Обнажая запретом

Климов услужливо открывает мне дверцу чёрного внедорожника и улыбается как мартовский кот — ехидно и самодовольно, чем начинает меня бесить. В целом, я даже не до конца понимаю, на кого же я злюсь — на себя за неосторожность оказаться в эпицентре семейной драмы Климова, или на Марину, которая меня по воле случая туда втянула, или же на самого историка, что он вообще вот такой вот есть (логично, согласна). — Извините, — наконец изрекла я, всё же понимая, что воровать ключи у Макса было так себе затеей. Хоть это делала и не я, в конечном итоге эту цепочку замыкаю-то я: — ситуация с вашими ключами очень запутанная, если честно, и я не хотела… — Забей, — неожиданно отозвался мужчина, прерывая мой нелепый поток слов: — Просто тебе нужно понять одну вещь: Марина ещё ребенок. Не в годах дело, скорее в её беспечности. Она видит мир слишком позитивно и не хочет мириться с тем, что в некоторых ситуациях хэппи-энд не предусмотрен. — Я… я поняла вас, — мне стало неловко, что Максу приходится объясняться передо мной, но любознательность разожглась с новой силой, это факт. — Поэтому просто в следующий раз можешь смело отказывать моей сестре в подельничестве, — заключив, заверил меня учитель, после чего неожиданно резко потянулся ко мне. Моё сердце пропустило пару ударов, пульс сбился и я затаила дыхание. Кажется, будто каждая клеточка моего тела напряглась, ведь я такого совершенно не ожидала: его лицо так близко к моему, аромат его парфюма, кажется, заполнил собой салон, а его глаза с привычной чертинкой изучали мои. Он задержал свой взгляд на мне, заставляя покраснеть и испугаться. На мгновение я оторопела, как учитель вдруг протянул руку ко мне, к моим волосам и едва ли коснулся моей головы… перед тем, как потянуть ремень безопасности и пристегнуть меня: — Я помогу? — К…конечно. — Смирнова, что это было? — поворачивая ключ и вдавливая сцепление, задорно спросил историк. — Ты боишься меня? Или это было что-то другое? — он на долю секунды искоса посмотрел на меня, но затем тут же сконцентрировался на дороге, выруливая с парковки. — Да, вы правы, это было кое-что другое, — саркастично я решила продолжить его игру. — Это был самый настоящий ужас, потому что вы едете сто километров, хоть секунду назад мы проехали знак-ограничитель в восемьдесят. — Тогда даже не знаю, что с тобой сейчас будет, ведь я привык ездить как минимум сто двадцать по окружным шоссе. Ехали, к слову, мы сто тридцать. Я косилась на спидометр, потом на свое отражение в зеркале — проверяла, не покинул ли дух тело. Климов ещё и резко поворачивал, будто ждал, пока я запищу от ужаса. Но я не пищала. Я вопила, вопила как сумасшедшая. — Лаааадно, — наконец сдался он, когда я вцепилась в кожаное сидение до побелевших костяшек, — я буду снижать скорость на десять километров за каждый правильный ответ. — А если… а если я буду неправильно говорить? — Смирнова, я думал, ты увереннее в себе, — картинно сделав вид, что он очень разочарован, историк задал первый вопрос: — Первое упоминание о Москве? — Тысяча… — Пока не ошиблась. — Да прекратите вы! Тысяча сто сорок седьмой. Я умоляющим взглядом посмотрела на спидометр: сто двадцать в час. Возможно, я выживу. — Куликовская битва, — он даже не смотрел в мою сторону. Не знаю, к лучшему ли это, но выглядела я действительно испуганной. — Тысяча триста восьмидесятый. Сто десять в час. Аня, ты сможешь. — Основание Питера? — Тысяча семьсот третий, — мой голос становился тверже и увереннее. Я нашла в себе силы посмотреть на лицо Макса. На удивление он был какой-то умиротворённый. Вот псих. Сто в час. — День твоего рождения? — Что? — ошарашенно спросила я. — Это тоже пишут в учебниках по истории? — Если это твой конечный ответ, то я сейчас верну снова сто тридцать в час. — Нет! — запротестовала тут же я, с трудом вспоминая свой собственный день рождения. Чёртов Климов! — Двадцать… двадцать первое сентября. Я взглянула на спидометр и с удивлением заметила, как скорость стала резко падать до положенных восьмидесяти. — Это был вопрос со звёздочкой, — пояснил свои действия брюнет. — Поэтому и награда при выигрыше удваивается. Я ничего не ответила, а лишь уставилась в горизонт — вдалеке показалась черта города. Вблизи розовыми огоньками мелькала заправка и небольшое кафе с огромной вывеской. Я принялась разглядывать мелькающий разноцветным светом пластиковый хот-дог на крыше заправки. Интересно, какие на вкус эти хот-доги? — Что, тарталетки с крабами не понравились? — заметив мой заинтересованный взгляд, усмехнулся историк, но затем серьезно добавил: — Голодная? — Что? Я? Да неееет, — протянула я, но мой живот тут же жалобно заурчал, отчего я покраснела. Ну почему именно сейчас? — Хорошо, — с насмешкой ответил учитель, паркуясь у заправки. — Тогда вылезай, я поем, а ты посидишь и посмотришь на меня сытыми глазами. — Да без проблем, — фыркнула я, но Климов лишь меня поторопил. Я вылезла из машины и ускорила шаг, чтобы успеть за учителем: он очень быстро шагал в сторону кафе. И кто тут ещё из нас умирает с голоду, а? Заведение встретило нас шипящей музыкой восьмидесятых из радио, красными мягкими диванами и запахом попкорна. Никогда бы не подумала, что дорожные кафе именно такие. Климов велел мне занять место, а сам пошёл к барной стойке, где сидел одинокий мужчина, наверняка заменяющий здесь и повара, и бармена. Через минут пять учитель вернулся, держа в руке хот-дог: не такой красивый, как на картинке, но выглядел всё равно неплохо. Я даже не ожидала. — Вкусно, — с удовольствием протянул Максим, откусив краешек булочки: — Жалко, что ты не голодная, а то угостил бы и тебя. — я лишь закатила глаза. — Аня, ты почему такая злая всегда? — Я? — А, ну да, я. — Не то, чтобы злая. Шутки ваши не люблю. — Они не смешные? — наигранно возмутился учитель: — По краю пропасти ходишь. — Они… — я задумалась. — Они про меня, а я не люблю, чтобы шутили надо мной. — Но ты ведь любишь постебаться надо мной. Ты уж определись: либо стебешься ты, но и стебутся над тобой… Либо… — он на мгновенье посмотрел на меня, а затем протянул мне ход-дог нетронутой стороной. Практически прямо к моему лицу: — Либо ты сейчас кусаешь этот офигенно вкусный хот-дог. И не вздумай отказываться. Больше такой щедрости от меня не будет. — Я не… — хотя было сказать про свои принципы правильного питания, но тут в нос ударил великолепный запах специй и мяса. Не удержавшись, я всё же позволила сделать себе то, что не делала никогда: съесть кусочек жирной, с кучей холестерина и углеводов, пищи. Как же мне было стыдно. И как же мне было вкусно. — Я не могу поверить, что это так вкусно! — Хочешь закажем тебе отдельный? — Нет, если честно, — услужливо я всё же отказала, так как наедаться на ночь я всё же была не готова: — Я просто уже хочу спать. Учитель лишь кивнул, после чего повёл меня к машине. Ехали остаток дороги мы молча, я лишь назвала свой адрес, и учитель следовал навигатору. Наконец, остановившись у моего дома, Климов потянулся к моему ремню безопасности и освободил меня. — Спокойной ночи, Ань, — проговорил он еле слышно. — Спасибо, что подвезли. — Это всего лишь моя работа. Я не стала отвечать, а лишь молча вышла из машины и вернулась домой, где почти сразу же завалилась спать. Довольная. Это был очень насыщенный день. И очень вкусная сосиска в хот-доге.