Ева за семью печатями

Будучи вытащенным на белый свет, Ласель почти не возражал, когда яут бесцеремонно выпнул с ближайшей малой архитектурной формы воркующих пиджеонов и расселся на ней сам, так же бесцеремонно водрузив добычу себе на колени. Война в голове завязалась нешуточная, и Ласель с большим трудом смог пояснить, что сейчас ему нужен покой, а не попытки облапать его сквозь штаны немытыми яутскими руками. – Мытье-еу – фу, – не согласился Иштургай. – Трудовой пот, пот бойца – лу-учший афродизиак. – Не афродизиачь на меня, – речь уже возвращалась, хотя ноги пока не слушались. – Ой как мне хреново... А твои дела как? – Прекрасно-оу! – с энтузиазмом объявил яут, и в напольное покрытие сектора грянула тяжелая пятка копья. – Вот! Раздобыл новое оружие! Копье было явно больше, толще и тяжелее прежнего, и, наверняка, внутри скрывался еще более продвинутый лучевик. Раза в два с половиной мощнее старого, и в три – дороже. – По квоте, небось? По лицензионной? – не стерпел Ласель. Иштургай ухватил его за затылок и развернул к себе лицом. Ласель попытался сосредоточиться на клыкастой физиономии собеседника, но мозговые войны заставили его глаза дергаться в нистагме, и как он ни старался, взгляд упорно уплывал налево – словно ствол копья обладал загадочным зрительным магнитом. – Р-раслоу, твои апдейты ведь тоже стоят немало, – прорычал Иштургай, выдыхая запах кислых яблок. – Напомни, сколько-оу? – Бесценны, – сипло отшутился Ласель. – Уф, прекрати, голова кругом. Иштургай фыркнул и потянул Ласеля к себе, давая тому свободно привалиться к твердой опоре. Насчет проблем Ласеля он был в курсе, но только отчасти – пару раз неудачно пересекался с куратором, когда тот подгружал новые интересные штуки, и тогда пришлось в общих словах обрисовать яуту, что у него эксклюзив. А любой эксклюзив имеет свою плату, и вопрос не в деньгах, а в побочных эффектах. Сверху лилось теплое красное излучение – над площадкой был установлен здоровенный рефрактор, превративший тридцать метров в зону подогрева. Возможно, здесь еще и что-нибудь вредное можно было подхватить, но слишком занятые ремплесанты молчали. Ласель уже начал беспокоиться – еще никогда его подручные не возились настолько долго. Едва необходимость смотреть в глаза пропала, сразу стало легче сосредотачиваться. Яут небрежно раскачивал копье, по-прежнему упертое в пол, и Ласель зацепился взглядом за эту руку. Твердую, массивную, и все же похожую на человеческую общим рисунком мышц. Только на запястье видимые сплетения мускулов резко раздваивались, а вернее даже расчетверялись – с тыльной стороны тоже такие были – и втекали под основание ладони тугими магистралями. Ласель машинально задумался, как долго с таким строением можно что-то сжимать? Или на чем-то висеть? Или тащить груз? Наверное, очень долго. Более светлая ладонь крепко держала древко, а пальцы защелкивались, как у хищной птицы: если яут захотел их стиснуть, то разогнуть их можно было только двумя путями: либо договорившись полюбовно, либо отрезав от яута руку по самый локоть, а потом еще и распотрошив ту самую белую ладонь. Какое-то там особое строение сухожилий. Поэтому и костяшки на этих пальцах были грубые, забитые мозолями, которые возникают, если из согнутых пальцев отчаянно пытаются что-то выколотить. Ласель на миг представил какие-то безумные тренировки, где молодых, еще желто-зеленоватых яутов заставляют вооружаться некими камнями и дальше без устали молотить по твердым поверхностям. Чтобы соревновались, у кого первого полопаются кожа и мышцы. Картина была столь же яркой, сколь и нелепой. Ласель фыркнул и протянул собственную руку, пытаясь достать до образчика чужепланетной эволюции, Иштургай воркотнул и приподнял копье. Крутанул его, демонстрируя работу тех самых раздваивающихся пучков мышц, и с легкостью закинул себе за голову. Что-то в его доспехах громко лязгнуло, и он вернул уже пустую ладонь, щедрым жестом предложив ее Ласелю. – Нет, – Ласель мотнул головой, с удовольствием ощущая, как мир вокруг занимает привычное положение. – Я ж смотрел на кулак, а не на ладонь. – Пожа-алуйста, – фыркнул Иштургай, стискивая кулачище. – Великая бюйюк аннэ Кашелым говорит: плоть сильнее оружия, дух сильнее плоти! Игнорируя очередную бабкину мудрость, Ласель с удовольствием в него потыкал, а потом поскреб ногтем. Ухватился двумя пальцами за жесткий коготь большого пальца и нахально подергал. Иштургай забурчал, и Ласель подергал снова. Бурчание стало ниже на целый тон. Раньше, не имея особого желания подробно знакомиться с анатомией яутов и вообще ксенамичис, Ласель нес по жизни смутное представление о том, что длинные ногти – это крайне опасная штука. Мало того, что под ними селятся бактерии, так еще, например он может легко сломаться, будучи засунутым в чей-то зад. Допустим, в зад самого Ласеля Обечаноффа. Поэтому к яутским когтям он тоже испытывал недоверие, и когда между делом выяснилось, что у крокодилообразных на самом деле коготь составляет треть пальца, если не больше, а наружу виден только крошечный кусочек, Ласель сильно задумался об анатомии ксенамичис вообще. С тех пор он привык приглядываться к подобным деталям. Даже вел записи по личным наблюдениям за поведением ксенамичис, трогаемых за эти мелкие особенности. Яуты любили, когда их когти пытались расшевелить. Иштургай смутно объяснил это боевым задором, Айтурек же выразился яснее: "Как будто твое оружие застряло в содрогающейся плоти врагов, – сказал он и мечтательно прижмурился. – И их жизнь сочится сквозь твои пар-рьцы". – Красиво-оу? – самодовольно поинтересовался Иштургай. – Пойдет, – великодушно согласился Ласель. – Твои тоже ничего, – проявил еще большее великодушие великий визирь. – Даже покрашено, как мы делаем. – Эй! Ничего подобного. Это мои импланты, а не покраска под маникюр, как у ящера. Яут защелкал и заклекотал, бурно насмехаясь. Ласель выпятил челюсть и пристрастно оглядел собственные ногти. Матовая черная поверхность имплантов как всегда вселяла уверенность. Ну и красиво было, что уж там. Мастер предлагал дуохром или красный металлик, но Ласель проявил стойкий консерватизм. "Готфрид" нанес несколько последних ударов по вконец растоптанному вражескому войску, и на люнету медленно начали выплывать значки восстанавливающейся связи. – Оу, – оборвал себя Иштургай. – Ты снова в сети, Раслоу. – А ты следил что ли? – взбрыкнул Ласель. – Присосаться, что ли, пытался, пиявка? – Почему нет? – самодовольно прищурился Иштургай. – Мой линк великолепен, тебе было бы хорошо-оу! – Не сметь посягать на мой линк, – твердо сказал Ласель. – Так, все, поддержка мне больше не нужна. – Ты же уже одалживал мне свои глаза? Разве было-оу плохо-оу? Хитрый прищур не исчезал, и Ласель стрельнул взглядом по сторонам. Народу было слишком много, чтобы с размаху бить яута в морду и беспалевно покидать место преступления. – Самая большая ошибка в моей жизни, – безжалостно сказал он. – Чуть мозги не вскипели. – Зато ты удостоился стать проводником для великого воина, – проворчал яут. – Хотя спектр твоего зрения ужасно беден. – То-то ты цеплялся к моим стажерам, видимо, тянет на бедных? Ласель поднялся, с усилием отцепив от себя руку, и Иштургай негромко прищелкнул горлом. – Просто я люблю созерцать свое величие в разных видах, – пояснил он. – Чужим зрением. Невероятно-оу, но факт – я всегда великолепен, кто бы на меня ни смотре-еул. Скажи мне, ханаби... – Ласель, старина! Вопили со спины, поэтому Ласель чуть не дернулся в сторону. Успевшая восстановиться "Миледи" бахнула в несчастные мозги трехмерную проекцию пространства и прокомментировала расстояние, с которого вопили, как безопасное. Ласель повернулся, Иштургай поднялся и почти элегантным для яута жестом взял его за плечи. Ласель с неудовольствием покосился в сторону и убедился, что смотрит великому визирю в подмышку. Хорошо еще, что не обоняет. В человеческом смысле яуты не потели. Кожа у них постоянно отводила влагу, но бактерий, дающих запах, не заводилось. Во-первых, Ласель слегка завидовал, а во-вторых, слегка негодовал, потому что отличить яута хладнокровного от яута в боевом или сексуальном припадке было сложно. То ли дело лилейники, начинающие, согласно своему названию, истошно ароматизировать пространство... – Как жизнь? – энергично продолжил Пасик. – И кто это тут у нас? – Жизнь хороша, – ответил Ласель, щурясь от развернутого к нему рефрактора. – Только что избавился от кучи подопечных и твердо намерен превратить все полученные за них капиталы в инвестиции. А ты как? Пасик надулся. Под инфракрасным излучением его кожа переливалась узорами временной внутриэпидермальной татуировки, и сейчас она пошла раздраженными волнами. Хорошо известный склонностью просирать все заработки и от турпохода к турпоходу мотаться дроидом-попрошайкой, он сейчас явно подыскивал, как бы укусить в ответ побольнее. Но хотя бы фиатов не просил – этим гиды друг другу не помогали, ибо хуже нет, чем подсаживать человека на иглу благотворительности. Каждый сам за себя, помощь только в критически вредных для здоровья случаях. К тому же Декардофф раздавал всем талоны на питание в "Мощах". Как бы это ни характеризовало его мерзкое чувство юмора. – А почему это твой друг такой возмутительно антропоморфный? – ласково поинтересовался Пасик. – Ты ж не спишь с человекоподобными, не? – Ревнуешь? – высокомерно поинтересовался Ласель. – Беспокоюсь о твоем психическом здоровье, друг! – А может я ставлю эксперимент, – сказал Ласель и снова посмотрел в яутскую подмышку, а потом, задрав голову, и на морду яута. – Хочу убедиться, что даже антропоморфные ксенамичис куда лучше противных людишек. – Хомофоб, – вздохнул Пасик. – Безнадежный и закоренелый. Есть что залить на дружеский сервер? Он постучал пальцем по демонстративно выпиравшему из виска цилиндру адаптера. Подобные штуки давно уже прятались под черепную кость в виде крошечных бусинок, но некоторые предпочитали делать вид, что прибыли примерно из позапрошлого столетия. Пасик таскал два усилителя и очень любил выводить на них подсветку, чтобы показывать, чем в данный момент занят его могучий мозг. Сейчас оба адаптера тускло мерцали белым, демонстрируя, что в мозгу ничего интересного нет. – Порнуху с ксенамичис, – широко заулыбался Ласель. – Надо? Непередаваемые ощущения! – Фу, – с достоинством отказался Пасик и даже отступил на шаг, точно Ласель мог накинуться на него и силком начать запихивать в голову возмутительные порнообразы. – Я, знаешь ли, за цифровую гигиену. – Это не ко мне, – твердо сказал Ласель. – Это к отреченцам. Пасик подошел чуть ближе и помахал ладонью перед мордой яута. Ласель опять покосился из-под руки Иштургая наверх и убедился, что взгляд у великого визиря по-прежнему отсутствующий. Объекты, которые яутов не интересовали, оставались за границей их восприятия. Хитро устроенное внимание и память клыкастых отсекали ненужное, как человеческий мозг, не вооруженный ремплесантами, отсекает множество "белых пятен". Наверное, он даже попытался бы пройти сквозь Пасика. Отчасти этим объяснялось невыносимое яутское высокомерие: они просто не видели. Хотя совершенно точно хорошо слышали, и сейчас Иштургай явно прислушивался к разговору. – Впервые вижу, как это всерьез работает, – почти с восхищением сказал Пасик. – Не доводилось до сих пор. А что если... – Не на... Ласель не успел договорить. Пасик размахнулся, рука яута выстрелила вперед, и Пасик обеспокоенно заорал, когда его кулак оказался сжат в гораздо большей пятерне. – Прошу прощения! – заголосил он уже членораздельно – Я случайно! Тут какой-то дрон пролетал! Я его убрать хотел! Ай! Больно же! Ласель пихнул Иштургая в бок, и великий визирь чуть удивленно выдохнул. Разжал руку и облил Пасика презрением в виде длинного стрекота. – Слизни не должны тревожить воинов попытками демонстрировать угро-оузу! – Да говорю же я, на дрона охотился! – возмутился Пасик, сверкая обиженными голубыми глазами. Краски в них было столько, что ночью эти глазищи как пить дать светились. – Чистая случайность! – Не такой уж он и слизень, – расставил приоритеты Ласель. – Он наш товарищ. Коллега. – Фр-рм? Иштургай вновь потянулся вперед и, невзирая на попытки Пасика ускользнуть, сгреб его за воротник щегольски застегнутой на один магнитик куртки. Магнитик щелкнул, размыкаясь, Пасик возмущенно дернулся, но противостоять яутскому любопытству он не мог. Иштургай подтащил к себе гида, тряхнул и даже соизволил наклониться, вглядываясь в сердитую лазурь. – Сомнительно, что он мо-оужет быть моим коллегой, – резюмировал он. – И товарищем тоже. Великая бюйюк аннэ Кашелым сочла бы его недостойным даже для трофе-еуя. – Надеюсь, у вас с не-товарищами драться не положено? – прохрипел Пасик, решительно отталкивая от себя вытянутые клыки. – Эй! Иштургай быстро отдергивал клыки и тут же тыкал снова, вынуждая Пасика в прямом смысле отбиваться от нападения. Ласель меж тем оглядывал площадку и магазинчики и все больше убеждался, что делать ему тут нечего, а вот пожрать очень даже нужно. – Ага! – торжествующе вскричал Пасик. Ласель мгновенно вернулся вниманием к происходящему. Пасик умудрился поймать Иштургая за нижние клыки и явно этим очень гордился. Яут громогласно фыркнул, и крик торжества превратился в завывание негодования. Иштургай разжал кулак, и гид едва не навернулся, пытаясь оттереть лицо от порадовавшего его фонтана мелких капелек слюны. – Я хочу жрать, – сказал Ласель. – Прекратите свои заигрывания или перенесите их в другое место. А мне... – Идем же в "Мощи"! – возвестил Иштургай и, не разделяя дела со словами, попер вперед. Ласель успел только крякнуть и быстро переставить ноги, чтобы не упасть. Почти столкнутый с дороги Пасик тоже кое-как отскочил. – Ты, красная улитка, присоединяйся! – не менее громогласно предложил Иштургай. – Угощаешь? – оживился Пасик, прекратив стирать влагу с лица и волос. Действительно красных, как вымоченных в люминорфе. – Как бы не так, – на ходу осклабился Иштургай. – Я знаю правила, не пытайся меня обмау-унуть! – Жмотье, – опасливо сказал Пасик. Иштургай даже не обернулся. – А говорят, там недавно отравилась целая группа, – поведал Пасик, догоняя их. – Ну так и не ходи, – возмутился Ласель, слегка отжимая яутскую руку, грозившую вот-вот передавить плечо до синяков. – Великий Визирь! Мать вашу! Ой! – Не поминай матерей всуе! Обутый в ролионы Пасик с легкостью скользил по контактным плиткам, и Ласель, спотыкаясь на ходу, с досадой подумал, что ему и самому бы неплохо иметь такую обувку. Но авион он запарковал на главном выходе, сообразив, что без прокачки полученных апгрейдов лучше за руль не садиться, и теперь страдал от пешеходных марш-бросков. – Как же я могу не пойти, если за групповое посещение этот хмырь дает скидку, – мрачно сказал Пасик и запихал руки в карманы. – Хартицай, но хотя бы с некоторым чувством милосердия. Несколько улочек сменили одна другую, и группа выскочила на крохотную площадь. – А вот и злачное место! – обрадовался Иштургай, еще чуть сильнее ускоряясь. – Ворвемся же туда и устроим пир! – Помедленнее! – завопил Ласель. – Бля, я ж ноги себе переломаю! – Слаба-аук! Раздраженное завывание эхом отдалось в триплексе увлажнителя, сквозь который пролегал путь рвущегося к жранине яута, и прежде чем Ласель успел достойно ответить, его вздернули, опрокинули, и мгновение спустя он оказался висящим на твердом плече в позе "павший товарищ, влачимый с поля боя". Плечо давило так, что не стоило удивляться малочисленности яутов: не всякий влачимый доживал до доставки в медпункт. – Вот мне бы тоже такой способ доставки не помешал, – заметил Пасик, легко объезжая форсунки, подмигивающие красным. – В следующий поход обязательно попрошусь с кем-нибудь, кто готов носить начальство на руках. – Я ему не начальник, – мрачно отрекся Ласель, упираясь в спину яута обеими ладонями. – И я не просил такой доставки! Ух сейчас блевану! – Молчи, слизень, – откликнулся Иштургай. – Я пытаюсь ускорить вашу-у медлительность. Триплексы кончились, начался короткий мостик, под которым медленно и с достоинством рокотали лопасти охладительной системы, и Иштургай без снижения скорости влетел в зону очистки. Ласель зажмурился и стремительно чихнул, когда его окатило щекотной волной химического электричества. – Плакала моя диета! – пожаловался Пасик. – С грузом нельзя! – истерично возопили откуда-то сбоку. Ласель открыл глаз и обнаружил огромную оранжевую раковину хартицая, из которой псевдомоллюск в возмущении высунулся больше чем наполовину. Ветвистые рога мыслеусилителей налились гневным малиновым. – Я не груз! – возмутился Ласель. – Я самостоятельный путешественник! – И у нас скидка за групповое посещение, – поддакнул Пасик, хватая Ласеля за руку. – Тридцать процентов на супчик дня! Что у вас сегодня дают? Иштургай совершил разворот, и Пасик едва не сбил стол, занятый чем-то зельцеобразным. – Корофиллитес! – рявкнул хартицай и сердито втянулся в раковину. – Пасик, мать твою, руку оторвешь! – Опять муциновая похлебка, – пожаловался Пасик, даже не думая разжимать цепкую хватку. Ролионы высекали из пола искры. – Когда уже этот желейный хрен раскошелится хотя бы на сырную? Иштургай резко тормознул, Пасик так же мгновенно отпустил руку приятеля, и Ласель даже успел вскинуться за полсекунды до того, как Пасик смачно въехал в спину яуту, раскинув приветственные объятия. – Отклейся, слизня-яук, – прорычал Иштургай. – Меня не бросать! – максимально командирски гаркнул Ласель. Успел он как раз вовремя – Иштургай схватил его за задницу, но после вопля застыл на мгновение, а затем медленно спустил Ласеля, обстоятельно протащив по себе. Пасик с ворчанием негодования отклеился сам. – Спасибо, – сказал Ласель, падая на жесткое пластиковое сиденье. – О мой желудок, в нем открылась язва. – Лжец, – ухмыльнулся Иштургай, плюхаясь на соседнее и вытягивая ноги так, что под столом тут же сделалось мало места. Украшения на широкой груди бряцнули, плечи зримо расслабились, и яутская морда приобрела неуловимо довольное выражение. Пасик тоже поспешил занять место, решительно завязал волосы в узел и артистично повел перед собой рукой. Ласель уже ожесточенно отбивался от меню, кинувшегося ему на люнету с самоубийственной дерзостью. Меню не сдавалось, обжигая зрительные нервы яркими сполохами рекламных акций, в особенности треклятого супа дня, а еще нагло пыталось пролезть в обонятельные центры. Ласель зажмурился и решительнейшим усилием воли приказал себе заблокировать эту вакханалию. Наружу даже чуть сунулся "Готфрид", но еще большим усилием Ласель сдержал тяжелую артиллерию и разрешил выйти на волю "Миледи". Ремплесант элегантно разделалась с назойливыми вставками и предоставила хозяину простой и понятный список, ободранный до текстового костяка. – Желаю лучшего блюда дня! – заявил яут и грохнул кулаком по столу. Прозрачная столешница помутнела, сдерживая обрушившуюся на нее перегрузку. – Немедленно-оу! Великая бюйюк аннэ Кашелым не стерпела бы ожидания! Ласель уверился, что для великих визирей в качестве меню выступает что-нибудь интерактивное с угодливо кланяющимися жалкими слизнями, униженно предлагающими выбрать что-то из ассортимента. – Со скидкой! – торопливо уточнил Пасик. – Э-э... – начал Ласель. – Отличная похлебка, – твердо сказал Пасик и пнул его под столом. – Уй! За что? – За сомнения, – ласково пояснил коллега. – А ты уверен, что эта похлебка нам подходит? Я ошибаюсь, или тут в примечаниях указано, что она на видовой органике? – Нет ничего лучше, чем муцин хартицая, – почти экстатически разъяснил Пасик. – Экологично, органично. Разглаживает поры и формирует здоровый баланс микроэлементов. – Святой Франциск, – содрогнулся Ласель. – Любо-оувь моя, не трусь, – подначил Иштургай. – Ради вашей великой любви – соглашайся на суп, – потребовал Пасик. – Нет никакой любви! – возмутился Ласель. – Вру-ун, – захихикал яут. – Мне плевать,– твердо сказал Пасик. – У меня нет фиатов, и я хочу хренов суп с групповой скидкой. Ласель тяжко вздохнул и обреченно выбрал в меню органический муциновый суп. Естественно, в "Мощах" не стоило ждать мгновенного обслуживания, и пока кухня хартицаев производила групповой заказ, Ласель пялился по сторонам. Пасик и Иштургай внезапно вступили в беседу, касающуюся добычи глубоководных хищных устриц из заброшенной системы бассейнов на четвертом уровне, и Ласель смог оказаться наедине со своими мыслями. Взгляд рассеянно скользил по голубым колоннам и живописи, то и дело пытаясь воспарить к потолку, где открывались совсем уже космические картины. В отличие от гнусного характера, искусство хартицаев было прекрасным и умиротворяющим. Возможно, им занимались только те, кто смог выкорчевать в себе злобную истеричность. Не исключено, что перед этим они избавлялись от своих родственников, и все плоды их вдохновения выходили из каких-нибудь специальных хартицайских камер длительного заключения. А еще Ласеля беспокоило, что из-за договоренности с Декардоффым – если так можно называть прямой и недвусмысленный приказ – ему вот-вот придется тащиться аж в Роппонги, то есть опять покидать привычную территорию. А это Ласель Обечанофф не любил больше всего на свете. На всякий случай он даже перепроверил – может, Декардофф по старческому слабоумию ошибся и имел в виду сателлит Роппе-де-Гион, находящийся хоть и не близко, но все-таки в пределах Вильнёва – на противоположном его конце, если точнее. Но нет, геометка однозначно показывала на соседний город. Ласель с содроганием обозрел проекцию: истончающаяся окраина, вытягивающаяся в узкий мостик жизни, переброшенный через реку, и потом сразу же – чужая территория. Роппонги был небольшим городишкой, однако в нем порядки устанавливали три перспективных и прогрессивных Эа, следивших за новейшими разработками в техносфере. Поэтому там Ласель уже заранее предвкушал для себя массу неприятностей. В общем, все было плохо. К тому же яут начал домогаться его под столом. Яро проявляя инопланетную сущность, Иштургай с блеском демонстрировал, на что способен мозг, умеющий делить процессы на минимум четыре независимых: руками и лицом он активно общался с Пасиком, а вот одна из когтистых ступней начала путешествие по ногам Ласеля, пока не добралась до самого паха. Иштургай предусмотрительно не пытался водрузить свою лапу пятьдесят четвертого размера на человеческие бедра, но ощущение от когтей, царапающих низ живота сквозь ткань защитного пояса, было непередаваемым. Ласель сунул руку под столешницу и схватил проклятого крокодила за большой палец. Иштургай и глазом не моргнул, продолжая многословно превозносить свой талант на примере поимки рекордной полуцентнерной устрицы-убийцы, на счету которой была не одна туристическая лодчонка и даже, возможно, парочка гидов. Палец выскользнул из хватки, невероятным образом отогнувшись едва ли не к своду стопы, а мизинец очень чувствительно ткнул Ласеля в сгиб бедра. – Вранье! – искренне возмущался Пасик. – Не может такого быть! Во-первых, об этом бы писали в сети! – Я скро-оумен, – прорычал Иштургай, складывая клыки ханжеской щепотью. – Во-вторых, – не отступил Пасик, – где фотосвидетельства? Не слышал, чтобы кто-то рассказывал о своих подвигах и ничего не показывал! Ласель изо всех сил дернул хамский мизинец, в глубине души надеясь, что тот вывихнется, и заодно схватил Иштургая за лодыжку, сжав пальцы клещами. Толстые мышцы под такой же толстой шкурой напряглись, противостоя ему. Ласель секунду боролся с соблазном усилить нажим, но благоразумно сдался и отступил. – Не веришь мне, улиточка? – проворковал Иштургай, откидывая наруч. – Так узри же! Красные лучи сплелись в клубок, а затем в нем начала проступать панорама: стены, увитые венами труб и артериями проводки. Массивные противоядерные светильники. Плоскость бассейна и – огромная раковина, раскрывшая зубастые края створок. – Ну это вообще, – с сомнением сказал Пасик. – Укрупненная версия, коллаж, вот. Иштургай по-своему, по-яутски улыбнулся и шевельнул пальцем, меняя перспективу. Рядом показался он сам – фигура, торжествующе держащая два зазубренных кривых клинка, неуловимо напоминающих столовые, которыми в дорогих ресто вскрывают раковины морепродуктов. Раковина доходила ему до середины бедра. – Ну что скажешь, улиточка? – поинтересовался великий визирь. Коготь уязвил Ласеля снова, и на этот раз Ласель еще не со всей дури, но ощутимо треснул великого визиря под коленом. Могучая нога дернулась. Пасик встрепенулся, вынырнув из сомнамбулического созерцания. – Чего это? – удивился он. – Судорога, – любезно разъяснил Ласель, – коленку разминаю. Иштургай покривился, и ступня домогания медленно убралась. Ласель выдохнул с облегчением. – Судорога – не понос, штанин не замарает, – с умным видом сказал Пасик, ловко обойдя тему признания устричных подвигов. – Главное нам сейчас... Сверху прозвучало многозначительное "Пффф". Три руки – темно-зеленая, татуированная и затянутая в армированную ткань – взметнулись в одинаковом жесте. Индикаторы силового поля вспыхнули так же одинаково, но два остались сверкать, а третий подло погас. – Твою мать! – жалобно пискнул Ласель, стремительно ныряя под стол. В воздухе свистнуло, и по столешнице бахнуло с такой силой, что Пасик нервно перебрал ногами. Ласель, вписавшийся лицом меж раздвинутых колен яута, забарахтался, Иштургай попробовал колени сжать, но Ласель успел выскользнуть чуть раньше. По бокам столешницы полился горячий голубоватый пар. – Да что ж такое! – возопил Ласель из ненадежного убежища. – Когда уже запретят эти покушения на мою жизнь! – Зато скидочка, – отозвался сверху Пасик. – Тридцать процентов, я уже слышал! Мои нервы стоят дороже! Пар перешел в густо-фиолетовый, побелел и медленно начал растворяться. – Раслоу, как всегда, плох в общении с техникой, – высказал несомненно ценную мысль Иштургай. Пунцовея от злости, Ласель с трудом поборол желание укусить визиря за колено и потряс рукой. Индикатор виновато мигнул и энергично засветился. Тряхнув еще раз, Ласель дождался покалывания, с которым силовое поле настраивалось на его личный "пузырь безопасности", и полез наружу. Даже с патчами Декардоффа клятая техника периодически сбоила. Чертовы Эа. – Жив? – поприветствовал его Пасик снаружи. Ласель открыл рот, но тут пфыкнуло снова, правда, чуть в стороне, и все трое инстинктивно напряглись. Следом свистнуло. Под потолком словно взорвался снаряд, и его инверсионный след вонзился в столик неподалеку. За столом тоже полыхнуло – сработали силовые поля – и отчаянно заматерились на двух диалектах. – На тридцать процентов, – мрачно сказал Ласель. – Со скидкой. Возвышавшийся посреди стола тубус, все еще обтекающий паром, величественно зашипел и распался на части. По "Мощам" поплыли ароматы свежего варева. Дымящиеся чашки с супом безошибочно съехали на манипуляторах к клиентам. Хартицаи, чтоб у них раковины потрескались, считали, что еду в точку получения нужно доставлять как можно энергичнее. Фактически – метать со сверхзвуковой скоростью, при этом защитив ледяной броней, дабы метаемое не выпарилось к чертям во время короткого полета. – Ну, сейчас подлечим нервные клеточки, – воодушевленно сказал Пасик, формируя огромную ложку. – Эх! – Славная, хотя и стремительная добыча, – важно согласился Иштургай, без усилий отрывая миску от манипулятора. – А что же это великий визирь не уязвил ее в полете своим копьем? – не стерпел Ласель. Иштургай смерил его почти пустым взглядом и щелкнул пальцами. Вокруг огромной башки сгустилась непроницаемая голограмма, из-под которой тут же раздалось утробное чавканье. – Я все слышу, – не успокоился Ласель. Под столом его пнули, а в голограмме зазвучало щелканье и свист, призванные полностью замаскировать постыдные звуки приема пищи великими визирями. Для собственного душевного спокойствия пробившись сквозь голограмму посредством "Лагранжа" и полюбовавшись, как визирь косоглазо пучится, заливая в себя муциновое зелье, Ласель с гораздо лучшим настроением вернулся к реальности. Тоже сформировал ложку и принялся вдумчиво наматывать на нее бульон. Хартицаев можно было понять – их культура питания сформировалась на основе биологии: исторически добыча псевдомоллюсков была стремительна и безжалостна, поэтому приходилось развивать реакцию, должную работать в условиях сильной ограниченности основного большого тела. Ускорялась реакция – разрастались нейронные ганглии. Разрастались ганглии – усложнялись пути. А за усложнением неминуемо следовало самосознание, краеугольный камень в этой вселенной. Дальше уже можно было читать любое пособие. Плюс-минус эволюция развития катилась по одной и той же дорожке. А в наследство оставались такие вот казусы, например, метание жратвы в посетителей с потолка. Декардофф, невзирая на профсоюзные жалобы, хартицая не усмирял. Видимо, развлекался, когда читал в новостях, что в "Мощах" опять кого-то зашибло высокоэнергетическим пончиком. – Уф-ф, хорошо! – Пасик откинулся на ореол над сиденьем, тут же сформировавший спинку. – Ну, какие у нас планы? – В каком смысле у нас? – осведомился Ласель голосом, от которого стажеры сразу начинали блеять и сдавать назад. – Ну в прямом, – Пасик повертел ложкой: по черенку плыли узоры, схожие с его татуировками. – Ты ж намылился куда-то? – С чего вдруг? – изумился Ласель, запихивая собственную ложку себе в рот. Иштургай все еще что-то делал в голограмме, но поскольку миска уже стояла на столе, оставались страшные предположения – например, что яут чистит там зубы. Специальной трехжильной яутской зубной нитью. Пасик крутанул запястьем, и ложка исчезла в тихой вспышке. – С чего, с чего, – он перевалился вперед и оперся локтями на стол. – Ты же у нас вечный стажерский нянь. Если их при тебе нет, значит, точно что-то затеял. – Слухи это все, – пробормотал Ласель, мысленно проклиная Декардоффа, создавшего ему такую отстойную репутацию. – Никому я не нянь, и делаю что хочу и когда хочу. – Ладно, – Пасик вздохнул и откинулся обратно. – Я просто че думал, если нужна какая помощь, а дело прибыльное... Сам понимаешь, фиатов всем надо. – Нет, – честно сказал Ласель. – Ничего я не задумал, и вообще ближайшую неделю буду по шефовым поручениям рыскать. Всралось ему, что мне надо обязательно наладить отношения на северной окраине, чтобы, понимаешь, ширились и укреплялись границы нашего бизнеса. – О-о! – воспрял духом Пасик. – Расширение границ – это тема! Это сколько новых территорий! Руки Иштургая вынырнули на свободу, а голограмма исчезла. – Куда ты собираешься, ханаби? – с интересом уточнил он. Ласель уставился на сияющие молочным янтарем клыки и секунду медлил, прежде чем осознать, что его осадили с двух сторон преисполненные любопытства противные личности. – Осваивать новые края, – ответил за него Пасик. – Сражаться с этими, ну которые вечно там на границах на что-то претендуют. – С пограничниками? – уточнил Иштургай. – Точно! И проваливаться в различные трущобы, – почти мечтательно закатил глаза Пасик. – Раздвигать охотничьи территории великого Вильнёва. – О-о! – тоже воспрял духом Иштургай. – Ханаби? – Осушите свои фонтаны омерзительных гипотез, – потребовал Ласель. – Я не собираюсь ни с кем сражаться и никуда проваливаться. Мне всего лишь надо смотаться в чертов Роппонги и... – Решено! – Иштургай грохнул кулаком по столу, вновь заставив тот страдальчески помутнеть. – Я направляюсь с тобой! Могучая бюйюк аннэ Кашелым одобряет путешествия! – Никто никуда со мной не идет, – нахмурился Ласель, инстинктивно хватаясь за энергощуп. – Еще чего. В свои лицензии смотрите, а в мою не лезьте. – Я никуда и не лезу, – тут же съехал с темы Пасик. – И вообще, смотрю, тут у вас любовный антропоморфный скандал назревает, так я пошел. Спасибо за суп. – Ты во всех видишь только тридцатипроцентную скидку на обед? – накинулся на него Ласель, между делом вылезая из-за стола со стремительностью, свойственной только тем, кто спешит удрать от яута. – Только в лучших друзьях, – улыбнулся Пасик, тоже выскочил и развернулся на пятке. – Ну, бывайте! Роллионы эффектно высекли сноп искр, и лучший гид по местным казино устремился к выходу на спринтерской скорости. – Р-раслоу, – заворковал Иштургай. – Я только что потратил тридцать минут своего времени на суп, – торжественно сказал Ласель, изо всех сил избегая взгляда яута. – Мне пора. Иштургай выбросил руку вперед. Ласель увернулся, но яут все равно успел зацепить его когтями, и, видимо, заодно швырнул церебральной наводкой, потому что Ласель почувствовал нервное дерганье линка. Мгновенно прихлопнув его "Готфридом", Ласель одарил яута грозным взглядом и, убедившись, что Иштургай, как обычно, не снисходит до попыток хотя бы немного устыдиться, развернулся на месте кругом. – И не вздумай за мной идти! В ходе бодрой пробежки до парковки авионов Ласель машинально подсчитывал количество фонтанчиков с питьевыми субстанциями разных типов и насчитал целых сорок семь. Причем три из них выглядели как особо опасные контейнеры с особо чудовищным содержимым. Одна только маркировка сверхвысокого давления чего стоила. Они даже переплевывали фонтанчики для хартицаев, имевшие гнусное обыкновение бить струей на тридцать метров под давлением в тучу атмосфер. На всякий случай Ласель всегда обходил сомнительные фонтанчики по дуге. По прибытии к месту на авионе обнаружилось два десятка рекламных голограммок, подло сосущих энергозапас машины. Ласель методично вычистил их, записал координаты, на которые реклама ссылалась, и немедленно слил службе общественной сетевой гигиены. В последнее время стало модно жаловаться не Эа, которые не видели в рекламе ничего пугающего, а местным ребятам, готовым за членские взносы серьезно поговорить с теми, кто покушается на личное цифровое пространство граждан. – Значит, чертов Роппонги, – пробормотал себе под нос Ласель, седлая авион и поворачивая его на магнитку. – Ну, надеюсь, вы не собираетесь поджидать меня в центре правового регулирования. Авион заскользил к выходу, и люнета сразу же показала ободряющий зеленый значок, подтверждавший, что куратора Обечаноффа без проблем выпустят с территории "Серюсьи" – хотя бы тут патчи сработали как надо. Взбодрившись, Ласель попробовал прикинуть замечательный маршрут, ведущий с очень специфическими загогулинами, чтобы до границы с Роппонги добраться где-то так числу к двадцать шестому... В затылке тут же сердито ворохнулось. Ласель чуть не кувыркнулся вперед с авиона. – Зараза! Декардофф, конечно, как и всякий бдительный засранец, паковал свои передачки, чтобы ничем было не засечь – то есть пихал пакеты между нейронов. Ласель, как и полагается курьеру, который не особо добровольно подписался, старался блокировать всякое взаимодействие пакетов со своим тщательно оберегаемым мозгом, поэтому такая реакция была сущей неожиданностью. – Полечу через Девятую танго, – для проверки сказал он. В затылке опять ворохнулось. Степень негодования подскочила на пару пунктов, Ласель даже пришпорил авион и яростно оглянулся. Накатила мысль, что не помешает лично явиться к Декардоффу снова, но на этот раз предварительно одолжив у яута топор, и провести экстренные переговоры с острыми, так сказать, хорошо отточенными аргументами. Сквозь шлюз медленно выплыла фигура штурмовика в обвесе, и Ласель тут же передумал. Конечно, штурмовик явился не за ним, просто совпало, но охоту драться с Декардоффым эти типы отбивали мгновенно. Ласель до сих пор так и не сподобился посчитать, сколько в них было усовершенствованного, но по классу замещенности эти типы все-таки больше походили на киборгов. А с такими бодаться – себе дороже. Даже Эа считали, что если смотреть на стычку человека и киборга, то киборг будет более прав, если не нарушал основных предписаний пяти законов. – Сволочи, – прошипел Ласель, вновь круто разворачиваясь. – Я никуда не полечу без отдыха! Посылочный пакет молчал. – И сна! – добавил Ласель. Пакет по-прежнему не дрыгался. – И выпивки, – попробовал Ласель. На этот раз реакция сразу же последовала. – И страховки за опасные путешествия! – добавил Ласель. Пакет с сомнением чуть дернулся, но все-таки промолчал. Видимо, охранные контуры не очень разбирались, насколько курьеру нужна страховка. – У, сволочь, – повторил Ласель. – Ну ты там сиди, не дрыгайся, пока я на тебя "Сагаву" не натравил. На этот раз молчание посылки показалось презрительным. Ласель потер переносицу, силком прекратив диалог с подселенцем в собственную голову, и медленно выдохнул. Авион заскользил по переулку, быстро поднимаясь от уровня к уровню, и наконец высвободился из технического кружева, оказавшись на свежем воздухе. Транспортная система приняла очередную песчинку, по люнете мелькнула череда запросов, которую "Миледи" обработала быстрее, чем Ласель успел продумать мысль, что ему хочется в офис, и навикон мгновенно выстроил оптимальный маршрут. Ласель глубоко вдохнул свежий, пропитанный цитрусовыми ароматами воздух нагруженной трассы, и закинул руки за голову. Даже на всякий случай пощупал затылок, поддаваясь желанию проверить, не распирает ли голову от лишних для нее знаний. Само собой, ничего не распирало, и Ласель медленно помассировал скальп, заставляя себя расслабиться. В транспортном потоке плыли суда от самых крошечных до внушительных туристических платформ. Навскидку процент туристов уже подходил к тридцати, а для этого яруса такое было ощутимо. Ласель мрачно подумал, что однажды и его прекрасное комфортное убежище, спроектированное так, чтобы вызывать у посетителей восторженную дрожь, окажется посреди дурацкой популяризованной авеню с кучей торговых точек и непременным борделем. Впрочем, если это будет бордель с ксенамичис, пожалуй, его появление можно будет простить. Реклама пакетного строительства выпрыгнула из-за поворота на перекрестке и понеслась на транспортный поток. Коротышки чхи-пай в открытом галлионе угрожающе развопились, маша руками и подпрыгивая, так что от вываливания с мест их удерживала только сбруя. Ласель с огромным трудом удержался от искушения вдарить по рекламе "Готфридом" и просто на несколько секунд вырубил сетевой коннект полностью и предусмотрительно зажмурился. Вид города, лишенного красок дополненной реальности, мог сильно разочаровать неподготовленного. Ласель предпочитал очень тщательно дозировать мрачняк, поэтому дождался, когда вопли чхи-пай ознаменуют конец рекламы, и подключился обратно. Сразу десять уведомлений от чрезвычайно возмущенных его поведением приложений выскочило на экран. В следующую секунду все обновились, загрузив немыслимо важные утраченные за это время терабайты непрерывных улучшений, и уведомления исчезли. Зато всплыло сообщение от Пасика, умильно предлагавшего развить практику совместных обедов – дескать, это полезно не только для тренировки навыка уворачивания, но и приятно для счета, а также ведет к полезному обмену знаниями и возможному развитию сотрудничества в сфере... Дальнейшее Ласель пропустил, душераздирающе зевнув, из вежливости ответил, что в будущем обязательно, но никак не в ближайшую неделю. Задания от босса, отчетность, обратная приемка стажеров и все дела. Следом бахнулось еще одно сообщение – уже от яута. По предварительному просмотру стало ясно, что он тоже желает развивать тему совместных приемов пищи, но предлагает делать это вечером. Из осторожности Ласель не стал открывать продолжение, на котором висело уведомление о прочтении. Лучше было сделать вид, что он ничего не получал, то есть получал, но в спам, в смысле, достал, но прочитать забыл, так что извините, в следующий раз. Через месяц или типа того. Заводить длительные отношения Ласель опасался пуще всего на свете. Не успеешь оглянуться, а с тебя уже требуют компромиссов и предлагают начистить воинское копье, потому что в культуре конкретного клыконосного хрена так положено. Прокатившись вместе с основным потоком через сеть мостов над красивейшей и потому ставшей жутко популярной центрифугой, авион вырулил на освободившуюся магистраль, и навикон даже предложил Ласелю самостоятельно управлять скоростью. – Эгей! Оклик сверху отвлек Ласеля от важнейшего занятия – попытки определить, как половчее фыркнуть выхлопом под нос турбиллиону, на котором вальяжно располагался хартицай. Что поделать, этих Ласель упорно не любил. Даже невзирая на их приятную гермафродитность. Ласель задрал голову. – Просто так болтаешься или по делу спешишь? – осведомились с верхнего уровня потока. Лучезарно улыбающаяся Нефлит аж свесилась с авиона, так что модные зеленые пряди полоскались на ветру. – В офис тороплюсь! – махнул Ласель и все-таки пошел на обгон, расчехлив распылитель на максимум. – А что, правду говорят, что на Улбар половина площадки сама в себя рухнула?! Собеседнице пришлось повысить голос – разгоняющийся в городе авион обязательно предупреждал всех свистом. – Точно! – отозвался Ласель, заворачивая авион так, что на хартицая выкатился прекрасный клуб голубоватого пара. – Безобразие! – заорал хартицай. – Это нарушение правил! Я буду жаловаться! – Это скоростной режим! – ликующе проорал Ласель в ответ. – Быстрее тащиться надо! А то в следующий раз провалитесь вместе с чем-нибудь куда-нибудь! Нефлит спикировала, презрев воздушную разметку, и под стробоскопическое вспыхивание лидара встроилась рядом с Ласелем. – И что с этого можно поиметь? – деловито поинтересовалась она. – Ну, разве что энергетическим зайдет, – честно поделился Ласель. Авионы выровнялись, и свист начал стихать, позволяя нормально разговаривать. Щитки, берегущие от бьющего в лицо ветра, потрескивали, у Ласеля еще иногда шли сполохами, но патчи работали исправно. – Дай посмотреть? – бестрепетно потребовала Нефлит. Ласель похмыкал, но все же кивнул. "Миледи" тут же раскопала записи и транслировала соседке. – О! – восхитилась Нефлит. – Прекрасно ж! Пойдет кокебу в самый раз! – Только учти, что моторайзон теперь будет обходить их стороной, – Ласель потряс рукой, делая вид, что держит планшет. – Я занес в каталог, там еще и площадка соседняя навернулась, потому что... В общем, навернулась. – Не твоих ли это рук дело? – с подозрением осведомилась Нефлит. – И статую великого настройщика тоже я, – фыркнул Ласель. – Охотятся там всякие... – Ах, этот! Нефлит тоже имела сомнительное счастье арендовать площадь на рю Колетте по соседству с яутом, только располагался ее офис двумя блоками выше. Но до него отголоски яутских эскапад тоже зачастую долетали. Например, против возведения малого жертвенника Нефлит с Ласелем возражали вдвоем и даже лично обошли соседние блоки, чтобы привлечь съемщиков к общественной петиции против безобразия, учиняемого яутом на религиозной почве. Иштургай орал, что раз у него есть владение частью платформенного участка перед личным офисом, то и жертвенники он там может возводить, но общественность оказалась сильнее и показала яуту могучую общественную фигу. Теперь Иштургай изводил соседей песнопениями, объясняя, что только так может заменить полноценные жертвы. Голос у него был отвратительный. – Кстати, надеюсь, его там и съели? – уточнила Нефлит. – Увы, – Ласель придал лицу постное выражение. – Мало того, что выжил, так еще и туристы не пострадали, поэтому не видать нам громкой депортации со скандалом. – Ужас, – согласилась Нефлит. – Кстати, что ты делал там вместе с ним? – А что? – Анатомический интерес, – прищурилась коллега. – Он же слишком антропо... – Да вы сговорились что ли! – обиженно взревел Ласель. – Какого хрена вы решаете, с кем мне спать, а с кем нет? И вообще! Я не собирался с ним попадать на одну тропу, это все придурок с тягой к расчлененке! По Нефлит было видно, что сначала она хотела заржать, но последующая ударная речь изрядно сбила ее с толку. – Какая расчлененка? – почти растерянно спросила она. – Вы кого-то порубили на куски? Ты порубил? Он порубил? – Мьелби, – раздраженно пояснил Ласель, прочесывая волосы пальцами. – Придурок, мечтающий самоубиться! Выскочил на той же станции, где и этот, мать его, великий визирь! Поэтому мы и таскались группой. – Ах вон оно что, – вздохнула Нефлит. – А я-то думаю, откуда объявление на твоей ячейке, мол, технический перерыв на сорок восемь часов. – Вот именно, – пробурчал Ласель. Магнитка поворачивала в их квартал. Кругом замелькали знакомые конструкции, успевшие чуть-чуть видоизмениться за последние три недели, пока Ласель пропадал в самых разных концах Вильнёва. Особенно поражал воображение внезапный и явно стратегически возведенный стеклянный мост. Это совершенно точно походило на туристическую галерею, а значит было спроектировано Эа, сующими свой цифровой нос везде, куда не просят. – Так что насчет антропоморфности? – скалясь, уточнила Нефлит. – Отвянь, – сказал Ласель. – Не завидуй моему счастью. – Ах, все-таки да. – Ах, все-таки завяжи транслятор. Нефлит презрительно хмыкнула и демонстративно поправила мощные обвесы, закрывавшие лицо по бокам, точно деталь доисторического шлема. Голос у нее был подобран мастерски благодаря совершенной акустике, на которую Нефлит просаживала практически все фиаты, но Ласель научился бороться с этим обворожительным пением сирены, добавляя с помощью "Миледи" шум-противовес. Магнитка дала три предупредительных сигнала, показывая, что через пятьдесят метров закончится, и дальше каждый сам за себя. – Ну, я пошел, – сообщил Ласель, покрепче сжимая авион. – Нужно еще почистить зубы и поспать, прежде чем я снова отправлюсь совершать подвиги. – Поспа-ать? – протянула Нефлит. – Это у нас, знаешь ли, большая роскошь! – Я заработал, – Ласель помахал, отваливаясь в сторону. – Сам большой босс разрешает! Нефлит плавно взмыла вверх, и выражения ее лица Ласель не увидел, но воркование, усиленное акустикой, продемонстрировало спектр сомнительных чувств, который Нефлит испытывала к хозяину туристического сектора. По правде говоря, чем дальше Ласель находился от Декардоффа, тем толерантнее к нему относился. Сейчас он даже готов был согласиться, что триста семьдесят тысяч гидов – это головная боль, тут волей-неволей станешь злобным и агрессивным. Авион плавно присел на катушку и затих. Ласель прокрутил на люнете в ускоренном режиме записи с момента отъезда. Хотя система наблюдения давно уже отчиталась, что все в порядке и никто вломиться не пытался, он не отказал себе в параноидальном удовольствии подробнее изучить этот вопрос. Из подозрительного имелось только шныряние уборщиков в округе. Они довольно часто подбирались к офису Ласеля, энергично всползая по стенам, и пытались чем-то там нашурудить у порога. Ласель с подозрением посмотрел на аппарель, но кроме вопиющей чистоты ничего предосудительного не обнаружил. Поэтому смело спрыгнул с авиона и прошествовал в офис. Вероятно, Декардофф долго смеялся бы, если б ему предложили переехать в такой офис, а потом предлагавшего показательно бы сжег. Прямо в зоне ресепшена "Серюсьи". Вся офисная площадь занимала гордых тридцать квадратных метров, завешанных и заставленных необходимым для любого уважающего себя гида реквизитом. По потолку проходили рельсы, с которых многоглавыми пучками свисали различные транзисторы, трансмиттеры, репитеры, лидары, радары, сканеры, фазеры и прочая мелкая механическая бесовщина, притащенная из походов как символ доблести. Стена блистала инструментарием, тщательно закрепленным на отполированных крючках, и увлажнитель воздуха заботливо поддерживал надлежащую атмосферу для сохранения качества инструментов. Распаянное окно, за которое пришлось вывалить бешеных фиатов как за уникальный элемент современного дизайна, до половины было загорожено оборудованием, с помощью которого создавались подходящие для каждого конкретного похода образы. Ласель скептически оглядел огромный ритуальный трехрожник, с которым водил чхи-пай по лабиринтам несанкционированной добычи веселящей краски, и твердо пообещал себе в следующем сезоне обязательно его разобрать и переделать во что-то менее громоздкое. Туда же должны были отправиться почетные крылья-плащи, с помощью которых куратор Обечанофф элегантно парил среди мышеглавых батамани, задавая тон всей колонии. На столе, по возрасту приближавшемуся к Декардоффу, возвышался перегонный куб универсального питьевого преобразователя, и в помещении до сих пор плавал слабый горьковато-жженый запах бобов катью, из которых Ласель перед выходом готовил себе бодрящий и тонизирующий напиток. В основном ради того, чтобы не дать себе свалиться после семисуточного бодрствования. Тогда у него как раз обострился интерес к ксенамичис, и все темное время суток он беззаветно пропадал в "Зеленых будуарах", а так же "Синих", "Розовых" и "Черных", за что даже получил значок почетного полового трудоголика. Такие значки раздавали октоперибии, точно знающие, сколько раз и как долго может каждый, оказавшийся в "Будуарах". На восьмые сутки Ласель почувствовал утомление от бесчисленных совокупительных геройств и даже мучился постыдным желанием сказаться больным и ни в какой поход не идти, но в итоге пришлось варить бобовый тоник. "Луи" категорически вычеркнул из списка все допинговые химикалии и тем более запретил сетевые способы встать на ноги. – Дом, родной дом! – провозгласил Ласель больше для пакетной посылки, чем для себя. – Вот сейчас как помоюсь! Как отдохну часов сорок пять подряд! А? Посылка задумчиво молчала. Видимо, шелтерный искин пытался сообразить, нормально ли это, или порядочные люди обходятся тремя часами в неделю, пользуясь всеми благами цифрового детокса от Эа здравоохранения. Ласель оттянул воротник, сунул нос внутрь и принюхался, дав команду фильтрам не вмешиваться. От него попахивало едва уловимой ноткой парфюма, стоившего так же дорого, как и все остальные аксессуары Декардоффа. Следы преступления с яутом были тщательно замыты, но тот же Декардофф их учуял сразу, так что стоило освежиться на всякий случай. Лично для Ласеля это были приятные запахи, но не исключалось, что санитарные службы в Роппонги могли начать присматриваться к любителю разнузданных оргиий с синтетиками и ксенамичис. А лучший калькугаль Вильнёва очень не любил, когда к нему присматривались. Инстинктивно почесываясь, Ласель стянул ботинки нога об ногу, затем одежду и в гордом свободном виде прошествовал к санитарному блоку. Помимо собственно офиса на арендуемой им территории находилось все нужное для жизни: место для поспать, для помыться и для припрятать пару бутылок чего-нибудь требующего охлаждения. "Ше-еф!" Вопль в чате заставил его споткнуться о порог блока. Душевые форсунки вопросительно прыснули облачком ароматизированного пара и остановились. – Что такое? – прохрипел Ласель, начиная предвидеть самое ужасное. "А наш рейс отложили на два часа! – радостно доложил Джорджи. – Мы к вам в гости забежим?" – Еще чего! – возопил Ласель, ныряя в блок и стремительно там захлопываясь, словно стажеры уже стучали к нему в дверь. – У вас отпуск! Пройдитесь по магазинам! Расширьте сознание в хербариуме! "А вы нас не рады видеть?" – демонстративно обиделся эмотиконами Джорджи. – Я уже практически уехал, – соврал Ласель и замахал форсункам, приказывая немедленно начать его мыть. – Сейчас сменю белье на парадно-выходное, и авион уже ждет меня за дверью. "Даже на минуточку нельзя?" – подключился к уговорам Келли. – Ни в коем случае, – решительно отбился Ласель. – К тому же тут у меня небольшой, м-м, карантин. За время отсутствия просочилась какая-то пакость и испоганила деодор. Воняет тут до неприличного. Берегите ваши организмы. "Скукотища тут, – пожаловался Келли. – Даже взломать нечего, вуф". – Считай, что я этого не слышал, стажер, – возмутился Ласель. – Взломает он. Жопу вам потом взломает ваш руководитель дипломной работы! "Он старенький и не может, – почти сентиментально вздохнул Келли. – К тому же мне, например, все равно больно не будет... Ну если вы точно-точно уезжаете..." – Да я уже одной ногой за порогом, – клятвенно заверил Ласель, яростно намыливая пах. Пена отчаянно щекотала и постреливала кислотными уколами. "Пойдем что-нибудь натворим, – резюмировал до сих пор выдававший свое присутствие лишь телеметрией Вивьен. – Как нормальные такие обалдуи, негодяи и эти, как их там..." "Служители хаоса", – подсказал Андрэ. Про себя Ласель облегченно выдохнул. В момент, когда он не мог держать в поле зрения всех четверых, ему постоянно казалось, что с ними вот-вот произойдет что-нибудь ужасное. Например, их унесет озабоченный каффиль, или кто-нибудь съест. Перспектива съедения волновала особенно, потому что предполагала длинную и нудную реконструкцию останков и судебные тяжбы по поводу каждого недореконструированного кусочка. – Сколько угодно, – наконец опомнился он. – И помните, что в случае чего я вашу задницу прикрывать не буду. Пусть отец Андрэ прикрывает вас рясой. "Это плащ!" Страдая и скуля, стажеры распрощались. Последней на приватный экран бухнулась личная текстовушка от Андрэ. "И кстати, жопа у вас очень даже ничего, когда мытая! Адепты похоти одобряют!" Огромным усилием воли Ласель сдержался и не начал панически оглядываться. Вместо этого просто вызвал "Готфрида", и охранная программа радостным вепрем ринулась сметать все, что в офисе было установлено не лично самим Ласелем Обечаноффым. Визуальная следилка полетела первой, выкинув жалкую пасхалку в виде лозунга "не приумножайте энтропию сверх необходимого!" – Вот же способный мерзавец, – пробурчал Ласель себе под нос. Ужасная мысль, что со стажеров все же станется сюда притащиться, терзала нервные клеточки, и Ласель с трудом выдержал время на ионизирующую просушку. Выскочив из санблока, он перепрыгнул уборщика, тащившего его шмотки в недра рециклера, рыбкой нырнул в гардероб и лихорадочно извлек оттуда старый добрый "латник", выдерживающий такие сомнительные мероприятия, как командировка в чужой город, где еще неизвестно, кто какую территорию держит. Ввинтившись туда и переждав, пока каркасник перестанет ломать хозяина, подстраиваясь под его анатомию, Ласель, слегка задыхаясь от подзабытого костюмного энтузиазма, выскочил на аппарель. "Готфрид" приволок в зубах последнюю добычу – какой-то очень назойливый рекламный трекер, и Ласель не глядя отмахнулся от него, повелев уничтожить. "Готфрид" рассыпался на эффектные полигоны вместе с трекером. – Ханаби! – Это мне мерещится, – твердо сказал Ласель прямо в расплывшуюся в довольной лыбе яутскую морду. – Наведенная оптическая галлюцинация. – Раслоу? – Неудавшаяся рекламная компания, – обнадежил Ласель сам себя. – Нет, я не буду покупать гондоны для секса с ксенамичис, у меня все свое, от проверенных поставщиков. Он попытался прорваться мимо предполагаемой иллюзии, но яут протянул лапу и сгреб его за широкий воротник. – Уйми свой трусливый разум, – проворковал великий визирь. – Я отправляюсь в Роппонги. Думаю, нам по пути. Ласель завел руки за голову и принялся разжимать яутские пальцы. – Ты это делаешь назло мне? – осведомился он. – Отчасти, – согласился великий визирь. – Если быть честным, твое намерение напо-омнило мне, что в Роппонги есть дела, заслу-уживающие приста-аульного моего внимания. – Я был идиотом, когда с тобой знакомился в интимной обстановке, – Ласель разогнул уже три пальца из пяти. – Это был смелый поступок, – возразил Иштургай, тут же загибая пальцы обратно. – Ты же знаешь, что мы никогда не заставляем. Это против правил и непочтительно. Ласель запыхтел, с досадой вспоминая, как при виде дурацкого печенья почему-то решил, что морда яута достаточно уродлива, чтобы удовлетворять личным требованиям Ласеля к пониженной антропоморфности. Он-то думал, что обойдется одним перепихом, но в итоге все подозрительно затянулось. Возможно, печенье было с нейрокорректорами. Он опустил руки. Держащая его лапа заставляла стоять на цыпочках. – Нет, тебе серьезно интересно таскаться за мной? Лапа дернулась, и Иштургай развернул его к себе лицом. – Конечно-у интересно-оу. Это так забавно-оу – дарить всякие вещи, говорить всякие слова, со-оувершать посту-упки. Разве тебе не нравится? Ласель понял, что безудержно краснеет. Никакая наномашинерия, управление ЦНС, контроль лимбической системы и прочие хитрые штуки не могли преодолеть это простое физиологическое явление. – Не люблю какие-то там обязательства, возникающие на почве взаимных увлечений, – проворчал он. – Поставь меня на место! Почему я болтаюсь на весу? – Потому что-оу маленький, – разъяснил яут для идиотов. Но на аппарель Ласеля все-таки поставил. – Зря-яу ты так опасаешься, я же не требую от тебя стать левым плечом досто-ойного продолжа-аутеля рода. Ласель сунул большие пальцы за пояс. Поток ветра дунул ему в висок, растрепав волосы, но Ласель проявил истинное мужество и не стал суетливыми жестами убирать их с глаз. – А какие дела у тебя в Роппонги? Что об этом говорит великая бюйюк аннэ Кашелым? Достойно ли мотаться куда попало, не имея цели? Яут молчал долгое мгновение, сохраняя каменную неподвижность, а затем внезапно плавным движением достал из набедренных ножен длинный клинок. – Друзья-яу. И Ласель понял, что подробности выяснять не стоит. Он бросил взгляд в сторону, и яут немедленно среагировал: – И что, ты плани-ируешь лететь туда на этом смехотво-оурном агрегате? – Чем плох авион? – возмутился Ласель, сразу же забыв о мысленных проклятиях, регулярно посылаемых в адрес машины. – Насколько-оу я знаю Роппонги, это тяже-еулый город, – с умным видом сказал яут. – Следовательно, и транспорт, и оружие должны соответствовать. – Не собираюсь я там ни на кого кидаться с оружием, – проворчал Ласель. – Ну, транспорт... ну да, допустим. Декардофф, жмот проклятый, мог бы выделить любимому специалисту турбиллион, да помощнее. Сукин сын! Иштургай протяжно фыркнул. – Твоя ненависть к нему особенно смехотво-оурна при том, что ты с ним спишь, ханаби. Секунду до Ласеля не доходил смысл сказанного, но затем все-таки пробился, и все его уязвленное достоинство возопило. – Ах ты морда! – побагровел Ласель. – Опять разнюхиваешь? Иштургай демонстративно помахал ладонью перед клыками и сморщился, точно собирался чихнуть во всю пасть. – От тебя разило похотью еще в "Сер-рюс", – уточнил он. – И я бы посмотрел, как это происходит у вас, люу-удей. Мне кажется, это очень смешно-оу. Ласель так же демонстративно набрал команду вызова дрона-парфюмера, и тот, словно поджидал в засаде, тут же выскочил из-за ближайшего столба. На ходу распевая рекламную мелодию он ринулся к Ласелю. – Великая бюйюк аннэ Кашелым, – продолжал дудеть в кабаджин яут, - говорит: если ищешь выгоду через ложе, то эта битва должна быть не менее славной, чем... Дрон принялся обильно орошать респондента лучшими феромоновыми образчиками. – Гадость! – рявкнул Иштургай, отскакивая на добрых два метра. – Мокрость и мерзость! – Зато не будет больше оскорблять твое обоняни-и-апчха! – Мерзо-оусть! – провыл великий визирь. – Еще щит выставь! Я сплю с кем хочу и когда хочу! Иштургай резво отдернул когти от наруча. Дрон допел куплет, выстрелил в Ласеля талоном на скидку, залепившим весь экран люнеты, и, пока Ласель чертыхался, пытаясь вернуть себе зрение, стремительно удрал. Но зато хотя бы неудобная тема отношений с начальством оказалась похоронена под ворохом мелких насущных проблем. – Тварь, разносящая вонючую воду – даже для добычи слишко-оум гадка! – проревел Иштургай. Ласель отряхнулся и еще одним взмахом вызвал уже общественный экран аренды транспорта. – Что ты делаешь? – немедленно переключился великий визирь. – Ищу, на чем там рассекать, что ж еще, – буркнул Ласель. – Не арендовать же мне там местные тачки хрен знает с какой прошивкой. Яут прошел сквозь экран, остановился перед Ласелем и с размаху хлопнул его по плечу. Комбез принял удар, трансформировав энергию, и Ласель даже почти не присел. – Оставь глупые корчи! – прорычал великий визирь, задрав башку так, что Ласель видел только подергивающиеся нижние челюсти. – Я же сказал, что мы отправимся в обще-е-еу путешествие! Мой великоле-епный огнегривый демо-оун помчит нас сквозь время и пространство! Рычанье и щелканье яута настолько рассинхронизировалось с запоздалым переводом, что Ласель заморгал. Люнета впихнула ему совершенно другой образ: гигантская туша, покрытая множеством игл и рогов, с огромной слюнявой пастью и шестью мощными когтистыми лапами. Огнегривый демон никак не вязался с живым бульдозером, прущим сквозь топкие болота родной яутской планеты. Лингвоблок немедля подсуетился и облек образ зверя в дополнительную кондицию, придав механический смысл и атомный двигатель. Все это заняло четверть очень напряженной секунды, и Иштургай как раз успел дощелкать свое пафосное обобщение. – Не уверен, что это положительно скажется на моем имидже, – засопротивлялся Ласель. – Я уже не говорю про автономность передвижений. Яут наконец-то изволил склонить голову и даже вытянуть вниз шею, чтобы его морда оказалась почти напротив человеческого лица. – Раслоу, – почти мурлыкнул он. – Разве ты откажешься от сопрово-оуждения столь могучего и устрашающего воина? Разве ты не хочешь сыграть в игру? – Это в какую? – с усилием спросил Ласель, чувствуя, как одобрение "Альфонса" растекается по жилам. Даже ленты жантюров напряглись. Метеорологический алерт, давно мигавший на краю зрения, выбросил сердитый восклицательный значок и грозную тучку. Над головой умеренно громыхнуло, и сию же секунду начался дождь. Ласель сердито мотнул головой, энергозонтик над ним раскрылся и захватил солидное пространство, Иштургай снял ладонь с его плеча и сделал крошечный шаг назад. Он стоял точно в экране, который Ласель так и не сбросил, и искрящиеся под дождем осколки голограммы окутывали его оранжевым облаком, бросающим жутковатые блики. Желто-зеленые глаза засияли, как электрический янтарь. – Представь себе, – сказал Иштургай, кладя ладони на пояс, – как величественно ты будешь выглядеть в сопровождении сей всесокру-ушительной мощи. Аккомпанементом последним словам прозвучал надсадный скрежет металла о металл, с которым великий визирь вытянул длинные загнутые клинки из "городских" ножен. Ласель мысленно аж вздрогнул. Яуты наверняка встраивали специальные желобки и какие-нибудь усиливающие динамики, чтобы звук получился максимально эффектным и противным. – Чего мне там сокрушать, – неубедительно даже сам для себя произнес Ласель. Иштургай ухмыльнулся, и в этот момент, как по заказу, гигантский баннер на противоположной стороне рю засиял неоновым розовым, голубым и желтым. Фигура яута превратилась в сгусток тьмы, и только клинки запылали жидким пламенем. – Уф-ф, да чтоб тебя, – сдаваясь дрожи в коленках, сказал Ласель. – Если ты прям очень хочешь ехать со мной и у тебя прям натурально есть какое-то дело – пожалуйста! Иштургай крутанул своими замечательными двужильными запястьями, убирая клинки. Мгновением после того, как они исчезли в ножнах, монитор за его спиной начал транслировать рекламу энергетического стимулятора, поубавив яркость до умеренной. Экран, вызванный Ласелем, отвалился по таймауту, и почти инфернальное величие яутской фигуры изрядно подугасло. Метеорологический значок подобрел, демонстрируя таймер обратного отсчета до окончания атмосферных явлений. Через пять минут должны были остановить морось и выдать прекрасный теплый бриз. Сквозь вкрадчивый шепот дождя прорвалось тонкое веселое пение группы авионов. Ласель вздрогнул и невольно метнул взгляд на вход в офисный блок. – Срочно пора ехать, – твердо сказал он. – Заводи свою хреновину! – Огнегривого демона, – погрозил ему когтистым пальцем Иштургай. – Да без разницы, – Ласель аж привстал на цыпочки, выглядывая возможную преступную группу стажеров, отказавшуюся от полезной образовательной поездки по билетам, оплаченным Декардоффым. Разбираться с последствиями он точно не желал. – Давай живей, рейс ради нас тормозить не станет! – Какой рейс? – изумился яут, ладонью подманивая гляссион, сверкающий черными боками. – Мы выберем путь отваги и преодоления! – Да ну? – Ласель прекратил подпрыгивать и с подозрением уставился на великого визиря. – А подробнее? – Восьмой автобан, – с удовольствием выговорил Иштургай и аж обмахнул клыки языком. – Свобо-оуда и ветер-р! – Сплошной поток в морду, – простонал Ласель. – Шутишь, что ли? У тебя перепонки в обратную сторону вывернет. Будешь чесать клыками затылок! – Пф! – Иштургай вскочил в седло и сдернул с руля ворчливого мастодонта маску. Прихлопнул ее едва заметным движением и мгновенно принял облик злобного ксенамичис, охотящегося на беспечных горожан, бродящих по переулкам без плазменной долбилки. – А я? – справедливо возмутился Ласель. – Мне что, в спину тебе дышать? Иштургай приглашающе похлопал по сиденью перед собой. Добрых пару секунд Ласель мялся, но авионы пели уже совсем близко, вот-вот должны были вывернуть из-за поворота и, в случае чего, поставить его перед лицом неудобнейших обстоятельств и ужасающих последствий. Трусость поборола гордость, и Ласель рванул к гляссиону. Иштургай отпустил рукояти, Ласель запрыгнул на свободное сиденье лицом к яуту и решительно скрестил ноги у него на поясе. А потом еще и обхватил за спину, нащупав там подходящие ремни. К чему Иштургай таскал на себе столько аксессуаров, Ласель не задумывался, но вот его собственные жантюры тут же среагировали правильным образом и затянулись, фиксируя все тело в эргономически выгодном положении относительно яута. Ласель расслабился и чуть дернул головой, чтобы его не вжимало носом в ребристый панцирь, закрывающий грудь Иштургая. – Цепок, как клещ-кровосос, – не преминул отметить великий визирь. – Рули-рули, – благодушно ответствовал Ласель. – Не забудь меня разбудить, когда пойдем на посадку. Яут разразился негодующим квохтаньем, гляссион строптиво дернулся, встал на дыбы, так что на мгновение Ласель оказался сверху – и кувыркнулся в межъярусный пролет.