Lost in the Darkness.

      Самаэль попятился, смотря с ужасом на мое заплаканное, но злобное лицо, потом оглянулся по сторонам, и быстрее, чем я могла создать шар достаточной силы, метнулся к окну. Но не быстрее, чем я с помощью Захвата Дьявола подцепила его за ногу и перевернула вверх тормашками. Это он, конечно, зря.       Я хотела подарить этому мерзкому подонку смерть, которую он совсем не заслуживал - быструю и безболезненную, но видимо, ему больше нравится более эпичный медленный вариант. - Отец, в конце концов, вы только пришли, зачем же так быстро уходить, да ещё и через окно? Подожди-подожди, я ещё совсем не угостила тебя своим огненным шаром. Вспышка - и сгусток огня, маленький и едва заметный в дневном свете, попал в свою цель. Я не без удовольствия наблюдала, как он, едва только задев одежду, стал очень быстро охватывать пожаром остальное тело. Жертва стала забавно извиваться, подтягиваясь к своей ноге, как подвешенная за хвост змея, однако с Захватом ничего поделать не могла, как и сбить руками это пламя. - Алисса, ты делаешь ошибку! Я лишь безразлично пожала плечами, смотря, как огонь поглощает ненавистное мне существо, и задавалась вопросом: почему же я не сделала этого раньше? Вроде особой добрячкой, чтобы желать этому кровососу долгой и здоровой жизни, я не была. Так почему же только сейчас? Может, потому, что он всё-таки был моим родственником? Или служил напоминанием о матери? Или потому что в своём лице я находила его черты? Всё это было верно. Его нос - мой нос, его разрез глаз - мой разрез глаз, его линия челюсти - моя линия челюсти. И всё же в его лице было что-то эльфийское, от Мортис, а у меня - демоническое, от матери. От матери, которую он презирал! И ничто не оправдывает то, что он ещё жив! - Я не понял: куда из холодильника девалось моё мороженое? - раздался до чёртиков знакомый голос за моей спиной. От неожиданности его появления я круто развернулась на полукруг, забыв о некогда висящем над полом Самаэле. Некогда потому, что стоило мне потерять концентрацию, как он выскочил в окно, засыпав осколками пол и кровать. Но мне было совершенно не до этого, потому что...       Лениво опираясь плечом о дверной косяк, стояла чёртова задница Малыша собственной персоной с наигранно-негодующим лицом. Я, смотря на это лицо, испытывала два острейших желания, оба из которых пока подавляла. Первое: поколотить Малыша по его наглой белобрысой голове. Второе: поцеловать, даже если это окажется та самая наглая белобрысая голова. - Мы так и будем молчать? Или ты всё-таки сознаешься, кто сожрал моё мороженое? Во второй раз это уже не было смешно. Он ушёл на два чёртовых дня, оставив меня гадать, куда и зачем, а по возвращении его лишь волнует эта проклятущая еда?! Желание поцеловать его у меня прошло, и от молчания я перешла к грубости: - Не помню, чтобы я сюда тебя приглашала, сын Чёрного Рыцаря. Так что если мороженое - твоя единственная проблема, можешь катиться, откуда прикатился. Охотник возвёл глаза к потолку с таким видом, словно разговаривал с неразумным ребёнком, не понимающим простых истин. - Скажи, Рыжая, чтобы уйти по делам и не быть при этом тобой проклятым, я должен спрашивать письменного разрешения? - Нет. Так что можешь проваливать и ничего не спрашивать, как обычно ты это любишь делать. - Я оставил тебе меч. - безапелляционно заявил охотник, выкладывая последний козырь.       По правде нужно было сказать, что я просто не поняла этого намёка, но не могла же я это сделать, глядя в это нахальное лицо? - Удивительно, что это всегда мужчины жалуются на непонятные женские намёки. - Удивительно, я ожидал, что ты будешь в восторге от Мятежника. - Я была бы в восторге, если бы ты сказал мне, куда уходишь. - Я был бы в восторге, - продолжил Малыш передразнивать меня, - если бы ты просто порадовалась, что я оставил тебе меч. Вообще, я предполагал тебя застать как раз за эффектным уничтожением оборотней с его помощью. Слушая его, мне хотелось отрицательно и долго мотать головой, потому что до Данте так и не доходило, почему я взбесилась. У меня было два варианта. Первый: выставить его за дверь, чтобы он подумал над своим поведением (хотя я совсем не была уверена, у меня вот так просто получится это сделать). Второй: сказать ему, что он кретин и попытаться объяснить свои чувства. Я размышляла над этим всего несколько секунд, когда Малыш подтянул меня к себе, сжав в крепких объятиях. Это как-то сразу убавило мне пыла. Он смотрел на меня сверху вниз, своими прекрасными голубыми глазами, и я чувствовала, что начинаю дышать глубоко и медленно, что на душе становится удивительно спокойно и радостно в то же время, и что больше всего мне хочется, чтобы мы стояли так очень долго. Глупым и незначительным стало то, что он уходил, и я начала удивляться, что меня это так взволновало. Разве можно волноваться об отношениях, когда он смотрит на тебя таким взглядом? Взглядом счастливого человека, который пробыл в долгой разлуке с кем-то ему очень дорогим, и вот, наконец, смог снова с ним увидеться? Однако стоило Данте заговорить, и волшебный миг растаял: Малыш снова стал выглядеть, как ленивая весёлая задница. - Странные у тебя перепады настроения, Рыжая. Я уж рассчитывал на горячий приём. Я несильно ткнула его кулаком в грудь - он усмехнулся. - Уже горячее. А после того, как ты поцелуешь меня, я даже захочу выслушать, что тут происходило.