Ева за семью печатями

Вздремнуть, само собой, не удалось, поэтому Ласель тихой сапой вылез в сеть и занялся перелопачиванием новостей. Очень тянуло влезть на парочку форумов, где стойкий духом и профессионализмом куратор Обечанофф мог легко просаживать долгие часы своей замечательной жизни, но в этот раз Ласель проявил немыслимый героизм и сосредоточился на том, что имело пометку "Роппонги". Самостоятельный город, в прямом смысле отвалившийся от Вильнёва порядка сорока лет назад, расселся на месторождении керниума и провозгласил гордую независимость. Жалких двадцать миллионов населения с трудом позволили ему обрести заветный статус особой экономической зоны. Поговаривали даже, что тамошние Эа ввели систему подделки активных граждан, и тысяч пятьсот протащили по сигнатам скончавшихся. Плюс еще объявили привилегию получения гражданства для ксенамичис – и на этом получили два недостающих миллиона. До сих пор ни один город на Ораж так не делал, поэтому над казусом кукарекали все, озабоченные независимостью и суверенитетом. Однако за несколько лет ничего скандального в Роппонги не произошло, и интерес к нему был окончательно утрачен, а два миллиона разнообразных жукоротых, получивших право на социальные льготы по выслуге лет, застряли в учетной статистике. Возможно, кто-нибудь из них уже успел передать свое пенсионное свидетельство по наследству. Еще в Роппонги были очень прогрессивные Эа, предлагавшие сразу же внедрить внимательный системный глаз практически в жопу простому смертному, чтобы наилучшим образом предугадывать его желания, таргетировать во все щели и тем самым создавать невероятно комфортную среду. Ласель справедливо полагал, что примерно так же комфортно может быть, когда вас ежедневно постоянно насилуют сорокасантиметровым дилдо и на ухо шепчут: "Ш-ш, это прекрасно, постарайся расслабиться и получить удовольствие, ты просто неблагодарный, зато какое очко будет – закачаешься". Ну а потом респонденты еще вынуждены поблагодарить, ведь могло быть и хуже, да и вообще, пока их сношали, они успели полюбоваться закатом, и жопа в конце концов зажила – полезный опыт. Признаться себе в том, что тебе не понравилось, стыдно: пессимизм, грех и черная неблагодарность. Ласель предпочитал неблагодарность цвета атомарной бездонной тьмы. Наконец, у местных Эа была система учета персональных помощников, поэтому пришлось заняться выдворением большей части ремплесантов в самые дальние кластеры. Особенно негодовал "Готфрид", выкидывая красные уровни тревоги на каждое понижение его доступов в сеть. Ласель терпеливо пережил истерику самостоятельно обученной программы и все-таки завернул на максимум. После таких упражнений он почувствовал себя изрядно незащищенным и неожиданно проникся уважением к идее Иштургая. Возможно, совсем неплохо, когда за тобой повсюду бродит клыкастая харя, вооруженная клинками и регулярно демонстрирующая острое желание их на ком-нибудь применить. Жаль только, что Иштургай отказывался устроить революцию в туристическом секторе путем обезглавливания большого начальства. Ласель уже неоднократно раскаивался, что не соврал ему об истоках неприязни к Декардоффу. Надо было сочинить историю про угнетение и насилие, но вместо этого лучший калькугаль Вильнёва, пытаясь поставить назойливого ухажера на место, абсолютно недальновидно сообщил ему, что имеет отношения с тем, кто будет покруче великого визиря. Изумление Иштургая было столь приятным, что Ласель еще более недальновидно выдал на-гора имя. С тех пор рассчитывать на яутский топор не представлялось возможным. Иштургай не видел смысла и доблести в избавлении от важных партнеров, и уже никакие рассказы о гадской сущности босса всея туризма не помогали. Оставалось лишь обвинить Декардоффа в том, что именно он не позволяет мсье Обечаноффу рухнуть в яутские объятия. Но существовала опасная вероятность, что если Иштургай проникнется и таки удовлетворит кровожадные мечты своего ханаби, то всю оставшуюся жизнь придется из благодарности полировать ему копье. А то и знакомиться с бабушкой. Этой возмутительной недосягаемостью и вообще самим фактом существования Декардофф мешал Ласелю жить спокойно. Любой из его многочисленных знакомых сказал бы, что он сам дурак и надо было головой думать, но Ласель категорически отказывался признавать свои промашки. Всему виной были неучтенные риски. Где-то на второй год холодной войны с Декардоффым за право не платить ничего или хотя бы платить, но всего чуть-чуть, ему зачесалось взять хренова босса шантажом. Недолго думая он пошел по простейшему пути, используя подсказки "Альфонса". Сейчас уже было кристально очевидно, что не очень умно воображать, будто древняя синтетическая сволочь на такое купится, но в те времена Ласель совершал множество рисковых поступков. Например, слегка упустил из виду близкий к двухсотлетнему опыт, в итоге и проехавшийся по нему и его планам всей мощью. Так цинично Ласеля Обечаноффа еще никто не раскладывал. Смириться с этим было катастрофичеcки невозможно, и Ласель, балансируя между жаждой возмездия и опасениями быть раскиданным по мусорным коллекторам, твердо задался целью однажды хорошенечко подтолкнуть падающего. А злопамятный, как и всякий синтетик, Декардофф не упускал возможности напомнить, чем закончились попытки мсье Обечаноффа снять обличительную порнографию. Напоминать он любил во всех смыслах, включая физический. Нервно поежившись и облизнувшись, Ласель осознал, что его накрывает чем-то вроде возбуждения. И чем больше он пытался отвлечься, тем сильнее оно становилось, пока куратор Обечанофф не почувствовал, что вот-вот пустит пар из ушей. Колени сами собой стиснулись на широком корпусе. Ласель сглотнул внезапно побежавшую слюну и уткнулся носом в пластину, отделявшую его от Иштургая. Возможно, на него плохо действовал перелет. Надо было все-таки настоять на общественном транспорте, там и сидеть в обнимку не нужно. И есть множество прекрасных изолированных уголков... – Говнюк, – с чувством пробормотал он. – Силиконовый. – Не спишь, Р-раслоу? – Нет! Думаю! – Отринь ду-умы, мы прибываем! Ласель рискнул отвернуться от брони, выступавшей удобным фоном для умственных упражнений, и глянуть по сторонам. На восьмом автобане, конечно, стояли гасители воздушного потока, к тому же на гляссионе имелся собственный энергощит, так что на самом деле из помех в путешествии имелся только шум ветра. Ну и внезапно отвердевший член, к счастью, маскировочно прикрытый защитой каркасника. Не то с великого визиря сталось бы попытаться устроить половую акробатику прямо в воздухе. Пейзажи кругом не вызывали ничего, кроме судорожного зевания. Бесконечные хребты отводных установок тянулись по обе стороны, иногда загибаясь аж над самой головой редких путешественников. За все время на люнете кроме их гляссиона так и не появилось ни одного транспорта. Автобаны давно сделались пережитком, но Эа разумно не убирали их, потворствуя желанию людей и ксенамичис проявлять повышенную самостоятельность. – Никуда мы не прибыли! – крикнул Ласель в ответ. – Еще минимум полчаса до обжитых районов! Тьфу! – Непр-равдау-у! – рев слился с ветром и прозвучал очень устрашающе. – Посмотр-ри вперед, ханаби! Для этого пришлось извернуться, жантюры неохотно поддались, и Ласель почти запрокинулся, чтобы последовать страстному призыву яута. И беззвучно открыл рот от изумления. – Так вот как теперь у нас выглядят прогрессивные города! – не удержался он. – Терпеть не могу путешествия! Яут хрипло захохотал и завалил гляссион набок. Сразу стало понятно, почему на автобане в сторону Роппонги никого не нашлось. Из Вильнёва гляссион вылетал в группе таких же лихачей, но потом они очень быстро отделились, и последние минут сорок сверхскоростного спринта гляссион двигался в гордом одиночестве. Здесь, на расстоянии каких-то пятнадцати километров от Роппонги, моноплексильная дорога закручивалась в гигантскую спираль. Фермы поддержки приняли причудливые формы, явно спроектированные не человеческими архитекторами. Скорее Эа, а может даже и кем-то из тех двух миллионов ксенамичис, что считались полноправными гражданами и могли предлагать решения. Спираль сужалась, превращаясь в сияющее жерло, уходящее вглубь неоновой бездны. Как нарочно окруженное сплошной чернотой, это жерло вызывало нешуточную дрожь, и только дальше, за пределами черноты обслуживающих комплексов, взлетал к фиолетово-зеленым небесам сияющий фрактал Роппонги. Люнета замигала, добродетельно указывая на повышение скорости. Ласель стиснул зубы. По всему спиральному отрезку автобана стояли магнитные ускорители, срабатывающие, если того хотелось водителю транспорта. Яут совершенно точно нацелился выкачать из них максимум возможностей. Позорно орать в страхе Ласель решительно отказывался, да и на самом деле зрелище сверкающей спирали завораживало. Трепыхнулся даже один из самых редких ремплесантов, к которому Ласель обращался только в случае, когда нужно было срочно спасать задницу, совершать немыслимые героические поступки или идти на смертельный риск, например, хамить Декардоффу. На экране мигнули расчеты, согласно которым, набрав скорость в шесть с половиной раз выше текущей, можно было интереснейшим образом выстрелить в стратосферу. Расчет даже предполагал, что благодаря жантюрам Ласель возможно достигнет орбиты в состоянии гомогенного пюре, потеряв по дороге лишь незначительную долю массы. "Можно пробовать", – заключил "Сагава" и удовлетворенно ушел в ждущий режим. – Вот зараза, – пробормотал Ласель, запихивая его в закуток, до которого местные Эа не должны были дотянуться. Затянутый в спираль гляссион пережил два бустерных пинка, скорость возросла в полтора раза, и на люнету настойчиво вползло сообщение в странной кодировке. Ласель тряхнул головой, требуя расшифровки, и с некоторым замедлением все-таки получил результат. Яут, подобравший частоту общения, многословно интересовался, не чувствует ли Ласель ужаса перед стремительностью их полета к высшим сферам, и если да, то, так и быть, может разрыдаться, но погромче, иначе великий визирь его точно не услышит. Ласель изо всех сил лягнул его в то место, где у людей находятся почки, а у юмми – нервный узел присоединения. Туша яута чуть вздрогнула, и Ласель с неудовольствием опознал в этом смех. Беспардонному ликованию всяких великих визирей, несомненно, следовало положить конец, но Ласель еще не придумал, как это сделать, поэтому лягнул еще раз. Даже трахаться с глумящимся крокодилом перехотелось. "Что ж, – сформировалось кривоватое сообщение, – буду считать, что ты, ханаби, проявил достаточно мужества. Вонзимся же в сияющие врата! Во славу бюйюк аннэ Кашелым!" "Имей в виду! – наконец разразился Ласель. – Мои пропуска глючит! Если нас тормознет на такой скорости, то я-то точно выживу, а у тебя все зубы оторвутся и со свистом улетят!" Иштургай глухо зарычал. Звук Ласель не столько услышал, сколько почувствовал внутренностями. "Рычи не рычи, а услуги на полную имплантацию нынче дороги, интересно, они входят в твою страховку по лицензии?" Раздраженное рычание сделалось еще утробнее, так что Ласель рефлекторно поджал живот. Потом Иштургай, видимо, успокоился, потому как рычание исчезло полностью, вместо этого сменившись воркованием. Гляссион увеличил скорость еще на три сектора. "Смотри, – честно пригрозил Ласель, – вот-вот он начнет слать нам алерты". "Кто-оу?" "Да откуда я знаю! Местный цербер!" Гляссион вошел в стремительно сужающуюся круговерть. Вестибулярный аппарат попробовал что-то квакнуть, но был усмирен титанической дозой корректирующих импульсов. Люнета безжалостно стерла бешено крутящуюся реальность, заменив ее медленным и плавным поворотом на триста шестьдесят, от которого разве что едва ощутимо покалывало под ложечкой. Не поддался коррекции только грубый физический закон кориолисовой силы, из-за которого Ласеля неумолимо тащило вправо. Иштургай задрал ногу, и Ласель уперся бедром в согнутое колено. Вдобавок яут пригнулся, почти ложась на свой драгоценный груз, и щиток с еле слышным шумом поднялся еще выше, формируя обтекаемую защиту уже поверх головы и плеч яута. Ласель не смог сдержаться и зажмурился. Хренов великий визирь совершенно осознанно превращал гляссион в натуральный болид. Сейчас, вот сейчас замигают алерты – и Ласель уже приготовился циничным брутфорсом выдергивать управление из когтистых лап адреналинового наркомана. Он приоткрыл один глаз, напряженно ожидая. Еще чуть-чуть, еще пару вздохов... Приемный портал вспыхнул чередой сверкающих колец, неистово вращающихся в противоходе друг к другу, рекламное цунами вздыбилось и растерянно опало, не успев зацепиться за сигнаты посетителей. – Я-яу! – победно провыл Иштургай, выдергивая гляссион из спирали в стремительный взлет. Двигатель возмущенно подхватил его голос, разлагая частицы в бешеном темпе, и Ласель увидел, как за кормой гляссиона расцветает пышный атмосферный хвост. "Смена часового пояса", – объявила "Миледи" и переключила на люнете режим фильтрации спектра. Небо над Роппонги напоминало включенный на всю мощь экран. Сразу четыре искусственных солнца щедро поливали урбаносферу в безумном по широте диапазоне. Служебная программа отловила шестнадцать очевидных типов излучения и еще восемь отметила как знакомые ей, но не встречавшиеся куратору Обечаноффу даже в смысле "почитать, что это такое". Два потока были обозначены как чрезвычайно вредные для хомо сапиенс без базового усиления. Ласель вознес хвалу собственным усилениям, привычно понегодовав на зловещие времена, когда из каждой розетки тебя чем-нибудь да облучают. – Пр-риехали! – объявил великий визирь, выпрямляясь во весь рост. – Да чтоб тебя! – прокряхтел Ласель. Стремительный откат управления вестибуляркой все же заставил его испытать короткое головокружение. – Ну что-оу, твои сомнения разбиты в прах? – поинтересовался яут. – У меня оказались хорошие патчи, – парировал Ласель, съезжая из состояния подвешенного кулька в приличный вид сидящего человека. – А ну дай развернуться. Хорошо ощущалось, как в душе яута борются желание возразить и воспитание, полученное от общения со множеством других видов. В конце концов социализация победила. Он молча откинулся назад, опасно свесившись над хвостовиком, Ласель развернулся и занял гордую позицию ведущего. Правда, не достающего ногами до упоров, рассчитанных на кое-каких засранцев ростом повыше. До рукоятей управления он дотягивался, но выглядело такое не очень. – Куда нам лететь? – поинтересовался Иштургай. Кругом мельтешило множество других гляссионов, и все как один относились к утяжеленным моделям. Ласель сделал мысленную зарубку поблагодарить великого визиря за рекомендацию по выбору транспорта, если будет хорошо себя вести. – А что, к друзьям тебе уже не надо? Дух бюйюк аннэ Кашелым смолк? – К друзья-яум я могу наведаться в любое время, – заверил его яут. – Мы же договорились, что сыграем ради твоего мероприятия, да-ау? – Дау, дау, – вздохнул Ласель. – Сейчас распакуюсь. Постучав по панели перед собой, он все же добился, чтобы рукояти поднялись в нормальное человеческое положение. Гляссион недовольно мигал окантовкой, возражая против корпусной пересборки на ходу, однако не сопротивлялся. Движение вокруг них приобрело подозрительно упорядоченный вид, точно местные разглядывали происходящее и, не дай Эа, уже вели съемку. Декардофф ничего не говорил насчет сверхсекретности, но любой обладатель айкью чуть повыше, чем у киберслизняка, сообразил бы, что не стоит радостно светить мордой, когда таскаешь что-то, не подлежащее передаче по открытым каналам связи. Ласель надвинул капюшон на лоб и коснулся сенсора люнеты. За спиной заскрежетало, и тут же отпрянули подобравшиеся совсем близко гляссионы. Человеческих лиц наездников почти не было видно за сверхмассивными визорами и дополнениями, и Ласель не отказал себе в удовольствии обезличено показать всем средний палец. Иштургай у него за спиной, видимо, сделал какой-то еще более выразительный жест, потому что гляссионы прыснули по сторонам с ускорением. Проекция на люнете пошла некрасивыми всплесками активности, в ушах тонко зазвенело, а потом посылка аккуратно высунула на свет одну из колючих волосатых членистоножек. Часто моргая, Ласель сверил нарисованный посылкой маршрут с текущей картой города, благополучно прихваченной заранее – именно на случай, если соединение с городской сетью придется урезать – и облегченно вздохнул. Скинул маршрут в мозжечок гляссиона и ухватился за рукояти. Машина развернулась, делая вид, что слушается наездника, а не загруженного маршрута, и заскользила вперед, быстро понижая уровни воздушных коридоров. – Смотри, Раслоу, – Иштургай хлопнул его по лопатке, – мы снова спускаемся в опасные бездны! Мне уже нравится эта поездка! Точно и впря-яумь сама бюйюк аннэ Кашелым направляет нас! – А мне по-прежнему не очень! – от души проорал Ласель в ответ. Они спускались все стремительнее, уже пролетев несколько служебных уровней, и при этом удивительным образом никто их не останавливал. Возможно, чертова посылка, скребущая мохнатой лапкой на краю сознания, сумела сама по себе как-то дать знать местным системам, что нужно расчистить дорогу одному яуту и одному человеку. Ласель усилием воли постарался изгнать возможные предположения на тему сущности посылки. Живот скрутило, и отключенная коррекция не сработала, поэтому нервы радостно задребезжали, отрываясь за многие месяцы подконтрольного существования. Ласель судорожно вдохнул несколько раз и стиснул потные ладони на рукоятях. Иштургай заулюлюкал. Навстречу им пронеслась стая одичавших виртуальных левиафанов. Раздутые тела, многомониторные подобия голов, длинные хвосты подключений к каким-то запароленным кластерам – туши пронеслись слишком быстро, гляссион прошил их, как бронебойный снаряд. – Я-то надеялся, что мы попадем в приличное место! – сам для себя возопил Ласель. – С патчами и нейрокорректорами! И что в итоге я получаю?! – Очевидно, славную охоту! – бравурно проорал Иштургай и вцепился ему в плечи так, что жантюры напряглись. – Наполнись духом приключений, ханаби! Откро-оуй себя смелости! Освободи желания! Чувствуя непреодолимое желание заматериться, Ласель стиснул челюсти. Фермы по бокам замелькали, становясь все плотнее. Он вскинул голову – сияющее небо четырех солнц змеилось в высоте струйкой лавы, прихотливо прокладывающей путь меж титанических конструкций. Запах чужого города наконец пробился сквозь фильтры и зловещим насильником ворвался в рецепторы. Ласель поперхнулся, но смог удержаться от кашля. Здесь тоже баловались синтетическими фруктовыми заместителями, и аромат трассы, представленный миазмами синтетического личи наступал с варварским напором. Ласель яростно сморщил нос, приказывая себе не чихать, а своим фильтрам – не пропускать сопли. Противоаллергическая комбинация препаратов уже радостно катилась по артериям, однако за эти несколько секунд Ласель пережил всю гамму ощущений, с которыми сталкивается человек, лишенный антигистаминной поддержки в современном мире. Гляссион спустился еще ниже, и небо скрылось окончательно. Вместо этого тусклыми огнями начали вспыхивать энерготрассы. В новом городе предполагалось, что человек может залезть куда угодно, поэтому везде нужно его сопровождать. С одной стороны неплохо. Тут хотя бы было чисто. Наконец гляссион обрушился к самому дну. – О-о-о! – загорланил Иштургай. Гляссион присел на корму, Ласель гневно обернулся и убедился, что абсолютно прав: клыкастый потрясал руками, вскинув над головой копье. – Поосторожней! – рявкнул Ласель. – Не то мы тут и утопнем! Перламутрово-зеленая гладь нескончаемого отливного бассейна скользила под ними глянцевым полотном. К почти исчезнувшему аромату личи прибавился неистовый фреш-микс из водорослей, мокрой травы и озонирования. Словно какой-то идиот решил тут возделывать органику открытым методом. – Р-риск! – прорычал яут. – Благор-родство и сталь! – Мокрая гадость же! – не удержался Ласель. – Щас как нырну-у-у!.. Гляссион сам по себе клюнул носом. Три безопасных метра, отделяющих их от воды, превратились в два, в один, и Ласель уже готовился вызвать кого-то из ремплесантов для усмирения машины, невзирая на опасность реакции местных Эа, как полотно дрогнуло и медленно разделилось. Потоки перламутрового отлива устремились в каньон с грохотом, достойным апокалипсиса. Гляссион нырнул в щель. – Гадо-ость! – заревел Иштургай с такой надсадной яростью, что даже перекрыл шум воды. – Чтоб мне сдохнуть! – одновременно с ним провыл Ласель. Водопад обрушивался по обе стороны гляссиона. А потом стены еще и начали сужаться. – Святой Франциск, мы ж тут помрем! – резюмировал Ласель. Гляссион опять качнуло, и поверх рук Ласеля легли когтистые лопаты с оббитыми костяшками. – Пригнись! – гаркнул Иштургай. Ласель зачем-то набрал полную грудь воздуха, выдернул руки и пригнулся. Яут нырнул вперед. Затрещало электричество, и все волоски встали дыбом. Рев водопадов сделался приглушеннее. – Зачем ты настраивал этот глупый маршрут, Расло-оу? – провыл Иштургай, гневно клацая клыками. – Так это не я! Это посылка! – Помойка! Ласель не успел возмутиться неуместностью оскорбления, в котором вдобавок усмотрел смутный намек на собственные обширные половые предпочтения, как стены воды сошлись окончательно. Защитное поле негодующе заискрило, куснуло Ласеля в кончик носа, и гляссион совершил парочку головокружительных пируэтов, увлекаемый стремниной. – Убью! – пообещал Ласель скорее себе, чем общественности. – Однажды я его убью! Если бы проклятья могли передаваться на расстоянии, Декардофф наверняка сейчас должен был поперхнуться чашкой свежесваренного изотоника, или чем там этот гад заправлял свои старческие неубиваемые мощи. Рев воды исчез. Ласель моргнул, и милосердная пелена на экране люнеты растворилась. Маршрут снова засветился тонкой зеленой линией, по которой скользила точка гляссиона. – Раслоу, он не останавливается! – обвинил его сверху Иштургай, наваливаясь щетинистым пузом. – Я уже понял! Не ерзай! Меня стошнит! – Никогда-ау не видел, чтобы тебя тошнило, – проворчал Иштургай. – Или ты имеешь в виду, когда из тебя снизу извергается жидкость? – Нет! Тьфу! Гляссион резко развернулся, и Ласель наконец совладал с картинами, транслируемыми прямиком в мозги. Они скользили по какой-то чудовищной служебной трубе. Ласель нервно прищурился – кажется, Декардофф отправил его в сраный притон. Даже на экране стенки трубы выглядели отвратительно, а струящаяся понизу невнятная субстанция, смердящая химической смородиной, вызывала желание профилактически сжечь ее на санитарной конфорке. В это мгновение прозрения Ласель понял, что готов признаваться Иштургаю в пламенной межвидовой любви. Иштургай сердито бухтел, гляссион бодро пожирал пространство, а Ласель твердо и решительно наплевал на собственные параноидальные меры предсторожности – и взялся курочить посылку. Из всего арсенала ремплесантов на свет вновь явился "Сагава", имевший черный пояс по взлому того, что взломано быть не должно. Ласель почти не помнил лица того чувака, с которым сторговался за эту редкость, да и чувак был какой-то дерганый, прикрывающийся экранами антислежения. За полминуты, потребовавшиеся на передачу токенов, он успел раз двадцать сообщить Ласелю, что за ними следят, что множественные глаза камер, носы сенсоров и языки сканеров всасывают малейшее его движение. В конце начал блажить, что его встреча с Ласелем была предопределена, и "Сагава" сам велел ему найти достойного хозяина – после чего Ласель твердо с ним попрощался. "Сагава" был нацелен исключительно на снятие различных блоков и на реагирование в экстренных ситуациях. Чтобы представить, будто он раздает кому-то зловещие команды, надо было совсем сторчаться на ревирах. Посылка сразу же среагировала: выпустила множественные ножки и начала отбрыкиваться. – Великий визирь! – Ласель боднул яута под челюсть. – Эй! – Што-о? – У тебя есть следилки за активностью систем? – Что-оу? – протянул Иштургай. – Да у всех они есть, визирь, не упирайся! – Чего тебе нужно-оу? – Последить, – почти извиняясь, попросил Ласель. – Я тут решил влезть... в общем, мне нужно, чтобы кто-то смотрел за активностью кругом. – Хмфр! – Да ладно, ты ж согласился быть моим телохранителем! Вот я и прошу – охраняй меня! Иштургай еще медлил, и Ласель пошел с козырей. – Охраняй меня от бед, и воздастся тебе по слову матерей! И верну, что имею, чем владею, поделюсь без корысти! – Раслоу, идиот! Иштургай влепил ему по бедру, так что Ласель аж крякнул сквозь зубы, а следом его кастрированная система обнаружения запросов нервно заголосила. Яутская инфосфера, такая же тяжеленная и бронебойная, как ее хозяин, сомкнулась, перехватывая почти все доступы и пропуская их через собственные фильтры. – Охренеть! – сказал Ласель и даже сам себя плоховато расслышал. Никогда в жизни он не слышал про комбинирование разных систем. Они проектировались существами, которые отличались друг от друга... всем. Получалось, Эа позволяли работать с собой не только людским интерфейсам, тем самым, через которые когда-то были созданы – но и немыслимым, непостижимым интерфейсам ксенамичис. – Имей в виду, Раслоу, это глупый поступок! – прорычал Иштургай. – Если бы на моем месте был бы кто-то осторо-оужный, он никогда не стал бы совмещать нереальные пространства! – Спасибо! – честно сказал Ласель. – Ты мне очень помогаешь! За стеной из фильтров завязалась нешуточная драка. "Сагава" впился в бок посылки, невзирая на наносимые ею ответные удары. Сопротивление было таким отчаянным, что Ласель впервые почувствовал неуверенность. Конечно, его ремплесанты владели таким набором скиллов, что не стыдно и собственный маленький бизнес открывать, но если Декардофф взялся передавать что-то настолько серьезное... Ласель воочию представил, как остается без поддержки патчей, и ладони, спрятанные под куртку, вновь вспотели. Всего две попытки – поклялся он себе. Если за две попытки не получится, то он честно отступит. Посылка выстрелила кривым хвостом распараллеленных циклов. Впереди труба упиралась в сегментированный створ, прямо на глазах у почтенных гостей начавший медленно расходиться. Больше всего Ласелю не нравилось, что их никто не пытался остановить. – Святой Франциск, ничем хорошим это не закончится! – предсказал он. – Хорошо – это когда все убиты и выпотрошены! – внес коррективы Иштургай. – Поэтому у нас еще все шансы полу-учить славу и трофеи! Ласель искренне застонал. "Сагава" висел на защищенной криптосхеме, методично отгрызая от нее по клочку данных за один цикл. Сквозь яутскую инфосферу виднелись слабые огоньки местных служителей канализационного порядка, рассевшихся по стенам, но никто из них не реагировал на вторжение. То ли объект был слишком крупным, чтобы считать его за засор в трубе, то ли наоборот – и не таких здесь смывало на радость выделительным процессам городской системы. Стрелка маршрута заканчивалась прямо за створом, уже приоткрывшимся настолько, чтобы впустить не только гляссион, но и целый моторайзон. Иштургай радостно закурлыкал и налег на спину Ласелю еще сильнее, едва не ерзая от нетерпения. За створом вспыхнул свет. Чтоб Декардоффу лопнуть, во что он втравил лучшего калькугаль Вильнёва? Ласель успел перебрать все грехи, за которые заслуживал сложной многоходовочки, в конце которой его некрасиво расчленяют на чужой территории. Но не придумал ничего лучше, чем та история, когда предыдущая группа стажеров в честь окончания практики подарила Декардоффу с полного одобрения Ласеля "редчайший минерал", раздобытый на Акватике. Минералом являлся помет кокебу, слегка кристаллизованный горячим раствором. Выражение лица Декардоффа Ласель запомнил надолго и сладострастно сохранил в своей картотеке замечательных событий. Тогда это ему обошлось в пару гнусных штрафов, но, видимо, у туристического босса еще и имелась какая-то своя картотека мести. – Я просто честно найму ему киллеров, – пообещал Ласель сам себе. – Никаких дурацких шуточек, только прямое, как топор, покушение на убийство. Мама! В голове все встало на жопу: "Сагава" прорвался сквозь первый слой защиты, и тут по нему влупил такой удар, что Ласелю показалось, будто его вышибло из седла прямо сквозь яута. Жантюры с перепугу бешено стянулись, пережав куратору Обечаноффу горло, и Ласель захрипел, вытаращив глаза. Сбруя слегка ослабла, а посылка выплюнула еще одну струю ядовитых кодов. Поддавшись панике, Ласель за шкирку выдернул со склада "Готфрида" и бездумно швырнул на опасность. В его башке точно оказался боевой вирус, и он собственными руками его активировал. Ремплесант защиты отважно кинулся в бой. "Сагава", точно так же за шкирку выдернутый на место, унес в зубах кусок классов, описывающих что-то, чего сам Ласель расшифровать не мог, и вместе с этим куском заархивировался. Гляссион влетел в створ, и Иштургай резко тормознул, так что машина уже почти привычно встала на дыбы. Ласель завертел головой, понял, что ни хрена не понимает – и наконец-то открыл глаза. Призрачное дублирующее пространство, в котором происходила война с посылкой – теперь уже оборонительная, – с трудом сдвинулось, уступая место реальности, и Ласель даже рискнул слегка подкрутить люнету, чтобы внятно видеть, куда их занесло. "Готфрид" работал неплохо, можно было не опасаться высрать мозги в штаны прямо сейчас. Возможно, минут через пять. Но за это время он мог насладиться экскурсией. – Я знал, – прошипел он себе под нос. – Просто знал, что так и будет! Роппонги со своим статусом особой культурной автономии обязан был затаить подлый сюрприз. За два часа путешествия Ласель перетряс уймищу информации, от последних молодежных течений "хаярюдзу" до экономического анализа самых мощных сателлитов в этом городе, и везде, куда бы он ни сунулся, рано или поздно мелькало осторожное упоминание "сумиёсикай", являвшихся то ли преступниками, то ли наоборот защитниками справедливости. Все это было щедро посыпано сплетнями о межпланетном сотрудничестве сомнительного свойства. Особенно громко пережевывались в свободной прессе события пятилетней давности, когда некто унифор Глеорад предложил объединение клану уважаемых Оямитё путем заключения духовного брака трех своих субличностей со старшими наследниками упомянутого клана. Усвоить запутанную суть внутригородских отношений, выраставшую из этого, Ласель не смог, однако понял, что это сказалось на экономике Роппонги замечательным образом. В общем, это была чертова городская мафия. В недрах Роппонги, кропотливо возведенные на глубине черт знает скольки метров, красовались многоярусные пагоды. Все сияло пурпуром, электрическим золотом и благородной сапфировой теслой, а в воздухе было не продохнуть от народу на неузнаваемо модифицированных машинах. Ласель сходу попытался определить модели, но на стандартные "легковушки" они не походили, а у многих обитателей подземной Роппонги и вовсе были скирионы, разумеется, истошно украшенные всем, что может сиять, сверкать и пускать стробоскопические вспышки. – Отличное место! – резюмировал Иштургай, выпрямляясь и давая Ласелю возможность свободно сесть. – Куда нам дальше? – Хей, гэйдзи! Что вам тут нужно? Почти на самый нос гляссиона спикировало что-то определенно имеющее в основе человеческий скелет. Ласель брезгливо вздернул губу, получив с люнеты скан незнакомца. Плоти на этом было совсем чуть-чуть, в остальном – сплошные заменители. Кто-то так усердно пытался сбежать от человечности, что перебрался за порог допустимых модификаций. – Тебе что, арматурина?! – Э-э?! Арматурина явно разгневалась. Выхватила ствол угрожающей конфигурации, и в этот момент посылка, погрызенная "Сагавой", очнулась. Кластерный удар отшвырнул "Готфрида", а архив плотностью сорок вложений выстрелил лучом маршрутной наводки. Испугаться Ласель не успел: не хватило ни мозгов, ни мощностей, чтобы обработать случившееся. Яутская инфосфера держалась две третьих секунды, не выпуская содержимое архива на автоматически прицепившиеся к ним каналы трафика, но потом сдалась и она. Луч вырвался на волю, и люнета традиционно нарисовала для несовершенных людских глаз картинку: раскаленный добела хлыст ударил по маякам навигаторной сети. Арматурина остановился на полувзмахе, и Ласелю показалось, что в подземной Роппонги остановилось вообще все. Движение транспортных средств, привычное мельтешение рекламы, многочисленные указатели, струящиеся изображения, спадающие с многоэтажных пагод-небоскребов. Хлыст круто заворчивал вниз, сшибая на своем пути все подряд, и на мгновение Ласель вообразил себя квазаром, из которого бьют потоки спрессованного излучения. В следующее мгновение гляссион будто дернули за нос, и он медленно накренился, начиная скольжение по раскаленной дорожке. Сладостные фантазии о всемогуществе отдельно взятого калькугаль рассыпались в прах. – Гэйдзи! – крикнул арматура, убирая оружие. – Пес доставочный, тьфу! Ласель автоматически показал ему средний палец, и круговорот движения возобновился в том же бешеном ритме. Только гляссион скользил плавно, словно не торопясь, петляя по невидимой воздушной реке, лишь иногда отмеченной навигационными маркерами в форме раскрывшихся лотосов. Посылка угомонилась. – Прекрасна небесная заводь, – пропыхтел Иштургай. – Раслоу, ты почувствовал, как твой секрет взорвался? – Еще как, – упаднически сказал Ласель, озираясь. – Мне кажется, или нас демонстративно не замечают? – Боятся, – уверенно заявил Иштургай. – Теперь я втройне рад, что решил отправиться с тобой, иначе я пропустил бы это занимательное событие! Ты везешь что-то опасное, ханаби, и это разжигает огонь в моих сердцах. Великая бюйюк аннэ Кашелым непременно бы извлекла из этого подвиг! – Мысль об опасных посылках вызывает у меня депрессию и желание никуда не лететь, – сообщил ему Ласель. – Если ты сейчас решишь свалить к друзьям, я тебя убью на месте. Иштургай заклекотал и утешительно похлопал его по плечу, заставив перекоситься в сторону вываливания в гостеприимные бездны Роппонги. – Будь твоя поездка скучной, как финансо-оувый отчет по ежемесячной прибыли, я бы непременно уже нашел, где пристроить себя. Но тут я чую дух интере-еусных событий. – А если будешь нагнетать и намекать, я тебе лицо откушу, – простонал Ласель. – Хреновы лотосы! В глазах рябит! Присутствие яута давало исключительную возможность: ныть и жаловаться в свободные слуховые отверстия. Будь Ласель один, у него сейчас бы уже челюсть отваливалась от удержания на лице каменного спокойствия. Яут же плохо осознавал людские тревоги, снисходительно относясь к воплям и жалобам как к естественному процессу жизненного цикла, примерно такому же, как дыхание. – Ты про эти маркеры? – Да, и, твою ма-ать! Иштургай, не разделяя каких-то своих мыслей и действий, завалился набок, увлекая за собой гляссион, и попробовал цапнуть пышный голографический цветок. Когтистые пальцы прошли сквозь него. Ласель усердно заматерился, Иштургай воодушевленно рявкнул, дернул на свою сторону, и к следующему цветку они подплыли в позе потерпевших кораблекрушение. Яут на ходу запустил ладонь под цветок, на этот раз его рука чуть дернулась, и он с ликующим завыванием качнулся в другую сторону. Гляссион выровнялся. Ласель заслонился рукавом от розово-бежевого сияния. В ладони яута лежал огромный лотос. Ласель мотнул головой и наконец-то разглядел сквозь люнету, что на самом деле Иштургай держит коробочку транслятора. Но выглядело впечатляюще. – Первая добыча! – объявил яут, колотя пятками по бокам гляссиона. – Пожалуй, это будет в твою честь! Удушив порыв сбить трофей с яутской ладони Ласель быстренько провел умственные вычисления, и решил, что презент надо принять. Его внутренний счетчик взаимных уступок сдвинулся на один пункт, когда он обреченно принимал лотос, перегораживая себе обзор. Пришлось задать настройки люнеты, чтобы убрать сияние. – А вот за это нас еще и оштрафуют, – напророчил он. – Я-яу не видел запретителей, – отмахнулся Иштургай и, судя по качке гляссиона, завертелся. – И никаких больше трофеев! Прекрати дрыгаться! – Твои стоны услаждают мой слух, о нервознейший! – клекочуще захохотал чешуйчатый гад. – Как говорит великая бюйюк аннэ Кашелым, когда муж в тревоге, дом полная чаша! Скользящий по небесной реке гляссион по-прежнему, словно заговоренный, заставлял встречных наездников уступать дорогу. Ласель уже смирился, что сияет не только лотос у него в руках, но и посылка, уютно обосновавшаяся у него в голове. Видимо, этот-то проблесковый маячок и заставлял местных сторониться. Как пить дать в посылке было что-то невероятно мафиозное. Они проплыли мимо конгломерата отчаянно-красных зданий, где загнутые крыши перетекали одна в другую, и на остром коньке каждой танцевали обнаженные фигуры: люди и ксенамичис, киборги и половинчатые, засветилась даже обнаженная кластерная система какой-то подстанции. Тоже предлагала невероятные утехи для ума и тела. Ласель представил, как в тело втыкаются электроды, и с трудом сдержал такую же нервную, как и весь его настрой, улыбку. С самой дальней крыши выстрелил узкий луч, и на нем, точно мрачная всадница апокалипсиса, к ним стремительно приблизилась яутская воительница. – О-о! – заревел Иштургай. – Падем же ниц! – А что это великие матери и их чресла делают в борделях? – Укрощают строптивых! – рявкнул яут. – Вносят поко-оурность в умы! – Это чтоб потом ни сесть, ни встать? – И даже чтоб лежа-ауть было сложно! – явно ухмыляясь, подтвердил Иштургай. Гляссион проплыл дальше, и склонившаяся к ним фигура с титаническими клыками, обвешанными чисто женскими украшениями, растаяла в воздухе. – Как говорит величайшая бюйюк аннэ Кашелым, ко-оусти срастутся, а любовь останется в сердце! – Не бабка, а кладезь мудростей, – скептически пробурчал Ласель. Острый слух яута проявился как всегда не вовремя, Иштургай хватанул его за затылок зубами и жарко дохнул на голову, так что волосы встали дыбом. – Великая бюйюк, хотел я сказать! – возопил Ласель. – Кладезь, говорю ж! Поучительная история на любой случай! Отвали, моя голова не орех! Яут послюнявил его кудри и смачно чавкнул, отпуская. Ветер мигом пронзил Ласеля холодной мокрой дрожью. Куратор Обечанофф выругался словами, которые категорически запрещал использовать своим стажерам. Река лотосов нырнула в гигантские оранжевые тории. Едва гляссион прошел сквозь них, над воротами бесшумно расцвели золотые спирали, брызги и фантастические хвосты. – Нас приветствуют достойным образом! – восхитился Иштургай, пиная Ласеля коленом. – Предвижу, это приведет нас к ритуальному жертвоприношению, – не уступил Ласель. – Хараки-до? Хараки-ри? Не помню! – В жертвоприношениях я знаю толк, – прокурлыкал Иштургай. – Всегда смогу с достоинством участвовать в любой церемонии. – Но приносить-то могут нас! В ответ на упаднический настрой яут засмеялся, и на секунду Ласель поверил, что все обязательно обойдется. Потом гляссион остановился перед хирюдзе. Река оборвалась, и одно только это говорило о том, что хирюдзе очень значительное. Ласель сжал лотос в ладонях, чувствуя себя слишком маленьким перед многоярусным зданием. Скульптуры ратайлезов пялились на него подвижными глазами-сенсорами, по чешуйкам пробегали блики, а самое главное, что ни одной живой души тут не было вообще. – Хм. Где встречающие? – удивился Иштургай. "Прошу", – засветилось над ступенями. – Нас встречает какой-то искин,– мрачно сказал Ласель. – Мне это не нра... уй! Посылка почти стукнула его в затылок. Ласель отчаянно заерзал, но гляссион встал намертво, довольный, что наконец-то доставил хозяев к месту назначения. – Что ж, нужно принять столь вежливое приглашение! Иштургай спрыгнул на аппарель, выглядящую так, словно ее сложили из натурального камня. Длинные когти звонко клацнули, и яут с удовольствием заворчал. Потянулся, разминаясь, и щелкнул клыками. Ласель последовал за ним, по-прежнему зачем-то сжимая коробочку лотоса. Ворота-масугата наверху ступеней торжественно раскрылись, из них выскользнули несколько гибких высоких фигур в многослойной броне, удивительно похожей на все те же вертикально раскрывшиеся лепестки лотоса. – Халминга! – явно обрадовался яут. – Достойные вр-раги! – Нет, нет! – шепотом завопил Ласель. – Никаких врагов! Я привез посылку и все! Четырехрукие спускались им навстречу так беспечно, словно на яута и его появившиеся в мгновение ока клинки им было глубоко начхать. Ровно секунду Ласель смотрел на эту сцену с эстетической точки зрения – оценивая, пришлось бы по вкусу туристам красочное зрелище: тускло-оранжевое хирюдзе, четырехрукие фигуры, затянутые в алую броню с прочерками усилителей, и почти первобытная полуголая мощь яутского тела. Он даже автоматически сделал снимок, но тут же опомнился и загнал все это куда подальше. – Извините! – Ласель включил лучший кураторский голос. – Унифор халминга, можно, пожалуйста, отложить взаимное смертоубийство на послеобеденное время? Когда я смотрю, как ксенамичис изничтожают друг друга, и делаю это на пустой желудок, у меня портится пищеварение и может открыться язва. Халминга, достигшие ступеней, остановились. Узкие голубые щелочки глаз слегка потускнели, а затем опять налились яркостью – четырехрукие моргнули. – Я требую битвы! – взревел Иштургай. – У меня посылка, я против! – тоже повысил голос Ласель. – Может, она хрупкая! Может, она протухнет от такого! Между яутом и халминга вспыхнула оранжевая искра, затрепетала и превратилась в голографический принт. Кроваво-красная морда с выкаченными бельмами глаз, клыки, торчащие из губастого рта, змея, выползающая из пустой глазницы – Ласель страдальчески скривился, увидев демона-они. Теперь с ними решил поговорить кто-то из местных... правда, хрен знает, кто: местный Эа, местный Ферос или какая-то альтернативная версия, по которой двинулось развитие местных искинов. – Прошу курьера проследовать к месту передачи, – безапелляционно сказала морда. Нижняя челюсть у голограммы шевелилась, и за частоколом кривых, торчащих в разные стороны зубов поблескивал толстый язык. Ласель сделал самое лучшее выражение лица из почерпнутых у стажеров. Оставалось только завилять хвостом. – А можно прямо здесь устроить трансфер? – Проследуйте, – повторила морда. Четырехрукие, до сих пор почтительно изгибавшиеся в полном внимании, повернули плоские змеиные бошки к Ласелю единым движением. – А  телохранитель со мной может пойти? – сделал первую уступку Ласель. – Непринципиально, – неожиданно буркнула морда. – Проследуйте. – Иштургай, любовь моя! – экстатически сказал Ласель. – Пойдем же прогуляемся к этим милым халминга, они наверняка угостят нас чаем? Возможно даже, не отравленным. Яут, вскинувшийся еще на "любовь моя", задирал надбровные дуги все сильнее, пока не стал похож на кабелеукладчика, которого ударили по затылку, от чего у него вот-вот вывалится оптика. Морда преобразовалась в карту, затем в стрелку, в служебный модуль и наконец рассыпалась. – Святой Франциск, как мы рады вашему гостеприимству, – с чувством сказал Ласель. – Великий визирь, спрячьте клинки вашей славы немедленно, это некультурно. "Миледи" просканировала четырехруких и определила, что тяжелого вооружения на них нет, поэтому Ласель говорил более-менее уверенно. Правда, известно было, что халминга и голыми пальцами могли заклепки с орбитальных станций выкручивать, но зачем-то же вырядились они в идиотские доспехи, залезли в самое сердце Роппонги, уж наверное не для того, чтобы устраивать кровавую сауну. – Нет, – буркнул Иштургай. – Воин ходит как хочет. Здесь я хочу быть вооружен. – Это он от большой тревоги за меня, – пояснил Ласель четырехруким, продолжая вежливо улыбаться. – Беспокоится, иногда даже утверждает, что я не пью витамины, хотя это-то полное вранье. У меня курс витаминов такой, что вот-вот начнется полное и безоговорочное бессмертие. Халминга внимали, одинаково склонив головы. – Так что давайте не будем прерывать мое светлое будущее глупыми разборками, – жизнерадостно закончил Ласель. – Итак, куда мне идти? – Расло-оу, я никогда не пытался пичкать тебя синтетическими соками! – возмутился Иштургай. – Это у него от нервов, – тут же снова пояснил Ласель. – От большого количества воинской силы. Она прям раз – и стирает незначительные воспоминания. Остается только мудрость великой бюйюк аннэ Кашелым. Иштургай приобрел вид сомневающегося в себе яута. Согнул руку и задумчиво потрогал собственный бицепс, а затем провел ладонью по черепушке. Была бы обстановка менее нервозной, Ласель обязательно бы расхохотался, но сейчас приходилось держаться. Над хирюдзе медленно вращался космический водоворот. "Миледи" выхватывала оттуда созвездия и комментировала: вот Куб, вот Эвиан, а вот Ромарт, только в проекции, каким он будет сотню лет спустя. А вон Рен сорокалетней давности, как раз когда Роппонги отделился от огромного района Вильнёва и решительно уполз в автономию. Халминга, стоявший у самых ворот, развернулся, следом за ним с идеально выдержанными интервалами поразворачивались остальные и заскользили вверх. Несмотря на общую грацию, было что-то в их манере движения, постоянно сбивающее ритм. Едва-едва глаз пытался установить гармонию, как нечто словно резко дергалось, и мозг, ткнутый в мягкое, испугано реагировал. Ласель за годы привык к разным странностям и даже разучился испытывать головокружение, глядя в млечные глаза бачу, но халминга редко путешествовали по поверхностям, предпочитая нырять куда поглубже и поближе к механизмам. Наверное, им понравилось бы в цеху Гюйсаль. – Идем же, ханаби, – Иштургай помахал ему. – Я охраню тебя от бед, как и обеща-аул. – Если что, моя виртуальная копия есть на сервере усопших, – мрачно сказал Ласель. – Она будет приходить ко всем виноватым во время их погружений и срать пикселями прямо в подлые глазенки. Не зная, куда девать хренов лотос, Ласель хотел уже бросить его, но в этот момент оглянулся замыкающий в цепочке четырехруких и сощурил глаза так, что концентрация голубого в них сделалась близка к сварочному пламени. – Да что там, понятно, – спешно сказал Ласель, двигаясь в сторону Иштургая. – Раз сорвал, то теперь и носи, логично же, что уж. Страж хирюдзе отвернулся. – Ты мне подгадил! – шепотом накинулся Ласель на яута. – Не великий визирь, а великий контрабандист! Я так теперь и буду с этим органическим страшилищем таскаться? – Тебе идет, – отмел претензии Иштургай. Тяжко вздохнув, Ласель обогнал его и устремился по лестнице. Благо никому не пришло в голову сделать ее затяжной, ступенек на пятьсот, чтобы подчеркнуть значимость строения. На входе лотос ярко вспыхнул. Люнета среагировала с крошечной задержкой, и по глазам ударило розовое сияние. Ласель споткнулся о порожек и влетел в зловещее здание без всякой почтительности. – Твою мать! – Слепой ханаби, – отметил Иштургай со спины. – Мог бы и помочь! – Как говорит великая бюйюк аннэ Кашелым, от собственной глупости до-оухнуть надо сразу, пока другим не помешал. Проморгавшись, Ласель осмотрелся. Внутри хирюдзе смотрелось гораздо утилитарнее, чем снаружи, и единственными декоративными элементами оказались все те же четырехрукие, успевшие неслабо уйти вперед. Ласель поторопился за ними, и храм тут же отозвался. На стенах вспыхнули проекторы, сработали объемные струйники, и вместо пластика цвета хаки нарисовались почти величественные картины. Слабый лекарственный запах мощных систем рециркуляции добавил происходящему оттенок медицинской галлюцинации. – О-оу! – радостно протянул Иштургай. – Сколько великолепия! Напрашивающийся командный вопль "не смей их тыкать копьем!" Ласель сдержал. Потому что ему и самому хотелось бы потыкать в эти фигуры чем-нибудь. В гигантских кроликов с механическими мордами и острыми лезвиями ушей. В драконов, сложенных из фракталов и субчисловых матриц, описывающих графы надземного движения. В птиц, распростерших крылья сверхплотных вычислений, закрытых броней приоритетного шифрования и, наконец, в пионы, которых тут тоже было видимо-невидимо. Каждый рос из какой-то кубитной точки, "Миледи" даже расшифровала несколько из них, пометив как аналитические узлы, и тут Ласель понял, с чего вдруг четырехрукие так строго отнеслись к его попытке выбросить собственный цветок. Иштургай закурлыкал, соединил ладони вместе, вытянул клыки и коснулся контактных пластин на браслетах. Потом развел ладони, и между них засветился цифровой контур чего-то явно опасного. Яут раскинул руки, крутанул запястьем и сжал пальцы вокруг виртуального трезубца. Голограмма такой плотности, что почти не потрескивала под давлением, осветила коридор дополнительным источником. – Бей в утку! – яростным шепотом подсказал Ласель, не вынеся соблазна. – В голову! Это пожиратель трафика! Яут прищурил глаз, и Ласель ткнул пальцем в утку. Вместо головы у той был сложный комплекс кубических построений кластерной обработки. Иштургай замахнулся, почти беззвучно втянул воздух, так что широкая грудь раздулась, как накачанная насосом – и метнул копье. Целевой лазер скользнул по воздуху, голограмма воткнулась в голову утки и тут же развалилась на строки данных. – Отстреливается! – так же шепотом возмутился Ласель. Утка, уничтожившая оружие, осмотрела наглых посетителей сканерами и вальяжно прошествовала дальше. – Вот сволочь, – почти подпрыгнул Ласель. – Дай я в нее лотосом запущу! Как достойная бабка завещала! Иштургай поймал его за запястье и кивнул на четырехруких. Те снова оглянулись, неодобрительно взирая на суматоху. Яут отпустил Ласеля, вырастил очередное копье и снова примерился. – В жабу! – сипло потребовал Ласель. – Это финансовая структура, представляю, сколько корпораций она придушила. – Слишком много ядовитой слизи, – посетовал Иштургай. – Хэй! Копье мелькнуло через весь коридор и воткнулось в бок чего-то мерзопакостного с множеством тонких бледных ног. Цифровая проекция яростно затрепыхалась, Иштургай дернул за нить, и сияющее копье выскочило на свободу, прихватив с собой изрядный кусок. Тварь рассыпалась, копье сложилось в точку и исчезло, Иштургай ухмыльнулся, довольно сжимая кулак. Трансфер данных состоялся, и вид у яута был такой, точно он и впрямь прибил нечто опасное, а не хакнул по-быстрому мелкую служебную программу. – Говорю же, в жабу надо было, – завистливо проворчал Ласель. Коридор повернул, и группа оказалась перед очередным затвором. Четырехрукие расступились, и когда Иштургай сделал шаг вперед, сразу двое подняли верхние правые ладони. – Ладно, я уже понял, что должен торжественно пройти в самое чрево опасности, – тяжко вздохнул Ласель. – Уважаемый великий визирь, если услышите, как я истошно верещу, погибая, поспешите на помощь. – Только пикни, и я явлюсь, – с клыкастой ухмылкой пообещал Иштургай. Ласель почти бестрепетно прошел к двери и помахал перед ней лотосом, как пропуском. Еще на всякий случай убрал волосы за ухо – чтобы показать, что чист и никакого левого софта не тащит. Все левое тщательно было упаковано в микрокапсулу между полушариями. Посылка нетерпеливо ерзала, видно, почуяв, что прибыла в нужное место для развертки. Сеть Роппонги точно для нее подходила. Наверное, какая-то финансовая махинационная схема, или транспортная. А может Декардофф собрался и тут строить великие туристические дела? Так-то Роппонги не считалась закрытой для туризма, но попадали в нее по приглашению. Ласель специально не стал выспрашивать у Иштургая, какие такие друзья обеспечили ему визу. Меньше знаешь – целее нейроны. Створ раскрылся, и Ласель бдительно заглянул через порог. Помещение для торжественной церемонии было совсем маленьким и выглядело так, словно тут проживает старец, притащивший культуру хирюдзе еще с самой Земли. Этот старец предпочитал ходить по деревянным полам, спать на плоском матрасе и периодически выходить на веранду, чтобы полюбоваться сошествием трех лун. Правда, луна была спроецирована всего одна, и Ласель не очень понял, куда подевались еще две положенных, но это можно было оставить на откуп старческому маразму. – Есть кто? – бдительно спросил он. Вместо ответа проявилась очередная голограмма: часть помещения занял прудик, в котором плыли знакомые лотосы. Посылка заскреблась с такой силой, что Ласель невольно начал искать провода, которые можно будет воткнуть под черепушку. Его тронули за плечо, и он резко обернулся. Халминга протягивал ему запаянный в пластик одноразовый трансмиттер. Фигура яута чуть дальше выглядела обнадеживающе: грива и светящиеся глаза придавали уверенности, что прямо сейчас Ласеля распотрошить на колбасу не успеют. Он вежливо принял трансмиттер, задумался, куда девать коробочку с лотосом, сунул в карман, и в итоге пышный цветок начал торчать из него, как странный паразит. Шагнув вперед, Ласель снова убрал волосы, зубами вскрыл пластик и осмотрел трансмиттер через призму люнеты. "Миледи" показывала, что игрушка чистая. Игнорируя нетерпеливую пульсацию в голове, Ласель сделал еще один запасной скан трансмиттера, а когда и тот не показал ничего страшного – третий. Оставалось только обжечь кусок микросхем радиацией, но Ласель с тяжелым вздохом отказался от этого соблазнительного мероприятия. Протопав по комнате и справедливо полагая, что циновка возле иллюзии пруда предназначена для гостей, он плюхнулся на нее и наконец-то выковырял лотосоноситель из кармана. Подогнул ноги, сделал несколько вдохов – и воткнул трансмиттер за ухо. Посылка завизжала. Мозг, столкнувшись со сверхвысокой скоростью выгрузки, оформил ощущение, как скрежещущий визг. Ласель вытаращил глаза и стиснул в кулаке свой лотос. По нервной системе побежали волны побочных каскадов, как обычно нестерпимо захотелось в туалет, и как обычно Ласель категорически это себе запретил. Ощущения были не такие убойные, как от загрузки, потому что сейчас Ласель мало-мальски, но мог контролировать процесс, и он пытался сделать его не таким болезненным. Петабайты данных извергались каскадами, лотосы в пруду засияли потусторонними цветами, а спроецированная луна завертелась стремительным волчком. Данные лились и лились, поток выровнялся до терпимого, а в хирюдзе по-прежнему царил покой, почти неестественный для той преступной деятельности, которая тут творилась. Ласель даже прижмурился, ожидая какого-нибудь громыхания или явления комиссии по незаконной транспортировке "сырья". Но секунда шла за секундой, а все кругом молчало, и он открыл глаза. Комната окуталась зыбким маревом - мозги пытались хоть как-то обработать то, что сквозь них текло, и первыми как обычно сдались зрительные центры. Далеко и глубоко нервно подергивался "Сагава", словно только что осознал, какую тварь пытался раскусить. Передача закончилась как всегда резко. Ласель торопливо вытащил трансмиттер, и стик пророс сквозь его пальцы роскошным розовым лотосом. Теперь у Ласеля было сразу два цветка, и оставалось только затянуть мантры, чтобы усугубить архаичный колорит происходящего. Он оглянулся. Закрытые створки хранили строгую тишину. Переведя взгляд на имитацию пруда, он отложил один из лотосов, коснулся люнеты и вручную вызвал "Лагранжа". Лотосы мигом обернулись клубками данных, и Ласель понял одно – не стоит их ковырять. Наслоено там было столько, что в этом одном крохотном прудике словно собралась целая вселенная. "Ищи, ищи, ищи!" – Т-твою! Ласель дернулся так, что заболела шея. Собственный голос в замкнутом помещении прозвучал резко и хрипло. Перед глазами развернулся чудовищный морок: пустота, пронизанная цветными окружностями, – и сгинул. Лихорадочно вернув люнету в модус безобидного визора, Ласель схватил второй цветок, вскочил и уставился на сжатые в кулаках сокровища: лотосы цвели обильными вихрями лепестков, пуская крошечные искорки остаточного трафика. "О-ответь..." Ласель оглянулся, чувствуя, как встают дыбом волосы. Луна в спроецированном небе набухла и дрожала, точно собиралась лопнуть. За дверью наверняка уже ждали. "Служеб... ищи..." Ласель выдохнул, решительно наклонился к виртуальной воде, протянул руку – и разжал пальцы.

* * *

– Зря ты не дал мне сразиться с ними, – бухтел яут. – Теперь мое эго не удовлетворено и требует развития событий! Ласель обмахивался собственным экземпляром лотоса, и, хотя движения воздуха не происходило, это приносило ему успокоение. Из странного местечка, Роппонги-под-городом, они выбрались беспрепятственно, но на этом он потерял кучу нервов, постоянно оглядываясь, пока гляссион рулил обратно. Провожать их никто не отправился, халминга словно заснули, а может просто соединились с местными искинами. Каждую секунду Ласель ждал воплей, метания виброножей в спину или еще каких-нибудь подарочков, но обошлось. С Декардоффа за такое мероприятие точно причиталось, и Ласель уже начал строить зловещие планы, когда яут решил, что пришло его время ныть и жаловаться. – Без битвы дух воина хиреет, – гнул он свою линию. – Великая бюйюк аннэ Кашелым была бы разочаро-оувана! – Что поделать, иногда даже великим приходится узнать горечь поражения. Яут без особого энтузиазма попытался схватить его за волосы, но Ласель ловко подсунул ему лотос и уклонился. Длинные темные пальцы цапнули воздух, и Иштургай раздосадованно заворчал. Ласель оттолкнулся ногой от опоры, и сиденье плавно отъехало по рельсонике на полтора метра. – Я отправлюсь искать славную охоту! – возвестил Иштургай и треснул кулаком по столу. Дроид раздачи, скользивший над бесконечной стойкой, оглянулся, гневно блеснул тысячью глаз и взмахнул двумя свободными конечностями с темными клинками. И стремительно порубил тонкой соломкой что-то желеобразное, парящее перед ним на разделочной плоскости. Ласель энергично помахал ему и как можно обаятельнее улыбнулся. Служитель кухни выпустил две струи ионизированного пара из карикатурно свирепо вздернутых ноздрей. – Святой Франциск, везде эта культура, – вздохнул Ласель. – Я требую уважения к моим желаниям! – рявкнул Иштургай. Теперь помимо дроида оглянулись еще и несколько посетителей, им Ласель махать уже не стал, сочтя свой долг по раздаче улыбок выполненным. В конце концов, он тоже заплатил, причем по грабительскому курсу, использовав несколько фишек, которые не требовалось подтверждать сигнатой. Комиссию за размен драли непостижимую. Увидев курс, Ласель чуть не решил немедленно перейти в категорию праноедов, но потом все-таки слегка отрезвился. В основном за счет неистовых желудочных трелей. Яут тоже проявил заинтересованность в набивании брюха, и только когда они нашли подходящее место – начал капать Ласелю в уши. В Роппонги царил день, и поднятая на изрядную высоту забегаловка экономно погасила рекламные баннеры. Длинная рельсоника с местами для посадки протянулась на сотню метров в пустоту, и едва заметное мерцающее силовое поле отделяло людей и железок с ксенамичис от веселого падения на дно города. Некоторые, передвигающиеся на скирионах, парили у столешницы не слезая со своих транспортных средств, но вот гляссион к столу не пропустили. Вооруженный кухонными тесаками дроид сердито засигналил и выкинул вывеску-предупреждение про тоннаж и воздухоизмещение. Пришлось спешиваться и парковаться. Яут еще поколдовал со своих наручей над системой защиты, и люнета отобразила несколько преинтересных иконок, угрожающих потенциальным угонщикам программной лоботомией. Над стойкой качались фонарики в традиционном дизайне, и вообще в "Ти минори оммёдзи" было довольно уютно. Ласель заказал сет морепродуктов, выращиваемых на внутренних резервуарах, яут затребовал что-то монструозное даже на картинке меню – и специальное покрытие для ксенамичис с потребностью в пищевом уединении. Ласель втихаря мечтал, что однажды посмотрит, как это происходит без всяких взломов и, возможно, сделает несколько натуралистических снимков. Пока же оставалось крутить ленту местных новостей и параллельно шарить по привычным бордам. "В Литании на борту моторайзона сбежал водяной голубь! Голожаберное устроило переполох в салоне!" "Празднование дня Священного Круга объявили балом извращенцев и сборищем чучел!" "В Рефи-де-Вилье дрон-наряд задержал голого нон-бинарного унифор в шляпе и с трезубцем". "Бегал по столу и обливался водой: слуга народа в округе Компаж устроил беспредел". "Сотрудники таможни обнаружили в посылке ралескийский мозг". Последняя новость показалась особенно абсурдной, и Ласель немедленно туда полез. Первым делом стандартные фильтры отсекли сорок четыре рекламных обращения. Потом вторая система защиты отбила атаки трекеров. Наконец, специализированное приложение бессердечно зарезало таргетированную рекламу. Прорвавшись сквозь препятствия, Ласель погрузился в увлекательный мир контрабанды ралескийских мозгов первой выдержки. Мозг, судя по статье, выкрали прямо на стадии формирования с размножательного древа. Общий вес контрабандной массы достигал двухсот шестидесяти четырех килограмм и содержал четыре миндалевидных тела, хорошо известных как источник эндорфинов для некоторых видов ксенамичис. Ласель немедленно вспомнил халминга, тоже любивших закинуться подобным. В процессе изъятия контрабандисту прострелили раковину, в которой он и тащил этот мозг, а сам мозг, накачанный подавителями, во время взятия отчаянно сопротивлялся, причинив группе захвата повреждения средней степени тяжести. Главного экстрактора отправили в больницу по корпоративной страховке, мозг вывезли на карантин, ралескийцам написали рекомендацию улучшить обслуживание деревьев и не допускать свободной экстракции не достигших самосознательного развития мозгов. – Все зло – от излишнего интеллекта, – резюмировал Ласель, отключаясь от статьи. Жадные пасти рекламных блоков щелкнули вхолостую и вцепились в сброшенную им обманку. – Раслоу, ты меня не слушаешь! – возмутился Иштургай. – Почему это не слушаю, внимательнейшим образом слушаю... – Так ты согласен? – С чем? – Р-раслоу! Ласель попытался обратиться к бэковым записям, но оказалось, что люнета и этого не делала в урезанном режиме. – Эм-м, кажется, я тебя недопонял, – признался он. – Именно последнюю фразу. – Так ты будешь созерцать? – растопырил клыки яут. Ласель мысленно заелозил. Иштургай пялился на него во все гляделки, насмешливо и одновременно угрожающе шевеля клыками. Ласель отчаянно попытался проанализировать его слова, но без поддержки смыслового достройщика человеческие мозги работали крайне стремно, и Ласель вообще не мог представить, о чем сейчас могла бы идти речь. – Ну... Согласен, конечно, – пробурчал он. – Че уж теперь. – Отлично! – Иштургай вдарил по столу так, что блюдечко с губками для очистки рук подпрыгнуло. – Хаман-сай-ниё! – рявкнул дроид. "Спокойствие тишайшее ожидаемо", – перевела "Миледи". – Гоменасидэ! – вернул Ласель подсказанную ремплесантом же фразу. – Йорошико... э-э... Невроз! Гоменкудасио-не! Дроид пустил еще две струи пара, а сидящие в трех метрах синеволосые железки обернулись и откровенно уставились на иногородних глухими визорами. На круглых антеннах, закрывающих места ушных раковин, задвигались шкалы. – Не ори! – прошипел Ласель. – Сказал же, что согласен, чего так прыгать? – Тогда, – Иштургай схватил его за плечо и дернул к себе, – как только мы утолим голод, немедленно отправимся на встречу с боевой сла-аувой! И тут Ласель понял, что пора побледнеть и испугаться. – А что говорит об этом твоя лицензия? – максимально небрежно поинтересовался он. – Пф? При чем тут моя-яу лицензия? – Как же, – вскинул руку Ласель, заметив, что над головой дроида загорелся зеленый огонек его заказа. – Если ты вдруг максимально славно принесешь себя в жертву, то контрактные обязательства моей охраны будут нарушены. – В моей лицензии есть пра-ауво на личные увечья, – гордо сказал Иштургай. Дрон размахнулся и выстрелил тарелкой с заказом. Манеру подачи он явно скопировал у хартицаев. Ласель привычно выбросил навстречу бешеному снаряду гасящий импульс с запястья, и тарелочка резко остановилась вместе со своим содержимым. Только слегка за край вывалилась нежно-лиловая клешня и покачнулись палочки в кольце-держателе. – На увечья я смотреть не подписывался, – ловко сманеврировал Ласель. – И вообще, сколько там у нас будет зрителей? Точно ли им там будет интересно? Может, это уже немодно? – Ты сказал, что пойдешь! Яут вновь грохнул по столу кулаком, и из его наруча выпрыгнула красная волна, остановившая следующую тарелку, накрытую сложенным полотном. – Я не буду смотреть на бойню! Иштургай сдернул покрывало, расправил его и накинул себе на голову. Следом из-под покрывала вынырнула когтистая длань, сцапала тарелку и утащила внутрь. – А придется, – сообщили оттуда и страшно захрустели. Ласель мужественно достал палочки, проклял себя за невнимательность еще раз и воткнул их в лиловую клешню. Надолго затянуть перекус не удалось, к тому же железки начали как бы между делом сдвигаться все ближе. Не иначе как их заинтересовало шевелящееся и чавкающее одеяло. Такие полотна делали непроницаемыми для техники, поэтому как ни посмотри на яута, в любом ракурсе и с любым усилением он выглядел как в реальности – накрытым тряпкой монстром, жрущим мерзкие помои и сопровождающим это соответствующими пакостными звуками. Ласель мысленно примерялся, можно ли воткнуть железякам под визоры по одной палочке, и прикидывал, попадут ли они в управляющие контроллеры, которые наверняка прятались под переносицей, как и у всех, взявшихся за дешевые модификации. Яут нажрался быстрее, чем все перешло в близкие контакты нежеланной степени. Одеяло полетело на стол, блюдо шмякнулось сверху и немедленно растеклось в утилизируемый субстрат. – Едем! – объявил он и обмахнул клыки языком. – Может, зубы почистим? – без особой надежды уточнил Ласель. – Зубы будем чистить в крови врагов, – Иштургай оттолкнулся от стойки, и сидушка охотно опрокинулась, позволяя наезднику свалиться. Яут кувыркнулся в воздухе и приземлился на силовое поле, пошедшее голубыми кругами от опустившейся на него тяжести. – Эй, амигуми! – Ласель помахал любопытным железкам. – Если что, запомните меня молодым и красивым! – Какой же ты красивый, – металлически отозвалась одна из них. – Ты ж мясной! – Редкая гадость, – поддержала вторая таким же бесполым голосом. – Эх, синтетика бесчувственная... Ласель тоже кувыркнулся вниз, поэтому синхронно выкинутые амигуми метательные шестеренки просвистели над его пятками без последствий. Приземлившись на силовое поле, он спружинил и мягкими прыжками, как во сне, устремился за решительно мчащимся на выход яутом. – Онегайшимас, приходите еще! – рявкнул им в спины дрон. – Итадакимас! – И вам не скрипеть! – не оборачиваясь, пожелал Ласель. Культурные замашки его угнетали. Ладно с ксенамичис, рожденными в чужих мирах, но со своими-то зачем изощряться? Есть общий язык, общие сетевые протоколы, общая валюта. Нет, надо придумать, протащить сквозь века что-то уникальное и настырно этим пользоваться, заставляя порядочных людей тратить время на подгрузку лингвистических модулей. Как будто это бесплатно. Модули Ласель скачал варварски взломанные, которые периодически выкидывали рекламную фразу "онегаи сэмпай", произносимую таким томным мужским голосом, что становилось неудобно. Видимо, предполагалось, что после такого Ласель обязательно должен купить "углубленный курс чувственного нихон-го всего за 999 токенов". – А где мы будем? – поинтересовался он в широкую спину, перетянутую ремнями с инкрустациями. – Оиши Юкио! Вознеся хвалу Святому Франциску, Ласель немедля полез в сеть и обнаружил, что с таким словосочетанием есть один культурный парк, два магазина, с десяток кафешек, раскиданных по всему Роппонги, и одна "арена экстрим-мероприятий". Раздираемый нехорошими предчувствиями, он подробнее изучил последнее заведение и на девяносто девять процентов убедился, что догадка верна. Хренова арена привлекала желающих полюбоваться на бои без правил, ультрагонки, перфомансы на выживание и так далее без счета. – А что насчет твоих друзей? – сделал он еще заход, когда Иштургай уже занимал седло гляссиона. – Ну там... встреча, о которой ты мечтал? Яут оглянулся и послал ему искреннюю, совершенно открытую, полную радостного предвкушения улыбку от уха до уха. – Это, ханаби, они и есть. – Чтоб я лотосом отравился, – выдохнул Ласель, запрыгивая на сиденье. – Твой труп я транспортировать в Вильнёв не буду! – Не надо, – милостиво согласился яут. – В случае трупа его просто используют, Р-раслоу. – Знаешь что, – угрожающе сказал Ласель и ткнул яута лотосом меж квадратных лопаток. – У меня уже живот от этого заболел. Мне вот-вот понадобится сортир. – Плохо-оу слышу-у, – протянул яут, посылая гляссион вперед. – И не тычь мне своим цветко-оум! – Буду тыкать! – проявил упертость Ласель, удачно повышая голос, как только они вынырнули из-под силовой защиты и оказались на ветру. – Ты его выдернул, и я буду напоминать об этом до скончания заряда в этом устройстве! Яут немедленно завалил гляссион набок, и Ласель вцепился в него со всей энергией укрепленного жантюрами человека. Даже почувствовал, как сократились у него под пальцами непробиваемые мышцы, среагировав на давление, и на всякий случай поелозил сжатым кулаком по брюху яута, подсовывая тому неудобный лотос, чтобы отвлечь от вопросов, откуда в скромном ханаби силища на такие объятия. Суперпагоды начали уступать место колоннам мегатурий, очень привычным по архитектуре Вильнёва. Здесь их называли сверхпилларами. Яут уверенно вел подзарядившийся в забегаловке гляссион куда-то вверх. Это даже придавало спокойствия – подальше от подземной Роппонги, поближе к привычным территориям, где уже настолько мало воздуха, что ни туристы, ни приличные горожане туда не суются. Видимо, в "Оиши Юкио" не жаловали сторонних посетителей. На отметке в четыре тысячи Ласель задумчиво полез в воротник за сайклородной добавкой, а на пяти завернулся в шарф, вытянутый из капюшона. Шесть, шесть с половиной – пиллары все рвались в зеленое небо, уже проскочив фальшивые солнечные диски, и вскоре зеленый цвет начал уходить в стратосферную глубину. Если оглянуться, можно было полюбоваться на титаническую глыбу Вильнёва. Гляссион упорно карабкался, восходя по спирали. Иштургай дышал как ни в чем не бывало, видимо, собирая кислород со всей округи одним вдохом. Только прижавшись к нему, можно было понять, что легкие яута работают слишком активно. От перепадов давления трещало в ушах, а по мускулам и внутренним органам перекатывалась болезненная тяжесть. – Чего выпендриваешься! – просипел Ласель. Голос в обедневшем на атмосферу пространстве разносился совсем слабо. – Заправки дать? "Не нужно, – высветилось на экране люнеты. – Здесь только говорить сложно, дышать можно". – Отдай дубль управления, – потребовал Ласель. – Мы договаривались, что твой труп утилизируют, но я в потенциальные трупы не записывался. Гляссион вошел в облака, наверняка одобренные местным комитетом по метеорологии, и Ласель аж задергался от неприятной холодной влажности, окутавшей их. Движок возмущенно закурлыкал. Мелькнул титанический бок сверхпиллара, а яут внезапно закашлялся. Ласель вцепился в него оледеневшими пальцами, проклиная всех подряд, начиная с Декардоффа и заканчивая дроидом в забегаловке. Облака закончились, кашлять яут тут же перестал, а на экране люнеты появилось донельзя возмущенное "Мокрая гадость!", едва не заставившее Ласеля рассмеяться от облегчения. В этот момент, пройдя отметку семь тысяч, гляссион наконец добрался до арены. Она разрезала стальным диском плоть густо-зеленого неба, сверкнула тысячью парковочных огней, и выше были только метеорологические и связные башни. Уши заложило, по спине и по венам пробежал холодок от очередной компенсирующей дозы, и Ласель некстати задумался, сколько поддерживающих наноинъекций получает средний гражданин за всю свою счастливую жизнь. Получались астрономические величины. Огоньки посадочных мест снова мигнули, и люнета немедленно ухватилась за один из них. Яут развернулся туда всем телом, и гляссион направился точно к определенному люнетой маяку. Ласель слегка расслабился, убрал руки и запихал лотос в карман в очередной раз. "Приятно, когда встречают!" – поделился мнением Иштургай. На посадочном месте стояли двое, и это опять были железяки. Ласель строго приказал себе отринуть киберофобию и сосредоточиться на позитивном: например, что в случае гибели Иштургая можно будет потребовать передачи его лицензии. Так сказать, по праву последнего видевшего. Он еще не представлял, чем тут решил заняться яут и об кого планировал почесать клинки с кулаками, но вряд ли на такой высоте и в такой роскошной тарелке нашлись бы слабосильные противники. – А у нас точно есть пригласительные билеты? – Ласель постучал Иштургая по плечу и едва не отдернул руку, почувствовав, какое оно холодное. Терморегуляцией самого Ласеля сейчас управлял целый наноскопический хор, дирижируемый несколькими процессами, окончательный контроль над которым вел "Луи". Дышать тут конечно было тяжело, да и зябко было, но совсем ледяным Ласель становиться не планировал. – То-очноу, – хрипло проскрежетал яут. И повел гляссион вниз.