🥧🥧🥧
дети приходят в их жизнь далеко не сразу. с их обручения проходит ещё несколько лет, за которые они успевают обменять квартиру на домик в пригороде, сделать из пекарни юнги крошку-сеть и съездить компанией в дикое путешествие на мальту. в течение него юнги сгорает до самого носа, пока тэхён щеголяет роскошной бронзой загара; чонгук, изрядно набравшись с чимином тёплого пива, обесцвечивает волосы, а намджун с хосоком по очереди теряют свои солнечные очки, кошельки и панамы. в общем и целом поездка запоминается полным хаосом, и ничто не способно перещеголять эти воспоминания до тех пор, пока однажды вечером чонгук не подкатывается под бок, весь какой-то тихий и задумчивый, и не спрашивает: — хён, что ты думаешь о детях? этот вопрос напрочь сбивает юнги с толку. что можно думать о детях? игрушки, волнение, нежный запах порошка. шумные, грязные, дорогостоящие. милые, послушные, опрятные. неуправляемые подростки. распустившиеся, как цветы, юноши и девушки, но всё ещё дети в глазах своих родителей. вероятно, это именно то, что приходит первым на ум. но юнги легко угадать в этих мыслях не свои ощущения, а всего лишь опыт общества вокруг. поэтому он молчит, не отвечая и рассеянно поглаживая чонгука по округлому сильному плечу; запах его волос баюкает, как колыбельная, и юнги пытается представить, как когда-нибудь между ними будет лежать ребёнок. он будет много меньше в размерах, у него будут маленькие неловкие пальчики и мягкая, как цветочные лепестки, кожа, он будет шумно сопеть, как делают все детки, а смешная крупная голова будет лежать у кого-то из них на плече. образ, зыбкий, мутный, быстро развеивается. юнги сонно моргает и как-то очень громко в тишине их спальни отвечает: — это сложно, чонгук-а. чонгук не отвечает, обмякая в его руках, но в его молчании так оглушительно сквозит «я знаю».🥧🥧🥧
путь к решению занимает у них около года, за который они отчаянно вздорят так, как не вздорили за все годы до. они ругаются обо всём: о суррогатном материнстве и приютах, о бюрократии и бумажной волоките, о собственной зрелости и ответственности; ругаются о финансах, вздорят о страхах и о храбрости, о смелости, о мужестве, о, о, о… плакать до тупого покалывания в затылке становится их рутиной, но также и крепкие горячие объятия после. удивительно то, как это работает: плакать и сжимать кулаки от отчаяния в разных комнатах, но всё равно возвращаться друг к другу, чтобы открыть сердце. однажды юнги замечает это вслух, и вот тогда-то они впервые плачут друг у друга на груди. после того вечера что-то преломляется, как солнечный луч о стекло, и после гроз наконец-то появляется радуга. когда слёзы заканчиваются, внутри становится чисто и ничто не замутняет взор. чонгук предлагает взять несколько сессий у психолога, и это оказывается потрясающей идеей. в течение четырёх месяцев им удаётся поговорить так искренне, как никогда до, и это, на самом-то деле, настоящее откровение. юнги признаётся, что он, мужчина за тридцать, со своим прибыльным делом, крепко стоящий на ногах, до уродливой паники боится не справиться с ребёнком, боится не справиться с ответственностью за то, что сломать гораздо легче, чем собственный бизнес. а чонгук признаётся, что он считает себя — в отличие от юнги — слишком уж юным и незрелым ментально; признаётся, что он — типичный человек искусства, витающий в облаках, слегка оторванный от реальности и так горящий своим делом, что какие-то аспекты реальной жизни меркнут перед ним и его творчеством. чонгук признаётся, что у него перехватывает дыхание от мысли, что что-то пойдёт не так, что он может не найти баланс между работой и ставшей больше семьёй. чонгук признаётся, что боится стать плохим отцом, но больше — плохим партнёром для юнги. чонгук признаётся и плачет. им с юнги требуется ещё полтора месяца еженедельных встреч, чтобы выплакать окончательно всю свою тревогу, весь свой страх, недоверие и гордость. и остаётся только любовь.🥧🥧🥧
однажды утром юнги просыпается, не чувствуя ни горечи, ни тревоги, и это заставляет его сердце петь. и когда он смотрит на чонгука в их постели, сонного, но с таким же ясным и твёрдым облегчением во взгляде, он понимает, что они наконец-то достигли нового берега. их новым совместным хобби становится изучение нормативно-правовых актов, так или иначе касающихся усыновления. они проводят так много часов, согнувшись над бумагами и экранами своих ноутбуков, что юнги приходится поменять очки, потому что его зрение падает. но он совсем не чувствует себя опечаленным, особенно когда чонгук осторожно стягивает с него очки и ласково целует переносицу с розовыми следами. юнги приходится взять отпуск и отойти от дел на долгих полтора месяца, чтобы пройти все необходимые проверки: отчёты о доходах, медицинское и психологическое освидетельствование, справки о несудимости и об отсутствии привлечения к какой-либо ответственности, консультации с ближайшими родственниками и друзьями. процесс ужасающе долгий и сложный, но юнги он более не страшит — только лишь заставляет немного понервничать и устать, очень естественно и почти комфортно. (ведь он знает, для чего это делает). невозможно описать то сокрушающее облегчение, когда им приходит положительный ответ от органов опеки. чонгук смеётся и плачет, и юнги до потери пульса рад видеть его настолько счастливым. он даже находит в своих старческих косточках достаточно сил, чтобы схватить его и покружить по комнате. в итоге они вместе падают на диван в гостиной и мнут какие-то важные документы чонгука, но им, честно говоря, вообще нет дела до них. дело остаётся за малым: окончательно оборудовать детскую и съездить в приют. ремонт в детской занимает ещё месяц, за который чонгук и юнги прилежно посещают несколько собраний молодых родителей. они слушают рассказы разных пар с детьми разных возрастов и даже знакомятся с парой крошек, которые пока что слишком маленькие капризули, чтобы оставаться одни дома. с большим облегчением и спокойствием они подмечают, что не испытывают дискомфорта и что им действительно удаётся ладить с детьми и понимать, как выходить из непростых ситуаций. пару раз они остаются после собрания, чтобы поговорить с женщиной-куратором, которая с радостью отвечает на их вопросы. детская выходит просто дивная: не слишком просторная, но очень светлая, в прохладных и чистых голубых оттенках, в ней дышится глубоко и спокойно. чонгук вызывается сам залезть на стремянку и наклеить на потолок флуоресцентные звёзды. юнги исподтишка щекочет его бока и мацает за бёдра, на что чонгук смешно визжит со своей верхотуры и кидает в юнги картонной крышкой от коробки. звёздочки находят своё место на потолке, а юнги с чонгуком вновь и вновь находят своё место в сердцах друг друга, и это настоящее волшебство.🥧🥧🥧
в приют они едут прохладным весенним утром; чонгук, умудрившийся простудиться, трагично хлюпает носом за своей плотной маской. они с юнги спорили всё утро, ехать ему или не ехать, и победил чонгук (давайте будем честны — без особого труда), с жалобными громадными глазами говоря, что ни за что не может пропустить такой большой день. что ж, как будто бы юнги мог сказать ему «нет»; как будто бы он думал как-то иначе. приют светлый и аккуратный. это всё ещё госучреждение, но приятно видеть, что оно не заброшено. на железной кованой ограде развешаны разноцветные флажки, а на пока ещё пустых клумбах установлены маленькие белые таблички со смешными рожицами. воспитательница встречает их у ворот и проводит к детской площадке. юнги чувствует себя не в своей тарелке, когда воспитательница собирает всех ребят вокруг них. они разных возрастов, в разноцветных курточках, сапожках и шапочках. самые младшие похожи на самгёпсаль, завёрнутые в множество слоёв кофт и шарфиков; их щёчки топорщатся, румяные от прохлады, и это абсолютно очаровательно, хоть и не помогает унять громоздкое, ворочающееся внутри волнение. — дети, это мин юнги-ши и чон чонгук-ши. сегодня они наши гости, будьте вежливы, пожалуйста, — представляет их воспитательница, и юнги внезапно затапливает мягкой грустью, когда он осознаёт, сколько таких, как они, видят эти крошки каждый день. — позаботьтесь о нас, — серьёзно говорит чонгук и кланяется на все девяносто. юнги молча ему вторит, но после — с ласковой застенчивой улыбкой машет ладошкой. дети распахивают рты. один из самгёпсалевых свёрточков вдруг вопрошает: — лазве вы не слишком большие, чтобы мы о вас заботились? чонгук — абсолютно ошарашенный и огорошенный, хлопает глазами, а потом хихикает, морща нос. юнги переводит взгляд с ребёнка на чонгука и обратно, и что-то в его голове щёлкает, как грани сложившегося кубика рубика. ему не требуется много времени, чтобы по-чувст-во-вать: этот кроха предназначен для них. он проходит чуть ближе и присаживается на корточки, дети боязливо расступаются, но тот маленький храбрец не движется с места, напористо смотря красивыми тёмными глазками. — а ты бойкий парень, правда? — тихо и улыбчиво спрашивает юнги, нежно-нежно щёлкая ребёнка по носику. тот смешно косит глаза к переносице, а потом выдаёт: — конечно! и что ж, вот так они и знакомятся с джинни.