Ева за семью печатями

С гляссиона яут спрыгнул первым, а пока Ласель разгибал замерзшие ноги, железяки успели издать несколько вопросительных звуков. Глаза у них слегка засветились, и Иштургай величественно повел рукой. Медленно и торжественно, под стать кровообращению. – Сопровожда-ающий. Напарник. – Здравствуйте, – замогильно сказал Ласель. – Прошу, унифор и напарник, – звякнул один из встречающих. – Битва уже идет. Ласель тщательно обдумал идею стратегического падения в обморок и неохотно отказался. Слишком холодно, и не факт, что в месте, где проходят бои, да еще и на такой маргинальной высоте, будет хорошая профильная медицина по страховке из соседнего города. Лучше было выдержать все с честью, а потом уже убить Декардоффа. Для этого Ласель планировал раздобыть местный стафилококк с его локальной резистентностью и подлить боссу в чай. Смерть от любимого напитка – что может быть изысканнее! Одолеваемый радостными видениями Декардоффа, покрывающегося стафилококковой коростой, не выпуская чашки чая из одеревеневших рук, Ласель опомнился, когда они прошли два шлюза и оказались внутри. Резко поднявшееся давление и уровень сайклорода заставили его быстро и часто задышать. От яута повалил пар и внезапно пошел резкий кислый запах. – Надеюсь, ты тут не собираешься разлагаться в прямом эфире? – мрачно поинтересовался Ласель у широкой спины. Яут повертел башкой и повернулся к нему. – Что, так и будешь язвить, ханаби? Ласель стремительно побагровел и тщетно попытался списать это на все то же изменение давления. – Во-оут, – поощрительно протянул Иштургай, стряхивая конденсат с дреддлоков. – Больше люблю твои внутренние метания, ханаби. Они правдивы и однозначны. – Кто это тут мечется, – нервно сказал Ласель. – Даже если ты мне на полмолекулы симпатичен, то от своих слов насчет трупа я не отступлюсь! Иштургай ухмыльнулся и выполнил затейливый яутский поклон, взмахнув гривой в совершенном, явно отточенном за годы практики движении. Ласель полюбовался на ногтевые импланты и отверг возможность невротически их обгрызть. Вернуть спокойствие духа, с которым он гонял стажеров и вытаскивал туристов из различных неприятностей, не удавалось, и это тревожило. Антропоморфность яута не позволяла выкинуть его из жизни, как обычного ксенамичис. Человеческий мозг привязывался к близким образам намного сильнее, а ведь Ласель искренне любил бесконечное разнообразие мыслящих видов, населявших Ораж. На них можно было оттачивать навыки межвидового флирта, наслаждаться и отдавать себе полный отчет, что они чужие. Основные шаблоны человеческого поведения на них не лезли, и проблем не возникало. А вот на яута с треском, но натягивались, и это очеловечивание не давало Ласелю хладнокровно мыслить. Он уже почти видел, как зеленая кровь совершенно как у людей брызнет на кричаще-красные стены, изукрашенные золотом и голубым. Струей из артерий, которые привычным образом качают кровь, хоть и двумя насосами... При этой мысли делалось до того неприятно, что начинало подташнивать. – Раслоу? Иштургай обернулся, видимо, услышав как Ласель остановился. Железяки тоже оглянулись. Ласель оторвал ладонь от теплого бархатистого пластика, оставив на нем преступно мокрый отпечаток, и улыбнулся. – Все-таки жратва в той забегаловке была сомнительная. Смотри, чтобы тебя прямо на арене не пронесло. Яут задумчиво похлопал себя по брюху и уверенно мотнул башкой. – Я в полном порядке, ханаби! Не усомнись во мне! – Да как же я посмею, – прохрипел Ласель, решительно давая организму команду нажраться успокоительных. Протоколы сработали на удивление неохотно, словно что-то внутри Ласеля категорически хотело страдать и переживать. Пустынность огромного коридора подкидывала сомнения в популярности арены. Ласель даже успел обрадоваться, вообразив унылую вечеринку для тех, кому нечем заняться по жизни, и вялые аплодисменты со скидкой, когда они остановились на развилке. Железяки разошлись. – Сюда, – сказал тот, что со шлемом пожелтее, и указал Ласелю на проход к створу. Второй защелкал на яутском, и Иштургай интенсивно защелкал в ответ – "Миледи" отказалась давать даже текстовый перевод. – А там что? – с подозрением уточнил Ласель, вглядываясь в конец аппендикса с огромными воротами. – Нет ли у вас плана подвесить меня за ребро на крюк, чтобы кое-кто активнее сражался? – Что-о? – в явном изумлении проскрипел железяка. – Говорю, не уверен я, что там за дверкой! – рявкнул Ласель. – Сомневаюсь очень! – Арена, – повторил железяка. – Вы, как партнер, идете в ложу. – Иду как зритель, или меня там как жертву используют для оказания влияния на сражающегося? – уперся и Ласель. – Ваш партнер сделал взнос, – с величайшим презрением сказал железяка. – Вы можете не идти, но взнос не возвращается. – Святой Франциск, может, он не знал, что платит взнос, чтоб меня взяли в заложники! Железяка в последний раз ткнул в дверь и внезапно начал растворяться. Ласель разинул рот, осознав – всю дорогу с ними шли голограммы. Сделанные настолько идеально, что ни один из ремплесантов их не опознал. – А где публичная оферта? – возопил Ласель. – Иштургай! Ты документы подписывал? Яут удалялся в сопровождении интенсивно оранжевеющей голограммы. Ласель дернулся в их сторону, но поперек коридора вспыхнула запретительная надпись и наглядно-угрожающе протянулись несколько красных лазерных ниточек. – Великий визирь! Как насчет дружеского секса перед битвой?! На этот раз яут среагировал. Плавность походки прервалась неловким движением. Иштургай обернулся. Ласель демонстративно расстегнул каркасник наполовину. Последовала секундная пауза, а потом яут тряхнул головой, что-то буркнул в сторону голограммы, и та растаяла в воздухе. Великий визирь неторопливо направился к Ласелю. – Ну так что? – поинтересовался тот, едва они оказались рядом. – Документы есть? – Р-раслоу, по какой причине ты безумствуешь? – Они мне не нравятся, – охотно признался Ласель. – Оферта есть? Иштургай раздраженно щелкнул горлом, и переслал вирион. Ласель ознакомился с содержимым и с неудовольствием убедился, что оферта действительно есть, более того, есть приложение, в котором указана яутская сигната. – Ну, я хотя бы попытался, – мрачно сказал он, начиная застегивать каркасник. – Э-э? – Иштургай положил руку ему на плечо. – Ты забираешь свои слова? Ласель глянул на него исподлобья. Великий визирь, явно уже мысленно ступивший на тропу войны, источал жар, и, казалось, даже можно было услышать пульсацию крови, прогоняемой двойным сердцем. Яут провел большим пальцем по шее Ласеля, завел его за воротник и ощутимо потянул. – А что бы об этом изрекла великая бабушка? – насмешливо спросил Ласель, борясь со слабостью в коленях. "Альфонс" уже все проанализировал и решительно предлагал рухнуть в бездны беспорядочного секса в коридоре. – Величайшая бюйюк аннэ Кашелым, – прорычал яут, запуская ладони под каркасник, – сказа-аула бы: хватай за задницу и пользуйся моментом! – Так я и знал, – засмеялся Ласель, распуская магнитки. Каркасник раскрылся, словно раковина. Ласель вывернулся из него, но застрял на уровне ботинок. Попытался наклониться, однако Иштургай ухватил его за плечи и крутанул на месте. Перед носом оказалась стена. – Э-э? – Придется действовать быстро-оу, ханаби, – прорычал великий визирь ему в затылок. – Времени мало-оу! – А обязательно мордой по стене? – Жажда битвы, – дохнул сверху яут. Тепло с запахом кислых яблок прокатилось по голым плечам и лопаткам, и Ласель вздернул голову, прикрывая глаза. Волоски на загривке встали дыбом. Собственный член полностью поддерживал идею торопливого секса, и на несколько мгновений Ласель почувствовал себя уж слишком похотливым. Хрен знает, кто мог вывалиться в этот коридор и застукать их не просто в пикантном, а в порнографическом виде – но сама эта мысль возбуждала еще сильнее. Иштургай снова провел по его шее согнутым пальцем, опустился между лопаток и дальше, дальше, пока мозолистая костяшка не раздвинула ягодицы. Пылающая дорожка на коже заставила Ласеля повести плечами и слегка прогнуться. – М-м, полметра разницы, – попытался напомнить он. – Я про рост... о! Иштургай обхватил его одной рукой подмышками поперек груди. Чуть вздернул, и Ласель оказался на цыпочках. Руки сами собой взметнулись, чтобы вцепиться в подходящий барельеф. Ласель запрокинул голову еще сильнее, и сквозь выплывающие на экран люнеты графики гормональных смещений уставился прямиком в камеру. Испарина, выступившая вокруг пупка, собралась в тяжелую каплю, и та вкрадчиво заскользила вниз, щекоча голую кожу. Соски напряглись, в животе легонько заныло. – Р-рюбви не помеха, – возбужденно фыркнул Иштургай, звякая броней и шелестя тяжелой тканью. Ласель закусил большой палец, а потом все-таки показал камере средний. Хрен с ним, пусть кто угодно является в этот коридор, пусть смотрят, ему не жалко. Слишком хорошо, когда собственное тело уступает чужому напору и начинает вибрировать от удовольствия. Яут опять зафыркал,на этот раз звякая уже украшениями, и Ласель с первобытным восторгом ощутил горячее мокрое прикосновение под яйцами. Член Иштургая заизвивался, Ласель попробовал раздвинуть ноги пошире, но он и так еле стоял, а член уже начал исследовать пространство самостоятельно, поэтому пришлось смириться. Еще раз куснув имплант, Ласель сунул руку между ног и взялся за собственный член. Подвижный хер уже гулял от копчика до мошонки, делая расщелину все более мокрой и скользкой. Сердце бухало уже чуть ли не в горле. – Да-а, – простонал Ласель, пряча лицо в сгиб локтя и надрачивая в том же ритме. – Давай быстро-оу! Придушенный вскрик выпорхнул сам собой, когда его задницу пронзили, казалось, до самой глотки. Носки ботинок оторвались от опоры, жантюры стиснулись, возмущенные донельзя, наноциты выбросили в кровь пригоршню химии, и Ласель часто задышал, обливаясь потом. Поясницу ломило, в животе растекалось дрожащее тепло. Растянутый анус вздрогнул, подчиняясь протаранившему его отростку. – О-оу, – почти умоляюще проскулил Ласель. – Р-раслоу, – ответно выдохнули на него сверху, вновь погружая в тепло и острые запахи. – Не так... силь... ух! Ласель проглотил остатки фразы. Заполнивший его хер подался назад, формирующие его мышцы вздымались и опадали, и невыносимо приятное трущее движение, задевающее простату, отбило охоту жаловаться и возмущаться. "Альфонс" успокаивающе высветил, что ничего страшного с задницей хозяина не происходит. Иштургай позволил Ласелю снова опуститься на самые кончики ботинок и сжал за бедро. Ласель замычал, прижмуриваясь, и продолжил поддрачивать, уже медленнее, каждый раз цепляя колечко пирсинга большим пальцем. Погружение в его задницу повторилось, но на этот раз более милосердно. Иштургай скользнул ладонью вверх по его животу и остановился, нащупав твердые от возбуждения соски. – Пр-риятные млечные камешки, – сообщил он, чуть сжимая правый сосок жесткими пальцами. – Осторо... о... о-о! Энергичные сокращения, прокатившиеся по члену яута, вновь породили целую бурю ощущений. Придавленная и безжалостно простимулированная простата вернула такой отклик, что даже хватка на барельефе ослабла. Ласель уткнулся горящим лбом в руку еще сильнее. Сзади шпарил исходящий от яута жар, окутывал голову горячей пеленой, скручивая последние предохранители. – Так хор-рошо? – поинтересовался Иштургай, щекоча сосок и одновременно умопомрачительно двигая членом. – О-очень! Ласель вскинулся, когда раздувшаяся головка выскочила из него и тут же шлепнула по налившимся яйцам. По внутренним сторонам бедер потекли первые капли. Анус уже припекало, и когда Иштургай уверенно вошел снова, это жжение скакнуло к той интенсивности, от которой на люнете начинали бешено крутиться показатели датчиков. – А-а, а-а, не так с-с... у-у! Внятные слова не подбирались, и набор полуживотных звуков сам собой полился из глотки. Ласель отпустил член, сунул пальцы ниже, нащупав разбухший извивающийся ствол и растянутые края отверстия, и сжал яйца, захлебываясь стоном. Даже потянул, чтобы отсрочить накатывающую волну удовольствия. Хер в нем дернулся, сдавая назад, на руку потекли горячие капли, и Ласель мгновенно переключился: снова обнял член ладонью, привычно скользнул рукой и сомкнул пальцы на головке. – А-айя! Нежная плоть, встретившаяся с яутской смазкой, отозвалась пронзительным, почти язвящим удовольствием. Колечко запылало, словно уголек. Ласель закатил глаза, видя, как стремительно белеет пик на люнете, и лихорадочно задвигал ладонью. Пальцы, терзающие сосок, переключились на второй, нижние клыки яута упирались в загривок, язык щекотал под линией волос, а в задницу неистово вбуравливался здоровенный агрегат. Дредлоки хлестали по голым плечам, украшения звенели, массивное ожерелье то и дело задевало голые плечи, а верхние клыки хватали за волосы и за затылок, и казалось, Иштургай хочет вытрахать из него душу, чтобы торжественно пойти с ней на бой, как с флагом на копье. Ласель сдавлено замычал – ноги дрожали и подламывались. А когда яут умудрился прижаться к нему всем телом, оцарапав ягодицы и выпятив живот так, что Ласель почувствовал его всей обнаженной спиной – сил уже не осталось, и Ласель начал бесстыже повизгивать. "Контакт, – мягко сказал "Лагранж" в самой глубине пылающих от перегрузки мозгов. – Ресурс найден". Ласель распахнул глаза. Камера смотрела на него круглым оком, он проваливался в нее взглядом, и на самом дне среди бесконечных микросхемных фракталов... – А-а-обоже-е! Конча-а..! Экран застило белое свечение, невероятной силы оргазм ударил по нервам чудовищным молотом. Ласель кричал на одной ноте, пока не начал захлебываться, а глаза так и не закрывались, и голова запрокидываться все сильнее в судороге, сводящей шею и позвоночник. – Р-ра-ас-с... О-о! Его вздернули, голая спина приложилась к многочисленным яутским украшениям, Ласель стиснул бедра, зажимая в себе пульсирующий хер, и освободившейся рукой тоже схватился за сосок, сдавливая его. Жантюры стянулись в стальной хватке, сперма брызнула на пальцы, и долгих несколько секунд Ласель висел посреди пустоты. Только сзади к нему прижималась горячая стена, захлебывающаяся рокотом. Внутренности заполнялись жаром, который вот-вот должен был брызнуть... – Славная схватка, ханаби. Горячий шепот обжег ухо и шею, Ласель вздрогнул и со стуком сомкнул челюсти. Тонкие ниточки внятных мыслей медленно прорастали из пульсирующего блаженства. Ему опять снесло все ограничители так, что аж язык свесился набок, будто у зооморфа. И, кажется, на несколько секунд лучший калькугаль Вильнёва точно отрубился. По груди стекал пот, в пояснице вздрагивали перенапрягшиеся мышцы. И по ногам вкрадчиво и неумолимо подтекало. Медленно разжав руки, Ласель закинул их за голову и вслепую нашарил там клык и дредлок. Стиснул и то и другое, чувствуя неожиданно холодный металл украшений. Иштургай медленно склонился, опустил его на пол, и Ласель с трудом удержался, чтобы не упасть на колени. С томительной неторопливостью член яута начал высвобождаться, и все еще чувствующиеся вздутые переплетения отдельных мышц заскользили по стиснутым ягодицам. – Не так быстро, – простонал Ласель. – Не так... ах... о... Иштургай внял призывам: головка вышла из вздрагивающего ануса медленным, почти нежным движением. Сперма температуры лавы обильно заструилась чуть ли не до колен. – Фибру, – жалобно попросил Ласель. – Я ж буду в луже теперь сидеть... Иштургай молча завозился, не убирая поддерживающей руки, и между ягодиц внезапно ткнулась жесткая ткань. Поелозила там и исчезла. Ласель смиренно вздохнул. Бесполезный труд, но яут хотя бы попытался. Иштургай отпустил его совсем, Ласель покачнулся и уперся в стену руками. Поднимать взгляд к камере было совсем чуть-чуть, но стыдно, поэтому он смотрел вниз, и когда яут присел, насладился видом черных дредлоков будто обнявших его голые ноги. Сосредоточено сопя, Иштургай взялся натягивать на него каркасник. Многочисленные браслеты сочувственно позвякивали. Яутское дыхание как всегда запустило люминисценцию, и разбрызганная повсюду сперма начала призрачно светиться. Свечение быстро набирало силу, и Ласель вздохнул с извращенной гордостью. Удивительно, что он всякий раз такое выдерживал. – Тепер-рь моя битва будет сла-аувной! – Иштургай дотянул каркасник до пояса, поднялся, и Ласель опустил руки, чтобы влезть в рукава. – Кро-оувь гор-рячая! – И не только, – простонал Ласель, позволяя надеть каркасник себе на плечи. – Ох, моя задница... Края отверстия до сих пор не сомкнулись, вытекающие капли мучительно дразнили их. Отчаянно хотелось почесаться, а то и запустить в себя пальцы поглубже. Он развернулся, и яут коснулся сомкнутыми клыками его мокрого лба. Привычно уже прошелся языком, собирая соль и воду, и отступил на шаг. Ласель застегнулся под горло. По бедрам вкрадчиво текло, руки дрожали, в голове шумело. – Созерцай же мою битву, – ухмыльнулся Иштургай. Развернулся и потопал в свой конец коридора. Дредлоки раскачивались, десять килограмм ювелирного искусства сияли и сверкали, обнаженные руки и корпус влажно блестели, а на высоких плетеных сапогах... Ласель фыркнул, наблюдая цветные брызги. Посмотрел себе под ноги, где медленно выцветали все те же неоновые следы, и оставалась обычная белковая жижа. Вздохнул и коснулся сенсора на люнете. – Ну и что это за контакт был? Кому меня слили? Связь мигала треугольником слабого канала. Едва-едва хватит вызвать силы чрезвычайного реагирования, случись что. Ласель плюнул и тоже направился в свою сторону. Жантюры деликатно поддерживали дрожащие от резкой перегрузки мышцы, местами их даже массируя. "Готфрид", вытащенный из блаженной дремы, охотно встал на передовую. Злосчастный лотос торчал из кармана и слабо мерцал – на него тоже набрызгало порядочно. Двери гостеприимно предложили пройти сканирование ДНК, и Ласель мстительно плюнул в активный спот. Ткань спота мгновенно всосала предоставленное, и дверь задумалась. Подобранные для людей сигналы цветокодировки неторопливо текли вверх и вниз по диодным лентам, нерешительно склоняясь то в красный, то в желтый оттенок. Ласель уже собрался плюнуть еще раз, но тут интеллект двери пришел к выводам, и индикаторы сменились на еле удовлетворительный зеленый. Дверь приоткрылась, и из-за нее пахнуло жаром, влагой и шумом. Ласель инстинктивно приставил ладонь к глазам. "Время прохода ограничено, – с неудовольствием сообщила дверь прямо на экран. – Рейтинг прохода ненадежен, через десять секунд доступ будет отменен". – Ах ты ж... Ласель прошмыгнул в щель, прижав локти к бокам. И оказался посреди пустоты. Мозг, шокированный сменой обстановки, впал в ступор, и оптотрансмиттер принялся за свое: напрямую вбивать визуальные образы в сознание, минуя пошлую стадию обработки. Привычно затрещало меж ушей, зато Ласель наконец понял, где очутился. Внутренности тарелки были облеплены сиденьями. Хитрожопые игры с тяготением позволили презреть обычное размещение, и вся стена стала амфитеатром. Центр арены и впрямь оказался центром: едва заметные прозрачные фермы, превратившие воздух в сложную систему уступов и переходов, и все это такое маленькое, что без подстройки люнеты он ничерта не разглядел бы. А так – словно прыгнул вперед на сотню метров и оказался вплотную к существам, кружащим в воздухе, перескакивая с балки на балку. Кругом орали и бесновались какие-то невероятные тысячи, может даже десятки тысяч зрителей. Со всех сторон сияли мегаваттные прожекторы и тёк невероятный жар от обработки видеопотока. Ласель успел изумиться, откуда здесь столько графической обработки, и все еще пытаясь сообразить, что почем, сделал шаг. Опрокинутое небо над ним застыло и рассыпалось шестиугольниками. Пространство начало сдвигаться все быстрее, закручиваясь в воронку, Ласель вскинул голову, и движение застыло. Над ним раскинулась ячеистая структура с клубками лотосов в каждом узле. Собственный лотос Ласеля неистово запылал, словно хотел вырваться из кармана и влиться в сеть. "Обнаружена метаструктура, – хором высветили "Лагранж" и "Миледи". – Контакт..." Аппарель под ногой ощутимо продавилась и резко пошла вниз. – Твою мать! – возопил Ласель, изворачиваясь в воздухе. Целая площадка аппарели рухнула вниз, увлекая его за собой – и свет погас. Над головой с оглушительным лязганьем сомкнулись створы, отрезая Ласеля от немыслимого лотосового неба. Лучший калькугаль Вильнёва приземлился в знакомые объятия силового поля. – Чего? – почти простонал Ласель. – Что за... "Смена слоя, – отчиталась "Миледи". – Нагрузка на серверы до сорока квайбит-единиц в фетасекунду". – А-а... – протянул Ласель, поднимаясь из положения на четвереньках и тщетно стараясь игнорировать мокрое ощущение между ягодиц. – Ох ты ж. Ремплесант только что сообщила ему, что происходящее наверху – это огромная голограмма. Десятки тысяч зрителей, сражающиеся, мелькающие дроны для видеорепортажей и та галлюцинация, которая внезапно свернула все в единую сеть – походу, это было оберткой для тех, кто желал присутствовать на интересном зрелище, не вытаскивая сральник из собственной раковины. – Эй! – возмутился Ласель, оглядываясь. – А где ложа? То, что находилось под ареной, было уныло утилитарным. И даже тесным, примерно как обычные служебные коридоры где-нибудь под поверхностью. На полу зажглись стрелки, Ласель пожал плечами и со вздохом потащился по ним, попутно проверив связь. Здесь даже лучше ловило, похоже, наверху все забивалось высокоскоростной передачей для зрителей. Не зря там было так невыносимо жарко: при оптической обработке выделялось столько энергии, что это внутреннее помещение наверняка на ней и работало. Ласель протопал по коридору, впихнулся в очередную дверь и все-таки попал на арену. Здесь помещалась от силы тысяча зрителей, и, судя по экрану люнеты, все были настоящими. Ласель огляделся и бочком двинулся к сиденьям на самом верху, где оставался свободный ряд, но на полу у него под ногами сердито замигали стрелки. Сидящие рядом начали оглядываться, Ласель сунул руки в карманы и с независимым видом потопал следом за стрелкой. Пришлось спуститься на добрый десяток рядов, а когда Ласель думал, что где-то тут он и затаится, стрелки пошли еще ниже. В итоге оказавшись на третьем ряду, Ласель почувствовал себя не на своем месте. Тут сидели сплошные железки, выряженные одна другой вычурнее. Просто глядя на них и то можно было порезаться. Собственную теплокровность и уязвимость Ласель ощутил особенно остро, когда с извинениями перелезал через ноги будущих соседей, стараясь при этом если не стать прозрачнее, то хотя бы сгорбиться и не мешать смотреть на арену, где как раз утаскивали чьи-то останки. В воздухе витал горьковато-цветочный запах специальной замывки, и по спине пробежали мурашки: так пах растворитель для органических загрязнений. Очень сильный растворитель. Как раз хватит на тушу яута, если что вдруг... Прикусив язык и тем самым переключив мозги на более насущные проблемы, Ласель плюхнулся на свое место и почти обессилено вытянул ноги. Чертово кресло было жестким, не гнулось ни в одном направлении, точно специально подталкивало смотреть исключительно на арену и не отвлекаться на потребности изнеженного позвоночника. Горящая задница намекала, что предпочла бы воздушную подушку. – Кто тебя сюда позвал? – прошипел сосед, дублируя невнятную речь четкими текстовыми посланиями в специально выведенном облачке мессенджера. Наверняка сделал это, чтобы все видели. Ласель заложил ногу на ногу и потянулся так, что хрустнули все суставы. Звук был очень человеческим, и железяка заметно мигнула. – Кому надо, тот и позвал, – вполголоса сказал он. – Посмотрим, чья пушка больше. Железяка прищелкнул и вроде хихикнул. Ласель постарался откинуться на спинку с максимальным комфортом и держать вид умудренного опытом посетителя подобных мероприятий. Хрен его знает, использовались ли тут пушки, или, может, это вообще не арена боев? А, например, арена поэтических стихочтений? Кулинарии? Вязания на боевых обвязочных станках? Святой Франциск, или они тут вообще куют вручную что-то реконструкторское? Ласель чуть не опустил руки, представив, как смотрелось бы его заявление про пушки в контексте построения скульптур из помета кокебу. – Три-пять к одному, – проскрежетало над ареной. – Унифор хорнгласс, унифор кокебу. Раунд. На некое жуткое мгновение Ласелю почудилось, что вызванные будут читать ритмический рэп. Очень модная штука три года назад была. Но тут хорнгласс выдернул из-за пояса боевые крючья, а кокебу перетек в форму игольчатого колеса, и Ласель вздохнул почти с облегчением. – Отсчет, – скомандовал невидимый конферанс. Колесо кокебу с визгом закрутилось на месте, от напольного покрытия арены полетели куски, а крючья хорнгласса взмыли в воздух на хорошо раскачанных пружинах. Кругом молчали, и Ласель на несколько мгновений даже затаил дыхание, почти панически пытаясь сообразить, следует ли орать в поддержку какого-то претендента, или здесь принято молча вскрывать себе брюхо в случае нежеланного исхода. Визг кокебу достиг умопомрачительных нот, осколки пола брызнули фонтаном, и ксенамичис бросились друг на друга так быстро, что глаза опять не успевали, к тому же оба попали в "слепое пятно", и люнета, скомпенсировав слабости зрения, дополнила это странными радужными оттенками. В них мозг Ласеля воспринял столкновение как удар двух маленьких нейтронных звездочек. Обломки крючьев брызнули под потолок, срубленные одним махом иглы градом сыпанули в стороны трибун, и перед перилами взметнулась стена силового поля. Ласель невольно вцепился в затылок. Кругом по-прежнему молчали. Он бросил взгляд из стороны в сторону и наконец заметил удивительно синхронизированные световые сигналы на линзах окружающих. Понимание, что главные события происходят словно бы и не здесь, выползло довольно медленно. Ласель машинально потер вывод возле уха и осторожно просканировал ближайшие узлы инфосферы. На третьем он наткнулся на это – пульсирующий поток данных, крутящийся в одном кластере и разбухающий с каждой секундой. Мысленно переведя дух, Ласель постучал в "дверцу", и она, среагировав на нечто, помеченное как "код участника", распахнулась. Выскочил обратно Ласель ровно через две секунды. Оглушенный, ослепленный и совершенно охреневший. В инфокластере визжали, орали, выли, заходились пеной, грохотали, стреляли и всячески выражали буйное помешательство на фоне происходящей драки. Ласель опять огляделся. Зрители сохраняли спокойствие, и только снизу несся грохот и скрежет, сопровождающий все новые столкновения соперников. Арену уже засыпало бесчисленными обломками, брызгами лимфы и прочим травматическим мусором. Ласель пошарил на своих каналах, нашел линк, оставленный яутом, и аккуратно на него постучался. "Ханаби?" "А ты там это, долго в очереди будешь стоять? Скучно". "Что? Скучно?!" "Они все сидят в сети, – мрачно передал Ласель. – У них там вся тусовка, железяки, что с них взять. А тут вообще тишина!" "Значит, бой плохой, – категорически ответил яут. – От хорошего боя в вирт не уходят, Р-раслоу". "Я тут умру в недружелюбной тишине, – посулил Ласель. – Выйдешь, сам увидишь". "Что, твою смерть?" "Нелепость всего мероприятия!" Иштургай поставил блок. Ласель почти стукнулся в него виртуальным лбом и злобно засопел, изнемогая от неопределенности. Покружил возле кластера обсуждений, присмотрелся к нему получше, а потом внезапно обнаружил, что к сверхмассивному гиганту мысли прикреплена маленькая сестричка – кластер с официальной информацией. Чуть не завопив от радости и тем самым едва не помешав процессу драки, Ласель влез в кластер, и перед ним раскрылась замечательная простая таблица игроков. Иштургай там находился на третьем месте от подсвеченной зеленым пары. Не утруждаясь подробным изучением правил, Ласель запомнил имена двух следующих пар и переметнулся на любимый форум, посвященный нудежу на тему туристического бизнеса. "Опять на вертушке пропустили семейную группу эстафлон в сезон спаривания!" – гневно обличал кто-то преступную халатность сотрудников орбитального контроля. Далее на двадцати уровнях вложенности шло живописание драмы, с которой пришлось столкнуться туристическому пойнту на окраине Акватики, куда эстафлоны и прибыли для разъяснения своей внутренней любовной драмы. Пострадавшие призывали в свидетели искин-подразделения здравоохранения и особенно психической стабильности. Ласель с удовольствием прочитал первые пять уровней, где гиды красочно описывали галлюцинации, вызванные эстафлонским мозговым излучением. Особенно его восхитило "Нападение антидепрессантов на человека" с наброском антидепрессантов от руки. Настолько толстых и круглых чичкана он в жизни не видел. "Зверское нападение, – с удовольствием поддержал он. – Срочно в номер, сенсация. Вы забыли пририсовать восьмую ногу, если уж сделали седьмую". "Не клевещите на топикстартера! – немедленно прилетело в ответ. – У него проблемы с головой, а вы сгущаете!" "Тут у всех проблемы с головой, не унифицируйте", – подключился еще кто-то. "Мы против унификации!" – твердо возгласил некто с иконкой Святых Действительных Множеств на аватарке. Диспут грозил перерасти в религиозный срач, и Ласель быстро перескочил в другой раздел, при этом успев заметить, что на арене сменилась пара. Теперь там выплясывала толпа фиели против халминга. Ласель даже немного задержался, рассматривая халминга вживую и не в лотосовых доспехах. Чрезвычайно тощая фигура, набитая армированием так, что из-под некоторых чешуек выпирал каркас, двигалась при этом невероятно плавно и гибко. Возможно, помогали зверски имплантированные микроантигравы. Пару секунд полюбовавшись, как поразительно агрессивные фиели с неистовым блеяньем нападают на четырехрукого, пытаясь тыкать в него шокерами, Ласель вернулся в мир интересующих его событий. "Что не так с вечным сиянием электронного разума?" – строго вопрошали в соседней ветке и тут же отвечали на тридцати уровнях. С первого шел обстоятельный рассказ о помешавшейся системе контроля допуска к рециркуляционным бассейнам, куда испокон веку таскались туристы: толпами, стаями и косяками. Теперь же обнаружилось, что Эа сочли эту зону требующей ограничения доступа, и поток финансовой выручки от бассейнов пересох, как "жопа гураний на дне этого сраного бассейна", как выразился некто под всевдонимом "Двуликий оргазм". Ласель поразмышлял о тщете всего сущего и двуличности оргазмов, пытаясь представить, можно ли в свою очередь извлечь из этого финансовую выгоду. Жопа, уже почти остывшая, соглашалась, что можно. Тем временем на арене четырехрукий методично опозорил последнего фиели и оставил отдыхать – все пятеро лишились шерстяного покрова, рога были обломаны, а толстая шкура покрыта порезами угрожающего вида. Сам четырехрукий стал трехруким. Кластер обсуждения боя выпустил с натуги протуберанец и образовал еще один кластер – уже с зеркалированием. Ласель тревожно прикусил губу. Почему-то пришло в голову, что это может быть недобровольное участие. Например, кто мог бы заставить фиели, робких, как садовые уборщики, выйти на арену? – Чтоб ты сдох! – очнулся последний фиели. – Пади! Он подобрал обломок рога, сунул в колынку и раздул щеки, втягивая мешками двукратный объем воздуха. Трехрукий халминга обернулся, и фиели выстрелил. Осколок рога промчался пятнадцать метров и воткнулся в переносицу четырехрукого. Ласель застыл с приподнятой рукой. Халминга пошатнулся и медленно рухнул навзничь. Кластер обсуждения лопнул надвое, и люнета показала чудовищную перегрузку, от которой даже отрубилась облачная поддержка и в ход пошли резервы самой арены. По визорам железяк прокатилась рубиновая волна, медленно заполняя арену кровавым потоком. Красный свет усиливался, пульсировал и, дойдя до точки наивысшего сияния, пошел на спад. – Чтоб мне обосраться, – пробормотал Ласель. – Сюрр какой-то. Дроны выехали на арену и деловито начали сваливать участников битвы на медицинскую платформу. Это отчасти примирило Ласеля с суровой гладиаторской действительностью. Платформы, особенно такого тяжелого класса, лечили больных одним своим присутствием. – Мьелби – капранхи, – объявил скрипучий голос. – Десять к нулю. По железкам прошла очередная волна световых переливов. Ласель сунулся было к кластеру и обнаружил, что тот стремительно истощается. Над ареной понеслись хриплые вздохи – зрители возвращались в реальность. На всякий случай Ласель подобрался и напряг мышцы живота. Участники поднялись в центр арены на подъемниках. – Один раунд, – объявил конферанс. – Пошел! Мьелби распахнулся одной сплошной мембраной. Капранхи недолго думая плюнул в мембрану, и вокруг хрипло завопили на секунду раньше, чем оптотрансмиттер успел обработать изображение для Ласеля. В этом железки точно были совершеннее, и Ласелю пришлось удивленно свистеть постфактум. Капранхи использовал один из клыков. Понукаемая любопытством "Миледи" предоставила справку почти сразу же, и Ласель вспомнил, что действительно подобное про капранхи читал. Но сталкиваться с ними по удивительному стечению обстоятельств ему не доводилось, и об их умении плеваться зубами он подзабыл. Мембрана мьелби, продырявленная навылет, медленно стягивалась. Края захлопали, делая мьелби похожим на слегка бесформенную летучую мышь. Капранхи плюнул снова, на этот раз тройным, и мьелби отбросило на край арены. Прочистившие голосовые интерфейсы железяки завыли втрое громче, явно одобряя. Ласель поерзал. – Дурацкие развлечения, – пробормотал он. – Месиво какое-то... Лотос в кармане согласно засветился розовым. Ласелю даже показалось, что он чувствует какой-то поток данных, и на всякий случай он строго прихлопнул лотос раскрытой ладонью. Железяки заревели, и Ласель с досадой вновь метнулся взглядом на арену. Мьелби выпустил крючковатую конечность и лихо ободрал капранхи по грудинному хребту. – Иштургай, скотина, – сказал Ласель себе под нос. – Нашел куда приглашать, варвар кровожадный. Он пихнул коленом сидящего рядом железяку. Тот обернулся и пронзил Ласеля взором примерно сорока мелкофасеточных глаз, имплантированных на всю верхнюю часть лица. – Че надо? – А почему все вылезли из нашего чудесного уютного вирта? – Ты не местный, что ли? – Вип-гость, – охотно разъяснил Ласель и зачем-то достал лотос. – По отдельному приглашению. Сорок глаз повернулись к цветку лотоса и долго в него всматривались. Потом железяка хрюкнул и снова посмотрел на Ласеля. – Ну так на ноль же, – сказал он, точно само собой разумеющееся.– Как такое пропустить? – Действительно, – вздохнул Ласель. – Ну хорошо, пусть на ноль. А... – Во-о! Железяка завопил вместе с остальными, и Ласель метнул взгляд на арену. Капранхи не прекращал атаки с дальней позиции, и мембрана мьелби уже изрядно подрастрепалась, украсившись дырявым узором. Профессиональный взгляд гида и специалиста по самоубийцам определил, что на самом деле мьелби не спешит отдать концы. По краям разрывов едва-едва наплыло чуточку ликвора: ксенамичис вовсе не планировал истекать телесными жидкостями во славу предков. Он медленно кружил по арене, то и дело припадая то на одно крыло мембраны, то на другое. – Добивай! – слышалось в выкриках. – Порви полностью! Прострели его! Капранхи резко повернул голову и плюнул. Силовое поле вспыхнуло так ярко, что Ласель невольно заслонился ладонью, хотя люнета успела с поляризацией раньше. – Ксенофоб! – радостно заорали ярусом выше. – У-у, скотина! Меж тем мьелби успел сделать несколько быстрых, почти элегантных движений и подобраться к капранхи на двадцать метров ближе. Трубкозубый резко обернулся, и мьелби застыл. Секунду длилось растерянное противостояние, а потом капранхи выпятил грудной хребет, раскрыл хлебало, и все усыпавшие пасть зубы завибрировали одновременно. Люнета мгновенно подкинула потенциальный результат встречи мьелби и пары сотен заостренных зубов, выкинутых оральными соплами. По прогнозам от мьелби оставалось только ядро. Зная любовь Ласеля к драматическим преувеличениям, "Миледи" даже подрисовала картину того, как капранхи, беззубый, но победивший, тяжело подходит к этому ядру и наступает на него с размаху. – Да что ж ты творишь! – вопили слева. – К нулю его! К нулю! Тряпка! От перегревшихся железяк тянуло неприятным душком силиконовых охладителей и смазок. Ласель сморщил нос, в очередной раз отмечая неприглядность существования в синтетическом теле. Постоянные поломки, дефекты, необходимость техобслуживания – брр. Еще и этот запах. – На ноль! – оглушительно завопили слева. Ласель подавил желание втянуть голову в плечи. Мьелби, словно подстегнутый этим воплем, сжался в комочек, из-под бахромок показались какие-то явно толкательные конечности, потом мьелби сделался еще плотнее – и прыгнул. Ласель разинул рот. Огромная мембрана развернулась в треугольное полотно, гибкий хвост крутанулся в воздухе, капранхи плюнул, и мьелби развалился надвое. Обе части ринулись вперед и вниз, стремясь достать противника. С арены ударило потоком теплого воздуха. Куски стремительно завернулись вокруг капранхи, и хвост, оставшийся на одной половинке, так же стремительно окрутил получившийся кокон, туго затягиваясь. Ласелю почудилось, что в ликующих воплях железяк он смог разобрать приглушенный вскрик капранхи. – Подождите, – сказал он, сам себя не слыша. – Это же неправильно! Кокон вздрагивал крупной дрожью, то опадал, то снова вздувался. – На-ноль! На-ноль! На-ноль! – скандировали железяки. – Стойте! – Ласель вскочил. – Ему... Им нужен медикес! За ним повскакивали остальные, и Ласель потерялся в толпе здоровых модифицированных железяк, махавших кулаками и сияющих во всех спектрах, вплоть до жесткого рентгена. Ласель подпрыгнул, пытаясь высмотреть, что там происходит, потом не выдержал и вскочил на кресло, сразу оказавшись на нужной высоте над бушующими головами и тем, что их заменяло. Мьелби медленно разворачивался, по мембране шли волны, и что-то в этой геометрии было настолько неприятным, что по спине невольно тоже пробегала дрожь. Он разворачивался и разворачивался, и Ласель снова хотел крикнуть про помощь, но тут мьелби раскрылся весь, и голос у Ласеля пропал. Капранхи исчез. Совсем, целиком, весь, от пасти и до кончиков жестких ног. Не осталось ни зубика, ни кусочка эпидермиса. – Он что, провалился под пол? – спросил Ласель, не веря себе. – Ноль! Ноль! Ноль! – заходились железяки. Так и оставшись на кресле, Ласель стремительно отправил в сетку с десяток запросов. Все они канули в архивы, и "Миледи" возвратила результаты, помеченные значком сомнительного качества. Привычки мьелби, тяга к саморазрушению, культурные особенности, ритуалы... – Где же вы, – в ярости пробормотал Ласель, пытаясь игнорировать творящийся кругом бедлам. – Должно же быть хоть что-то! Он видел, как мьелби поглощали турпаек без остатка, иногда даже замечал, как они втихую тырят еду с чужих столов, но... но он никогда не встречал мьелби, испражняющегося чем-либо. Если они столько жрали, то куда все девалось? Мьелби на арене вспучило, мембрана треснула, и из страхолюдного горба вылезли две костистых руки с лишними суставами. Ласель забыл как дышать. Железяки заголосили в неистовом припадке и загрохотали: топот ног быстро вошел в резонанс, арена начала содрогаться, мужественно выдерживая напор зрителей, а мьелби все пытался выпрямиться, встать на то, что, наверное, должно было быть ногами, и Ласель отчаянно пытался понять, что же это ему напоминает. Как будто насекомое выбирается из кокона. Ласель схватился за грудь, поймав вспышку фантомной боли. Словно что-то пыталось выбраться из него самого. – Под ноль! – громовым голосом объявили с потолка. – Раунд закрыт! Освещение погасло, но Ласель успел заметить, как арена натурально разверзлась, и мьелби исчез под ней. Слабая надежда, что с капранхи произошло то же самое, угасла, когда он вслушался в отдельные вопли зрителей. – Сожрал, скотина, не подвел! – радовался кто-то с неоновыми прослойками по каждому пальцу. – Не подвел! – Еще б в такой голодухе не сожрать! – поддерживал его двуглавый собеседник сразу двумя же голосами. – Ну теперь во славу мамки точно насадится на чьи-нибудь шипы! – Это ты ловко говоришь! – ржал третий. Железяки рассаживались, и только Ласель продолжал стоять столбом, не в силах окончательно переварить суть происходящего. В отличие от мьелби, успешно поглотившего и переварившего... Ноги у Ласеля подогнулись, и более-менее пристойно он плюхнулся в кресло лишь благодаря поддержке жантюров. – Интродукция, – объявил конферанс. – Раунд два... Поправка, раунд под ноль. – Твою мать, – прошептал Ласель и снова вскочил. – Яутен – бакемоно-гэдза, – после короткой паузы договорил голос. – Какой еще под ноль? – дурным голосом возопил Ласель. – Я труп не повезу! – Э! – радостно завопил кто-то из железяк – Слышь, все! Под ноль! Успевшие было повываливаться в кластер зрители начали возвращаться обратно. Ласель в свою очередь яростно пытался отыскать, что за бакемоно достался Иштургаю в качестве партнера по убиениею друг друга, но, так же, как и с мьелби, результатов не получал. За исключением десятка однообразно названных художественных лент, произведенных студией "Годжира", явно имевшей высокую популярность на рынке. Убедившись, что бакемоно – это в любом случае какая-то хрень, Ласель решительно устремился к проходу, перепрыгивая и отдавливая соседям ноги и прочие конечности. – Слышь, ты, белок сопливый, поосторожней! – орали ему в спину. – На органы разберем! – Говно органическое! Кто-то даже пульнул в него вирусной бомбочкой, но Ласель отбил ее не глядя. Ссыпавшись по ступеням, он успел к ограждению арены как раз когда из пола поднялись лифты с участниками схватки. То, что противник Иштургая находился в матовой капсуле, отчаянно усиливало беспокойство. – Великий визирь! – заорал Ласель, вцепляясь в ограду. – Мы не договаривались под ноль! Ограда кусала пальцы разгневанным электричеством, железяки улюлюкали, а Ласель уже пытался перелезть ограждение, но его отталкивало мягкое силовое поле. Яут шагнул с круга. – Иш-тур-га-ай! – разгневанно выкрикнул Ласель. – Иш-тур-гай! – подхватили со всех сторон. – Иш-тур-гай! Иш-тур-гай! Яут бросил стремительный взгляд на толпу и вскинул руки, отягощенные клинками. Только сейчас Ласель сообразил, что великий воин снял украшения, а значит готовился всерьез. – Уходи оттуда! – каркнул Ласель – Они здесь бьются насмерть! – Иш-тур-гай! – скандировали железяки. – Иш-тур-гай! – Раунд начат! – скомандовал конферанс. Капсула сухо треснула и раскрылась. Противник яута медленно поднял над головой хвост. Ласель схватился за затылок, переживая острый приступ фантомной боли. Память сделала гигантский кувырок, откатывая его на добрых пять лет назад, когда вовсе еще не гид и тем более не куратор столкнулся с бакемоно-гэдза и поимел с этого таких неприятностей, что пришлось пересмотреть всю картину собственного будущего. "Ищи, ищи, слышишь, здесь!" Ласель глубоко вдохнул, схватился вместо затылка за горло, а на арене соперники начали кружить вокруг друг друга. ALS-объект крадучись шел по периметру, то поднимая, то опуская дыхательные трубки вдоль изогнутого позвоночника. Хвост, усыпанный остриями, крутился у него над спиной, а вытянутая глянцевая башка подхватывала блики, – и из-за отбрасываемых железяками неоновых пятен голову ALS-объекта окутывал цветной нимб. – Он ядовитый, – вытолкнул из перехваченного горла Ласель. – Уйди оттуда, придурок! Эта хрень несла в себе восемь литров ядреной кислоты, жрущей самые твердые пластики. Куда там великому визирю с его железками. Ласель не просто видел – он знал, как работает это ядерное топливо, которым причуды генетики заправили ALS-объект. Точнее даже причуды генетической науки. Больше всего ALS-объектов ненавидели бачу, потому что объекты явно были построены на их собственной эволюционной сетке. Когда-то кто-то взял сетку бачу и изменил ее настолько, что появились жуткие твари. Бачу, едва услышав про ALS или их создателей, впадали в температурный припадок, нагреваясь до такой степени, что могли заработать травму, бешено стравливая собственный азот. ALS рванулся вперед, Иштургай сделал точно такой же стремительный пируэт, и стороны поменялись местами. – На-ноль! – прорезалось в воплях. – На-ноль! На-ноль! – Чтоб вам сдохнуть всем! – пожелал Ласель зрителям. Нервно дергающий хвостом ALS метнулся еще раз, Иштургай снова уклонился и на самом излете почти нежно коснулся хрящеватой спины кромкой лезвия. Длинная ядовито-желтая полоса вспыхнула на черном хитине, запузырилась, и ALS яростно заверещал – звук был такой пронзительный, что заполнил арену целиком. Развернувшись, ALS хлестнул хвостом, Иштургай отскочил, тварь метнулась к нему, со свистом рассекая воздух своим оружием. Обманные выпады посыпались один за другим, Иштургай быстро отступал, блокируя с обеих рук, грохот хитинового лезвия о настоящее напоминал удары в тревожный гонг. Ласель обнаружил, что стоит на цыпочках, вытянув шею, а волосы у него поднялись дыбом и трещат от электричества. Ограда не теряла надежды вытурить нарушителя. Иштургай начал падать, Ласель икнул от страха, а яут, припав к самому полу, выкинул ногу и ударил тварь по сухим костлявым лодыжкам. Хвост взвился в воздух, помогая хозяину удержать равновесие, Иштургай сгруппировался, перекатился и отскочил, снова взяв клинки наизготовку. Тварь чуть присела, вздыбливая дыхательные трубки. Пасть приоткрылась, полились обильные слюни, а за рядом острых, отливающих металлом зубов мелькнуло быстрое и массивное нечто. Иштургай крутанул запястьем, разворачивая один клинок назад, между пальцев у него слабо блеснуло, ALS-объект присел, и Иштургай стремительно опустил руку. Тварь подпрыгнула, Иштургай крутанул клинок обратно. Блик в пальцах исчез. Поджав руки, точно крылышки, ALS-объект подался чуть в сторону. – Бей его! – зло вопили за спиной и по бокам. – Бей! Иш-тур-гай! На-ноль! Противостояние явно не удовлетворяло железяк. Поединщики не спешили перейти к месиву, вместо этого оценивая противника. Ласель отчаянно понадеялся, что сейчас время раунда закончится, и великий визирь, хоть и без трофея, зато и с целой головой отступит с арены, и на этом идиотское мероприятие завершится. Он даже мысленно пообещал яуту, что не будет его оскорблять. Мечты вспыхнули и испарились вместе с сухой вспышкой электричества, ударившей под ногами ALS-объекта. Тварь запрокинула голову и завопила так, что ушам стало больно. Иштургай заревел в ответ, и тварь прыгнула ему навстречу. На этот раз не было настороженного прощупывания. ALS стремительно метался вокруг массивной фигуры, взмахи когтей на всех четырех конечностях, сопровождаемые движениями хвоста, походили на работу мясорубки. Яут вертелся со скоростью, от которой у обычных людей начали бы лопаться связки. Он тоже перестал только обороняться, перешел в нападение, и по черному хитину одна за другой начали пролегать яркие полоски. Зелень, то и дело появлявшаяся на шкуре яута, Ласеля пока не беспокоила, поскольку Иштургай вообще плохо относился к собственной целостности. Однажды Ласель был свидетелем, как яут запутался в колючей проволоке под напряжением, оставленной хрен знает кем на водоперегонном мостике – и как влез в нее, так из нее и вывалился, оставив на шипах клочья шкуры и украсившись сияющими зелеными потеками. Сейчас больше удивляло, как не ломаются хреновы клинки. Яут так беззаботно погружал их в кислотную кровь, что стоило усомниться, точно ли бакемоно настоящий. Словно в ответ ALS-объект тряхнул рукой, и шлепнувшиеся на пол арены желтые брызги мгновенно исчезли в напольном покрытии, из которого в свою очередь повалили струйки дыма. Тварь снова махнула рукой, прицельно метя яуту в морду, Иштургай заслонился клинком и отскочил. ALS успел приблизиться к нему на пару метров, и яуту пришлось еще и уклоняться от вытянутых когтей, лезвиями сверкнувших прямо перед его носом. Перед отсутствием носа – строго напомнил себе Ласель, и чуть не захохотал от мучительного нервного возбуждения. – На-ноль! – Да убей ты его уже! – гаркнул Ласель. Ревоксер привычно усилил командирский голос, и Ласель аж присел от громкости своего же вопля. На арене вздрогнули оба, но яут успел сориентироваться раньше и стремительным движением полоснул метнувшийся к нему хвост. Тварь дико завизжала. Отрубленный кончик пролетел по воздуху, расплескивая яд, и шлепнулся перед самыми перилами. – Убей! – снова рявкнул Ласель, окончательно теряя способность здраво мыслить. – На ноль! – неуверенно крикнул кто-то. – Убей! – согласились чуть слева. – Убей! – подхватили справа. – Убе-ей! – крикнули с другой стороны арены. – У-бей! У-бей! У-бей! Громкость воплей нарастала. Хриплые голоса железяк обретали все больше приказного металлического звучания. Чувствуя, как его уносит волна, Ласель вскинул руки, истерзанные электричеством, сжал кулаки и присоединил собственный голос к толпе. Если нельзя отменить глупую драку, то пускай она закончится как можно скорее, и яут вынесет эту тварь, потому что если он этого не сделает, то Ласель просто не сможет, не сможет больше, только не снова... "Ресурс найден", – с загробным механическим торжеством возвестила "Миледи". Кругом стояла тишина. Ласель открыл глаза. В воздухе расплывались кислые запахи: один – как будто прокисли и забродили яблоки, второй – ядовитый и острый, раздирающий ноздри даже сквозь фильтры. Кричать больше было нечем, потому что весь воздух он уже выдохнул в самозабвенных воплях. Железяки тоже молчали, и одинаковое свечение всех имплантов до единого заливало арену реками багрянца. Яут стоял неподвижно и горделиво, опустив окровавленные клинки. Тварь валялась на полу, медленно проседая в него, точно горячая ложка в мороженое. Ласель с хрипом втянул воздух, пытаясь сообразить, почему все молчат, чего им еще не хватает. Великий визирь прикончил тварь, так почему они не празднуют? Иштургай медленно завалился назад. Грохот от удара яутской туши об арену потряс Ласеля не хуже выстрела. Неоформленный вопль протеста перекинулся в поисковый запрос, "Луи" выпрыгнул из спящего режима и стремительно пронесся по доступным каналам, вглядываясь в упавшие тела. "Массивная потеря крови, – посыпались сухие строчки, – повреждения нижних конечностей, переломы большой берцовой, малой, средней, вспомогательной, разрыв сухожилий, повреждение основного кровотока, вторичного, разрыв капиллярных сетей, падение кровяного давления..." И Ласель услышал, как булькает фосфорическая зеленая кровь, вытекая на арену. Натянутые до предела нервы содрогнулись, "Луи" выплеснул порцию угнетателей, не справился, и на люнете возмущено замигали значки повышения стресса до опасных кортизоловых величин. Поток красного света заливал арену, делал желтую кровь оранжевой, а зеленую – бурой. – Раунд! – сказал кто-то в тишине. – Раунд? Ну! – Раунд! – Раунд! – Ра-унд! Ра-унд! – Какого хера! – заорал Ласель, но на этот раз усилитель не помог его голосу вырваться из бушующего моря криков. – Медикеса дайте! Черт бы вас побрал! ALS-объект зашевелился. Железяки перешли на экстатический визг. Ласель смотрел, как ворочается черная хитиновая гадина, скребя когтями по оплавленным и крошащимся плиткам, как неумолимо поднимается монстр, воплощая кошмар, давно позабытый и почти ставший нереальным. Смотрел, как желтая кровь подползает к границе зеленой, словно собирается ее сожрать. Тварь приподнялась псевдочеловеческим жестом на одно колено, Ласель увидел отрубленную руку и пузырящуюся желтым рану, увидел, как тварь передергивает обрубком плеча, явно метя разбрызгать свою ядовитую жижу еще дальше. Инстинкт самосохранения твердил стоять смирно, и все же Ласель понимал, что больше не может, не может, не может... Только не снова! В затылке вспыхнула злая звезда. "Контакт! – истерично выплюнула "Миледи". – Источник не классифицирован!" Тварь поднялась на обе ноги и, словно издеваясь, щелкнула пальцами уцелевшей руки. Ласель вцепился в ограду, импланты ответили короткой вспышкой, силовое поле дико замерцало, и в нем начала расплываться прореха, вздрагивая черными обожженными краями по линии разрыва. Пальцы налились холодным болезненным онемением. Ласель оттолкнулся от перил, выбрасывая себя в воздух. Пролетел сквозь неровный пульсирующий прогал и приземлился по ту сторону. Фильтры в носу словно съежились от ужасающего запаха. Железяки что-то голосили и грохотали, кажется, просто топали, опять сотрясая арену. Тварь обернулась. Ласель мгновенно облился холодным потом, Иштургай зашевелился и начал приподниматься. Тварь чуть качнула башкой, измеряя новую угрозу, и отвернулась. Сделала шаг вперед, вступив когтистой лапой в зеленую кровь. Только не еще раз, он больше не вынесет! "Загрузка! – продолжала надрываться ремплесант. – Статус не определен!" Ласель побежал. В затылок воткнулось ледяное копье и начало наматывать на себя пылающие от ужаса извилины. Казавшийся гладким пол ударял в подошвы какими-то выступами, порожками, кидался скользкими полосами мерзкой жижи. В глазах прыгала темная фигура, заботливо обведенная на экране люнеты красным. Тварь вскинула руку, Иштургай точно так же резко вскинул клинок, и Ласель прыгнул. Жантюры сдавили мышцы так, что кровоток на мгновение остановился. Махом пролетев три метра, Ласель приземлился у твари за спиной и, не давая себе думать, вцепился в хвост. – Я сказал, что не буду возиться с твоим трупом! – заорал он, упираясь в пол и делая рывок. Тварь завизжала, резко обернулась, взмахивая рукой, лезвия когтей чиркнули почти по лбу Ласеля. "Перегрузка! – заходилась "Миледи". – Превышение пропускной способности! Перегрузка!" – На-ноль! На-ноль! У-бей! У-бей! – Р-раслоу! – почти выплюнул великий визирь. Хвост выламывался из рук, и Ласель вцепился еще крепче. Позвонки под его пальцами затрещали, и нелепая мысль "только бы не порезаться!" остановила его от бешеного рывка, к которому готовились жантюры. Звезда в голове выросла до лотоса размером с солнце. – У-бей! У-бей! ALS дернул хвостом, и Ласеля оторвало от пола. Пролетев по воздуху, он шмякнулся о твердое покрытие с такой силой, что на люнете вспыхнули злые предупреждающие символы, которых он не видел уже пару лет. Хвост почти сломался, и от кислоты Ласеля отделял только тонкий слой измочаленного им самим хитина. Тварь завизжала и рванулась вперед, навстречу Иштургаю, умудрившемуся подняться на одно колено. Ласель увидел, как под давлением сразу двух кровеносных насосов эта самая кровь брызжет из открытого перелома длинными струйками. – На-ноль! На-ноль! Ласель уперся ногами в арену, жантюры снова стиснулись, и он рванул хвост на себя, тормозя мечущуюся тварь. – Ханаби! – рявкнул Иштургай, втыкая клинок в арену. – Прочь! Ласель пригнулся, пропуская над головой взмах когтистой лапы, и дернул снова. Ему надо было оттащить тварь как можно дальше, а потом... он что-нибудь придумал бы. – Х-ханаби! Иштургай поперхнулся, пытаясь встать. – Я больше! Никогда! Не повезу! Ничьи! Трупы! Бакемоно развернулся к нему, выбросил колено вперед, и Ласелю словно врезали под дых крюком тельфера. Он застыл, разинув рот. Жантюры взяли на себя почти весь удар, взамен погрузив его в секундный паралич. ALS завизжал, разевая дымящуюся пасть, вытянул шею, клацнул зубами перед лицом Ласеля, а затем растянул пасть еще шире, и на экране люнеты четко обрисовался спружиненный отросток. Вторая челюсть, готовая вот-вот развернуться и выстрелить Ласелю прямо в лоб. Жантюры не давали пошевелиться. Отросток задрожал, Ласель с потрясающей четкостью разглядел бешеное сокращение мускульных связок. В ушах глухо щелкнуло, и на экране со всех сторон потянулись к нему призрачные жилы, сплетенные из чего-то неуловимо пугающего, нечеловеческого... – На-ноль! У-бей! На-а-а-а! Хоровой вопль взвился над ареной. Ласель моргнул, моргнул еще раз, и словно от движения его ресниц застывшая башка ALS-объекта медленно склонилась в странном изумлении, а потом, плавно отделившись от шеи, рухнула набок. Рептилья часть мозгов в ужасе заметалась, ожидая фонтана кислоты, но срез лишь слегка дымился, и сквозь этот дымок ощеренная рожа яута, погруженная во вновь сгустившийся кровавый сумрак, мрачно полыхнула катафотами глаз. Ласель проследил взглядом по отнесенной в сторону руке и обнаружил в ней не клинок, а что-то раскаленное, сияющее, похожее на заточенный до атомного звона диск. В голове неистово зазвенело, звезда-лотос взорвалась, расплескивая перед глазами гигантскую лотосовую сеть. И мгновенно свернулась в точку. "Завершено", – подытожила "Миледи" и отключилась. Тварь начала оседать, и следом за ней на своих треклятых сломанных ногах начал оседать яут. Ласель издал горлом какой-то чудовищный всхлип, бросил хвост, изо всех сил толкнул ALS-объект в сторону и ринулся вперед в отчаянной попытке удержать двести килограмм твердо вознамерившегося рухнуть яута. Хватило сил только схватить его за руку и чуть-чуть притормозить падение, так что хлопнулся великий визирь не плашмя, а на задницу. Ласель последовал за ним с полусекундным опозданием. Ноги у него ослабели, и он приземлился рядом, больно ударившись ягодицами о пятки. Ладони жгло, и он немедленно отдернул их, судорожно сжимая в кулаки и вдобавок пряча в карманы куртки. – Раунд! – наконец-то объявил конферанс. – На ноль! Красное зарево переливалось жаркими волнами, то попадающими в пульс Ласеля, то вновь расходящимися с ним. Люнета с привычной методичностью рисовала движение подъемного механизма вместе с медикес-платформой. Железяки волновались пуще прежнего, инфокластеры уже переполнило, и потоки данных хлестали во все суб-сектора, забивая даже рекламные каналы, а Ласель смотрел на яутскую морду и не мог определиться, что он сейчас чувствует и чего ему больше всего хочется. – Р-раслоу, – Иштургай протянул руку и потрепал его по голове. – Ты очень добрый, Раслоу. Великая бюйюк аннэ Кашелым сказала бы, что на подобных тебе держатся великие государства. Яростно шмыгнув, так что фильтры чуть не провалились в носоглотку, Ласель сквозь люнету протер глаза, явно слезящиеся из-за количества ядовитых испарений в воздухе. – Твоя бюйюк на каждый случай имеет что сказать, да? Вот теперь посмотрим, кто на туристах больше зарабатывает, – он убедился, что голос почти не дрожит. – Ты-то теперь не особо попрыгаешь! Яут заклекотал-захихикал, тяжко вздохнул и затянул глаза пленкой. Нет, слезы у Ласеля точно текли от кошмарной ядреной вони на арене. Ни от чего другого.

* * *

Больше всего Ласель опасался, что яут прогрызет ему плешь на тему украденной достойной победы. Однако вместо этого яут переобулся и задушевно вопил осанну тому, как ханаби, испуганный перспективой потерять своего возлюбленного визиря, кинулся на помощь. Выл он все три дня, пока соблюдался рекомендуемый постельный режим. Ласель то радовался, что стажеров нет рядом и они не могут услышать эту вакханалию, то приходил в бешенство, потому что Иштургай считал своим долгом орать о сем событии не только в окна, но и на форуме арендуемого сектора. В результате Ласеля на улицах начали узнавать какие-то совершенно незнакомые ему хрены и сочувственно интересоваться, как там поживает его великая любовь. Сердобольные дроны, специально выпускаемые Эа здравоохранения в форме уютных старушек, раздающих бесплатные мини-улучшатели серотонинового баланса, подсовывали ему эти улучшатели в виде крепсов через день. От этого Ласель бесновался еще больше и вслух мечтал, чтобы Иштургай поскорее встретился с чем-нибудь опасным – он предусмотрительно не упоминал запрещенные ALS-объекты всуе – и тогда сломал бы свою глупую яутскую башку окончательно. Помимо прочего Ласель боролся с постыдным и возмутительным желанием как-то поухаживать за больным. Абсолютно логичные доводы, что яут, во-первых влез в драку сам, во-вторых, втянул его, в-третьих, поставил под угрозу мероприятие тихого и скромного пребывания в Роппонги, не действовали. В конце концов Ласель договорился с собой на визиты лично, но на безопасном расстоянии от больного. Отбившись от очередного дрона-старушки, он почти украдкой прошмыгнул в блок и, игнорируя подъемник, взлетел пешком по запасной лестнице. Так минимизировалась возможность столкнуться с соседями по аренде. Свалив продуктовый запас в морозильный бокс, Ласель притормозил перед выходом и вызвал рефлектор с самым полным и тщательным построением собственного образа. – Доброе утро, – сказал он образу и критически оценил выражение лица. Сделал его более суровым и откашлялся. – Доброе утро, мать твою, колченогий ублюдок. Рефлектор послушно гримасничал вместе с ним, но получалась такая хрень, что Ласель плюнул себе под ноги. На полу немедленно произошло шевеление, плевок втянулся в покрытие, и действительность сделала вид, что никто тут не нервничал секунду назад. Ласель мрачно улыбнулся своей копии и мановением руки развеял ее. Вновь высунувшись на лестницу, он осмотрелся, сунул руки в карманы и, громыхая инструментами, независимо потопал вниз, местами перепрыгивая через провалы на месте рухнувших перемычек, до ремонта которых никому не было дела. Элитный яутский офис находился на уровне ярусной платформы, так что идти пришлось аж два пролета. Вынырнув на свет и нюхнув живительного сайклорода, Ласель решительно пнул негостеприимно запертую дверь. Окно-экран на стене налилось красками, и в венке из различных черепов проступила харя великого визиря. – Что ищешь ты, о путник? – проревела голограмма. – Смерти в объятиях дэвов или же... – А ну открывай! – рявкнул Ласель. – Придурок, распознавание купи! Нашел он путника! Голограмма исчезла, сменившись проекцией сиреневого неба и колышущихся щупалец, а тремя экранами левее приоткрылась бойница и начала вылезать любопытная зрительная конечность. Ласель втянул голову в плечи и стремительно прошмыгнул в приоткрывшуюся дверь. Пустой офис встретил его декорациями черепов и оружия. Монументальное кресло, в котором обычно располагался хозяин помещения, тоже пустовало. Опустив плечи, Ласель с облегчением выдохнул и обозрел местность. За стеной щелкнуло, кусок скользнул в сторону и на пороге нарисовался великий визирь, опирающийся на трость. По крайней мере Ласель старался убедить себя, что это трость, а не тщательно замаринованный позвоночник с черепом, который Иштургай как раз любовно оглаживал когтями. Все ритуальные одежды были сняты, яут разгуливал в одной лишь повязке, демонстрируя рептилью склонность приспосабливаться под температуру среды. На ногах стояли серво, фиксирующие кости, от колена до щиколотки красовались активные латки. Даже на расстоянии было заметно движение микропузырьков, не прекращающих интенсивную терапию. – Ханаби! – экстатически сказал Иштургай. – И сно-оува ты в моем убежище! – Как поживают ваши лапы? – вежливо поинтересовался Ласель. Иштургай сделал несколько шагов и демонстративно похлопал себя ладонью по плечу. – Я уже готов к но-оувым битвам! – А я между тем получил профильное предложение, – с удовольствием сообщил Ласель. – И ровно через три с половиной дня вылетаю на Акватику. – Надолго ли? – поднял надглазные дуги Иштургай. – На пару недель. – Беги, беги, – великодушно дозволил яут. – Далеко не убежишь. – Буду высылать тебе снимки моей удачной работы, – почти мстительно пообещал Ласель. – Как я гребу бонусные от благодарных туристов ковшом. – Не волнуйся, я приму всех местных, желающих испытать свирепые опасности, – парировал Иштургай, делая еще несколько тяжелых шагов – уже к столу. – Как печально, что все это пойдет на лекарства, – закатил глаза Ласель. – Ядовитый, как бакемоно-оу, – прокомментировал Иштургай. Ласель глубоко вздохнул и сжал кулаки. Само собой, он не пытался бить морды, жаловаться Декардоффу или срываться на яуте. Достоинство гида-куратора не давало. Поэтому он позволял шуметь великому визирю, а сам держал марку, тем более, первые два дня яут сидел в своем логове, и только на третий начал пускать гостей. Сейчас, когда пошел уже пятый день, Ласель понял, что его терпению приходит конец, а яут слишком здоров, чтобы и дальше сдерживаться. – Ты, – почти шепотом угрожающе сказал он. – Какого хрена ты полез в драку с этим бакемоно?! Это же монстр! – Раслоу, мы всегда охотимся на монстров, – чуть удивленно пояснил Иштургай и клацнул когтями по черепу на трости. – Это смысл. – Так какого хрена ты еще и меня в это втянул?! – Ты сам согласился, ханаби! – Ты не предупреждал, что там будет такое дерьмище! – Это не дерьмище! – оскалился Иштургай. – Это достойный тро-оуфей! Я сам выбрал соперника! – Откуда они вообще его взяли?! – Р-раслоу, зачем тебе все это?! – Потому что я уже нахлебался этого дерьмища и не желаю больше видеть! Стороны орали будь здоров, так что под потолком начал раскачиваться очередной трофей – высушенная пустотелая оболочка харпигии гигантской. Три метра нервно-парализующей бахромы испугано трепетали. – Какого же дерьма ты нахлебался, ханаби? – проскрипел Иштургай, пялясь на Ласеля в упор. – Что еще ты скрываешь помимо своей силы? Голыми руками хватать саму смерть, а? – Это жантюры, – отмахнулся Ласель. – Никогда больше не желаю участвовать в чем-то, где есть бакемоно! – Почему? Ласель воздел руки к потолку, яростно вздохнул и медленно выпустил пар. Щеки пылали, в ушах слегка позванивало, комплекс стабилизаторов отчаянно пытался исправить кортизоловые потоки. Кое-как видневшийся из бурного моря островок здравого смысла помог Ласелю не рухнуть в очередной виток яростных обвинений. – Да потому что я с ними встречался, – сказал он и опустил руки на пояс. – Давным-давно, под городом, случайно наткнулся на контрабандный зоосклад. – Ты что, сам выпустил их? – искренне изумился Иштургай. – Это невероятная глупость! – Сам дебил, – буркнул Ласель. – Никого я не выпускал, я вообще десятой стороной склад обходил. Эти ублюдки сами оттуда выбрались, видать сидели в засаде как раз, ждали, когда кто-нибудь подвернется. – И не разбежались, – задумчиво протянул Иштургай. – Странно. Ты не видел, где их держали? И кто? – Нет, – отрезал Ласель и даже не устыдился. – Терпеть не могу экстремальные сюрпризы, и природу ненавижу. Бежал оттуда сверкая подошвами, чуть на ходу не обосрался. – И они не догнали? – снова усомнился Иштургай. – Куда им до испуганного хомосапиенса с усилениями, – вновь соврал Ласель. – Значит, ты очень везучий, – яут задрал клыки в восхищении. – Вот это да! И с тех пор ты боишься выхо-оудить из города? – Нет, ну это уже инсинуации! – возмутился Ласель. – Я всегда руководствуюсь здравым смыслом! – И ненавистью к приро-оуде? – уточнил яут. – Мы отклонились от основной темы, – грозно сказал Ласель. – Я взбешен тем, как ты затащил меня на смертельные игры и как чуть не сдох, испортив мне настроение и пищеварение. К тому же моя психика подвергалась стрессу, пока я таскал эту дрянь за хвост, чтобы ты мог встать с колен и сделать что-то вразумительное! – И эта отвага не осталась упущенной, – немедля закурлыкал великий визирь. – Славу тебе я воздал многократно, даже оповестил великую бюйюк аннэ Кашелым. Она признала тебя достойным созерцания! – А это еще что такое? – опасливо уточнил Ласель. Воображение мигом подкинуло, как сиятельная бабка клана яутов срубает куратору Обечаноффу голову, проспиртовывает для сохранности и в минуты ностальгии созерцает ее, вертя в усохшей когтистой лапе. – Личная встреча, – отчасти подтвердил яут его опасения. – Если случится возможность. – Надеюсь, никогда не случится, – пылко сказал Ласель. – Я явно слишком мало подвигов совершил для взаимодействия с замечательной бюйюк аннэ Кашелым! – Скромность украшает, – милостиво согласился яут. – Слабых. Ласель глубоко вздохнул еще раз и понял, что окончательно потерял нить разговора. Наезд не удался, яут был настолько контактен и дружелюбен, что хотелось устроить ему подлянку. К примеру, натравить на него чичкана в период переопыления и втихую напрыскать на яута чичканьими феромонами. Ласель мечтательно и хищно улыбнулся, представив, как сыплющего проклятьями яута уносит в небеса толпа озабоченных пчелышков. – Так вот, – опомнился он. – Я официально заявляю, что больше никогда не пойду на такие авантюры. Еще не хватало мне возиться с дохлятиной! – Я живее всех живых, – категорически ответствовал яут. – Я невероятно великий воин! – Только безногий? – уточнил Ласель. – Я... что? Наглец! Яут метнул в него позвоночником. Ласель увернулся почти в танцевальном па, трость грохнула об стену, Ласель злорадно усмехнулся. Иштургай опустил свой великовизирский зад на край стола. – Ты меня злишь! – рявкнул яут. – Бойся гнева великих! – Ужас как боюсь, – хладнокровно сказал Ласель. – Сейчас ты встанешь и за мной побежишь. Яут зашипел и сузил глаза. – Как он тебя вообще достал? – озадачился Ласель, глядя в потолок. – Эти ноги хрен напинаешь, а какой-то бакемоно взял и р-раз. – Я отвлекся, – фыркнул великий визирь. – Слишком много думал, когда надо было действовать. Ласель вздохнул и почесал в затылке. Традиционная честность, на этот раз даже не прикрытая битьем в грудь, обескураживала. – Верни мне мой тро-оуфей, – Иштургай простер руку к валяющейся трости. – Плохо-оу, когда почетная значимая вещь валяется в пыли и грязи. Ласель еще секунду поразмыслил, пытаясь найти оскорбительное в его словах, однако не обнаружил поводов повоевать за уязвленную человеческую гордость. Развернулся и пошел за тростью. Едва теплая и удивительно тяжелая, она легла в руку чрезвычайно удобно – центр тяжести в этом позвоночнике явно был расположен удачно. Переступая через подозрительно выглядящие темные следы на полу, Ласель подошел к яуту и привычно остановился на расстоянии метра, потом опомнился и подошел ближе. Ладонь Иштургая спокойно лежала на бедре, и Ласель подошел еще ближе. С ксенамичис следовало быть осторожным, у многих личное пространство начиналось за два шага до физического тела, и Ласель в свое время набил на этом немало шишек. Яуты подобным не отличались, но зазубренная вежливость работала почти как инстинкт. – Держи, – Ласель сунул трость ему почти в морду. Иштургай обхватил выглаженные позвонки ладонью. Ласель не разжимал пальцев, и трость-скипетр застыла между ними, как молчаливый символ некоего союза. Ласель почувствовал, как от близости чужого тела и еще от запаха забродивших кислых яблок начинает перехватывать дыхание. Иштургай едва слышно заклекотал горлом. Это больше походило на хрипение, чем на осмысленный звук. – За тобой должок, – сказал Ласель и позволил себе немедленно покраснеть. – Большой такой должок. – О-оу? – За мои истрепанные нервы, – добавил Ласель и чуть толкнул трость, чтобы набалдашник легонько стукнул яута по клыкам. – Я требую сатисфакции. – Какой? Говорил яут с исключительной наивностью. Ласель отпустил трость и взялся за застежки куртки.