Обнажая запретом

Всё, что происходило — для меня было настолько ново и неизведанно, что я даже боялась дышать, чтобы спугнуть момент. Я лежала в кровати под одеялом, сдерживая слёзы и дрожа от каждого звука за окном, а Макс размеренно и монотонно поглаживал меня по волосам. От этих прикосновений во мне зарождалось спокойствие и ощущение безопасности, но чёртовы воспоминания никак не хотели уходить из головы. — Когда мне было пять, — решившись, тихо начала я. — Мы с семьёй попали в жуткую аварию на машине в подобную погоду, я чудом выжила… Бабушка и дедушка умерли, — блеснула молния и я съежилась, думая о том, хочу ли я говорить больше. Как только я попыталась открыть рот, слёзы защипали глаза, но я взяла себя в руки. — Открытая черепно-мозговая, — неожиданно рука Макса замерла на моей голове, мужчина был шокирован этой информацией, но перебивать меня не осмелился. — С тех пор боюсь гроз и ливней. — Климов ещё какое-то время спокойно гладил меня, а затем оставил на моём затылке еле весомый поцелуй. — Подвигайся, — шёпотом произнёс он, а я без сомнений подняла одеяло, впуская его к себе и кутаясь в тёплые объятия Макса. Моего Макса. В его руках было безумно удобно, тепло и так… привычно. Будто я рождена была для того, чтобы находится с ним вот так вот рядом. Он гладил меня по плечам, шее и голове, а я молча и крепко прижималась к нему. Спокойствие постепенно обволакивало меня, я расслаблялась и помалу погружалась в глубокий сон… Я не знаю, сколько я проспала, но когда я лениво открыла глаза от солнечных лучей, то Максима рядом уже не было. Я ещё раз вспомнила о том, как мне было безумно хорошо в объятиях историка, отчего вырвался грустный вздох. Я подошла к окну и увидела последствия ночной грозы: большие лужи, серая сырая плитка во дворе и тусклое солнце, что бросало свои совершенно нетеплые лучи. Но когда я бросила взгляд на парковку, то моё сердце замерло и пропустило несколько ударов — там всё ещё стояла машина Макса… и моих родителей. Не помня себя от переживаний, я поспешно переоделась в просторное тёплое платье и наспех причесалась, хоть лицо ещё и было довольно заспанным. Сбежав со ступенек на первый этаж, я услышала глухие отдалённые голоса с кухни: говорил отец и Макс. У меня всё внутри похолодело. Боже… Аккуратно, будто я боялась быть услышанной, я направилась в кухню, несколько мгновений помедлив у самого входа, всё ещё не готова к тому, что я могу увидеть или услышать по ту сторону. Наконец, переведя дыхание, я нашла в себе силы распахнуть дверь. — Доброе утро, — максимально бодро отозвалась я, хоть и выглядело это наверняка неестественно и глупо. Стараясь делать вид, что ничего необычного не произошло, я подошла чуть ближе к столу, за которым сидели мои родители и Макс с нетронутыми чашками уже остывшего кофе. Видимо, было не до этого. Макс бегло на меня посмотрел, но я даже не успела зацепиться за него взглядом. Я напряглась ещё сильнее и попыталась считать хоть какие-то эмоции с лица матери. Но, конечно же, это было бесполезно — женщина, как всегда, полностью себя контролировала и всем своим видом показывала полнейшее спокойствие. И, наконец, когда я рискнула посмотреть на отца, тот лишь тяжело выдохнул и произнёс зло лишь одно слово: — Выйди. У меня земля пошатнулась под ногами. Боже, Макс всё рассказал. Ну почему сегодня? Почему нельзя было подождать? Хотя я уверена, что Климов ответил бы мне лишь что-то в духе «А ты мне предлагаешь сбегать с твоего дома, как пугливому подростку?». Чёрт… Чёрт! — Папа, я всё объясню, — залепетала я, обхватив голову двумя руками и уставившись в пол. Я не была готова к этому именно сегодня. Но и слушать, по большому счёту, меня никто не собирался. — Выйди я сказал! — закричал отец, после чего моя мать молча поднялась и, взяв меня под локоть, торопливо повела к выходу из кухни. — Пойдём, — прошептала она. — Оставь их наедине, не влезай в мужские разговоры. — я позволила себя увести, вымученно бросив последний взгляд на Макса, который был очень сосредоточен и серьёзен. Мама молча вела меня под руку в гостиную, где закрыла за собой дверь. Я уселась на диван и со вздохом отчаянья зарылась в свои ладони. Женщина же подошла к окну и спокойно наблюдала за нашим техническим персоналом, который наводил порядки во дворе. Наконец, когда я взяла себя в руки, я подняла на неё взгляд и решилась на вопрос: — Ты разве мне ничего не скажешь? — Тебя отчитать? — обернувшись, спокойно спросила она. Я всегда буду завидовать её умению держать себя в руках и в любой ситуации выглядеть достойно. — Я скажу тебе лишь одно: мы не сможем тебе вечно что-то запрещать, — после моего молчания, женщина села рядом со мной на диван и разгладила тёмно-синюю юбку руками. — Тебе жить с ним, не нам. — Отец убьёт его, — прошептала я, понимая, что могу с мамой поговорить об этом. — Даже пальцем не тронет, — уверила меня мать. — Он зол, несомненно зол. Но знаешь ли ты, через что ему пришлось пройти, чтобы заслужить уважение моих родителей? — я отрицательно покачала головой, всё же понимая, что действительно никогда не слышала историю знакомства родителей. — Я была из профессорской семьи, а твой отец в институт с третьей попытки поступил. Кстати, все эти три года он работал разнорабочим на стройке, а в свободное время в тайне водил меня в кино. Это жутко раздражало отца, который хотел мне в мужья кого-то моего уровня. И злился он, к слову, сильнее твоего отца, — подметила женщина, снова подойдя к окну и, будто погружаясь в воспоминания с лёгкой улыбкой, продолжила. — Он грозился его прибить, если он ещё хоть раз подойдёт ко мне. Но. как видишь, все живы. Спасло положение то, что отец поступил в университет и ушёл со стройки. Но у тебя случай вообще другой, конечно… Разница в возрасте, — неожиданно она развернулась ко мне: — Ань, скажи, тебе это точно нужно? Ты же понимаешь, что он скоро захочет детей, семью… Он уже состоялся в этой жизни: у него есть бизнес, цели на будущее и, что немаловажно, багаж какого-то опыта, а ты… Ещё совсем юная и много чего не понимающая. Вы в корне будете смотреть на много вещей по-разному. И это с годами не поменяется. Эти десять лет никуда не денутся. Уверена ли ты, что он сможет всю жизнь тебя вести и не устанет от этого? — Я… — запнулась, раздумывая над ответом. — Я думаю, что он сможет преподнести мне правильные уроки. — Наконец, выдала я. Это было самое правильное, что я могла сказать тогда в тот момент. Я не могу быть уверена в том, что мы с Максом вместе навсегда и как в сказке, но я понимаю, что в случае конфликтов он всегда пытается со мной поговорить и прийти к общему, а не молча обижаться. — Но ты ведь не сможешь всю жизнь учиться, а он не сможет тебя всю жизнь учить, — возразила мама. — Отношения — это не просто по получение опыта и осознание каких-то вещей. Отношения — это про партнёрство. Сможешь ли ты быть достаточно мудрой, чтобы построить отношения со взрослым мужчиной наравне? — я задумалась и закусила губу. — Я не отговариваю тебя, просто призываю к тому, чтобы ты на досуге подумала. Ты такая умная девочка, но опыт весомее ума, он взращивает мудрость в людях. Максим будет всегда репетитором, вокруг которого будут молоденькие школьницы и студентки… А не будешь ли ты вечно ревновать, попрекая его тем, что на тебя он обратил же внимание, так где гарантии, что не обратит на кого-то еще? Или его страсть к работе… Готова ли ты будешь в свои юные девятнадцать-двадцать лет отказаться от свиданий, романтики и красивой картинки в пользу того, чтобы ждать его уставшего с работы, понимать его занятость и отпускать в археологические экспедиции, при этом сумев сохранить теплоту между вами? Всё это будет на тебе, мужчины, они… Не думают о таком. Они работают, достигают, защищают… Но для этого тебе нужно будет своими силами поддерживать тепло, дружбу и взаимопонимание между вами. — Не только я одна ведь, — перебила я её. — Мы ведь на равных. — Нет, дочь, не на равных, — возразила женщина. — Ты не лучше него. и не хуже него. Просто ты другая, и тебе стоит смириться с тем, что мужчина — вне зависимости от того, Макс это, или нет — всегда хочет возвращаться туда, где его понимают. Не на словах, а действительно понимают: понимают его занятость, понимают его усталость, понимают его недосып и плохое настроение от проблем на работе. А самое главное — понимают, что это всё он делает для своей жены, но не для себя. И для этого, Аня, нужно уметь уступать, быть мягче иногда и уметь вовремя промолчать. Как думаешь, ты такая сейчас? — я молчала, переваривая всю эту информацию, пока мама расхаживала вокруг меня. — О чём отец говорит с ним? — я решила перевести тему, но мама не возражала — она понимала, что я не знаю, что ей ответить на её речь. — По сути о том же, о чём и я с тобой. После слов мамы мы услышали глухой стук двери — отец и Максим вышли с кухни. Я испуганно встала с дивана, наблюдая, как они вошли в гостиную. Выглядели они больше перегруженные информацией, нежели злые. Каждый был в своих мыслях, после чего я поняла, что всё же и сейчас никакой информации я не получу. — Ирина Владимировна, — обратился историк к моей маме. — Спасибо вам за приём, буду уже уезжать, дел невпроворот. — Конечно, Максим, — добро ответила мама. — Заезжайте к нам ещё. — Разве что в пятницу, украду Аню ненадолго, у нас были планы, — я рефлекторно посмотрела на отца и на его реакцию, но он лишь хмуро протянул руку для рукопожатия Климову и ответил: — Не позднее, чем одиннадцать, чтобы была дома.