Помнишь?

Pov. Айзава.

      Хотару пыталась распутать мои колтуны. Это была та причина, по которой я проснулся следующим утром. Мягкие, осторожные касания, сконцентрированное разглядывание моих волос, чудное, старательное сопение. Пытается не причинить своим копошением дискомфорта.       Я сгрёб её в охапку и понёс в ванную. Липкость и засохшие выделения были не самым лучшими составляющими пробуждения.       К большому удивлению, чувствовал я себя хорошо. Либо это те пилюли, что я вчера глотал в промежутках между бреднями, либо секс действительно оказывает на людей волшебный эффект. Не помню, какие именно плюсы приписывают к этому естественному процессу, но список там обширный. Мне, впрочем, по боку. Если бы это было запретно, то я бы всё равно сорвался. Хотару моя слабость, перед которой я не могу устоять. — (англ.) Вы уже здоров? — спрашивает вошедшая к нам француженка.       Мы с Хотару сидели на диване, прикрытые халатами, после душа. Она пыталась распутать мой шухер на голове, а я приобнимал её за талию, покорно подставляя свою голову под её руки. — (англ.) Да. — сухо ответил я, в надежде, что эта женщина уйдёт. — (англ.) Но что вы сделать, чтобы так быстро поправится? — судя по всему, так просто медсестра отсюда не исчезнет. — (англ.) У нас был секс. — спокойным тоном отвечаю ей. — (англ.) Что? — она на меня уставилась так, будто я ей сейчас признался, что ем циклопов на завтрак, обед и ужин. — (англ.) Мы трахались. Вам ещё повторить? — утомленно интересуюсь у неё. — (англ.) Секс? Но ведь нельзя! — возражает женщина. — (англ.) Лучше говори «можно», тогда мы сделаем «нельзя». — после этих слов, притягиваю к себе увлечённую возлюбленную, мягко поцеловав её в макушку.       С горем пополам, девушка наконец-то успокоилась. Поняла, что лекарства от идиотизма ещё не придумали, и ушла из нашей обители.       Хотару ничего не поняла из нашего разговора и даже не пыталась понять. Когда медсестра вышла, она игриво просияла, обращаясь ко мне: — Шота, смотри.       Её глаза искрились счастьем. Я не совсем понял, с чего она вдруг наполнилась такой жизнерадостностью, но душу это знатно согрело. — Ты проиграл! Моргнул! — я снова моргнул, от удивления. Не сразу понял, что она затеяла игру в «гляделки». — 2:0.       Странно в это проигрывать, учитывая, что я годами оттачивал этот навык. Вроде, должен любому фору дать. Но разве меня волновал этот тупой навык сейчас? Тут, с ней, я не герой. Я её защитник. На всё остальное мне было без разницы.       Хотару, как дитё малое, надула щёчки. Я улыбнулся. Какая же она дурочка. — Ну, Шота! Так не честно! Ты даже не пытался!       Кажется, мне большего счастья и не надо. Просто я знаю, что когда она себя ведёт как ребёнок, то это и есть её женская любовь. Её взаимная отдача. — Разве я мог победить тебя? — подыгрываю ей. — Нет. — шелудиво сверкнула своими глазками, давая понять, что эта игра изначально была не из честных. — Кстати, колтуны я тебе уже распутала.       Я притянул её к себе, прижав ладонь к изящному изгибу шеи, и горячо выдохнул в её чуть приоткрытые губки: — Тогда запутай их снова…       Опрокидываю её на коврик. Наверное, странно этим заниматься на коврике, как собаки, но нам простительно. Франция нас уже запомнила как животных.       В этот же вечер мы улетели в Египет. Так и не посетили Лувр, Эйфелеву башню, внутренности Собора Парижской Богоматери. Да и не важно. Франции нам и без этого вполне хватило. Гулять по древним улочкам, наблюдать за шумной жизнью французов, вдыхать освежающий запах рек. Не это ли то, что люди называют «страна»?       В Египте превосходное море. Мне пришлось обучать Хотару плавать. Оказалось, что у неё не имелось никаких навыков плавания. Ещё и никак не выходило. Слабенькая, быстро выдыхалась, когда слишком далеко заплывали. Даже небольшие волны её утомляли. И тогда она обвивала меня за шею, всецело доверяясь мне, моему умению плавать. Мне так больше нравилось. Она благодарно целовала меня в макушку и напевала песенки, под шум волн. Простое плавание превращалось в чистое удовольствие.       Арабы бессовестно приставали к ней, даже видя, что она идёт со мной. Тогда я хватал её на руки, испепеляя чернокожих ухажеров убийственным взглядом. Слышал, что тут любят приставать к «белым» девушкам, но не думал, что это доходит до такой наглости. Арабы не особо отчаивались, убегая флиртовать с другими беспризорными дурами, рядом с которыми и совсем никого не было. Что за самоуверенность? Иностранкам надо быть крайне осторожными в этой стране. «Мне повезло, что у меня есть ты», — немного испугано говорила Хотару, крепче ко мне прижимаясь. И мне было не по себе, от мысли, что она могла оказаться тут одна — маленькая, хрупкая, беззащитная.       Самое большое впечатление у нас было от путешествия в Каир и Луксор. Величие прошлого захватывало дух. Мы были жалкими букашками, по сравнению с египетскими творениями прошлого. В голове не укладывалось, как люди могли создать такие грандиозные города, в их-то века.       Я запечатлел Хотару на фоне Нила. Поставил на общий фон в своём телефоне. Включил связь и отправил всем придуркам, которые мне звонили всё это время.       «Здесь я могу смотреть на неё».       Мне моментально позвонил директор Незу. Я решил ответить, одним глазом следя за Хотару, бегающей среди сувенирных лавок. — Здравствуйте, Незу-сан. Вы звоните сообщить, что я уволен? — не спрашиваю, а скорее утверждаю. — Нет. — к моему удивлению, даёт он мне отрицательный ответ. — Давно хотел отправить тебя на отдых. Просто хочу сообщить: отрывайся и не думай ни о чём. Мы позаботимся о твоём классе. Место преподавателя за тобой останется, не волнуйся. — Кто им сейчас преподаёт? — рискую спросить. — Эм… Не будем о плохом. — сколько обреченности в одном ответе. — Ясно. Ястреб.       Чувствую, мой класс умственно отстает в своём развитии. — У них скоро будет стажировка, так что это не затянется на долго. — попытался меня утешить Директор. — Попросите Мика, или Каяму подстраховать. — прошу я. — И извините, что так поступил. Это… невозможно объяснить. — Не извиняйся. Все порой сходят с ума. Отдыхай. Судьба тебя ждёт. — Судьба…       Я взглянул на Хотару и улыбнулся. Она напялила на себя всевозможные шляпы из прилавка и крутясь перед зеркалом, заливаясь звонким смехом. Это было незабываемо. — Я никогда не пожалею, что посвятил ей эти дни. — говорю напоследок и сбрасываю трубку.       Лунному Угольку в Египте было невыносимо жарко, поэтому надолго мы тут не задержались. Купили билеты в… Россию. Хотару так захотела.       Мне в Россию не хотелось. Там высокий уровень преступности. В этой стране почти нет героев. Такая «роскошь» сильно бьет по карману страны. Многие алчные герои отказываются там «геройствовать». Слишком низкая оплата на фоне других стран. Яркий пример того, насколько зависимы в моей профессии от кругленькой суммы. Даже я. Я привык высылать матери огромные суммы каждый месяц, и не могу сказать, что меня это не радовало. Мои старики не знают никаких нужд.       Страна огромная, случаев преступлений — с ума сойти, успеть вовремя — только если ты перемещаешься со скоростью света. Обеспечивать народ, промышленность, все свои регионы — это уже нехилые расходы. Так что в России решили так: обойдёмся без героев. Зачем уговаривать тех, кто ценит деньги выше чужих жизней? Гражданским просто дали добро на самозащиту. Их с пелёнок учат этому делу. Страна, где каждый сам себе герой. И гражданские вполне успешно с этим справляются, судя по статистике. Преступлений — тьма, пострадавших — единицы. Хотя, в последнее время, преступления стали спадать. Просто преступники стали боятся «обычных людей», которые могут их отметелить так, что родная мать не узнает. Как говорят, гражданские России слаженно скручивают закононарушителей. В этом страна знатно преуспела.       Ещё русские стали жуткими нацистами после того, как герои отказались работать в их стране. Ведь героев тут не обучают, следовательно — своих кадров нет. Отказались работать именно представители геройских стран. А если учесть, что эта страна богата ресурсами, которые из неё сосут другие страны, то причин для недовольства становится ещё больше. Между русскими и иностранцами всегда было и есть тяжелое напряжение.       Тем не менее, здесь есть какие-то герои. И они истинные. Потому что в этой стране могут работать только истинные герои, которым не важно сколько средств лежит на их счёте.       Первые впечатления от России — это какой-то пиздец. Здесь мало кто понимал английский и, особенно, японский. А мы с Хотару заблудились в аэропорту. Я к кому-то обратиться за помощью и на меня обернулась целая свора, готовая сожрать нас на месте. Хотару занервничала. Сильно занервничала. Занырнула под мою кофту с головой, обняв как в последний раз. Мелко дрожала. Я и сам не заметил, как, угрожающе рыча, начал сверлить окружающих своей причудой. Защищал своё чудо. Тогда эти дикари поняли, что перебрали с «гостеприимством». С уважением отметили, что я тоже круто их «поприветствовал». В знак извинения, подарили мне — водку, Хотару — квашеной капусты, и сопроводили нас до такси.       Таксист решил блеснуть перед нами знаниями японского языка и всю дорогу поносил неправильным произношением слов: кОтана, ниндзЯ, самУрай. Увидев, что я начинаю закипать, Хотару уложила голову мне на колени и прикрыла глаза. Слушать этот ужас стало намного проще, ведь мою ладонь ласкала гладкая мягкость белоснежных волос. Ру мурчала от этих поглаживаемый. Рядом стал мяукать ревнивый кот. Было видно, как он широко раскрывал свою пасть, но «чудо-ошейник» глушил все его чудо-вопли.       Возможно, Кремль бы мне запомнился намного ярче, если бы не одно событие, которое перекрыло собой это впечатление: здесь разгуливала праздничная толпа во главе которой шествовали жених и невеста. Хотару эту процессию оценила по достоинству, обернувшись ко мне с решительной улыбкой на пол-лица: — Шо-о-ота.       Шота… Я уже как тридцать лет «Шота». Недо-герой, недоалкаш, недо-сын, недо-учитель. И все это великолепие в одном имени — Шота. Правда, пока без колечка на пальце. Видимо, настало время стать недо-мужем? Судя по тому, как излучает своё нетерпение моя маленькая женщина — поздно мне рыть могилу.       Искать свадебные наряды и кольца в центре Москвы — удел больших кошельков. Была бы у меня голова на плечах, я бы выбрал место поскромнее. Но у меня беда с башкой. Ещё и Хотару, которой надо «скорей!», «сейчас!». Разве можно игнорировать Хотару?       Моя невеста сверкала, подобно той богатой, хрустальной люстре, которую мы видели в главном театре Франции. Я люблю её без всякой мишуры. Глупые одеяния, которые придумало общество. Однако, я и подумать не мог, насколько волшебной она будет во всем этом свадебном блеске.       Я не мигал. Не потому, что мне нельзя мигать, сдерживая силу какой-то швали, а просто из-за неземной красоты, которая сражала до иступленная. Я не сразу узнал. Малышка выглядела сногсшибательно, бесподобно, недоступно. Пробуждала внутри странные чувства. Она вроде моя, но настолько невероятная, что не мог подойти. Только смотреть со стороны, не мигая.       Хотару сама ко мне подбежала. Я ей тупо надел колечко на безымянный. Это всё? Конец свадьбы? А её точно надо было в торговом центре играть? — (англ.) Ох уж эти япошки. Церковь через дорогу. — сообщает мне охранник ЦУМа. — И невесту до свадьбы нельзя видеть. — (англ.) Это по вашим правилам. А у нас свои. — я подхватываю Хотару на руки. Она не понимает о чём я толкую с охранником, но делает вид, что слушает. — (англ.) И какие они у вас, эти ваши правила? — интересуется русский. — (англ.) Свои. — говорю я. — (англ.) То есть, совсем свои? — (англ.) Совсем. — (англ.) Вашечные? Отсебяточные? Свои в доску? - …       Я потерял дар речи. Только русский мог такую херню выдать. Ещё и на английском. Но суть он уловил. Моё уважение. — (англ.) А кто свидетель на свадьбе? — ищет взглядом других представителей японской расы. — (англ.) Кот. — указал на Лунного Уголька, чей ошейник был привязан к креслу. — (англ.) Интересно. — одобрительно кивнул мужик. — Ну, вы его тогда тоже приоденьте. Свидетель свадьбы, как-никак. — (англ.) Действительно. — согласился я.       Мы с Хотару взяли кота пошли выбирать ему прикид. — А о чем вы говорили? — спрашивает моя… жена? Наверное, да. — Что мы с тобой слишком необычные для японцев. Слишком прибабахнутые. — А-а-а… — протянула она. — Соглашусь. У нас с тобой такое частенько случается. Но нас же это устраивает? — обнимает мою шею, притягивая к своим губам.       Я, ничего не говоря, её поцеловал. У моей жены слишком сладкие губы. Невозможно противостоять соблазну. — (рус.) Горько! Горько! Горько!       К нам подошли чокнутые работники этого чокнутого русского центра. Осыпали блестками и конфетти. Во главе всего этого стоял тот самый охранник. Другие русские радостно улыбались, хлопая в ладоши. Будто это событие напрямую их касалось. Необычная нация. Но Хотару искренне обрадовалась, глядя на их счастливые лица. Кажется, я тоже. Здорово, когда наше счастье разделяют другие люди. Пусть и совершенно незнакомые. — (англ.) Вижу, кот при параде. — я перевёл взгляд на кота, на шее которого красовалась малиновая бабочка. Не знаю кто на него это нацепил, но сойдёт. — А теперь самая важная часть церемонии. — охранник встал между мной и Хотару. Я удивленно вскинул бровь, когда положил ладонь мне на плечо. — Уважаемый гость, хочу спросить Вас, согласны ли вы хранить и оберегать свою избранницу несмотря на тернии и годы, лишь в ее глазах искать ответы на вопросы, лишь в ее прикосновениях находить уют и покой?       Я перевёл взгляд на Хотару, чьи глаза буквально светились от счастья, переполняющего её. — (яп.) Да.       Конечно. Кто кроме неё даст мне ответы на жизненные вопросы? В каких глазах я увижу столько же любви? Чьи прикосновения станут для меня дороже ее — мягких, ласкаюших, родных? Только она. Единственная, кому я отдался всецело. — (англ.) Дорогая невеста, обещаете ли вы стать для своего суженного не только любимой и заботливой женой, но и самым верным другом, поддерживать его во всех начинаниях и подарить ему прекрасных малышей?       Малышей… У меня сердце упало в пятки. Какое тяжелое слово. Охранник ни в чём не виноват. Просто это то, что закрепляет венец истинного счастья любой любящей семьи. Детишки. Суждено ли нам это счастье? Суждено ли ей стать матерью моих детей? Я бы всё ради этого отдал. Может… А может, получится? Чувствую себя круглым идиотом, но так хочется стать счастливой семьёй с моей синеглазой судьбой.       Хотару не поняла охранника, беспомощно хлопая глазами. Хорошо я выучил международный английский. Как она собиралась одна по свету ездить? Тем не менее, она сияла, глупенькая. Согласно кивнула головой, будто поняв, что именно у неё спросили.       Какая-то женщина дала ей кольцо, кивнув в мою сторону. Забыл, что у меня пока на руке не красовалось этой брачной безделушки. Она так трепетно держала мою руку. Было видно, что она затаила дыхание, одевая золотой круг на мой безымянный палец.       Потом наши глаза встретились. Я понял, что вся моя жизнь была ради этого момента. Может это глупо, но мне думалось именно так. Я был создан для Хотару, а она — для меня. Этот союз уготован самой судьбой. — (англ.) Я вас благословляю! А теперь свадебная гулянка! Куда без свадебного веселья?! — (англ.) Кстати… А куда мы можем пойти? — спрашиваю у обвенчавшего нас охранника. — Мы в Москве где-то час, ничего не знаем. — (англ.) Час…? — потерял челюсть охранник, во все глаза уставившись на нас.       Ну, да. Не спорю. Сыграть свадьбу, всполошить всех работников ЦУМа, растратить бешеные суммы на наряды, кот-свидетель, «отсебяточные правила» и тому подобное — это слишком для первого часа в другой стране. Но мы с Хотару как-то умудрились. — (англ.) Идите-ка вы в баню!       В бане мы решили открыть водку, которую нам подарили в аэропорту. Ну, и как-то странно стали вести разговоры. Совсем странно. — Вот смотри… — у Хотару так потешно горели щёчки. Будто их покрасили в красный цвет. Ещё она забавно хихикала, когда делала паузы в словах. Никогда её не видел пьяненькой. Надо будет подробнее это запомнить. Хотя у самого в глазах уже плыло. Русская водка — это что-то страшное. — У нас есть пять котов. Давай ещё таракана заведём. — Давай. — тут же даю своё согласие. — А ещё детей. — Дети — это само собой разумеется! — возмущённо выкрикнула Хотару, будто упрекая меня в недавнем заявление. Вот и замечательно. — Но сначала надо таракана завести. — Не вижу в этом никакой проблемы. — произнёс я, проглатывая прозрачное пойло. Через дыхательные пути прошёлся огонь. Ядреная вещь. — Откормим таракана и сделаем ему отдельный уголок… Ручной таракан… — Мяу?       Пока Хотару строила планы на нашего будущего «питомца», я взял из тарелки селедки и бросил своему коту. Уж больно голодными глазами он смотрел на меня в этот момент. Понюхал и убежал в другой конец бани. Привередливая пушистая задница.       Потом мы вроде хотели в баню пойти, вениками побиться, но… я как-то слабо это помню. У меня тогда всё плыло и я ощущал себя вне закона гравитации. На следующий день я проснулась в палате, а Хотару, по соседству, лечили подгоревшую задницу. Оказывается, она додумалась сесть своей попой на раскалённую печку, когда я ловил крепкий градус. Не так я себе представлял нашу брачную ночь…       На следующей неделе мы полетели в… Анапу. Да-да. Чтобы японскому человеку согласиться отдыхать в таком городе, наверное, требовалось поджарить задницу и напиться, как свинье. Выполнив вышеназванные условия, мы ещё в проклятой бане увидели на русской карте этот ничем не примечательный уголочек у моря. Слава Богу, было лето и наш визит сюда был уместен.       На пляже я замазывал мою девушку кремом от загара. Особенно область её авантюрной попы, где ещё красовались красные следы от печи. Врачи хорошо залечили её, но ещё предстояло об этом позаботиться. — Интересно, как ты вообще умудрилась сесть на эту печь? Она же была в стене, и туда надо было допрыгнуть. — что-то я увлёкся с распространением масла на её заманчивой округлости. Бесстыже массировал, под одобрительные свистки русских, наблюдавших за этим. — Не помню. Пьяная была. — она придавила своими ладонями мои, покрепче прижимая их к своей попе, и сексуально наклонилась корпусом вниз, выглядывая на меня из-под ноги. — Давай помассируем друг друга в море, м? — Ты плавать не умеешь. — напоминаю я, сжимая её задницу, меж делом. — А нам не нужно плавать. Нам нужно друг друга массировать.       Игриво провернула своими бёдрами. Чертовка.       Мы доплыли до какой-то скалистой возвышенности. Не знаю, видел ли нас кто-то, или же нет — мне было без разницы. Все сошлось на одной девушке в моих руках. Скользкой, гибкой, сладко стонущей. Я целовал её мокрые волосы, пропитанные морской солью. Никогда бы не подумал, что попробую секс в море, сливаясь с возлюбленной под водой. Интересно, сколько я ещё с ней непривычных вещей успею испытать? — Это тебе.       Дарю ей ракушку, замеченную на морском дне — большой панцирь улитки, в которой уже не было своего хозяина. — Говорят из таких ракушек слышен шум моря. Послушай, — прислоняет к моему уху морскую раковину.       Там и правда шумит. Отдаленно, не ясно, но можно услышать эхо моря. — Вот как вернемся мы с тобой домой, как увидим среди вещей эту ракушку, как прислушаемся к морскому шуму из неё, и будем блаженно вспоминать, как мы в море с тобой трахались. — говорит она мне, отвлекая от искусственного шума морского детища. — И как после моря трахались. — добавляю я, отключая светильник над нашей кроватью.       Секса у нас было много. Ей даже в самолете однажды приспичило. «Безотказный» я не стал возражать. Нас материл весь самолёт, но кабинку в туалет никто так и не решился сломать. Так что мы своё удовольствие получили с полна. Нас подобный беспредел вполне устраивал. А как иначе могло быть у двух сердец, жадных до друг друга до потери собственной головы?       Иногда она делилась со мной своими мыслями, витавшими в её непредсказуемой голове: — Сейчас, оглядываясь назад, я поняла, что видела себя узницей, приговорённой к жизни. По сути, так оно и было. Я и правда прошла через… многое. Но сейчас, я рада жизни. Я могу видеть тебя каждую секунду. Ловить каждый твой вздох, взгляд, прикосновение. Чувствовать себя пригретой и любимой. Мой жизненный приговор отменялся. Ко мне сошло моё спасение, мой смысл. Я не совсем понимаю почему ты так сильно привязался к такому чудовищу, как я, но… Пожалуйста, продолжай. Сколько сможешь. Я буду вспоминать это как самое драгоценное, что произошло со мной. — Перестань считать себя чудовищем. — с упреком говорю ей, поправляя непослушную прядку за ушко. — Ты прекрасна. И я люблю тебя. Сколько мне ещё это повторять? — Сколько сможешь. — обнимает она меня, мягко устраивая свою голову на моем плече. — Сколько сможешь… — чуть тише повторяет она. — Такую дуру можно полюбить только на всю жизнь. — с улыбкой, чмокаю её в покрасневшее ушко.       Где-то в Италии, она стала сыпать в суп сахар и уверять меня в том, что это «самый смак», чем ввела в полный ступор. Вроде, до этого у неё со вкусовым рецепторам всё было хорошо. Как выяснилось, в ней зародилась маленькая жизнь. Врачи сказали беречь мою женщину и не обижаться на её перепады настроения. Хотару сияла от счастья, протягивая мою руку к своему, пока, плоскому животику. Я трепетно гладил его, не в силах сдержать слезы. Не об этом ли мы больше всего мечтали? У нас будет ребёнок.       Все шло хорошо. Я стал верить в счастье. Я стал ценить каждое мгновение этого счастья. Я стал больше улыбаться и смеяться. Ведь с такой глупой возлюбленной было над чем посмеяться. А улыбка сама по себе появлялась на лице, стоило мне увидеть блеск в её синих глазах.       Я верю, что всё будет хорошо. Судьба долго нас мучила, но теперь она нас благословила чудом. Я стал обожать свою жизнь, ведь в ней была Хотару и наш будущий малыш. Ну и кот. Куда же без кота? Он тоже стал для нас бесценным сокровищем, перетерпевшим «бзики» своих хозяев во многих странах.