Помнишь?

Pov. Айзава.

— Мама, привет. — Привет, сынок. Чего так рано позвонил? Ты хоть спал? Как твои руки, заживают? — Все хорошо, мамуль. Как там у вас с папой дела? — Мама, мамуль… Я привыкла слышать твоё недовольное «мать» и последующее, после этого, ворчание. С тобой точно всё хорошо? Как будто собираешься мне исповедоваться. Может на работе что случилось? Провинился-то где? Давай, рассказывай. Мать тебя выслушает. — Нет, ничего не произошло. Просто соскучился. Чем вы с отцом занимаетесь? — Да к тётке твоей ездили. К сестре моей. Их дочь близняшек родила. Так они там нянчатся все, с внучатами-то. У нас интересуются: «Когда в вашем доме праздник наступит?». Мы с отцом смеёмся, говорим им: «А у нас одно геройство на уме». И смешно и грустно. Похоже не суждено нам с супругом с твоими детками повозиться. — Извини, мам. — Ох, Шота… Да ладно внуки. Неужели нельзя просто взять и отдохнуть? Ты у меня один, сынок. Сердце наливается кровью, когда слышу о твоём бешеном режиме… Зря я тебя в герои отдала. Надо было подождать. Ты бы нашёл себе занятие. Может мечтательным писателем бы стал, или музыкантом. Не знаю почему, но ты у меня как деятель искусства ассоциируешься… Погубила я тебя, дура старая. Отправила туда, в этот кошмар, вопреки твоему желанию. А ты это дело не любишь. И бес с ним, если бы действительно горел, но ты же терпеть эту профессию не можешь. Каторга на всю жизнь. От матери не скроешь. Прости меня, Шота… Прости, сын мой… — Не плачь, мама. Всё не так плохо. Я стал преподавать. Мне это нравится. С мелкими балбесами жизнь начала наполняться красками. Так что я тебе наоборот благодарен. Не пошёл бы я по такой тропе, то вряд ли бы начал преподавать дуралеям. — Шота, ты сам дуралей… Какой же ты у меня добрый. И всегда так было. Смирно проглатываешь любые удары судьбы, жертвуешь собой, прощаешь всё, держишь за замками свои истинные чувства. Лишь бы никому не было больно. Лишь бы этот Ад никому больше не навредил. — Я люблю тебя, мама. Потом позвоню.       Откладываю телефон в сторону.       Сижу на незаправленной кровати, пустыми глазами глядя на свои ноги.       Мать меня как облупленного знала. Сразу уловила неладное. От этого становится ещё тревожнее.       Самое главное я ей сказал. «Люблю тебя, мама». Потому что люблю. Потому что мне не важно, какие ошибки в прошлом ты совершала. Ты — моя мама. Ты — самый родной человек в мире. Я всегда буду тебе благодарен за жизнь и безвозмездную любовь.       Меня окружили коты и кошки. Всего их было пять. Всех подобрал из жалости. Так и не дал никому из них прозвища. Какая разница? Просто пусть живут под моим крылом. Разве имеет значение буду ли я чесать белую кошку, или её же, но под каким-то именем?       Они как-то странно себя вели. Терлись об меня, мурчали; самый молодой из них обеспокоенно мяукал. Мне стало легче рядом с ними. Как никогда был рад, что подобрал этих чудиков в свою обитель. Всегда чувствовал от них ответную благодарность. Может мне так только кажется, ведь кошки по своей природе привязываются к дому, а не к хозяину, но душу грел тот факт, что это я дал им тот самый дом и тепло.       На колени запрыгнула самая робкая и пугливая кошка, дымчатой окраски. Мурчит, под моей ладонью, доверчиво подставляя свою миниатюрную голову.       На помойке её нашёл, в чёрном пакете. Отчаянно кричала, молила о помощи. Выброшенная этим миром, никому не нужная. — Хотару. — на шерсть кошки капнула отдинокая слеза.       Какой кретин сказал, что мужчины не плачут?       Четырёхлапое создание спас, но не человека.       Девушка. Да что там? Девочка ещё. Восемнадцать лет. Там молоко на губах ещё не высохло. Она тоже мне отчаянно кричала. Тоже молила о помощи.       Вчера её слезы щемящей резью стекали по моему вандальскому рылу. Я чувствовал себя последним помоем на днище гниющей, забросанной омерзительной падалью, свалке.       Вчера я испытал адскую пытку, после которой стало всё равно.       Что значит моя жизнь, после такого? Она должна была значить «герой». Но это понятие было стёрто горькими слезами, капавшими болезненной горечью на мои щёки.       «Герой» сдох. Давно подох, превратившись в грязную крысу.       Семь лет назад я совершил жуткое преступление. И забыл. Еще и остался безнаказанным. Хотя уже тогда следовало разорвать свою геройскую лицензию, сжечь её на костре и отсидеть эти семь лет самому.       Она меня убьёт. Сегодня. И я не стану сопротивляться. Потому что это целиком и полностью мое преступление. Из-за него умер человек и, из-за него же, в мире ходит девушка-мертвец, у которой не осталось ничего.       Она прошла через Ад. В ней давно растоптано всё святое. «Грань» давно пройдена. Такая без всякого сожаления зарежет в темном углу. Я только не мог понять, почему она медлит. Но теперь стало ясно. Время её каторги тянулось долгих семь лет, вот и со мной она тянет, не торопится.       Я её услышал. Понял, увидел, прочувствовал и принял свой самый большой грех. Не знаю, что она сегодня со мной сделает, но я на это пойду. Это только моя вина. Я заслужил наказание. Убегать от него не буду. Да и убегать ни в коем случае нельзя, иначе это наказание станет куда страшнее. Пусть уничтожит меня, но не трогает родных и близких. Она вполне может. Я же лишил её этого. Однажды она об этом прямо намекнула:       «Но я так рада, что с тобой и твоим классом всё более-менее обошлось».       Сейчас эти слова звучали угрожающе. Я не позволю тебе тронуть мой класс, Хотару. Сам сдохну, но детей не отдам.       У котов кроме сухого корма снова ничего нет.       Нет уж. Сегодня я перед ними не могу так проебаться. Захожу на сайт доставки и заказываю кучу кошачьей еды, на всю оставшуюся зарплату. Остальные деньги я давно перевёл матери. Себе никогда ничего не оставляю. Только за квартиру плачу. Пожрать можно и за бесплатно, в UA. Хотя мне стало тошно оттого, что я там за бесплатно ем. Ведь это предназначено для героев.       В академии подхожу к Каяме, вручая ей ключи от своей квартиры. — Каяма, покорми моих котов. Меня сегодня на задание отправляют, не знаю на сколько оно затянется. — прошу героиню. — Тебя? — недоверчиво спрашивает, глядя на мои загипсованные руки. — Нужна моя причуда. — вру без всяких колебаний. — Странно это. — подключается к разговору Сущий Мик. — Я тут заметил, что ты стал каким-то совершенно потерянным. Может расскажешь нам, что случилось? — Давайте я об этом позже расскажу. — пытаюсь выдавить подобие улыбки. — Когда вернусь. Хотелось бы снова сходить с вами в бар. — Правда? — Каяма и Хизаши синхронно переглядываются. — Ты реально готов с нами потусить?       Глядят на меня в ожидании. С неприкрытым весельем и азартом. Как в годы нашей юношеской, беззаботной жизни. Незабываемые времена. Тогда с нами ещё был Оборо.       Чувствую, как улыбаюсь им в ответ. Искренне и открыто. Потому что могу доверять им свои настоящие чувства. — Да.       Простой ответ. Но он пропитан чувствами и эмоциями. Как бы они надо мной не шутили, как бы не доставали своей глупостью — это были мои самые верные друзья. Они ни за что не оставят в беде. Будут делать все, чтобы поддержать, помочь. Друзья, которых никогда, в своей жизни, не встречала Хотару. Так называемые «друзья» её сразу же киданули.       Класс меня встретил на редкость прилежно и дисциплинированно. Гляжу на этих дураков и чувствую как опять начинаю лыбиться, как идиот. Но ничего с этим поделать не могу. Это было неконтролируемо. — Прежде чем начать, хочу отметить, что вы делаете большие успехи. Дисциплина — это решающий фактор в нашей профессии. На Спортивном фестивале её отмечают многие профессионалы. — Что-то учитель Айзава сегодня слишком мягкий. — слышу голос Ашидо и согласные кивочки от Урараки. — И довольный. — А ну, цыц! — строго прерываю их, и продолжаю вести урок.       Уделяю, в этот раз, особое внимание понятию «герой». Если вы, детишки, будете равнодушны к жизням, которые зависят только от вас, то сразу меняйте профессию. Примерно это и пытался им донести. Не будьте мной. Вы выше этого. Действительно многообещающий класс попался. Хотелось бы их увидеть в будущем.       После рабочего дня неторопливо иду к месту встречи. Времени ещё было достаточно. Я решил этим воспользоваться. Купил хлеба и отправился в парк, к пернатой живности. Иногда убиваю там время, подкармливая голодных птиц. Мы в ответе за тех, кого приручили. Чистая истина. Животные нуждаются в людской помощи.       В этот раз я не ждал её час. Пришёл к фонтану, а она уже там сидела, опустив здоровую руку в воду, гоняя жидкость из стороны в сторону. Оборачивается и глядит своим безумным взглядом, прямо в душу. И мне становится не важно. Ни я, ни мать, ни коты, ни друзья, ни класс — больше ничего нет и не будет. Эта девушка меня уничтожит. Уже вчера уничтожила. Хуже, чем вчера, не будет. — Любимый! — звучит крайне ненормально из её уст.       Хватает меня за гибс, но не как вчера. Не тянет своей маленькой тушкой вниз. Только синие бездны блестят куда опаснее, чем тогда.       Вспоминаю её вчерашнее заявление. «Никого, никогда, ты так не полюбишь, как меня». Это звучит полным безумством в мыслях. Всем сердцем ненавижу. Но с остальными пунктами я был полностью солидарен. Никогда не забуду; буду до конца мечтать, чтобы она исчезла, подобно дурному кошмару; постоянно мучаюсь; постоянно её вспоминаю, когда рядом нет.       Ты моё проклятье, Кояма Хотару. — Обожаю такую погоду. — шумно вдыхает воздух. — Недавно был дождик. Пахнет свежестью и жизнью. — издеваешься, да? — Пойдём, поедим!       Мы заходим в какую-то кафешку, европейского типа. Синие глаза загораются, искрятся, восторженно смотрят на меню. — У меня нет денег на эту ерунду. — чистая правда. Последние деньги потрачены на котов и птиц. — Это не беда. — достаёт из кармана кредитку и вертит перед моим носом. — Смотри-ка, какой презент от героя номер три. — выражение её лица меняется на опасный, истинный облик. — А я у него даже не отсосала. — Мне без разницы от кого у тебя эта кредитка и как именно она к тебе попала. — бесцветно сообщаю я.       Скрипит зубами. Похоже сегодня мой черёд играть на чужих нервах. Пофиг. Просто не могу понять весь этот цирк. — Ты не против, если я сделаю тебе заказ? — спрашивает она. — Если тебе надо, то дерзай. — скучающе отвечаю я.       Недовольно фырчит. И глядит своими змеиными глазами, цвета насыщенного океана. Душит медленно. Яд её со вкусом сладкого отчаянья. — Ты сдохнешь как собака. Собаке - собачья смерть. — шепчет, тихо-тихо. Никто не слышит. Только я. Только передо мной она полностью оголяет свою неадекватную личину.       Натягивает милую улыбочку, как ни в чём не бывало, и идёт к кассе.       Я усаживаюсь на дальний столик, где меньше всего народу. И смотрю в окно, отражающее вечернее небо.       Не знаю, что потом будет с Хотару, когда она меня убьёт. Учитывая, что ей цепляться будет не за что, она сама на себя руки наложит. Не думаю, что пострадает кто-то ещё. Всего две смерти. Думаю для восьмимиллиардного населения Земли это будет небольшой потерей.       И все же, интересно, что бы с ней стало, если бы я её тогда спас? Появилась бы между нами связь? Не такая, как сейчас.       «Никого, никогда, ты так не полюбишь, как меня» — снова всплывает в голове.       Наверное, это здорово кого-то любить? Я даже тут не преуспел за эту дерьмовую жизнь. Внутри отдаёт сожалением. — Попробуй раф с сыром! — от мыслей отвлекает голос Хотару.       Прямо к моему лицу протянула дымящийся молочной сладостью напиток. Детский, греющий запах. Напоминает тёплое молоко, которое мама мне давала, когда я заболевал. — Ну же!       Притягиваюсь губами к керамическому сосуду и пью пенчатую субстанцию.       Вкусно. Молочная сладость с лёгким, солоноватым привкусом. Я прикрываю глаза, пытаясь лучше распробовать этот вкус. Пытаюсь через него окунуться в краски своего детства. — Вот и я о чём! Обалденно же!       Смотрю на эту дуру. Счастливая-счастливая. В этот раз улыбка искренняя, до ушей.       Тоже ей в ответ улыбаюсь. Она сейчас как ребёнок. Наивный, счастливый ребёнок.       Всё же, там ещё не совсем потеряна человечность. Хочет сделать мне приятное. Бедная девушка. Смысл на неё дуться? В чём она виновата? В том, что её сломали? — Вкусно. — произношу я, всё ещё улыбаясь. — Можешь его поставить. Я сам возьму.       Удивлённо моргает, будто впервые меня видит. И глаза у неё меняют цвет. Холодная синева сменяется на бирюзовые оттенки. Самые красивые глаза, которые я наблюдал в своей жизни. Смелые, изменчивые и бесконечные. Может в них бы я и влюбился? — Ради такого, я готова в собственных ладонях подносить жгучий кипяток к твоим губам.       Её лицо приобретает какое-то новое, неизвестное мне очертание. Это очертание было прекрасно. Жаль, что я погубил этот прекрасный цветок.       Ничего не говорю. Подношу губы к горячему сосуду, который она продолжала удерживать своей хрупкой ручкой. Но сейчас не прикрываю глаза, глядя только на неё.       Богиня. Заставляет ненавидеть, бояться и восхищаться ей одновременно. Ни одна женщина больше во мне не пробуждала столько чувств и эмоций. Сердце стучит как бешеное, от одних её синих глаз. Совершенно недосягаемое существо. Вне логики. Покоряет самых недоступных хищников.       Моё божественное проклятье.       Мы идём по блестящей дороге. В лицо моросит мелкий дождик, окропляя бледную кожу сверкающими бликами. У Хотару пушистые реснички, которые она жмурит, прижимаясь ближе ко мне.       Мёрзнет. Ищет тепла. Или защиты. Наверное об этом она мечтала все семь лет. Бедная девушка, которую никто не защищал. Обезумевший изгой.       Грейся, Хотару. Я тебе отдам всё своё тепло. И даже больше. Лишь бы больше не капали солёные капли на мое лицо. — Ты знаешь, что такое «почти»? — заводит она новую тему разговора. — Это когда немного не достаёт до чего-либо. — спокойно отвечаю на заданный вопрос. — Какое простое значение, да? — горько улыбнулась, повернув голову вперёд. — Как, например, азартная игра. Большие ставки, непоколебимое безумство, на кону твоя жизнь. Все идёт гладко, но тут что-то происходит не так. Что-то, что может перевернуть твою жизнь с ног на голову. Человека бьет паника, дрожь, ужас. Его жизнь зависит от одной удачи. Только следующий ход покажет, будет ли он спасён. И это спасение происходит. Перед глазами проносится вся жизнь, которая могла оказаться в чужих руках. Игрок понимает, что он почти погиб. Почти всё потерял.       Я не понимаю. Какую игру она затеяла? К чему это «почти»? — Зачем ты это рассказала? — пробую получить ответ на новую загадку. — Узнаешь. — мрачно улыбается она и тянет меня дальше.       Меня это напрягает. Почти — это не смерть. Она будет меня пытать?       Жестокая женщина.       Кояма заводит меня в темные подворотни, ведёт по извилистым лабиринтам, пока мы не натыкаемся на приоткрытый люк в земле. — Залезай. — кивком головы показывает мне на эту дыру.       Боже, откуда она знает столько дерьмовых дыр? Смахивает на логово злодеев.       Я спускаюсь в темноту, почти ничего не вижу. И тут в шею прилетает какой-то снаряд.       Сука. Понять бы в какую ловушку я угодил. — Хотару? Давно тебя не было в Лиге! Наконец-то привела свою жертву? — спрашивает незнакомый голос, светя на меня ярким светом фонаря.       Лига Злодеев.       Вот же стерва! Вот же мстительная стерва!       Я был готов к тому, что она сдерет с меня кожу, выкачает из меня весь воздух, разломит каждую косточку, и начнёт это медленно поджигать.       Но к этому я не был готов. Вообще нихуя не был готов. Это самая подлая западня, в которую я мог угодить.       К сожалению, нельзя повернуть время вспять. — Думаю вы его знаете. У него интересная причуда. — делится информацией дьяволица. — Ого! — рассматривает меня седовласый мужик. — Ну ты даёшь! Это ведь Сотриголова! Герой, мать его! Обалдеть… Его тело должно быть сильным. Они же там тренированные все. Неплохой Ному выйдет! Да ещё и с стирающей причудой! Лидер должен заценить! Молодец, крошка!       Ному, значит? Это и есть её «почти»? Типо, «почти» сдохну. Я стану живым монстром. Безмозглым, чем-то управляемым монстром. Но зато живым. Стану опасным для своих друзей, своих родителей и для своего класса. Безмозглым, безобразным сосудом.       Стерва. Ненавижу. Всем сердцем ненавижу.       Эти блядские, синие глаза. Эти блядские, эгоистичные слезы. Это блядское, безтормозное тело. Эту блядскую, сгнившую душонку.       Ненавижу.       Начинаю терять сознание. Снаряд, что прилетел в шею, стал на меня действовать.       Встречаюсь с её синими, сволочными глазами. Хочется в неё плюнуть. Кислотой.       Натурально влип. Проваливаюсь в темноту.