Обнажая запретом

Уроки истории в школе возобновились. Климов на следующий день появился также внезапно, как и исчез. Ожидаемо, что никаких объяснений мы не получили — да и не положено. Видеть мне его не очень-то и хотелось. После того, как я увидела его на проспекте в обнимку с какой-то девушкой, я злилась и бесилась, а вот почему — не знаю. В конечном итоге я пришла к тому выводу, что меня откровенно задело его враньё по поводу болезни, а также то, что он обещал вчера прийти на работу, но в итоге так и не удосужился. Подытожим: врун и безответственный. Приходим к тому, с чего начинали этот учебный год, Климов. Максим Александрович тщательно проверил домашнее задание у каждого, причём умудрился он сделать это за пять минут. Все в классе уже привыкли к его опросам в начале урока, а я у меня сердце в пятки каждый раз уходило, когда он резко, в разнобой со списком, называл фамилию учащегося и задавал всего лишь один вопрос по выученному материалу. Парадоксально то, что вопросы были очень каверзные, что сразу выдавало всех, сделавших домашнее задание поверхностно. После блиц-опроса мужчина встал с места и написал тему на доске, принявшись тут же её объяснять. Говорил он чётко, быстро и с привычными ему шуточками. Вскоре в классе все расслабились и участвовали в оживлённой дискуссии. — А смысл было вступать в войну вообще, если подготовка была не на должном уровне? — послышался вопрос от Семёна — лучшего друга Волкова. Иногда мне кажется, что вся их дружба держится на обмене едой. — Белозёров, — устало выдохнул Климов, опираясь руками на свой учительский стол. — Когда ты покупаешь очередной беляш у ларька за школой на большой перемене, знаешь ли ты заведомо, что он испорчен? — Не знаю… — задумчиво протянул рыжеволосый парень, кажется, абсолютно не поняв к чему были слова историка: — А откуда вы знаете, что я туда хожу? — А я в очереди всегда за тобой стою, но после тебя мне ничего не остаётся, — в классе послышались короткие смешки, которые тут же прервал звонок, оповещающий о конце урока: — Все свободны, кроме Смирновой. Я украдкой исподлобья уставилась на историка. Он был полностью поглощен документацией и даже не смотрел в мою сторону. Света пару раз дёрнула меня за рукав пуловера с вопросом «что ему от тебя нужно?», но я лишь сбивчиво что-то ляпнула и на нервах отправила Свету в столовую за пончиками, попросив купить и для меня. Девушка с недоверием уставилась на меня, а я поняла, что с треском спалилась, ведь уже все мои друзья запомнили, что сладкого я не ем. Но Зайцева, спасибо ей, всё же решила удалиться. Когда класс опустел, историк подозвал меня к себе, наконец, захлопывая школьный журнал. — Я восхищён, что тебе удалось уговорить родителей уменьшить число занятий до трёх, — наконец изрёк он, изучая моё лицо: — Меня они и слушать не стали, когда сказал, что четыре — это слишком много. — Ну, вы могли им что-то соврать. Например, что вы ещё от болезни не оправились. — двусмысленно вырвалось у меня, отчего я тут же покраснела. Вот дурочка. Как бы там ни было — это не моё дело. В разочаровании виноват тот, кто очаровался. Если эту фразу не романтизировать, то получается вот прям кредо к нашим взаимоотношениям с историком. — Мне кажется, врёшь тут ты, — тут же парировал брюнет: — Твои родители сказали, что у тебя очень большая нагрузка по факультативам, а в конечном итоге ты разъезжаешь по городу с мужчинами за тридцать, стыдливо прячась за тонированными стёклами. Не рановато ли, Ань? — Макс отчего-то выглядел раздражённым и взвинченным. Он поднялся со стола, опёрся на кулаки и просто навис надо мной, глядя прямо в глаза. Я ошалела. Скажи это кто-то другой — я бы вообще не обратила внимания, но тут было… обидно и больно. В голове роились мысли и я лихорадочно искала, что же ответить, что же съязвить, как же себя отстоять. Но вместо этого на глаза предательски навернулись слёзы, тут же стекая по щекам. Смысл слов, сказанных Климовым, болезненно вертелся в голове, а подсознание кричало то, что почему-то не могло вылиться в нормальные, человеческие слова: «я не шлюха, козёл». Инстинкты сработали быстрее: я подняла ладонь в воздух, обиженно хлюпнув носом и слизав языком слезу с верхней губы. Звонкая пощёчина практически случилась, я уже почувствовала соприкосновение своей ладони с щетиной Климова, как мужчина резко и больно схватил меня за запястье, блокируя движение руки. Я несколько раз сильно дернулась, но это было бесполезно и глупо — он был сильнее. — Прости, — спустя какое-то время, изучая мои мокрые глаза своими, растерянными, произнёс мужчина шёпотом: — Я не… — на мгновение он замялся, подбирая слова, всё ещё растерянно и обеспокоенно вглядываясь в моё лицо. Я судорожно выдохнула ртом, отчего его взгляд опустился на мои губы, задержавшись там на пару секунд. — Я обидел тебя, да. — это звучало не как вопрос, а утверждение. Мужчина, наконец, ослабил хватку на моём запястье, опустил мою руку вниз, но не спешил меня отпускать. Но я лишь горделиво выдернула ладонь. — Это был мой шофёр, — наконец, зачем-то я отчиталась перед ним. Ситуация интуитивно этого требовала, наши выяснения отношений вышли за все рамки.Слова полились рекой и я не успела затормозиться: — Так что, как видите, у меня нет никаких страшных тайн, из-за которых нужно пропускать важные дела. Например, работу. — Климов прекрасно понял о чём я, но объясняться не стал. Он лишь ещё раз виновато взглянул на меня, после чего произнёс: — Сегодня поедем ко мне в офис, начнём заниматься историей. На первый раз дорогу покажу, заберу тебя от твоего дома, — говорил он несобранно. — Будь готова к пяти. Я кратко кивнула и вышла из кабинета. Ещё два урока Света меня терроризировала о том, что же происходит между мной и историком. Её слова не несли никакого подтекста, но для меня они были солью на рану. Между нами происходит беспредел. Я отшутилась, как могла. И вышло, кстати, правдоподобно. После уроков мы с ребятами договорились отдохнуть от проекта, так как практически всё было готово. Поэтому после школы я всё ещё в угрюмом состоянии направилась домой, чтобы приготовиться к предстоящим занятиям историей. Когда до визита историка оставались считанные минуты, я всё же попыталась здраво рассмотреть всё произошедшее: почему мы обоюдно друг другу высказываем претензии по поводу личной жизни и личного времяпрепровождения? На каком основании? Да и могу ли я злиться на его слова, если напала первой? Как говорится, сама лезла на рожон — нечего теперь жаловаться. Не знаю… Сложно это всё. Только почему мне сложно, если он просто-напросто мой учитель, а я не более чем его ученица? От мыслей меня отвлекло сообщение Климова в телеге: «Выходи.» Я схватила собранную сумку и направилась к выходу, попрощавшись с мамой. Запрыгнув в машину учителя, я молча уставилась в окно, предусмотрительно пристегнув ремень безопасности, не предоставив историку возможности мне помочь. Достаточно уже. Мужчина тут же вырулил с парковки, набирая скорость, но больше восьмидесяти он не ехал. Передвигаясь по городу в гробовом молчании, я периодически ощущала взгляд Климова на себе, при этом отвечая ему такими же мимолётными гляделками. Неожиданно, стоя на светофоре, он потянулся за чем-то на заднем сидении, а через мгновение мне на колени плюхнулся ананас. — Это тебе, — пояснил учитель, вдавливая педаль газа: — Сладкое же ты не ешь. — А в честь чего? — В честь того, что ты заслуженно на меня злишься, — он был максимально прав, я всё ещё неуютно себя чувствовала рядом с ним. Не то, чтобы я злилась на него, ведь сама же его в похождениях обвинила… Просто мне было некомфортно находится с ним в машине в такой гробовой тишине. — С чего вы вообще обратили внимание на то, с кем я ехала в машине? — мне было важно понимать, что его толкнуло на это. Я понимала, что хожу по краю пропасти и опять играю в опасные игры. Пытаться скомпроментировать своего же учителя — не очень-то благородно, Смирнова. Но мне было важно понимать, что он ведет себя так же нелогично, как и я. Что чувствует то же непонятное раздражение, что и я при виде его с какой-то девушкой. И он, чёрт возьми, это понял. Климат в машине поменялся и от морозного холода не осталось ничего. Стало жарко и опасно. Учитель азартно и с ухмылочкой посмотрел на меня искоса, после чего снова отвернулся к дороге и ответил мне на мой вопрос: — Это просто моя работа, Ань. Больше мы не злились и не было неловкости: мы улыбались, как два идиота и ехали к Максу в офис.