – Поставьте куратора группы на место, великий визирь, – потребовал он. – Ведите себя прилично! – Меня оскорбили! – рявкнул Иштургай. – В прилично-оум обществе я бы уже оторва-аул им руки и ноги! А уж что бы сделала с ними великая бюйюк аннэ Кашелым! О, они бы мечта-аули о смерти! – Оторвал и съел бы! – крикнул издалека Джорджи. – Я так и знал! Кстати, кто это из нас жирный, а? – Не скажу, – отозвался Ласель, чуть повернув к ним голову. – Мучайтесь, стажеры! И плачьте в пальто! "Это плащ!" Яут заперхал и разразился чередой проклятий, в которых сетовал на невозможность расчленять не понравившихся людишек на мелкие кусочки.

* * *

К середине ночи дождь прекратился, и туристы начали настойчиво проситься наружу. Пчелышки повылезали из импровизированного улья, бачу пришли в себя после столкновения с превосходящими силами противника, а мьелби иссяк в попытках найти подходящее место для случайного терминирования. Ласель с удовольствием отсиделся бы в подвесном бункере, но профессиональная этика не позволяла запереть всех на замок, хотя и очень чесалось. Поэтому в бункере превентивно было объявлено мероприятие с кодовым названием "Вечерняя настройка тонких тел под шум мигрирующих транзисторов". Выгнанные наверх стажеры бегали по площадке, освещенной рефракторами, и сияли униформой всех цветов радуги. Над ними кокетливо реяла самотвердеющая ткань, которую стажеры пытались растянуть так, чтобы она заняла положенные по инструкции опоры. – Вправо его тяните! – командовал Ласель. – Во-во, туда его, туда! И теперь резко вниз! – Порвется же! – возражал Вивьен, успевший украсить себя свежими узорами по прическе. – Не порвется, не жопа, чтоб рваться! Вниз, говорю! Вивьен дернул, и угол ткани приклеился к опоре, тут же слившись с ней воедино. – А теперь по диагонали! Подгоняемые инструкциями стажеры стремительно растянули полог. Самозатвердевайка помедлила и с едва слышимым хлопком резко обрела твердость. Окрасилась в нежно-зеленый и исторгла из себя крошечные подвесы капельных светильников. Балки опор сразу же стали напоминать ветви деревьев из биопарка. Мьелби, наблюдавший за происходящим с безопасного расстояния, заелозил, и тут Ласель разглядел, что бессердечные стажеры приклеили его моментальным герметиком к перилам. – Надежно, – оценил Ласель. – Но за дипломатические коммуникации – два балла максимум. Из ста. – Он же пытался самоубиться! – возмутился Джорджи. – Прекрасно было б жизнь прервать под грохот бурь! – согласно возопил со своего места мьелби. – А кто оценит нам ущерб? – огрызнулся Ласель. – Моя вина, – закручинился мьелби. – Но столь велик соблазн... – Сидите там, не плюйте на мозоль! – обозначил свою позицию Ласель. – Шеф, вы опять в их манере разговариваете, – подхалимски уточнил Келли. – Что я де... А! Тьфу! Через перила перемахнул Иштургай, обозрел стройку и, закинув на плечо верную балту, вальяжно прошествовал к центру. Там он явно собирался сесть на заманчиво поблескивающую катушку. Видимо, счел художественно подобранную архитектуру достойной своей великой задницы. – Это костер, – уведомил его Вивьен в последний момент. Иштургай зашипел, нелепо подскакивая, чтобы не допустить соприкосновения седалища с оскорбительным местом. Стажеры обменивались вежливыми улыбочками, но даже издалека было видно, что им страсть как хочется от души проржаться вслух. Вивьен демонстративно пощелкал термопультом, и над катушкой взлетело призрачное, ощутимо теплое сияние. Площадка тут же осветилась приятным голубым светом. – Вперед, готовить посадочные места, – Ласель тоже постарался трансформировать ликующую гримасу в нейтральную усмешку. – Не забывайте, сегодня у нас визионерская трансляция, так что помимо мест и мозги должны быть готовы. Кстати, почему ваши трудоспособные, полные сил лица еще здесь? – А у меня болит зуб, – ловко выкрутился Келли. – Я же не прошу тебя открывать им банки, – с отеческой заботой сказал Ласель. Коллеги-стажеры тут же развеселились и начали втаптывать страдальца в почву. "А у кого это ничего и никогда не болит? – с особой рьяностью интересовался Андрэ. – Прямо как у победоносного и нерушимого Ирриай-Яху с его тысячью воплощений!" Иштургай, слегка позабытый за стоматологической драмой, успел прогуляться до края площадки и теперь тащил к костру огромный блок пеностекла. Трио страдающих стажеров начало формировать насесты для чичкана, а Келли подзадержался, демонстративно перезастегивая ботинки. – Страдания режим! – дал знать о себе вконец позабытый мьелби, срываясь с привязи. Ласель передернулся, увидев, что Самаркинд оставил на перилах часть своих то ли покровов, то ли суставов. В общем, какой-то мутный кусок. Кусок тут же деловито пополз вниз. Ласель прикинул, стоит ли ткнуть в тот электрощупом, но передумал – в основном из лени, поскольку электрощуп надо было еще достать. Яут бахнул блок поближе к костру, с размаху вонзил в него топор и, оглядев образовавшуюся инсталляцию, удовлетворенно кивнул. – Теперь услаждение моего взо-оура завершено, – разъяснил он всем желающим. Все желающие в лице Ласеля сделали вид, что им абсолютно не интересно. Далеко на западе все еще ворочалась гроза: на почти неслышимом человеческим ухом пределе раздавался низкий вибрирующий звук, гул, порождаемый электромагнитным полем Ораж. Купающееся в лиловых волнах небо откликалось на этот гул бледно-зелеными кругами по воде. Центр их брал начало ровно там, где зарождалась гроза. Транзисторы снизу отвечали своими световыми кругами, и казалось, что весь воздух плывет и загадочно мерцает. Ласель покрутил люнету и прикинул, насколько сильным будет дождь в тех регионах. Выходило, что все имеющие несчастье оказаться там без крыши над головой должны были срочно искать убежище. Иштургай покопался в поясе, радостно фыркнул и достал на свет кабаджин. Повертел его в пальцах, высунул язык и основательно обслюнявил любимый музыкальный инструмент. Потом плюхнулся на блок, запихал кабаджин меж клыков, наклонился вперед так, что дредлоки свесились и почти закрыли страшную морду, и устроился локтями на коленях. Вся его фигура тут же обрела монументальное величие. Келли тишком присел на корточки. Иштургай дунул в кабаджин, и тягучий звук разлился под пологом. Хлынул из-под него, под стать небесным кругам, и перетек за края площадки. Мьелби, обследовавший катушку на предмет аутодафе, удивленно мигрировал голову. Теплые желтые лампы легонько мигнули, но под строгим взглядом Ласеля присмирели. Иштургай подул снова и завел какую-то одному ему известную мелодию, пристукивая когтистой лапой по блоку. Кабаджин сладко заголосил. Ласель покосился в сторону перил. Он и за километр мог учуять, как чичкана начинают волноваться. Для них всяческие звуковые вибрации были вкуснее болтушки. Первый толстопузый пчелышек перебрался через перила спустя двадцать секунд и активно замахал усиками. Потом прыгнул в воздух и, солидно гудя, устремился навстречу взволновавшим его звукам. Гудение вплеталось в звук кабаджина, но натренированным ухом Ласель слышал, что ноты чичкана фальшивят – ему мешала сырость, создающая для кинетического поля помехи. Пару раз чичкана даже закладывал странные виражи, но все же добрался до полога без происшествий. – Извините! – прогудел он. – Перед мероприятием у нас музыкальная зарядка? Яут, не отрываясь от дудения, покачал головой. – Официально нет, – перевел Ласель. – Вниз, вниз! – замахал руками Келли. – Влажность высокая, вы промокнете! – Это не смертельно, – прожужжал чичкана. – Но так я буду ближе к прекрасной музыке! – Вам не смертельно, а кто потом расчесывать вау-вас будет? – противным голосом осведомился Келли. Чичкана стал еще толще и пушистее и умильно застрекотал крылышками. Рудиментарные, слюдяные, они красиво разбрасывали блики от ламп. Келли на обманку не поддался, скрестил руки на груди, блеснув кромкой ногтей, и грозно уставился на незапланированного посетителя, прядая ушами. Чичкана сделал маленький кувырок в воздухе. – Не я! – завопил стажер, меняя цвет униформы на воинственный багряный. Чичкана кувыркнулся снова. На лице Келли отчетливо виднелась борьба: вечное желание хватать и тискать пчелышков, похожих на огромные мягкие подушки, и проблематика аллергии на пыльцу. Когда чичкана отсыревали, она начинала стекать каплями и намертво въедалась в кожу, добавляя людскому загару неповторимых оттенков, а коже – чесотки. – Сядьте же, – непримиримо повторил он. Самое опасное существо во вселенной надулось и обиженно загудело. Ласель замахал на стажера руками. Келли закатил глаза. – Но пока досточтимый Иштургай в настроении услаждать слух окружающих своим владением кабаджином, вы можете это... – напыщенный слог выдержать было нелегко, поэтому Ласель сбился. Чичкана, сосредоточенно кивавший жопкой, вопросительно щелкнул усиками. – Присоединяйтесь, в общем, – закруглился Ласель. – Всегда рады вас порадовать. Кабаджин, словно в подтверждение, зашелся в переливах, то поднимающихся к флейтовым нотам, то спускающихся в неразличимые слуху вибрации, приятно отдающиеся в позвоночнике. Чичкана закружил под пологом, явно впав в кратковременный экстаз. Ласель прикинул, что будет, если сейчас шлепнуть увлекшегося пчелышка мухобойкой, и ухмыльнулся. Кабаджин снова заныл, терзая душу тревожным томлением. Четыре клыка ловко перебирали коротенькие струны, и вибрирующий густой звук волнами наполнял стоянку. Наверняка долетало до самых транзисторов. Ласель подавил желание сбегать к перилам и посмотреть. "Шеф, снизу иллюминация, – подслушал его мысли Джорджи. – Прикольно выглядит!" Возводимый стажерами куст сложной геометрии гнулся во все стороны. "Вы там стройте быстрее, у нас вот-вот туристы попрут через край". "Злой вы, шеф". "Я ужасно ответственный. И не проткните ветками манто стажера Дежнеффа!" "Пла-ащ", – зарычал Андрэ. Ритм, подобранный яутом, заставлял мышцы сокращаться сами собой. Не хватало только какого-нибудь битового сопровождения – тогда бы Ласель точно не удержался. Иштургай откинулся на руки, уперся ладонями в каменный ствол и вновь начал клацать по нему когтями. На бит это еще не совсем тянуло, поэтому Ласель держался. Чичкана таким долготерпением не отличались. Следом за разведчиком полезли наружу остальные, и вскоре под крышей стихийно образовался круг жужжащих и пританцовывающих. Пчелышки иллюминировали: по шерсти бежали волны зарядов, скатывались крошечные искорки, а те собирались в капли – и чичкана перебрасывали их друг другу. Сияющее кольцо медленно превращалось в тор, расплывающийся под крышей в полугипнотическое мерцание. Стажеры перетащили куст под полог. – Обратите внимание, – вкрадчиво сказал Джорджи. – Сейчас внизу начинается звукоэлектрическая реакция, это заметно по изменению цвета. Келли тут же артистично щелкнул пальцами, лампы погасли, и стало видно, как реагирует на звук местная техносфера. Бледно-зеленые, призрачно-голубые, винно-красные – оттенки сливались друг с другом, превращая мертвую лощину в то, ради чего сюда слетались и съезжались самые разные туристы. В невероятный Вильнёв, дышащий в ночи. По гриве Иштургая скакали цветные холодные огоньки, а пыльцы на него насыпалось столько, что из буро-зеленоватого он сделался светлым. – А где остальная часть нашей группы? – негромко осведомился Ласель. – Так мы ж за них не отвечаем, – точно так же едва слышно удивился Келли. – Никогда не упускайте возможность макнуть конкурентов зубами в некомпетентность, – почти прошипел Ласель. – К тому же, не исключено, что они тихой сапой добрались до сяо! Стонать стажеры не осмелились, но на люнету вывалилось такое количество эмотиконов, что хватило бы на три гневных революции. В молчании произошел быстрый обмен мнениями, где каждый пытался взвалить дополнительные обязанности на другого, точно так же стремительно разыгралась драма на дайсах, и вот уже посмурневший Келли начал бочком сдвигаться к выходу в бункер. "Это тебе за промедление!" – мстительно припечатал Джорджи. "Вы мухлевали!" – беззвучно возопил стажер. "Вселенная на нашей стороне, как воплощение мудрости, – сообщил Андрэ. – Апокриф девятый". Гневно сопящий Келли отодвинулся на почтительное расстояние, чтобы не нарушать почти медитативное состояние ксенамичис на площадке, тенью пробрался вдоль перил и канул за их границу. "Подключайте нейролинки, – скомандовал Ласель. – Аккуратно, по одному". Графические процессоры оживились, протянули пики обработки данных, и локальная сеть щедро приняла петафлоны залинковавшихся данных в бездонное чрево. Кружение пчелышков дрогнуло, а потом возобновилось. На люнете отобразился стабильный граф передачи на тринадцать каналов. Мьелби тонко вздохнул и почти влез в костер. Эти цветовые решения ему явно нравились больше, чем выступление транзисторов. Лица стажеров приняли выражение, балансирующее на тонкой грани между одухотворенностью и дебилизмом. В глубине души Ласель порадовался, что у него есть они — четыре человека, готовых подставлять собственные нейроны для прихоти ксенамичис. Сам он не очень любил торговать церебралкой, хотя профессия и обязывала. У него это получалось слишком хорошо. Регулярные тесты на совместимость показывали феноменальные цифры. И слишком часто вместо отфильтрованной зрительной информации куратор Обечанофф умудрялся сливать личные переживания, и ксенамичис притягивались на них, как транзисторы на магнитный слой. Связь между мозгами не предусматривала защиты от позитивных чувств, поэтому рухнуть во взаимную приязнь с каким-нибудь жопоглазым слизнем было легче легкого. Со всеми полагающимися страданиями при расставании. Страдать Ласель очень не любил, поэтому при малейшем проколе решительно сводил все в постельную плоскость, а потом благополучно сбегал. Вследствие чего тащил за собой шлейф слухов о половой неразборчивости, некоторое количество завистливых сплетен и парочку совсем уже фантастических историй, типа той, где Ласеля якобы короновали как главную особь семьи акархов, потому что он выносил им целый приплод. Вранье чистой воды — единственный раз в жизни Ласель вляпался в невольный симбиоз три года назад, и то отпочковавшаяся особь оказалась нежизнеспособной. Поэтому сейчас своими церебральными мощностями делились стажеры, а Ласель вполглаза присматривал за Самаркиндом. "Ше-еф, – задушенно прохрипело ему прямо в ухо голосом Келли. – Они сбежали!" Выдержав лицом великолепную невозмутимость, Ласель медленно и невзначай попятился. "Что же теперь будет? – страдал Келли. – А точно ли мы за них отвечаем, а? Может великая бюйюк аннэ Кашелым, да славится ее ум в веках, может сказать что-то по этому поводу? Ву-уф?" Ласель оправил куртку, как будто ему стало прохладно, и, переведя легкомысленный взор на все еще пускающее волны небо, сунул руки в карманы. Для полной фальшивости стоило еще начать посвистывать. "Я уже смотрел, приправу они не трогали, – продолжал ныть стажер, – и ни в какой кельос не застряли!" – Стажер, я тебя оштрафую, – уголком губ сказал Ласель и приятно улыбнулся покосившемуся на него мьелби. – "Почему ты позоришь мои лысины таким вопиющим незнанием вопроса?" "Ы-ы?" – осторожно изумился Келли. – Вниз ты смотрел? – Ласель с трудом удержался на шепоте. – Балбес двухметровый! "Завидуе... не смотрел! – опомнился Келли. – Это ж высота! Мы их сюда еле затащили! Вуф, тяжело!" Ласель сдавленно фыркнул. Бачу действительно категорически отказались восходить на площадку, едва разглядев возмутительно оскорбляющие их ступени вертикального подъема. Так и пришлось тащить передергивающихся от ужаса пополам с отвращением ксенамичис с помощью авионов. "Одна из них нажралась пены, а вторая — сяо, – напомнил Ласель, еще больше сдвигаясь к перилам. – А что с ними происходит, когда их кубические мозги перестают работать?" "Ну, э... хр-р!" "Правильно, – Ласель перегнулся через перила и пристальным взором окинул поля транзисторов. – Снимай машину с тормозов". Транзисторы мирно испускали световые гармоники, пикировщики куда-то удалились, оставив темные тропинки. Бачу сползали по колоннам. Синяя держалась строго над зеленой, и двигались обе очень медленно, но невыносимо настырно. По аналогии с людьми, обдолбанных центаврид тянуло на неистовые безумства и преодоление внутренних запретов. Как Келли ни старался, авион все равно выдал себя негромким свистом. Звук кабаджина тут же прервался. – Бжиу! Ласель обернулся. Несколько ошарашенные чичкана один за другим выпадали из круга и начинали бестолково порхать. Парочка шлепнулась на пол и неловко там подпрыгивала, загребая лапками. – Унифор, прошу внимания! – тут же взял ситуацию под контроль Ласель. – Нам с вами выпал редкий шанс — прогуляться по техносфере! Порхание сделалось более осмысленным, неудачно приземлившиеся экземпляры перестали барахтаться. Иштургай резко встряхнулся, щелкая клыками и морща то место, которое приличные люди считали переносицей. Стажеры медленно отмирали, выходя из слишком глубокого подключения. "Что я проспал?" – поинтересовался Андрэ, скидывая капюшон. – Наши товарищи уже спускаются, – Ласель указал за перила. – Приглашаю желающих присоединиться к променаду между транзисторов. – О-о! – хором обрадовались пчелышки. На волне энтузиазма двое застрявших подпрыгнули особенно энергично и таки взлетели, невзначай выворотив по кусочку обшивки. – Пасть вниз, что может лучше быть! – возрадовался мьелби и устремился к перилам. Вслед ему развернулись сразу три стажера, одинаковыми жестами потянувшись к поясам, но честь загарпунить беглеца выпала Вивьену. – Ах! – квакнул Самаркинд и растекся по полу, немного не успев перейти к падению. Яут все еще молчал, и Ласель невольно то и дело косился на него. Остатки пыльцы делали Иштургая неуловимо похожим на статую, выкопанную и слегка обмахнутую от вековых минеральных наслоений. Пчелышки уже поплыли к краю, стажеры решительным клином двинулись за авионами, волоча с собой мьелби, Келли снизу уже в полный голос радировал, что опасности не наблюдает и призывает всех немедленно принять участие в прогулке — но не хромографировать, потому что хрупкая техносфера для такого не приспособлена, — а яут все сидел на пеноблоке и вертел кабаджин, точно ничего более интересного в мире не существовало. – Эй, великий визирь, – не выдержал Ласель. – Между прочим, там именно твои подопечные пытаются слезть с двадцатиметровой высоты! – Они сильные, – проворчал Иштургай. – Захотя-яут и слезут, ничего не произойде-еут с ними. – И почему только я обо всех беспокоюсь, – точно так же проворчал Ласель, разворачиваясь. – Потому что очень до-оубрый, – сказал яут ему в спину. Ласель сбился с шага, остановился, подумал и оглянулся. Лирически настроенные яуты его пугали, даже если яутов была всего одна штука. Иштургай успел встать, спрятать кабаджин и даже взвалить балту на плечо. – Профессия у меня такая, – сказал Ласель, с подозрением оглядывая высокую фигуру. – Беспокоиться. Но не слишком-то я и добрый, особенно, если кто-то правила нарушает. – Да, да, – кашлянул-захихикал Иштургай, клацая по решеткам когтями. – Однажды твоя доброта тебе до-оурого обойдется. – Э! – возмутился Ласель. – Но ничего, – проходя мимо, Иштургай хлопнул его по плечу со всей дури, заставив Ласеля присесть и подавиться вторым возмущенным возгласом. – Пока я за тобой наблюдаю, бу-уду тебя защищать. Прогулка среди транзисторов была настолько умиротворяющей, что Ласель даже ненадолго забыл о своей нелюбви к природе и ее искусственным подобиям. Иштургай, вняв таки зову профессиональной этики, конвоировал пошатывающихся бачу, с ворчанием тыкая себе в наруч — видимо, тоже сделал яутскую версию нейролинка, чтобы центаврид не заносило. Пчелышки порхали над полем, переведя хромографы в тихий режим, и бесконечно запечатлевали. Стажеры усердно им в этом помогали, болтаясь на авионах как попало и периодически зависая в интересных позах и меняя расцветку одежды. Андрэ не забывал демонстрировать татуировки и эффектно взмахивать плащом. Мьелби обнюхал все тропинки в поиске потенциально удобных для самоубийства мест, разочаровался и тащился следом за центавридами, явно преступно мечтая угодить им под ноги. Громада Вильнёва перемигивалась огнями на космической высоте. В доброй сотне метров впереди все-таки нашелся пикировщик, но ушедший в спящий режим и оттого неподвижный и плохо заметный даже в тепловом спектре. Сунуться к нему не решился даже Самаркинд — Ласель не пожалел выражений, в красках описывая, как старательный инструмент Феросов будет отрывать от мьелби по кусочку, дабы распространить его ареал прорастания как можно шире. "Гнуснейший агрегат!" – сделал вывод Самаркинд в итоге. Сам Ласель проводил время в чате гидов в разделе "Жалобы на жизнь". Из жалоб были в основном природные мероприятия, в который раз убеждавшие Ласеля, что лучше из города не вылезать. Там точно всегда есть отопление и вода. На верхнем пороге Симеркулей надулось лавовое яйцо, в Акватике видели блуждающую субмарину, а на Камчатной обещали штиль и повышенную концентрацию диоксида серы у хребта Занце-Мер. Камера показывала до оскомины привычную картинку: волшебное розовое сияние, стекающее по цветным красно-желто-зеленым пластам горных отложений, и мирно побулькивающее лимонное озеро у подножья. Заодно с Камчатной уныло жаловались на храпящих на всю турбазу пикарр. Жалобщику плоско советовали полить пикарр герметиком и ждать, пока тот не лопнет. Ласель пролистал актуальные темы на две страницы назад, поотмечался кое-где из-под анонима, а потом вернулся в чат. "А вы вот попробуйте уложить спать двух бачу, которые сопротивляются, посылают вас к своей мамке и желают сидеть ночью на вентиляторе в гордом одиночестве", – послал он. Чатик тут же расцветился ехидными эмотиконами. "Страдай!" "Крепись!" "Превозмогай!" "Плачь и танцуй!" Среди вороха язвительных сообщений мелькнула знакомая айдентика, и Ласель навел на нее фокус. "Что тебе не сидится в Вильнёве?" – интересовалась Роуз. "Здравствуй, Розита, свет очей моих! – немедленно визуализировал Ласель. – Пребывая в тоске по поводу твоего отсутствия, страдаю ночами и днями в окружении отвратительных гуманоидов и прочих форм жизни!" "Такие ли уж отвратительные? – насмешливо вывелось в воздухе. – Ну-ка, напомни мне, когда в последний раз ты хвастался, что недавно отхватил в жизни перца?" "В жизни, может, и не было, а вот в салатнице что-то недавно да бывало", – практично уточнил Ласель. "Мерзок, как и всегда, – припечатала Роуз. – Как тебя до сих пор не выгнали за нарушения техники половой безопасности? А что твои стажеры? Небось уже всех сдал в почасовую аренду?" "Какие гадости сыпятся из-под этого прекрасного образа! – возмутился Ласель. – Я никогда никого не сдавал в аренду! Я блюду их честь похлеще настоятельницы церкви святого иссушения! Не покладая глаз!" "Не вынимая перца из салатницы", – дополнила Роуз. Они обменялись чередой хохочущих эмотиконов. Роуз, пожалуй, была единственным человеком, с которым Ласель состоял в прекрасных платонических отношениях. Хотя, само собой, предложи Роуз этим отношениям перейти в другую плоскость, он ни в коем случае бы не отказался. Помимо ксенамичис Ласель ужасно уважал сильных женщин. Объяснение этому он найти не смог и удовлетворился смутными объяснениями "Альфонса" о пользе половой дифференциации в рамках своего вида. Эта порочная тяга приводила к головокружительным знакомствам, которых за последние четыре года было аж шесть, и в минуты алкогольной слабости Ласель до сих пор имел обыкновение набирать личные номера и интересоваться, не желает ли уважаемая госпожа — вставить имя, попавшееся на набор первым – сделать со своим верным поклонником что-нибудь плохое. У Роуз были все шансы стать седьмой. Но, увы, мадам Лусиэнтес была давно и прочно в отношениях с каким-то совершенно никудышным, по мнению Ласеля, вялым ученым. Не могли оправдать его ни стильные очки, ни смоляные черные волосы, ни даже гордый родовой нос. С точки зрения Ласеля он был досадным препятствием на пути к его полному и безоговорочному счастью с Роуз, кроватью и игрушками фирмы "Аморетта". Сила чувств была такова, что он даже жаловался Иштургаю, который по доброте душевной предлагал немедленно разделаться с гнусным похитителем матриаршьих сердец, начинал выпрыгивать из парадной брони и парадно стучать себя топором в грудь. "В общем, я категорически не могу сидеть смирно, когда вынужден заботиться о застрявших на пересадочной станции ксенамичис, – сообщил Ласель. – Надеюсь, однажды это прекратится, и мы с тобой заживем уютной семейной жизнью в не менее уютном домике общей площадью метров пятьсот". "Ты же первый сбежишь, – безжалостно ответила Роуз. – Месяца через полтора. Но эти полтора месяца ты будешь заваливать меня жалобами на то, что мои средства для лица теснят на полочке твои средства для лица". "Злыдня!" "Айтурек передает тебе пламенный привет", – сообщила Роуз. Ласель невольно оглянулся, нашаривая взглядом Иштургая. Тот был занят немаловажным делом ковыряния под светящимися когтями. "Ему тоже привет", – аккуратно ответил он. "Спрашивает, когда ты прилетишь в гости", – подлила масла Роуз. Ласель поежился, ощущая прохладную щекотку. На побережье Акватики, где безраздельно властвовала Роуз и ее банда загорелых дочерна, просоленных практикантов, обожавших "миз Роуз" до трепета в поджелудочной, последний год окопался Айтурек — еще один яут, с которым Ласель волей-неволей пересекался. И, в отличие от Иштургая, на сферы влияния в туризме он не претендовал, поэтому пару раз под настроение Ласель с ним успел переспать. Каждый раз обещая себе, что больше никогда и ни за что. Потому что яуты — это особый сорт извращений. "Когда-нибудь, – оптимистично пообещал он. – Ненавижу природу". "Ха-ха. Вали уже по своим делам, – посоветовала Роуз. – Отпихни чужие пятки со своей лежанки и спи спокойно, пока не обнаружишь, что твой Самаркинд снова попытался просунуть голову между прутьев и сломался". Иконка погасла. Ласель сладострастно вздохнул, вообразив, как с хрустом ломается длинная гибкая шея мьелби, и со вздохом погасил все визуализации. Чтобы избавиться от внезапно нахлынувших нежных эмоций, требовалось срочно найти какое-нибудь нарушение и гневно его покарать. Бдительно оглянувшись, Ласель немедленно нашел, к чему прицепиться: Келли слишком подозрительно сдвигался в сторону уснувшего пикировщика. – Стажер! – зловещим хрипом сказал Ласель. – Мсье Айнкархофф! Куда летим? – Ой! Ветром сносит, – мгновенно откликнулся Келли, тем самым только укрепив подозрения. – Стажер, ты с твоим весом должен сам снести что угодно, – повысил Ласель голос до благородного шепота. – Только попробуйте полезть к этой дряни, в жизни ни на одну поездку больше не попадете! Дружное молчание стажеров, сопровождаемое яростно извивающимися глифами эмотиконов, вырвавшимися на люнету, свидетельствовало: в этот момент они мечтают, чтобы куратор внезапно рухнул вместе с авионом в поля транзисторов, где и разбился бы насмерть о подходящую поверхность. – И унифор у вас сносит туда же, – мстительно добавил Ласель. – Неужто искажения кинетического поля? – Унифор чич! – постным тоном воззвал Келли. – Прошу вас соблюдать осторожность и не приближаться к экземпляру пикировщика! Это может быть опасно, вуф! Пчелышки негромко затрубили и подвинулись подальше от опасности. Более-менее очнувшиеся бачу так же вполголоса доставали великого визиря вопросами — как они тут оказались и почему у обеих помутнение сознания, в котором им мерещится, будто бы их кто-то бил. – Воины должны держать себя в руках, – ответно рокотал Иштургай, для наглядности помахивая топором. – Те же, кто теряют разум от вида приправ или от соприкоснове-еуния с химическими возбудителями, могут оказаться в у-удивительных, а порой и обескураживающих ситуациях! – Я уже чувствую обескураженность, – заскрипела синяя бачу. – Как мы поднимемся обратно? Там же это! Праведного отвращения в скрипучем голосе хватило бы на целую секту принципиальных девственников, увидевших резиновый член. – Прекрасный вид, – не согласился Самаркинд. – Зовет он к восхожденью, чтоб дрогнула нога, и вот... – В каком смысле "вот"? – возмутилась бачу. – В фатальном, – кокетливо пояснил мьелби и подобрал бахромки. – Что ведет нас к гробовой доске. Центаврида секунду лупала на мьелби своими перламутровыми гляделками, а потом с хрустом разомкнула пасть, и фосфорическая голубая глотка вскипела азотом. – Спасите! Подлый самоубийца шмыгнул за спину великому визирю, и струя ледяного пара ударила в то место, где за секунду до этого полоскались бахромки. Иштургай выдал такой нутряной рык, что бачу слегка поперхнулась и вместо второго залпа выплюнула косматое облако, окутавшее ее собственную голову. – Холодные напитки! – обрадовались чичкана. Ласель закатил глаза. Вивьен уже нырнул к Самаркинду и с профессиональной безжалостностью воткнул в него гарпун. Зеленая бачу махала руками возле головы синей, разгоняя внезапное атмосферное явление. Остальные стажеры лавировали меж пчелышков и терпеливо возвращали хромографы в режим тихой съемки. "Я пошел, – сообщил им Ласель, разворачивая авион. – Следите, чтобы тут никого не съели" "А вы что, спать будете?" – возмутился Андрэ. "Спать — это не модно. Я буду размышлять о потерях, которые понесло турагентство в лице меня, и о том, как завтра впихнуть в моторайзон всех выживших после того, как я передал ответственность вам". "По час-тям!" – ехидно вывел Джорджи. “А Самаркинда — в цинковом контейнере!" – добавил Вивьен. "Счастья, здоровья умершему", – хладнокровно напутствовал Ласель. Иштургай закончил шипящим басом отчитывать центавриду и обернулся. Ласель хотел было хулигански отдать ему честь, но подавил вредное желание и просто развернулся к яуту спиной. Авион заскользил в сторону пикировщика. – Э-э, шеф! – возмутился Келли. – Вы ж говорили про судьбы и раздумья? – А я чувствую, что лучше всего мне будет думаться там! "Чтоб вас бабка визирская покусала", – кровожадно пожелал Келли. – Вуф! Оставив стоны возмущения без ответа, Ласель полностью сосредоточился на цели. Пикировщик, хотя и выглядел чрезвычайно грозным, сейчас удивительным образом казался беззащитным. Периодически с Ласелем такое случалось — он начинал шкурой чувствовать состояние механизмов. Возможно, случайно настраивались частоты, ложащиеся на нейроусиления, поддерживаемые имплантами. Правда, была у этого и обратная сторона — некоторые механизмы хорошо чувствовали его. Не далее чем три недели назад за куратором Обечаноффым гонялась ошалевшая поливалка, под циничный хохот стажеров пытающаяся опрыскать Ласеля ароматизированным химикатом и натереть самыми нежными щеточками. В конце концов Ласель добрался до дроида-нейтрализатора, и страж порядка избавил его от обалдевшей машины. Сейчас от пикировщика не чувствовалось никаких шевелений. Искусственные мозги полностью отключились, но работали то ли сторожевые системы, то ли еще какая-то общая контрольная надстройка. Поэтому, хоть полет начался лихо, но вплотную Ласель подкрадывался уже очень медленно. Покружив над плоской макушкой, он пошел вниз, не расслабляя коленей, готовых вот-вот упредительно дать шенкеля авиону, но пикировщик не реагировал, и в конце концов Ласель уселся ему на макушку. Такую же лысую и гладкую, как череп яута. Ухмыльнувшись, Ласель позволил себе покоситься в сторону ксенамичис. Негодование и зависть стажеров шли с той стороны волнами. Ласель соскочил с авиона, потоптался на месте и как следует потянулся. "Мсье стажеры, тащите наших дорогих туристов сюда. Пусть любуются". "Святой Франциск, шеф, мы вас любим,– прочувствованно откликнулся Джорджи. – Уже летим". Обследование пикировщика и непременные двадцать шесть тысяч снимков его со всех ракурсов заняли еще добрых полчаса. Ласель добровольно взял на себя обязанности сторожа и единолично сидел на головном нейроузле машины, пока туристы знакомились с техносферой Вильнёва напрямую — путем щупанья и лазанья. Бачу воспряли духом, убедившись, что пикировщик состоит из округлостей и кривых, а значит, строго вверх лезть не придется. Иштургай поковырял броню пикировщика несколькими лезвиями, оставил несколько же царапин и удовлетворенно успокоился. Стажеры тоже не теряли времени зря: Келли обнаружил остатки разложившихся, "переваренных", как он выразился, транзисторов в энергохранилище рядом с реакторным отсеком пикировщика, и между стажерами завязалась острая дискуссия на тему, можно ли пикировщик считать травоядным или все-таки следует приравнять к каннибалу. Иштургай клацал когтями совсем рядышком, и Ласель старался его качественно игнорировать даже прикрыв глаза ради этого. – Раслоу, – окликнул яут. – Ты не усну-ул? – Ты ж видишь, что нет, о визирь. – Я просто соблюдаю дурацкие ритуалы вежливости, – важно пояснил яут и плюхнулся рядом. – Ты сливаешься с машиной? – Фу, великий визирь, что за извращения, – пожурил Ласель. – В приличном обществе о таком не говорят. – Так сливаешься или нет? – бесцеремонно уточнил яут. – Нет. – Тогда одо-оулжишь мне свои глаза? – промурлыкал Иштургай. – А-а? – Ты так блаженствуешь, что хочется подсмотре-еуть, – охотно разъяснил Иштургай. – Итак? – Еще чего. – Хм? Что ж, тогда-а, думаю, твои спутники не откажут. Ласель открыл один из неодалживаемых глаз и сурово посмотрел на яута. Хитрая рожа вся перекосилась, пасть растянулась в подобии улыбки, и Ласель грозно вздохнул. Официально, конечно, никто не мог запретить свободно мыслящим существам обмениваться данными, но чутье подсказывало, что подпускать Иштургая слишком близко к неопытным любителям межвидовой дипломатии не стоит. – Отстань от моих стажеров, – велел он. – Сколько там стоит твоя лицензия? Иштургай оскалился уже безо всякого намека на игривость и стремительно выкинул руку вперед. Ласель отшатнулся, уклоняясь, потерял равновесие и неловко хлопнулся набок. – Неуклюжий слизняк, – припечатал великий визирь, поднимаясь. – Великая бюйюк аннэ Кашелым уже раздавила бы тебя-яу движеньем пяты. Сопя от негодования, Ласель перевернулся на спину, дрыгая отсиженной ногой, и уставился на обличителя. Фигура Иштургая, облитая со спины мягким розоватым светом, выглядела откровенно угрожающе. В одной лапе яут сжимал... Ласель сглотнул, пригляделся и с облегчением убедился, что это не оторванная от кого-то в споре голова, а всего лишь термический контейнер. Небось, напихал туда своей вонючей гибридной еды. Ласель бухнул ногу на место, приподнялся и понял, что не может встать — макушка пикировщика источала слабое магнитное поле, к которому алчно присосались магнитные же зарядники на спине куртки. Иштургай радостно заклекотал. – Вид, о котором я мечтал в гре-еузах, – объявил он, склоняясь над Ласелем. – Строптивец, скованный цепя-яуми и находящийся во власти великих, если ты меня верно понимаешь, Раслоу. – Иди ты со своими фантазиями, – сдавленно посоветовал Ласель, инстинктивно при этом пытаясь отползти подальше. – Засунь их себе в задницу и наслаждайся! – Я бы засунул что-то другое в иное место, – оповестил его Иштургай. – Давай же оставим эту ночь твоим юным и уединимся для ва-аужного дела. Ласель схватился за пояс, одновременно мысленно прикидывая, успеет ли ткнуть мразотному великому визирю в глаз электрощупом прежде, чем упомянутый визирь быстренько пригвоздит Ласеля копьем. – Ты готов принять меня-яу в этой позе, о соблазн моих чресел? – осведомился Иштургай. – Нет! А ты там вообще за своими туристами следишь? – зашипел Ласель. – Столь низменными вещами я не занимаюсь, о сварливый диамант моих сердец, – покачал башкой Иштургай. – Воин, сделав свое дело, уходит. А если ты бу-удешь хорошо себя вести, то полу-учишь вознаграждение. Он потряс контейнером, и Ласель медленно выдохнул. Иштургай, решив, что ханаби его сердец – это Ласель Обечанофф, взялся следить за тем, чтобы ханаби не сдох с голодухи, и периодически являлся в гости с пищебрикетами, позоря Ласеля перед лицом стажеров. Впрочем, те быстро догадались, что нытье и восхваления великого визиря могут развернуть к ним ситуацию лицом, и плотно сели яуту на шею. Невзирая на ругань и негодование, исторгаемые им самим же, Иштургай периодически порождал какой-нибудь кулинарный эксперимент, и далеко не всегда Ласелю доставался хотя бы кусочек. – Что на этот раз? – независимо поинтересовался Ласель. – Лучшие образцы тухлой рыбы, трепетно хранимые десятилетиями до торжественного момента? Иштургай ухмыльнулся, и в освещении его клыки показались выточенными из молочного янтаря. В этой улыбке явно читалось, что тайну контейнера можно узнать только через постель. Чичкана нахромографировались до умопомрачения и постепенно начали дрейфовать в сторону. Бачу опасливо поглядывали на путешествие по округлому боку пикировщика вниз. – Келли, – позвал Ласель, не отрывая взгляда от Иштургая. – А кто-нибудь из нашей группы хочет спать? Иштургай склонил голову и нахмурился. "Спать? – недоуменно откликнулся стажер. – Нет, а с чего бы?" – Вот и я так думаю, – сказал Ласель и улыбнулся. – Почему бы нам не совершить переход в ночную пору? Прямо до следующей остановки. "О-о! – первым вскричал Джорджи. "Ночные приключения!" – бацнул Андрэ. "Ура! – сдавленным голосом сообщил Келли. – Мы уже собирались тут от тоски засохнуть!" "Это не нормально, но я присоединюсь", – заключил Вивьен. – Зачем же нам сохнуть, – сладко сказал Ласель, разглядывая визиря с головы до ног. – Если мне не изменяет память, на Прюденс есть классные душевые. – Гадость, – надменно прощелкал Иштургай, начиная размахивать контейнером. – Это почему же, – невинно удивился Ласель. – Горяченькая вода, с различными этими... гелями для душа... – Склизкая гадость и горячая гадо-оусть! – уточнил Иштургай. – И еще как следует намылиться, – мечтательно протянул Ласель. Иштургай крупно передернулся. Ласель поднапрягся и оторвался от поверхности. На люнете уже водопадом текла активная переписка, в которой стажеры планировали незабываемые ночные приключения. Красной нитью проходила тема случайного забывания мьелби на текущей станции. Поразительная нелюбовь яутов к горячим водным процедурам вкупе с очистителем поражала. Айтурек точно так же психовал, стоило показать ему намыленную мочалку, и Ласель с успехом пользовался этим грозным оружием при необходимости. – Настоя-яущему воину не следует смывать славу и дух побед со своего тела! – объявил Иштургай. – Ты что, пытаешься скрыться от меня-яу в горячей воде, о сын осла? Пытаешься преда-ауть нашу великую любовь? Ласель выдохнул и попер на великого визиря, сузив глаза. Иштургай в ответ взметнул надглазные дуги и не сдвинулся с места. Ласель уперся в его грудь обеими руками. – Мы просто коллеги, – прошипел Ласель, стараясь выпихнуть яута к краю. Они застыли нелепой скульптурной композицией, увенчанной котелком с кашей, или что там насовал туда великий визирь, собираясь прорубить путь к чужому сердцу через желудок. Хотелось напялить котелок вместе на костяную башку, прямо на твердокаменную лысину, о которую Иштургай на спор разбивал пластиковые небьющиеся бутылки на потеху стажерам. – О-оу? Разве просто коллеги так кричат и сто-оунут от страсти и наслаждения? Р-разве умоляют о... – Иди ты! Ласель пихнул со всей дури, пытаясь заставить яута умолкнуть. Иштургай покачнулся и зашипел, раскрывая пасть так, что стало видно все строение черепа. Ласель скривился, отдернулся, и Иштургай захлопнул чудовищный капкан. Они давно договорились: Ласель не ковыряется в носу, Иштургай не распахивает перепонки. Для обоих это зрелище было одинаково отвратительно. В частности Иштургай считал, что пальцем Ласель выковыривает частички мозга. После некоторых анатомических изысканий он объявил то место, куда Ласель пытается влезть, межушной железой для вырабатывания носовой слизи. – В бизнесе я тебе все равно не уступлю, – твердо сказал Ласель, вскидывая подбородок. – Даже если ты мне принесешь какие-нибудь ваши трофеи. Даже если я буду помирать, то все равно никогда и ни за что не завещаю тебе свой офис и свою долю в нашей чертовой индустрии. – Зачем мне богатства, когда я могу укра-аусть твое сердце, – опять ухмыльнулся яут. Ласель почувствовал пульс, подскочивший в самое горло. Вновь сработала его совместимость, которой мсье Обечаноффу отсыпали полную грузовую платформу и еще маленький контейнер. Чтобы избавиться от этого, пришлось постараться как следует, и все равно он добился лишь того, что его перестали в буквальном смысле хватать за руки и пытаться предложить свои копулятивные органы не сходя с места. Даже подумать было страшно, а что, если бы ему самому не нравились все эти рожи, туши и прочая чужемирная биология. Наверное, впору было бы стать отшельником и ксенофобом. – Изумруд моих сердец, – прошелестел яут, дико напоминая бачу при этом. – Ты столь неуловим для меня, ханаби, что порой хочется тебя запереть, как самое ценное сокровище. – Мы уходим, – грозно объявил Ласель прямо в морду. – Я твердо намерен принять сегодня ванну. Иштургай отдернулся. Ласель оперся на авион, вскочил на него и ударил пятками по стартерам. Машина грациозно развернулась. – Жесточайший и гнусный! – прорычал яут ему вслед. И, кажется, воткнул в макушку пикировщика копье. Наверное, он с удовольствием воткнул бы его в спину Ласелю. Иштургай уже перепробовал практически все, что могло применить в качестве романтического арсенала существо, чьи предки вплоть до предыдущего поколения специализировались на убийствах различных разумных видов, – но тщетно. Ласель не устрашался и в объятия не падал. – Шеф, шеф! – заголосил Джорджи, возглавлявший вновь собранную группу чичкана. – Ой, осторожно! – Что тако... Собственный голос утонул в скрипе проснувшихся механизмов. Транзисторы заволновались, переходя на пульсирующее свечение. Ласель увидел, как из-за спины вырастает тень. Огромная, кряжистая, раскрывшая конечности, призванные выхватывать, выкручивать и выщипывать. "Посторонний объект!" – грозно засияло на люнете. – Ну теперь нам точно пора на прогулку! – уже без всякой осторожности проорал Ласель, стремительно бросая машину вверх. Пять минут спустя группа туристов успешно мигрировала подальше от не вовремя очнувшейся машины. К вящему разочарованию Ласеля, великий визирь вовсе не остался сражаться с монстром, а поспешил взнуздать подопечных, наконец-то переставших путаться в собственных ногах, и тоже выдвинулся следом. Транзисторное поле перешло в серверный каньон: открытые кристаллы обмена данными ветвились и сливались в невероятные друзы. Реагируя на движение, в серверных недрах просыпались призрачные огоньки и вихрем распространялись по каналам все дальше и дальше, чтобы затихнуть где-то совсем вдалеке. – Опасен наш маршрут, – тянул мьелби. – Здесь под присмотром тысяч глаз нас не минует всякая напасть. Я чую! – Смерть близка? – ехидно осведомился Ласель. – Коварный лабиринт! – всквакнул мьелби. – Вы под присмотром, унифор, мой друг, – в прежнем тоне ответствовал Ласель. – Погибнуть вам не дам. Мьелби всхлипнул от разочарования и заструился дальше. Висеть под чьим-нибудь авионом он категорически отказался, поэтому вся группа шла в темпе энергично перемещающегося ксенамичис. Узкая тропа, отмеченная истрепанными зелеными метками, еле-еле включавшимися при приближении туристов, прихотливо вилась, формируя довольно сложный маршрут. Помимо этого от тропы шла масса ответвлений, каждое из которых с легкостью претендовало на несколько часов смотрового времени. – А заодно мы с вами внесем посильный вклад в окружающую среду, – чуть не подпрыгивая от восторга, разъяснял Джорджи для чичкана. – В таких местах рано или поздно встречаются битые сектора! "Дохлые", – уточнил Андрэ, выразительно гася подсветку униформы. – Это нехорошо, нехорошо, – волновались чичкана. – Вот эти некротизированные кластеры мы и разберем, – торжествующе разъяснил Джорджи. – Представляете, как мы своими руками оптимизируем процессы? "Делать нам нечего!" – страдальчески отобразил Андрэ. Вивьен с Келли явно настроили себе на люнетах какую-то виртуалку, поэтому в разговоре особо не участвовали. К тому же на них, как обычно, лежала большая часть нейролинковой передачи. Пчелышки загудели, идея оптимизации им явно понравилась. Собравшись, они перестроились почти идеальным клином. Самого крупного выставили вперед, и его моторчик тарахтел в полтора раза громче обычного: прокладывать дорожку для целой стаи было нелегко. Особенно если ты вовсе не аэродинамичный, а круглый и пушистый. Сумочка для сувениров болталась над ним, как вздернутый флаг. Поглядывая на метки второй группы, выведенные на люнету, Ласель размышлял о мелкой мести в адрес великого визиря, втянувшего их в это идиотское путешествие. Помимо общей нелюбви к природе Ласель попросту не находил в ней ничего интересного. Тащиться через механику Вильнёва — что может быть тоскливее. Оставалось только вспоминать приятные моменты, например, как мьелби удалось подсунуть самопечатную брошюру "Двадцать восемь разнообразных способов прерывания жизни, одобренных культурным комитетом Ораж", а потом внезапно натравливать на него стажеров, когда перманентно пребывающий в истерике по поводу собственного жизненного цикла ксенамичис пытался использовать сувенирную веревку и мыльный гель. Это с его-то полиморфной структурой, без проблем гнущейся во все стороны. Мьелби, словно услышав его размышления, тут же дал о себе знать. – О скоро, скоро ль мы дойдем? – заныл он внезапно, взяв высокую ноту с разбега. – Не держат ноги уж давно, все члены вялы! Я чую, смерть близка! – Вы же этого и хотели! – возмутился Джорджи, летящий прямо над ним. – Не столь уныло! – возразил мьелби. – В походе славном, может быть, но так, глотая пыль? – Мы, конечно, можем вызвать экстренную эвакуацию, – сказал Джорджи с интонацией "жалкое ты создание". – Но это нарушит план нашего похода. – Нет-нет, – еще более трагически простонал мьелби. – Не смею вас отягощать, друзья мои... – Группа, смотрим направо! – скомандовал Ласель со своей верхотуры. – Кто первый увидит, тому лучшее место в моторайзоне! Мьелби истерически подпрыгнул, закидав сам себя кварцевой пылью, и яростно расчихался. – Битый кластер? – глубоким контральто поинтересовался кто-то из пчелышков. – Абсолютно верно. – Ласель силой таза удерживал верткий авион на месте. – Поэтому сейчас наша задача – его скорректировать. – Потому что мы за экологию! – выкрикнул мьелби. – Второе призовое место! – воскликнул Ласель с энтузиазмом любящей матери, чей ребенок только что слепил из манной каши форпост и нападает на него сухариками. – Как гордилась бы вами бабушка великого визиря! Джорджи подавился хохотом, а Андрэ веселился даже не скрываясь — только вокс предусмотрительно отключил. Сумочки чичкана совершили групповой кульбит, хромографы взмыли и бешено запульсировали, создавая тысячи снимков, обязательных к размещению в великой ульевой сети. Строгий клин распался и превратился в водоворот, в котором чичкана умудрились сделать еще как минимум три тысячи снимков, запечатлевая себя как поодиночке, так и коллективно. Джорджи отлетел в сторонку и снял ликующего мьелби, воздевшего все свои отростки и вытянувшего шею в приливе экстаза. Подгоняемые энтузиазмом и экологической сознательностью, а также стажерами, туристы направились в сторону кластера. Ласель занял позицию контролирующего, не утруждаясь угрызениями совести. Для протокола вписал в отчет, что ведет наблюдения за сейсмической обстановкой и наличием местной обслуживающей техники, после чего обзевался и натянул капюшон на лоб. "Следите, чтоб не обрушили целиком, в таких местах охранка агрессивная до жопы". "Вас поняли, шеф", – отозвались в чате. "И чтобы Андрэ не застрял епанчой в шестеренках". "Это. Плащ!" Наблюдая, как благодаря усилиям чичкана и стажеров омертвевшая часть серверов начинает в буквальном смысле рассыпаться, Ласель из вялого интереса попробовал связаться с ИИ на "Прюденсе" и заранее задать программу расконсервации. Как раз часа через четыре было бы удобно. На авионах или турбиллионах расстояние между пунктами можно было пройти за полчаса, а то и быстрее, если поставить себе цель собрать на хвост злых служебных дронов. Туристы из пеших групп обычно проползали несчастные двадцать километров только к исходу дня. Насчет чичкана Ласель всегда считал, что они могут лететь куда быстрее – не зря, черт побери, их считают настолько опасными, – но туристы совершали примерно по десять тысяч фотографий на каждом переходе, что катастрофически сбивало их целеустремленность. Мьелби готов был сломать все конечности, дайте только ему волю, а вот бачу... По чести говоря, с их неподвижных физиономий, до одури напоминающих маски инсектоидных божков, словно бы не сходило выражение "зачем я здесь, и к чему мы все стремимся". Потом он зачем-то вспомнил, как играл с Иштургаем в интеллектуальные дайсы. Каждую победу яут праздновал бурно и громко. Колотил себя топором в грудь, притоптывал, приплясывал и всячески ронял имидж представителя высокотехнологичной расы. У Ласеля это вызывало смешанные чувства: одновременно было и стыдно за идиота, и хотелось точно так же погрязнуть в горячем безумии, бурно наградив победителя. – Не валите фильтры! – крикнул он, закладывая изящный вираж над головами трудящихся. – Аккуратнее, я все вижу! Чичкана, суетившийся у сетевого фильтра, рыскнул в сторону, сумочка и хромограф так же суетливо полетели за ним. Вивьен принял у начальства эстафету и громко принялся объяснять, что надо делать и как делать это правильно. Пчелышек немного побултыхался, а потом вернулся к работе. Над серверной царила жара, и Ласель размечтался о возможностях бачу. Впрочем, центавриды, встречаемые им в нелегком туристическом бизнесе, резко отрицательно относились к новаторским идеям, касающимся оптимизации туристической жизни. Например, вовсе не желали охлаждать банки с энергетиком или заботливо обдувать прохладным ветерком утомленного руководящей деятельностью начальника тургруппы. Ласель пытался им объяснить, что куратор всегда прав, а если неправ, то возвращаемся к пункту первому, но бачу проявили вопиющую глухоту и ксенофобию. Последние тусклые кристаллы вывалились из сокетов. – Самаркинд! – грозно пресек Ласель попытку мьелби красиво кинуться на сталагмиты. – Я лишу вас витаминов! – О-о! – завел страдальческую шарманку мьелби. Джорджи нырнул вниз, на бреющем ухватил мьелби за неосмотрительно выставленную конечность и усердно поволок за собой, не обращая внимания, что тот по дороге трижды намеренно стукнулся головой об оградки. Убедившись, что туристы устранены с траектории, по которой вот-вот должны были пойти данные, Ласель поднялся повыше. – Давайте, – проворчал он через ревоксер. – Помех не вижу. – Ну наконец-то! – Джорджи бросил Самаркинда и резко взмыл вверх. – Унифор, все сюда! Открываем технический шлюз, внимание! Пчелышки возбужденно загудели. Келли занял место за дублирующим пультом, вытащенным из северного моста платформы, и пустил по униформе торжественные красные лампасы. – Три, два, пуск! – скомандовал Джорджи. Келли почти нежно коснулся кончиками ногтей допотопных сенсорных клавиш. Опустевшие сокеты дружно вспыхнули. Пчелышки не менее дружно подпрыгнули в воздухе. Платформа утробно щелкнула, и из сокетов стремительно и невероятно для глаза начали прорастать тончайшие проволочки, на ходу складываясь во все более сложные фигуры. Следом выплеснулся кристаллический гель, таким же непостижимым образом всползая вверх и запечатывая новорожденные микросхемы. Три секунды спустя внутри зажглись красные огоньки, по ним прошла волна, перекрасившая их в желтый, потом в зеленый, в синий и, наконец, новый канал связи замерцал угольками всех цветов радуги. "Приоритет объекта повышен, – сообщила о чем-то своем "Миледи". – Открыт дополнительный канал синхронизации объекта". – Невероятно! – застонали чичкана, насилуя хромографы. – Все чисто, – довольно резюмировал Вивьен. – Протокол без ошибок, все тесты зеленые. – Отличная работа, – согласился Ласель. – Но у вас там Самаркинд вылез в зону третичных сбросов, и его насадило. – Твою мать! – взвыл стажер. Сдерживая улыбку, Ласель созерцал, как вся группа в ярости накидывается на частично нашпигованного кристаллом мьелби. К моменту извлечения относительно целого Самаркинда, попутно умолявшего всех дать ему тут остаться навеки, группу догнали любители сафари. – Вы наконец-то избавляетесь от трепещу-ущего слизня? – громогласно осведомился Иштургай. – Нисколько! – возмутился Ласель. – Мы спасаем коллегу по путешествию! – Зачем, зачем? – провыл мьелби, пытаясь скрутиться трубочкой. – Действительно-оу, – заметил Иштургай. – А что же вы не остались поохотиться? – тут же накинулся на него Ласель. Стажеры пыхтели и тренировали на рассеченной мантии навыки скоростного оказания хирургической помощи. Пчелышки тщательно фиксировали, периодически предлагая полить Самаркинда целебным молочком. – Зачем охотиться на глу-упую служебную машину, – пожал плечами яут. – Тем более тяжеловооруженную, – влезла синяя бачу. И, похоже, своим заявлением испортила великому визирю настроение. Иштургай дернул клыками и угрожающе сузил глаза, но промолчал. – Осознанный экологический поступок, – похвалил Ласель, косясь на Джорджи. Тот придавил дергающегося Самаркинда ботинком сорок шестого размера и использовал хирургический степлер с методичной яростью. – Не задерживаемся! – велел Иштургай. – Воины, следуйте тропо-оуй славы! – Идем, идем, – загремела галькой синяя бачу и решительно посеменила, уклоняясь от особо выдающихся кристаллов. Рой чичкана приподнялся и сместился, реагируя на новое, но затем Самаркинд издал очередное страдальческое завывание, и внимание пчелышков тут же переключилось. – Великий визирь, на пару слов, – Ласель подал авион почти вплотную к яуту. – Хрм-м? – За вами же не бежит разгневанный пикировщик? – уточнил Ласель вполголоса. – Только правду, визирь. – Нисколько, – буркнул яут и отстранил его рукой с пути. Авион попытался кувыркнуться, но Ласель удержался. – Мы... покинули эту тварь довольно опера-аутивно. Ласель постарался не загоготать от внезапно порожденного клыкастой пастью выражения. Видимо, так же выражались дипломаты, когда описывали паническое бегство. – Вот так! – торжествующе сказал Джорджи под сухой выстрел степлера. – Отлично! – Идеально, – похвалил Вивьен. – В высшей степени нормальный результат. "Я бы еще и пасть зашил. Для неувеличения энтропии". Келли похлопал товарища по плечу и показал большой палец. Самаркинд, простеплерованный в трех проекциях, попробовал удрать, но под тяжестью высокотехнологичных лечебных средств изумленно забулькал и притормозил. – Смотрите, осторожнее, унифор, – свел брови к переносице Келли. – Иначе вы можете порваться заново, и теперь уже в мелкие лоскуточки. Вуф! "Надо было шину наложить, – мечтательно обрисовал Андрэ. – Три! С колонну толщиной!" – Ну теперь-то мы точно доберемся до станции Прюденс без происшествий, – завершил Ласель. – Вперед! Самаркинд печально загрохотал хирургическими кандалами. Серверные поля плавно перетекли в хранилище данных. Плоскость превратилась в частую гребенку, и периодически приходилось пролетать над темными провалами, ведущими в обеспечительные сектора. Оттуда тянуло отчетливым химическим душком и постоянно шло движение теплого воздуха. В округе привычно уже мерцало. Морфические стволы достигали четырех метров в высоту, на самом конце разветвляясь в аксонную ловушку. Сами блуждающие аксоны то и дело шныряли в окрестностях, всякий раз вызывая оживленный переполох среди пчелышков. Мерцающие зеленым, они передвигались с помощью водородной пружины, поэтому каждое появление носителя памяти сопровождалось серией негромких хлопков. Из-за этого казалось, что морфический лес непрерывно шелестит. Даже Самаркинд увлекся и пытался мимикрировать под особо выдающихся представителей аксонов, от чего то и дело шел рябью, как хреновая волновая передача, а порой и вовсе страшно ломался на мгновение. Этот миг, после которого из мембраны и складок собиралась новая форма, заставлял мозги передергиваться. Иштургай тоже созерцал аксоны с любопытством, продиктованным биологическими потребностями. Раз за разом он прицеливался и удовлетворенно курлыкал. Видимо, отыгрывал мысленную схему победоносного уничтожения. В конце концов пчелышки затеяли кататься на молчаливых спутниках похода. Едва очередная сложная фигура выныривала со склона, как на нее тут же кидалась маленькая группа, вопящая и машущая усиками во все стороны. Чичкана успевали занять место на условной спине аксона, вцепиться в него и с жужжанием прокатиться так метров пятнадцать. Отцеплялись они в последний момент, когда отяжелевший аксон уже подбирался к противоположному склону. Дольше сидеть на них было опасно: прохлада под морфическими стволами заставляла аксоны суетиться и активно взаимодействовать друг с другом, а ловушки немедленно начинали генерировать частоты, от которых лично у Ласеля в переносице будто поселился слегка колючий шарик. Стажеры то и дело отклонялись от курса, делая вид, что следят за окрестностями, но на самом деле то и дело шлепали сбежавших от чичкана аксонов по спинкам. Лишь бачу выдерживали скромное достоинство, посматривая по сторонам с чопорностью парочки леди, впервые за парочку веков вышедших на прогулку. – А впереди нас ждут еще и охладительные фермы, – подбодрил их Вивьен. – А за ними что? – с некоторым подозрением уточнила синяя бачу. – Индукционные с подогревом, – невинно ответил стажер. – Проклятая социализация, – с чувством прощелкала центаврида. – Марикий, мы здесь и умрем! – Мы не можем умереть, не выполнив долг перед кланом, – отщелкала ее товарка. – Ищи старательнее! – А что вы ищете? – немедля завел светскую беседу Джорджи. – Истину, что же еще, – насмешливо защелкала бачу. – Что ты реешь над моим хвостом, Георджий? Он так привлекает тебя? Джорджи опасливо оглянулся на куратора. Ласель сделал вид, что занят изучением чего-то на люнете, и даже поводил пальцем перед собой в воздухе, словно размечая некие планы. – Конечно, – согласился Джорджи. – Очень привлекает. Зеленая что-то быстро защелкала, и синяя чуть разогнула хвост, открывая доступ сверху к своей седельной части. – Шеф! – страдальчески завопил Джорджи, явно терзаемый неприличными мечтами. – Шеф, ну пожалуйста, можно я сяду? Ласель убрал аналитику с люнеты. – А авион кто поведет? Стажер оглянулся и вытянул указующий палец. – Великий визирь! Эй, великий визирь! Иштургай оглянулся. – Хотите на авионе прокатиться? – почти заискивающе спросил Джорджи. – Какой коварный план ты задумал, мягкотелый? – осведомился Иштургай. – Я буду читать лекцию для унифор бачу, – отрапортовал Джорджи. – Поэтому предлагаю вам уникальную возможность прокатиться на служебном транспорте, великий визирь! Иштургай, внимавший речам с долей презрения, выраженного в слегка приподнятых клыках, тут же заинтересованно вытаращился. Поклацал зубами и решительно кивнул. – Что ж, я готов принять этот более чем скро-оумный дар! Снима-ауй же свой жирный зад, о мягкий персик моей души! Джорджи покраснел, как рак, а затем явственно сглотнул несколько смешков. Сложно обижаться на обвинения в жирности, высказанные кем-то, словно выпиленным из мегатурии. Рокировка на поле произошла без лишних заминок. Иштургай взгромоздился на просевшую под его весом машину, тут же перешедшую на низкий рокот. Пару секунд спустя стабилизатор сработал и авион выровнялся. Иштургай сжал его коленями, точно строптивого жеребца, и гордо осмотрел раскинувшиеся до самого горизонта ландшафты. Джорджи с комфортом устроился на широкой спине бачу, перекрасил униформу в розовый и, как прекрасно видел Ласель, мелкими шажками продвигался к тому, чтобы еще и подержаться за корпус. Крупные латные чешуины, покрывающие ходовую часть, закономерно прерывались там, где круп переходил в торс, и этот торс, чуть украшенный по бокам перламутровой броней, выглядел со всех сторон привлекательно, какую ориентацию ни исповедуй. Ласель исповедовал разумную осторожность, поэтому с бачу взаимодействовал только когда имел под рукой набор фиксаторов. – Итак, о холодных и индукционных полях! "Хитрожопый, как юмми!" – разродился Андрэ и потыкал в символ мудрости у себя на виске. Иштургай без промедления поднялся к толпе пчелышков. Сначала те прыснули в разные стороны, но потом, явно припомнив нанесенные обиды, выстроились боевым ромбом и с грозным жужжанием двинулись в атаку. Иштургай открыл пасть и раздул горло – резкие звуки, вызывающие полнейшую ассоциацию с криками очень голодных плотоядных монстров, разнеслись меж стволов, пугая аксоны. Ласель как бы между делом вытащил из поясного кармашка электрическую стрелку и обшарил взглядом фигуру великого охотника, выискивая уязвимые для поражения места. Инструкция советовала бить в сгибы колен и локтей. В шею, если вдруг попадется яут-идиот, не носящий защиту, и промеж челюстей. Насчет жопы ничего не говорилось, но круглые мощные полушария, то и дело лихо выглядывающие из-под развевающейся набедренной повязки, так и притягивали взгляд. Иштургай выхватил подвешенный к поясу аркан. Опущенный вниз, он начал раскручиваться, угрожающе завывая в потоках отработанного воздуха, идущего от полей. – В атаку! – скомандовал кто-то из улья. Пушистая орда устремилась вперед, расходясь по флангам. – Падите ниц! – заревел Иштургай, вздергивая аркан. Петля засвистела в воздухе, пчелышки заложили вираж, и аркан врезался в их гущу, выхватывая жадной пастью сразу троих. – Потери, потери, мы несем потери! – заголосил остальной рой. – Сла-аувный улов! – ответно заорал Иштургай, подтягивая упомянутый улов к себе. Авион тоже ревел, противясь кинетической силе пчелышков. Аксоны прятались за стволами, не решаясь передвигаться по занятому воздушному коридору. – Валите его кучей! – скомандовал еще кто-то. – Не убоится воин даже орды! – не замедлил парировать Иштургай. – Во славу велико-оуй бюйюк аннэ Кашелым я сражу вас! Неистовствующий желтый водоворот нахлынул на яута и поглотил его океаном пушистой шерсти. Сквозь басовитый гул моторчиков с трудом доносились вопли гнева, и стажеры вместе с Ласелем заметно напряглись. Только Джорджи болтал как ни в чем не бывало. Но моторчики гудели ровно, и на люнете у Ласеля все огоньки светились успокаивающим зеленым, ворошились и наползали друг на друга. – Ах, запутались, запутались! – прорвалось в гудении. – Арргх! Иштургай выпростался из шевелящейся меховой кучи. Полностью посеребренная морда щелкнула клыками, следом появилась одна рука, и стало казаться, будто яут пытается родиться из кокона. Стажеры искренне захохотали. – Я сделаю из вас достойный зимних холодо-оув наря-яуд! – пообещал он, адски гнусавя, и раскатисто чихнул. Пыль взвилась серебряным вихрем. Чичкана дружно захихикали, щелкая усиками, и желтая горка затряслась. Ласель покрутил стрелку в пальцах. Горка тряслась еще пару секунд, Иштургай явно пытался высвободить вторую руку, и тут чичкана брызнули в разные стороны. Аркан натянулся, и из петли выскользнула сначала одна желтая буханка, а следом и остальные. Авион кувыркнулся в воздухе. Визирь рявкнул, удерживая равновесие, взмахнул арканом и снова вернулся в исходную точку – верхом на машине. – Один-ноль в пользу чич! – резюмировал Вивьен. – Нормально! – Не поймал, не поймал! – веселились пчелышки. – Великому воину чу-ужда охота на насекомых! – припечатал яут. – Хрмф! Недостойно-оу! Ласель, ухмыляясь, убрал стрелку. – Надо же, великому воину совершенно не нужно меховое манто, – озадачился Келли. – Подумать только, как стоически! – Интересно, зачем тогда он отрек аскезу передвижения пешком, – невинно скрежетнул Андрэ. Иштургай со своей верхотуры метнул в стажеров угрожающий взгляд, сворачивая аркан. Чичкана разлетелись в разные стороны и носились меж аксонных ловушек, кувыркаясь и подпрыгивая, точно вовсе не они сейчас задавили массой грозного охотника. Бачу ушли вперед, явно заслушавшись монологом Джорджи. Вивьен крепко держал за край мантии Самаркинда, пытающего грести к краю тропы в том месте, где вывалился и покосился один из столбиков ограждения технического прохода. Тропа вела дальше, к охладительным фермам.