Ева за семью печатями

Айтурек взялся обтачивать когти, и сухой вжикающий звук пилочки заполнил помещение. Ласель уселся скрестив ноги и подпер подбородок ладонью, наблюдая за процессом. Прижатая к груди массивная ляжка и напряженная икроножная мышца, четко поделенная на три продольных группы, притягивали взгляд. А еще колено – массивное, с хорошо видимыми дополнительными суставными крышками. Вот уж кому не страшно случайно выбить сустав, криво приземлившись. Ласель стянул комбез, задрал собственную ногу и критически на нее уставился. В целом остался доволен увиденным – обычные качественные человеческие мышцы в дополнительной оплетке из жантюров – и опять переключился на Айтурека. Пилочка вжикала, яут сосредоточенно дышал, на каждом выдохе сдувая пыль, и Ласель все больше ощущал, что они зря тратят время. Он откашлялся. – И все-таки, великий охотник, – протянул он, – в какие края ты направишься? – В город, – неопределенно отозвался яут. – Городов на Ораж много. – В Роппонги, гюнешим, зачем ты такой рюбопытный, кючюк бей? Люнета придала последнему слову настолько снисходительно-покровительственный оттенок, что Ласель рефлекторно вздернул верхнюю губу, и только потом до него дошло название города. – Роппонги... – повторил он. – Сам ты мальчик! – Всяким образом постар-рше тебя, – сообщил Айтурек и последний раз дунул на коготь, убирая пилочку. – Так! Теперь хорошо. – Мерзкий городишко, – пожаловался Ласель, почесывая лопатку. – Был я там и совершенно не впечатлился. Всюду эти консервы-железки, понатыкано пагод в сто сорок этажей. Фу. – Ты просто плохо изучал чужую кур-рьтуру, – поддел яут. – А их кухня верикорепна! – Эа у них не великолепны, – непримиримо сказал Ласель и, вспомнив пчелышков, добавил: – Очень противные. Бзж. Яут прищурился и закурлыкал. Ласель потянулся, поболтал ногами в воздухе, и спрыгнул с постели. Неторопливо двинулся к яуту, заложив руки за спину. Айтурек монументально скрестил руки на груди и уставился на него с пристальностью служебного дроида. Ласель остановился перед ним, ковырнул большим пальцем напольное покрытие и вздохнул. – Плакали две недели моего быстрого заработка. Сплошное разочарование и долги! – Чьи? – удивился Айтурек. – Ну как же, – Ласель, все еще не расцепляя рук, склонился к нему. – Ты же мне задолжал как минимум одну ночь секса. Помнишь? Глаза у яута блеснули, но он развел клыки в ехидной усмешке и даже чуть подался назад. – Когда это было, гюнешим? Мой кристар-рьно четкий разум не помнит подобного. – Не далее чем вчера! Сбежал, утверждая, что у тебя много дел. Лгал и изворачивался. – Гюнешим, не ты ли полчаса назад сотрясал воздух заяврениями о своей неприкосновенности, а? – Ты тоже непоследовательно сбежал с вахты, хотя клялся торчать на ней до победного! – Я оставил техническое устройство! – А я передумал, – безмятежно улыбнулся Ласель, выпрямился и с видом завоевателя поставил ногу на колено яуту. – В конце концов, в любой момент меня могут съесть. Почему последним, что я буду вспоминать перед тем, как меня переварят, должна быть противная рожа Эрнандеса, расставляющего следилки по всему периметру турбазы? Айтурек несколько раз быстро моргнул, явно задумавшись над сложной фразой, а потом заперхал, скрывая клекот. И схватил Ласеля за жопу обеими руками. Дернул, проводя стремительную подсечку, перекатился и подмял Ласеля под себя. – Велики... фх... м-м! Впечатавшись в напольное покрытие всей физиономией, Ласель почувствовал, как ворсинки быстро ощупывают его лицо и разочарованно опадают – упавшее в них оказалось непригодным для съедения. Айтурек, рыча, как заглубитель, потянул за жантюры, словно хотел скрутить Ласеля в фигуру высшей Камасутры. Ласель поперхнулся, когда его чуть не сломали в пояснице, резко задрав ногу, и на второй ноге уже извернулся, чтобы оказаться хотя бы боком к яуту. В голове мелькнул образ упругих черных тел с раскрывающимися бутонами, и электрические искорки внезапного возбуждения стрельнули по позвоночнику. Святой Франциск, у него вставало на чертову технику. Едва не выкорчевав его из сбруи, Айтурек таким же зверским движением перевернул его обратно на живот, и Ласель заелозил от накатывающего возбуждения. Истоптанный неизвестно кем пол сейчас казался чуть ли не самым восхитительным любовником, умело ласкающим начавший подниматься член. За спиной грохотало, звенело и лязгало – великий охотник расшвыривал детали собственного гардероба. – Голову не оторви! – посоветовал Ласель, втираясь бедрами в пол. – Мор-рчи, гюнешим! Шлепок по жопе был весьма неожиданным, но бодряще стимулирующим. Ласель радостно хрюкнул и даже поднял зад повыше, приглашая Айтурека повторить. Вместо этого ему на спину опустилась такая тяжесть, что из груди одним толчком вышло дыхание. – Э-эк-кх... Аккура... Айтурек сунул руки ему под грудь и сомкнул пальцы в замок. Ласель дернулся, Айтурек приподнялся, давая ему возможность оттопырить задницу, и они замерли в этой позе, одинаково тяжело дыша. Наконец Айтурек шевельнулся, расцепил пальцы и почти нежно ухватил Ласеля за подбородок. Потянул, разворачивая к себе, и Ласель встретился с ним взглядом. Айтурек бессловесно закурлыкал, раскрыл клыки и подался к Ласелю. Язык коснулся губ, Ласель охотно открыл рот и погрузился в яутскую версию поцелуя. Уперся растопыренными ладонями в пол, и ворсинки с любопытством начали исследовать влажную кожу, впитывая соль. Язык медленно скользил у него во рту, точно ощупывая, и это было удивительно приятно. Ласель чуть прикрыл глаза, наслаждаясь этим теплым скольжением и стараясь поймать Айтурека собственным языком. Сердце застучало так заполошно, что на мгновение даже сдавило виски. Может, во всем виноват был окутывающий его запах кислых перебродивших яблок, действующий, словно алкоголь. Ласель задышал чаще. Ворсинки на полу продолжали ощупывать его бедра, и он слегка подался вниз, желая этого прикосновения уже и к своему члену. Айтурек тоже опустился чуть ниже. Двести кило мускулатуры, невероятно прочных и тяжелых костей, клыков, дредлоков и всего остального, включая десять кило браслетов, прижали Ласеля к полу. Почти нежные движения языка выступали с этим таким контрастом, что в глазах мутилось. Ласель даже упустил момент, когда член яута оказался на свободе. В ушах стоял только шум собственного сердца и сбитое дыхание, поэтому звук раскрывающегося капюшона он не услышал. Зато почувствовал горячее и мокрое скольжение по ягодицам. – М-м... Айт... м-м... Яут не дал ему заговорить, снова проведя языком. Одна рука поддерживала голову Ласеля, на второй он лежал грудью, ощущая пока еще прохладный металл украшений, и ничего больше не оставалось, кроме как податься бедрами навстречу настойчивым попыткам, которыми член пытался раздвинуть его ягодицы. Спроецированный экран люнеты то и дело разрывали яутские клыки, поэтому Ласель почти не видел привычных графиков, но "Альфонс" снова помогал ему ощутить невероятное возбуждение, которое накатывало в постели с ксенамичис. И Ласель прогнулся в спине, предлагая себя целиком. Айтурек то ли всхрапнул, то ли охнул, сжал клыки, обхватывая ими голову Ласеля, и мгновением позже мокрая головка упругим толчком вошла в ждущий ее проход. Отозвавшись мычанием, Ласель попробовал сам насадиться еще глубже, однако, как всегда, член яута для подобных вещей подходил гораздо лучше. Он уже шевелился вовсю, растягивая подрагивающее кольцо, неумолимо проникая дальше. По спине сыпанули горячечные мурашки, грудь, притиснутая к напряженному предплечью, покрылась испариной, и когда Айтурек первый раз толкнулся бедрами, Ласель проехался по этой руке, тщетно попытавшись упереться в ковер. Член оставил мокрый след на мягком покрытии, соски, царапнутые браслетами, откликнулись сладостным напряжением, и Ласель застонал в клыкастую пасть. Язык обвился вокруг его собственного, член яута изогнулся вправо-влево, наполовину вышел и толкнулся обратно. – М-м! Стонать совсем уже не получалось, Ласель закинул руку за голову, ухватился за что попало и неистово сжал пальцы, показывая, как ему нравится происходящее и как он хочет еще и еще. Клыки прошлись по его лицу, язык на мгновение выскользнул изо рта, чтобы влажно и горячо пощекотать скулу, и вернулся обратно. Пропускающий через себя волны мускульных сокращений член неторопливо снова и снова нырял в растянутую этими движениями задницу, и Ласель отчаянно пытался тереться об пол, чувствуя, что ворсинки спешно собирают текущую из уретры влагу. Его любимое колечко опять вращалось, крошечный шарик на нем, проходя сквозь туннель в чувствительной плоти, добавлял ощущений, и у Ласеля уже начало звенеть в ушах. Наполовину разорванный экран люнеты показывал оранжево-красные полосы. Неожиданно Айтурек замедлился, и его движения сделались мучительно неторопливыми, словно он внезапно решил заснуть посреди секса. Дредлоки, усыпанные колечками, мягко колыхались, почти ложась на пол. – М-мх? "Не спеши, – коснулась пылающих мозгов фраза с нейролинка. – Наслаждайся". Ласель вновь замычал, дергая за эти, казалось, набухшие от возбуждения дредлоки. Он слишком разгорячился, он не мог ждать, совсем не мог, нужно было еще чуть-чуть этих прекрасных толчков, массирующих его простату, чтобы выплеснуться на пол... Но Айтурек продолжал с ленивой неспешностью, и Ласель отчаянно заскулил, надрывая горло. У него дрожали мышцы, голова кружилась, сердце колотилось как в спринтерском забеге, и в противовес этому нестерпимо медленные фрикции казались самой настоящей пыткой. Даже мускулы пронзающего его члена напрягались и расслаблялись неспешно, и непроизвольно сокращающийся анус тщетно обжимал скользящий сквозь него ствол. Едва не кипящая смазка оставляла полосы на внутренней стороне бедер, и опаляла дрожащий задний проход. Ласель почти зарычал, кусая блуждающий у него во рту язык. Айтурек предупреждающе цапнул его за виски, а ладонь на челюсти и частично вокруг горла стиснулась. Тоже медленно, но очень ощутимо. Чувство, что его умышленно мучают, накатило дурной горячей волной. "Мне не нравится!" Айтурек окончательно замер. Его недоумение опустилось на горящую голову тяжелым покрывалом. Он разжал клыки, и язык освободил рот Ласеля. – Что-оу, гюнешим? – Не нравится, – хрипло, зажмурившись, сказал Ласель. – Я хочу быстрее. Еще секунду царила пауза, а потом член в нем содрогнулся. И так резко выскочил наружу, что Ласель вздернулся всем телом и непроизвольно охнул. – Вот так? – Д... да! Да! Вот!.. Так!.. На каждый его выкрик приходился полноценный удар, с которым вновь оживший хер погружался в раскаленную задницу. Айтурек снова сцапал его за голову, наполовину придушил своим поцелуем и вдобавок тяжеловесно задвигал бедрами. – Нр-равится! – почти ликующе простонал Айтурек. – Нр-равится! Размазанный по полу, задыхающийся, Ласель дергал ногами и чувствовал себя самым счастливым на свете. Спину царапали острые части ожерелья, задницу припекало, когти впивались в кожу, усиливая возбуждение. Трещали ребра и шея, твердокаменный живот Айтурека давил на поясницу, из-за чего внутренности у Ласеля будто сжимались, и яутскому херу в них становилось тесно. Толчки этого хрена продирали насквозь, анус беспомощно раскрывался с каждым движением, не в силах притормозить безжалостный ритм. В жилах яростно пульсировала кровь, и на люнете красные вспышки наконец-то начали выцветать в белый. Собственный член неконтролируемо вздрагивал, простата, казалось, разбухла вдвое и во столько же раз сильнее отзывалась на почти что удары в нее. – Ахм-м... М-м! М-м! Свело локти, икроножные, даже подошвы свело в мучительном, но невероятно сладостном спазме. Оргазм решительно выкрутил все жилки в теле. – Р-раср-роу! Заткнутый языком и членом одновременно, Ласель застонал, цепенея в долгожданном экстатическом припадке. Лопатки тоже свело, в и без того пылающей заднице точно взорвалась бомбочка особого концентрированного удовольствия, и Ласель подавился собственным голосом. Член пульсировал вместе с биением сердца, выплескивая сперму в жадные рты ворсинок, на яйца текло, яут над ним стонал, рычал и так тянул вверх за голову, что пришлось приподняться над полом на дрожащих руках. Щетинки на яутском брюхе ширкали по спине, и даже это казалось очередной нотой в крещендо удовольствия. Глухо взвыв, Айтурек буквально вколотил в него раздутый хер по самые гланды и задергался, кончая. Мускулы на члене раздулись, каменея. "Альфонс" торжественно зафиксировал хлынувшую в разгоряченные внутренности сперму, Ласель загнанно всхрапнул и зажмурился. Распирающий жар заставил его рефлекторно напрячься, пытаясь вытолкнуть лишнее. "Лишнее", горячее и жгучее, предсказуемо выплеснулось на яйца. Айтурек дернулся назад, окончательно разворотив ему задницу. – О-оу! Ах ты... У-у! Бессвязное завывание вырвалось само собой. Ласель стиснулся, сомкнувшиеся ягодицы только усилили жжение, и он тут же раздвинул ноги снова, насколько пускала навалившаяся туша. Ворсинки почти обсасывали его член, колечко провернулось еще чуть-чуть, и Ласель честно закатил глаза, не менее честно готовясь рухнуть в обморок. Вместо этого рухнул Айтурек, правда, не сверху, а рядом. Ласель шлепнулся на живот и слегка вернулся в действительность. Рука, все еще оставшаяся под его грудью, пару раз вздрогнула и ощутимо расслабилась. Не в силах больше терпеть продолжающиеся ласки ворсинок, Ласель резко развернулся. Они с яутом оказались лицом друг к другу, и Ласель длинно прерывисто вздохнул. Жопа полыхала костром. – Я испр-равился? – буркнул Айтурек. – Угу-у... Сжимая и разжимая ягодицы, Ласель дождался, когда большая часть горючей спермы вытечет из него, а потом завозился. Срочно требовалось то ли обняться, то ли завести беседу о смысле жизни. Помявшись секунду, Ласель решительно выбрал второе. – Вот это я понимаю, – пропыхтел он. – Теперь пусть меня едят, уже не так жалко. Айтурек выразил согласие шумным сопением. Прикрытые пленкой третьего века глаза довольно мерцали, приоткрытая пасть демонстрировала глубокое удовлетворение и расслабление. У него даже начал шевелиться язык – рефлекторное движение, которого цивилизованные крокодилы всеми силами избегали. Беседа не задалась. Вздохнув, Ласель подвинулся ближе, елозя головой по подставленному плечу, втиснулся яуту под бок и возложил ногу на освоенную тушу. Чуть раскрывшийся анус мгновенно запротестовал, и Ласель прижмурился. – Прекрасное настроение, так и тянет гадость кому-нибудь сделать, – доверительно поделился он. – Как думаешь, может, пойдем, подговорим кокебу Эрнандеса какашками закидать? – Гюнешим, ты вредоносен, как ядовитое насекомое! Яут обхватил его рукой, дернул еще ближе, и Ласель оказался вжат ему в подмышку лицом. Айтурек дохнул ему на макушку. – А фто, – невнятно сказал Ласель сквозь резкий запах яблочного сидра. – Хороший секф фсегда требует громких пофтупкоф пофле него. Айтурек зарычал, перехватил его еще и второй рукой, а потом развернулся, так что Ласель оказался придавлен просто со всех сторон. Но хотя бы из-под мышки его выпустили. Взбрыкнув и почесав ноги одну об другую, Ласель устроился удобнее и дал "Миледи" команду открыть сводки последних новостей. Была бы возможность, он бы сейчас еще и пару хромок сделал бы, но Айтурек прихватил его со знанием дела, обездвижив почти полностью. Так что даже горящую задницу было не почесать. Ласель снова перхнул, чувствуя, как сочится жидкость меж ягодиц, и сморщил переносицу, чувствуя себя восхитительно грязным и лишенным малейшего стыда. – Обязательно оставь мне свои координаты, – сказал он, скользя взглядом по картинкам, снятым с сорокового яруса: на тридцатом опять что-то случилось с системой отвода, и целый квартал накрыло выбросом, в котором организованно метался сейчас с десяток служебных карантин-модулей. – Не могу упустить такой замечательный шанс потрахаться. – О, гюнешим, лучше ты оставь мне координаты борделя, в котором работаешь в свободное от ср-ружбы время. – Вот это поклеп! – возмутился Ласель. – Почему? Это подходящее тебе хобби. – Ты что, даже не ревнуешь? – еще больше возмутился Ласель, ударяя коленом. Увы, его колено было лишено дополнительных суставных крышек, поэтому об яута этот хрупкий биологический механизм можно было разве что поломать. Айтурек мелко заклекотал и поворошил ему волосы на макушке. – Я не владею тобой, гюнешим, и потому ни к чему ревновать. Р-разве что... Он многозначительно замолчал, и Ласель почти против воли с любопытством задрал голову. Жар в заднице это любопытство подогревал. – Разве что однажды, – с загадочной харей сказал яут, – я решу похитить тебя и увезти в свой мир. Вот тогда я посажу тебя на золотую тр-рофейную цепь! Ахарх! И довольно забулькал. Высказанная идея пробудила в Ласеле такую бурю, что он снова попробовал пробить коленом чужое бедро, и на этот раз с помощью жантюров удалось вызвать у яута фырканье. – Хрена с два, – твердо заявил Ласель. – Во-первых, не смей посягать на мое право давать в жопу направо и налево. Во-вторых! Тьфу! Не слюнявь меня! Яут с хлюпаньем втянул язык и звучно пощелкал клыками. – Во-вторых! У вас там наверняка еще более омерзительная природа, чем здесь! – Ну, ну, – яут утешающе похлопал его по жопе. – Право стать моей добычей надо еще заслужить. Старайся лучше, Р-Раслоу, и тогда я подумаю. – Пфхрм. Прибитая сексом фантазия внезапно встрепенулась, и Ласель обозрел внутренним взглядом пару смутных образов, включающих трофейные цепи, яута, потрясающего копьем, и почему-то музейный ковер. В ковер по плану фантазии заворачивали трофеи, особенно если трофеи орут на интерлингве и грозятся подать в суд. Образы настолько тревожили высокие струны души и пошлое телесное между ног, что Ласель предпочел свернуть опасный разговор. – Пожрать, – невнятно пробормотал он. – Я должен пожрать. Яут всхрапнул и перекатился на сторону, освобождая его. Длинные дредлоки, вечно слегка шевелящиеся, словно принюхивающиеся змеи, теперь лежали удовлетворенными гидрами, и нагло призывали намотать их на кулак и хорошенько подергать. Ласель с трудом сел, избегая опускаться на ягодицы. Нити в мышцах, которые он всегда чувствовал при хорошей встряске, тонко звенели. Несколько лет назад он и не встал бы после таких экзерсизов. Даже если очень хотелось бы жрать, в туалет и кого-нибудь прибить. Но сейчас ресурс имелся, и ресурс настойчиво требовал жрать. За пределами кубика жилища царил благостный, не нарушаемый никакими механизмами покой, и Ласель почувствовал иррациональную уверенность, что их оставили в покое насовсем. Сглатывая голодную слюну, он поднялся и сделал несколько неуверенных шагов, мужественно игнорируя стекающие по бедрам горячие струйки. Потом стало легче, целеустремленное желание закинуть в себя несколько тысяч калорий завладело его ногами и отправило Ласеля на неутомимые поиски какого-нибудь питательного элемента. – Гюнешим, ты одержим пищей, словно помойный хряк, – не преминул сообщить Айтурек. – А ты спи, спи, – благостно пожелал Ласель. – Я сейчас все съем, потом отрежу от тебя кусочек и тоже съем. – Очень хамское поведение, гюнешим, – подосадовал яут. Успешно заправившись найденными сладкими батончиками, а заодно использовав гору удачно подвернувшихся салфеток, Ласель уставился в предусмотрительно затянувшееся отражателем стекло. Ставшее привычным за годы лицо смотрело на него из гладкой поверхности. Длинные темные ресницы, глаза глубокого зеленого цвета, искусно вырезанная скульптура лица. Влажные, завившиеся кольцами волосы. Плечи, грудь, торс, ноги... Ровный бронзово-радужный загар нежно лежал на коже. Черт побери, при необходимости Ласель бы нашел, как торгануть собственной внешностью. – Я чертовски хорош, – сообщил он самому себе. – Не понимаю, почему мне еще не посвящают стихов. Айтурек! Ты там как, не помер?! Из-за спины немедленно донесся бурный храп. * * * Рейс за Роуз и туристами должен был прибыть в шесть утра. О причине такого неудобного времени Ласель задумывался неоднократно и ответа никогда не находил. Летчики обычно ссылались на погоду или волевые решения руководства, но закон больших чисел свидетельствовал, что это не простое совпадение, а злостный умысел со стороны частной авиации, которая никогда не считалась с чрезвычайно произвольным режимом сна Ласеля. И не только его: ведь кто-то мсье Обечаноффа вез и, следовательно, тоже не спал, бормоча в его адрес проклятия и репетируя радостное "Добро пожаловать!". Когда завибрировал будильник, Ласель как раз находился в середине короткого сна, в котором Декардофф, рыдая и стоя на коленях, предлагал Ласелю взять в руки управление гигантской туристической империей, потому что дедушка уже старенький и больше не может. Впрочем, даже во сне подлое подсознание не смогло наделить Декардоффа необходимым чертами старости и немощности, поэтому Ласель испытывал смутное беспокойство и ощущение некоторой подставы. В этом смысле будильник был даже кстати, разрешив все сомнения. Отклеившись от яутской туши, Ласель с неудовольствием пошаркал в душ. Прямо посреди помещения его встречал дружелюбно оскалившийся доспех. Ласель грозно на него посмотрел. Доспех продолжал сверкать зубцами креплений и дорогу уступать отказывался. – Когда это великий охотник успел сюда все перетащить, – пробормотал Ласель себе под нос, оглядывая начищенные пластины. Доспех секретов не открывал, и пришлось подвинуть его ногой. В любой момент Ласель готов был выхватывать ее из пасти стремного набора богато украшенных пластин и немедленно бежать. Доспех предупреждающе загрохотал. – Р-раслоу? – Доброе утро! – рявкнул Ласель, непочтительно пиная нагрудник. – Не смей посягать на священные покровы воина! – потребовал Айтурек.– Я все срышу! – Срышь, срышь, – проворчал Ласель, так тихо, чтобы яут точно не услышал. – А зачем ты их тут расставил, точно урну с прахом любимой бабушки? – повысил он голос. – Если бы это была урна, она бы стояла куда выше, групый! – И что мне с ними делать, черт побери? – Поклонись и отодвинь, – милостиво разрешил Айтурек. Ласель оглянулся, убедился, что ни в каких зеркальных поверхностях не светится, и показал доспеху сразу два средних пальца. Потом непочтительно пнул еще раз и под грохот металла полез в поддон. Айтурек выдал несколько комментариев по поводу тупоголовых идиотов, которым руки бы оторвать и с помощью оторванного переломать ноги, но вставать очень лень, поэтому он не встанет, но пускай Ласель имеет в виду, что его прокляли. Стеклянная стена выходила прямиком на песчаные дюны, поэтому Ласель мог отлить, наблюдая за разгорающимся рассветом. Ослепительно-белые пики накрылись желтой кромкой, и от нее вниз по склонам хлынули бирюзово-розовые языки. Темная гладь Акватики помедлила и вспыхнула изумрудным сиянием. По тяжелой, почти металлической поверхности воды прошла рябь, вскипели белые барашки, и скопившийся за ночь газ начал стремительно испаряться под лучами солнца. Дымка взвивалась стремительными струйками, те переплетались друг с другом, и вскоре утренний туман укутал Акватику в молочную вуаль. Воняло там сейчас изрядно. Примерно как в гостиной, где словно трахался полк солдат со стадом жеребцов. Песочно-желтых таких жеребцов, зубастых и местами чуть ли не чешуйчатых. Во всяком случае на пятках шкура была такая жесткая и обдирательная, что любой крокодил позавидует. Стук этих крокодильих копыт, сопровождающийся клацаньем, Ласель услышал сразу же. Хотел из мелкой вредности заблокировать дверь, но потом мысленно махнул рукой. – Раслоу, а не хочешь ри ты отправиться в Роппонгай? – Что? – Я подумар и решил тебе предложить поездку, – милостиво уточнил Айтурек. – Ни за что. Мне платят за туризм, а не за гулянки с яутом. – Продажный сын потаскуна и прелюбодейца, – припечатал Айтурек. Ласель пнул дверь. Та любезно съехала в сторону, Ласель сунул большие пальцы за край низко сидящей на бедрах фибры, чуть приподнял плечи, склонил голову и посмотрел на Айтурека из-под опущенных ресниц. Яут взволнованно затоптался, мелко щелкая клыками. – А денег на покупку хватит? – невинно осведомился Ласель. Айтурек поперхнулся. Под возмущенное бульканье Ласель величественно закрыл дверь. На Ораж летали отдыхать или работать. О втором яуты предпочитали не распространяться и шарахались по планете с таким видом, точно здесь все принадлежит им, и занимаются они этим ради собственного удовольствия. Айтурек, конечно, бил баклуши вовсю, болтался по туристическим тропам, но то, с каким неожиданно деловым видом он вдруг начинал копаться в своем наруче, неизменно наводило на мысли о том, что он тоже должен сдавать отчет за неделю. Ласель даже захихикал. Впрочем, долго смеяться времени не было, и через пару минут тщательно помытый начальник тургруппы явился на свет. Айтурек встречал его все на том же месте. – Я даже буду скучать по тебе, Раслоу. Протянув руку, яут провел согнутым пальцем по его лицу. На секунду Ласелю почти стало стыдно, что он улетает, но секундой позже он изгнал это вредительское ощущение. – Еще увидимся, – прокурлыкал яут. – А пока веди себя достойно, Р-раслоу. Не встревай в истории! У Ласеля аж кольнуло в подреберье. Неужто пронюхал про экспорт чичканьей пыльцы, свинья рептилоидная? Или еще чего хуже... – Ведь ты слишком прекрасен и доступен, чтобы быть беспечным! – торжествующе закончил яут и выпрямился. – Ну-ну, – усмехнулся Ласель, мысленно вздыхая от облегчения. – Идемте убираться, о великий охотник. Утренние проблемы начались с извещения, что давно зарекомендовавший себя "Северный ветер" не может выслать за туристами транспорт. – Это какая-то фантасмагория! – раздраженным тоном оправдывался мсье Церасонофф, мужчина тощей наружности с чрезвычайно не идущими ему, по мнению Ласеля, усами. – Черт знает что творится, очередная транспортная оптимизация! Вся городская сетка в обводном режиме, а чартерным рейсам поставили красный свет! Самое время было решить, что таким изощренным образом, взломав сеть, Жан Жюсси пытается отомстить коллеге, укравшему у него тургруппу, но по соседству Роуз орала на все побережье, выясняя, где ее грузовой рейс, – поэтому пришлось поверить. – Мсье, – проникновенно сказал мсье Церасонофф с лицом человека, страдающего от невыносимой зубной боли, – не могли бы вы, пожалуйста, отменить заказ? Желание поторговаться охватило душу, но Ласель кое-как смог его обуздать. Этому способствовал вид пропаханного гидрами оврага – успокаивающе пустого, но все же пугающего. К тому же ветер с океана нес на дюны сладковатый душок испаряющегося тумана, и хотелось побыстрее закончить разговор. – Вполне, – великодушно ответил он. – Комиссия по переводу за ваш счет. – Конечно! Спасибо, мсье! – Что значит временно приостановлены?! – вопила меж тем Роуз, экспрессивно размахивая руками перед экраном с иконкой элемента обратной связи. – Я оставила заявку от имени института Сорбонны! У меня научное оборудование, ценный груз и бригада моих людей! – К сожалению, воздушное транспортное сообщение в пригородных районах города Вильнёв приостановлено, – почти с сочувствием бубнила голограмма. – О сроках возобновления движения мы обязательно уведомим вас в персональном порядке... – Сукин сын! Взмахом руки закрыв экран, Роуз развернулась. – Ласель! – Что случилось, дорогая? – радостно закричал Ласель. – Ты решила не уезжать и все-таки связать свою жизнь с моей оковами брака?! Эрнандес, колдовавший над погрузочным кубом, резко оглянулся и угрожающе помахал калибратором. – Как бы не так! – яростно пиная песок, Роуз преодолела небольшой подъем и остановилась перед Ласелем, уперев руки в бока. – Ты слышал, что сказал этот мудак?! – Эрнандес ничего не говорил, – смело успокоил ее Ласель. Роуз замахнулась, и Ласель отскочил на дипломатические полметра. – Больше серьезности, мсье Обечанофф, чтоб тебя! Я говорю про транспортную систему! – Да конечно я слышал, – вздохнул Ласель, отбросив шутливый тон. – Впрочем, ты так кричала, что твои студенты наверняка решили, что ты раскрыла их шашни с туристами. – Тьфу, – мрачно сказала Роуз. – Мы застряли! И знаешь что? – Что? – Ты, – длинный палец уткнулся в Ласеля, – возьмешь их на себя. – Э-э... кого? – Моих стажеров! Что тут не понятно, святая Магдалена, почему ты такой тупой, Ласель! – воздела руки Роуз. – Посадишь их на рейс со своими ненаглядными юмми и отправишь в город! – Но, дорогая, мы тоже никуда не летим, – осторожно напомнил Ласель. – Нам не могут прислать даже завалящий флиппер, потому что... ну по той же причине, что и ты не можешь улететь. Роуз открыла рот, закрыла, сложила руки на груди и сосредоточенно уставилась перед собой. – Но не все так плохо, – поспешно продолжил Ласель. – Я собирался забрать всех туристов в Грасс, воспользовавшись твоими чудесными корабликами, все равно везу туда фиели через Риф. Можем оптом погрузиться и... – Отлично, – Роуз подняла ладонь. – Ты забираешь туристов и всех младших – и валите отсюда. – А вы? – искренне изумился Ласель. – Должен же кто-то охранять наше барахло, – буркнула Роуз. Ветер бросил рыжие волосы ей в лицо, она с раздражением убрала пряди за уши. – По-моему, никакое научное барахло не стоит того, чтобы застрять тут. – Дорогая! – гаркнул Эрнандес со своего места. – Все готово! – Решено, – заявила Роуз. – Делаешь, как я сказала. На три катера распихаетесь, остальное остается у нас. Шагом марш! – Минуточку! – воспротивился Ласель. – Я все еще не могу понять, что мешает вам затянуть все пищевой пленкой и засыпать песочком! Почему ты должна оставаться? Пусть остается Эрнандес, его не жалко в случае чего! – Потому что это моя биостанция, – Роуз тряхнула волосами. – Я за ней слежу. А у тебя, дорогуша, всего лишь туристическая виза. Поэтому ты слушаешься меня, а я велю тебе валить отсюда. Всем вам. – Я не хочу следить за твоими студентами, – предпринял последнюю попытку Ласель. – Они же плохо воспитаны! Они наверняка, я не знаю, украдут что-нибудь из сувениров юмми! Роуз искренне расхохоталась, пугая появившихся вдалеке кокебу, и с размаху хлопнула Ласеля по плечу. Потом развернулась и двинулась к Эрнандесу. Мысленно кряхтя от смущения, Ласель смотрел ей в спину. Мадам Лусиэнтес определенно родилась не на той планете. Яутский матриарх из нее получилась бы отменная – она еще могла бы и бить неугодных ей, не задаваясь вопросами человеческой этики и морали. Потирая плечо, Ласель рассеяно потопал вниз по склону. Пройдя несколько шагов, споткнулся о выступающий из песка жесткий экзоскелет бомбивиридиса, мысленно встряхнулся и принялся за дело. В первую очередь в чат "для своих" отправилась кратенькая заметочка о том, как в это непростое время важно поддерживать друг друга, и как он, Ласель Обечанофф, с удовольствием поддержал своего коллегу Жана, оказав ему помощь с доставкой группы аж морем, и как он всем того же желает. В смысле оказывать взаимопомощь и поддержку. Общественное мнение тормозило пару секунд, а потом к заметке посыпались звездочки, и карма Ласеля медленно, но неумолимо поползла вверх. Жалкие хейтеры, вздумавшие оставить негативный значок, потонули в общем хоре. "Стажеры! – бодро воззвал Ласель, оскальзываясь на песке. – Готовьте три пиратских судна! В Грасс мы повезем всех туристов!" "Это все потому что у нас транспортный коллапс?" – деловито уточнил Андрэ. "Именно. Поэтому быстро сделайте радостные лица и пообещайте туристам сюрприз. Я все объясню. Да, кстати, с нами отправляются ваши коллеги по несчастью". Андрэ прислал снимок своего радостного лица в моменте. Татуировки превращали его в кровожадную харю. "Радость сменить, – повелел Ласель. – На более стандартную". "Вуф?" – насторожено отозвался Келли. "Джорджи будет рад, – убежденно сказал Ласель. – Ему будет кому рассказывать про чудовищный разгул пластиковых ложечек". "Ше-еф!" "Студент и стажер – друг, брат и товарищ, – разъяснил Ласель. – Их мы тоже забираем". "А мадам Лусиэнтес?" "Не спрашивайте, друзья мои, – патетически вздохнул Ласель и зыркнул на Эрнандеса, низко склонившегося к супруге. Та что-то ему страстно объясняла. – Мерзавец Эрнандес наверняка опоил ее какими-то зловещими химикатами, поэтому она остается с ним. Надеюсь, пока мы будем собираться, его хватит внезапный инфаркт пятки, и тогда моя дорогая Роуз отбудет вместе с нами, а я ее, конечно же, утешу". "Остановитесь, шеф, – призвал Вивьен. – Ваши эротические фантазии ужасны". "Это не эротика! Это выстраданная романтика!" "Ой все, – скептически отписался Джорджи. – Ну я пошел. Прежде чем мы все отсюда улетим, нужно соблюсти интересы экологии". "Яут с нами?" – практично уточнил Келли. Ласель споткнулся в очередной раз и даже оглянулся. Великого охотника нигде не было. "Мне без разницы, – наконец сообщил он. – Он не платил за турпакет". За ночь бомбивиридисов, выползших на песок и благополучно окаменевших, изрядно прибавилось. Когда Ласель вновь оказался у туристических домиков, юмми успели набрать по целому пучку "сувениров", а кокебу задумчиво морфировали во что-то червеобразное. Стажеры, завидев приближение куратора, тут же сдали смену: караулить ксенамичис остался Келли, остальные трое без слов рванули к эллингам. – Доброе утро, унифор! – радостно поздоровался Ласель и раскинул руки, словно собирался всех обнять. – Мир полон удивительных событий, и я спешу сообщить вам отличные новости! Во-первых, мы с вами отправляемся к рифу Обратной Тяги! – Да-а! – практически хором заблеяли фиели. – Во-вторых, мы все-таки приглашаем присоединиться к нам наших коллег-унифор, – Ласель сделал вежливый жест в сторону кокебу и юмми. – Дело в том, что сейчас проводится плановое обслуживание воздушных туннелей, поэтому прямой чартер в Вильнёв отменяется... – А как же наш челнок? – завопил мятный юмми, идя разводами. – Нам нужно снять его вовремя, чтобы избежать налогов! – поддержал его желтый. – Таки ужасно! – хором сказали остальные. – Спокойствие! – скомандовал Ласель, чуть усилив подачу голоса ревоксером. – У вас был тур на четыре дня, поэтому никаких допналогов не будет. Юмми хором сложили ладоши и закатили окуляристы. – Мы с вами совершим незабываемое путешествие! Через риф Обратной Тяги в замечательный город Грасс, являющийся центром культурного развития региона Сен-Жуан! А оттуда прямиком по L-линиям мы отправимся в Вильнёв. Унифор же кокебу... – Нам не надо в Вильнёв, – прохрустел один из них, пока еще держащий антропоморфную форму. – Мы направляемся в Лилледаль. – В вашем случае отлично подойдет мыс Пикон, – уверенно сказал Ласель. – Это маленький орбитодром, принадлежащий Грассу, поэтому вы сможете сесть на трансматериковый рейс, наша компания берет всю логистику на себя. Келли, которому только что прилетело требование всю логистику обеспечить, уныло опустил уши. – Не опоздаем ли мы? – вновь трагически поинтересовался желтый юмми. – Конечно нет, и даже в случае форс-мажорных обстоятельств наша компания... – Ласель выразительно посмотрел на Келли, – обо всем позаботится. "Ненавижу утрясать форс-мажоры, – заскулил стажер, вздергивая губу. – Можно я вместо этого буду делать что-нибудь руками? Мусор убирать?" "Руками тоже делать придется", – пообещал Ласель. Цвет формы Келли сменился на постный бежевый. Кокебу совещались между собой, громко хрустя, фиели тоже галдели, обсуждая предстоящую поездку, и Ласель старался следить за всеми сразу. – А наши сувениры, сувениры? – заволновался желтый, так что симбиот у него закрякал громче обычного. – Все ли поместится? – Безусловно, – отрезал Ласель. – А пока мы готовимся к отправке, у нас есть обязательный пункт культурной программы. Прошу за мной! – Неужели будут еще сувениры? – в восторге забасил Мтатчи. – Но мы хотим лететь! – нервно сообщил толстяк фиели. – Или же... нет! Не хотим! Мы желаем плыть! – Но не сейчас! – поддержал его плешивый. – А сегодня! – внес свою лепту третий. – Стажер, – ласково окликнул Ласель. – Помоги унифор фиели определиться с чувствами. Келли вопросительно приподнял брови, а затем, когда Ласель кивнул, на лице стажера проступило блаженство, переходящее в ликование. Острые уши встали торчком, верхняя губа поползла вверх сильнее, обнажая белоснежные зубы, слишком массивные для обычной человеческой челюсти. Униформа медленно налилась зловещим глубоким багрянцем. Бычья шея будущего дипломата сделалась еще толще, и Келли игриво зарычал. Утробный животный звук коснулся ушей и пустил дрожь по нервам. – Н-не понима-ма-маю, – проблеял толстяк, испуганно кося на стажера. – Унифор-р, – прорычал Келли, двигая ушами. – Не надо понимать, надо бежать. Раскинул руки, чуть приседая – и глухо, угрожающе гавкнул. Фиели дружно и отчаянно завопили. Полтора десятка пушистых белых шариков, размахивая хрусталиками, начали подпрыгивать на местах, разворачиваясь в круг, спиной к спине. Короткие рожки вспыхивали алмазными искрами, ловя солнце, и наконец фиели сбились в плотную группу. – Прошу следовать за мной, – повторил Ласель. – По нашей доброй традиции, в каждом посещенном месте нужно оставить на память о себе что-то хорошее. – Хор-рошее, – повторил Келли и многозначительно облизнулся. В группе фиели кто-то полуобморочно взмемекнул. – И чтобы вас точно не забыли те, кто прилетит сюда следом, – продолжил Ласель, уже выдвигаясь в нужном направлении, – мы с вами займемся барельефированием. – Баре-чем? – уточнил желтый юмми. – Оставим свои портреты, выполненные в камне, – перевел Ласель. – Помните эту гряду за станцией? Вот там отличное место. Вы увидите множество памятников, созданных другими группами, и присоединитесь к этой галерее. – Но это значит, что наши образы застынут в мономорфности? – ужаснулся сохранивший гуманоидный вид кокебу. – Только образы, не вы сами, – успокоил Ласель. – Но... все наши изображения, они не такие... – С другой стороны, – прохрустел его сосед, – это будет уникальный опыт. – Представьте себе снимки, сделанные с недвижным близнецом, – находчиво предложил Ласель. Кокебу дружно согнулись пополам – похоже, эта мысль их пугала. На этом месте померло бы несколько специалистов по межвидовой дипломатии, но Ласель точно знал, что хороший турист – это готовый на эксперименты турист. Если уж платишь, то будь готов за свои деньги перепробовать все, что тебе могут предложить в индустрии развлечений. Келли снова гавкнул, и фиели, голося и жалуясь, хлынули вперед. – Группа! – Ласель чуть обогнал идущих и развернулся, топая спиной вперед. – Пару слов о нашем передвижении в Грасс! Традиционных осмотров, которые были заложены в программу, не состоится! – Как, как, почему? – встревожилась коллективная ответственность юмми. – Потому что я не вожу традиционные группы, – улыбнулся Ласель. – Мы с вами совершим уникальный обход рифа Обратной Тяги, поднимемся на самую его вершину, а затем спустимся вниз! Вы прочувствуете гравитационные аттракционы от и до! – Ура, – плаксиво сказал фиели с одним обломанным рогом. – Наконец-то мы будем уникальны! Хотя уникальность опасна! Но я стражду, жажду и боюсь! Может быть, лучше никуда не плыть, куратор? – В добровольном порядке – всегда пожалуйста, – согласился Ласель. – Но в этом случае вам придется самостоятельно добираться в Вильнёв. – Прекрасно! – хором обрадовались соседи фиели. – То есть ужасно! Нет и нет! – Тогда прошу вас обратить внимание на гряду, – Ласель махнул рукой назад, прекрасно видя на люнете, куда именно показывает. – Она явно заслуживает вашего внимания! Гряда за биостанцией действительна была любима туристами, поскольку состояла из мягкого пластичного известняка, который охотно поддавался резцу и даже просто крепким конечностям, особенно если они были из хитина или альтернативных форм углерода. На этом ценность гряды и заканчивалась, поэтому как самостоятельный туристический объект никто ее не рассматривал, но она хорошо подходила в качестве финальной точки. Видимо, тщеславие и желание оставить о себе память были свойственны всем расам. Потому что звуки ударов Ласель услышал издалека. А когда вся группа обогнула покатый розовый бок с многоступенчатой тирадой на точечном языке мен-мен, у склонов обнаружился яут. Вооруженный кистенями Айтурек с хеканьем резвился среди мощных известняковых наплывов. Куски кварца, включенного в породу, летели во все стороны, вспыхивая радужными бликами. Украшения на яуте полыхали ничуть не слабее. – Сувениры! – простонал зеленый юмми, и у него от восторга подломились ножки симбиота. – Хромо на память? – прорычал Келли, делая приглашающий жест. Кромки ногтей сверкнули под солнцем. Совершенно обалдевшие фиели повытаскивали хромографы и начали щелкать ими не хуже чичкана. Ласель удовлетворенно вздохнул. Роуз всегда говорила, что он немножечко мудак, и Ласель не собирался разочаровывать ее и перевоспитываться. – Унифор! – окликнул он. – Именно здесь будут ваши портреты как строителей. Высеченные в камне! – Большие? – деловито осведомился зеленый юмми. – Огромные? – пискнул кто-то из фиели. – До следующего сезона точно доживут, – заверил всех Ласель. – Вам необходимо получить инструменты. Келли! Открыть кингстоны! "Кладовые, шеф!" – укоризненно поправил стажер. – Раслоу! – гаркнул яут, перестав крошить выступ. – Верно ли я услышал, что здесь будут лики всех присутствующих? – Какой у вас потрясающий слух, великий охотник! – не менее громко восхитился Ласель. – Тогда я требую, чтобы на переднем плане был я! Ты же обраскаешь вниманием меня, как самого выдающегося в твоей жизни мужа? Келли сдавленно тявкнул и спешно погрузился в сложную задачу – набрать код на саркофаге с инструментами. Инструменты были простенькие и дешевые, поэтому туристам дозволялось их воровать практически как зеленку. Фиели гнусно захихикали, выдавая меленькое блеяние. Ласель почувствовал, что даже слегка краснеет. Впрочем, это можно было списать на разошедшееся солнце, вовсю сверкающее на небосводе. Бело-серебряные скалы в его сиянии отбрасывали блики, которые подхватывали слюдяные породы, и местность отчасти смахивала на фантасмагорические декорации. – В атаку! – протрубил один из юмми. – Совершать подвиг! – Я могу лишь лечь костьми! – трагически сказал толстяк. – Я слишком слаб! – А вы будете выметать мусор, – щедро предложил Ласель. – За нами всеми. – Что? Ни за что! Я силен! Немедленно дайте мне самый сильный инструмент! Расталкивая товарищей, фиели вырвался вперед и кинулся на Келли, привычно склонив крутолобую голову. Хрусталики воинственно таращились в разные стороны. Симбиоты юмми, роя песок, гудели вдохновенно, как покупатели в торговом центре. Даже кокебу подрагивали от нетерпения и порывались отрастить то совочек, то ведерко. Ласель задумался, где они могли подсмотреть такие формы, но ничего путного не сообразил. – Итак, первая группа – обрабатывает нижний триангл склона! – скомандовал Ласель. – Аккуратно, смывка на породу попасть не должна! Кто обольет ценный минерал, тому волоски с жопы повыдергиваю! Фиели вместе с волосками на жопах затрепетали. Желтый юмми схватился за сердечную пластину и попытался откинуть ножки, но стоявший за ним Мтатчи предусмотрительно ткнул в пятнистую спину кулаком. Желтый трагически подпрыгнул. – Никаких обмороков, – строго добавил Ласель. – Наша служба трудна, опасна и требует высокой концентрации. – Я не умею этим работать! – оповестил весь мир линяющий фиели. – Это фиаско! В любой смущающей ситуации кучерявые тут же фигурально поднимали руки, падали на спину и начинали причитать о своей никчемности. Ласель так и не смог понять, как при таких идиотских вводных они смогли построить цивилизацию уровнем выше, чем цивилизация трубкозубок. – Это легко! – оптимистично сказал Келли и, подавая пример, воткнул ревербер в податливый камень. – Смотрите! – А что это? – прохрустел кокебу, выращивая из себя нечто острое и смутно напоминающее тесак. – Мое чувство прекрасного, – напыщенно сказал Келли, продолжая линию. – В кубизме. – Это унифор фиели? – задумчиво поинтересовался Мтатчи. – Что? – подпрыгнул толстяк. – Нет! – искренне возмутился Келли. – Согласно моему замыслу это, вуф, портрет великого охотника, вуф! И так треснул ревербером по камню, что у предполагаемого великого воина отвалился его великоохотничий нос. – А теперь это будет Самаркинд, в порыве отчаяния отгрызший себе задницу, – оптимистично сказал Ласель. – Главное, не сдавайся. Унифор, и вы не стесняйтесь! Туристы переминались еще пару секунд, а затем в едином порыве накинулись на скалу. Отчаянно блея и подбадривая друг друга, фиели лезли в самую высь, то и дело оскальзываясь. Юмми рассыпались по пологим крыльям склона, явно нацелившись на цветные друзы, подходящие по размеру для упихивания в симбиотические карманы. Кокебу топтались рядом с Келли и давали советы по квадратурам круга. Шагая вдоль скалы, Ласель пристально следил за действиями туристов, убеждаясь, что их подвиги не выходят за рамки разумного. Наконец маршрут логически завершился: Ласель уперся в Айтурека. – Как дела у великого охотника? – любезно поинтересовался он, поглядывая на крадущегося поверху юмми. Мрачный взгляд и щелканье клыками полностью демонстрировали, как яут относится к перемещающимся у него над головой симбиотическим жопам, из-под которых веером разлетается мелкое, хоть и относительно мягкое каменное крошево. – Ничего-ничего, скоро мы закончим, – так же слащаво заверил Ласель. – И наши утомленные телеса омоются водами источника. – Ш-што? – зашипел яут. – А я разве не говорил? – притворно изумился Ласель. – Снести мне голову с плеч! Так вот, в конце трудов нас ждут небывалые наслаждения в гавани голубых вод. Тепленьких. – Ненавижу всякие воды, – изобличил невинную жидкость Айтурек. – Воды смывают ср-раву и дух. Гадость! Для наглядности он скорчил страшную морду, почти вывернув клыки наизнанку и свесив язык, а потом помахал рукой, словно отметая смехотворные заявления. – Помощь в оформительских работах нужна? – осведомился Ласель. – Великим помощь не нужна, – прорычал яут. – Ступай, гюнешим, не пробуждай гнев в моих сердцах! Весь его вид вопил о том, что он ждет не дождется, когда все свалят, даже браслеты нетерпеливо позвякивали. Ласель демонстративно почистился от пыли, смахнул невидимую грязь с куртки и заложил руки за спину. – Из Грасса сразу в Роппонги? – Что? – Маршрут, говорю, какой? – Я не еду, – кратко сказал яут. Ласель нахмурился. Айтурек примерился к скале, и Ласель бестрепетно схватил его за дредлок. Айтурек зашипел и резко обернулся. – Ты что, тоже собираешься сторожить куб? – осведомился Ласель. – Мне не нужен Грасс, мне нужен Роппонгай! Еще вопросы, Раслоу? Ласель открыл было рот и взял паузу. На самом деле, какое ему дело, как именно яут планирует дальше передвигаться? И все задаваемые вопросы – не беспокойство, а обычная социальная вежливость. Если уж за кого беспокоиться, так это за упрямицу Роуз. Он прокашлялся и убрал руку. – Смотри мне тут не утони, – велел он. – Иначе испорченная отчетность будет приходить к тебе в адских чертогах или где там обитают после смерти великие визири. – Охотники, групый гюнешим, ты вновь перепутал, – величественно поправил Айтурек, разглядывая себя в лезвие и поправляя оскверненный дредлок. – Иди же. Слабосильные ждут твоего мудрого руководства, не заставляй их страдать. Я вижу, что один из них уже застрял в скале. Ласель вскинул голову и воочию убедился, что топавший по следам юмми фиели встрял копытцем в невидимую снизу трещину и отчаянно дергается на месте, пока еще не решаясь оглашать местность жалобными воплями. – И зачем я пошел в гиды? – повторил Ласель любимую мантру. И решительно полез наверх. Прекрасно зная, что туристов надолго не хватает, Ласель скомандовал всем возвращаться ровно в тот момент, когда появились первые признаки скуки. Потребовалось на это жалких полчаса, за которые как раз были подготовлены три корабля, и на люнету выплыли отчеты от стажеров. Тонны сувениров юмми вместе со спасенным с их челнока багажом пришлось распихивать сразу по всем кораблям, в противном случае кто-то один тратил бы в полтора раза больше энергии на передвижение. Вновь воспользовавшись полезными особенностями Келли, Ласель мигом организовал обратный марш-бросок, предварительно заставив туристов нахромографировать учиненные ими безобразия. Лучше всех получилось у толстяка – он изобразил некое подобие наскального рисунка, где с легкостью угадывался он сам, попирающий копытцем что-то массивное, смутно напоминавшее великого охотника, если долго приглядываться. Кокебу отметились несколькими ужасающе квадратными геоглифами, Келли стыдливо превратил портрет яута в высеченного из камня симбиота, а юмми, с трудом переставляя ножки, поглаживали себя по бокам, куда явно было напихано по сорок килограммов кристаллов на брата. "Всего инструментария туристами сперто – шесть штук, – отчитался Келли". "Принято. Смотри, чтобы не отстригли себе секаторами пальцы и яйцы". "Вуф!" – принял к исполнению Келли, добавляя к униформе цветные погоны. Напоследок Ласель с вершины гряды полюбовался на опустевшую канаву, края которой уже начало сглаживать песком, на тянущуюся к причалу цепочку туристов и легко сбежал вниз. Перепрыгивая свидетельства работы биостанции, он догнал туристов, перегнал и даже успел возглавить, да еще и достать из-за пояса маршальский жезл. Цветные кораблики радостно приплясывали у причала, а на нем выстроилась вся бригада Роуз: целая дюжина загоревших до бриллиантового блеска рыл. Стажеры на их фоне смотрелись как гелиофобы, вышедшие из тени. Утилитарно-черная униформа добавляла спецэффектов. Роуз то и дело поправляла лезущие в лицо волосы, Эрнандес строго сверкал очками. – Унифор, а вот и наши товарищи! – весело сказал Ласель. – Вся эта очаровательная группа студентов отправляется с нами, прошу дружить и контактировать! – Нас ждет отличное приключение, – поддакнул беловолосый студент со своего места. – А не утонем ли мы, раз нас так много? – застонал линяющий фиели. Юмми уже раскланивались и лезли обниматься. – Не утонем, унифор юмми! Верните значок младшему лейтенанту! Мятный юмми икнул, пошел пятнами и немедленно все вернул. Поименованный лейтенантом студент удивленно захлопал глазами. – На борт, все на борт! – взмахнул жезлом Ласель. – Риф ждать не будет! Сегодня здесь, а через сто лет – ап, и кончился! Надо успеть все рассмотреть! Похрустывая и пришептывая, первыми на борт покатились кокебу. Стажеры ловко начали ими руководить, распределяя между кораблями. – И вам, господа, пора туда же, – Ласель прищурился и движением жезла поделил студентов на три части. – Вы – на "Янтарь", вы – на "Изумруд", а вы, с лейтенантом, на "Лазурь!" – Посранник! – влез Айтурек, пристроившийся за спиной у Эрнандеса и явно того нервирующий. – Это "Посранник Ярости", гюнешим! Студенты сдавлено загоготали, стажеры рассыпались эмотиконами в чате. "Великий шеф на великом посраннике, – блаженно сообщил Андрэ. – Как духовно!" – Лейтенант, задержитесь, – велел Ласель. – Великий охотник, вот когда будете плыть на моем судне, тогда и будете его называть, как вам угодно, а пока это "Лазурь". – Эй, на "Посраннике"! – завопил Джорджи с борта. – Шевелитесь! Пора в поход! "Убью, стажер! Заверну в шинель Андрэ и утоплю!" "Не троньте мой плащ!" – Студенты, вперед, – патетически скомандовал Ласель. – И помните, с ксенамичис на борту моего корабля трахаться могут только те, кто прочел справочник венерических межрасовых заболеваний! Студенты вновь осторожно загоготали, поглядывая на Роуз. – Лас, ты их портишь – укоризненно сказала Роуз. – Что? С чего это? – Почему я только и слышу, что твои стажеры пытаются с кем-нибудь переспать? Почему я не замечаю ничего подобного за моими студентами? Ласель медленно растянул губы в змеиной улыбочке. – Потому что, – с удовольствием сказал он, – они это уже и так сделали. – Что?! Визг Роуз был слышен километра на два. Студенты испуганно вытаращились. – Вон у лейтенанта уже погоны на шею переползли, – небрежно ткнул жезлом Ласель. – Глушить аллергию тармарином – последнее дело. Студент схватился за шею и попытался натянуть воротник повыше, закрывая красные полоски в обрамлении желтых звездчатых пятен. – Гарсес! – металлическим голосом сказала Роуз. – Я не... – А аллергия у нас на кокебу, – сообщил Ласель. – Они выделяют имунноглобулиновые протофоры, типа глистов, короче. Жопа от этого чешется невыносимо, только тармарин помогает. – Гарсес! – заорала Роуз, стремительно краснея. – Придурок! На лице Гарсеса было написано ясно читаемое желание, чтобы Ласель немедленно поперхнулся своим дипломом туристического гида и сдох в муках. Лишенные сочувствия товарищи одобрительно засвистели. – Лучше пару-тройку инъекций параметола, – подмигнул Ласель. – Будешь как новенький, и не чесаться. Специалист в лице меня рекомендует. Выражение сменилось на изумленное, граничащее с безмерным облегчением и даже благодарностью. – Смотрите, как покраснел Эрнандес, – торжественно сказал Ласель. – Его унылая и, прошу заметить, абсолютно устаревшая гетеросексуальность трещит по швам! – Кретин! – взревел Эрнандес. – Все вон отсюда, – простонала Роуз. – Ласель, ты и твое присутствие испортили моих людей! Гарсес рванул первым, продолжая обеими руками придерживать воротник, а за ним легкой трусцой устремились остальные, на бегу требуя рассказать, каким именно образом Гарсес сумел найти приключений на свою задницу. Айтурек поймал Эрнандеса, рвущегося начистить Ласелю физиономию. Эрнандес слегка затрещал, побагровел окончательно и задергал ногой, сдаваясь. – Никогда больше я тебя сюда не приглашу, – пообещала Роуз. – Клянусь! – Я найду тебя, где бы ты ни была! – прижал руку к груди Ласель. – Найду, чтобы припасть к твоим стопам! И конечно же плюнуть в согбенную спину Эрнандесу. – У-убью, – простонал Эрнандес из яутских объятий. – Что ж, долг зовет, – вздохнул Ласель. – До встречи, дорогая! Он попытался поймать ее руку и припасть губами, но мадам Лусиэнтес увернулась, отбила поползновение второй руки и неожиданно сцапала его за волосы. Всмотрелась ему прямо в глаза и на мгновение стала такой серьезной, что Ласель сглотнул. – Осторожно там, – сказала она. – Ты конечно дурак, но я в тебя верю. – Да все будет отлично, – расплылся в улыбке Ласель. – Особенно если ты на прощание меня отшлепаешь. Роуз отдернула руку, точно ошпарилась. – Придурок! Отплывай давай. Унифор Айтурек, прекратите делать из моего мужа отбивную! – Я же его не отбиваю, а сдавливаю, – возразил яут. – Р-Раслоу, буду рад видеть тебя снова, гюнешим! Приезжай в Роппонгай! – Ни за что! Всего хорошего! Движки корабликов радостно пели, над побережьем свистел утренний ветер, и приходилось уже не просто говорить, а кричать. Ласель отдал честь Роуз, помахал Айтуреку и показал средний палец Эрнандесу. После чего рванул вниз, опасаясь начать задавать лишние вопросы. Например, почему паскудный упрямый яут не желает уходить с побережья, где нет транспорта, а есть дырка в земной поверхности, и зачем твердо желает вписать свое имя в перечень идиотов, ошибочно съеденных механическими созданиями. Ночные гидры вкупе с новостями о загадочных происшествиях в разных районах давили на гипоталамус, и Ласель все-таки не выдержал – на бегу написал во все каналы с осторожным любопытством – что вообще в последнее время бывало странного. Первыми откликнулись с базы Камчатной и охотно пожаловались, что у них лавовые пузыри начали вздуваться не хуже, чем в растворе для гидроизоляции, следом одно за другим посыпались сообщения с прочих станций. Точно все молчали и ждали, когда все же у кого-нибудь хватит смелости признаться, что природа вокруг Вильнёва безобразничает. "Мы вообще сезон закрываем чуть раньше, – метнул сердитым сообщением Капелин. – Газовые трубки задолбали, каждую ночь выброс какой-нибудь. Это что за выход, когда приходится спать под герметиком и днем в намордниках ходить? Представляешь, какой формы намордники должны быть для зауропак? Это ж смешно!" "И правда", – вежливо согласился Ласель. Намордники для зауропак действительно должны были выглядеть смешно, особенно при том, что вся дыхательная система и у этих пташек располагалась вдоль спинного хребта. "Мы тоже вот-вот сбрасываемся, – сообщил Эннсье. – У нас штормит чуть больше обычного, но туристов на этот раз маловато, на неделе последние отбывают. И после этого мы прилетим в гости!" "Жду, трепеща от волнения, маршал!" – тут же среагировал Ласель. Прилетят они, как же. Страсть Эннсье к раскопкам следов былых цивилизаций не уступала страсти мьелби к самоубийствам хитрого профиля. Небось ждет не дождется, когда свалят последние туристы, чтобы начать закапываться в придонный ил. В чем-то они с Джорджи были схожи – каждый мечтал найти свидетельство жизни, но стажер делал ставку на сложные процессы внутри минерального океанического бульона, а Эннсье истово проповедовал теорию биотехнической панспермии. Ораж могла похвастаться еще кое-чем помимо редкой красоты ландшафтов и бронзового загара с радужным отливом. Здесь сохранилось множество свидетельств ранее присутствовавшей цивилизации, понастроившей механизмов, предназначение которых в девяноста процентах случаев оставалось нераскрытым. В основном потому что неизвестные обожали комбинировать живое и мертвое. Ни один вид этим не занимался, находя каждый в этом свое отвращение. А вот бывшим поселенцам ничего не стоило создать машину, которая кричит от боли, если снабдить ее неправильным топливом. В их технических залах находили некие объекты, явно выращенные вместе с залом и требующие живого общения. И все это было бессмысленно, не работало, только страдало и производило бесконечные ошибки. Очень легко было получить психологическую травму при вскрытии какой-нибудь отчаянно верещащей распределительной коробки. Когда-то Ласель весьма разделял подходы Эннсье и шарахался там, где не стоило бы, но последние пять лет вел до отвращения примерный образ жизни. Поэтому чужие порывы исследовать инопланетное всегда обходил стороной. "В общем, ненавижу я эти ваши вылазки на природу", – сообщил Ласель, взбегая по сходням. "Да кто тебя вообще звал в наши чудесные края, урбанофил!" "Тебе-то, городской жопе, какая разница?" "Чтоб тебя туристы только на музейные походы нанимали!" "Не-не, коллеги, к нему по закону подлости приедут желающие лыжного спорта среди вулканов!" Фонтан остроумия, выстреливший в чат, окатил Ласеля бурным потоком ехидства, и Ласель злобно закатил глаза. С этим сообществом упырей он собирался долго и счастливо жить еще пару лет, а вот уже потом... Потом были разные варианты. Методика медленного, но верного откладывания финансовой подушки давала свои плоды. "Вы там смейтесь-смейтесь, – прилежно написал он. – А когда я стану золотым миллиардером, вот тогда и лопнете от зависти!" "Ты там сигналь, если что", – тут же написал Дуленкофф. "Посверкай нам золотыми зубами в тьму невежества", – поддакнули с Камчатной. "Мсье Обечанофф погибнет от собственной скромности", – добавили с Шестой Скалистой. Ласель послал всем эмотикон, демонстрирующий снятие штанов с огромной наглой жопы, и отключился. – "Янтарь", "Изумруд", унифор пассажиры крейсера "Лазурь", мы отбываем! Обратите внимание на горизонт! Удивительное образование, которые вы наблюдаете... Да, унифор кокебу, в слабочастотном режиме, пожалуйста... Так вот, удивительное сооружение сил природы демонстрирует нам уникальную и неповторимую гравитационную аномалию! Знаменитый риф Обратной Тяги! – Наконец-то! – простонал толстяк-фиели. – Кульминация! Вершина путешествия! Непостижимое и нелогичное, как венец трудов святого Панусия! – Слава нарушениям законов физики! – экстатически согласился с ним линяющий. – А там будут сувениры? – забасил Мтатчи. – Там будет полно туристов из Грасса, – честно сказал Ласель. – Но если мимо будет проплывать какой-нибудь коралл, то вы его смело хватайте. Из них получаются отличные антиграв-подставки, а аквариумы так вообще великолепные. – Невероятно, – прошептал Мтатчи. И схватился за стоящего рядом кокебу. Тот возмущенно захрустел, зримо окутываясь ореолом излучения на проекции люнеты. Юмми встрепенулся и начал извиняться, топоча по палубе. Ласель на всякий случай вытащил счетчик радиации на главный экран. Сто лет как не запускавшееся приложение думало целых три секунды, прежде чем показать результат – четыре. Чуть повышенный, но абсолютно нормальный для жизни фон. Для кокебу так даже пониженный. Разделавшись с социальной ответственностью, Ласель вернулся к группе. Студенты сгрудились в углу, и их было не четверо, а пятеро. Приглядевшись, Ласель вычислил среди них кокебу и, довольно хмыкнув, решил не докапываться до молодежи. Наверняка сейчас лейтенант рассказывал невероятное про свидания с этими самыми. Полиморфные с большим интересом относились к возможности перепихнуться с мономорфами, а у этого, похоже, еще и хватило ума не поломать неопытного партнера в процессе. На люнете появился значок входящего вызова. Ласель с некоторым удивлением коснулся его. "Р-Раслоу, – хрипло проворчали ему в самое ухо. – Змеи вернулись на берег". "Что-о?" Ласель стрельнул взглядом по сторонам. Легкая паника пробежалась холодными пальцами вдоль спины. Три корабля, уйма ксенамичис, дюжина студентов... Слишком много ответственности для одного куратора, если что-то пойдет не так. "Они не нападают, – сказал Айтурек. – Они смотрят". "Куда?" – машинально уточнил Ласель. Айтурек отчетливо прищелкнул-усмехнулся. "В океан". * * * К моменту захода на подошву Рифа фиели успели испытать весь спектр эмоций, свойственный их иррациональным разумам, а у Ласеля начало першить в горле. Айтурек с берега успел в подробностях изложить свое мнение о трусливости гидр, а также прислал несколько коротеньких записей, в которых Роуз Лусиэнтес орала на гидр и кидалась в них остатками научных разработок. Черные тела недовольно отдергивались и ежились. – Обратите внимание на структуру воды! – вещал Ласель, то и дело отбрасывая лезущие в глаза волосы и пытаясь вспомнить, куда он подевал подарочный фибуррос. – Как видите, она предельно насыщена газом, пористая, как губка, и мы бы с вами ни за что не удержались бы на поверхности, если бы не сама суть обратной тяги! – Прекрасно, ужасно! – блеяли фиели, бултыхающиеся над палубой. Принцип действия обратной тяги выражался именно в этом. Корабль изо всех сил цеплялся за воду, туристы же и все плохо закрепленное болтались в воздухе. Туристов Ласель заарканил особенно хорошо, зверствуя направо и налево. Замотанные в три магнитных ловушки каждый, унифор могли наслаждаться уникальным природным феноменом. Ласель твердо стоял на своих двоих, ежесекундно сражаясь с собственным мозгом за право видеть мир в нормальной проекции. Люнета помогала, как могла, выстраивая ось ориентации, но любая потеря концентрации сбивала картину, и следом накатывала дрожь перед непонятными изменениями в пространстве. Кораблик всползал по уходящей далеко вверх стене воды, и стоило только оглянуться, как голова шла кругом. Шкура океана оставалась внизу. Максимальная высота Рифа в момент прилива достигала двух километров, и сейчас прилив как раз набирал мощь. Кругом точно так же ползли разнокалиберные суденышки. К счастью, для воздушных судов территория Рифа считалась запретной, поэтому никто не мельтешил сверху и не гадил на головы экологически сознательных посетителей. А еще с такого холма можно было как следует рассмотреть Грасс. – Коралл! Таки коралл! – взволнованно закричал желтый юмми и бешено заскреб по воздуху ножками. Коралл и впрямь выпрыгнул из воды и величественно поплыл слева по борту, держась практически вровень. Он чуть-чуть отставал, и юмми утроил усилия, отчаянно стремясь достигнуть бортика. Фиели грустно блеяли – они находились слишком далеко, чтобы хотя бы попытаться. Кокебу, приклеившиеся к палубе не хуже Ласеля, дружно развернулись. А потом один из них мгновенно и бесшумно выстрелил длинной черной нитью. Секунда – и коралл оказался в надежной хватке. – Ах! – разочарованно сказал юмми и грустно обвис набок. Черная плеть пошла обратно, начиная утолщаться по ходу движения, и замерла перед юмми. – Возьмите, – прохрустел кокебу. – Таки правда? – недоверчиво спросил юмми, все еще не поднимая головы. – Таки, – подтвердил кокебу. – О-о! Все руки юмми стремительно обрели живость и гибкость. Коралл оказался в хватке шестнадцати пальцев, а симбиот яростно засучил ножками. – Как же это прекрасно! – почти запел воспрявший духом юмми. – Замечательный день! – А когда же мы начнем охотиться на кораллы? – гневно заблеял толстяк. – Унифор, всему свое время, – Ласель утешительно помахал жезлом. – Лейтенант! Куда? – Меня зовут Гарсес! – завопил студент, переворачиваясь вниз головой. – Гарсес Тапигентес! – Лейтенант Тапигентес, прекратите торчать с плавсредства вверх ногами, – скомандовал Ласель. – Прошу занять места согласно бортовому расписанию! – Как прекрасно он щекочется! – радовался юмми, разглядывая коралл и прикладывая его к грудной пластине. К нему уже плыли товарищи, сосредоточенно взмахивая руками, точно в бассейне. Гарсес отчаянно барахтался, пытаясь принять соответствующее положение в пространстве, а бессердечные братья по студенчеству гоготали и рассуждали, когда же Гарсеса можно будет считать майором. Еще дальше слева по борту внезапно вода вспучилась пузырем, и оттуда выскочила тушка размером в две ладони, открывшая кварцевую пасть, нестерпимо бликующую в лучах солнца. Тушка беспомощно кувыркнулась и, трепеща острыми плавниками, поплыла точно к "Лазури". – Трофей! – крикнул самый высокий фиели. – Наш трофей! В поднявшемся галдеже и размахивании сачками совершенно потонула бы реплика, которую Ласель заготовил на этот счет, поэтому пришлось переключиться на внутренний канал. "Видали, что творится? – возмутился он. – Теперь уже и здесь зубастые твари. Джорджи! Почему ты не держишь слово? Где стада пластиковых пакетов, уничтожающие экологию вообще и биосферу Акватики в частности?" "Где-где, внизу под вами, шеф!" "Подо мной только корма и подошва холма. И вдобавок тут мимо пролетала зубастая тварь, которую теперь пытаются разделать на сувениры мои туристы". "Ах это, – с великолепным пренебрежением отозвался стажер. – Давно изученная и неинтересная форма переработки твердых минеральных отложений. Некоторыми по ошибке относится к формам жизни". "А что же это, если не форма жизни? " – изумился подслушивающий Вивьен. "Форма поедания и выкакивания, – безжалостно определил Джорджи. – Абсолютно примитивный формат, негде разгуляться лучшему молодому ученому". "Еретик", – ехидно набил Андрэ. Ласель подошел к борту и заглянул за него. В толще воды, становящейся все светлее с каждым пройденным метром, отчетливо виднелись кораллы. В отличие от обычных порядочных форм оседлой жизни, эти кораллы постоянно находились в движении, поддерживая свой дом. Говорили, что на самом дне живет великая коралловая прабабушка, от которой и отщеплялись все эти верткие единицы, но нырнуть туда еще никому не удавалось. Риф стоял на границе с Течением, а в Течение заплывать не рекомендовалось, в особенности туристам и отважным самостоятельным исследователям. Опять же, байки гласили, что коралловая прабабушка – это всего лишь скопище костей, которое стягивается в одно место хитрыми извивами все того же течения, ну а антигравитационная аномалия совершенно с этим не связана. Правда, байка не выдерживала никакой проверки вроде той, что сейчас устроил кокебу, выхватив коралл из воздуха. На самом деле это все-таки была абсолютно самостоятельная форма жизни. А прабабушек и просто бабушек в мире существовало много, и визирская явно была пострашней коралловой. Газовая дымка колыхалась, густым полотном укутывала недра водяной горы, волновалась и тянулась к бирюзовым просверкам на поверхности. Периодически из монолитной океанической толщи вырывались кипящие пузырьки воздуха, оставляющие все те же белые струйки с дурным запахом, пробивающимся даже сквозь фильтры. Ласель прищурился. Возможно, ему только казалось, но граница дымки за время их восхождения поднялась метра на два. Как пить дать, если бы не коралловые антигравы, то в ловушку провалились бы все кораблики, отважно взбирающиеся на гору. – ...по нашим данным, ежесуточный обмен воды на этой территории примерно равен ежемесячному потреблению ее же четырьмя крупными анклав-городами! – вещал Гарсес, видимо, не выдержавший туристической необразованности. – Процессы, формирующиеся на глубине десяти километров, до сих пор не исследованы океанологией! Нам только предстоит погрузиться туда, чтобы понять, зачем же на самом деле кораллам создавать подобную среду! – Андрэ, у вас на борту тоже умничают студенты Роуз? – поинтересовался Ласель в натянутый на нос воротник. "Что вы, шеф, мы просто пьем. Во славу винных и млечных сосочков Амприхиты, да не опустеет дойность ее отражений". – Всех уволю, – печально сказал Ласель. "Нас нельзя уволить, можно только выпороть, – охотно поддержал беседу Андрэ. – Главное, делайте это с лаской и пониманием".