* * *
– Унифор, возьмите макарун! Ласель метнул злобный взгляд в искусственную старушку и притворился, что ничего не понял. Настырная старушка транслировала предложение напрямую на экран люнеты. Ласель решительно отмахнулся и сделал обманный ход, свернув в служебный проулок. – Наши макаруны помогают от несчастной любви, – укоризненно проскрипела поддельная старушка и, судя по звуку, перешла в воздушный коридор на малоионной тяге. – Святой Франциск, почему бы всем не оставить меня в покое, – негодующе пробормотал Ласель, загружая служебный проем ключом, полученным от яута. Проходка вела в заваленный черт знает чем шлюз, пробираться пришлось едва не по потолку, но это не могло умалить чувства счастья и даже наоборот, придавало уверенности в завтрашнем дне. Забаррикадировавшись и заказав бесконтактную доставку, он с успехом мог отсидеться тут целые сутки. На ходу скидывая ботинки и жестами вытаскивая объемные экраны с запасом лекций по культуре ксенамичис, Ласель взял уверенный курс на спальню. Яутское представление о комфорте исключало антиграв-подвеску или хотя бы гидроконструкции, поэтому гнездиться предстояло на постаменте, увенчанном чудовищных размеров матрасом. Наверняка сделанным на заказ – уж обладатели-то широкопрофильной лицензии могут себе такое позволить. Ласель мстительно попрыгал на матрасе, плюхнулся на него, полюбовался на пальцы ног и одним взмахом окружил пространство экранами. Тщательно настроил интеллект-поддержку "Луи", позволяющую складывать знания в долговременную память практически без потери, и одновременно запустил шесть потоков. Пять для фонового сканирования, шестой для базового просмотра. В мозгах возникло привычное шизофреническое ощущение, и Ласель раскинул руки, полностью расслабляясь. В таком состоянии информация усваивалась легче. Выбранные лекции равномерно вливали в мозги сведения о мусьонском течении в религиозных обычаях юмми, о трансформации восприятия личности от персонального к цифровому в анклавах фиели, об импрессионизме в творениях великих долгожителей мьелби и много еще о чем, важном для профессионального гида, инвестирующего в саморазвитие. В конце концов, должен же был Декардофф однажды сдохнуть и таким образом дать дорогу амбициозным и целеустремленным последователям. Иначе, стоило ли менять профессию на туристического гида, чтобы всю жизнь честно просидеть на какой-то дурацкой лицензии. Так бы Ласель мог и прежней доставкой заниматься. На мысли о доставке поверх экранов мягко всплыло уведомление. Ласель моргнул, скосил взгляд в сторону и обнаружил, что за погружением в культурные ценности прошло четыре часа. Организм успел полностью оправиться от походов по туристическим маршрутам и настойчиво требовал жрать. "Вся жизнь – тщета", – немедленно настрочил Ласель в первый попавшийся из чатов с коллегами. "Ты ещё не женился?" – охотно встрепенулись коллеги. "Нет, – бестрепетно ответил Ласель, шаркая к дверям. – Готовлю материальную базу". "Орбитальная яхта, частная недвижимость?" – ехидно уточнили в чате. "В этом роде", – туманно ответствовал Ласель и ткнул в разблокировку двери, раздумывая, что неплохо бы запланировать на ближайший сезон крупную покупку частной недвижимости в виде нового комплекта инструментов. – Ничего себе стоимость! – возмутился он, увидев выскочившее на люнету требование об оплате. – За что? "Не по месту регистрации", – любезно сообщила "Миледи". – Чего?! Перенесите! Я этажом выше зарегистрирован! "Все операторы заняты. С вас сорок". – Охренеть! Пылая негодованием, Ласель расплатился с зависшим в воздухе дроном, чувствуя, как тридцать лишних фиатов прогрызают дыру в бюджете и покушаются на священный набор инструментов, нахально сдвигая его по календарному плану на неделю позже намеченного. Все вспомогательные активы были вложены в разные не очень белые предприятия, и выдернуть их оттуда без конских процентов не получилось бы. Оставалось мечтать о дивидендах. "Так что там с женитьбой? – подтрунивали в чате. – Или хотя бы с замужеством?" "Только что вложил все финансы в пищевую промышленность", – отрезал Ласель, втаскивая добычу в логово и запирая дверь. "Так-так, какие акции посоветуете?" Ласель прицелился видоискателем на распотрошенную коробку, сделал снимок и скрупулезно обрезал, поудаляв артефакты чужого жилища. Тщательно подобрал геометку и модель устройства, с которого делал снимок, скомпоновал в красивый результат, почти неотличимый от настоящего, и сбросил в чатик. "Гениальное вложение, – восхитились в чате. – Предвижу обрушение фондовых рынков, вызванное таким мощным ходом неожиданного игрока!" "Да кому вы верите, – влез смутно знакомый Ласелю аватар. – Это же Обечанофф! При создании этого снимка ни одна муциновая похлебка не пострадала. Я его морду вижу, с отвращением к упакованному в пакетик. Небось контрольно продезинфицировал весь маникюр уже. А то вдруг какой органический углевод просочится". "А вас я попрошу удавиться, – ответствовал Ласель, наконец вспомнив, что аватару носил Бенесси. – Как дела со спонсорством, контракты есть?" Аватара трусливо растворилась в оффлайне, а в чате завязалась дискуссия на тему этичности поглощения муциновых продуктов, при том, что из хартицаев их силком никто не выжимает, кроме, разве что, экономической обстановки. Осмотрев пакетик с порошком сяо, заказанный, видимо, в припадке бессознательного, Ласель вытащил огромный пакет жевательных леденцов, завалился вместе с ним на матрас и торжественно надорвал упаковку. Углеводы он уважал. Особенно с сахаром.* * *
Шорканье и сдавленные проклятья выдернули его из сложносочиненной грезы, где музей толерантности и лекция о свободе выбора профессии невероятным логическим образом увязывались с проблемой миграции ледингаев. Ласель аж всхрапнул от неожиданности, ошалело заморгал и попытался сесть. Расслабленное тело не поддалось, но пакет с конфетами свалился. – Раслоу, – поприветствовал Иштургай, возящийся во встроенном шкафу. – Что, наконец-то ты пал истощенным? – Аэ-э... Это я увлекся! Погрузился в образовательные проекты, – выкрутился Ласель. – От переутомления выпал в сенсорную блокаду... – Что-оу? Яут обернулся, высоко вздернув надглазные дуги. Парадная костяная диадема над его затылком выражала все оттенки недоумения. Ласель почти со смущением провел пальцами по спутанным волосам и подергал особенно торчавший вихор. – А что... а вообще сколько времени-то? Яут опять нырнул в начавший было закрываться шкаф и с упоением там загрохотал. Ласель посмотрел на таймер и удивленно присвистнул. Судя по детектору сна, он умудрился вгрохать в валяние на чужой платформе шесть часов и даже пропустил приоритетное сообщение от секретаря "Серюсьи", где мсье Обечаноффа уведомляли, что ему назначен административный выговор за излишнюю настойчивость курируемых лиц, лезущих к мсье Декардоффу. Очередной из числа тех, что Ласель даже не считал. – Ух-х, – он потянулся, радостно прислушиваясь к ощущениям. – Что-то я... фхм... да... – Рад, что тебе комфортно-оу, – сообщил великий визирь, снова выныривая наружу и параноидально запирая шкаф особым выражением морды. Руки он отряхнул с таким видом, словно как минимум припрятал в шкафу важный политический труп. Ласель принюхался. От дыхания яута как всегда несло кислыми яблоками, но теперь к этому примешивался аромат подземелий. Хорошо узнаваемый канализационный душок – сладковатый, но противный. Его специально делали таким, чтобы отвратить случайных прохожих от путешествий по коллекторам, но гидов и туристов это никогда не останавливало. Яут шагнул в сторону платформы, и Ласель решительно скатился на край. – Великий визирь, вы воняете! – Что странно, – прощелкал яут. – Потому что веду себя как кабан здесь не я. Ласель проследил взглядом за вытянутым пальцем и с некоторым стыдом оценил раскиданные по катафалку обертки. Вздохнул и полез наводить порядок. Чужое движение за спиной он почувствовал сразу же. – А ну стоять, – почти грозно сказал он. – Ты смердишь канализацией, даже не вздумай меня трогать. – Трудовой пот украшает воина! – рявкнул Иштургай. Ласель оглянулся через плечо. – Воина украшает опрятность и дезинфекция, – сообщил он. Иштургай сложил руки на груди, прищурился и уставился на Ласеля с пристальным вниманием явно хирургического характера. Ласель скомкал обертки и сунул в карман. – Что? Великий визирь качнул головой, не меняя позы. – Нет уж, продолжай, – стажероукрощающим голосом потребовал Ласель. – Ты будишь во мне желание укусить тебя за жопу. Иштургай широко открыл глаза, а потом радостно заклекотал, встряхивая гривой. – Великий визирь, давай я тебя помою, а? – Ч-что-оу? Яут опустил руки и застыл в нечитаемой позе: что-то среднее между изумлением и угрозой. – Кошмар же, – почти простонал Ласель. – Ты воняешь! Это канализационная отдушка, она неприятна для людей! – Вода – гадость! Теперь Иштургай однозначно негодовал. Грудь раздулась, кожа лаково заблестела, дредлоки зашевелились. Даже пальцы начали нервно подергиваться, демонстрируя пугающие зеленые блики на когтях. Оставалось зазвенеть украшениям, но их на яуте было до смешного мало – только на дредлоках. – Я салфеточкой, – умильно сказал Ласель, не в силах удержаться от второго специального тона голоса, который следовало использовать для особо трусливых ксенамичис. – Это совсем не больно. Я аккуратно. – Запах – не гря-яузь! Пройдет время и выветрится! – Святой Франциск, за что я связался со смердячим ящером! Иштургай сузил глаза и заворковал. Ласель бестрепетно перенес его взгляд. – Я предлагаю это совершенно бесплатно, – усилил он нажим. – К тому же Джорджи и прочие не оценят твои миазмы. И не придут в гости. Иштургай заперхал, явно пребывая в затруднении. – Ханаби, это шантаж, – наконец определился он. – Но, так и быть, поскольку я утомлен после славной охоты, а ты столь настойчив в желании услужить, то... – Ага! – Никакой воды! – гаркнул Иштургай. – Шкуру сниму! Ласель примирительно поднял ладони. Иштургай огляделся и протопал на выход. Походка у него почти вернулась к прежней, но серво он пока не снимал. Ласель представил, как яут прыгал в этих подстраховках где-то в недрах цеха Гюйсаль, и невольно проникся уважением. Следуя за яутом, он бестрепетно стащил с полки целую упаковку салфеток для полировки шкуры, с которыми Иштургай не расставался, и принялся предвкушающе хрустеть упаковкой. – Ханаби, не шурши, – проворчал великий визирь. – Ты слишком явно упиваешься необоснованным злорадство-оум. – Это я наоборот, так нервничаю, – без зазрения совести поклялся Ласель. – Разминаю пальцы перед погружением в великую... великое... э-э... служение гигиене. Яут разразился таким фырканьем, словно уже тонул и отчаянно отплевывался. На подходе к санузлу он резко свернул и почти втиснулся в крошечный пищеблок, рассчитанный максимум на двоих яутов. Развернулся, взгромоздился на откидной столик и чуть наклонился вперед, свесив когтистые ладони между колен. – Да я же здесь не развернусь, – возмутился Ласель, тем не менее, вытаскивая первую салфетку. – И где антисептик? Яут постучал пяткой по опоре стола, намекая, что придется туда лезть, если так нужно отыскать антисептик. Ласель критически осмотрел предложенные пути и присел на корточки. Иштургай коварно заворчал, сдвигая ноги, и Ласель стремительно уперся в крышку столешницы, отжимая ее наверх. – Хр-раслоу! Брыкнувшиеся в воздухе когтистые ступни очень порадовали, яут с грохотом съехал и, судя по нечленораздельному шипению, врезался в стенку. – Нашел! – оповестил его Ласель. – Ну все, сейчас... А, стоп, это ж кислота для промывки... – Ты смерти моей желаешь, ханаби? – взревел яут. – Не вопите, великий визирь, у вас нервные соседи! – Ни разу не жаловались, – прорычал Иштургай и все-таки врезал Ласелю пяткой по спине. Куратор поперхнулся, раскашлялся и решил прекратить подначивать существо, весящее двести килограмм и снабженное острыми когтями и скверным характером в довесок к выдающимся физическим способностям. – Это все потому, – сказал он, выныривая наружу и аккуратненько отпуская крышку, – что ты их запугал угрозами съесть. – Ничего-оу подобного, – твердо ответил яут. Уверенность его была такой непоколебимой, что при малейшей мысли о споре охватывал стыд, и Ласель просто как следует встряхнул бутыль антисептика, поставив в дискуссии жирную точку. Деловито вылил пол-бутыли в упаковку салфеток и тоже ее радостно потряс. Иштургай откинулся на стенку, уперся пяткой в край столешницы и даже подпер голову рукой, поставив локоть на колено. – Я не позволю мне мешать, – с достоинством сказал Ласель. – Ну что ты, ханаби, – осклабился яут. – Про-одолжа-уй, не стесняйся. И царственно протянул свободную руку, чуть согнув пальцы. Зеленые когти лаково блеснули. Ласель выпятил челюсть, достал из упаковки две мокрых салфетки и критически осмотрел предстоящий фронт работ. – Смелее, Р-раслоу, – проворковал Иштургай, щуря глаза. То, что яут не даст просто так себя почистить, было очевидно, как очевидна глупость Эа, высылающего синтетических старушек. Ласель оскалился, пригнулся и прыгнул с места. – Ханаби! – Твою мать! Великолепный план с нападением обернулся полным провалом. Проклятая столешница не выдержала и сложилась в тот момент, когда Ласель уже почти ткнул великому визирю салфеткой в оскаленную морду. Яут грохнулся на пол, Ласель приземлился сверху, а потом на их головы с металлическим звоном посыпалось кошмарное количество неустановленных предметов. Ласель инстинктивно попытался включить защиту, соединение с импульсником ответило ошибкой, и под недовольный рев великого визиря Ласель отчаянно и безнадежно попытался зарыться яуту подмышку. – Тупоу-умный ханаби! – провыл яут. – Ай! Бля! За что? Металлическая хрень все сыпалась и колотила по спине. Яут схватил его за пояс и яростно замахал свободной рукой. Затрещало электричество, волосы у Ласеля встали дыбом, и дробный перестук неожиданно зазвучал на полметра выше. – Да ты меня убить решил! – взял инициативу в свои руки Ласель. – Умышленно завалить меня... Что это? – Кретин! – рявкнул Иштургай. – Раслоу, кто так прыгает на хру-упкую мебель? Идио-оут! – Я прыгал не на мебель, – возразил Ласель, упаднически не поднимая головы. – Я прыгал на вас, великий визирь. С благородными целями. – Ты слома-аул мебель! Грохот прекратился, защитное поле испарилось с легким щелчком, и яут зарычал, ворочаясь. Ласель немедленно сел, сбросив держащую его руку. Придавленный скромными килограммами яут негодующе фыркнул и вцепился Ласелю в бедро, заставляя костюмную ткань отчаянно активироваться под нажатием когтей. По бедру стрельнули горячие струйки, почти кипяток, и Ласель скривился. – Р-раслоу. Предупреждающий рык перекатился по маленькому помещению, невольно вызвав мурашки по спине. Ласель сосредоточился и набрал воздуха в грудь, чтобы достойно обосрать все попытки обвинить его в поломке столешницы, безусловно собранной криворукими автоматами-наборщиками. "Шеф! – плюхнулось прямо в центр люнеты. – Андрэ предлагает сделать видеочат, чтобы мы могли с вами общаться уже сейчас! Дистанционно!" Ласель в панике заморгал, люнета приняла это за управляющие жесты и предложила варианты: ответить согласием, радостным согласием или экзальтированным согласием. – Ни в коем случае! – вслух вскричал Ласель и схватился за люнету, не выпуская салфетки. Закономерно угодив в себя мокрой, антисептически воняющей тканью, он глухо взревел в отчаянии, отшвырнул салфетку и принялся отплевываться. Люнета, сообразив, что носитель в полном раздрае, ответила вежливым отказом и заблокировала входящие на десять минут. Ласель матерился и яростно тер нос, в котором неистово вошкались фильтры, воспринявшие залп антисептика как химическую атаку. – За что мне это! – наконец смог простонать Ласель. Иштургай раскатисто заклекотал, содрогаясь от смеха. Ласель в последний раз плюнул в сторону и выдохнул, успокаивая фильтры. А потом критически поглядел на дергающего клыками яута. – Все равно я тебя помою, – мрачно пообещал он. – Ну приступай, – величественно разрешил Иштургай и снова покатился в приступе веселья. Ласель зарычал и хлестнул уцелевшей салфеткой яута поперек груди. Великий визирь передернулся, но клекотать не перестал. Ласель огляделся, с удовлетворением обнаружил не пострадавшую упаковку салфеток, грустно лежавшую в россыпи металлической посуды, и потащил упаковку к себе. – А что это за доисторические миски? – поинтересовался он. – Искусство, – приклекатывая, ответил Ишургай и погладил его по бедру. – Набор из восьмидесяти четырех ритуальных предметов пиршествования. – Так это меня восемьдесят четыре раза могло прибить насмерть? – возмутился Ласель. – Вполне, вполне, – согласился яут и опять захихикал. Вооружившись второй салфеткой, Ласель накинулся на него с воодушевлением, призванным скрыть идиотское чувство неловкости за свое поведение. По пищеблоку поплыл резкий антисептический запах. – Осторожнее, Р-раслоу, – рычал визирь. – Ты сдерешь мой природный защитный слой! – Это не защитный слой, это эпителий толщиной с жопу хартицая! – Это броня! – Броня, давно нуждающаяся в пилинге! Энергичная перепалка не прекращалась ни на миг с момента первого покушения на пованивающие яутские телеса. Многострадальная столешница вернулась на место, яут бестрепетно взгромоздился на нее обратно, а Ласель опять уселся на него верхом, ограничив таким образом способность яута избежать помывки. И под периодические щелчки столешницы крутился, как механическая щетка в мойке для грузовых платформ. Решительно раздетый им яут рычал, гневно щелкал и кряхтел, иногда даже шипел, но выкинуть Ласеля в коридор не порывался. Хотя и не помогал – и приходилось изворачиваться, чтобы, к примеру, проникнуть моющим средством в яутскую подмышку. Салфетки рвались только так, застревая в чешуйках и крохотных шипах нарастающего эпителия, и Ласель всерьез увлекся нетривиальной задачей. Слегка притормозил он, только добравшись до дредлоков. Разящий химической чистотой яут все-таки сел прямо, вынудив его чуть отодвинуться. – Хватит, – категорически сказал он. – Я отвратительно утратил свой запах, и теперь меня можно спутать с санитарным механи-иузмом! – Нет, еще не совсем, – заспорил Ласель. – А голову помы... почистить? – Зачем?! – Так она же грязная тоже! Иштургай завел ладонь за затылок, собрал дредлоки во внушительный кулак и тряхнул ими. Специфический запах ударил в ноздри. Канализацией от яутской волосни не пахло, и Ласель нахмурился, понимая, к чему клонит великий визирь. – Саморегулирующаяся среда, – оправдал его опасения яут. – Не нужно чистить. – А вдруг там какое-нибудь насекомое? – предпринял еще одну попытку Ласель. – Фу-у! Яут убрал руку и выразительно тряхнул башкой, закатив глаза. Ласель вздохнул. Мышцы широких бедер под его задницей напряглись. Иштургай явно желал встать и избавиться от настырного насекомого в лице куратора Обечаноффа. Ласель проследил взглядом жилы, выходящие из-под традиционной яутской горловой защиты, и отбросил салфетки в сторону. Больше ему тут не позволили бы чего-то сделать. Он уперся ладонью в грудь Иштургая, тоже намереваясь встать, и вдруг желтые глаза яута повернулись так резко, что Ласель мысленно вздрогнул от этого механического движения. Зрачки нашарили его, точно окуляры военного радара. Ласель чуть приподнял брови. Зрачки опустились еще ниже вместе с таким же слегка неестественным движением головы, и яут уставился на его ладонь. Ласель медленно провел по выглаженной шкуре, чуть постукивая кончиками пальцев, спустился по квадратным мышцам до самой диафрагмы и задержал ладонь на более светлом брюхе. Про людей говорили, что от перекача начинают кишки выпирать, но у яутов на животе располагался такой слой мышц, что Ласель всерьез задумывался, на черта он им нужен. Если в фас крокодилы еще смотрелись более-менее гармонично, то в профиль эта полоса препятствий выглядела несколько странно. Ласель почти бездумно начал считать мышечные гребни: один, второй, третий, четвертый... Они сужались один за другим и становились менее выпуклыми, пока на девятом он не оказался практически в паху, чуть-чуть выше лобковой кости. – Ханаби, ты владеешь своими желаниями, или это чистая похоть? – осведомился Иштургай. Ласель прислушался к себе. Искра интереса затлела тут же. Он спустил ладонь чуть ниже, надавливая на выступающий капюшон, под которым кожистые складки плотно смыкались, точно створки раковины, и прикрыл глаза. – Не знаю, – медленно сказал он. – М-м... просто... Яут ворохнулся и сильнее откинулся назад, заставляя сломанную крышку грустно заскрипеть. – Услади же меня, уставшего после великих битв, – прощелкал он. – А ты в курсе, что я последние двое суток не вылезал из борделя? – И что? – прорычал Иштургай. – Стерся? Ласель фыркнул и позволил себе покраснеть. Ответной реплики не нашлось, и под пристальным взглядом он взялся за пояс штанов. Спасибо октоперибии, все было вычищено и высушено в лучшем виде, а сам Ласель – отмыт и даже намазан всяческими приятно пахнущими жидкостями. – Не торопись, – ухмыльнулся Иштургай. – Мне нравится наблюдать. Косо глянув на него, Ласель все же подчинился. Неторопливо закатал вверх поддевку и большими пальцами провел по соскам, уже слегка затвердевшим. Иштургай опять прищелкнул горлом и поерзал. – Что, терпения не хватает? – поддразнил Ласель. Яут грозно зарокотал, но клыки не пошевелились, а значит, всерьез он не возмущался. Ласель стащил поддевку окончательно, демонстративно уронил на пол и прихватил член через штаны, выразительно помассировав его. Смотрел он яуту прямо в глаза, но все равно увидел, как из приоткрытой пасти показывается жадно подрагивающий язык. И этот непроизвольный рефлекс был таким завораживающим, что пересохло во рту. Ласель тоже провел языком по губам и все-таки взялся расстегивать штаны. Барахтаться на яуте было неудобно, и в итоге он слез на пол, заодно не упустив шанса сделать все красиво. – О, – наиграно сказал он, уже спустив штаны до колена. – Опять обувь! Развернулся к Иштургаю спиной и наклонился, демонстративно выставляясь. Яут отчетливо поперхнулся, и клыки предательски стукнулись друг об друга. Ухмыляясь, Ласель прогнулся, ладонью подправил член и зажал его бедрами, тоже демонстрируя тяжело сопящему яуту. Переступил с ноги на ногу, чувствуя, как его имеют одним взглядом, и приступил к замкам на ботинках. Расстегивались они в три прикосновения, но Ласель нарочито медлил. Дождавшись, когда из уретры выступит первая капля возбуждения, он резко выпрямился, развернулся, стряхнул обувь и так же резко избавился от штанов. Член качнулся в воздухе, увлажнившееся колечко нахально блеснуло. – Иди ко мне, ханаби, – хрипло приказал яут, шлепая себя по бедру. – Хм, а я, похоже, тебя не возбуждаю? – картинно озадачился Ласель, разглядывая приоткрывшиеся, но так и не выпустившие член складки. – Или... у нас другие планы? Воспоминание, как он развлекался с яутским капюшончиком, пронзили загривок, и "Альфонс" тут же подгрузил набор рекомендаций по максимально эффективному получению оргазмов. Иштургай возмущенно клекотнул, но Ласель поднял ладонь. – А что если мы продолжим? – почти застенчиво спросил он. – Ну, с прошлого раза? – Ты опять хочешь уподобиться матриарху, козявка? – хихикнул-клекотнул яут. – Я точно без колючек на члене, – заверил Ласель. – Ну тогда и слиться с моим членом ты должен как следует! Ласель с энтузиазмом закивал и устремился на штурм. Иштургай откинулся назад, упираясь костяной диадемой в стену, Ласель залез на него и поудобнее устроился на широких бедрах. Раскрывшиеся ягодицы заставили анус тоже слегка приоткрыться, и Ласель закусил губу от брызнувшего в кровь удовольствия. Стараясь не дышать слишком тяжело, он поерзал и решительно поддел двумя пальцами капюшон, заставляя его показать спрятанное внутри. – Хрм-м, х-ханаби... – Сейчас, сейчас, – путаясь в мыслях, пробормотал Ласель и торопливо потащил пальцы в рот. Облизав их, снова погрузил в кармашек, на этот раз уже целиком. Яут шумно вздохнул. Влажное тепло обволакивало, чуть покалывая. Ласель сделал несколько движений и поменял руку. Смоченными пальцами прошелся по собственному члену, балдея от слабых покалываний, вздрочнул пару раз и уже пристроился было ко входу в кармашек, но в последний момент поднял взгляд. И испытал что-то вроде стыда. Иштургай смотрел на него сверху вниз прикрытыми глазами, и Ласель действительно почувствовал себя бесцеремонным матриархом, что берет не спрашивая. Ласель наклонился вперед и носом потерся о грудь яута. Потом коснулся губами, провел языком и снова метнул взгляд на морду великого визиря. Клыки чуть разошлись, словно яут едва заметно улыбался. Ласель подался вперед еще сильнее, вытянул шею и поймал губами нижний клык. Иштургай медленно и почти лениво поднял руку, хлопнул ему на спину, притискивая Ласеля к себе вплотную, и заворковал. Мышцы на животе шевельнулись, Ласель качнулся на волне чистой мускульной силы, и быстро поднявшийся и снова опустившийся низ живота яута сигнализировал, что Иштургай вовсе не возражает против такой стремительности. Складки под его ягодицами разошлись с узнаваемым звуком, выпуская яутское достоинство. Ласель как следует поерзал членом по шершавой шкуре, вздернув губу от острого ощущения – нежную плоть царапнула какая-то щетинка. Тяжелый хрен шлепнулся ему на копчик и интригующе заелозил. Иштургай осторожно подвел второй клык, Ласель открыл рот и позволил впихнуть себе меж зубов прочную желтоватую кость. Клыки, зайдя под верхнюю челюсть, потянули слегка вверх и Ласель задрал голову, чувствуя себя странным образом приятно – яут точно не хотел, чтобы он сбежал. Он нашарил капюшон, погладил его, вновь слегка расширил двумя пальцами, а затем обхватил свой член и направил прямо в упругую мякоть. – Ахн-н... Тугие складки обхватили его и сжали несколькими волнующими движениями. Иштургай зарычал. Клыки чуть дернулись, Ласель почувствовал, как быстро начинает скапливаться слюна. Сглотнуть он ее не смог, и горячие ниточки потянулись с нижней губы. Он сделал первое движение бедрами. Колечко в головке от этого движения провернулось, и по коже словно рассыпались горящие искры удовольствия. Скользкие внутренности кармашка сжались несколько раз, и Ласель не смог удержаться от стона. Здесь жгло чуть меньше, но все равно на миг показалось, что вдоль его члена струится мягкий вкрадчивый огонь. Переведя дух, он двинул бедрами снова, пытаясь одновременно сжимать яутские бока, чтобы не соскользнуть – и жантюры помогли, стягивая ноги и заставляя их сомкнуться, точно части механизма. Тяжело дыша, Ласель начал ритмично работать бедрами. Яйца скользили по основанию чужого хера, горячая испарина уже превращалась в пот, и щекотные капли ползли по вискам. Он растопырил пальцы, упираясь взмокшими ладонями в корпус яута, и жантюры ответили снова. Мертвая хватка стиснула локти, закрепляя их, и Ласель почти жалобно застонал. Яут держал его за челюсть, собственная сбруя – за руки и за ноги, и ему самому оставалось только работать задом, доставляя обещанное удовольствие. Член яута начал легонько ударять его по копчику. С каждым движением Ласеля шлепки становились все сочнее и мокрее, член сдвигался чуть ниже, и вскоре вовсю стимулировал приоткрытый в ожидании анус. Ласель невнятно захрипел, дернулся и даже остановил движение на полпути, почти до конца выйдя из-под капюшона. – Что-о? – прошипел яут. – Мгх-х... – Тоже хо-оучется? Ласель замычал, пытаясь кивнуть, и едва не пропорол нёбо яутскими клыками. Иштургай на мгновение закатил глаза, потом всхрапнул, и его восхитительный, столь желаемый хер надавил на подрагивающий горячий вход. Медленно проник внутрь, раздвигая мышцы, опаляя, и Ласель с силой качнул бедрами ему навстречу. Так же яростно качнулся вперед и снова назад. Заполнивший его хер остановился, но вместо этого задвигались любимые Ласелем мускулы. – Гх-х... х-ха-а... – Да... да, х-ханаби... Из пасти Иштургая тоже закапало, мощный запах накатывал волнами, и Ласель задергался, сгорая от нестерпимого желания срочно получить заслуженный оргазм. Ему никогда не удавалось заниматься сексом медленно. Страсть вспыхивала ярко, стремительно проносилась оргазмом и исчезала. Но иногда он честно пытался удержаться, как сейчас. Кармашек ритмично сжимался, в заднице медленно разгорался привычный огонь, и потрясающе бесстыжие мокрые звуки заполнили крохотное помещение. Когти Иштургая заскользили по спине, вернулись к ягодицам, цапнули тонкую кожу чуть ниже копчика, и Ласель с хрипом негодования поддал бедрами, пытаясь сжаться. Иштургай вернул хриплый насмешливый клекот. Его член начал медленно поворачиваться из стороны в сторону, а мышцы на нем пошли мелкими беспорядочными волнами. Ласель заскулил, кусая чужие клыки. Ему одновременно хотелось и трахать мокрый пылающий кармашек, и чтобы его самого вытрахали до выворачивания наизнанку – и он никак не мог определиться, поэтому раскачивал тазом насколько мог сильно, почти выскакивая из сладкого плена и снова вонзаясь туда с размаху. Столешница наконец сдалась и включилась в сексуальное безумие, протяжно вскрикивая всеми креплениями в такт. С каждой секундой становилось сложнее пробиться сквозь буквально отвердевающие складки, зато член в нем двигался все свирепее, и натираемая простата отзывалась толчками удовольствия. Чувствуя, что уже на грани, задыхаясь и обливаясь потом, Ласель ускорился еще чуть-чуть. – Сильнее! – зарычал на него Иштургай. Клыки дернули, Ласель сдавлено взвизгнул, и жантюры, отозвавшись, рванули его вперед. Яйца ударились о жесткое основание яутского хера почти болезненно, жантюры рванули снова, Ласель мотнулся от этих безжалостных рывков всем телом, кольцо прижало капюшоном, и Иштургай резко всхрапнул. А потом из широкого горла вырвался внезапно тонкий и почти жалобный звук. Член в заднице Ласеля завибрировал, изогнулся в разные стороны внутри разгоряченного тела и на последнем изгибе так смачно прошелся по простате всеми своими мускулами, что Ласель не выдержал. Последний спазм яутских внутренностей подтолкнул его к оргазму. Показалось, что в колечко ударила крохотная молния и проскочила дальше сквозь раздутый от напряжения ствол, чтобы горячим укусом впиться все в то же место, которое с другой стороны ласкал яутский член. – А-ахм-м! По жантюрам прокатилась острая дрожь, Ласель взвыл снова, чувствуя, что сейчас плотный пульсирующий ком удовольствия просто вырвется из его живота, расплескав огненные брызги. Член Иштургая стремительно вышел больше чем на половину, вонзился обратно и повторил это движение несколько упоительных раз. Собственный член Ласеля, сдавленный вибрирующими жгучими складками, сливал сперму в тягучих судорогах. Мгновение спустя яутский хер выскочил наружу с неприлично громким звуком, на спину Ласелю брызнуло горячим, и член тут же вколотился обратно, продолжая разбрызгивать кипящую сперму. Ласель поджал пальцы на ногах, сквозь подошву стрельнуло, колени до боли уперлись в отчаянно скрипящую столешницу. Импланты сами собой попытались впиться в горячий живот яута. – Ау-уы-ы! Безумно хотелось завопить, что ему горячо, что он сейчас возможно даже помрет – но клыки не пустили. Яутский корпус ходил ходуном, Ласеля трясло от удовольствия, а потом внезапно словно что-то внутри него лопнуло брызгами ошеломительного блаженства – и облегчение накатило волной, сопоставимой с оргазменной. – О-ох! – М-м-м! Два возгласа слились в один, Иштургай цапнул его за поясницу и зарычал, обдавая горячим дыханием. Язык вторгся в раскрытые губы, и Ласель с готовностью ответил. Электрический ток удовольствия еще гулял по спине, и в такт ему сжимались все мышцы, даже самые крохотные, казалось, даже простата сжимается и расслабляется, выдаивая последние капли спермы. Скользкий кармашек подрагивал. Иштургай медленно убрал язык, слегка клекотнув от каких-то своих яутских чувств. Жантюры заставили Ласеля вздернуть голову, наконец-то сняв себя с клыков, и только после этого – расслабились полностью. По экрану люнеты поплыла ленивая линия, оставшаяся от полыхнувшего максимума удовольствия. Поскуливая от бесстыжего счастья, Ласель беззастенчиво опустился на живот яута, проехав мокрыми ладонями по тяжело вздымающимся бокам. Упругая головка выскользнула из его задницы, напоследок растянув края распаленного ануса. От одного этого чувства хотелось по-звериному урчать и выражать наслаждение прочими странными звуками. Ласель не выдержал и заскулил погромче, ластясь к ужасающе анропоморфному, но такому потрясающему партнеру. Его собственный хрен, тоже выскользнувший на свободу из плена, чувствительно потерся о шкуру, и Ласель заворчал, постанывая. – Ханаби, – расслаблено сказал Иштургай у него над головой. – Ты звучишь, как животное. – Да-а, – простонал Ласель. – Есть такое, м-м... Кажется, у меня половой ожог со всех сторон... Иштургай положил ладонь ему на плечо, медленно спустился к лопаткам и обстоятельно, но осторожно почесал там когтями. – М-м! – радостно застонал Ласель. Яут почесал снова, спускаясь уже к ягодицам, и под одобрительное мычание легонько, почти невесомо пощекотал их кончиками когтей. Приятно было до такой степени, что Ласель обхватил яутский торс, насколько мог, обеими руками, уткнулся лицом во влажную шкуру и попытался замурлыкать, виляя задницей от удовольствия. – Р-раслоу, я не буду тебя трахать, – предупредил Иштургай. – И н-не надо, – невнятно простонал Ласель ему в грудь. – Просто... мхрм-м... До чего хорошо-о... Яут убрал руку, Ласель гневно втянул воздух и попробовал его укусить. Зубы тщетно скользнули, зацепив разве что пару чешуек эпителия. – Что это? – насмешливо прощелкал великий визирь. – Свирепая атака хищника? – Ну! – заныл Ласель. – Ну пожалуйста! Яут самодовольно вздохнул и вернулся к почесыванию. К делу присоединилась вторая рука, и Ласель побил новые рекорды непотребного поведения – захрюкав от остроты ощущений. Сквозь еле приоткрытые глаза можно было рассмотреть, как пятнами растекается между их животами неоновая сперма. – Животное, – повторил Иштургай, явно ухмыляясь во всю пасть. Сопя и ерзая, Ласель поднял голову и одним глазом посмотрел на осклабившуюся яутскую харю. Стенка за головой яута носила следы ударов об нее тяжелым тупым предметом. – Знаешь что, – почти обычным тоном сказал он. – Ты вот точно на утонченного представителя высокой цивилизации не тянешь. Яут вскинул надглазные дуги, идеально копируя человеческое высокомерное недоумение, и шлепнул Ласеля по беззащитно выставленной заднице. – Ксенофоб! – припечатал Ласель. – А ты? – фыркнул яут. – Ксенолюб? Да, да, животное? – Я всякосексуал, – с удовольствием сказал Ласель и наконец поднялся на локти. Желание визжать и вилять хвостом постепенно проходило. Столешница поскрипывала, демонстрируя, что вот-вот сдастся и рухнет снова. – Главное, не принеси мне заразы, о неразборчивейший, – проворчал яут, прикрывая глаза. – Я всегда слежу за своим здоровьем, – уверил Ласель. Яут его проигнорировал. Нижние клыки медленно опустились к самой груди, верхние сложились, и Ласель ощутил смутное собственническое чувство удовольствия: яут взял и уснул, несмотря на то, что в его драгоценном логове находился посторонний. От этого даже захотелось пристроиться на нем и тоже подремать, но быстро остывающие жидкости, которыми оба были устряпаны во всех стратегических местах, так же быстро изгнали эту мысль. К тому же повторное падение вместе со столом не входило в ближайшие планы Ласеля. Он осторожно отжался от буро-зеленого корпуса, аккуратно скинул с себя обе руки и медленно поднялся, едва не ободравшись о край столешницы. По занемевшим ногам тут же потекло. Горячие цветные струйки на секунду сделали мир чуточку теплее, а потом голую спину хватанула зябкая дрожь. Ласель провел ладонями по груди и бокам, стирая и без того уже подсыхающий пот, пособирал одежду, ежась при каждом движении, и порысил в столь нелюбимый яутом санузел. Во всем внезапно продрогшем организме горела и полыхала только задница, но для полного обогрева ее было недостаточно. На люнете мигнуло сообщение крайней важности, и Ласель с неудовольствием позволил ему развернуться. "Твои стажеры оккупировали мой офис, – сообщал Декардофф. – Или ты заберешь их через пятнадцать минут, или я забью тебе в жопу такой болт, какого она еще не видела". Застыв на пороге душевой одной ногой, Ласель секунду переваривал. А затем длинно и со вкусом выругался.* * *
– ...а потом они читали эти занудные лекции! Джорджи энергично размахивал руками, живописуя трагедию отпуска, проведенного в актовых залах фулл-присутствия. Андрэ поддакивал ему выразительными жестами, Вивьен старательно пересчитывал единицы багажа, взятые в полет, а Келли страдал и каялся ушами. Именно ему принадлежала скотская идея явиться к Декардоффу всей группой стажеров лично, и именно его лапа, вновь запущенная в дорогущие запасы чая, побудила Декардоффа выдернуть лучшего калькугаль из душевой, не дав тому отмыть жопу. Разгневанный этим коварством, Ласель зверствовал целые сутки. Впервые устрашенные всерьез стажеры тридцать часов пахали на волонтерских работах, едва-едва имея возможность поссать и перекусить на ходу. Каждый раз, заслышав мольбы отпустить их в туалет, Ласель вставал в позу и начинал вещать. – Мне это кажется странным, – изрекал он. – Вы, видимо, плохо работаете, мсье, раз совершенно не потеете, и жидкости стремятся покинуть вас иным способом. А ведь это опасно! – Чем же опасно? – скулил несчастный, мечтавший отлучиться по нужде. – Инфекцией! – сладострастно провозглашал Ласель. – Волонтерские работы направлены на что? На борьбу! В том числе с инфекциями. Вот вы, мсье, в перчатках? – Конечно! – подхалимски метался страдалец. – Этого мало! Невозможно воспользоваться туалетом, предварительно не помыв антисептиком руки, жопу и потолок, а также не натянув перчатку на жопу! Сделав еще пару нравоучительных сентенций, Ласель все-таки снисходил до милости и отпускал "малолетнего ссыкуна" по делам, но тут же засекал таймер. Начальник дезинфекционного отряда, в который Ласель и притащил своих обалдуев, был потрясен продуктивностью будущих дипломатов, летающих, словно на ионном выхлопе. Ласель неустанно злобствовал, проявлял замашки диктатора и пространно рассуждал об отсутствии дисциплины, рассматривая это как опасный недуг современного общества. Даже смену цветов на стажерской униформе принудительно отключил, оставив ее утилитарно серой. Четыре зачета по практике, висящих на портале стажировки, горели угрожающим красным, сигналящим о том, что два месяца вот-вот пойдут в утиль, и кое-кому не видать стипендий, как своих аппендиксов, да еще и придется расплачиваться с университетом за трансурбанистические перелеты. – Послушай, камрад, – не выдержал начальник после очередного пламенного пассажа, которым Ласель сопроводил неумение Вивьена управляться со стерилизатором в особо сложных вентиляционных проходах. – Зачем так строго? Они же молоды! – В двадцать лет у моего прапрадеда было трое детей, – грозно сказал Ласель. – Мсье Лейнорфф, зачем пропагандируете холостячество? По окончании зачистки немедленно всех женить и доложить! Притормозивший было Вивьен, заслышав это, так резво ввинтился в гофру вентиляции, что та истошно загрохотала. – Идиоты, – с мрачным удовлетворением сказал Ласель. Десять часов спустя отмытые, обалдевшие, но все еще пытающиеся сохранять бодрость духа стажеры стояли вместе с Ласелем на площадке, обслуживающей чартер для сотрудников "Серюсьи". – И еще мы делали практические работы, – закончил Джорджи повесть и выдохнул. Вивьен прижал к себе тяжелый тридэ-машбук и сделал еще более страдальческое лицо. "Очень много работы", – показал на пальцах Андрэ. – То-то я смотрю, весь хитон поистрепался, стажер. Воцарилась пауза. Андрэ явно изо всех сил старался не кинуться в отстаивание чести плаща. Последние десять часов Ласель особенно изощрялся в адрес этого куска технологий, не дающего ему спокойно жить. Все время мерещилось, что стажер рано или поздно им где-нибудь застрянет, но добром Андрэ не давался, впрочем, как и злом. А еще Ласель изо всех сил старался не косить в ту сторону, где маячила клыкастая рожа, делающая вид, что выбирает шашлык на очень некстати развернувшейся рядом мини-ярмарке. Кажется, сегодня на тридцать шестом праздновали день ежегодной замены аэрозоля в системе вентиляции. То есть можно было дымить всяким говном, как не в себя. – Шеф, ради Святого Франциска! – не выдержал Вивьен. – Пожалуйста, не надо обнулять нашу практику! – А! – очнулся Ласель. – Что? – Дипломная работа, – почти жалобно сказал Джорджи при истовой безмолвной поддержке остальных. – Простите, пожалуйста, мы не думали, что мсье Декардофф огорчится... – При чем тут он? – картинно изумился Ласель.– Вы огорчили меня своим поведением. – Мы больше не будем, – грустно пообещал Келли, прижав уши. Андрэ поддержал его жестом, подцепленным у кокебу и изображающим крайнюю степень раскаяния. – Да живите, живите, – пробурчал Ласель, гораздо больше озабоченный тем, что яут направляется к ним. – Ничего с вашими практиками не сделается. В ближайшее время! Последний рявк слегка приглушил воссиявшую на лицах стажеров радость. Вивьен с неистовым рвением ринулся снова пересчитывать багаж. Джорджи развернул экран с собственной работой и принялся яростно рисовать там какие-то графики. Андрэ затенил полморды люнетой и замахал руками в управляющих жестах. Келли продолжал стоять столбом и, кажется, на всякий случай даже не дышал. До прибытия флиппера оставалось двадцать минут. Ласель резко направился навстречу яуту, печатая шаг. – Раслоу! – поприветствовал его великий визирь, когда между ним осталось жалких пять метров. – Улетаешь? – Еще бы, зачем же еще я могу здесь находиться? – Ради вкусной еды? – невинно предположил Иштургай. – Тьфу, уличная жратва, – обозначил свою позицию Ласель. – Итак, я улетаю, и ничто меня не остановит. – Я и не собирался, – искренне удивился яут. – А зачем ты тогда здесь? – с подозрением уточнил Ласель. – Отметить, что все твои заказы станут моими, ханаби, – ухмыльнулся Иштургай. Серво он снял. То ли живительный секс с лучшим калькугаль Вильнёва благотворно влиял на регенерацию, то ли яут хотел натыкать этой самой регенерацией в менее удачливых гуманоидов. – Только попробуй, – проворчал Ласель. – Я всех предупредил, чтобы к тебе не обращались, потому что ты адреналиновый наркоман и шкуродер. Яут снял последний кусочек неизвестного "деликатеса" с шашлычной шпажки и отправил в глотку одним движением языка. Видимо, такие кусочки не требовали ритуального разжевывания, поэтому пологом яут не маскировался. – Я думаю, мно-оугим будет интересна компания шкуродера. Ласель сверился с навигатором. Флиппер уже проходил весовой контроль и вот-вот должен был появиться. Судя по всему, яут хотел украсить сцену отлета чем-нибудь гадким, но Ласель не мог сообразить – чем. Великий визирь поковырялся шпажкой в зубах. – Когда вернешься, – почти лениво сказал он, – приходи. Я помогу тебе расслабиться после долгих странствий. Ласель мгновенно испытал большое, как моторайзон, облегчение. – Ах вот ты о чем,– искренне сказал он. – Ну, прости, я тебя оставил дрыхнуть, потому что, э-э, меня вызвали срочно. К тому же, я успел отмыть твою душевую. – Я ощутил, – фыркнул яут. – Она разила антисептиком, а запущенная тобой программа акти-ивно-оуй чистки проела дыру-у в поддоне! Флиппер вынырнул из-за декоративных облаков. – Ремонт за мой счет, – уже весело пообещал Ласель. – И еще, – добавил Иштургай, не вынимая шпажки из зубов. – Ты знаешь, сколько за тобой тянется следов Э-эуа? Флиппер в великолепном пике гнал к площадке, словно собирался врезаться в тщательно намалеванный белый крест. Стажеры заулюлюкали, а Ласель почувствовал нестерпимое желание взойти на борт и забыться во время полета на Акватику к прекрасной женщине. Успевшей прислать ему разгневанное письмо, призывавшее его сдохнуть в своем регионе и не тащить туристическую заразу к ней на станцию. – Следы? – рассеяно переспросил он. – Да. Ло-оувчий ветер. Дыхание механизмов. – Неа, – так же рассеяно отозвался Ласель, глядя на отблески солнца на боках аппарата. – Следи за собой, ханаби, – посоветовал Иштургай и выплюнул шпажку. – Хорошо, – нетерпеливо сказал Ласель. – Ну, мне пора! Иштургай лениво поднял руку на уровень плеча, чуть качнул ладонью и развернулся. Ласель, как завороженный, проследил за движением мышц на спине, вполовину завешенной дредлоками, и наконец строго призвал себя вернуться к важным событиям в реальности. Флиппер тормознул в последний момент и элегантно присел, качнув стреловидными кончиками крыльев. Активная "броня" изогнулась и снова сложилась, полностью гася аэродинамические помехи. "Ну вот опять! – Андрэ с досадой подергал себя за челку. – Опять выкрутился, черт летучий! Никаких Семи Бескрыльев на него нет!" Флиппер гостеприимно распахнул дверь в салон. Ласель заторопился. Стажеры, галдя и возмущаясь, двинулись на погрузку. Судя по всему, имел место острый спор с высокими ставками – рухнет флиппер или нет. Пилот высунулся из своей кабины по пояс. – Привет отбывающим! Сколько туристов угробили? – Сколько бы ни было – все наши, – парировал Джорджи. Ветер, метущий площадку, силился вскинуть лохматую косу, играя незаплетенным кончиком. – Тьфу, – разочаровался пилот. – И что, ни одной ужасающей истории? – А что есть взамен? – прицепился Джорджи. – Слухами Ораж полнится, – многозначительно закатил глаза пилот. – Что вы там топчетесь у входа? – влез Ласель. – Шагом марш внутрь! Я намерен лететь на морской берег и падать в объятия океана! – Надо же, – озадачился Вивьен, – а я думал, падать в объятия мадам Роуз. – Не-не, в объятия одного хрена, – затряс гривой Джорджи. Ласель сдернул с пояса электрощуп и замахнулся. – Угнетают на практике! – заверещал Вивьен и рванул в салон, с грохотом волоча по коротенькому пандусу первый контейнер. Тот протестующе мигал и попискивал системой стабилизации. – Оставьте при себе отвратительные подробности, – с чувством сказал пилот. – У меня только свежие кровавые новости. – Мы пережили инфернальный курс лекций и подготовительных тестов, – сообщил Джорджи, аккуратно ведя свою часть багажа под прицелом щупа, который Ласель угрожающе покручивал в пальцах. Гибкий стек посвистывал в воздухе, намекая, что в случае чего хряснет не хуже орудий, принадлежащих кое-какому клыкастому хрену. Пилот втянулся в кабину. Ласель окинул площадку хозяйским взглядом через люнету, послушно отмаркировавшую все зеленым. Уже на довороте головы все-таки мигнул красный. – Эй, – Ласель помахал, зная, что пилот его прекрасно слышит. – Тут алерт какой-то, погоди, я проверю. – Все-таки труп? – обрадовался пилот через динамики. Ласель покрутил пальцем у виска. Красный огонек светился на информационном терминале, где отмечался рейс, запаркованный на площадке. Путевые карты уже были выписаны на всех, рейс выполнялся в легальном порядке, поэтому Ласель не мог пройти мимо алерта. Люнета перевела служебную информацию в удобоваримую. "Ресурс изымается из системы", – сердито сообщал терминал. Ласель вскинул брови и пошел к терминалу. Судя по маркировке, это вообще была не запись транспортной системы, а системы контроля инфраструктур Вильнёва. На всякий случай он поводил пальцем перед экраном, но сенсоры не сработали, и надпись никуда не делась. Ласель пожал плечами. Разбираться со сбоями в нотификациях должен был кто-то другой, кому за это платили скромный, но гарантированный оклад. – Время заканчивается! – рявкнул пилот. – Да иду я! Не удержавшись от искушения, он стукнул по терминалу и, убедившись, что даже это не помогло, решительно двинул на посадку. Отрыв от площадки прошел так гладко, что захотелось воздать хвалу производителям флипперов. Ласель полюбовался на архитектуру Вильнёва, открывающуюся из воздушных коридоров, и сложил ноги на консоль. – Эй, – недовольно сказал пилот. – Да ладно, я вытру, – беззаботно отмахнулся Ласель. – Ну что там у нас в далеких регионах? Куда не долетит моторайзон и орбитрон? – На дальнем фронте без перемен, – продекламировал пилот и душераздирающе зевнул. Делать ему было нечего: транспорт полностью находился под контролем Эа, и просчитывать воздушные коридоры не было нужды. Флиппер тащился с умеренной скоростью по заложенной программе, а девяносто килограмм пилота торчали в кресле, чтобы в случае нештатной ситуации стремительно принять гениальное решение и доказать, что замена человечества на торжество искусственного интеллекта откладывается по очень даже уважительной причине. – А дай порулить? – попытался взбодрить его Ласель. – Смешно, – кисло сказал пилот. Полез в карман и достал записную книжечку. Модную, на пластике, с электронными чернилами. Открепил стилус и, прищурившись от усердия, вывел что-то на открытой страничке. – Одна тысяча шестьсот. – Чего одна тысяча шестьсот? – полюбопытствовал Ласель. – Одну тысячу шестьсот раз я это уже слышу! – Это ничего, – чистосердечно успокоил Ласель. – К концу сезона до трех тысяч доберешься. Пилот плюнул и убрал книжечку. За окном плыли великолепные индустриальные пейзажи, а стажеры радостно храпели, воспользовавшись наличием на борту проектора, позволяющего запускать осознанные сновидения. Ласель сверился с картотекой и вздохнул – ни одна козявка не выбрала что-то типа углубленного курса конструктивной конфронтации с недовольным клиентом. Джорджи пырил какие-то гонки, Вивьен фигурно выстригал монстров, Андрэ и Келли путешествовали по катакомбам в групповой стрелялке. Ласель несколько минут боролся с соблазном воспользоваться кураторскими привилегиями и аккуратненько внедрить в сновидения что-нибудь полезное. Ту же конструктивную конфронтацию с зомби или экологические проблемы подземелий Тха'тлона. Флиппер, выбравшись из хитросплетения эстакад и поддерживающих пилястр, неторопливо и с достоинством выходил на прямую траекторию: гордость Вильнёва, гигантская воздушная дуга, полностью обеспеченная силовыми ловушками и привлекающая все тех же туристов в огромных количествах. Эпичная, как баллистический мост между высокоатмосферными станциями, она выходила за пределы Вильнёва и устремлялась над материком в сторону соседних городов – девятьсот километров торжества духа над атмосферными течениями и геомагнитными колебаниями. Млечный пояс Волакты медленно вращался вокруг города, дуга пересекала его невидимым мостом, и Ласель не отказал себе в удовольствии попытаться высчитать плотность потока в поясе. "Доступ служебного компонента запрещен", - снисходительно уведомила "Миледи". Ласель тяжко вздохнул. Похоже, последствия встречи с проповедником, начиненным стеклянными тараканами, не спешили рассасываться. Точка флиппера на медийно-развлекательной развертке аккуратно переползала металлические русла систем водоснабжения, острые кварцевые отвалы, магматические озера секторов переработки. Даже не верилось, что хаотическое безумие пейзажа и химической таблицы мендель-два рано или поздно закончится живописнейшим океаном. Там, в теплых глубинных водах, подогреваемых близким кипением магмы, сновали организмы, которые даже по мнению Джорджи тянули на научную работу. Городских искусственных представителей флоры и фауны Джорджи не жаловал, а вот покрытые бархатной полимерной шкуркой плезиорексы его вполне устраивали. Океанологическая группа, возглавляемая Роуз и Эрнандесом Лусиэнтес, усердно трудилась на гранты от нескольких институтов, предпочитавших торчать в более удобных для жизни городах. Филиалы, расположенные в Вильнёве и Паризо, охотно забирали результаты исследований, присылали представителей и вели активную научную жизнь за счет эксплуатации студенческого труда. Загорелые и бесшабашные пираты и пиратки в банде Роуз вкалывали так, как стажерам Ласеля и не снилось. Практика на химбиофаке всегда была вызовом для крепких нервов, психики и умения не спать по девяносто два часа без особых последствий. Некоторые на таком надламывались и уходили на спокойную кабинетную работу, но в практикантах Роуз можно было быть уверенным – не сбегут и не предадут науку. Возможно, будь Роуз постарше лет на десять, то те самые десять лет назад Ласель бы с ней встретился где-то в похожем месте. Вот тогда, возможно, жизнь пошла бы иначе... – Глянь! – пилот замахал, тыкая в окно. – Вот чего тут иногда меняется! Ласель глянул. Зелено-желтая гряда Толобачика курилась серо-белыми дымами. – Опять? – Вот именно, – гордо сказал пилот, будто лично сам поджигал недра спящих вулканов. – И так уже месяц: то дрыхнет-дрыхнет, а то поддаст парку. Всякий раз в геотермальных бункерах пищать начинает. – Да ну? – Ну да! У меня у брата знакомый снимает данные с подстанции, так он говорит, что вот натурально всякий раз у них сопровождающие матерятся, потому что Эавские прихвостни тревогу подают в автоматическом режиме. – Да брешет знакомый этот. – Ласель нахмурился. – А почему я не в курсе? Ни на одной доске не видел. – Наверное, потому что сюда никто не летает, – охотно развил теорию пилот. Вздыбленный край породы, выдавленной посадкой корабля, за сто пятьдесят лет успел пообтесаться, украситься минеральным налетом, похожим на снег, и выглядел так, словно образовался минимум пару тысячелетий назад. По идее, вулканических движений тут быть не могло по самой природе происхождения, но Вильнёв уходил очень глубоко. – ...с кольцами в жопе. – Что-что? – Говорю, что дважды эти придурки клыкастые напрашивались, – повторил пилот. – На охоту! – Клыкастые? – опять повторил Ласель, все еще не в силах вынырнуть из размышлений о рождении вулканов. – Яуты, – раздельно сказал пилот, глядя на Ласеля с долей некоего сочувствия. – Знаешь таких? Ну, рост два с половиной, зубы не чищенные. – Да знаю я, – опомнился Ласель. – Плавали, видели и нюхали. Насчет "трахались" он решил умолчать. Пилот таскал значок "непорочен и этим горжусь", поэтому Ласель проявил милосердие к чувствам сознательно ограничившего себя в удовольствиях смертного. – Вот они туда и летали. – Только в одну сторону? – практично уточнил Ласель. Пилот открыл рот, потом, не закрывая, задумчиво почесал в затылке, сдвинув раритетный шлем с ушами чуть ли не на брови. – Пожалуй, да, – признал он. – В смысле, они заказывали только в один конец, как сейчас помню, одних-то я вез, это вторых какой-то хрен из Лато-Маринер. – А как же забота о клиенте? – воткнул ядовитую иголку Ласель. – Вы что, не спрашивали их, когда уважаемых туристов забрать? – Спросишь их, – проворчал пилот, слегка розовея. Хотя, возможно, это были отсветы от разлившегося внизу кислотно-цикламенового озера. – Сидят там, рыкают и еще в кресло когтями тычут. – Это они тобой интересовались, – безжалостно сказал Ласель, – И не факт, что в гастрономических целях. – Вот пускай бы там и сдохли! – немедля встрепенулся пилот. – Хоть с гастрономическим, хоть еще с каким интересом! Ласель ухмыльнулся и поерзал, устраиваясь в кресле. Затемнил люнету и, не выдержав соблазна, все же подправил трансляцию сновидений в умы стажеров. Первым тревожно всхрапнул Джорджи, которому предложили решить конфликт аргументацией, дальше заелозили и остальные. – Что это там? – озадачился пилот, поглядывая в экран салонного обзора. – Готовятся к сдаче зачетов, – успокоил его Ласель, одновременно блокируя стажерам экстренный выход из программы. – Скоро сезон заканчивается, надо будет защищать всякие там кандидатские диссертации в докторской степени. – Ответственные, уважаю, – согласился пилот. Под нервные взбрыкивания застрявших в аргументах и конструктиве стажеров прямо по курсу показалась Акватика. Густо-бирюзовый океан тяжелыми глицериновыми волнами накатывал на белое побережье, плавно переходящее в бескрайние розово-оранжевые равнины. Чуть дальше к горизонту бирюзовое полотно вспучивалось хребтом, точно смотровой экран выдавал помеху. Вдалеке по побережью в смутной дымке уже виднелись урбанистические хребты Грасса, окутанные низкой облачностью. – Ну, щас плюхнемся! – азартно сказал пилот, вцепляясь в джойстики. Автоматика негодующе замерцала, отказываясь отдавать сложное дело посадки какому-то там килограмму биомассы в костяной коробочке, но пилот резво пнул что-то под консолью, и протесты бортовых систем постепенно заглохли. Ласель смилостивился и снял блокировку выхода. – Ше-еф! Спросонья вопль у Джорджи получился хриплым и недостаточно возмущенным. – Доброе утро, – жизнерадостно сказал Ласель. – Как там подготовка к переговорным поединкам? – Хррамф! Нечленораздельный рев негодования принадлежал уже Келли. – Шеф, ну вы и свинья! "Вот это гадство! Какая еще история паранджи от истоков до современности?" – Такой квест испортить! Нормально ж все было! Вопящие стажеры полезли вперед, и флиппер качнуло. – А ну сдали назад! – заголосил пилот. – Что за херня! Пассажирам занять места, руководителю группы немедленно навести порядок! Вместо наведения порядка Ласель деловито отстегнулся, развернулся и влез на кресло с ногами. Облокотился на подголовник и обвел ясным взглядом сдавших назад, но все еще красных от негодования стажеров. – Чего достигли? – поинтересовался он. – Полного согласия, – прошипел Джорджи. – Со всеми коллегами! – Мы вас, шеф, с полным согласием утопим, вуф, – пообещал Келли, скалясь и демонстрируя заточенные кромки ногтей. – Слышь, шеф, а ну сядь! – возмутился уже пилот. – Жопа в кабине мне не нужна! – И по жопе мы вам надаем! – страстно пообещал Вивьен. – Такое не прощается! Это вызов! – Кто догонит в океане, тот, так и быть, может мне надрать задницу, – величественно разрешил Ласель. – А если нет, то задницу надеру вам я. Всем хором. – Принято! – заорали Вивьен с Джорджи. Андрэ с великолепной пластикой пальцев изобразил грядущий Апокалипсис, грозящий почтенному куратору Обечаноффу. Пилот схватил Ласеля за ремень и дернул. С глухим возгласом Ласель плюхнулся на пятки, извернулся и увидел, как за прозрачным фюзеляжем наклоняется бесконечная океаническая гладь: сапфировая и аквамариновая на пиротермальных потоках и почти черная в местах скопления холодоносных жил. Всякое желание спорить пропало. Ласель быстро развернулся и накинул страховочные лямки. – То-то же, – буркнул пилот. – Пассажиры, мать вашу, приклейте задницы к креслам и не пердите! – Это почему? – затребовали обоснований с задних сидений. – Мы в свободном обществе! – Во-во, – поддержали с еще одного сиденья. – Между прочим, в культуре лала-кай-кай пердеж означает искреннее восхищение талантами. – Оторву сраку, – кратко пообещал пилот. – А вот это уже очень не по лала-кай-кайски, – проворчали сзади. Ласель закинул ногу на ногу и даже заложил руки за голову, чтобы создать себе иллюзию полноценного свободного падения. Всю дорогу флиппер прополз на высоте полтора километра, лишь над пресловутым Толобачиком поднявшись настолько, чтобы не вляпаться в дымы. Акватика раскачивалась, плыла им навстречу, и флиппер словно растворялся в воздухе, оставляя пассажиров висеть над океанской шкурой, отражающей солнце. Линия берега, выделенная белыми барашками, казалась мелкой и незначительной. Чем ниже спускался флиппер, тем внушительнее становились оранжево-розовые степи, и уже делалось заметно, что это не трава, а что-то ближе к джунглям. Ходить сквозь такое великолепие следовало с большой осторожностью: тонкие минеральные структуры ломались только так. Для мьелби это была почти идеальная местность для исполнения планов по самоубийству. Ласель прикрыл глаза, представляя тропы, тщательно проложенные в этих лесах и постоянно обрабатываемые средствами от ползучей минеральной вешчанки, за одну ночь почти затягивающей каменно-пластиковые выкладки. Тут царствовали экологические походы и наблюдения. Туры для желающих облегчаться в переносной биотуалет и спать в продезинфицированном коконе. А так же кропотливые замеры изменения влажности и давления. В общем, рай для тех, кто хотел бы приобщиться к науке, пусть и очень опосредованно. В последние несколько лет модно и престижно было трубить, как ценны уникальные ресурсы, развивать тему среди многорасового разнообразия в обитаемом галактическом секторе и устраивать такие вот заповедники с открытым посещением. Два года назад стало дико популярно получать сертификаты о прохождении работ на природе и повышении уровня квалификации до младшего помощника эколога, наделенного правом действовать в случае внезапных экологических катастроф. Лучший калькугаль Вильнёва относился к моде с презрением. Вот если завтра сказали бы, что теперь можно жечь и уничтожать, а все несожженное – продавать на сторону для изготовления лекарства от импотенции у кокебу, Ласель бестрепетно сел бы на корчеватель первым. – Ну, держитесь, слабожелудочные! – объявил пилот. – Э-эй! – хором возмутились стажеры. Ласель раскинул руки, и флиппер сделал первую мертвую петлю. Акватика кувыркнулась, на мгновение океан оказался над головой, а потом снова ушел вниз. Флиппер лег набок, крутанулся и помчался по нисходящей спирали. – Даешь! – завопили сзади. – Тьфу! Втяни космы! Ласель мысленно засмеялся. Гордость Андрэ и Джорджи явно летала независимо от хозяев и правила пристегивания к креслу соблюдать не собиралась. Вероятно, пилот рассчитывал припугнуть пассажиров, но те, кто изо дня в день гоняют на авионах, такое переносили с легкостью. К тому же флиппер шел по довольно пологому спуску, лишь временами подпрыгивая на воздушных буераках. Внизу уже были видны черные, белые и голубые кубики биостанции, россыпь удивительно изящных даже с такой высоты строений, предназначенных для посетителей, и палево-серые, уходящие в лес и в океан прогулочные дорожки. Пока еще не удавалось разглядеть таблички, но Ласель помнил, что каждая такая дорожка кропотливо украшена указателями, подходящими под самые разнообразные типы зрения. Иногда он подкручивал люнету и наблюдал, как струятся над вкопанными под камешками передатчиками хвосты теплового излучения, короткие всплески рентгеновских уведомлений и стабильные, можно сказать, монументальные пики ультразвуковых меток. – Спецификации на группу! – напомнил он. – Изучайте этикет наших гостей! Можно было и не орать, если включить полную изоляцию. Но пилот, видимо, относился к тем любителям ретро, которые считали, что агрегат должен трещать, шуметь, рычать и демонстрировать как можно больше признаков, что рукотворная мощь прямо сию секунду противостоит невероятным силам природы. Пилот перешел на полностью ручное управление. Автоматика негодующе мигала заблокированной страховочной системой, сувенирный шлем съехал на затылок, уши залихватски торчали в разные стороны, а сам пилот подался вперед, хищно сжимая джойстики, и выглядел, как гончий баргузин, преследующий особо упитанного агродроида. Вот-вот щелкнет невидимая пасть, и такая же невидимая добыча взвизгнет и забьется в крепкой хватке. Флиппер кувыркнулся еще разок и пошел на финальное снижение. Джунгли мелькали под брюхом, из них выстреливали ловчие ленты и, не дотянувшись до источника дармовой энергии, разочарованно втягивались обратно. – То-то же! – воодушевленно гаркнул пилот. Из зарослей вынырнул турбиллион и заскользил по дорожке в направлении посадочной площадки. Флиппер снизился еще больше, до земли оставалось метров двадцать, потом их стало десять, потом жалких пять, и Ласель даже смог разглядеть через прозрачную крышу турбиллиона головы сидящих в нем. Белые, русые, каштановые, темные волосы, одинаковые темные лица, загорелые почти до черноты и обласканные радужными бликами оражского загара – ни одно не было знакомым, сплошь какие-то новые физиономии. В этот сезон Ласель появлялся на Акватике трижды, но видимо практиканты ротировались еще быстрее. Турбиллион наддал. Флиппер на низкой высоте не мог набрать скорости, и пилот разгневанно заворчал, когда верткий "бублик" усвистал вперед. С кормы турбиллиона запустили фейерверк, и пилот погрозил шутникам кулаком. – Вот постоянно! – пожаловался он, втягиваясь обратно в кабину. – Так и норовят напакостить при посадке! – Это ж студенты, – снисходительно оправдал их Ласель, чувствуя себя невероятно умудренным человеком, видевшим жизнь с высоты тридцати одного года. – Чего ты от них хочешь. Ясли! – Хочу я им поджарить задницы, – кровожадно сказал пилот, бросая машину еще ниже. – И когда-нибудь я это сделаю! Флиппер снизил скорость, заложил маленький вираж и красиво вышел на посадку. Поскольку почти все дорожки и прочие площадки на Акватике хвастливо бросали в глаза ослепительно белый, разметка тут была красная. Флиппер опустился на известняк, и кабина качнулась: машина опять складывала крылья. – Ай, ай, я язык прикусил, – жаловались сзади, неразборчиво и совершенно неопределимо на слух, кто это умудрился покалечиться. – Целовать надо, вуф? – деловито осведомился Келли. – Мгум-м! – Отставить разврат, – скомандовал Ласель. – Все слюни и нежности – после зачета. В салоне все-таки прозвучал громкий демонстративный чмок, увенчавшийся радостным мычанием пострадавшего. Пилот сделал постную рожу. – На выход! – объявил Ласель. – Кто понесет несессер начальства, будет обласкан отметками в табели! – За переноску багажа куратора отметки не ставят, – уличил его Джорджи, уже пробирающийся к выходу, – И мы все еще помним, что мы обещали надрать вам задницу. – Вот именно, – невнятно согласился Вивьен, судя по всему, и прикусивший язык. – Сюрпризов мне тут не оставляйте, – напутствовал в спины пилот. – А то всякий раз или обертку оставят, или наушник забудут. Будьте сознательны, мсье. Улыбаясь, Ласель щедро вернул стажерской униформе способность менять цвет, добрался до багажа, ткнул контейнер в бок, и тот покатился на площадку. С другой стороны площадки уже торопились две фигуры, привычно оседлавшие сайклоны, и одна из них, с ярко-рыжими волосами, вызвала у Ласеля учащенное сердцебиение. Флиппер за спиной деловито гудел, опуская крупногабаритные грузы, принайтованные под хвостом. Вторая фигура, не вызывавшая таких эмоций, а вернее вызывавшая другие, весьма сложные, размахивала руками, явно пытаясь руководить пилотом. Из турбиллиона выбрались студенты-практиканты и широкими шагами уверенных в себе людей поторопились встречать гостей. – А-а, куда так роня-ять! Вопль отчаяния наконец-то долетел до площадки. – Мсье Лусиэнтес! – приветливо завопил Джорджи в ответ. – Мы уронили все, что могли! – Кроме репутации! – поддержал Вивьен. – Святая Магдалена, берегите мои склянки! – завопил Эрнандес, закладывая крутую дугу. Ярко-зеленый сайклон прошел над площадкой в опасном наклоне, так что Эрнандес едва не чиркнул бедром по белому известняку, и тормознул у места выгрузки. – Мсье! Мсье! Что вы творите, разрази вас гром! – Роуз! – Ласель прошествовал мимо Эрнандеса, раскинув объятия. – Дорогая! Роуз Лусиэнтес аккуратно затормозила и спрыгнула на площадку. Тряхнула забранными в высокий пучок волосами, улыбнулась и шагнула навстречу. Стажеры, торопливо поприветствовав начальницу биостанции, рванули навстречу коллегам. Ласель краем сознания отметил, что студенческие группы всегда вели себя так, словно знакомы тыщу лет. Хотя... Судя по радостным механическим трелям Андрэ, он кого-то узнал, и стажерам с практикантами действительно предстояло слиться в приятельском экстазе. – Роуз! Он подхватил ее, закружил, и начальница станции захохотала, шутливо стуча кулаком по его плечу. – Осторожнее! Не то Эрнандес обидится! – Какой Эрнандес, не знаю никакого Эрнандеса! – экзальтированно вскричал Ласель. Упомянутый Эрнандес, как раз сгружавший артборд, многозначительно поперхнулся. – Что за звук? – бдительно поинтересовался Ласель. – Урсус? Ты привезла ручное животное? – Гхррм! – подал голос Эрнандес. – О нет. – Ласель поставил Роуз на платформу и приставил ладонь лодочкой к уху. – Я же предупреждал тебя – не покупать элефантию! Ты знаешь, сколько она какает? – Балбес, – усмехнулась Роуз. Эрнандес вскочил на сайклон, и машина двинулась к беседующим. – Я не балбес, я идейный, – возразил Ласель. – Идейный придурок? – уточнила Роуз, снимая с плеча сеть. – Тебя еще никто не утащил взамуж? – Ну что ты, дорогая. Я все жду, когда ты разведешься с этим очкариком, чтобы сделать тебе предложение. Сайклон затормозил рядом, Эрнандес спрыгнул и отнял у жены сеть, сразу закинув ее за плечо, где уже висел артборд. – Роуз, дорогая, можно я его стукну? – почти умоляюще сказал он. – Заодно поделим пополам его сезонный оклад, а? – Черт побери! – возмутился Ласель. – Вы все, очкарики, такие опасные? Только дай порядочного человека покалечить? – Можешь его немножечко погнуть, – великодушно разрешила Роуз. Эрнандес предвкушающе улыбнулся и потянулся к Ласелю. – Но-но! – возопил тот, отскакивая на безопасное расстояние. – Мне этими руками еще водить турбиллион! – Зачем тебе водить турбиллион руками? – промурлыкал Эрнандес. – Он же совсем на автопилоте. А я видел очень симпатичные инвалидные мехкомпенсаторы в ежемесячном дайджесте "Технаря". Давай поскорее обнимемся! Ласель предусмотрительно отступил на два шага и спрятался за сайклоном Роуз. Эрнандес интригующе зарычал, делая зазывные движения бровями. – Сам себе ручки поотрывай, – опасливо сказал Ласель.– А потом ножки поотгрызи. На самом деле, будь Роуз не такой консервативной, он с удовольствием переспал бы даже с обоими. При одной мысли об этом слюни текли. Но Роуз была похуже любой мисс: не допускала ни малейших вольностей, тут же нещадно уничтожая любого посягнувшего с помощью хлестких слов и выражений. Эрнандес обычно только кротко хлопал глазами через очки и на всякий случай поигрывал мускулатурой под ободранной майкой. Впрочем, если бы силы в лице Эрнандеса у Роуз не было, она наверняка бы так же безжалостно и методично использовала бы что-то вроде электростека. Ласель передернулся и сглотнул все-таки потекшую слюну. Порой он слишком реагировал на сильных женщин. "Альфонс" твердо считал их иным видом, и воспринимал соответствующе. – Я слежу за тобой, поганец, – предупредил Эрнандес. – Ну, кого ты поведешь тонуть в этом сезоне? – деловито уточнила Роуз, направляясь к почти разгрузившемуся флипперу. Заявка у нее и так имелась, но вежливых разговоров никто не отменял. – Сейчас расскажу... Смотри, за нами идет элефантия! Ужас! Роуз даже бровью не пошевелила. Эрнандес нахмурился и сжал кулак. – Элефантия угрожает меня растоптать, – проворчал Ласель. – Все как обычно. Приключенческий интенсив с фиели на четыре дня, потом трехдневный романтический тур для вульпурисов, следом несколько обзорок по барханам для транзитных... О-о, Святой Франциск, чтоб тебя... – Что? – Роуз чуть склонила голову, заглядывая в проекцию. Ласель сладострастно втянул запах горячих от солнца рыжих волос, но быстро взял себя в руки. – Хреновы клептоманы подали заявку! И я не успел им отказать! – Что-что? Ласель нервно вытащил на главный экран заявку, в которой к четырехдневному интенсиву присоединялась еще одна группа. Гадский портал позволял туристам добирать места автоматически, если гидом не установлены ограничения. На радостях от выхваченного куша Ласель об этом попросту забыл. Сейчас ему хотелось укусить себя за уши. – Ах, значит юмми, – Роуз приложила ладонь ко лбу. – Сочувствую! Что ж, Ласель, все пропавшие с моей станции вещи будут записаны на твой счет. – Что? Нечестно! А как же презумпция невиновности? Это форс-мажорный налет! – На моей станции правила устанавливаю я, – ухмыльнулась Роуз. – Так что следи, дорогуша. И не забудь про доплату за места для юмми. Ты меня об этом не предупреждал. – Грабеж! – застонал Ласель. – Следи-следи, – поддакнул подслушивающий Эрнандес. – Дорогая, давай мы за каждую пропавшую вещь будем ломать ему ножку? Ласель развернулся и остановился перед надвигающейся на него значительной фигурой. Эрнандес приподнял брови, но движения не остановил. Вот-вот должно было случиться позорище – потому что Ласель не мог позволить себе драться с Эрнандесом своими способами, а значит, его бы просто оттеснили, – и тут на голову гидробиолога упала тень. Ласель расплылся в мерзейшей улыбке. – Р-расроу! Громовой рев взъерошил волосы на затылке Эрнандеса, заставив того несолидно подпрыгнуть. – Айтурек! – воодушевленно вскричал Ласель, поднимаясь на цыпочки. – Друг мой! Эрнандеса взяли за плечо и решительно отодвинули в сторону. – Расроу, огонь души моей, скорько долгих недер-рь! Ласель изо всех сил напряг мышцы, и Айтурек стиснул его в объятиях. Первыми хрустнули позвонки, потом заскрипели ребра, а когда Айтурек встряхнул его – еще и клацнули челюсти. – Очень... рад... тебя... видеть! – пропыхтел Ласель, изо всех сил удерживая обеими руками тянущиеся к нему страшные челюсти. Айтурек сиднем сидел на Акватике уже почти год. С Ласелем они сошлись все на той же почве любви к экспериментам, которая постоянно толкала мсье Обечаноффа к новым кретинским достижениям. На проявления страсти Айтурек был так же размашист и неукротим, как и Иштургай, и с этим волей-неволей приходилось бороться, иначе, как подозревал Ласель, его бы просто сломали от большого энтузиазма. Даже у Иштургая было больше осторожности к партнерам, чем у этого типа, выгоревшего на солнце в желто-песочный окрас. Сейчас Айтурек явно пытался его лобызнуть по народной яутской традиции, а это грозило вылиться в сломанный нос, поэтому Ласель скрипел, но держался. – Поставь меня уже, великий охотник! – наконец выкашлял он. – Раздавишь нахрен! Айтурек гулко вздохнул и опустил его наземь. Огладил по плечам и чуть оттолкнул от себя, демонстрируя, что хилый человечишко свободен. Ласель с облегчением выдохнул и аккуратно вдохнул. Роуз игнорировала мужскую возню, зарывшись в контейнеры, наконец прекратившие валиться из-под флиппера, и совершенно не беспокоилась, что ее потенциальное личное счастье чуть ли не раздавили. – Ну вот, – сказал со своего места Эрнандес. – А я так надеялся, что он тебя все-таки хряпнет. – Эрняо, не завидуй, – снисходительно пробасил Айтурек. – Матриархи не р-рюбят завистников. – Как? Эрняо? – Ласель подпрыгнул от восторга. – Что я слышу? – Прекрати! – гаркнул Эрнандес, стремительно вспыхивая темным румянцем. – У-у, скотина! – Няо-няо, Эрняо, – прорычал Айтурек и щелкнул длиннющими клыками. – Сука! – страдальчески сказал Эрнандес. Победно хохоча, Ласель обхватил Айтурека за пояс и с энтузиазмом попытался потащить его к кубикам биостанции.