Ева за семью печатями

Пару часов неспешного хода спустя фермы предстали во всей красе. Стажеры застегнули куртки, мьелби сделался компактным и толстым, насколько пускали скобы, а бачу защелкали в экстазе. Охладительные башни сливались в причудливый конгломерат, туристический маршрут пролегал сквозь внутренности системы, и даже на подходе чувствовалось дыхание холода. Температура резко падала до минус двух у входа, а внутри стабильно держалось минус десять. Отфильтрованный воздух шел снизу, и сквозь его многометровую толщу к самым верхушкам башен, источающим курящийся пар, тянулись тонкие трубки, заполненные охладителем. По крайней мере, насколько Ласель помнил по прошлому году. На тему конкретной охладительной группы существовала монография, которую предписывалось прочесть всем желающим доподлинно знать, откуда оно взялось — но Ласель ее не читал. Группа остановилась у шлюза. Джорджи крепко держал роющую от нетерпения бачу за плечи. Чичкана суетились у самой границы, постепенно распушаясь. Моторчики гудели все громче. Вивьен с молчаливого разрешения Ласеля колдовал над кодами доступа, уговаривая полуодичавший искин все-таки пропустить группу. Искин вяло сопротивлялся, и зависший над плечом стажера яут все громче фыркал от нетерпения, явно порываясь самостоятельно побороть охамевший набор нейросетей. – Очередной отрезок пути пройден успешно, – завел Ласель отвлекающую мелодию. – Убедитесь, что отметки внесены в ваши дневники путешествий, и не забывайте, пожалуйста, размещать публикации с тэгом "ФобосТурс" в ваших социальных сетях, кластерах и прочих медийных пространствах. Пчелышки понимающе затрубили. Бачу сохраняли отстраненный вид. Мьелби начал выцарапывать хэштег на ведущей конечности. Возможно, в знак раскаяния. – Великий визирь, не пыхтите под руку! – наконец не выдержал Вивьен, меняя цвет униформы на строгий черный. – Слишко-оум медленно! – Аккуратность — главная задача при получении доступа! – Нет! – Иштургай топнул. – Кто сильнее, тот и пра-аув! – Пф-ф! На этом великолепном фырканье Вивьен таки справился. Шлюзовая створка отчетливо заскрипела, и Джорджи дернул бачу еще сильнее, принуждая отступить. Келли вцепился в Самаркинда, Андрэ раскинул руки и плащ, предупреждая лихой полет чичкана. Вивьен быстро попятился, наткнулся на яута, и тот снисходительно приобнял стажера за плечи. Шлюз величественно открылся. Ласель удовлетворенно наблюдал за туристами. Вильнёв не оставлял равнодушными никого. Даже стажеры восторженно сопели и то и дело касались люнет, чтобы сделать ручную фокусировку для снимков. – Унифор, обратите внимание, – Ласель похлопал в ладоши. – Вы можете получить здесь сувениры, но аккуратно. Чич, вы можете брать с верхушек, режьте отдельные веточки, которые уже не проводят хладагент, не трогайте крупные развилки! – Веточки, веточки! – заволновались чичкана. – Качаются, качаются! – Да, те, что качаются, – согласился Ласель. – Кто ходит по земле, – он смерил Самаркинда взглядом, – не вздумайте пытаться на них вскарабкаться. Это хрупкая система. – Хрустальный саркофаг ниспослан свыше мне, – загробным голосом сказал Самаркинд. – Как славно было бы стать частью той красы, что вечна, и своею тишиной... – Скр-ра! Длинный почти угрожающий вопль бачу прервал назревающий монолог о пользе упокоения в жопе мира. Мьелби возмущенно вытаращил звездчатые глаза. Приподнявшаяся на заднюю часть бачу перебрала в воздухе руками и вспомогательными конечностями, а потом двинулась вперед, балансируя на сильных парах толкательных ног. Вцепившийся в нее Джорджи вроде бы хотел что-то ахнуть, но не успел – бачу прорвалась сквозь преграду из еще более холодного воздуха. – Как можно идти вперед великого воина! – возмутился Иштургай. Усиленно мигающий оранжевым под тушей, пригибающей его к поверхности, авион устремился вперед, и великий визирь тоже канул в ледяной зев. – Вперед, вперед, не стесняйтесь, – подбодрил чичкана Ласель. – Ура! Вперед, вперед! Распушившиеся в полтора раза больше против своих размеров чичкана желтыми увесистыми снарядами начали влетать в холодные пространства. Ласель потер ладони друг о друга, выдохнул, натянул капюшон поглубже и нырнул вслед за ними. Звенящая тишина, разбавленная приглушенным гудением моторчиков чичкана, опустилась тяжелым покровом. Все ворвавшиеся в ледяное царство туристы почтительно замерли. Бачу, вставшие на дыбы, раззявили пасти и судорожно насыщались холодным воздухом. Пар окутывал их клубами. Джорджи свалился с оледеневшего насеста и подпрыгивал на месте, дыша в сложенные у лица ладони. Андрэ закутался в плащ, изменил его цвет на кипенно-белый и подтянул шарф повыше. Мьелби уплотнился опять, уже напоминая столбик. Серебристая пыльца чичкана, медленно планирующая сверху, придавала пейзажу еще больше потусторонности. Иштургай зычно чихнул, шумно выдохнул и лягнул авион. Примолкшая было машина словно очнулась – и медленно понесла его вперед. – Кто замерзнет – выходите через во-он тот мост, – обозначил Ласель. – Но не торопитесь, концентрация воды в ваших дыхательных органах никому здесь не нужна. Вооруженные ножничками самые опасные существа в мире устремились к сияющим вершинам и тут же рассеялись среди них, бесконечно преломляясь в прозрачном дыхании трубок. – Замерзшая вода ужасна, – сделал великий научный вывод Иштургай. – Однако в жидкой форме она еще более отвратительна, поэтому зрелище я считаю достойным. И тут же зарылся в наруч. Бачу блаженствовали в своей стихии, а мьелби аккуратно полз в сторону склона, гладкого, как стекло, и такого же поблескивающего. Ледяная горка уводила в бездны. Где-то там зарождался поток низкой температуры, поднимавшийся наверх вместе с трубками. Бесконечные ряды криофильтров, рассеченные монорельсами, простирались далеко вперед. Титанические стены, взлетавшие в высоту на добрую сотню метров, сужались и формировали конус, оканчивающийся пронзительным оком жерла. Все это было настолько огромным, заброшенным и одновременно живущим собственной немного пугающей жизнью, что мурашки бегали по спине не только от холода. – Самаркинд! – Ласель спрятал зябнущие руки в карманы. Охладитель журчал и в штробах, убегающих за горизонт в клубящийся ледяной туман. Синяя бачу сунула в него кончик когтя и восторженно загремела, когда белая патина взлетела от когтя до самого колена. Мьелби тоже восторженно хлопнул мембраной, но потом повернул один глаз к Ласелю и, наткнувшись на угрожающе нахмуренные брови, приуныл. Далеко внизу что-то громко щелкнуло. Огоньки, обозначавшие на люнете чичкана, замерли, а потом неуверенно поплыли вниз. – Унифор туристы, все в порядке! – успокоил Ласель. Эхо разнесло его голос, казалось, на весь конгломерат. – Опасности нет! Сверху ответили многоголосым жужжанием, а потом световой круг жерла сделался совсем ослепительным, и неожиданно оттуда медленно поплыли искрящиеся хлопья. – Ух ты! – изумился Джорджи. – Шеф, это что, снег? "Поломка ландшафта", – любезно сообщил ремплесант. Ласель чуть не поперхнулся от такой формулировки. Производители штучного оборудования обладали тем еще чувством юмора. Чего стоили регулярные всплывающие окна, предлагающие устранить не нравящиеся Ласелю элементы, включая людей и ксенамичис. Это точно досталось от Гандибассу, по просьбе Ласеля добавлявшего на люнету патчи, о которых в приличном обществе говорить не принято. – Похоже на то, – задумчиво сказал Ласель, протягивая ладонь. Белая снежинка села на кожу и немедля растаяла. – И правда снег. Ненавижу природу. – Эгей! – Вивьен лихо кувыркнулся. – Ну что, кто за раз больше снега соберет, а? "Это вызов!" – мгновенно принял игру Андрэ. – Так нечестно, я ж не могу участвовать! – завопил Джорджи, подпрыгивая на месте. Бачу влезли в охладительные канавки всеми ногами и медленно превращались в заиндевевшие статуи. Широко раскрытые голубые пасти активно выдыхали пар, поэтому беспокоиться за психрофильность не приходилось. – Как же тебе не везет, вуф! – радостно спел Келли. – Тебе, стажеру! – Ше-еф! – в отчаянии сказал Джорджи. "Механизм температурной компенсации запущен", – добавила люнета. – А кто отдал свой транспорт постороннему? – въедливо уточнил Ласель. – Я же ради чтения лекций! – возмутился Джорджи, встряхивая косой, теперь украшенной алмазным сиянием снежинок. – Пешком ходи, пешком, – подначил Келли, любуясь кромкой ногтей. – Вдруг догонишь? Вуф! Андрэ тоже кувыркнулся и завис вниз головой, демонстрируя длинный смоляной хвост. Полы плаща заполоскались в холодном воздухе. Джорджи яростно подпрыгнул, пробуя достать до пушистого кончика, но ему не хватило пары сантиметров. Джорджи оглянулся, но великий визирь умудрился улететь аж к центральной колонне, и догнать его или хотя бы докричаться точно не получилось бы. – Шеф, вы же не хотите играть, – заныл Джорджи. – Ну одолжите летучку! – Детка, ты что, считаешь шефа слишком старым? – демонстративно испугался Келли. – Да за кого вы меня принимаете? – почти бессильно возмутился Джорджи. – За балбеса двадцати с годиком лет, который отдал авион конкуренту, – сообщил Ласель, мягко приземляясь рядом. – Возьми, и чтоб уши мои больше этого нытья не слышали. Я не визирская бабка, а ты не мой любимый внук-головорез. Джорджи радостно заскулил, одновременно умудряясь метать на обидчиков зловещие взоры. Андрэ в демонстративном страхе натянул шарф по самые глаза. Ласель спрыгнул с машины и потоптался на месте, разминая тазобедренный сустав. – Стажер Дежнефф, не вздумай намотаться своим сари на авион! "Это плащ!" Джорджи, не теряя времени, взлетел в седло и с места прянул наверх, угрожающе улюлюкая. Троица стажеров с преувеличенным испугом прыснула в стороны. Бачу неизвестного теперь цвета со скрипом повернула голову. – Все в порядке, отмораживайтесь дальше, – успокоил ее Ласель. – Самаркинд! Вы целы? – Увы и ах, – вздохнул тот. – Надежды на мороз рассыпались во прах. Ласель заглянул в походный лист. Отчет о длящемся безобразии следовало так же протяженно и подробно вносить в обязательный реестр, которым озадачивали каждого гида. Мсье Декардофф очень расстраивался, если выяснял, что недобросовестные сотрудники забыли указать парочку событий, и после этого летели премиальные и отсеченные жопы. Поэтому Ласель старался не пренебрегать. Тем более что в отчет была встроена небольшая аналитическая программка, иногда выдававшая забавные результаты. Вот и сейчас в интерфейсе поклубилось задумчивое облачко, а потом на экране образовалась связь между разрушениями возле станции Улбар и внезапным снежным занавесом. "Компенсация перегрева", – сообщила "Миледи". – Ну да, ну да, – пробурчал Ласель. – Здесь мы охладим, а здесь у нас рванет. Принцип сообщающихся дерьмососудов, слыхали, а как же. Полюбовавшись на мертвенно-серые стены, Ласель сделал снимок и тут же просмотрел его. Вышло не очень, люнета замазала половину тонких стыков, превратив снимок в обычное серое полотно. "Ну что там? – поинтересовался Вивьен. – Есть признаки техногенной катастрофы?" – Стажер, – с невыносимой мукой в голосе сказал Ласель. – Если у тебя есть зачатки разума, то ты перестанешь лить мне в уши свои теории. Эта планета схарчит что угодно, даже не заметив! Вивьен прорычал что-то невнятное и гордо отключился, после чего своевременно увернулся от мчащегося к нему Андрэ. Собравшись с мыслями, Ласель переключился на ревоксер. – Вот такая изменчивая среда! – громко объявил он. – Запечатлеваем, унифор! Внесем это изменение в справочник текущего состояния. Надеюсь, у всех есть персональные дневники путешественника? Сверху поплыло гудение, в котором можно было разобрать, что дневники путешественника у каждого уважающего себя самого опасного существа во вселенной, конечно же, есть. Бачу неторопливо извлекли кольцеобразные менталяторы. Мьелби, взвизгнув, схватился за голову. – Дневник! – вскричал он. – Столь важный документ потерян! Позор мне, наказанье – смерть! Сейчас же! – Держите симулянта! – велел Ласель. Стажеры преданно спикировали на означенного симулянта, и лихо притормозивший Вивьен зажал истерически мельтешащие конечности в своих собственных. Мьелби горестно поник, склонив голову ему на плечо. Ласель на всякий случай пронзил взглядом обоих, но ничего предосудительно эротического не усмотрел и кивнул сам себе. Вызвал проекцию и ткнул в нее пальцем. – Фиксируем: спорадическое изменение климата, вызванное движением плазмы в соседнем регионе. Дневнички чичкана далеко в высоте блистали всеми цветами радуги, усердно сохраняя сказанное. Менталяторы бачу тихонько гудели. Келли записывал за всю стажерскую группу, мьелби, скинутый Вивьеном на земную твердь, страдал и бубнил. – А положительного в этом – что? – поинтересовался Ласель. – Ничего? – проскрипела одна из бачу. – Неверно, – Ласель погрозил пальцем. – Положительного в этом то, что мы с вами в прямом эфире наблюдаем, как сама себя формирует уникальная среда. Да, одно разрушается, но системы компенсации работают уже сейчас, и кто знает, каким природным шедевром станет это место через день, год, десять? Бачу воодушевленно зарокотали, и менталяторы принялись записывать еще тщательнее. – Не забывайте приезжать сюда снова, чтобы проверить, – подсказал Ласель. – За повторное обращение к нашим услугам — скидка. И сувенир. – Сувениры, сувениры! – обрадовались сверху. Многоголосый выкрик поплыл по охладительной ферме, точно облако. Гул коснулся пола, просочился сквозь подошвы, и Ласель инстинктивно вздрогнул. Бачу открыла пасть. Костяные клапаны с хрустом развернулись, и бледно-голубая глотка стремительно окуталась паром. Обжигающий холодом даже на расстоянии, он повалил во все стороны, скрывая голову центавриды в облаке. Свистнули нагнетатели, и Ласель едва не зажмурился, подчиняясь инстинкту. Поток ледяного воздуха устремился вверх изящным фонтаном. Мгновением позже к нему присоединился второй. Сверху ответили залпом хромографов. Мьелби попытался ринуться в сторону гипотетического самоубийства, но не преуспел. – Потрясающе, – проскрипела одна из бачу. – До чего же чудесный климат! Вторая сделала контрольный залп и тоже опустила голову. Ласель даже сумел разглядеть, как разверстая пасть складывается сегмент в сегмент. Твердые губы сомкнулись, лицо бачу вновь сделалось похоже на гибрид защитной маски и карнавального рисунка. – Говорю тебе, в прошлый раз тут было на четыре пропускных сигнала, – доказывал Келли. – Где? Тут? Да я их поименно выучил! Вон на четыреста, на шестьсот и все восьмисотки! – Вуф! – Келли взмахнул тонким листом планшетника, раскатывая его в экран. – Глянь! – Фоторедакторы, – не глядя, отверг Вивьен. – Я тут такого могу нормально нарисовать, даже шефа голым и на блюде. – Но-но! – Ласель погрозил кулаком вверх. – Я вам тоже могу всякого нарисовать! В ведомостях! – Почему мне? – тут же возмутился Келли. – Я ведь всего лишь веду ландшафтный спор, это исключительно озабоченный тип с факультета идиократии раскидывается странными предложениями! Озабоченный тип размахнулся и треснул оппонента по голове метелкой для разгона каменной мошки. – Ах вот оно как, ва-ауф?! Мгновение спустя на высоте трех метров завязалась неистовая скоростная битва на метелках. Униформа стажеров яростно меняла цвет по ходу действа. Чичкана тщательно фиксировали. – Бей в горло! – внезапно подбодрила слегка оттаявшая и отчетливо зеленая бачу. Все еще крутящийся рядом менталятор клацнул. Наверное, записал ценную инструкцию для потомков. Ласель покосился на таймер – еще пять минут, и следовало топать дальше. – Вы точно в порядке? – поинтересовался он у бачу. – Конечно, – прищелкнула синяя. – Просто эта жара... ну, вы понимаете. – А почему же вы отправились в это путешествие? – Принудительная социализация, – пробурчала зеленая бачу. – Мы понимаем, что умение контактировать и путешествовать крайне важно для достижения успеха. Как в личной жизни, так и в бизнесе. – О-о. Про некоторую социофобию бачу все тоже знали, но в среднем количество успешно общающихся центаврид настолько превышало тех самых социофобов, что проблема начинала казаться надуманной. – Очень старый и почтенный клан, правильное воспитание, – прощелкала синяя. – Поэтому у нас великая миссия – путешествовать, исследовать, узнавать новое. – И дохнуть иногда, – дополнил со своего места мьелби, успевший отрастить внимательное подслушивающее ухо. Треугольное и волосатое, с кисточкой на конце. Победивший Келли, осыпаемый восторженной пыльцой, спускался на площадку в вихре хромографических вспышек. – Унифор, – ловко поймал момент Ласель. – Итак, мы с вами продолжаем путешествие! Прошу! Прямиком из центрального коллектора что-то росло. У перил красовался небрежно запаркованный авион, а великий визирь собственной персоной расхаживал по площадке с таким видом, точно вот-вот начнет покорять странное образование и в конце зарубит его в справедливой битве топором. – Наконец-то! – поприветствовал он группу. – Сколько можно-оу тащиться? "Ох ты ж какая красота!" – ликующе нарисовал Андрэ и схватился за поясницу, где у него была припасена татуировка на этот случай. – Унифор туристы, минуту терпения! – воззвал Ласель. – Сначала все должно быть проверено нашими сотрудниками! Великий визирь не в счет, если его съедят, мы ответственности не понесем! – Жалкая личинка! – рявкнул Иштургай. – Трусы! Стажеры с готовностью рванули вперед: им такие штуки требовались как воздух для успешной сдачи зачетов. Продемонстрировать, что ты не просто сидел на практике и поплевывал в потолок, а еще и перемещался по территории, чуть ли не жизнью жертвуя ради нахождения эффектных мест, куда достопочтенных туристов можно завести и тем самым упрочить культурное взаимодействие. Ласель забрал себе авион Джорджи и на всякий случай пролетел по кругу, вызвав у чичкана радостное жужжание. В итоге убедился, что новообразование не несет на себе ничего из известного по каталогу вооружения. Сделав несколько удачных снимков, Ласель закинул их в тот же каталог, и уведомление об этом тут же вывалилось в канале туристического братства. "Опять какой-то грибок откопал", – ревниво настрочил некто Рвахр три секунды спустя. "То ли дело у нас, на Камчатном!" "Войте-войте, – добродушно отписался Ласель. – Вот когда ваши туристы будут верещать от счастья над каждым грибком, тогда и поговорим. А пока сосите квоту". На канале поднялась буря возмущения. Каждый считал своим долгом указать Ласелю, в каких местах тот не прав и почему высокие показатели клиентской удовлетворенности не могут служить оправданием, давать право, быть индульгенцией и далее по списку. Опомнился Ласель только когда Андрэ начал на жестонике показывать ему что-то неприличное. – А! Спасибо за терпение, унифор, предлагаю всем сделать снимки... Это было ошибкой. Треща от восторга, чичкана выхватили хромографы, и все вокруг колонны превратилось в рой мелькания толстых жоп и хромографических вспышек, сливающихся с радужными ореолами, периодически пробегающими по конструкции. – Посмотрите на оптическую цельность! – начал Вивьен, вскочив на некогда любимого конька. Целый месяц его хобби были стекловидные тела, и отказаться от них его заставила только невозможность определиться, что лучше: зрительная или осязательная составляющая. – Обратите внимание, как центральный ствол слил воедино несколько обычных ответвлений! – он взмахнул рукой и поменял цвет формы на красный с золотом. – Таким образом здесь формируется сильная преобразующая структура, впитывающая и распределяющая энергию наиболее эффективно. Унифор чич меня поправят, если я не прав! – Прав, прав! – зажужжали чичкана. – Огромный ствол энергии! – выкрикнул один из них и энергично кувыркнулся. – Как текущий жидкий водород! Только вверх, вверх! Бачу закружили по периметру ствола, дробно постукивая многочисленными ходульками. Тела их были гибкими, словно вода, но двигались с неуловимой угрозой. Ласель не раз замечал, что Иштургай при взгляде на движущихся бачу словно бы неосознанно поглаживает балту. – Будьте осторожны! – во всю силу легких проорал Вивьен. – Это образование реагирует на солнечный свет! Поэтому, почувствовав тепловое излучение, обязательно покиньте зону! Жужжание сделалось чуть менее интенсивным, но чичкана не остановились. Мьелби, вооружившийся чем-то ужасно смахивающим на костяную подзорную трубу, тоже делал какие-то свои снимки. Бачу привычно крутили кольца менталяторов, и только Иштургай гордо игнорировал всеобщее развлекалово. Усмехаясь, Ласель подумал, что яут чувствовал бы себя куда лучше, будь эта штука остовом опасного хищника, залитого радужной кровью, которую исторгла из его тела могучая балта, а так же копье, ловчая сеть и четыре длинных наручных клинка. Солнце, приподнявшее над горизонтом любопытный протуберанец, бросило первый луч на край жерла, и неожиданно этот луч стремительно заскользил вниз. Ласель едва успел разглядеть хромированные отражатели, прежде чем световая посылка достигла центра – и тысячи преломленных лучей брызнули во все стороны. – Энергия, энергия! – запели чичкана. – Да уж, пожалуй, – проворчал Ласель, спешно отодвигаясь из-под внезапно образовавшейся световой решетки. Лучи били под причудливыми углами, и ему не хотелось угодить под какой-нибудь очень концентрированный. Чичкана еще раз пульнули хромографами и тоже начали снижаться. Мьелби опасливо вытянул осязательный палец, сунул его в особо сияющий луч и тут же взвизгнул, стремительно отдергиваясь. – А как же "жизнь прервать"? – ехидно поинтересовался Вивьен, дыша паром не хуже бачу. Теплее от лучей не становилось. Но зато они, отражаясь от его нестерпимо щегольской абсолютно зеркальной люнеты, так же насмешливо заплясали. – Смерть благородной быть должна, – сказал Самаркинд, дуя на палец. – Почета нет, коль словно тушка ты запечен. В пыли и собственном поту. – И это говорит уважаемый Самаркинд, пытавшийся повеситься на моих обмотках, – тут же оповестил общественность Вивьен. – Думаете, они были благороднее и чище? – В них было бы видно мое старанье, – возразил Самаркинд. – Ах! Что это? – Где? – Да вот же, вот! Самаркинд вытянул руку, снова попал в луч, снова обжегся и огласил округу очередным печальным взвизгиванием. Ласель тоже задрал голову вместе со всеми. В переплетающихся лучах плясало темное пятнышко. Ласель почти панически перекинул взгляд на люнету. Один, два, десять... Все чичкана были на месте. На всякий случай он еще и обвел их суровым взглядом, а потом вернулся к пятнышку. – Форма жизни! – в восторге подпрыгнул Джорджи. – А ну не трогать, – скомандовал Ласель. Прокручивая на дикой скорости данные из каталога, он пытался найти что-то подходящее – но тщетно. Попутно он уже взгромоздился на авион, готовясь в случае чего срочно эвакуировать себя и туристов. – Шеф, вы что, в режиме прокрутки смотрите? – изумился глазастый Вивьен. – Блоками, – отмазался Ласель. Он терпеть не мог, когда окружающие примечали его особенности. – В блоке о летающих элементах такого точно нет. – А может быть это просто что-то, поднятое тепловым излучением? – прожужжал один из чичкана. – Или балуется кое-кто, умеющий телепортировать, – щелкнула синяя бачу. Чичкана возмущенно загудели. – Тихо, тихо! – Ласель взмахнул руками. – Во-первых, давайте отойдем подальше. Во-вторых... – Х-хах! Рявканье яута раскатилось в холодной пустоте ферм, как выстрел. Чичкана дружно подпрыгнули, высыпав на бачу примерно четыре килограмма пыльцы. Стажеры схватились за пеногасители. Ласель чуть не прищемил яйца седлом и раздраженно зашипел. Он успел заметить то, что вряд ли приметили стажеры: хренов недожаберноразвитый метнул дротик. Тонкая стрелка, почти неразличимая в потоках ослепительного света, пролетела сквозь лучи и воткнулась в это нечто. Оно полетело вниз, кружась по спирали. – Ловите! – скомандовал Ласель. Чичкана среагировали первыми. Короткое взревывание крошечного моторчика – и добыча оказалась вырвана из потока. Все еще плавно кружась, она смещалась в сторону группы. Нечто напоминающее крючковатого морского конька из биопарка, отрастившего ворох прозрачных стеклянных крыльев с прожилками микросхем, медленно спланировало на уровень человеческих глаз. Чичкана выгнулись над этим открытием в купол, бачу подошли с обеих сторон. – Ты зачем в него стрельнул, вуф? – наконец разродился Келли. – Это же неизвестный науке кибергенетике вид! – Мне он тоже неизвестный, – фыркнул яут. – Но я-яу не люблю, когда в меня целятся. Великая бюйюк аннэ Кашелым учит – бей первым. – Что? – подпрыгнул мьелби. – Как целятся? Зачем? Кто смеет посягать на смерти целостной поток? О ужас! – Целились, целились? – хором подпели ему чичкана. Бачу обменялись взглядами белесых очей, и маски на мгновение сделались неуловимо негодующими. – В каком месте он в нас целился? – взял огонь на себя Ласель. – С чего ты взял? Запакуйте это животное понадежнее! Яут молчал, шевеля клыками. Стажеры уже паковали насекомое, выдувая полипластиковый шарик вокруг находки. – Самаркинд, вы его понесете, – велел Ласель. – Надеюсь, это отвлечет вас от поиска места, где ваша смерть будет смотреться наиболее выгодно. И не только для вас! Навострившие было хромографы чичкана тут же стыдливо их попрятали и зажужжали с деловитым видом, перекидываясь ножничками для сувениров. – А если я его уроню? – проблеял мьелби, возмущенно сгибая и разгибая шею. – Если вы его утратите, – Ласель сделал выразительную паузу, – то помереть я вам не дам. Вы будете мучиться. Мьелби трагически захрипел. – Готово! – объявил Вивьен. – Красота! Найденное сокровище парило в облаке тяжелого газа, больше похожего на жидкость. Зафиксировался экземпляр точно в центре, и это придавало находке сувенирный вид. – Может, лучше унифор чич? – заметался Самаркинд. – Да вы посмотрите, что они творят, – Ласель драматически вытянул руку. Чичкана, пытающиеся построить в воздухе из ножничек пародию на мьелби, заломившего шею, прыснули в разные стороны. – И кому, вот этим скульпторам мы доверим наше открытие? Не-ет, – Ласель почти сладострастно потер руки. – Только вы, как существо с высоким интеллектом и уровнем ответственности способны полностью осознать важность момента... – Я могу нести ценный гру-уз! – заорал Иштургай. Похоже, что произносимые в адрес других видов хвалы заставили его сорваться с нарезки. – А вот этого не надо, – строго сказал Ласель. – Я, как великий визирь, в состоянии сберечь любое со-оукровище! – заревел Иштургай. – Самый хрупкий цвето-оук твоего одиночного сердца будет под надежной защитой тысячи мечей! – Отличная идея! – возопил мьелби, покрываясь пятнами от облегчения. – Странные намерения! – скрестил руки на груди Ласель. – Ты и так метнул в него стрелу! Небось великая бюйюк аннэ Кашелым посоветовала? Яут внезапно успокоился. Вздыбленные дредлоки опали. – Потому что, глупый ханаби, – с отчетливой усмешкой сказал он, – это опасно-оу. – В каком же разрезе? Туристы и стажеры, словно притянутые магнитом, придвинулись к яуту. Ласель чуть не плюнул с досады. Он ненавидел опасность. Все ужасные события должны были происходить с туристами только по тщательно заготовленному плану. А зловещие изречения со стороны яута в эти планы не входили. Впрочем, как и многое другое, случившееся за эти длинные сутки. Чичкана понизили обороты своих пузомоторов. Бачу, наоборот, повысили щелканье до вопросительной трещотки. Мьелби попробовал рухнуть в обморок, но наткнулся на раструб пеногасителя, своевременно подставленный Джорджи. – Эти крылья, – яут указал длинным зеленым когтем на прозрачный шар. Вивьен тут же опасливо вытянул его на руках. – Они из прозра-аучной драгоценности, стократно преломляющей свет и тысячекратно-оу сжимающей энергию. – Не вижу связи. – Сжатый свет, – Иштургай характерно дернул плечом, точно пытался активировать ласгренад, и досадливо прищелкнул клыками. – Делает так: пуфф! Он на руках изобразил, как свет делает "пуфф!", и Самаркинд, на которого попал воображаемый луч, икнул от ужаса и тут же брыкнулся в ту сторону, где стажеров с пеногасителями не стояло. Ласель целую секунду рассматривал внутренним взглядом мрачные картины с участием "пуфф!", а затем тряхнул головой. – Что ж, давайте поблагодарим великого визиря за его достойную подражания храбрость и прозорливость! Он хлопнул в ладоши несколько раз. Келли свистнул, остальные видовые принадлежности тоже поиздавали благодарственных звуков, кто во что горазд. Иштургай раздулся, как кубезий, проглотивший собрата. – И после того, как мы обезопасили дорогу, – Ласель покосился наверх, но кристальный колосс продолжал безмятежно сиять, – мы вручим ценное и опасное создание уважаемому Самаркинду и продолжим путь. Мьелби, лежащий в "четвертой позе для благородного умирания", трагически взвыл.

* * *

– Мой инструмент, прекрасный инструмент! Утрачен, канул он в небытие! Трагические вопли разносились над площадкой станции Прюденс, заполненной запахами людской еды, острым уксусным запахом мешанки чичкана и совсем уже неописуемыми ароматами, источаемыми едой остальных разумных видов, участвующих в мероприятии. Башни ферм торжественно высились в утреннем мареве, источая клубы пара, горизонт застилали свежеумытые мегатурии Вильнёва, а станция Прюденс приветливо подмигивала рекламной оберткой по периметру. Привлеченные мерцанием, из секторов малого напряжения потянулись обслуживающие эктопические локаторы, и Ласель торжественно вручил всем электромагнитные ловушки, разъяснив, что лучшим сувениром с Окраин являются летающие камеры высокого разрешения, которые можно подключать к любой технике с совмещением класса "А+". Когда-то давно Ласель опасался, что показывать чичкана охоту на эктопиков – сродни издевательству. Но потом почитал мануалы и выяснил, что на своей планете чичкана с удовольствием истребили все неугодные им насекомьи формы жизни, заменив их собственными разработками, поэтому инопланетные аналоги вызывали у них искреннее восхищение. Когда бледно-желтая заря раскрасила рекламу в невероятные цвета, поголовье эктопиков сократилось, а Ласель затеял мастер-класс по упаковке для транспортировки. Сачки, ведерки, литейные формы, силовые ножницы – все пошло в ход. Самаркинд умудрился сломать об себя формочку для отливки. – А лучше следить надо было, Самаркинд, – мстительно выговаривал сверху Ласель, описывая круги над работающими в поте жопок туристами. – Думать надо было, когда совали ее в эти милые и безобидные миофибриллы. Почему у нас здесь стоит стенд, а? Почему я постоянно веду воспитательную работу, а? Вот поэтому! Потому что, Самаркинд, кто-нибудь обязательно сунет палочку или даже пальчик туда, куда не следует! – В жопу, – страшным шепотом прокомментировал Келли, болтающийся неподалеку. Стажер помогал чичкана разносить ведерки со смолой и замешивать ее в правильных пропорциях. Туристы готовили себе сувениры. – В жопу хотя бы приятно, – возразил с земли Джорджи тоном умудренного практика. – А если в фибриллы, той ой-ей-ей! – Ой-ой, ой-ей-ей! – хором спели чичкана. – При мне никто не будет совать никакие органы в фибриллы, – среагировал Ласель. – Самаркинд! Держите себя в руках! Куда? Джорджи, взять! Стажер коршуном накинулся на пытающегося оторвать себе ногу мьелби. Сухая и костлявая, она трещала, как осветительный столб, сминаемый тушей Иштургая. – Я искуплю! – заголосил мьелби, делая еще один рывок. – Тьфу! Джорджи присел. Отломанный кусок ноги свистнул у него над головой и громко ударился о бок бачу. Зелено-бронзовая центаврида повернулась. Самаркинд воздел руки, схватился за немедленно выросшие осязательные усики и свирепо их рванул. Джорджи из приседа метнулся вперед, поймал его за запястья и с силой сжал. Длинные крученые пальцы мьелби разжались. – Вот теперь у нас хотя бы не будет лысого туриста в отчетах, – резюмировал Ласель. – Стажер Вангрефф, выдайте ему уже какой-нибудь инструмент, пусть рисует узоры на быстро затвердевающем, как мое терпение, растворе. – Кидаться в других разумных частями своего тела – это оскорбительно, – прощелкала бачу. – В ответ я могу в вас плюнуть. – Не надо! – хором сказали Джорджи и Самаркинд. – Это уже будет опасное превышение самообороны, – подтвердил Ласель. – А я бы метнул балту, – проворчал Иштургай, занимающийся поистине унизительным для великого воина делом: мытьем экологически продвинутой многоразовой посуды. Длинные дредлоки постоянно бултыхались в воду, яут раздраженно взрявкивал, распяливая клыки, и пронзал ни в чем не повинные судочки яростным взглядом. Зрелище было настолько душераздирающим, что Ласель не утерпел и на ходу переписал несколько эктопиков, чтобы они снимали это поучительное действо для истории. Эктопики послушно реяли в полуметре от великого визиря, делая вид, что они здесь случайно. Исторически Иштургай порывался то жрать прямо из пищераздатчика, то раздолбать очередную чашу в знак доблести и уважения к талантам автоповара. Но со стажерами он уже месяц как пристрастился играть в джонг, и проигравшему доставалась веселая задачка. Вот теперь Иштургаю выпала сомнительная честь проявлять экологическую сознательность в полный рост, орудуя полимерной губкой в теплой воде. Особенную тоску у великого визиря вызывали узкие сосуды, в которые наливалась жижа для чичкана. Выковырять ее остатки оттуда можно было только таким же полимерным вертким и тоненьким ершиком. Ласель полюбовался на ходящие ходуном плечи и прищурился. Иштургай хрипел, сипел и проклинал свалившиеся на него недостойные рабские телодвижения у презренного помойного корыта в омерзительной воде, но отказаться не мог – продул честно. Ласель сразу угадал, кто из стажеров оказался победителем. – Р-раслоу! – словно подслушав, заорал яут, вскидывая голову. – Я покончил с твоей глупой экор-рогической затеей! Теперь я могу заняться делом, досто-оуйным великого воина, а, ханаби? – А посушить? – возмутился Ласель. Бачу щелкающе захихикала. – Р-раслоу! – Вискоза – вон там, – указал Ласель с высоты. – Не забудь складировать все кувшинчики горлышко к донышку! Страдальческий рев огласил бледно-нефритовое утро. Ласель торжествующе оглянулся, ища, чем бы еще себя занять. На этот раз можно было не опасаться внезапных ночевок — на карте иконка моторайзона неторопливо двигалась по давно закрепленному маршруту и на место должна была прибыть через три часа. Ласель уже предвкушал, как моторайзон донесет их до Северной хорды и как прекрасный вагон монорельса примет его измученное внеплановым туризмом тело в мягкие объятия кресла. Оставалось только помыться. Убедившись, что мьелби не удастся убиться об индукционный паяльник, Ласель сбросил стажерам рекомендации по аниматорству среди ульевых созданий и под град текстовых проклятий величественно удалился. – Куда собра-аулся, ханаби? – невежливо осведомился яут. – Мыться, – подстрелил его Ласель. Яут зашипел и что-то ковырнул в наруче, возможно, записал еще один поступок, за который куратора Обечаноффа следовало казнить по особым яутским законам. За общую наглость. Нырнув в жилой бокс, Ласель проверил состояние пойманного агрегата. Зараза сидела в шаре и всячески возмущала пространство вокруг себя. Тонкие сетчатые крылья собирались и раскладывались в безостановочном ритме. Падающий на них свет причудливо преломлялся, образовывая за пределами шара что-то смутное – облачко нечетких линий, фрактальную неопределенность. Ласель уже хотел выключить свет, но при его приближении механика оживилась и зашевелила крыльями чаще. Сполохи заплясали, фракталы начали складываться во что-то все еще неестественное, но находящееся на той грани, где мозг тщится выхватить нечто понятное, пытается придать знакомые формы, чтобы не свихнуться. Ласель готов был поклясться, что это напоминает сетку развертки голограммы. Даже покрутил настройки люнеты. "Неисправная передача информации", – услужливо подсказала "Миледи". – Ах оно еще и себе подобных вызвать пытается, – пробормотал Ласель и махнул рукой над шаром. Пальцы прошли сквозь световое преломление, и за ними протянулись едва уловимые волны свечения. Легчайший звук вкрадчиво прозвучал в тишине. Ласель вздернул брови, помедлил и повторил снова. Звук повторился, и опять мозг попытался выудить знакомое. Здравый смысл требовал уйти, оставив галлюцинации вместе с их источником заседать в безопасной клетке, но Ласель далеко не всегда следовал призывам рассудка. Он сунул пальцы в свечение и пошевелил. Звуки рассыпались, превратились в заикающуюся передачу. "Недостаточный канал", – добавила ремплесант. Ласель дернул пальцами. "...стр... шбка... цть... Слыш-шишь?" Последнее слово прозвучало так четко, что Ласель отскочил. Выдернутая из свечения рука словно горела. Он встряхнул кистью и, не в силах больше сдерживаться, открыл чат и немедленно настрочил туда эпическую историю о столкновении со шпионом-разведчиком, замаскированным под членистоногого дрона. "А, так это не ново, – обрадовали его коллеги. – Хреново ты следишь за новостями!" "Говорят, это души заблудившихся электронных писем, – авторитетно сообщил Гэньюи. – Ищут адресата, переродившись в новую форму". "Мракобес!" В половине чата отделилась и начала разрастаться ветка, где Гэньюи массово закидывали дарвинистическими какашками. Во второй половине делились записями, снятыми с таких же агрегатов практически по всей территории Вильнёва. "Ищи, - прошелестела неопознанная тварь. - Ищи-ищи-ищи..." "Так кто-нибудь пробовал разобраться, что это?" "Да городские передачи же, – всплыл десяток эмотиконов с презрительно оттопыренной губой. – Странно этому удивляться в мире, где полупроводники порхают с транзистора на транзистор". "А кодов доступов к личным счетам там случайно не перепархивало?" – практично осведомился Ласель. Череда эмотиконов различной степени хитрожопости заполонила визуальное пространство. "Так тебе и сказали!" "Говорят, Гэньюи уже попробовал код и вон с ума сошел!" "Если сложить их все и прочитать задом наперед, можно вызвать комиссию по экологической безопасности!" "Или открыть врата к Феросам!" Поток версий пошел столь плотно, что Ласель свои собственные врата предпочел быстренько закрыть. Отбив стандартное прощание, он решительно вырубил чат. На экране плыли крошечные бусинки свернутых личных сообщений. Убрав их в один угол, Ласель полюбовался на порхающий полупроводник. Тот сучил ножками, смирно свернув крылья, и больше не пытался транслировать краденые передачи. – То-то же, – погрозил Ласель, разворачиваясь. – Определен объект, – четко сказали ему в спину. – Отслеживание. Прорвавшись сквозь стоны аларм-системы об экономии ресурсов, особо ценных в таких регионах, Ласель неумолимо включил распылитель горячки и радостно залез в теплое облако, где очень хорошо размышлялось о светлом будущем, построенном на прибылях за черный туризм. Количество честных прогулок уже перевалило за норму, отмеренную себе куратором Обечаноффым, и пора было устраивать Декардоффу перфоманс о заслуженном отпуске. После чего быстренько умотать поглубже, чтобы упрочить там собственное финансовое благополучие. – Р-раслоу? Ласель открыл один глаз, но тут же зажмурил снова – длинные ресницы от воды слипались и загибались, поэтому смотреть сквозь воду Ласель не мог никогда. – Тебе нужен су-ушильный покров? Ласель вырубил горячку, протер глаза и огляделся. – Нужен! Он включил воду, а яут загрохотал, явно не пытаясь соизмерять свою силу и принцип работы местных шкафов. Ласель и сам регулярно забывал, как пользоваться предметами, которые не реагируют на выражение твоего лица, и иногда обнаруживал себя стоящим перед каким-нибудь боксом и корчащим физиономии. Но он хотя бы не пытался вырвать чертовы двери. Грохот прекратился, его сменил едва слышный цокот когтей, и Ласель высунул голову из-за тонкой пленочки силового поля. – Ты не утонул еще-еу в этой отвратительной купели? – поинтересовался Иштургай. – Нет! – А скоро покинешь ее? Яут брезгливо поджимал ноги, переминаясь на месте, и когда Ласель протянул руку, чуть ли не швырнул в него фиброй. Великие что-бы-они-ни-делали-яуты напоминали Ласелю крокодилов из биопарка, и тем удивительнее выглядела их водобоязнь. При очень удачном стечении обстоятельств яутов можно было спугнуть, просто неожиданно брызнув на них. Правда, потом все заканчивалось битьем морд и угрозами. – Скоро, скоро. Не сдержавшись, Ласель сделал невинное движение рукой, и горячие капли полетели в воздух. Иштургай заворчал и отступил на пару шагов. Ласель беспардонно высунулся наружу, заматывая голову, и протянул руку, развернув ладонью вверх. – Нет, – твердо отказался яут. – Идем-идем, – ухмыльнулся Ласель. – Надо мыться, если совал лапы куда попало. – Я утону, – мотнул башкой яут. – Вода ужасна. – Нормально все, – вкрадчиво сказал Ласель. – Главное, сохранить самообладание и орать с осторожностью, ибо в разинутую пасть может хлестануть волна. Иштургай схватил его за фибру и дернул. – Эй! Ласель вылетел наружу, пленка лопнула, и пар заклубился в помещении. – Отвага! – проорал яут. – Мощь и достойное бесстра-аушие! Клубы попали в бесстрашно разверстую пасть, и Иштургай поперхнулся. Ласель злорадно захохотал. Великий визирь взмахнул руками, пытаясь достать паршивца и подвергнуть казни, но поскользнулся и впился когтями в стенку. Ласель подпрыгнул от восторга. У него было еще секунды три, пока ящерица не освоится в новой среде. Не теряя ни одной из этих трех, он схватил пенообразователь, тряханул и жамкнул грушу распылителя. Свирепое облако пены рвануло наружу, как лава из лопнувшего яйца, и похоронило под собой половину помещения вместе с захлебывающимся от ярости яутом. Метнув пенообразователь в стену, где тот успешно примагнитился, Ласель, вне себя от счастья, ринулся наружу, роняя фибру на ходу. Он уже перепрыгивал высокий комингс, когда в спину его чувствительно ударило, а миг спустя ловчая сеть обхватила его нежным удушающим объятием. – Э-э! За аркан дернули, и Ласель влетел обратно в пенную гробницу, истошно разящую гортензией. Режущие нити ослабили хватку, и Ласель коротко взвыл: его будто ошпарили. На коже проступило несколько темных капель, тут же слизанных пеной. Держала его сеть всего пару секунд, а сопротивляемость у Ласеля была высокой. Пена тоже не просто так разила оранжереей, а выполняла важную анестетическую и заживляющую роль. На плечо Ласелю опустилась мокрая рука. – Куда же ты бежал, бросив свои одежды? – проворковал яут. – Хотел усладить взо-оуры малых ханаби своими прелестями? Пена добралась до ушей и сейчас трудолюбиво пощелкивала, растворяя найденную грязь. – На свежий воздух, – Ласель попробовал оттолкнуться от яута, но теперь пена играла против него, и ладони соскальзывали. – Как ты смеешь опошлять нашу любо-оувь обычным расставанием? – прорычал Иштургай. – Тебе положено нижайше испрашивать дозволения удали-иуться, ханаби, свет моих очей! – Я тебе нижайше советую подавиться! – пробулькал Ласель. Иштургай негодующе захрюкал, а потом обхватил Ласеля, прижал к стенке, склонил голову и буквально засыпал мокрыми дредлоками. Клыки переворошили волосы, и Иштургай негромко заурчал. – Ханаби, твое своенравие зажигает яро-оусть в моих сердцах, – сообщил он. Пена начала спадать, Ласель чихнул и почувствовал, как широкие ладони двигаются вниз по его бокам, явно намереваясь пристроиться на ягодицах. – Я против, – решительно сказал он. – Я только что вымылся, а ты... Иштургай вытянул шею вперед и вниз, перед носом у Ласеля оказались разомкнутые клыки. – А ты только что залил меня своей дрянью, – почти прошелестел яут. – И даже не поблагодари-иул меня за спасение твоих малых ханаби. – А ну не порть мне настроение, – приказал Ласель. – Не то сейчас я вспомню, что это именно вы со своими охотничьими затеями притащили за собой хвост! Иштургай яростно запыхтел. В груди яута перекатывался то ли стон, то ли рычание, и эта отчаянная попытка заставить самого себя молчать пролилась бальзамом на сердце. Помедлив несколько секунд, Ласель поднял руки, вцепился в дредлоки и легонько потянул. Иштургай ответно вцепился ему в ягодицы и с легким хеканьем выпрямился. Ноги лучшего калькугаль сами собой сжались у яута на боках. Пальцы заранее поджались, и Ласель даже почувствовал мягкую щекотку под коленями. Он так быстро возбуждался, что давно уже бросил попытки хоть как-то контролировать себя. Если уж решил заняться сексом - значит сразу без поводка и ограничений. – Я-яу так понима-аю, что путешествие подходит к концу? – прощелкал Иштургай. – И тебе-еу больше не нужно держа-ауть лицо? – Я... уф... "Шеф? – всплыло на люнете. – Вы не знаете, куда великий визирь подевался?" "Понятия не имею, – соврал Ласель. – Я занимаюсь йогой и не хочу ничего знать о суетном мире". Не дожидаясь ответа, он заблокировал связь. – Убери ее-еу, – потребовал Иштургай. – Помеха! – Еще чего, – воодушевленно сказал Ласель, чувствуя, как восставший член начинает упираться в живот яута. – Это, между прочим, счетчик получаемого мной удовольствия. И если я его не получаю, то... м-мф! Клыки обхватили его за голову, и язык жестко мазнул по губам. В следующее мгновение прорвался внутрь, и Иштургай с яростным энтузиазмом завоевателя попробовал добраться аж до гланд. Ласель с таким же энтузиазмом воспротивился, и долгих несколько секунд шла невидимая война. Потом оба выдохнули – и подались каждый чуть назад. Слегка задыхаясь, Ласель облизнулся. По свежевымытой спине катился пот. В животе позванивали напряженные струнки, и он медленно сжал и разжал ноги несколько раз, одновременно натягивая захваченные дредлоки. Упругие жилы под пальцами хотелось гладить и ласкать, может даже куснуть на пробу. Иштургай растопырил клыки в ухмылке, низ его живота на мгновение выпятился, и Ласель покрылся мурашками, услышав во влажной тишине такой же влажный звук. Иштургай провел языком по его челюсти, Ласель возбужденно заерзал, охотно подставляясь и открывая шею. Жесткие горячие пальцы дразняще стиснули его ягодицы. Втягивая кисловатый будоражащий запах, Ласель почувствовал, как медленно разворачивающийся яутский хер скользит по коже. – О-ох... Это был один из любимых Ласелем видов – управляемый и подвижный орган, способный доставить множество осознанного удовольствия. Прикрыв глаза, Ласель склонил голову набок и прислушался к себе. Все тело уже постанывало, голодная нетерпеливая дрожь трепетала под ребрами, а если посмотреть на экран люнеты – на нем мерцал с десяток показателей, всегда выбрасываемых "Альфонсом" в такие моменты. Пик возбуждения медленно рос. – Хана-аби, – опять прошелестел яут, цепляя Ласеля клыками. – Ух... да... великий визирь... – Да, да? Яут почти мурлыкал, выдавая себя нетерпеливым скрежетом в горле. Ласель на мгновение стряхнул пелену возбуждения, чуть откинул голову, упираясь в стену затылком, и раздвинул губы в улыбке, хотя больше хотелось гримасничать от вожделения. – Пронзи меня своим клинком, – медленно произнес он. – Глубоко и жарко. Иштургай хватанул воздух, запах забродивших яблок окатил Ласеля горячей волной – и широко раскрытые желто-зеленые глаза сузились до масляных щелочек. Ладони сжались, раздвигая ягодицы еще сильнее, и волнующе скользкая головка прижалась к слегка раскрывшемуся анусу. Ласель подался вперед, уткнулся лбом в челюсть яута и охотно всхлипнул. В животе все подергивалось, ремплесант торопливо готовил хозяина к вторжению и раскачивал гормоны вовсю. Головка собственного члена набухла, тонкое колечко в ней изысканно мучало плоть металлическим прикосновением. Ласель опять потянул на себя дредлоки, бессловесно требуя – ну же, давай скорее. – М-м! Здоровенный хер медленно погружался в податливо растягивающееся отверстие, и Ласель едва не пускал слюну, дрожа от напряжения и сладостного нетерпения. В глазах поплыло, щеки вспыхнули, и он так же медленно выдохнул. Наконец член оказался внутри ровно настолько, чтобы коснуться простаты, и Ласель радостно заворчал, теряя голову и все человеческое. Движение продолжилось, крутой изгиб яутского хера массировал чувствительную железу, и Ласель задергал ногами от удовольствия. Иштургай остановился, когда Ласель уже чувствовал себя насаженым на кол – и подался назад. К массированию простаты добавился массаж ануса. И знакомое чувство, будто этот член слишком горячий. До такой степени, что Ласель чуть не завертелся на месте. – А... а-ау-у.... а-ах... – М-м? – Х-хорошо-о... – выстонал Ласель, закатывая глаза. – О-о! Ох! Головка выскочила из него, анус сомкнулся с влажным звуком, и Ласель дико заерзал, требуя продолжения. Дредлоки начали выскальзывать из вспотевших ладоней, он на секунду разжал пальцы и вновь набрал полные горсти этих упругих отростков. Замычал и потерся лицом о морду яута, чуть ли не обдираясь о клыки. - Не спеши, ханаби... во-от... - Н-не могу... Отчаянно хотелось задрать ноги на плечи яута, но Иштургай не отпускал и даже прижал чуть сильнее. Ласель почти заизвивался, обеими ступнями нашарил каменные от напряжения ягодицы и попробовал заставить яута толкнуться вперед. Чтобы его снова насадили, и потрясающее прикосновение изнутри повторилось... Напряженный до каменной твердости хер снова надавил, снова преодолел легкое сопротивление и вошел внутрь, теперь уже явственно обжигая. Ласель подавился вдохом, бросил дредлоки и обхватил Иштургая за шею. По ребрам щекотно потекли капельки пота. Собственный член прижался к жесткой шкуре, и от этого почти болезненного прикосновения сделалось еще слаще, показалось даже, что колечко провернулось. Пах свело до тягучей и сладкой дрожи. Под его руками на шее яута натягивались какие-то мышцы, пульсировала зеленая кровь в толстых венах, и от этого, а еще и от блаженства, разливающегося изнутри, почти кружилась голова. Ласель опять всхлипнул, давясь собственными эмоциями. Яут протяжно застонал, и под этот удивительный звук его член начал двигаться сам по себе. Ласель распахнул глаза, хватая воздух снова и снова. На люнете поплыли диаграммы, степень удовлетворения окрасилась желтым, уходящим в оранжевый. Ласель слепо уставился на цветовой пик и попытался двинуть бедрами. Жесткие ладони вцепились еще сильнее, когти нажали, и он застонал в полный голос. – Р-раср-роу, о да, ханаби-и... Иштургай лихорадочно переступал на месте, под толстой шкурой дрожали мышцы, двойное сердце грохотало молотом. На люнете мелькнул собственный пульс Ласеля, там были какие-то удивительные цифры, но Ласель даже не осознал их, потому что удовольствие, раз за разом возникающее в одной точке, волнами смывало все мысли. Такие же волны мышечных сокращений делали член яута охренительным инструментом. Анус растягивало снова и снова, казалось, что туда вставлен восхитительный мощный вибратор с винтовыми насечками, которые вращаются, не останавливаясь. Непристойные мокрые звуки, общее дыхание, стоны, рычание – все сливалось в стремительный поток. Ласель снова стиснул чужой корпус ногами, изо всех сил постарался вжаться в горячее тело, и все пытался двигаться, чтобы сделать ощущения совсем уже нестерпимыми. Шкура на животе Иштургая теперь казалась такой восхитительной, почти бархатной, трение колечка о нее было таким приятным... Хотелось кусаться и царапаться, подвывать и требовать еще, еще, больше... – А-ах... Свя...той... О-о! У-у! Первая острая вспышка раскатилась по телу, заставив ноги экстатически дернуться. Ласель снова распахнул глаза, уперся взглядом в пик, подскочивший к красному, и заскулил в растопыренные яутские перепонки. Жантюры мелко завибрировали, растапливая мышцы в кисель. Пальцы мигом ослабели, челюсть сама поехала вниз, и Ласель поймал языком тонкую струйку собственной слюны. – Ишту-у-уо! И его еще спрашивали, зачем он носит эту сбрую. Надо было один раз почувствовать, чтобы... – М-мх! Яут перешел на короткие утробные звуки. Он сам тоже начал двигаться, вдавливая Ласеля в жесткую стену, твердый живот явственно набух, и Ласель опять заскулил в восторге предвкушения. Яутский хер шевелился все интенсивнее, простата отзывалась пульсирующей дрожью, и коротенькие вспышки удовольствия посыпались одна за другой. На люнете пик начал окрашиваться в белый. Ласель стиснул зубы, замычал и тоже задвигался, царапая массивный загривок. Он елозил корпусом по яутской шкуре, соски вспыхивали от наждачных прикосновений, а член... Колечко прокручивалось снова и снова, и Ласель уже чувствовал, каким мокрым становится неимоверно твердый ствол. По спине текли струйки пота, оказывались между ягодиц, и в анусе постепенно разгорался настоящий пожар. Ласель несколько раз всхлипнул, жмурясь и скалясь. Каждый инопланетный хрен был особенным по-своему, и у яутов это были по-настоящему жгучие органы. Что-то там выделялось при сильном возбуждении, наверное, чтобы стимулировать суровые вагины матриархов – но для людей это было даже слишком. Может, будь Ласель чуть послабее, он отказался бы... Но на люнете прыгали цифры и графики, по телу раскатывались жаркие волны пополам с таким же опаляющим кайфом, и Ласель хрипел все громче, яростно пытаясь насаживаться на буравящий его хер. – Е... еще... чуть... не... жаднича... вели... ох! – Х-хда-а! – О-о! Жантюры стиснулись, яутский хер быстро задергался, становясь еще больше, жопа у Ласеля адски полыхнула. Жар распространился в глубине живота, хлынул по жилам, затлел даже в имплантах на кончиках пальцев. Ласель безо всякого стыда заверещал, содрогаясь. – Горячо, горячо, а-а! Когти вонзились в задницу, клыки – в голову, Иштургай зарычал, обливая партнера слюной, и его хер ритмично заскользил туда-сюда, натирая разбухшие края отверстия. Ласель стиснул пальцы на широком загривке, "Альфонс" заставил его открыть глаза, и одновременно с медленным взрывом в животе Ласель увидел, как весь пик закрашивается белым до основания. – О... да-а!.. С трудом вытолкнув из горла звук, Ласель вгрызся в собственное плечо. Иштургай разжал одну руку, провел вздрагивающей ладонью вверх по мокрой спине и подхватил его под лопатки. Жгучая сперма вытекала из пульсирующего ануса, по животам размазался собственный выплеск Ласеля, "Альфонс" отрубил фильтры, заставляя хозяина наслаждаться всеми аспектами секса, и Ласель с трудом втягивал пропитанный потом и алкогольным запахом горячий воздух. – Мгрм! Клыки проехались по его волосам и громко щелкнули. Иштургай поднял голову. Его хер все еще чуть-чуть подергивался, и Ласель точно так же слегка зажимался, но на самом деле хотелось максимально растянуть половинки задницы, чтобы охладить пылающее жерло, в которое яут превратил его анус. – Быстро-оу, – проворчал Иштургай. – Д'вно... не вид'лись... – Да, – выговорил Ласель, разжимая зубы и утыкаясь макушкой под челюсти яута. – Оч'нь... мхм-м... б'стро... Жантюры медленно отпускали. Дрожь гуляла по мышцам, в горле засел трепыхающийся комок, и Ласель не смог отказать себе – низко и удовлетворенно застонал в жаркую темноту перед собой. Провел ладонями по яутским плечам и спине, насколько смог дотянуться. Поелозил ступнями, с удовольствием ощущая, как жесткая шкура щекочет подошвы. Иштургай тоже провел когтями по его спине, и расслабившийся член неторопливо выскользнул на свободу. Внутри все откликнулось смутным тянущим удовольствием. – Уй!.. – Ласель опять застонал и стукнул пяткой по влажной от пота яутской заднице. – Умираю... Иштургай медленно выпрямился. Провел рукой от лопаток и выше, поймал Ласеля за затылок и потянул назад, вынуждая вскидывать подбородок. Ласель поспешно облизнулся и заморгал. Навернувшиеся слезы повисли на ресницах крошечными каплями. Кожа пылала, но сейчас, кажется, загорелась еще сильнее. Наверняка во всем была виновата по-прежнему капающая из него сперма, а вовсе не такой пристальный взгляд... – Вполне живо-оуй, – заключил яут. Потянулся вперед и быстро слизнул пот и слезы. – И вкусный! – Святой Франциск, – с чувством сказал Ласель, поудобнее опираясь затылком на чужую ладонь. – Ох это было сильно. Иштургай медленно опустился сначала на одно колено, потом на оба, и наконец сел на пятки. Ласель поерзал на его коленях, не выдержал, схватился за ягодицу и слегка оттянул. Жжение на секунду усилилось, но от этого стало мазохистски-приятно. – Нравится? – усмехнулся Иштургай, отпуская его затылок. Широкие ладони легли на бедра Ласелю, и он скептически посмотрел вниз. Его ноги казались незначительно мелкими на фоне всего яутского великолепия, хотя обычно никто не считал Ласеля Обечаноффа задохликом. Капюшон, под которым успел скрыться замечательный половой орган, продолжал возбужденно торчать, и Ласель даже взялся за собственный член, тоже еще не успевший опасть, и прижал его к развернутому подкапюшоннику, слегка поддразнивая. Головку тут же кольнуло острым ощущением. Иштургай вздрогнул, опустил голову, выдохнул, и на животе, на бедрах, на полу – повсюду засветились неоновые потеки. Яутская сперма, вступая в реакцию с дыханием хозяина, сияла неприлично яркими цветами. Ласель тоже медленно выдохнул, чувствуя, что жар со щек не уходит. Спина сама собой начала прогибаться, он разжал пальцы, напоследок задев горячее колечко, продетое сквозь головку. Медленно провел по животу яута, собирая цветные брызги, обвел пальцем вокруг капюшона, погрузился под него на одну фалангу указательного пальца, неторопливо извлек – и поднял ладонь на уровень глаз, задумчиво осматривая. В голове все плыло, на люнете светились графики удовлетворенности. "Альфонс" хулиганил, как только мог, разве что рейтинг стремительному совокуплению не выставил. Ласель мечтательно закатил глаза и потащил пальцы в рот. – О хана-аби, – почти проскулил яут. С чувством облизав кончу, тут же обжегшую язык, Ласель провел пальцами по горлу, по груди, схватился за собственный член, слегка поиграл со шкуркой – и отпустил. Встряска оказалась утомительной, видимо, падения со всяких там рушащихся площадок израсходовали личные ресурсы. – Рюбо-увь моя, – заключил яут. Ласель зарычал и накинулся на него с объятиями. – Нет! Я тебя ни в каком месте не люблю! Кроме члена! – поведал он в копну горячих дредлоков, и Иштургай изумленно забулькал. Потом схватил его поперек спины, прижал к себе и тоже зарычал, явно пытаясь восстановить реноме. – Хоть топором меня заруби! – страстно выдохнул Ласель. Жантюры угодливо стиснулись, помогая впиться в яута покрепче. – Балтой! – рявкнул Иштургай и тут же погладил его по спине кончиками когтей. – Насекомое! Великая бюйюк аннэ Кашелым уже прихлопнула бы тебя за непочтительно-оусть! – Тебя бы она прихлопнула, – радостно сказал Ласель в отсутствующее яутское ухо. – За скорострельность. Трепыхался бы сейчас на крючке и умоляа-ай! Иштургай влепил ему такого шлепка, что Ласель подскочил на месте. И вдобавок из него снова потекло. – Варвар, – с удовлетворением сказал он. Иштургай заворчал и начал заваливаться на спину, высвобождая поджатые ноги. Пришлось извернуться, чтобы не попасть пятками в ловушку, и в конце эпического падения Ласель с удобством устроился сверху. Поелозил и почти без смущения заглянул в круглые желто-зеленые глаза, сейчас затянутые поволокой. – Что, ханаби? Ласель зажмурился и помотал головой. – Нужен покой, – сказал Иштургай. – Чтобы мысли расслабились. Ласель прикусил вертящееся на языке "признайся, что ты перенапрягся" и согласно буркнул, опускаясь на мускулистое ложе. Горящая и саднящая задница способствовала. Сложив подбородок на руки, он вздохнул и расслабился, в том числе мыслями. Не хватало только аэроподушечки. Про такие подушки говорили, что набиты они мехом с жопки чичкана и пухом из фильтрующих бронхов массини. Правда, стоили они слишком дорого, чтобы впихивать их между тел, устряпанных разновидовой спермой и прочими флюидами. Высокое искусство сна в настоящую эпоху ценилось, как признак аристократического духа, и аксессуары были тоже аристократически-роскошные. Простые смертные сидели на таблетках-компенсаторах, чтобы успеть все в своей жизни, и это считалось признаком успешности и креативности. Но только по-настоящему свободные могли позволить себе такую отличительную лень, как пару часов возлежания в кровати каждые астрономические сутки. Ласель всегда пытался подобрать туристов с примерно одинаковым суточным ритмом, чтобы периоды покоя приходились на темные часы. Впрочем, каждый имел право бродить когда угодно, лишь бы площадки не опрокидывал...

***

Когда в зрительные нервы, вытаскивая хозяина из сладостной посткоитальной неги, свалилось уведомление о прибытии рейса, снизу недовольно завозились и забурчали. Секунду спустя Иштургай перевернулся на бок, свалив драгоценный груз. Ласель так же недовольно откашлялся. Не открывая глаз, яут потянулся, нашарил добычу и потащил к себе. Ласель стоически вынес царапающие прикосновения длинных игольчатых щетинок, в изобилии произрастающих на морде яута. – Мрм-м... Ласель выпростал одну руку и вызвал экран прямо поверх страшной головы. Локальная сеть особым богатством новостей не радовала, но всегда оставалась надежда, что вот если обновить пять, а лучше десять раз – все-таки случится что-нибудь интересное. Не случилось. – Р-раслоу, – проворчал яут. – Очень быстро-оу приходится вставать! И фыркнул, обдавая соседа по лежке кисловатым воздухом. – Скажи это диспетчерам, – вздохнул Ласель и постучал его по предплечью. Яут заворчал еще сильнее, неохотно разжимая объятия. Ласель почесал задницу и уселся, обеими руками разбирая спутанные волосы. На люнету уже сыпались отчеты о задвинутых замках, отключении энергопотребления, остановке фильтров для воды и тысяче прочих автоматизированных вещей, ведущих свою тайную жизнь под капотом стоянки. – У нас пять минут, чтобы привести себя в порядок, – Ласель энергично вскочил. – Уй! – Я был слишком велик? – немедленно заинтересовался Иштургай. Ласель скривился, потирая ягодицу. От движений задница немедля возмутилась и потребовала покоя и холодный компрессик. Вдобавок никуда не впитавшиеся остатки спермы попытались прорваться наружу. Решительно устремляясь в душ, Ласель попытался мыслить позитивно – в ключе того, что его проапгрейженная иммунка, совмещенная с достижениями науки, отвергала постороннюю биохимию, даже если ее вливали долго и упорно. Стеклянная добыча в шаре проводила Ласеля нежным перезвоном. – Опять гнусное мытье? – глухо поинтересовался яут. – Есть от чего избавиться! Отмывшись и нырнув в обмундирование, Ласель уложился в отведенные пять минут. Иштургай задумчиво скреб жесткой губкой клыки и тут же сунул ее в пояс, едва Ласель намылился к выходу. – Предупреждаю, – Ласель поднял палец, – не стоит выходить следом за мной с таким лицом, будто визирь чего-то добился и теперь сделал зарубку на щите. – На копье. – Что? – Зару-убки делают на копье, ханаби. – Да мне без разницы. И кулаком в грудь себя не стучать! – Очень странно не хотеть общественного признания, – заметил Иштургай уже ему в спину. – Отважные сердцами всегда рады, когда их любо-оуф видят все. Ласель напустил на лицо умеренно озабоченное выражение, которое должно было продемонстрировать, что все три часа куратор Обечанофф был занят исключительно думами о концентрации соляных кислот в основном энергетическом контуре городской среды обитания. Едва дверь распахнулась, как на Ласеля обрушился стробоскопический шквал. – Снимок на память, на память о туре! – хором басили чичкана. Отчаянно пытаясь проморгаться, Ласель не успел опомниться, как на шею ему упал какой-то хомут. Иштургай рядом изумленно крякнул, и Ласель резко затемнил люнету. Под защитой экрана он смог разглядеть, что это и кто виновник безобразия. Стажеры, реющие на авионах, лыбились так, что сомнений не оставалось – именно они подговорили туристов вырядиться в венки из люминоидной проводки, взгромоздить такие же аксессуары на Ласеля и Иштургая и воткнуть в мьелби непотребно ярко-розовый квадромелон. – День расставания, расставания! – продолжали голосить чичкана. – Поздравляем с окончанием тура! – грянул Джорджи, пуская по форме гипнотические переливы оттенков желтого. – Дорогой шеф! Дорогие гости! Мы рады были сопровождать вас эти две недели! Мы переживали вместе с вами, гордились вместе с вами и совершали открытия вместе с вами! Гип-гип, ура-а! Мьелби издал такой воодушевленный вопль, что Ласель не успел открыть рта для ругани, чичкана перестали жужжать басом, а великий воин затормозил на полпути сдирания с себя хомута. – Неплохо, – прощелкала синяя бачу. – Смотри, Марикий, мы не зря вонзали в него куст! – Точно, – довольно согласилась зеленая и помахала хвостом. – Как вам... – Ласель оборвал себя посреди вопроса. – Э... Коллеги! Друзья и уважаемые гости! Мы действительно благодарим вас за это незабываемое путешествие! Сейчас мы с вами погрузимся на комфортабельный транспорт и проследуем до конечной станции, где нас ждет трансфер к турагентству! Не забывайте отмечать "ФобосТурс" в больших кластерах и оставлять свои отзывы! – Отзывы, отзывы! – обрадовались чичкана. – Много отзывов! С иллюстрациями! – Мы обязательно пришлем вам якорь! – пробасил делегированный разумом улья кто-то в центре пляшущего желтого мехового цветка. Иштургай наконец растормозился. Иногда Ласелю казалось, что яут настолько не понимает происходящих кругом социальных танцев, что его действительно клинит. Вот в бою или на охоте, где нет никакого сложного выбора, великий визирь наверняка был смертоносно эффективен. Там же, где требовалось осознать, что происходит и как на это реагируют цивилизованные существа, он безнадежно тормозил. Но вот хомут из проводов был милосердно отпущен, и Иштургай с видимым усилием набрал воздуха в грудь. – Благодар-ряу! – рев грянул поверх баса пчелышков. – Ханаби моих сердец, Раслоу, позволь же выразить мою признательность за эти жаркие дни и ночи! – Ах т... Распахнув объятия, Иштургай сграбастал Ласеля, без малейших усилий оторвал от земли, раззявил пасть и влепил яутский поцелуй, от которого у Ласеля едва не посыпались искры из глаз, а за ними и зубы изо рта. Голая кость основной челюсти врезалась в верхнюю губу, длинный язык хлестанул по губам, попробовал ворваться чуть ли не в самую глотку, а уж слюни... Задыхаясь и пытаясь отодрать от себя великого визиря, Ласель готов был поклясться, что слышит паскудное стажерское хихиканье на четыре голоса. И, возможно, мимикрирующего под них мьелби. Иштургай бряцнул его на лязгнувший ферроплен. – Малые ханаби! – все так же воодушевленно заорал он. – Вас я тоже благодарю! Стажеры прекратили ржать и испуганно дернулись в разные стороны. Пока Ласель отплевывался, Иштургай успел поймать двоих и основательно облапать за головы. Им он даровал то, что в культуре яутов именовалось поцелуем неприкосновенности – отхерачил по лбам сложенными клыками со всей силы. Успевшие сбежать Вивьен и Андрэ возмущались издалека, призывая визирскую бабку разобраться с эскападами внука. – Командир, командир! Эскадра чичкана угрожающе надвинулась на Ласеля. Бачу снисходительно наблюдали со стороны, и бежать из-под этих оценивающих взглядов, впитывающих чужую культуру, было некуда. Ласель расставил руки, зажмурился и принял удар. Двенадцать трехкилограммовых жужжащих засранцев накрыли его живой дохой, поползли по нему, придавили к двери и едва не расплющили в лепешку. Погребенный под ними, Ласель дышал через раз, отчаянно благодаря свою привычку совать в нос имплантирующиеся фильтры. Сейчас они приняли на себя залп пыльцы, и как минимум секунд сорок у него было. Чичкана справились раньше. Благодарственно гудя и щекоча его лапками с усиками, они расползлись, и перед Ласелем остался реять всего один. – Спасибо, – прожужжал он, сверкая черными бусинками глаз. – Это было очень весело и очень запоминающеся! Мы запечатлели так много, что подарим целую жизнь нашим бескрылым! – Очень рад, – пропыхтел Ласель. – Передавайте им мой личный привет! Чичкана кувыркнулся и, пируэтируя, устремился наверх. – Спасибо, – церемонно щелкнула синяя бачу, – этот неожиданный тандем оказался для нас весьма полезен. Зеленая неистово кивала на каждом ее слове, негромко бряцая галькой в такт. Переводчик еле слышным шепотом толковал это как "верно, верно", и Ласель тоже автоматически кивнул пару раз. – Надеюсь, это поможет вам в социализации, – от души сказал он. – И помните, любое теплокровное с удовольствием относится к холодным напиткам! Бачу дружно захихикали, громыхая галькой. Иштургай, прижавший к себе благословленных стажеров вместе с авионами, скалился и горделиво кивал, точно все благодарности Ласелю были заслужены исключительно его тяжким трудом. "Почти... не больно... Уф!" – оповестил всех Келли. Церемонию прервало появление моторайзона. Он выплыл из-за охладительных башен, и длинная коричневая тень заскользила по бледно-желтым отвалам технического вторсырья. Чичкана засуетились, жонглируя накопленными за время внепланового путешествия сувенирами. – Напоминаю, что ваш груз вы получите в точке трансфера! – подал голос Вивьен, все еще опасаясь приближаться к Иштургаю. – Пожалуйста, не забывайте вашу ручную кладь в кабине, поскольку потом ее придется получать транссекциальной пересылкой! Экономьте ваши средства, унифор! В случае, если вы все же обнаружите утрату, обязательно сообщите нам персональный идентификатор! – Запомнить, запомнить идентификатор! – зашумели чичкана, вздымая вокруг себя ореол из туристических сумочек, упаковок, собранных транзисторных букетов, инсталляций из эктопиков, бесконечных круглых кристаллов, загадочно мерцающих по ночной поре, и еще тысяч всяких важных для любого туриста сувениров. Суета достигла апогея, и на потрепанную, хоть и чистенькую площадку станции посыпался серебристый снег. – Лишь я желанья своего здесь не достиг, – пасмурно молвил мьелби, подползая ближе. – Но вас могу понять: ведомый долгом, чинили мне препоны на пути. – И никаких попыток, пока вы не покинете мою группу, – наставил на него палец Ласель. – А подписать контракт? – подпрыгнул мьелби, выстреливая из-под мантии волосатой кривой хваталкой. В хваталке обнаружилась круглая глиняная табличка с жуткими каляками. – Это что? – с подозрением уточнил Ласель, чувствуя, что самопальный венок уже натирает голую шею. – Сие есть дозволение на гибель! Вне вашей территории, мой друг. – Ну... Моторайзон, успевший бесшумно сожрать приличное расстояние, заходил на посадку, и сверху уже неслось пиканье высотометра. Чичкана бросили проверку ручной клади и переключились на стремительное запечатление. Андрэ взялся осенять транспорт широким жестом воздухопоклонника. – Хорошо! – наконец решился Ласель. – Жопа настигнет подавляющее большинство населения, и если голоса в голове настойчиво пускают вас в расход, то кто я, чтобы мешать. Он прижал палец к влажной поверхности, и в табличке отпечатался дактилоскопический узор. Мьелби тоненько заскулил и неожиданно схватил Ласеля за запястье, после чего с чувством его потряс. – Станция Прюденс! – прорезался голос пилота моторайзона в динамиках. – Просим отбывающих подготовиться! Отбывающие мобилизовались до предела. Недообласканные Иштургаем стажеры ринулись к платформе подъемника. Образовавшийся багаж: упакованные сувениры, образцы, куски трофеев – все надлежало затащить в брюхо моторайзона, предварительно тщательно промаркировав. Ласель в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность – на стажеров эту обязанность он сгрузил заранее, и наверняка они провели немало интересных минут, обсуждая с туристами, что кому принадлежит и как должно быть отмечено. Иштургай подкрался к Вивьену и, сопровождаемый мстительным молчанием наблюдавшего за этим Джорджи, нежно влепил поцелуй неприкосновенности в затылок стажера. – Бля! Вопль получился приглушенным, поскольку Вивьен тут же рухнул мордой в тюк, набитый невесть чем. Джорджи радостно захохотал. – Вы, великий визирь, лучше б Самаркинда целовали! – завопил Вивьен, выбравшись из тюка. – Вот уж кто мечтает остаться с пробитым черепом! А я нормальный! – Прими достойно ласку старшего к младшему, – фыркнул Иштургай. – Нам же еще рабо-оутать вместе! Эй ты, ползучий! – он повернулся к Самаркинду, осторожно щупающему бустер компенсатора для маломощных судов. Наверняка мечтал там поджариться. – Как ты смотришь на это, а? Ведь мой ханаби уже подписа-аул тебе приговор! – Отнюдь! – мьелби с невероятной ловкостью вскочил на зашевелившийся подъемник. – Мне помощь в этом не нужна! Я выберу свой путь без жалких просьб! Благодарю, но нет! – Ничего, мы еще посмо-оутрим в полете, – многозначительно пообещал Иштургай. Мьелби заплескал складками мантии и вырастил зубастую пасть. Та щелкнула. – Вызов! – обрадовался Иштургай, хватаясь за нож. – Помогите! – заверещал Самаркинд. – Начинается посадка, – приятным голосом объявили с борта, и проход в салон медленно открылся, точно врата в пещеру сокровищ. Туристы двинулись на погрузку, и Самаркинд немедленно переместился за спины бачу. Чичкана заняли позицию над центром подъемника. Великий визирь вспрыгнул на самый край, стажеры выстроились ромбом, и авионы торжественно начали возносить их с небольшим опережением подъемника. "Ура! – сбросил на люнету Андрэ. – Богиня четырех дорог наконец-то нам благоволит!" – Да, – пробормотал Ласель. – Неплохо. "Только вот ни с кем так и не потрахались, – пожаловался Джорджи. – Шеф, почему вы такой злой, а?" "Я не злой, я ответственный, – тут же пришел в себя Ласель, смахнув флер некоторой сентиментальности. – И слежу, чтоб потом никто из себя яйца не выковыривал!" "Чего их выковыривать, их откладывать надо!" – жизнерадостно сообщил Андрэ. "Не вздумай принести яйца в подоле кафтана, стажер!" " Это пла-ащ!" Остальные сдавленно загоготали. Ласель привычно уже погрозил кулаком, сунул руки в карманы и осмотрел площадку. На люнете тут же застенчиво мигнул алерт. Ласель прищурился и быстрым шагом направился к трансформаторному конусу. Конус уютно пристроился возле огромного щита, любовно украшенного объявлениями, напечатанными на физносителях. Объявлений было много, и почти все носили угрожающе-предупреждающий характер: внимание! опасность! пропал! разыскивается! будьте бдительны! соблюдайте! – старые, обтрепанные ветром и кислотными дождями, они шуршали, как памятник туристической неосторожности. Над этим монументальным сооружением, неизбежно притягивающим трепещущие взоры туристов, имеющих какие-то способы визуального взаимодействия с миром, трудилось не одно поколение стажеров. Объявления для щита сочинялись коллективно. Потирая руки, стажеры живописали ужасы схождения с троп, оставляли предсмертные записки, якобы наклеенные последним из группы, ушедшим искать своих пропавших товарищей, в общем – проявляли фантазию как могли. Любовно разлохматив края у самого свежего с виду куска экстренной информации "Если вы подхватили синих червей, есть единственное проверенное средств...", Ласель поднялся на цыпочки, пытаясь рассмотреть источник алерта, значившийся на верхушке конуса. Подпрыгнул, с досадой оглянулся и, молча краснея от негодования, потащил к себе куб стабилизатора. Ему не хватало проклятых двадцати сантиметров роста. Взобравшись на подставку, Ласель отвел плотно сложенные лепестки отражателей в сторону и обнаружил крохотный, но увесистый приборчик. Все в нем кричало о принадлежности яутской мануфактуре. Приборчик работал и посылал сигнал в низком, почти "черном" диапазоне. Ласель презрительно выпятил губу. Задурить ему голову диапазонами не удалось бы никому на этой хреновой планете. Несколько щелчков, вызывающих особого ремплесанта, несколько секунд дешифрации, и вот, пожалуйста. "Чисто, – сигналил маячок. – Опасности нет". Ласель усмехнулся. Все-таки помимо лихих скачек от трофея к трофею, Иштургай старался сформировать себе относительно безопасную среду. Ласель любезно опустил лепесток на место и, посвистывая, направился к авиону. За спиной шелестел обрывками целлюлозных объявлений и нравоучений стенд. В правом нижнем углу, прибитая альпинистской скобой, уныло висела оторванная нога мьелби. И заметка: "Он не соблюдал ТБ!"