Тентакли, ноги и хвосты

      «Чжань-гэ?»       — …?       «А у тебя же целых восемь… и гектокотиль есть? Насколько он… больше других? Хочу. Увидеть».       — Уверен? — криво улыбнулся Сяо Чжань. И не понять, то ли он так подначивает, то ли прячется. Невозможный.       «Красивый, — неторопливо показал Ван Ибо, — красивые. У тебя всё красивое. И они должны быть красивые. Длинные, как твои ноги здесь, и… я бы поцеловал каждый из них».       — Ибо, — беспомощно просипел Сяо Чжань и закрыл лицо, на что Ван Ибо задумчиво поводил указательным пальцем по губам и, приплыв, видимо, к определённому умозаключению, усмехнулся, отнял руки Сяо Чжаня от лица, заглянул ему в глаза, потёрся носом о нос, шумно вдохнул, перейдя к виску и отстранился.       «А?», — выдохнул Сяо Чжань. Ван Ибо хмыкнул, взял одну руку Сяо Чжаня, устроил у себя на шее, отклонил голову, посмотрел из-под полуопущенных ресниц, другую руку Сяо Чжаня положил себе на бок и повёл ею вниз, завёл назад, прижал, и сам подался ближе, прижался и прогнулся чуть назад.       «Представляешь… как бы ты мог… как бы мы могли… хочу нарушить всё, чтобы увидеть твои… и почувствовать, испытать. Ты бы мог меня и руками, и щупальцами. И сюда», — Ван Ибо погладил двумя пальцами язык, лизнул их длинно, влажно и ввёл в рот, вытащил и снова ввёл. Сяо Чжань смотрел и тяжело сглатывал. Ван Ибо покачивался в его руках, раскачивал его, посылая волну за волной. Сяо Чжань рыкнул и резко притиснул к себе, выбив изумлённый полувздох-полусмех, и впитал его, зацеловав. Ван Ибо довольно подставлялся и брал сам. Они теснили друг друга, ударяясь то об одну стену, то о другую, роняя с полок кубки, свою одежду, хихикая от нетерпеливого треска тканей, и наконец дойдя до кровати, повалились в неё, сплетясь в клубок из рук и ног. И тёрлись, тёрлись. Ван Ибо чудились шелест волн и шорох чешуи. Он слизывал соль с шеи Сяо Чжаня, вдыхал его запах, их запах, прикусывал его соски, втягивал кожу, а когда Сяо Чжань тонко вскрикнул, внутри родилось что-то дикое и жадное, тёмное. И вот Ван Ибо уже перевернул Сяо Чжаня на живот, зажал одной рукой обе его, а другой пережав основание его члена. Сяо Чжань вскинул бёдра и чуть развёл ноги, и от этого «чуть» весь разум едва не вытек. Ван Ибо поразился себе — почему до сих пор не. Толкнулся меж бёдер и застонал длинно, когда Сяо Чжань их сомкнул и вновь подался назад, вызывая волну, принимая её.       Ван Ибо вбивался, топил корабли и себя самого. Волна шла за волной, и каждая сильнее, глубже. Ох, как же хотелось глубже. Раздвинуть и скользнуть туда, погладить, поцеловать, вылизать изнутри, взять всё, всего. Ван Ибо стискивал зубы, слушал хрипы и стоны Сяо Чжаня, распластавшегося под ним, старался не смотреть на мелкие капли на его плечах, на то, как подаётся вперёд, вздрагивает спина при каждой волне, как обрисовывались мышцы на напряжённых руках. Хотел протянуть ещё, и ему почти бы удалось, если бы Сяо Чжань не выдохнул особенно сильно и не вскрикнул, изливаясь в его руку. И тогда уже всё. Ван Ибо качнулся последний раз и, задрожав, рухнул на Сяо Чжаня, выпустил наконец его кисти, поцеловал в позвонок, послушал ещё, как сердце под ним приходит в себя, и всё же стёк, лёг рядом. Сяо Чжань смотрел на него так… тепло. И расслабленно. Спокойно. И море дрожало в глубине его глаз.       Наверное, это странно, подумал Ван Ибо, улыбаясь ему. Наверное, я должен думать о том, что было в прошлом. Должен испытывать что-то по отношению к той же Сяою. Жалеть её. Злиться за неё. Быть может. Оскорбиться за деда, пустившего чужого в своё царство. Вот только этот чужой не был чужим ему, Ван Ибо — он был тем, кто показал свой мир, кто сам прежде пострадал, обманувшись в ожиданиях. И всё же… Сяою… какой она была эта Маленькая Рыбка? Нравилась ли Сяо Чжаню как… как возможная спутница? Хмыкнул. А ведь тоже самая младшая. Тоже. И прежде, до всего, была у него та, с которой собирался связать себя узами. Был ли он с ней так же, как с ним? Смотрел ли с такой теплотой? Помнит ли хотя бы, как изгибались в приветствии её губы, или же всё стёрлось подобно письменам на песке? А впрочем, подумал, очертив пальцами губы Сяо Чжаня, не всё ли равно. Прошлое — прошлому, а они в настоящем. Знать бы ещё, в какой именно точке.       Поцеловал Сяо Чжаня, перегнулся через него, нашаривая на полу джинсы с бельём, поймал промелькнувшую тревогу — как рябь на солнце. Усмехнулся. Уже вдевшись в джинсы, навалился на Сяо Чжаня, сжал его до болезненного вздоха и куснул по сложившейся традиции в основание шеи. Традиции, булькнуло внутри восторгом. У них и традиции свои есть. И будут. Хотелось прыгать, танцевать, орать и — да, кусаться, целоваться, дурачиться. Сяо Чжань ущипнул его за бок и мстительно рассмеялся в возмущённое лицо.       — Я люблю тебя, знаешь? — отсмеявшись, сообщил доверительно. Ван Ибо кивнул и приложил его ладонь к своей груди, там, где гулко и сильно бился его голос. Потом склонил голову к правому плечу, закусил нижнюю губу и повёл ладонь Сяо Чжаня ниже, накрыл ею своё возбуждение и сжал поверх. Сяо Чжань изогнул одну бровь, отзеркалил усмешку и качнул бёдрами вверх. И ещё раз. И это было до одури хорошо, и странно — вот так, через одежду. И вряд ли Сяо Чжаню нормально — кожа там очень тонкая и нежная, а они об неё грубой тканью. Ван Ибо хотел было уже опять разоблачиться, да только пальцы Сяо Чжаня успели вперёд — дёрнули молнию, высвобождая, огладили бока, прихватили второпях, помогая выпутаться из длинных и каких-то сразу тесных штанин, когда за дверью раздалось громкое покашливание. Ван Ибо застыл и посмотрел сначала туда, а потом на Сяо Чжаня, поднял брови, вытаращил глаза. Сяо Чжань виновато повёл плечами.       — Кстати об этом… не переживай, он не зайдёт. Дядюшка Ли, хозяин дома, в котором мы остановились. Я думал увезти тебя к морю. Думал, что ты захочешь этого после того, как… после того, что понял там, у колодца. И уже почти развернулся в ту сторону, но… но понял, что должен рассказать тебе всё здесь, и чтобы ты сам решал. Остановился у первого же дома и занёс тебя сюда. Хозяин помог. Ты… — улыбнулся Сяо Чжань, — тяжёлый.       «Что ты сказал хозяину? Как объяснил?»       — Ничего. Никак. Точнее, я сказал, что ты устал с дороги, и тебе надо отдохнуть.       «Почему не в машине? Ты мог всё рассказать мне там, когда я очнулся бы»       — Подумал, что ты захочешь пройтись после… подумать. И что лучше…       «Там, где есть кровать?»       — А?       «Надеялся на другой исход, а, Чжань-гэ?»       — Не исключал.       И так глянул, что Ван Ибо ожгло скатами, завернуло в холодные воды и сразу же швырнуло в тёплые. Ведьма. Пиздец. Настоящая ведьма. Опасная как бездна, расчётливая, умная и при этом жаркая как солнце этого мира, ласковая как родные волны. Не могли все эти годы в заточении, в чужой по сути шкуре, прилипшей намертво, пройти бесследно. Не могли не изменить того доверчивого и доброго Бесхвостого, каким когда-то Сяо Чжань, возможно, и был. И не магия подводного мира изменила его, это сделали с ним они — существа, что воспеты были в легендах, те, чьей защиты искали, чьей мудрости верили. Верил.       Ван Ибо, как был в полурасстёгнутых джинсах, так и упал на колени перед Сяо Чжанем, вдохнул запах дерева от досок.       — Ибо? Что ты…       «Прости меня. Прости нас», — ответил, поднявшись, заглянул в глаза. Чего ж тебе непонятного? Почему же ты смотришь всё так же, словно я — не они? Вздохнул. Как такое простить? Смог бы я сам, если бы вырвали из привычного мира, против воли, разлучили с родными навсегда, оставили обманом, на потеху, а потом и в наказание? Дед, по рассказам придворных, был тем ещё выдумщиком. Что там какого-то Бесхвостого на дно утащить? Удивительно, что одного всего. И как поплатился за это. Все они. Как ты вообще можешь мне улыбаться после такого? Как не свихнулся, не оброс злобой и ненавистью, как не разрушил каждого, кто приходил к тебе с глупыми просьбами? И ведь попёрся за мной, не смог бросить одного в чужом мире, как тебя когда-то. Перевесило. Всегда перевешивало? Всегда. Сколько силы в тебе? Сколько того, что разъедало тебя изнутри, отравляя ядом вины, бесчисленных «если» и «может»? Сколько того, что не позволило стать целиком огромным спрутом — тем, из легенд, чёрным всепоглощающим сгустком, что уничтожал целые царства, давил поселения, оставляя после себя глубокие тёмные ямы, зияющие мёртвым холодом.       «Прости», — повторил и шмыгнул носом. В глазах опять набежало мокрое, противное. И горло сдавило.       — Тебе не за что просить прощения, — стёк к нему Сяо Чжань, обнял, укрыл собой. — Это я должен…       Ван Ибо резко мотнул головой, замычал протестующе, выдираясь.       — Хорошо-хорошо, я понял, — шею обдало тёплым дыханием, — давай поступим так? Ты прощаешь меня, а я прощаю тебя, прощаю… вас? Мы прощаем друг друга и больше… дальше никаких извинений, да? Идёт? Я… я и правда больше не могу в этом. И мне… мне очень хорошо с тобой. Свободно. Спасибо тебе.       Он отклонился и посмотрел испытующе. Ван Ибо сжал губы, сузил глаза. Поразмыслил и медленно кивнул. Сяо Чжань счастливо рассмеялся и сжал его в объятиях.       — Вот и хорошо, — сказал, — вот и замечательно. А теперь нам следует попрощаться с этим славным человеком, одолжившим свой кров, и двигаться дальше. Как думаешь?       Думаю, нам надо сначала одеться, Ван Ибо показал ему взглядом на разбросанную одежду. И первым поднялся, взял свою футболку, надел. Сяо Чжань последовал его примеру.       — Больше ничего не хочешь спросить? — озадачил, выныривая из горловины. Ван Ибо задумался. Столько всего, на самом деле, но как же подзаебался каждый раз объясняться пальцами. Точно. Щёлкнул ими и в изумлении уставился на то, что получилось. Сделал снова. Прислушался. Хмыкнул.       — Ибо?       Да, щаз, кивнул. А что, если попробовать?.. Чешуя уже стабильно проявлялась. Волосы пока не синели снова, но отчего-то Ван Ибо был уверен, что это пока. Ладно, набрался решимости. И с чего так волнительно? Икнул под недоумевающим взглядом Сяо Чжаня. Вот будет смешно, если он давно уже мог, но не говорил, потому что не знал — что это как чешуя, просто появилось и появилось.       Гектокотиль там. Вместо короткого и уверенного «Чжань-гэ» рот выдал что-то совсем уж невнятное. Да бля! Возвёл глаза к потолку, выдохнул, расстегнул джинсы и спустил их до колен. Чешуи не было. Стоит попробовать, когда она будет? Или именно вот это не проявится до самого… возвращения? А вдруг нет? Не может же ему так привалить? Или есть смысл надеяться? Жабры. Охнул и осел на кровать. Вот это будет полный пиздец.       — Ибо? — неуверенно позвал Сяо Чжань.       «Ты говоришь», — вскинул голову. Сяо Чжань поводил глазами, изобразил непонимание.       «Но ты принимал то же зелье, что и я. Сам сказал. Тогда почему?»       — Ах это, — Сяо Чжань почесал затылок, — ну знаешь, решил, что безопаснее, для тебя же самого безопаснее выпускать тебя без дара речи. А то как начал бы молоть языком, так…       Ван Ибо треснул его по плечу и угрожающе сдвинул брови. Сяо Чжань примирительно поднял руки и захихикал. Но тут же замолчал, когда наткнулся на взгляд, обещающий скорую расправу.       — Ладно-ладно, я пошутил, прости. Не знаю, что со мной происходит, но рядом с тобой я… вот так… Речь. Ты спрашивал про речь, да? Видишь ли, если хочешь получить что-либо, надо что-то отдать. Я подумал, что тебе пригодится умение читать наши письмена, понимать нашу речь. И вплёл это. Но взамен должен был забрать у тебя что-то. Умение говорить — не самая критичная вещь, правда же? Хотя я порой и жалею, что не могу слышать тебя, что наши разговоры превращаются в мой монолог. Но, знаешь, я слышу тебя. Слышу почти всё, что ты говоришь мне, что хочешь сказать. Я… чувствую тебя. Ох, я опять сбился, прости. Речь. Так вот, речь. Сам я отсюда и потому владею и человеческой речью, и письмена читаю. Поэтому ничем жертвовать не пришлось. Как-то так. Ещё вопросы? Или уже поедем?       Поедем, наклонил голову Ван Ибо. Было же то, о чём он хотел спросить, что смутило, когда они бежали от преследования отца и посланных им соглядатаев. Девушка, вспомнил. Красавица у мотоцикла там, в порту Хайкоу, перед посадкой на паром. Ещё тогда показалось странным то, как они разговаривали с Сяо Чжанем. Разговаривали. Точно. Не было времени думать, размышлять, что к чему, но теперь-то.       «Девушка на мотоцикле в Хайкоу. Кто она? О чём говорили?»       — О ком, Ибо. О тебе. Мне пригрозили, обрисовали, что меня ждёт, если поймают. Предложили отдать тебя по-хорошему. И вроде как даровать прощение, если соглашусь. Я ответил, что прихлопну её тотчас же, если не уберётся с пути добровольно. Верну в исходную форму и прихлопну. Сказал, что раз ты со мной, то и сил у меня больше. Я лгал. Само собой лгал. Но она не знала об этом. И испугалась. Отступила. Отпустила нас. Боевая креветка из тайных агентов Придворной Черепахи.       «Креветка? — Ван Ибо расширил глаза, — но как? Разве они могут менять форму?»       — А разве рыбы могут становиться птицами? А люди осьминогами? Морские драконы людьми? Ты и сам не ведаешь, да, какая сила заключена в посохе твоего отца? Какая магия таится в нём самом и в каждом из вас, запечатанная до поры до времени? Ты знаешь только то, что сказано тебе, что позволено знать.       «Что ты ещё знаешь? Что мне под силу? Могу ли я…»       — Маленькая Рыбка просила, умоляла отца позволить ей шагнуть к солнцу, шагнуть по песку, ногами. Просила за меня — отпустить, вернуть домой. Но твой дед… он пригрозил ей, что если она ещё раз замолвит за меня, то и не жить мне вовсе — ни над водой, ни под водой. Но сам мог выходить на берег, пусть и не мог уйти далеко от моря. Уйти можно, если море пойдёт за тобой — так говорилось в ваших книгах. Но это не работало с теми морскими драконами, кто парой вышел на берег. Но работало с людьми. Только человек при этом должен был знать о том, кого сопровождает. И я…       «Ты знал»       — Да.       «А ведь это очень удобно. С моей помощью ты можешь уйти так далеко, как только захочешь»       — А ты с моей, — сказал Сяо Чжань. Ван Ибо усмехнулся и кивнул. Вспомнил ещё.       «Почему ты отказался отдавать меня этой… Креветке?»       — Раз уж решил, надо идти до конца, — пожал плечами Сяо Чжань. Беспечно, как если бы смахнул что, но Ван Ибо успел заметить тяжесть, промелькнувшую во взгляде. И в том, как Сяо Чжань пытался смотреть прямо. В сердце царапнуло холодом. И он снова на краю обрыва, чернеющего стоглавой тьмой из нянюшкиных страшных сказок-охранялок.       «Есть что-то ещё, о чём я не спросил, но должен знать?»       — Нет, — ярко улыбнулся Сяо Чжань.       Я поверю тебе, решил Ван Ибо. Поверю, потому что это ты. И я хочу верить тебе. Не могу сомневаться больше. Не в тебе.

🐙🐙🐙

      Дядюшка Ли был в самом разгаре тренировок. Строил молодых Бесхвостых, покрикивал на них по-доброму, сокрушался, а то и подпрыгивал и радостно хлопал себя по коленям и сдержанно кивал отличившемуся. Ван Ибо смотрел на то, как они строят из длинных скамеек пирамиду, а после и взбираются по ним, строят из себя — нет, не пирамиду, другое, похожее на голову какого-то существа. Если отойти подальше, то можно увидеть и уши, и глаза, и пасть с клыками.       Они строили Башню Небесного льва. Шесть Бесхвостых. То выглядывали из проёмов, то ложились, изгибались опасно, удерживаясь только при помощи сцепленных стоп друг друга.       Это танец такой, пояснил Сяо Чжань. Потом они нарядятся в красные и жёлтые одежды, станут добрыми и отважными львами, прибывшими на помощь людям. А пока они готовятся, тренируются танцевать. Танцевать, чтобы изгонять демонов и злых духов.       И демоны прям испугаются и убегут, хотел съязвить Ван Ибо, но засмотрелся. Вспомнил тех Бесхвостых, что танцевали на площади серого Линьфэня, и как стало весело и легко, когда присоединился к ним, как на мгновения ушло, забылось всё, что отравляло сомнениями, и даже стены, воздух вокруг как будто стали ярче.       Дядюшка Ли поглядывал на него хитро и пока молчал, но Ван Ибо чудилось в этом подначивание. И ведь ни слова не сказал про то, что были у него в доме. Только чаю предложил и тут же забыл, отвлёкшись на своих, которые крутили что-то невообразимое на самой высоте. Девять ярусов. Столько Ван Ибо насчитал. И внутри свербило — так тянуло пойти и попробовать. Сяо Чжань рядом только хмыкнул и развалился в изъеденном временем кресле, таком, что скрипнуло и всё же устояло. Солнце уже клонилось к закату и мягко мазало по белёным стенам, по переплетениям тонких веток, увивших деревянные столбы навеса. А к самому небу, к облакам взбирались Бесхвостые в простых штанах и кофтах. На верхнем ярусе девушка становилась на руки и заворачивалась в круг, раскрывала и смыкала ноги, и Ван Ибо не мог определиться — то ли это солнечные лучи, то ли рога существа. Он правда собирался сразу идти за Сяо Чжанем в машину, но встал, как только увидел всё это странное, непонятное и очень интересное.       — Хочешь попробовать? — поймал всё же его дядюшка Ли. — Всю жизнь этим занимаюсь, с самого детства, и нет ничего лучше, как стоять на самой вершине и чувствовать, как приносишь другим радость, как становишься выше себя.       Ван Ибо оглянулся на Сяо Чжаня. Тот подался вперёд и неопределённо мотнул головой — что могло значить как «решай сам», так и «ну я не знаю даже». Но ему тоже было интересно. Протянуть бы руку, сказать «идём со мной», да только и сам пока не знает, куда и как чего ставить, пусть и кажется, что запомнил и выучил всё, пока смотрел.       — Неужто боишься? — довольные глаза дядюшки Ли совсем скрылись в морщинах, а длинный рот подпёр смуглые скулы. Ван Ибо тряхнул головой, глянул сердито, тут же вспомнил, что так не подобает с тем, кто готов делиться знаниями — сложил ладони и чуть склонился в почтении.       — Ух ты какой, — покряхтел дядюшки Ли. — Ну пойдём, обучу, что ли. Это, смотри, первый ярус, — показал на скамьи, стоявшие на земле, — заходим внутрь и взбираемся наверх вот так, вот так, — и он перебрался к ярусу пятому, отталкиваясь ногами и цепляясь руками, — пойдём. Мои всё равно уже закончили, сейчас по домам пойдут.       Ван Ибо достиг верхнего яруса и ободряюще улыбнулся Сяо Чжаню. Тот сжимал руки и следил. Если со мной что-то случится, он вас всех разнесёт, внезапно подумалось Ван Ибо. Отмахнул эти мысли. Вон, дедушка вовсю прыгает, в свои-то годы. Надо бы спросить, сколько ему. На вид совсем сухонький и седой, а двигается так ловко, что только диву даваться.       — Вот эти страховка, — показал меж тем дядюшка Ли на верёвочные петли, торчавшие из проёмов скамеек. — И всё связано ими. Ну, как ощущения наверху?       Ван Ибо кивнул ему, посмотрел вдаль, на крыши низких домов, на холмы, за которыми уже тонуло розовое солнце. Подставил лицо лёгкому ветру. Хорошо.       — Как у тебя с координацией? — спросил дядюшка Ли, — в построении башни небесного льва без неё никуда. Баланс, сила и смелость.       Ван Ибо хмыкнул и, ещё раз глянув на Сяо Чжаня, решил сделать то же, что и девушка прежде. Примерился, чтобы точно не слететь, вспомнил, как ставила руки она, и встал так же, думал пройтись, завершить круг, и скамейка покачнулась. Едва удержался, не упал только потому, что за куртку схватили крепко. Дядюшка Ли. Смотрел зло и обиженно.       — Ты что удумал, пацан? — просипел дядюшка Ли. — Кто ж в первый раз такие фортеля устраивает? Ты лучше это… приходи ко мне в группу, а там, глядишь, и допущу тебя до верхов. Способности у тебя есть.       Ван Ибо виновато опустил голову, дядюшка Ли покхекал, похлопал его по спине и велел спускаться. Внизу уже ждал Сяо Чжань.       — Ваше высочество не знает, как свернуть себе шею? — мрачно поинтересовался он. И пока Ван Ибо, открыв рот, думал над ответом, Сяо Чжань пихнул его плечом в плечо и сказал: — ты был крут. Очень.       И улыбнулся. Да так, что Ван Ибо захотелось и впрямь записаться в группу этого дядюшки Ли, чтобы научиться всему и раз за разом ловить восторженные взгляды Сяо Чжаня. Да и вообще хотелось бы. Не ради взглядов и одобрения Сяо Чжаня, а для себя. Чтобы уметь что-то помимо метания гарпунов и гонок на колесницах. Уметь то, чем живут люди в этом мире, что доставляет им радость. Он повернулся к Сяо Чжаню и сказал: «Поехали дальше». Сяо Чжань напрягся, дядюшка Ли вытянулся удивлённо, Ван Ибо закрыл рот руками и прислонился к стене.       Дядюшка Ли приблизился и склонился к нему заботливо, спросил что-то. Ни гектокотиля не понимаю, ужаснулся Ван Ибо. По двору уже ползли вечерние тени, воздух стал холоднее. Дядюшка Ли участливо заглядывал в лицо и говорил, говорил, пока Сяо Чжань вежливо не ответил ему что-то и не увёл Ван Ибо.       — Не переживай, — сказал на морском наречии, — мы успеем. Должны успеть.       — Ты… ты меня понимаешь?       — Ещё бы я не понимал тебя, балда.       — А, ну да, — шатко улыбнулся Ван Ибо. — Пекин отменяется, да?       — Наверстаем, — заверил Сяо Чжань. — Пока мы есть друг у друга. И… я скучал.       — По чему?       — По твоему голосу.