аффилиация.

лиса научилась джису отпускать. не думать о ней. не видеть на обратной стороне сомкнутых век острый прищур ее глаз и мерцающую полуулыбку. девушка усердно готовиться к сессии, исправно ест и пьёт. иногда кажется будто ничего вообще не было. никого. никто не ворвалась в ее жизнь, не распахнула парадную дверь с ноги, не простучала величественно каблуками, не заставила преклонить голову и поцеловать медовую кожу на тыльной стороне ладони. вот именно, что никто. в конце концов, нельзя же разрушить всю свою жизнь из-за той, кому до тебя нет дела. пока с титаническим трудом, но лиса живет и дышит. без ким. говорят, что для того чтобы выработать привычку нужен двадцать один день. лиса влюблена в джису сто сорок два. это почти семикратная привычка. ещё домножить на недели после разрыва. и возвести в квадрат. потому что юон и киен. в четвёртую степень. лиса любит джису тридцать восемь тысяч четыреста шестнадцать раз. белье уже частично подсохшее, потому что простояло в тазу несколько часов. сначала было лень тащить сушилку с балкона, потом папа позвонил рассказать про родившуюся троюродную сестру, потом лиса вроде как провалилась в недосон на минут двадцать, потом смотрела в окно, а потом грустно думала о градостроительстве. все футболки ужасно мятые, и их будет очень трудно погладить. трусы все практически высохли, но девушка все равно вешает из на пересечении основных проволок и раздвижных ножек. пахнуть должно прованской лавандой, но аромат до тошнотворного химозный. никакой пряности и терпкости. только отвратительная сладость и немного морозной свежести. лиса встряхивает и наволочку, которую запихнула в общую стирку. точнее, тащиться в прачечную настроения не было, и она самостоятельно замочила все в ванной. некоторые пятна не отстирались, девушка уже сейчас видит, но кому какое дело до твоей домашней толстовки и наволочки. стук в дверь рушит тонкую известковую стену от внешнего мира. она сыпется белой, приставучей пылью, заставляя глаза слезиться. мысль пронзает вспышкой света. лиса не может поверить. она здесь. она прямо за этой дверью. никто, кроме неё. с дженни она разговаривала этим утром, и та планировала провести день у бабушки и дедушки, так что приехать сейчас она точно не могла. о родителях даже думать не стоит, марко бы предупредил, мама бы не поехала. друзья из тайланда не знают ее адреса, как и одногруппники. может, сосед. о нет, только не он. хотя, идя к двери, манобан точно неуверенна, кого надеется увидеть там сильнее. раздражающего парня или любовь всех своей жизни. в глазок она не смотрит. не хочет портить сюрприз или разочаровываться заранее. может вообще не открывать. никому. усок опять приебется с просьбой разрешить курить на площадке, а джису уничтожит кое-как собрание по крупицам достоинство. горький дым или честь. жизнь в вонючем смраде или смерть с запахом герлен. — открывайте, у вас утечка газа, — голос глубокий и тягучий. женский. незнакомый. настойчиво-пренебрежительный, — срочная эвакуация. вы сдохните через десять минут, — девушка опешивает, дрожащими руками поворачивая ключ в замочной скважине дважды. какого черта? — все что проносится в голове манобан, когда она с накинутой на одно плечо олимпийкой видит за дверью пак чеен. высокую блондинку одетую так, будто она только что спрыгнула с подиума сен-лоран. сексуальная революция энтони ваккарелло. прозрачный шифон, латекс, леопардовый принт. левая ладонь упирается в узкую талию, вздернутая бровь. она пахнет дорого. выглядит дорого. ведёт себя на миллион долларов, когда виляя бёдрами, беспардонно входит в квартиру и перекидывая сложённую шубу через предплечье. — тут всего десять квадратов, откуда ты так долго бежала открывать мне дверь, — по ее лицу невозможно прочитать, что она думает об окружающей ее обстановке. — что вы тут делаете? — прилагает максимальный усилия, чтобы не заикаться лиса. — проверка счетчиков, — пальцы женщины усыпаны кольцами. золотыми и серебряными. она поправляет копну волос, небрежно раскидывая вытянутые пряди по плечам, — к тебе в гости пришла, конечно же. разве я выгляжу как работница горгаза? — как вы меня нашли? — других путей связи с розанной, кроме джису, девушка не знает, поэтому нутро начинает содрогаться сильнее. — по запаху. ты оставила очаровательную маечку у су, — игнорируя отсутствующий взгляд хозяйки квартиры и их заочное уже знакомство, чеен минует крошечный коридор, заглядывая в дверные проемы, — должна признать, это было чрезвычайно сложно. в вашем доме из-под каждой двери ассорти ароматов для искусственного создания рвотных позывов. но я справилась, как видишь. — я серьезно, — встряхивается манобан, широкими шагами обгоняя пак и преграждая ей путь в кухню. — и я, абсолютно, — перехватывая обеим сухими ладонями тощенькие плечи младшей, входит в комнату чеен. — что вам нужно? — лиса суетится, сбитая с толку абсурдностью происходящей ситуации. розанна пак плюхается на шатающуюся табуретку в углу ее кухни. живая и настоящая. приперлась в ее квартиру. и выводит из себя идиотской манерой речи. — у меня есть все, — закидывает ногу на ногу старшая, — успех, деньги, женщины. у меня есть возможность найти адрес любого человека в стране лишь по имени. ты думаешь, лалиса, мне нужно что-то от тебя? — вы издеваетесь? — шипит девушка, — уходите сейчас же ! — ещё чего? — складывает пальцы в замок на коленях женщина, — а если ты скажешь мне раздеться, я тоже послушаться должна? — что вам нужно? — повторяет младшая, уже не надеясь на успех. кажется, она сошла с ума, и у неё устойчивая галлюцинация, медленно, но верно доводящая ее до нервного срыва. — ладно, наебала. я почтальонка, принесла тебе письмо из гинекологии, у тебя внезапно начавшаяся менопауза, — лиса молча берет конверт, понимая, что чем больше вопросов она задаёт старшей, тем более странные ответы получает. обертка чуть шуршащая из очень тонкой, но в то же время прочной бирюзовой бумаги. она аккуратно разворачивает его, большим пальцем выдвигая из свертка плотную картонку. — это пригласительное? — все же срывается на глупый вопрос девушка. — снимок твоих придатков, — максимально беспристрастным тоном отвечает старшая. — тут мое имя, — еще тупее. — нет, мое. нас перепутали в роддоме, и я здесь чтобы сказать что все эти года мы жили жизнями друг друга, — пак все ещё гигантка комедии и мысли. — этот благотворительный вечер устраивает фонд, который спонсирует джису, — глухо отвечает лиса, когда собралась наконец, — она знает, что ты принесла мне его? — она сама дала мне, — тонкие бледные пальцы зарываются в блестящий мех на коленях. — ты лжешь, — зыркает из-под челки манобан. — я патологическая лгунья, — лишь пожимает плечами розанна. — ты клоунесса, — девушка судорожно складывает грязную посуду в раковину, туда же и отправляя кухонное полотенце, которое следовало забросить в стирку ещё неделю назад, когда неприятный запах от него только начал источаться. — кто из нас, лалиса? я не претендую на истину последней инстанции, но вы обе изнемогаете друг без друга. или ты всегда так заебанно выглядишь, кто знает. су страдает, ты тоже может страдаешь. поговорите наконец. если ты не придёшь, это будешь дурным тоном отказывать старшей по званию, — давит женщина. — это мне говорит та, кто вломилась в мою квартиру без приглашения и даже не разулась, — закончив с подобием уборки, фыркает лиса. — во-первых, кто сказал что я пример хорошего тона, а во-вторых я не хочу подхватить грибок ногтей или что-то типа того, — глаза у чеен чернющие и пронизывающие до костей. ей с таким взглядом бы работать вместо полиграфа, — ты должна прийти, если не трусиха. — я не боюсь джису, — удивлённо приподнимает брови манобан. с чего бы это ей бояться ким? — а меня да? — чеен хочет опереться локтем об стол, но бросив быстрый взгляд на грязную скатерть, так и зависает со странно поднятой в воздух рукой. — есть немного, — честно сознается девушка. — и что же во мне страшного? — пухлые губы с матовой нюдовой помадой пронзает острая ухмылка, она разрезает их, обнажая ряд идеально белых и ровных зубов. — факт того, что ты сидишь здесь и морально насилуешь меня, — лиса вся такая по-детски эмоциональная. очевидная в своём недоверии и обиде. для чеен все так понятно. — ты пятилетка, как су вообще посмотрела в твою сторону? — бросает в уже более разряженный воздух женщина. — тот же вопрос к ней насчёт тебя, — одёргивает безразмерную рубашку на плечах младшая. — вот и спросишь на вечере. она расскажет во всех красках, почему я лучше тебя, — быстро отвечает пак. — я не приду, чеен-ши, — отрешенно мотает головой лиса. она точно этого не выдержит. она этого не хочет. — госпожа розанна, — поправляет ее старшая. — боже, мы же не в бдсм-порно, — словно заведённая манобан вертит в руках конверт, в который убрала пригласительное. она автоматически перехватывает один угол за другим, поворачивая его между пальцев. со стороны выглядит однозначно странно. ненормально. — если ты не прекратишь воротить свой кукольный нос от возможности поговорить с любовью всей твоей жизни, принцесса, — интонационно выделяет обращение чеен, — мне правда придётся выпороть тебя. — я подумаю, — тихо отзывается младшая. за небольшой промежуток времени, который пак провела в ее квартире, она в какой-то мере смирилась со своеобразной манерой излагать мысли женщины. — подумай хорошенько, — она встаёт с хлипкой табуретки. отряхивая всю свою одежду, начиная от задницы, обтянутой латексными брюками до шубы, так и пролежавшей на ее коленях. чеен кажется абсолютно неуместной в тесной квартирке лисы. ей нужен простор. концертные залы, подиумы, театры. чтобы ее сопрано облеплял стены и стекал по ним тягучей патокой. чтобы она своей внутренней аляпистостью и абстракцией приковывала к себе взгляды тысяч. на такую как она хочется смотреть. из соображений эстетических. она лоск, она безукоризненное сияние. если лиса и ее личность быстрый скетч тупым карандашом, то за старшую бы поборолись все моднейшие галлереи нашего времени. она не стала бы такой пошлой, чтобы превратиться в принт для футболок. она была бы искусством для настоящих ценителей прекрасного. пак не такая, как лиса себе представляла. она не глянцевая обложка. она действительно хороша. джису не могла бы быть с пустой. джису была с лисой. будет ли она с ней снова? каблуки сапогов розанны звонко сталкиваются с плиткой в подъезде, она еле как справляется с замком на двери, и сейчас вынимает платиновые волосы из-под воротника шубы. она щурится, думая о чем-то своем, а потом бросает взгляд на лису. на эту бедную толи художницу, толи просто руки грязные. женщина сейчас и не вспомнит ее университетскую специальность из базы. глаза оленьи, губы глупо приоткрыты, ноги тощие с усыпанными мелкими синяками коленями, сожжённые волосы, узловатые пальцы, все так же трепетно сжимающие конверт. звенящая юность. не в поэтическом ее проявлении. в реалиях жизни. девушка похожа на какую-то мелкую птичку. с блеклым оперением и глазами-бусинами. и вся такая трогательно-хрупкая. ее бы всю изломать — думает чеен. чтобы кости срослись правильно, чтобы не смотрела на своих конкуренток в делах любовных со столь детским любопытством. она работала у ким няней? как такому ребёнку можно доверять киена и юон? — она любит меня? — в своей манере резко и надорвано спрашивает лиса. — я говорила, — сухо отвечает старшая, — найди в себе смелость прийти на приём, — и не прощаясь, уходит. *** зеркало запотевает. пар можно видеть буквально в воздухе. навязчивый запах классической жвачки липнет к носовым полостям. волосы так раздражающе лезут в глаза. всплеск воды. пена почти полностью осела из-за активного баламучения воды. таблетка наконец-то подействовала, хоть и была запита недостаточным количеством воды. ее горечь у корня языка жжется гадко. бледно-зелёные вены на руках от жары набухают. пальцы зарываются в намыленную мочалку и бережно натирают нежную кожу. капли мерно сталкиваются с поверхностью воды. одна за другой. сползают по острым чёрным кончикам отросших волос. мальчик послушно поворачивается, позволяя потереть грудь и шею. под ключицей царапина. он так звонко плакал из-за неё, потому что кожа в этом месте особенно тонкая. корочка отмокает и норовит вот-вот сорваться. женщина аккуратно обводит ее пальцем. под слоем свернувшейся крови нежно-розовый рубец. — так давай сам, — джису лет с двух приучила детей подмываться самостоятельно. для них должно быть нерушим правилом, что их половые органы неприкосновенность, и никто не смеет видеть и трогать их без разрешения. киен послушно перенимается губку из рук матери, пока та разгибается над ванной и упирается взглядом в абстрактную точку. футболка от пота прилипает к спине, и женщина сама поскорее мечтает оказаться под прохладными струями душа. она аккуратно приоткрывает дверь, чтобы проверить юон и немного подышать. девочка откликается, продолжая бегать за радиоуправляемой машинкой по коридору у гостевой комнаты. джису смывает с сына пену, сливает ванную и убирает на место зубную щётку, пока мальчик, стерев с зеркала испарину своей крошечной ладошкой и залезав на специальную табуретку, рассматривает своё мокрое лицо. пояс на его халате туго затянут, на влажных волосах, укрытых небольшим полотенцем, начинают заворачиваться слабые кудри. все, как он хотел. зубы все на месте, мелкие, ровные, чуть неровная правая двойка, но с коренными должна встать на место. джису пришла пораньше сегодня. точнее, в соответсвии с профессиональным регламентом. для неё обычно — это задерживаясь на несколько часов. этими вечером они с детьми могли хотя бы поужинать вместе, пособирать пазлы и сейчас почитают что-нибудь перед сном. она с сыном выходит из ванны, утягивая с собой и разыгравшуюся юон. потом полчаса подбора пижам, потому что предыдущие в стирке. киену трудно объяснить, что пижаму с его любимым снуппи нельзя носить каждый день. ким думает о том, что нужно просто купить точно такую же и стирать посменно. пледы снимают с заправленных постелей, вдоль изголовий рассаживаются игрушки, методом выбора самой симпатичной обложки определяется книга на сегодня, и женщина занимает законное место на ковре, садясь по-турецки. — мне понравились лягушечки, — неожиданно вспоминает киен сегодняшний поход на выставку всяких земноводных, — особенно которые разноцветные. — там мужчина, который все про всех рассказывал, сказал, что чем красивее лягушка, тем она ядовитее ! — всплескивает руками его сестра, — природа сделала так, чтобы они выглядели опасными. но, честное слово, если бы не стекла, я бы взяла на ручки красненькую или ярко-ярко-желтую. — с рогами самая красивая, — мальчик подсовывает ладошки по подушку, — жабка. — вам понравилось гулять с новой няней? — тихо интересуется женщина, стараясь выглядеть увлечённой содержанием. — эта воспитательница хорошая. она красиво поёт, если попросишь. и что покажешь ей, она может сказать как это на китайском, — юон хмурит брови, — но я так скучаю по лисе. когда она придёт? — госпожа шао добрая и милая, лиса-нуна это совсем другое, — киен не открывает глаз, пока говорит, — новая няня не целует нас и не разрешает готовить, потому что можно пораниться. — а ещё она не умеет ходить на руках, — гнусаво тянет девочка, — у неё не такие красивые волосы, она не называет меня огненной самурайкой и не стала драться за енни сегодня. — лиса бы дралась? — хмыкает женщина, с нажимом водя пальцем по острому углу страниц. они впиваются в нежную подушечку, отрезвляя порцией еле ощутимой боли. — лиса все бы делала. как надо. она всегда делала все, как мы любим, — юон садится на кровати смотря на неё. — не всегда, — сонно бормочет киен, — просто когда любишь кого-то, например, все, что он делает кажется хорошим. — мне не кажется хорошим, что лиса ушла, — бурчит в ответ его сестра. — вы грустили, когда уходил воспитатель пан, — наконец заторможенно отвечает джису. — это другое, — юон полна какой-то непоколебимой решимости, — лиса это другое. она не как воспитательница. она почти как ты. и в груди женщины что-то трескается. ее дочь не говорила об этом раньше. может, считала, что расстроит ким тем, что в своей привязанности нашла кого-то ей равную. может, сама своих чувств не понимала. в юон слишком рано начал бушевать юношеский максимализм, джису не хочет называть это детской честностью. но придётся. девочка сжимает в руках сиреневое одеяло, распахивая блестящие глаза. и в них приумножается блеклое свечение ночника. ее зрачки горят. она начинает подрагивать, и губы ее комкаются, скручиваются, ломаются. юон хнычет. можно было бы сказать, как ребёнок. она и есть. просто для неё это столь несвойственно. так содрогаться и нервозно стирать слёзы со щёк. она не любит плакать. киен вроде придремал, а то тонкой душевной организации мальчик точно бы не выдержал слез сестры. — иди ко мне, — джису прижимает дочь к своей груди. и есть что-то особенное в том, что бы плакать под сердцем матери. что-то гротескное. — она не любит нас? — шмыгает носом девочка, — почему она не возвращается ко мне? сколько дней уже прошло? — почти месяц. — я не знаю, — шепчет джису, она не может отвести взгляда от распахнутых глаз киена. он не плачет, а просто наблюдает. — вдруг у неё что-то случилось, — печально шелестит мальчик из-под своего пухового одеяла. — у неё все хорошо. она просто много учится сейчас. гуляет со своей подругой, иногда ходит по магазинам. выбирает что-то из электроники, — монотонно перечисляет женщина, — у неё все хорошо. — если ты с ней разговариваешь, передай ей, что я с ней никогда больше не заговорю ни за что на планете, — юон плюхается обратно на подушку, эмоционально выплеснувшись. — а от меня, что я ее люблю, — киен снимает с себя одеяло, — можно поспать сегодня с тобой? — да, конечно, — джису тяжело поднимается с колен. в комнате есть кресло, которое можно просто выдвинуть из угла и будет комфортная зона для укладывания детей, но на полу это будто другой уровень жертвенности и благоговения, — только я пойду помоюсь. когда обливаешься ледяной водой, организм принимает такую контрастную смену температур как опасность. грудь ходит ходуном, рот распахивается, глотая воздух. джису трёт пальцами глаза, мажа масленную косметику. гель для душа смывается плохо из-за холодной воды. сонливость снимает как рукой. тело будто в полнейшей боевой готовности к бессонной ночи. ниоткуда возникнувший запас ресурсов на время стал неисчерпаемым. женщина увеличивает напор. ледяные струи режут. на мелкие куски все ее тело. хлопок дверцей душевой кабины. в зеркале только глаза с чёрными кругами. если подойти ближе видно разводы косметики и выпавшие от трения ресницы. губы темные с синевой в уголках. волосы поприлипли к лицу. она снимает остатки макияжа ватным диском и возвращается в постель. зубы все ещё стучат, и джису боится прикоснуться к кому-то из детей, чтобы не обжечь их холодом. она трёт ладони и кусает губы. — передай, что я тоже, — шепчет юон, беря ее за руку и прижимая к себе.