Я вижу Солнце

      Утро было самым обычным. Мы так же, как и много раз до этого, по очереди умылись в ванной комнате, так же дождались на кухне, пока скипит вода в чайнике и так же вместе позавтракали на кухне. Мне всегда казалось, что мир должен, непременно, измениться, перевернуться, я должна стать совсем другим человеком. Но правда в том, что люди слишком переоценивают свой «первый раз». По факту, это лишь очередная ступенька на твоём пути взросления, понимания самой себя, своего любимого человека. Новая ступень ваших отношений. Но другим человеком это событие тебя не сделает: ты все ещё останешься собой. Другой человек не может изменить тебя, разве что, ты позволишь ему это сделать. По правде говоря, изменить себя можешь только ты сама, больше никто.       Мы об этом не говорили, мы говорили о тех же вещах, о которых говорили всегда. Я рассказала, что помирилась с Викой и очень хочу встретится с Галатом, но с братом пока что не готова. Как ни странно, выбирая между Глебом и Галатом, я выбрала второго. Слишком уж мне была противна трусость брата и тот спектакль, что он устроил в гримерке клуба.       Казалось бы, что все было как раньше, но кое-что все же изменилось. Не знаю, надумала ли я себе это, но мне казалось, что теперь в каждом его взгляде на меня и в каждом прикосновении читалось: «Ты моя». А, может быть, это в моих прикосновениях и взглядах читалось: «Я твоя»? Я точно не знала. Просто чувствовала, что это что-то новое. А все новое пугает, как я уже говорила. Пугает и влечёт.       Он отвёз меня в универ на машине, я едва не опоздала из-за утренних пробок, но так как сам преподаватель задержался в деканате, ничего страшного не случилось. Кати на парах не было, ещё утром она мне написала, что осталась ночевать у каких-то друзей в Пушкине и утром чисто физически встать и приехать на учебу не сможет. Если честно, я лишь вздохнула с облегчением: обсуждать с ней произошедшее, тем более в универе, я не хотела ни в одной возможной вселенной. И сегодня коршун судьбы был на моей стороне, а черепаха на голову никому не упала.       В этот день на занятии я впервые показала свой комикс о нас с Кэт преподавателю, так как случай был подходящий, ведь я не хотела, чтобы она увидела все раньше времени. Мы долго обсуждали мою идею. Конечно, курс примитивной мультипликации у нас был, и продолжается, но для моей идеи уровень должен был быть выше, а ещё нужны были деньги на лицензии программ, которые требовались мне для реализации. Денег у меня, если честно, не было никогда слишком много, а Питер всегда был слишком дорогим городом. Но это не было непреодолимой преградой. Это было лишь очередное препятствие на пути к цели, а если ты чего-то очень хочешь — ты обязательно этого добьёшься, так или иначе.       Все три пары сегодня были на кафедре, поэтому много думать, писать и вникать в сложные темы мне не пришлось. Весь день я простояла за мольбертом, слушая вместе с моими одногруппниками музыку. Музыка, которая нравилась нам всем — классический русский рок. Меня же все называли принцессой русского рока от того, что я знала очень много песен и исполнителей, и в игре «угадай мелодию» всегда выигрывала. Ровесники все были немного младше меня в эмоциональном плане и в плане какого-то такого «личного багажа». Мне нравились старые песни, что все до одной были старше меня, и нравились относительно новые, вместе с которыми я росла и многое понимала в себе и в мире. Я любила русский рок потому, что находила в нем некий скрытый смысл, который не всегда можно заметить с первого взгляда. А ещё эти песни напоминали мне о моей маме. Она очень любила Земфиру, Наутилус Помпилиус, Сплин и Агату Кристи, и когда я была подростком, она всегда мечтала, что однажды я дорасту до этой музыки, пойму ее и смогу полюбить, как она любила. И это случилось. На последнем году школы, но все же случилось. И эти песни стали ее наследием. Конечно, ребятам я это не говорила, им и не нужно это знать. Их восхищало, что я была таким гуру в этой теме, и они все шутили, что однажды я открою в «кульке» кафедру русского рока.       Когда мне выпала очередь выбирать песню, я выбрала песню «Сплин - Мое Сердце». В тот момент мне казалось, что она так идеально подходит к нашей истории, особенно теперь, когда все немного изменилось. Теперь, когда мы стали принадлежать друг другу. Я писала натюрморт гуашью с оставшейся после Хеллоуина увядающей тыквой, слушала эту песню и улыбалась. Ведь «мое сердце остановилось, моё сердце замерло!»       Потом кто-то включил ещё одну песню о сердце, только в ней оно не остановилось. «Оно болит, но почему-то до сих пор стучит...» и это «НАИВ - не остановилось». Но следующая песня из этого плейлиста выбивалась. Это была «Агата Кристи - Чёрная Луна». Ее выбрал Кирилл, объяснив тем, что песня тоже ведь о сердце, так что, все логично и правильно. Моя улыбка спала.       Эта песня была одной из тех песен, которые я бы не хотела делить с другими людьми. Та, которую ты можешь слушать на повторе очень долго, точно сама не зная, помогает ли она тебе или она тебя разрушает. Но вот одно я точно знала. Эта песня была обо мне. О той Марте, которой я стала здесь, в Петербурге. О Марте-притворщице, опустошённой изнутри, разбитой, сломанной. Я слушала ее и эти мысли в моей голове появлялись сами собой. Может, я вовсе не люблю его? Может, я вообще не умею любить? Достойна ли я его любви, ведь он такой хороший, а я совсем никакая. Что если я его обманываю? Что если я обманываю саму себя? Реально ли все это? Заслуживаю ли я вообще любви? «Я же своей рукою сердце твоё прикрою, Можешь лететь и не бояться больше ничего! Сердце твоё двулико: Сверху оно набито Мягкой травой, а снизу Каменное, каменное дно...»       Иногда песня — это только песня, а иногда она значит очень многое. Иногда я Марта, которая всем вокруг нравится, такая, которая вливается в любую компанию, играет на гитаре каверы на бессмертные песни, пьёт дешевый портвейн с соседями и делится с подругой всеми сокровенными секретами. А иногда я та, кто закрывается в себе, смотрит сериалы в наушниках, запирается на балконе и долго плачет в душе, ведь только там никто не увидит этих слез. И я не знаю, какая из этих моих личностей настоящая.       Мне нравится наблюдать за людьми. За тем, как другие переживают те или иные важные моменты своей жизни: влюблённость, расставание, потерю, удачу — что угодно. Это будто питает меня, даёт мне заряд, который помогает мне поддерживать мою волю к жизни. Даёт мне сил на мое притворство. Ведь эти люди вокруг меня настоящие, а я больше нет. Следующая песня, возникающая в головах у всех нас по прямой ассоциации — «Кукрыниксы - Чёрная невеста». Она же у меня всегда ассоциировалась с Кэт, и в своей голове я отчетливо вижу подругу героиней этого клипа. А игра может продолжаться сколько угодно, но преподаватель извещает, что уйдёт пораньше, и мы, конечно же, все очень быстро начинаем собираться.       После занятий я выхожу на набережную, и в моей голове все также роются мысли, что навеяла мне «Чёрная Луна», внезапно зазвучавшая на паре живописи. Все могло бы быть совсем иначе. Я могла бы возвращаться домой на праздники и каникулы. Делиться с мамой новыми важными вещами, с которыми пришлось столкнуться во взрослой жизни, а может даже не только важными, может, я бы делилась с ней разной ерундой. Я бы все это время оставалась той самой Мартой, что мечтает стать кем-то больше, чем просто неплохим автором фанфиков по Френдзоне. Я бы все ещё была ею, и мне бы не пришлось притворяться. И сейчас я бы точно знала, что Руслан любит меня настоящую, а не ту, кем он меня помнил, ту, кем сейчас я старалась быть для него. Мне так хочется верить, что все по-настоящему. Мои чувства, мои планы, мои мечты, что все снова настоящее, как раньше! Но... что если это не так?       Я смотрела в мутную воду Невы и вспоминала, как чуть больше года назад мы стояли здесь же одной летней ночью с ребятами, смотрели, как разводят мосты. Глеб и Галат пили пиво, а мы с Викой на двоих через трубочки делили бутылку яблочного сидра. Казалось, что это было совсем в другой жизни. Теперь все стало так сложно.       Я знала, что меня снова перебросит на голосовую почту. Время от времени я пыталась звонить ему, и каждый раз случалось одно и тоже. Я не знала, удаляются ли эти сообщения автоматически, удаляет ли он их сразу, как только увидит или же он их, все же, слушает. Но мне это помогало успокоится, наверное, я нуждалась в этом. Как пел Васильев: «Я звонил, чтобы просто услышать голос». «Привет, это снова я. Знаешь, вчера я разговаривала с Викой, и мы решили, что нам нужно поговорить. Тебе и мне. Ведь ты обещал, что не поставишь меня перед выбором. И столько всего происходит... Мне очень нужно увидеть тебя, и... Я волнуюсь, они сказали, что ты их тоже избегаешь. Позвони мне, ладно?»       Вечером я остаюсь в общаге, мне хочется побыть одной. Кэт уезжает в клуб, обещая завтра придти на пары, а я включаю музыку в наушниках, чтобы не слышать никаких посторонних звуков и просто лежу, бесцельно смотря куда-то в потолок. Через три песни музыка в телефоне прерывается входящим вызовом. На экране высвечивается моя совместная фотография с Владимиром Галатом, и я мгновенно отвечаю. — Алло! Это, правда, ты? — взволнованно говорю я, обхватив телефон обеими руками. — Да. Хотел сказать тебе лично, но все ещё не готов тебя видеть, поэтому решил позвонить... — Как ты? Что-то случилось? Ты можешь не объяснять, просто ответь: да или нет? — его голос не такой уверенный, как обычно, скорее слабый и подавленный. — Я договаривался о концертах все это время. В Москве, Минске и Питере. С Киевом, как всегда, все сложно, так что будет три столицы. Столичный тур. В марте. И теперь, когда все решил, уже могу говорить об этом, — он делает паузу, будто сомневается, говорить мне это или нет. — О чем говорить? Разве на весну не планировался большой тур по городам России? Что-то... изменилось? — Мы оставим билет для тебя, — говорит он, и снова замолкает. — Хорошо... — Начнём с Москвы, потом в Минск и последний концерт будет дома, в Питере, — он вздыхает, выжидая очередную паузу, и говорит то, что хотел сказать с самого начала. — Последний концерт в истории Френдзоны. Я закрываю группу. Хотел, чтобы ты знала. Прости. Больше сказать нечего. — Что? Подожди! Вова! Вызов обрывается, и он даже не слышит того, как я впервые зову его по имени.