* * *
Стоило сойти с мостика, как Айтурек занял место, возложил когтистую длань на намертво заблокированный джойстик и немедленно его подергал. Ласель спиной и затылком постарался выразить крайнее презрение. Айтурек тихонько забубнил что-то себе в челюсти. Корабли подошли к буйкам и аккуратно запарковались. Устойчивое поле закрепило их надежно, точно часть скалистого побережья. Пока Ласель кропотливо проверял на беспокойных фиели дыхательные аппараты и отделял протестующих юмми от симбиотов, кокебу дважды пытались выброситься за борт, принимая для этого отдаленно рыбьи формы, но силовое поле никого не впускало и не выпускало. – Я не смогу там дышать! – стонал кучерявый фиели, пытаясь бодать Ласеля стебельками. – Смотрите, смотрите, у меня не застегиваются пряжки! – Все отлично застегивается, – уверил Ласель. – Оп-па! Фиели, сдавленный безжалостной сбруей генератора, грустно замычал. На секунду даже показалось, что с интонациями Самаркинда. Ласель с подозрением смерил козлоногую фигурку взглядом. С самоубийцы-полиморфа сталось бы прокрасться в опасную зону, подло изменив внешний вид. Исключительно чтобы досадить куратору группы своей глупой и не включенной в список мероприятий смертью. С соседних кораблей почти одновременно пришли отчеты о готовности. Ласель убедился, что юмми повисли на перилах, а их симбиоты загнаны в салон, и помахал Айтуреку. Яут оставил важный пост и горделивой походкой протопал меж бестолково топчущихся симбиотов. – Нога, нога! – возмутился желтый юмми, всплескивая нейропатическим хвостовиком. – Он наступил мне на ногу! – У вас крепкая хитиновая нога, – уверенно сказал Ласель. – К тому же потом можете наступить ему на ногу в ответ. Дважды. Это наша туристическая скидка. – Хм-м! – юмми пооранжевел. – Первая группа вперед! – скомандовал Ласель. За борт посыпались все. Кто во что горазд – кокебу нырнули изящно, юмми мужественно плюхнулись дуэтом, а фиели с грустными визгами принялись подпихивать друг друга. – Смелее – подбодрил Ласель, – смотрите, как вас уже обскакали. – А, прощай пенсионное размножение! – вскричал самый крепкий из коротышек. Вскочил на бортик и бултыхнулся с грохотом и плеском. – Браво! Ласель поаплодировал и взялся расстегивать собственные небогатые одежды, под которыми затаился простой и эргономичный костюм "вторая кожа". Айтурек заинтересованно забурчал. Бурчание превратилось в восхищенное шипение, когда Ласель скинул штаны. Фиели меж тем успели преодолеть барьер, и на борту остался только толстяк, мужественно сражающийся с лопнувшей завязкой. В глубине души Ласель полагал, что фиели ее злонамеренно перегрыз. – Я не могу! – наконец объявил толстяк. – Техника безопасности не соблюдена, моя персона подвергается ужасающей угрозе, я никуда не пойду! – Боцман Айтурек, – приказал Ласель, – доставьте унифор за борт. – Ради тебя, гюнешим, что угодно, – кокетливо прорычал яут. Откинул дредлоки за спину и двинулся к встопорщившему стебельки фиели. Стебельки от страха сделались матовыми. Айтурек не снижал скорости и даже распахнул руки в намеке на дружеское объятие. Кастеты поймали солнечный луч. – Спасите! Фиели сиганул в воздух. Падение в воду сопровождалось неистовой мощи всплеском, так что брызги взлетели фонтаном. – Как всегда, сила охотника лучше тысячи слов, – не преминул польстить Ласель. Айтурек надулся, расправил плечи и воздел палец. Опасаясь быть подстреленным пафосной речью, Ласель тоже метнулся к бортику и перемахнул его одним движением, едва коснувшись кончиками имплантов. – Р-раслоу! Раздраженный рык Ласель еще слышал, а вот топот – уже нет, поскольку нырнул с головой, предусмотрительно поджав ноги. Еще один удар от приводнения он почувствовал всем телом. Вынырнул, откинул волосы со лба и огляделся. – Унифор! Не расплываемся и не разбредаемся! Прошу следовать за мной – и смотрите под ноги, хвосты и прочие конечности передвигающего типа! Бороздить плато было довольно увлекательно, если рассматривать мероприятие как постоянный отлов норовящих утопнуть туристов. Кокебу, хоть и не нуждались в дыхательных аппаратах, в воде регулярно теряли ориентацию и пытались встать не на дно, а на воздух. Ласель профессионально ловил их за мокрые жесткие "пятки" и переворачивал, не слушая бурных извинений пополам с благодарностями. Юмми вовсю рылись в песочке, покрывавшем дно плато, и вытаскивали оттуда то каменных ежей, то кристаллизованные трубки червей-бомбивиридисов, и каждый раз это вызывало у них такую бурю восторга, что бесконечное жалобное блеянье фиели просто глохло. Три группы, собравшись вместе, напоминали выступление экзотического цирка. Туристы барахтались, Айтурек высокомерно возвышался, иногда с умным видом начиная что-то записывать в наруч, а Ласель и стажеры стремительными акробатами двигались меж туристов, превращая хаос в упорядоченную сумятицу. Айтурек, помимо записей в наруч, то и дело скользил масляным желтым взглядом по людям. Неудивительно, Ласель и сам старался не слишком сосредотачиваться на том, как костюмы обтягивают крепкие стажерские тела. В естественных движениях было столько силы и грации, что слюни начинали течь сами собой и колени слабели. В целях профилактики он в сотый раз прицепился к Андрэ, вопрошая, куда же тот подевал свою драгоценную хламиду, но стажер в ответ начал неистово брызгаться водой, и лучшему калькугаль Вильнёва пришлось отступить. Вся территория плато была усыпана различными производными придонной жизнедеятельности, поэтому можно было не волноваться, что туристы заскучают. Тем более, по договоренности с "Димлайн", биостанция свозила сюда все, что можно безбоязненно выкидывать в океан – потому что туристы откопают и с гордостью уволокут. Какие-то черепки с узорами, мгновенно покрывающиеся минеральной коркой, загадочные конструкции вроде моделей молекул и много чего еще, имеющего исключительно сувенирную ценность. Айтурек, явно знавший о подобных ухищрениях, лениво прогуливался, помешивая воду перед собой извлеченными ятаганами. Джорджи орудовал гигантским сачком, тщетно стараясь воплотить мечту – добыть самостоятельный плавучий организм чуть поальтернативнее зубастых капканов. Толстяк вынырнул из очередного погружения, ликующе взблеивая и размахивая добычей – очень походило на ожерелье, слипшееся из камушков. Чем это было в оригинале, Ласелю было лень даже думать. Кокебу пришли в полную кооперацию, выделили часть себя на роль сушилок и вешалок, а часть, опять собравшись в гуманоидные формы, бродили по плато, раздвигая килевидными грудными клетками теплую воду. – Следите за солнечной активностью! – время от времени взывал Ласель. – Регулируйте теплообмен! Несите ответственность за свое состояние здоровья! Унифор! Прекратите концентрировать на себе лучи! Всякий раз кто-нибудь из туристов делал такую штуку: находил прекрасный кристалл – плод труда микроорганизмов, пожирающих каменную пудру и извергающих силикат – и начинал таращиться сквозь него на солнце. Стекло обычно получалось странных оттенков и давало такие переливы, что пройти мимо делалось трудно. В тридцати процентах случаев это заканчивалось ожогами, поэтому Ласель следил и предотвращал. Далеко за полдень, когда было истоптано и перекопано все плато и залиты спреем два ожога, а Джорджи успешно поймал в сачок зазевавшегося фиели и с горя попытался приколоть как экспонат, Ласель подвел итоги. – Сегодня мы с вами приготовились к великому путешествию, – вещал он, стоя по грудь в воде и стараясь выглядеть как можно более значительно. – Завтра мы отправимся покорять волшебные тайны пещер, потом выясним, что же случилось с рухнувшим кораблем и откроем множество других, неподвластных нам тайн! – А обед будет? – деловито осведомился раскачивающийся на мелкой волне толстяк. После завершения нырятельной программы фиели оценили самоподдуваемые подушечки и с удовольствием барражировали акваторию, обмениваясь важным блеяньем. – Безусловно, – заверил всех Ласель. – А потом еще и роскошный ужин, достойный покорителей морских глубин! Хорошо еще, что на исходе сезона в программе не было загорания, иначе пришлось бы следить втрое тщательнее и тратить впятеро больше спрея от ожогов. – Победа будет за нами! – заблеяли из центра аккуратного кружка по художественному плаванию. – Возмутительно! Таки наглость! – очнулся желтый юмми. – Все трофеи будут принадлежать нам! – А самый великий – мне! – прорычал Айтурек, пуская раскатистое эхо над океаном. – И может быть хотя бы один микроорганизм, – с грустью дополнил Джорджи, печально заглядывая в сачок. Стажеры гнусно хихикали и приставляли к головам растопыренные пальцы, намекая на столь удачно изловленного фиели. – Все на борт! – скомандовал Ласель. – У нас с вами по плану прогулка по большой метановой реке! – Газ? – изумленно прохрустел увешанный раскопанными сувенирами кокебу, сейчас напоминавший ожившую ретро-вешалку из панорамного зала. – Мы поплывем по воздуху? – Сами увидите, – многозначительно пообещал Ласель. Кораблики на люнете с подключенным зрением кокебу излучали такое ощутимо уютное тепло, что хотелось ринуться туда и больше никогда кораблики не покидать. – Слава ночным светирам! – добавил Айтурек и плашмя стукнул Ласеля ятаганом по макушке. – Веди же! – Вели-икий охотник, – с укоризной протянул Ласель. Айтурек вздернул голову, выкатил грудь и снова сделал величественный жест, указуя ятаганом куда-то в неизвестном направлении. – Корабль – там, – не удержался от мести Ласель. Айтурек фыркнул и погреб сквозь воду, оставляя за собой быстро взбивающуюся пену. – Кто быстрее доплывет, тот получит десерт, достойный божественных откровений седьмой ступени! – озвучил Андрэ. – Группа, вперед! Часть акватории превратилась в пенное облако. Юмми рванули к цели, пользуясь гибкими хвостами. Кокебу стремительно изменили формы, на секунду превратившись в черные кляксы, а потом сделавшись стаей обтекаемых рыбин. Безнадежно протормозившие фиели грустно заблеяли. – Победителя выбирают среди каждой расы, – выразительно проскрипел Андрэ. Грустное блеянье превратилось в улюлюканье. В глубине души Ласель подозревал, что группы успели изрядно перепутаться. В своей он запомнил юмми по цветам, хотя те и были склонны менять их, но хотя бы можно было быть уверенным, что они приплывут обратно к своим симбиотам. Среди фиели он выделял только толстяка Кависиуса, плешивого и одного особо кучерявого типа. Ну а кокебу оставались загадкой. Впрочем, главное, чтобы никто не размножался в неположенное время. Выстроившиеся треугольником корабли взяли курс на метановую реку. Пока туристы перекусывали, Ласель успел переговорить с биостанцией, в очередной раз получить отлуп от Роуз на предмет вечерней беседы под лунным сиянием и вконец огорчиться. "Желтуха, желтуха, прием, – прицепился он к стажерам. – Все ли на борту целы и кушают хорошо?" "Не только кушают, но и какают, – мгновенно отозвались с борта. – Кстати, шеф, вы знали, что кокебу срут маленькими гексаэдрами?" "Знал, но успешно забыл, и... Стоп! А почему ты вообще в курсе? Стажер, до чего вы там доводите туристов?" "Это они от обжорства! – возмутился Келли. – Пачку стержней как сожрали, так и тут же нагадили, вуф!" "А-а, так это не гадежка, – перевел дух Ласель. – Это, мой сопливый прогульщик, сброс радиации, он не гексаэдральный, а додекаэдральный. Надеюсь, вы не трогали их руками?" На той стороне глухо матернулись и кого-то отправили срочно нахер дезинфицировать гальюн. – Начнете лысеть – кричите "мама", – заботливо посоветовал Ласель. – Раслоу, кто у тебя теряет косы воина? – заинтересовался Айтурек. Великий воин пренебрег питанием, предпочтя посвятить это время нытью о том, что Ласель совершенно зря скрывает свое тело и в особенности свой зад в гнусном ворохе одежды. Также великий охотник выражал твердое намерение избавиться от этой несправедливости сегодняшним же вечером, который, по его мнению, уже просто стоял на пятках. – Стажеры. У меня еще второе судно не оплевано, – обрушил Ласель его надежды. – Тишина на моем личном мостике, пожалуйста. – Раслоу, непокорный гюнешим, – разворчался яут. Ласель пригрозил кулаком, Айтурек заперхал-заклекотал, откровенно веселясь, но умолк. "Плесень на сыре, плесень на сыре, прием", – воззвал Ласель. "Что-о? – возмутились в эфире. – Шеф, что вы такое говорите?" "Я назвал вас ценным продуктом, стажер, – разъяснил Ласель. – Как обстановка, туристы не отравились пенициллином?" "У нас все самое свежее, – отрубил Джорджи. – Ваши гнусные вбросы неуместны!" "А никто гексаэдрами не какает?" – заботливо уточнил Ласель. "Срыгивает додэкаэдрами, – снова отбил мячик стажер. – А вам там не откусили задницу?" "Почему бы это?" – с подозрением уточнил Ласель. "Видели мы, как на вас этот великий разгребатель придонного ила смотрел, – влез Андрэ. – Как на сыр! Может даже с плесенью!" Ласель с трудом подавил желание бросить взгляд на Айтурека. "Меньше болтай, стажер, – проворчал он, отступая. – Ну, если все у вас хорошо, то не отставайте". "Мы на автоматической фиксации, шеф", – уже снисходительно сказал Андрэ. "А манто у вас там тоже зафиксировано, а?" "Барциус Мудрейший считает, что уязвление младших ведет в ад", – сообщил Андрэ. "Умные все какие, – с достоинством капитулировал Ласель. – Отбой, ладно". "Отбой, посланник глупости, ой, ярости", – радостно нахамил напоследок Джорджи. Ласель поднял дужку и усмехнулся. С одной стороны он только что поцапался с собственными подопечными, искусал их и был искусан сам, но с другой в целом это принесло глубокое удовлетворение процессом. Айтурек положил лапу ему на задницу. – Великий охотник, мать вашу, – зашипел Ласель. – Руки прочь! – В покровах тьмы жажда моя становится невыносимой, – заворковал Айтурек. – Так сложите ее на полку! Отведавшие десертов и утихомирившиеся туристы менялись трофеями. Юмми столь отчаянно торговались, что симбиоты через раз падали на костяные животы и в ужасе воздевали ножки. Фиели брали измором: ныли, стонали, призывали в свидетели бессмертного Пациуса и всячески прибеднялись. Ласель наблюдал за этим с огромным удовольствием: там, где столкнулась бесконечная жалость к себе и жажда халявы, бушевало не хуже, чем в центре нейтронной звезды. И это только после раскопок на мусорном плато, а впереди были и полипы, и тщательно запрятанная в одной пещере поломанная установка, которая должна была к нужному моменту успеть обрасти всяким минеральным наплывами, формирующими представление о ней как о настоящей игрушке древних. Установку сразу по прибытии пришлось выклянчивать у мерзавца Эрнандеса, который ерепенился, корчился и предлагал выдать ее только в обмен на оторванную ножку, ну или признание его, доктора минеральных наук, самым лучшим в мире мужем для Роуз, а также публичное покаяние. Поскольку происходило это при стажерах, Ласель публично чуть ли не плюнул ему на щегольскую бородку, но ситуацию спас Айтурек, явившийся удивительно вовремя. У яута были какие-то личные претензии к использованию сотрудниками биостанции вычислительных мощностей его личного канала связи с каким-то "Громоподобным Ветром", что бы это ни значило. Претензия получилась крайне удачной. Эрнандес съежился, погрустнел и принялся робко увиливать, признавая, что, возможно, они конечно случайно задели такой замечательный толстый канал связи, но все это не он, а воля инвесторов, которым очень нужно получать результаты. Айтурек громыхал и стучал щитом по бетонному покрытию транспортной площадки, а Ласель выгадывал момент, чтобы ворваться туда со своим "И установку не отдает!". Ворвавшись, он тут же получил бонус в виде окончательно нахмурившегося яута и пламенных лучей ярости от Эрнандеса. В итоге представитель биостанции согласился, что с канала они бегут в ночь, сверкая пятками, а гнусный тип Ласель может забрать установку промывочного цикла и благополучно ею подавиться. "Сам дурак", – дал последний залп Ласель и немедленно выпустил на волю застоявшихся стажеров. Переполненные энергией и энтузиазмом, те вытащили из закрытого на кодовый замок ангара нечто до такой степени сдохшее, что, по выражению Айтурека, можно было почуять "аромат железного тлена". Эрнандес обиделся и заявил, что это раритет, который он отрывает от сердца. Ласель не преминул добавить, что у Эрнандеса сердца нет, а есть только недописанная докторская и по непонятной причине доставшаяся ему в супруги прекрасная женщина, которой он абсолютно недостоин. "Великая матриарх", – согласно прокряхтел Айтурек. Под шумок Андрэ, осеняя себя искупительными жестами, вытащил из ангара еще что-то мелкое и многоногое, спрятав под курткой. За вчерашний день это многоногое трижды пыталось ворваться в апартаменты Ласеля и наверняка что-то там попортить, поэтому было безжалостно выставлено вакуумным уловителем за дверь. – Так тебе и надо, – подытожил Ласель результат своих раздумий. – Чтоу? – встрепенулся Айтурек, прекратив пытаться подточить стойкость чужого ремня со спины. – М-м... – Ласель лихорадочно задумался. – А это я так, о своем. Скажите, о великий охотник и воин, завтра вы готовы погрузиться во мрачные воды и раскрыть хранимые там тайны? Айтурек шагнул вперед, присел на край стоически выдержавшей консоли и откинул наруч. С умным видом, абсолютно не идущим столь страшной роже, потыкал в сенсоры, пощелкал и поскрипел, склонил голову и, наконец, полыхнул глазами. – Конечно, – крышка захлопнулась. – Мы откроем все тайны!* * *
– ...Уважаемые гости, мы поздравляем вас с несколькими важными геологическими открытиями! Надеюсь, наше внезапное сотрудничество продолжится в столь же успешном ключе! Давайте же выпьем за это! Речь держала Роуз собственной персоной. К возвращению туристов практиканты, подгоняемые жаждой смены деятельности, развернули застолье, причем талантливо – хотя тут Ласель больше делал ставку на таланты Роуз, – разместив столовые поверхности так, чтобы сели и антропоморфные фиели, и тяжеловесные симбиоты юмми, и кокебу нашлось где распластать свои отростки. Впрочем, кокебу все равно пытались косить под двуногое и двурукое подавляющее большинство. Выдавали их особенности только мрачно сияющие ультрафиолетом трубки тяжелой подзарядки и контейнеры для сброса приснопамятных додэкаэдров. Ласель периодически посматривал на уровень радиации, транслируемый на экран люнеты, но пока никто не выходил из себя и за пределы допустимых в приличном обществе микрозиверт. Айтурек с чопорным видом восседал за столом, сложив клыки один к одному и помешивая длинной двухустьевой трубочкой что-то в глифоре. Тот неуловимо напоминал искусно выделанный череп, с любовью отлакированный и инкрустированный. Вряд ли яут притащил его в виде багажа – наверное, отыскал здесь, выковыряв из какого-нибудь кремниевого недотепы. А вот трубочку точно вез с собой. Зная щепетильность клыкастых в проведении застолий, можно было не сомневаться. Ласель демонстративно зачавкал спелым розово-лиловым томатом и тут же удостоился взгляда презрительно сощурившихся глаз. Юмми одновременно гордились и страдали. Именно у них Роуз по предварительному сговору с Ласелем ловко изъяла обросший минералами передатчик Лежевского, и именно этот шедевр и был поставлен на пьедестал всего стола и торжественно оформлен в безвозмездную передачу станции. В качестве утешительного приза Роуз предоставила наградной лист, который практиканты с невозможно серьезными лицами вручили лиловому юмми, из чьих цепких рук артефакт и был изъят. Сам юмми переливался разводами, вздыхал и то и дело хватался за растительные палочки, стоящие перед ним в очередном артефакте. Кажется, это была сломанная колба центрифуги, но мастерски украшенная. Видимо, у практикантов было немало скучных долгих вечеров. Айтурек дососал содержимое стакана и огляделся. – Взве-ейтесь реду-укторы свее-етлыми стре-елами! – блеяли фиели вместе с практикантами, тщательно разучивая "национальный народный гимн юных студентов". Келли алчно прицеливался к пушистым хвостикам, то и дело шевеля пальцами и облизываясь. – Эр-рняо, – сказал яут. – Почему ты не присоединяешься к празднеству? Эрнандес, погрузившийся в планшет, вздрогнул и едва не уронил очки. – Куда? – глупо спросил он. Фиели впали в экстаз единения и блеяли так, что стол начал потихоньку вибрировать. – В пучины! С нами! – увлеченно зарычал Айтурек, – Ибо в следующий раз я добуду такую добычу, что все содрогнутся! – Вы сейчас добываете мне глухоту, мсье! – Это мощь битвы! Нерастраченная! – Можно ее тратить не на меня? Айтурек обернулся и нашел взглядом Ласеля, на что куратор Обечанофф тут же сделал вид, что застрял пальцем в морском салате, и это занимает его больше всей жизни. – Не сейчас, – прорычал Айтурек, поворачиваясь к Эрнандесу снова. – Развлекай же меня, о удостоенный милости матриарха! Матриарх, отвечающая на вопросы юмми, можно ли продать остальные артефакты, если они даже согласны на небольшую скидочку, и ухом не моргнула. Напоследок Ласель позыркал в поисках стажеров, убедился, что все четверо заняты взаимодействием с туристами, и оно происходит в виде приличных бесед, а не в виде попыток потрахаться по кустам, и, окончательно удовлетворенный, действительно погрузился в салат. Тем более, тот пытался всползти по вилке и укусить Ласеля за палец. – Эр-рняо, а не прогуляться ли нам под звездами? – меж тем завел шарманку Айтурек. – ...а потом я туда нырял! Нырял так, как не всякий нырнет! Толстяк-фиели вцепился в Джорджи и вещал о подвигах на ниве пескокопания. – Не пойду! – отказывался Эрнандес, кидая панические взгляды на Ласеля. – Две установки, – вслух размечтался Ласель, глядя в облака. – Ах, как хорошо бы иметь две установки! Айтурек облапил Эрнандеса за плечи, склонился ближе, и тяжелые дредлоки скользнули на плечо гидробиолога, словно щупальца, одетые в золото. Роуз вступила в торги за возможность выдать юмми обратно кусочек артефакта, но с наценкой. Вивьен втихомолку пытался пить то, чем фиели спаивали себя до звона стебельков. Ласель начал руками показывать размер установки, но, похоже, Эрнандес принял это на счет совсем иных размеров, кинул панический взгляд на Айтурека и попробовал вырваться из-за стола на волю. Зацепился за удачно проползавшего поперек столешницы кокебу и бессильно плюхнулся назад. – Установка и ротатор! – озвучил он условия капитуляции. – Великий охотник! – тут же радостно воззвал Ласель. – Зачем вам этот бородатый неандерталец? Давайте смотреть на звезды тет-а-тет! Мгновение спустя Эрнандеса выпихнули на другой конец длинной скамьи, собранной из канистр для высоколетучих соединений, а Айтурек с чрезвычайно высоколетучей скоростью переместился вплотную к Ласелю. Обхваченный за плечи лучший калькугаль Вильнёва только крякнул, вплющиваясь в горячий бок. Океан тяжко вздыхал и выстреливал ручьи света в черное небо. Тонкий экран силового поля надежно защищал унифор от прохладного ветра и даже от всяких выходцев из морских пучин, если таковые вдруг случатся. Станцию делали максимально ударопрочной и защищенной. Пока Айтурек ворковал у него над ухом, Ласель машинально для порядка пересчитал практикантов Роуз. Восемь рыл, все на месте, еще четверо в запасе на станции ведут учет микробов и прото-эукариот. Страдают. – Раслоу, желаешь рюбви? – Айтурек цапнул его за макушку, и Ласель зашипел. – Не здесь же, великий охотник! – он с силой ткнул яута локтем, добившись лишь ощущения, что пытается протаранить обшитую кожаной подушкой стену. – Это невежливо по отношению к гостям. Айтурек зафыркал, вытащил из-за пояса клинок и воткнул в стол. – Варварство! – определился со своей стороны Эрнандес. – Нисколько, – отрезал Айтурек. И, видимо в доказательство, немедленно продемонстрировал высокую культуру воспитания: подхватил свою посудину и с жутким хлюпающе-сопливым звуком втянул очередную порцию жижи. Ласель не особо интересовался, но все равно было бы забавно, сумей он найти ту тайную трапезную, в которой великий воин давал волю инстинктам в полную силу. – И теперь мы идем на промена-ауд, – возвестил яут, с грохотом ставя черепок на стол. – Помни, Эрня-яо, две, – Ласель показал на пальцах, – две установки. Будущий бывший муж прекрасной Роуз скривился и демонстративно уставился в планшет. Ласель представил, как он прощается в этом планшете со своей любимой второй установкой, и настрой у него тут же сделался чрезвычайно бодрым. Позволив яуту вытащить себя из-за стола, он все еще блаженно лыбился. "Шеф?" – проявил бдительность Келли. "Мы на прогулку. Не трогайте юмми за складки на пузе!" "Чтоб вы там простудились", – ласково пожелал стажер. Ласель уже собирался анонсировать свой великолепный иммунитет, не сдающийся никаким простудам, но в этот момент они перешли грань, отделявшую цивилизацию от ночи. – Бр-р! – Что случилось, гюнешим? – Да тут не жарко что-то! За пределами тепловой завесы ветер оказался ощутимо прохладным – по коже будто пробежались чьи-то заледеневшие пальцы. Ласель поежился и широко зевнул, разгоняя кровь по жилам. Потянулся, и рядом точно так же потянулся Айтурек. Мышцы под толстой шкурой захрустели, точно тугие корды морозостойких кабелей. Потом даже щелкнули какие-то суставы. – Пройдемся до маяка, Р-раслоу? – Пройдемся, – почти мечтательно согласился Ласель. Жилки под коленями задрожали в предвкушении. Быстрее заколотилось сердце и пересохло во рту. – Лишь бы не еще какой-нибудь падающий корабль, – на всякий случай сказал он. – Ты ожидаешь еще каких-то туристов, гюнешим? – деловито уточнил яут. – В моих планах больше туристов не назначено, – твердо сказал Ласель. – Вперед! За столом юмми слезно пытались уговорить Роуз уступить им преобразователь силового контура с маленькой, совсем малюсенькой скидочкой всего в девяносто восемь процентиков, и еще полпроцентика в качестве компенсации за утрату корабля. Роуз твердым голосом направляла туристов спрашивать полпроцентика и еще девяносто восемь сверху с полипов, которые, несомненно, и нанесли подлый удар, прицелившись в мирное туристическо-челночное судно. Ласель аж вспомнил, как по прилете бригады сказался тяжело больным, нацепил кислородную маску и на вопросы отвечал голосом умирающего от аллергии синтетика. Заодно перестал получать антигистаминные, и через десять минут беседы обливался соплями и слезами, чесался, дергался и постоянно многословно извинялся. Будь перед ним вместо унылых дронов три валькирии в ладных костюмах, подчеркивающих разворот плеч и узость талий, он бы уже валялся на столе, предлагая провести глубочайший физический досмотр с ролевым проникновением в шкуру подозреваемого. Но ему совершенно не нравилось быть объектом пристального внимания Эа. В итоге даже Айтурек заметил, что Ласель "отвратительно жидок". Еще он мечтал послать к месту падения вместе с дронами Эрнандеса под предлогом запеленгованного гигрометра и надеяться, что он там утонет, но мерзавец был слишком подозрителен и наверняка потребовал бы доказательств. Ласель мечтательно вздохнул, воочию воображая несбывшееся: местный кораблик вместе с Эрнандесом красиво идет ко дну, а сверху излучение от "Корсарики" божественными силами складывается в оттопыренный средний палец. – Хрмф! Ласель вынырнул из грез. Айтурек энергично спускался к пляжу. – Великий охотник? Айтурек резко пригнулся, взмахивая руками. Ласель успел заметить блеск лезвий, выскочивших из толстых наручей. Вместе с кастетами это превращало руки яута в орудия кровавого убийства. А потом ветер швырнул ему в лицо запах морской соли и пряный тяжелый запах с нотками гнили. Фильтры сработали с секундной задержкой, запах исчез, но потом вернулся снова. Айтурек отпрыгнул, широко разводя руки, присел и заклокотал. В темноте, подмазанной блёклым сиянием со спины и бледными лунными дисками, выглядело это до того дико, что у Ласеля встали дыбом волосы. Пропустило пару ударов сердце и тут же застучало с полуторным ускорением. Ласель увидел, как океан движется. Сине-зеленое свечение, привычно мерцающее под толщей воды, сделалось почти неприметным, расплылось в мутное облако вместо четких потоков. Волна нахлестывала на берег и откатывалась, но не вся. Ласель моргнул пару раз, а затем тоже попятился. Вода загустела еще больше обычного, и часть ее оставалась на песке. Двигалась. Медленно ползла наверх. Ласель зажал ноздри пальцами и вдохнул-выдохнул ртом, но даже так запах, пробравшийся в легкие, заставил его раскашляться. – Мерзо-оусть! – провыл Айтурек, пятясь вверх по склону. – Др-рянь! – Точно! – выкашлял Ласель. – Что за хреново нашествие?! Из чистой, лишенной органических примесей воды перли бомбивиридисы. Огромная масса крошечных созданий, заточенных на переработку каменного ила, зачем-то решила покинуть уютное дно и штурмовать берег. Запах усиливался, и Ласель с негодованием тоже попятился повыше. Девяносто процентов подвидов бомбивиридисов не могли существовать за пределами потолка давления, поэтому на воздухе их начало попросту разрывать. Этот запах Ласель прекрасно знал, поскольку в лаборатории Роуз безвредных многощетинковых предавали различным смертям во славу науки десятками килограммов. – Плакала моя романтика, – прогундосил Ласель, с отвращением отступая выше и выше. – Теперь эта дохлятина тут стекленеть недели две будет! – Фу, фу! – согласился Айтурек. Судя по краткости слога, великую охотничью голову переполняли яутские гормоны. Во власти чувств подвид охотников почти терял разум и начинал изъясняться крайне рвано и спутанно. Теория гласила, что в эти моменты они просто переходили на другой язык, чуть ли не телепатический, но людям в эту заповедную мозговую зону доступ был заказан, поэтому проверить и подслушать, ведут ли великие охотники длинные великоохотничьи беседы с куртуазными выражениями, пока не получалось. К червячной вонище добавилась отчетливая сероводородная отдушка. – Святой Франциск! – возопил Ласель. – Чтоб вам всем сдохнуть! Айтурек в несколько движений оказался с ним на одном уровне. – Они уже дохр-рые, – прорычал он. – Почти все. – А откуда этой серой несет? Ты хоть чувствуешь? – Там все смер-рдит одной кучей, – проворчал Айтурек. – Пошли отсюда, – вздохнул Ласель. – Ну надо же было так поднасрать. – Иди, – милостиво согласился Айтурек, вернувший ясность речи. – Береги свой прекрасный зад, гюнешим. Он дор-рог мне как объект любви. – А вы, о великий охотник, я посмотрю, не утратили пыл охоты? – максимально ядовито уточнил Ласель. – Меня охватил пыл иссредования, – разъяснил Айтурек, доставая из узкого набедренного кармана чудовищных размеров стилет. – Жажду порыться в этой куче. – Это всего лишь бомбивиридисы, что там можно нарыть, – скорее из чувства противоречия заявил Ласель. Масса перла и перла на берег, забив свечение планктона, и пришлось натягивать воротник на нос. С побережья донеслись первые возмущенные возгласы – празднующие тоже почуяли неладное. – Жизнь, Р-раслоу, – прокурлыкал Айтурек. – Я вижу в них новую жизнь. Ласель уже хотел высвободиться и действительно отправиться сберегать зад от встречи с вонючими приключениями, но что-то в интонации яута заставляло его медлить. Еще секунду спустя он не выдержал и коснулся люнеты, переводя ее в режим текстовой обработки. – Как ты сказал? Что ты в них видишь? – Жизнь, – щелкнул яут. "Тарасу", – высветилось на прозрачном экране. – Общ. "биологическая форма", хим. "углеродные соединения", охот. "объект, подвергающийся небрежному уничтожению". – Ты ошибся. – Ласель потер холодеющий кончик носа. – Это не жизнь, в смысле, не та, про которую ты думаешь. Это ж кремний и прочий силикат. Айтурек раскатисто защелкал, а потом плавно отодвинулся в сторону и словно заструился вниз. Тяжеловесность походки выдавали только снопы песка, вышибаемого когтистыми ступнями. – Ну и вонища! – возвестили с гребня дюны. Ласель обернулся. – Шеф, это вы напрудили в океан отравы? – Стажер! – радостно заорал Ласель. – А ну-ка быстро сюда все! Сейчас вы, белковые углеродные организмы, мне будете сдавать зачет по знанию кремнийорганических форм жизни! Зачет белковые организмы не сдали. Равно как и другие белковые организмы, присланные Роуз на охоту. Остальное население биостанции сидело на возвышенности и чесало в затылках. То, что перло из океана, местной жизнью не было. Притащенный на дюны анализатор стыдливо подмигивал диодами и пытался строить в воздухе какие-то описательные модели, однако получалась на них такая херня, что искусственный недоинтеллект затирал их сам, без команд от хозяев. – И как это понимать? – в сотый раз произнес Эрнандес. – Таки смело можно утверждать, что это не мы, – так же в сотый раз подстелил соломки юмми. – А кто падал в океан в неположенном месте? – накинулся на гостей Эрнандес. – Таки катастрофа! – заголосил ксенамичис. – Таки нас сбили с орбиты! – Сместили, – внес репутационные уточнения Ласель. – Диверсия! – твердо сказал Эрнандес. – Военный конфликт? – заинтересовался Айтурек, не отрываясь от полировки кастетов. Гладкая поверхность покрылась густым слоем бледно-розово-молочного содержимого, вытекающего из разорванных червей. Оно не было "каменным" и разило нефтью. – Это все пластиковые ложечки, – подбодрил Эрнандеса Ласель. – Не тронь моих туристов, мерзкий тип. Сначала они топят в океане гигрометр, а потом удивляются, почему бомбивиридисы начали какать не тем, чем положено! Стажеры неистово молчали, хотя было заметно, как им хочется принять участие в научной дискуссии. Фиели дружно заблеяли, то ли веселясь, то ли вспоминая о чем-то глубоко личном. Кокебу расхаживали внизу, поотращивав длинные ноги в количестве и сделавшись похожими на каких-то особенно противных паукообразных. Особенно те из них, кто на передних ножках отрастили хватательные щетки. Этими щетками они вытаскивали совсем уже несусветные экземпляры – мягкие, словно поролоновые трубки, имевшие с бомбивиридисами сходство только по общей структуре тела. – Может, у нас и правда экологическая катастрофа? – вздохнула Роуз. – Унифор, вы не везли ничего эдакого с собой? – Сувениры! – хором сказали двое юмми. – Честно купленные, – добавил третий и посинел пятнами. Ласель хмыкнул, и пятна начали сливаться в разводы. Казалось, юмми вот-вот хватит апоплексический удар от стыда. Меж тем не далее как минуту назад Ласель видел его, пытающегося открутить какую-то кнопку с анализатора. – Завтра здесь могли бы быть толпы исследователей, – мрачно сказала Роуз. – Но я решила, что моя станция такого не перенесет. К тому же у меня есть толпа своих. – Именно, – согласились из группы студентов, роющихся в подношениях кокебу. Над ближайшей кучей стоял легкий купол запахоуловителя, поэтому можно было пережить вскрытие червей и их загадочных родственников без риска свалиться в токсический обморок. Но студенты все равно работали в прозрачных намордниках индивидуальных фильтров. Периодически стекла мутнели – это срабатывала внутренняя система осушения, заботливо выводящая трудовой пот с бровей и носов куда-то за уши. – И это очень правильное решение, – согласился Ласель. – Унифор, давайте отметим самоотверженность мадам Лусиэнтес знаками одобрения, принятыми в человеческом секторе. Вот так! Он демонстративно похлопал в ладоши. Пару секунд туристы внимали, а потом фиели с энтузиазмом заколотили пухлыми ладошками, юмми присоединились, и даже симбиоты попробовали похлопать верхними вспомогательными ножками. Добравшийся до кучи с очередным образцом кокебу вырастил две гигантских листоподобных штуки и зашлепал ими, словно листами кровельного карбопласта. – Спасибо, друзья! – Роуз даже слегка приподнялась, чтобы изобразить вежливый кивок. – Мы здесь обязательно разберемся, в чем причина! А вы – наслаждайтесь заслуженным отдыхом! – Мы к утру подготовим организованные проходы до эллингов, – щедро пообещал Ласель. Лица стажеров при этом приобрели неописуемые оттенки эмоций. Все четверо сразу просекли, кому предстоит рыть проходы в груде сдохшей червячатины и неизвестно какого полуорганического дерьма. – Унифор! – Ласель поднялся с парящего комфорт-сиденья. – Кто желает совершить прогулку в джунглях подальше от этого, несомненно, притягательного, но неожиданного зрелища? – Нет, благодарим! – выступил посиневший юмми. – Мы будем переживать опыт дня и обмениваться накопленными... впечатлениями. – Награбленными, – одними губами пробурчал Джорджи. – А мы – копить силы после выматывающей поездки, – проблеял толстяк, и остальные поддержали его разноголосыми вскриками. Ласель расслышал что-то про "копыта отваливаются" и "жопы в трубочку" и не стал заниматься дальнейшими уточнениями. Кокебу на призыв не откликнулись, что в их культуре считалось вежливым отказом: делай вид, что не услышал, и все поймут, что тебе просто не хочется этим заниматься. Айтурек восстал с места. – Минуту, – подняла палец Роуз, и разворот плеч Айтурека тут же стал чуточку меньше. – Нам нужно посовещаться. – Благодарю всех за отличный день, – хорошо поставленным голосом объявил Ласель. – Прошу группы следовать за указателями! Вспыхнувшая в воздухе россыпь цветных огоньков обозначила, куда и кому идти. Айтурек нахмурился и с силой вонзил клинок в песок. – Не забудьте, унифор, завтра мы отбываем в одиннадцать стандартного, – напутствовал Ласель. – Отличного вам покоя. Энергично галдя и обмениваясь мнениями, толпа туристов двинулась в направлении жилого комплекса. Ласель полюбовался, как смешались разные расы, и в который раз испытал совершенно не несущую финансовой выгоды гордость за свою работу. Еще утром державшиеся особняком ксенамичис к вечеру, покувыркавшись в воде, добыв сувениры, перекусив и наконец по колено влезши в червячатину, стали намного ближе друг с другом. Следом за толпой покатились кокебу, на ходу стараясь трансформироваться во что-то среднее между юмми и фиели, и Ласель не сдержал улыбки. Стажеры, до сих пор мужественно хранящие молчание, сидели как приклеенные. – Говноразгребатели – там, – указал Ласель в сторону маленького симпатичного ангара с техникой. Ангар являлся вотчиной Эрнандеса, и мерзкий будущий бывший муж заерзал, явно страдая из-за перспективы, что в его сарае будут рыться всякие туристические прихвостни. – А нам можно послушать? – умильно осведомился Джорджи. – Пластиковые ложечки сами собой из океана не исчезнут, – подковырнул Ласель. – Поэтому прошу всех немедленно начать зарабатывать себе на сдачу допуска к дипломной работе. – Вот так всегда! – А-а! – Шеф, у которого нет нормального сердца! Эти и прочие вопли не произвели на Ласеля впечатления, которое должны были по замыслу. Роуз сидела с почти отсутствующим выражением лица, крутя в пальцах очищенную от сомнительных кишок трубочку бомбивиридиса, и Ласель волей-неволей начал поддаваться легкой тревоге. Стажеры все-таки поднялись и отчалили. Ласель перевел взгляд на Айтурека. Великий охотник стряхивал с лезвия последние песчинки, а потом деловито сунул его в ножны и плюхнулся на любезно подлетевшее к нему сиденье, оставшееся от Джорджи. Роуз вскинула голову и одним пальцем поманила всех присутствующих. – А что, охотнику тоже нужно участвовать? – чрезвычайно заботливо осведомился Ласель. – Более чем, – осклабился тот. Ласель бросил взгляд на Роуз, мысленно призывая матриарха изгнать упорную тварь, но ничего не произошло. Похоже, Айтурек успел втереться в доверие. – Так вот. – Роуз отбросила волосы на плечо. – Если эта дрянь попрет второй волной и доберется до силового контура, то мы с вами рискуем стать жертвой абсолютно незапланированного пожара. Ласель вскинул брови. Эрнандес тяжеловесно опустил локти на стол, уперся подбородком в мосластые жесткие пальцы и внимательно уставился на супругу. Яут, наоборот, откинулся на воздушную спинку и скрестил руки на груди, точно хотел посоревноваться с Эрнандесом в толщине предплечий. Впрочем, он бы все равно выиграл не напрягаясь. – Здесь у нас нетипичная для Ораж линия, – продолжила Роуз. – Эта линия жрет не ил, а... Ладно, если по-простому, то они копят энергию. И это нас приводит к какой мысли? – Я же говорил про жи-изнь, – заметил Айтурек. – Матриарх все понимает. Роуз молчала, молчал Эрнандес, и Ласель тоже пытался переварить сказанное. – В голове не укладывается, – пробормотал он. – Правильно, в этой голове места только для межвидового пьянства и разврата, – не преминул плюнуть в чужую делянку Эрнандес. – Роуз, как ты могла взять в рабы этого тупицу? – воздел руки Ласель. – У него же постоянно чешется на меня какая-то мозоль! Эрнандес зарычал. Ласель показал ему средний палец и демонстративно коснулся люнеты. – Это приводит нас к мысли о городском вмешательстве, – подытожила Роуз. – Остается только сообразить, чем нам это грозит прямо сейчас. Ласель по достоинству оценил безжалостный практицизм, возобладавший над научным интересом. На берегу негромко бухтели агримоторы, раздавливая горы мусора. Ветер нес тяжелый запах, вонзающийся в ноздри сквозь обессилевшие фильтры и оседающий сладковатой пленкой в легких. Все время хотелось откашляться, но Ласель только натянул воротник. – Келли, – позвал он. – На связи? "Конечно, – противным голосом сказал тот. – В глубокой связи с гадостью, сквозь которую уборщик не может толком продраться". – Это претензии не ко мне, а к местным, – отмел нытье Ласель. – Скажи-ка мне, куда вы дели подстреленного таракана? "Чего-о?" Судя по голосу, стажер усомнился в здравом уме куратора. – Насекомое, которое мы на Окраинах видели, и которое Самаркинд тащил с собой всю дорогу, – терпеливо сказал Ласель. Роуз так напряженно прислушивалась, что даже стало лестно. "Ав! – обрадовался Келли. – Так Джорджи его отдал в аренду рекламщикам с нашего уровня! Меньше говна, тьфу. Чичкана еще недавно с ним хромографировались, как одержимые". Ласель проглотил рвущийся с языка вопрос, когда это чичкана хромографировались с экземпляром и почему он не в курсе. Ясное дело почему, меньше нужно тратить жизнь и задницу на различных брюхоногих с зубами. – Вы б еще протокол по запудриванию мозгов отдали, – проворчал он, не в силах спустить на тормозах. – Неизвестный науке экземпляр! "Да кому он нужен, – все так же бодро отозвался Келли. – Мы еще на волонтерстве в камнеломке нашли целый улей". Ласель открыл рот, невольно вылезя из воротника, хватанул воздуха и немедленно поперхнулся усиливающейся вонью. – Дезинфектор включи! – прохрипел он. – Дышать же нечем, залейте это говно чем-нибудь! Какой улей? "Это к Джорджи, – ловко перевел стрелки стажер. – Он у нас специалист по видам и по пластиковым пакетам". – Ложечкам, – машинально поправил Ласель. Келли захихикал и отключился. Субординации в стажерах отродясь не водилось. – Улей, мать вашу, – произнес Ласель. – Нашли они… Впору было разораться, почему не сделали доклад, но причина плавала на поверхности: в Вильнёве водилось очень много всего странного. Город не гнушался производить вспомогательные механизмы, используя как образчики местную фауну, а Феросы вообще рылись в недрах инопланетного центра управления, извлекая оттуда бионические технологии. Поэтому очередной выплеск странных созданий в лучшем случае попал к Джорджи в диплом, чтобы потом стайки нелепых тварей носили гордое имя типа "долгоносики Вангреффа" – по фамилии счастливого первооткрывателя. Сам Ласель, к примеру, вовсе не хотел бы, чтобы под его фамилией ползал какой-нибудь кишечноротожопый червяк. Вернувшись мыслями к червякам, он снова подтянул воротник и развернулся. – Проклятые туристы! – провозгласил он. – Найденную мной похожую гадость уже отправили на выставку для туристов. – Что за гадость? – коротко осведомилась Роуз. – На Окраинах встретили. Летало, стреляло лазерами, притворялось городским ретранслятором. Возможно, у них нашлось бы что общее. К тому же... Он поперхнулся, закатил глаза и махнул рукой. Чуть не вырвавшееся признание про сумасшедшего, в котором твари свили гнездо – улей, – обжигало гланды. Прозвучало это, конечно, довольно жалко, но никто не устремился порицать куратора Обечаноффа. Роуз даже кивнула. – Неудивительно. Я успела поспрашивать другие... места, – пауза была маленькой, но Ласель ее сразу приметил, и давнишний список "вещей, которые Роуз Лусиэнтес не хочет озвучивать", пополнился еще одним пунктиком. Маленькая заминка и нейтральное слово, следующее за ней, прямо-таки вопили, что места эти далеко не всегда отмечены в каталогах официальных научных лабораторий. – Некоторые со мной поделились информацией, – продолжила Роуз, постукивая оболочкой червя по столу. – Так вот, мы не первые. Последние пару недель в разных местах происходят разные вещи. Что-то загорается, что-то взрывается – и это либо городская фауна, либо что-то местное, но... Как будто с этим кто-то тренировался. Айтурек сжал кулак, и когти пробороздили столешницу с каменным хрустом. Эрнандеса перекосило. – Я слышу страх, – прокурлыкал Айтурек. Ласель обвел взглядом присутствующих. – Ну, неудивительно, – сказал он, изо всех сил не желая погружаться в эту муть. – Столько лет жить в стерильной чистоте, как вдруг начинают заводиться какие-то тараканы и грибы. Не ровен час еще подцепишь сопли с поносом. – Особенно тебе пойдет понос, – проворчал Эрнандес. – А тебе – насморк до полу, – парировал Ласель. – Наконец-то черепушка изнутри станет чистой и красивой. – А ну цыц, – сказала Роуз, и оба послушно заткнулись, точно студенты первого курса. Ласель еще не успел подумать о чем-нибудь более приятном, что могла бы Роуз произносить таким твердым голосом, как она продолжила: – Значит так, никому не хочется терять прибыль, верно? Ты, Ласси, хочешь спокойно довести туристов. Мы с Эрни – закончить свою программу. Мои юные придурки... – тут она взяла паузу. – Получить свои зачеты и дипломные работы. – Дорогая, как ты деликатна, – восхитился Ласель. – Я думал, ты скажешь что-то вроде "перетрахаться с ксенамичис"! – И это в том числе, – хладнокровно сказала Роуз. – Поэтому я предлагаю пакт. Теперь уже брови поехали вверх у всех – у Айтурека вместо этого растопырились клыки. Ласель мимоходом отметил, что про цели клыкастого Роуз ничего не сказала. Видимо, великий охотник не счел нужным снисходить до объяснений. – Мы как обычно доводим сезон, – медленно сказала Роуз. – Тихо, без шума и пыли. Ласель, ты очень аккуратно возишь туристов, чтобы ничего не случилось. Мы обеспечиваем выгонку по всей прибрежной полосе и смотрим, чтобы детки никуда не влезли. Может даже пораньше их распустим. – Так они и полетят, – усомнился Эрнандес. – Без зачета автоматом – и не надейся. – Будет им зачет автоматом, – трагически вздохнула Роуз. – Ну а мы тут еще поковыряемся, поразбираем эти странные, м-м... В общем, поразбираемся. И сделаем отчет. – Без меня, – мгновенно обозначил Ласель. – Ненавижу официальные запросы и расследования. – Не иначе, убил кого-то в свое время, – осклабился Эрнандес. – Вот и скрываешься, как трусливый червяк. Нет, как новый трусливый вид червяка – разлагающийся на берегу. – Когда я расскажу тебе, что эти сволочи сделали с моей двоюродной тетушкой... – торжественно начал Ласель. – Нет! – хором воспротивилась чета Луисиэнтес. – Можно было бы послушать хотя бы из вежливости! – возмутился Ласель. – Ты рассказываешь об этом уже четвертый сезон! – рявкнула Роуз. – Еще два сезона назад я сказала, что не желаю больше слышать историю бедной старушки Жозефины! – Это все потому, что вы оба злобные инкубаторские без родственных чувств, – надулся Ласель. – Да, и это нас объединяет в крепкую семью, – охотно поддакнул Эрнандес. – А ты не лезь в нашу личную жизнь немытыми руками. Ласель повертел руки у себя перед носом и демонстративно сдул с имплантов пару пылинок. – Сражаться за внимание матриарха – всегда почетно, – заметил Айтурек. – Матриарх уже одарила своей милостью конкретно меня, – с удовольствием сказал Эрнандес и поднялся. – Ну, мы договорились? Ласель помедлил, но Роуз тоже встала, и он поднялся следом, как привязанный. – Не голосить о нашествии. – Эрнандес сжал кулак и вытянул перед собой. – Не голосить, – неохотно согласился Ласель, чувствуя нелепую потребность немедленно сообщить об этом в прессу. Исключительно из нелюбви к Эрнандесу. Роуз протянула руку, Ласель тоже, и Айтурек с громким ворчанием присоединился к ним, развернув запястье, чтобы не столкнуться ни с кем лезвиями. Четыре кулака легонько стукнулись друг о друга. – Мадам Роуз! – радостно завопили из-под "колпака". – Они пахнут горелым!* * *
К утру расчистка побережья общими силами закончилась. Ласель плюнул на сибаритскую жажду пообниматься с аэроподушкой, оседлал роторный заглубитель, и в паре сотен метров от береговой полосы появилось отменное захоронение. В братскую могилу с горкой были навалены черви, к счастью, прекратившие переть на берег. Сверху Эрнандес любезно полил их своими биологическими отходами, каковые только по глупости называл передовыми разработками. Образцы, не пригодившиеся студентам и недоукраденные стажерами, были изъяты и торжественно погружены в то же захоронение. Айтурек предлагал все это великолепие еще и сжечь во славу очищения, но Ласель с Эрнандесом хором возразили, а Роуз напомнила о неисследованных наукой запасах топлива внутри бомбивиридисов. Под воздействием разработок Эрнандеса рассыпчатый холм побулькал и медленно остекленел, превращаясь в мутный наплыв среди барханов. Ласель снова взялся за джойстики, и заглубитель мигом навалил сверху целую гряду. По уверениям Эрнандеса, нижний слой должен был намертво схватиться со стекловидной массой, и даже в случае миграции дюн секрет остался бы надежно прикрыт. Впрочем, Ласель собирался мигрировать куда раньше, чем дюны, так что его это мало волновало. – Ну что ж, – они стояли перед холмом, почтительно сняв головные уборы, у кого какой был. – Главное – чтобы туристам ничего не мешало. – Скидка, чартер, пакетный тур! – хором сказали стажеры и снобски окрасили униформу в парадный лазоревый. Среди студентов растерянно хихикнули. – Туристический юмор, – любезно разъяснил Ласель. – Три мегатурии нашего бизнеса. Великий охотник расхаживал по вершине получившейся дюны, зарываясь в нее когтями. Периодически он терял равновесие и небрежно взмахивал рукой с зажатым в ней копьем. Выглядело так, словно Айтурек похоронил под холмом минимум тысячу врагов и примерялся, где удобнее сделать селфи на фоне утренних созвездий. – Мы настроим береговые радары. – Роуз поправила волосы, непослушно взмывающие на ветру. – Если что-то вздумает снова полезть к нам, мы хотя бы будем знать заранее. – А резервер включен? – небрежно поинтересовался Ласель. – Наготове, – перетянул диалог на себя Эрнандес. Ласель покосился наверх. – Я стукну тебя прежде, чем великий охотник спустится с холмов, – предупредил Эрнандес. Студенты захихикали, стажеры сделали чопорные выражения лиц. Андрэ забубнил что-то безусловно религиозного толка, но из-за настройки вокса совершенно неопределимое. – Я только спросил, – с достоинством сказал Ласель. – А уже угрозы и необъяснимая агрессия. Роуз, что твои студенты подсыпают ему в суп, почему старина Эрни кусается? – Это ты его постоянно кусаешь, – отмахнулась Роуз. – Всем спасибо, давайте расходиться! Ласель открыл рот и на секунду застыл. На фоне подсвеченного неба прямо за спиной яута вырос стремный угловатый силуэт – и тут же потек, изменяясь и пытаясь мимикрировать под клыкастого. Айтурек, не оборачиваясь, резко взмахнул копьем. Силуэт так же резко разделился надвое, отлетевшая вверх часть удерживалась только на перемычке, а потом, когда копье вернулось на место, опустилась и невозмутимо присосалась к прежней границе. – Не позорить воинов поддерками! – прохрипел яут и смачно сплюнул в сторону. – Я лишь пытаюсь быть учтивым, – возразил кокебу. – Мы находим, что ксенофобия может быть уменьшена, если вежливо копировать. – Моя ксенофобия от этого только р-разрастается, – фыркнул Айтурек и потопал вниз по холму. Силуэт кокебу, слегка видоизменившийся и отощавший, заскользил следом за ним, вспарывая песок узкими ходулями. Роуз оседлала сайклон и воспарила над бренной поверхностью, изгаженной червями. – Унифор, вам следовало отдыхать! – вполголоса накинулся Ласель на кокебу. – Зачем вы шарахаетесь там, где ничего полезного с туристической точки зрения нет? – Здесь все интересно, – не согласился кокебу. – Застывший мир полон вызовов. Вы даже не представляете, как это потрясающе. Словно само время остановилось. Эрнандес сделал постное лицо, и Ласель невольно скопировал: всем хотелось надеяться, что кокебу не слышал семиэтажных матерных выражений, которыми сопровождался процесс свезения и закапывания бомбивиридисов. Ласель не любил, когда сахарная иллюзия вышколенной вежливости разбивалась прямо на глазах у туристов, ради которых и поддерживалась. – Поверьте, завтра у вас будет гораздо больше интересных впечатлений, – пообещал он. – Давайте почтим это место уважением и оставим все природе. – Из движения вышло, движением и станет, – согласился кокебу, незаметно морфируя под Роуз. Во всяком случае, грудь он уверенно отращивал сантиметр за сантиметром. Ласель даже на пару мгновений задумался, что неплохо бы предложить унифор кокебу прогуляться под луной и освоить некоторые межрасовые коммуникации, но под заинтересованными взглядами студентов, изучавших тот же морфизм, он сдержался. – Ограбили! Вопль, слабый и отдаленный, пронесся над дюнами, и все, исключая Айтурека, подпрыгнули. Кокебу проделал это даже с некоторым изяществом, точно танцор балета. Сцена "Испуганная Персея роняет яблочко". Еще не подпрыгнула Роуз, потому что сидела на сайклоне, но брови у нее взлетели очень высоко. – Враги? – предположил Айтурек, доставая из пояса один из бессчетных острых предметов, которые прятались там невероятным образом. Дюнное благолепие прорезал еще один звук – разгневанное бессловесное блеяние. – Я так и знал, – обреченно сказал Ласель. – Унифор юмми опять сперли что-то, принадлежащее не им. Кокебу отчетливо хихикнул и морфировал нижней половиной тела в узнаваемую крабоподобную форму. – Джорджи, проводите унифор кокебу к месту расположения, – попросил Ласель. – А я пойду и улажу возникшее недопонимание. – И я! – возбужденно фыркнул Келли. – Много не пей! – бесчувственно пожелал Эрнандес, и направился следом за Роуз. – Тяжела ваша ноша! Стажеры деловито делили технику со студентами. Джорджи любезно предлагал локоток кокебу, и тот с удовольствием щупал прекрасный неподвижный и неморфируемый объект длинными пальцами. Блеянье повторилось снова. Ласель обреченно вздохнул. Оставалось надеяться, что хотя бы Айтурек проявит милосердие и заявится скрасить раннее утро человеку, измученному дипломатическими сношениями.* * *
К обеду на расчищенный пляж явились унифор туристы в полном составе, но некоторые из них – слегка ощипанные. Кокебу с удовольствием сымитировали потрепанных юмми, фиели гордо топали копытцами по белым плитам дорожки, а симбиоты скрипели и крякали, напоминая стадо осторожно негодующих уток. Ласель приветливо скалился, стараясь загнать раздражение поглубже. Айтурек заявил, что у него изменилось настроение и ему надо поразмыслить о путях матриархов. В результате вместо уютного междусобойчика в пяти кубометрах секции для сна Ласель вынужден был в гордом одиночестве читать отчеты со всех станций, любезно предоставленные Роуз, и страдать, воображая, как Эрнандес лезет на ложе к супруге. "Альфонс" негодовал и повышал уровень кортизола. Перед погрузкой туристы дисциплинированно образовали полукруг, в котором все друг друга пытались пихнуть, боднуть или хотя бы укусить. Симбиоты кровожадно щелкали ротовыми щелями, снизив кряканье до вкрадчивого поскрипывания, и фиели бдительно прятали короткие пушистые хвостики. Толстяк красовался в крафтовом доспехе, явно собранном кем-то рукастым от большой скуки. Чего только стоила боевая роспись с пылающими кострами и метанием копий в ассортименте. – Унифор отдыхающие! – Ласель вскочил на скирион и поднялся вместе с ним на добрый метр. – Настал великий день! Мы с вами сделались свидетелями грандиозных событий! Сначала – загадочный импульс из недр океана! Потом – исход морских тварей. И наконец сегодня мы сделаем шаг в неизведанное! Мы раскроем эти тайны! Монстры океанических глубин покорятся нам! – Ура! – возопил толстяк и треснул себя кулачишкой в пузо. – О нет! – В атаку! – заголосили остальные фиели, подпрыгивая и встряхивая головами. Крошечные рожки, усыпающие твердые костистые черепа, вспыхивали под солнцем алмазными искрами. Фиели не хуже людей загорали, и к концу высокого сезона многие уезжали, источая почти нестерпимое сияние. Особенно романтические натуры приговаривали, что из-под ступней фиели вытекает ангельский свет, а над головами реют нимбы. Ласель сомневался, что ангелы в мифологии были рогатыми и копытными, не считая какого-то одного, по ошибке сверзившегося куда-то там на девять ярусов вниз и там мутировавшего от тоски и нехватки витамина D в организме. – Ура, – поддержал бледно-желтый юмми. – Надеюсь, мы получим достойные... трофеи... – Мы будем их тщательно охранять! – кучерявый фиели ткнул его в бок. Симбиот квакнул. – Не вздумайте покушаться! Ласель благосклонно улыбнулся. Маленькие дружеские драки только укрепляли отношения в коллективе. Уж тут дела точно обстояли получше, чем с бачу, тресни их задница. – Трофеи! – согласился Айтурек, естественно, не преминувший присоединиться к путешествию. – Победа или смерть! Матр-риархи одобряют! – Победа! – рявкнул толстяк. – За долины! – поддержал его товарищ слева. – Все в движение, – наконец добавил свой голос один из кокебу. Его голова напоминала сюрикен. – Бездвижность – вызов! С самонакручиванием туристы тоже справлялись на отлично. Никому из них даже не пришло в головы спросить, что же на самом деле случилось ночью. Коллективный туристический разум пришел к выводу, что все здесь специально играется для них, и Ласель собирался поддерживать в них это убеждение. Аттракцион должен работать, фиаты должны капать. Помимо кораблей на экскурсию отправлялся один хелизион. Роуз решительно высказала свое веское мнение начальника биостанции: группу должен сопровождать наблюдатель, дабы, если группу начнут есть, было кому сделать уникальные кадры. А уж наука-то эту жертву не забудет. Эрнандес, бесхребетное существо, полностью одобрил затею, хотя изначально хелизион вместе со студентом Шоффре должен был патрулировать район горячих источников и наблюдать за тамошним биологическим неразнообразием в попытках выследить истоки червячьего безумия. Шоффре светился от радости, хотя тщательно пытался ее скрыть, но уголки губ у него то и дело ползли вверх. Стажеры при нем изо всех сил вели себя как пресыщенные, многое повидавшие люди, которым уже надоело спасать различные расы от конфликтов. – Так не отступимся же! – подытожил общий настрой Ласель. – Группы, все на борт! Солнце сияло в барашках плотных океанических волн. Корабли перебрасывались веселыми бликами. Айтурек потрясал копьем и не очень членораздельно обещал зарубить любую пластиковую ложечку, что встанет на его пути в темных опасных водах. Студент Шоффре радостно поскакал в направлении хелизиона, сбивая провожающих, стажеров и наступая на просушиваемые на солнце трубочки бомбивиридисов, заботливо подписанные товарищами. В спину ему полетели гневные крики. Келли выудил из-за пазухи боцманскую дудку и торжественно в нее дунул. Трубка носила следы спешной объемной печати в домашней мастерской, собранной из ведра, стыренных печатных пластин от экспликатора и солнечных батареек. Эрнандес должен был весьма огорчиться, обнаружив кастрацию агрегата, и Ласель немедленно начал чувствовать себя лучше. Экипажи разделились, как и вчера. Айтурек занял половину капитанского мостика и забухтел о величии охоты под ослепительным солнцем. Фиели и юмми рассыпались по палубе, кокебу оккупировали тетагласс, любезно создавая рваные тени, и Ласель вывел "Посланника" на водные просторы.