— Тише, все нормально, я просто дышу, — сбивчиво зашептал омега, хватаясь за живот. Смотреть на перепуганное лицо Кравцова было выше его сил. — Мишка плачет, иди покорми его.
— А ты? — осторожно спросил Егор, складывая руки на груди. Он еще и ноги перекрестил, будто всеми силами отгораживаясь от того, что совсем скоро произойдет. Он не хотел в этом участвовать. Просто не хотел присутствовать. Ох, выключить бы, будто страшное кино, и больше никогда к нему не возвращаться.
Марсель крепко зажмурился, пережидая схватку. Десять секунд. Двадцать секунд. Тридцать секунд.
Отпускало.
— Черт, Кравцов, если ты будешь морить голодом сына, я сам тебя убью! — тихо пообещал омега, заправляя влажные от пота пряди волос за уши. — Мне до активной фазы еще несколько часов. Иди. Я не рассыплюсь, не сахарный.
Это Егора убедило. Он закивал, разворачиваясь. Подхватил надрывающегося ребенка на руки уже вполне уверенным движением и пошел вниз, на кухню.
Они привыкли ко всему, к новому режиму дня, к потребностям малыша, к бессонным ночам и молчанию, порой висящему между ними. Привыкли с тоской смотреть на одинокую могилку, на которую Егор приволок большой камень. Привыкли не думать о будущем, потому что оно казалось слишком пугающим. Угнетало.
Марсель только нагонял бравого вида, мол, не боюсь ничего. Но и Лида вела себя так же. «Это просто схватки». Из-за схваток у нее остановилось сердце. Да, оно было поражено вирусом, но это случилось.
К тому же, они не видели, как происходят роды, не видели, как должно быть, хоть она и старалась до последнего комментировать, но ребенок даже не успел опуститься в родовые пути.
Марселю стало чуточку легче, когда Егор ушел. Он спустил ноги на пол и принялся ходить из угла в угол, поглаживая живот. Хотелось пить, а вот еды не хотелось. Он не ел ничего со вчерашнего утра, но в книге писалось, что это нормально, что организм так готовится, поэтому он знал еще вчера, что скоро все начнется.
Страх не позволял ему нормально передвигаться по дому весь вчерашний день, немного отвлекал ребенок, но он постоянно спал и вообще вел себя на удивление спокойно. Его личико уже перестало быть таким сморщенным и шелушащимся, приобрело нормальный розовый цвет, глазки тоже прояснились. Малыш по всем параметрам был совершенно здоров.
Схватки накатывали волнами каждые десять минут, усиливались постепенно, и Марсель прислушивался к себе, как советовала Лида. Пока что все было нормально, он даже был уверен, что справится.
Рожать на втором этаже все еще не хотелось. Он сделал еще один круг по комнате и, подхватив любимое пончо, спустился вниз. В доме было хорошо протоплено, горел камин. Егор сидел на полу у огня, опершись спиной о кресло, держа на руках замотанного в одеяло сына. Борода Кравцова заметно отросла, и теперь он казался старше, все меньше напоминая того лейтенанта, который однажды трахнул Марса в своей комнате.
Марсель невольно коснулся рукой собственного подбородка. Чем ближе к родам, тем медленнее росла щетина. Он последний раз брился месяца два назад, а она все еще казалась недельной.
Кравцов отреагировал на его появление. Повернул голову, встретившись взглядом со спокойными глазами омеги.
— Ты чего спустился? — поинтересовался альфа, осматривая его с ног до головы, будто ожидал какого-то подвоха.
— Я хочу здесь, — честно признался Марсель, усаживаясь в кресло.
— Что, уже? — почти испугался Егор, от волнения не совсем понимая всю абсурдность вопроса.
— Нет, до того еще много времени. Просто хожу. Мне так легче.
Они помолчали, глядя в огонь, а потом накатила новая схватка, и Марс тихо заскулил, хватаясь руками за живот. Дышать. Главное правильно дышать и гнать от себя плохие мысли.
Мишка заворочался, заплямкал губами, сытый и довольный. Пустая бутылочка стояла на столике.
— Он такой… — с трудом дыша, прошептал омега, не отрывая взгляда от младенца. — …милый.
Никогда в жизни он бы не подумал, что сможет произнести это слово, но схватка медленно отступала, как отступает волна при цунами, создавая иллюзорное, лживое чувство облегчения. Марсель до жути хотел скрутиться в комочек, напрячь все мышцы, но инстинкты говорили ему не препятствовать, не зажиматься. Это было сложно, но он должен был. Должен.
— Если что-то случится… — эти слова вырвались сами собой, будто омега не контролировал их, но Кравцов не дал закончить мысль. Вскинул руку, коснулся его бедра и почти прошипел:
— Не начинай!
— Если вдруг что, — упрямо продолжил Марсель, прикрыв глаза. — не оставляй его, хорошо?
Еще каких-то два месяца назад он просил придушить малыша подушкой, если тот все-таки решится вылезти из него, но теперь даже думать об этом было страшно. И гадко. А еще безумно больно, ведь он и правда имел все шансы умереть так же, как и Лида, так и не увидев своего малыша.
— С тобой ничего не случится, — холодно произнес Егор. Он будто окаменел, смотрел в пустоту, и во взгляде этом не было осознанности. — У нее остановилось сердце. Если бы не вирус, она бы родила нормально. Она ведь сама говорила, комментировала до последнего.
— Я знаю, — Марсель, не совсем отдавая себе отчета, коснулся его волос, ласково поглаживая. Должно быть это все от гормонов, иначе чего бы он вдруг стал себя так вести. — Сейчас все идет нормально, насколько я понимаю.
С каждым часом схватки усиливались, удлинялись, а время между ними нещадно сокращалось, так что Марсель едва ли успевал немного восстановить дыхание и отдохнуть.
Кравцов перенес кроватку Мишки на первый этаж, расстелил на пол одеяло, кинул подушки и отодвинул кресла, раз уж омеге так захотелось рожать у камина. Тепло приятно согревало, давало хороший обзор, и впервые за столько лет раздеться, чтоб альфа мог посмотреть раскрытие матки, было непросто, но живот сильно тянуло, будто что-то давило изнутри даже в период между схватками.
Егор вымыл руки и выглядел очень серьезным, сосредоточенным.
Смазанный гелем расширитель вошел легко, а следом скользнули теплые пальцы в одноразовых медицинских перчатках. Марсель лежал на полу и даже не дышал. Он помнил, как неприятно было, когда в него пытались засунуть пальцы в лаборатории, но теперь было почему-то почти не больно. Кравцов скользнул указательным в щелочку в прямой кишке. Даже думать жутко, что на самом деле это вход во вполне женское влагалище, только короткое. Странное тянущее ощущение вдруг усилилось, и Марс тихо застонал, пытаясь отодвинуться от терзающих его пальцев.
— Все, все, тише, — прошептал Егор, убирая руки.
Поднял ладонь вверх, показывая три пальца. Это было уже близко.
— Шесть сантиметров? — прикинул на глаз Марс, обнимая живот руками.
— Где-то так, — кивнул Кравцов, стягивая перчатку. — Ну, помочь тебе подняться?
Омега помотал головой, сводя колени. Надевать штаны не хотелось, но светить голым задом тоже, поэтому он кое-как приподнял таз и натянул спортивки.
Шесть сантиметров — это уже очень много. Каким-то внутренним чутьем он ощущал, что осталось недолго.
Очень хотелось взять на руки Мишку, вдохнуть его теплый молочный запах и успокоиться окончательно, но он боялся разбудить малыша. Прекрасно понимал, что своим криком все равно его разбудит, но оставлять его одного нельзя было, а представить, что Кравцов просто уйдет, было до безумия страшно.
— Точно ничего не хочешь?
Егор стоял в дверях, держа в руках бутерброд. Он был почти спокоен все это время, видимо, действительно поверив в свои же слова, что причиной гибели Лиды было ее слабое сердце. Марсель тоже хотел в это верить.
Он покачал головой и отвернулся к огню. Жар приятно грел кожу, отвлекал от тянущих ощущений приближающейся схватки.
Он старался дышать, как его учила Лида, старался вести себя тихо, но порой на пике позволял себе слабый стон, а еще постоянно хотелось задержать дыхание и перетерпеть так, пусть лучше легкие болят.
Не препятствовать организму. Он хорошо это уяснил.
Схватка закончилась. Марсель встал на дрожащие ноги и снова принялся мерить шагами комнату, брать в руки предметы, поправлять занавески. Страсть как хотелось взять тряпку и протереть пыль или помыть пол. Чем угодно сейчас занимался бы, лишь бы не рожать.
Новая схватка скрутила Марселя уже на кухне, куда его привело бесцельное хождение по дому. Он пережидал ее, опираясь руками о стол, с каким-то отдаленным удовлетворением ощущая, что может вытерпеть и такое. И наверняка больше. Знать бы насколько «больше».
Ему показалось, что внутри что-то порвалось, и по ногам потекло, мгновенно намочив штаны.
— Ч-черт, воды отошли, — прошипел он, глядя на лужу под ногами. Он-то ожидал, что как-то сможет это предвидеть и дойти до туалета. Хрен там.
— Тихо, я принесу сменку, — Егор подскочил на ноги, готовый бежать на второй этаж, но омега окликнул его, заставляя остановиться.
— Халат. Я когда убегал, взял с собой халат. Лучше его. И… носки шерстяные. Ты увидишь.
Он почти нахмурился, заметил нежную улыбку Кравцова, но сказать ничего не успел.
Не теряя зря времени, Марсель принялся стягивать с себя одежду. Он понятия не имел, сможет ли кормить ребенка. В книге об этом сказано было мало и сухо, мол, у каждого индивидуальный уровень развития молочных желез, но у Марса грудь нещадно болела и соски стали чувствительными и темными, однако при нажатии на них ничего не происходило.
Медицинский халат казался холодным и пах больницей, но он был определенно удобнее. Натянуть носки он не мог — живот слишком мешал, а при попытке наклониться дыхание сбивалось.
— Я помогу, держись за стол.
Егор присел рядом, и Марсель к своему стыду позволил, покорно поднимая ноги.
— Мне их сестра вязала, — тихо признался он, когда Кравцов выпрямился, мягко улыбаясь. — Идем к камину?
Малыш уже проснулся, но не кричал. Сонно шевелил ручками, то и дело цеплял пальчиками шапочку, волосики, и Марс улыбнулся, перехватывая маленькую ладошку. Взял приготовленные перчатки, принялся с сосредоточенным видом натягивать их.
— Он такой серьезный, — Егор подошел ближе, тоже заглядывая в люльку.
— Да, очень, — промурлыкал омега, с любовью глядя на крохотное существо.
— Я вообще-то к Мишке обращался, — хмыкнул Кравцов, обнимая Марселя за плечи. Парень сначала замер от столь личного прикосновения, но потом расслабился, не отрывая взгляда от ребенка. Им всем нужен отдых, покой. Очень хотелось передохнуть хоть пару дней, не мучиться ожиданиями родов, не просыпаться от кошмаров. Просто жить, смотреть за детьми…
Детьми. Это даже звучало пугающе. Неужели Марс действительно сможет родить?
Будто в подтверждение этих мыслей, новая схватка скрутила его внутренности, и омега схватился обеими руками за кроватку. Давление на таз усиливалось. Хотелось тужиться, но он знал, что еще рано. Раскрытие не полное, надо подождать. Он с трудом заставил себя отцепить пальцы от кроватки и едва ли не упал в объятия альфы. Повис на нем, чуть сгибая ноги в коленях. Тянущая боль и дикое желание напрячь мышцы пресса вызывали диссонанс и он тихонько застонал, утыкаясь лбом в плечо Кравцова.
— Открытие… надо проверить открытие, — прошептал он, когда схватка отпустила. — Но сначала покорми Мишку.
— Приляг, — попросил мужчина, подводя его к кровати.
— Нет, я лучше постою, — он намертво вцепился пальцами в комод и выпрямился, чуть потягиваясь. Спина нещадно болела. Хотелось ходить, но он боялся, что и следующий раз не сможет устоять на ногах и просто грохнется.
Егор убедился, что он в порядке, и убежал готовить смесь для малыша. Его нужно было успеть покормить и уложить спать, потому что потом на это просто может не быть времени.
Он готовил смесь и то и дело поглядывал на Марселя, который кое-как пытался размяться, двигаясь осторожно, плавно.
Когда новая схватка накатила, альфа с Мишкой на руках уже был рядом. Он приловчился и ребенка держать, и бутылочку, и при этом еще успевал поглаживать омегу по спине, успокаивая, оказывая поддержку.
Парень хорошо держался. Опирался локтями о комод, стонал сквозь стиснутые зубы, сжимал кулаки. Он не хотел напугать спокойно пьющего молочную смесь малыша, хотя хотелось орать в голос, и, возможно, так было бы легче. Но все, что он мог в тот момент — терпеть.
Наконец-то Мишка поел и блаженно засыпал, убаюканный покачиванием и теплом. Альфа переложил его в люльку и сам уже направился мыть руки и надевать перчатки. Надо было проверить раскрытие.
— Мне кажется, слишком стремительно, — поделился омега, устраиваясь на полу. Постоянно ложиться и вставать становилось все сложнее и он с каким-то отстраненным спокойствием и уверенностью подумал, что это последний раз, что рожать будет стоя, опираясь о комод и руки Егора.
Лида сказала, что он должен прислушиваться к себе. Что ж, он так и будет делать.
— Врачи ничего не говорили об этом? — Кравцов вставил расширитель и уже почти привычно скользнул пальцами вовнутрь. Лицо его стало сосредоточенным. — Больше, чем было. Не могу сказать насколько, но кажется все пять пальцев. Неудобно.
— Значит, я готов, — испуганно, но почти счастливо зашептал Марсель, кусая губы. Сердце колотилось в груди, страх перед новой схваткой, когда он уже начнет полноценно тужиться, сковал все тело.
— Уверен? — так же шепотом ответил Егор, помогая подняться.
— Да, попробуем на схватке тужиться. Если что-то пойдет не так, перестану.
Это было единственно правильное на его взгляд решение. Воды отошли, давление на таз достаточно сильное, ребенок, должно быть, готовился опуститься в родовые пути. Когда он это сделает — кесарево уже не поможет. Пути назад не будет.
Он подошел к комоду и замер в ожидании. Боль была сильной, но он терпел. Марсель чувствовал, как медленно и неотвратимо приближается схватка, как начинает трясти всё его существо от боли и напряжения, как из глубины поднимается крик, и прошипел сквозь зубы:
— Вынеси… вынеси кроватку Мишки в коридор и дверь закрой.
— Понял, — коротко, по-армейски ответил Егор, кинувшись выполнять. Только когда дверь закрылась, а спины снова коснулась теплая ладонь, он позволил себе застонать, вскрикнуть. Снова хотелось присесть, и он шире расставил ноги, действуя скорее инстинктивно, чем действительно помнил, о чем там писалось в книжках.
Когда схватка стала совсем невыносимой, он несильно напряг мышцы пресса, стараясь контролировать себя. Надо было попробовать.
Давление на таз усилилось, боль ослепила, но, кажется, он все делал правильно.
Кравцов придерживал его сзади, в него хотелось вцепиться пальцами, но Марсель никак не мог оторвать руки от такого удобного, как оказалось, тяжеленного комода.
Он захрипел, затаил дыхание, чувствуя. Впервые чувствуя, как ребенок давит на кости таза, будто раздвигая их. Он уже воодушевился, с каким-то холодом игнорируя выбивающую из легких воздух боль, но едва ли схватка закончилась, как ребенок будто скользнул назад.
Острое разочарование, отчаяние заставили его всхлипнуть. В глазах непонятно откуда взялись слезы. Он знал, что это называется «врезывание головки», но все равно не мог удержаться от разочарованного вздоха.
— Тш, ну чего ты, — Кравцов повернул его лицо к себе и провел большим пальцем по щеке.
— Я должен быть сильным. Она была сильной, понимаешь? — Марсель тяжело дышал. Глаза сами собой закрывались, а ноги так хотелось свести, но он не мог. Так и стоял, раскорячившись, как утка. — Не могу. Не выдержу. Больно.
— Ты сильный, Марс, — совершенно серьезно произнес Егор, поглаживая омегу по спине. — Я понял это, только когда ты в тот день присматривал за моим сыном, направил на меня пистолет, готовый защищать его… ты не обязан, ведь все, что мы с Лидой сделали тогда…
Парень только головой замотал. Он и думать не хотел о том дне. Лида стала для него подругой, Кравцов… Кравцов просто был его альфой. Альфой. Запах.
На следующей схватке Марсель сконцентрировался на запахе. Он не успел отдохнуть, подготовиться. Боль оглушила, и все что он мог делать — это дышать, а потом тужиться.
Хотелось сесть, лечь, стоять, ходить, просто забиться в угол. Впрочем, он ощущал себя кошкой, которая все вертится и никак не может найти место и позу.
Он напряг мышцы, пытаясь вытолкнуть из себя ребенка, и тот снова чуть продвинулся, но вновь стал на место.
Так продолжалось раз за разом. Это сводило с ума, и в очередной раз Марсель опустил руку ниже, ощупывая промежность. Сам скользнул в себя пальцами и охнул от того, как там все непривычно. Отверстие, ведущее к влагалищу, натянулось, открылось, будто соединяясь сразу со сфинктером, и Марсель вдруг вспомнил про тот чертов препарат на «б», расслабляющий мышцы, предотвращающий разрывы. Скоро он им понадобится, знать бы еще, как скоро.
После следующей потуги он попросил принести его и шприц.
Лида говорила колоть в сантиметре от входа, и Марселю было уже глубоко по барабану подействует оно или нет.
Постоянное движение плода то вверх, то вниз выматывало, а он так чертовски устал…
Он старался не кричать, кусал губы, а потом просто сжал зубами лежащий на полочке карандаш и промычал что-то матерное. Кричать уже не было сил. Боль была такая, что ноги дрожали и подгибались и он снова повис на Егоре, чувствуя, как теряет сознание.
Внутри все распирало, растягивало, давило, и ему казалось, что сейчас он лопнет по швам, как воздушный шарик, слишком сильно накачанный воздухом.
Карандаш выпал изо рта, и он, не сдержавшись, закричал, зарыдал в голос, оседая на пол. Кравцов опустился следом, все еще сжимая его в объятиях. Так, на коленях, ему было немного проще не думать, что Егор его просто уронит, так он мог хвататься за его плечи, переживая схватку.
На очередном его несдержанном мычании, вдруг отозвался Мишка и, не осознавая, что говорит, он зашептал пересохшими губами:
— Иди, успокой ребенка.
— Тише, тише, Марс. Дыши. Он пусть покричит, ему нужно легкие разрабатывать. И так молчаливый…
Теперь уже Марсель сдерживаться не мог. Он кричал в унисон с Мишкой, боль охватила сознание, и даже, если бы нарушение тишины грозило бы смертью им всем, он бы не смог сдержаться.
По внутренней стороне бедра что-то потекло, но он даже не мог думать, что это. Он смотрел на расплывающийся перед глазами огонь и молился о том, чтоб это кончилось.
На следующей схватке он явно почувствовал головку малыша. Совсем близко, ее можно было коснуться.
Он опустил руку вниз, но на этот раз не нужно было даже пальцы запускать в себя. Вход был приоткрыт, он чувствовал ее. Это придало сил. Как и молчаливое присутствие Кравцова, который удерживал его от падения все это время.
— Ты должен… — хрипло от севшего голоса произнес Марсель, пытаясь лечь. Оставалось чуть-чуть. Нужно было просто потерпеть. Мишка за дверью кричал, но подойти к нему не было никакой возможности. — Ты должен вспомнить, как Лида тебя учила предотвращать разрывы. Помнишь про разгибание головки?
Кравцов сосредоточенно закивал, помогая омеге устроиться у камина.
— Хорошо… хорошо… — шептал Марс, закрывая глаза. Ему было уже откровенно плохо, но впереди — самый ответственный момент, и он никак не мог облажаться.
Он бормотал что-то в перерывах между потугами, а потом лишь стонал, потому что кричать уже не было сил. Он не обращал внимания, что там делает Егор, просто чувствовал что-то невероятно большое между своих ног, с откровенным садизмом раздвигающее тазовые кости. Порой в него скользили смазанные гелем пальцы в одноразовых перчатках, и это тоже было больно.
Было больно даже дышать, не говоря уже о том, чтоб тужиться. Но он упрямо сжимал челюсти и напрягал мышцы пресса, всеми силами пытаясь не зажиматься, пусть даже боль ослепляла, мир плавал в густом тумане.
Он пытался делать все правильно, но казалось, что ребенок не двигался, просто застрял, и он поднял голову, чтобы спросить у Кравцова, так ли это, но язык не ворочался, и он снова лишь забормотал что-то бессвязное.
Очередная схватка, и снова нужно выталкивать из себя ребенка, но в этот раз — больнее. Гораздо. Его уже трясло, он уже не мог ни кричать, ни плакать, только тихонько стонать и дышать, дышать, дышать.
Альфа вдруг завозился. Марсель и раньше постоянно чувствовал его руки, но теперь они были везде. Они будто оглаживали его промежность, успокаивали, подталкивали. Проникали вовнутрь, растягивая края, и он сделал глубокий вдох и застонал, вдруг с эйфорией и диким восторгом чувствуя, как ребенок наконец-то продвигается. С каким-то отстраненным, отупевшим спокойствием он будто видел перед глазами головку, плечики, прижатые к тельцу ручки, скрещенные ножки…
Боль казалась режущей, но он не ощущал разрывов. В какой-то момент она стала такой сильной, что Марс отключился, заорав не своим голосом, а когда пришел в себя, ребенок уже выскальзывал из него прямо в руки готового его принять Кравцова.
— Вот так, маленький, вот так! — зашептал Егор, принимаясь полотенцем обтирать перепачканного кровью малыша.
Марсель услышал, как кто-то плачет, и только спустя секунду понял, что это он сам обессиленно рыдает от счастья, что все закончилось. Он лежал, раскинув ноги, и позволял делать с собой любые манипуляции, не находя в себе силы даже свести колени, чтобы прикрыть отвратительно раскрытую, кровоточащую дырку.
Он будто отключился, погрузился в сон, слушая крик Мишки, крик новорожденного, голос альфы, но не мог ответить что-то.
Тело дрожало, будто от сильнейшей крепатуры, а в животе было так пусто, будто из него разом вынули все органы, оставив обтянутый кожей скелет.
Марсель не знал сколько прошло времени. Он зашевелился только когда тело снова задрожало, снова начались схватки. Он уже привычно напрягся, пытаясь вытолкнуть из себя послед, но организм будто делал все за него, на автомате. Это было хорошо.
— Малыш, эй…
Малыш? Почему Кравцов так к нему обращается? Но он обращался к нему, и Марсель понял, что наконец-то приходит в себя.
Он разлепил глаза — единственное, наверное, что не болело в его теле, и посмотрел на нависшего сверху альфу. Тот держал укутанного кричащего младенца и улыбался. Так хотелось прикоснуться к ребенку, взять его на руки, и он слабо шевельнул ладонью, напрягся, опуская ее на грудь, жестом показывая, чего хочет.
Кравцов положил крошку на все еще большой, хоть и мягкий живот омеги, и, убедившись, что тот держит его, хоть и не осознает это, снова опустился между разведенных ног Марселя.
***
Марсель окончательно пришел в себя только спустя десять-пятнадцать минут. Вокруг было чисто, между ног уже не мокро, а сам он был укрыт пледом. Он не сразу понял, что происходит, даже когда раскрыл глаза. Малыш все еще лежал на его животе, Кравцов сидел рядом, держа в руках бутылочку, и прямо так кормил ребенка.
Омега даже вздохнуть боялся, чтоб его шевеление не нарушило идиллию. Крошка перебирал пальчиками и выглядел таким умиротворенным, что и Марс невольно улыбнулся.
Это не ускользнуло от внимательного взгляда Егора. Он резко коснулся свободной рукой головы Марселя и облегченно выдохнул.
— Фух, нет температуры. Я так испугался… — честно признался он, поглаживая омегу по влажным волосам. — Ты не приходил в себя, а когда я попробовал забрать малыша, зарычал и…
— Все хорошо, — шепнул Марс, чувствуя в теле блаженную слабость. Мышцы все еще гудели, живот тянуло, но слишком острой боли не было. — Я не порвался?
Кравцов перебирал пальцами его волосы и молчал. Это пугало.
— Егор, все хорошо? — настойчиво переспросил Марсель.
— Да.
С ним было что-то не в порядке, и он явно не желал об этом говорить.
Что ж, можно и потом.
Младенец спал, будить его не хотелось, но, несмотря на измученность, очень хотелось встать на ноги. Поясница ныла, нужно было сменить положение.
— Возьми его, — тихо попросил омега, чуть откидывая одеяло. От камина еще шло достаточно тепла, хотя было бы неплохо подкинуть дров.
— Может, тебе стоит еще полежать?
— Я хочу на второй этаж, на кровать, — честно признался Марсель, покусывая губу. Если Егор откажется брать на руки его ребенка, то и ему самому придется вот так лежать, боясь пошевелиться.
Кравцов заправил прядь волос ему за ухо и кивнул.
— Хорошо, я перенесу его в кроватку, а потом помогу тебе. Идет? Не двигайся пока.
Это Марса устроило. Он позволил забрать малыша, улыбнулся, когда увидел завязанную, всю в зеленке пуповину, а потом и вовсе не смог сдержать счастливого смешка, наблюдая, как умело альфа переворачивает младенца на спинку, укутывая в одеяло. Его стоило одеть, но уже когда он проснется, не сейчас. Марсель надеялся, что будет в состоянии встать, чтоб сделать это самому. Сейчас даже сама мысль о том, чтоб подняться, вызывала боль.
Инстинкты. Он снова прислушался к инстинктам. Тело болело, но осложнения вроде не было. Боль была здоровой, правильной, природной, она пройдет.
А еще ужасно хотелось узнать, как там Мишка. Наверное, будут теперь просыпаться вместе — закричит один и разбудит второго. Веселенькая жизнь начнется, конечно.
Инстинкты говорили, что это хорошо. Ребенок рядом, альфа рядом, они в безопасности, еда есть. Но умом Марс понимал, что, когда малыши подрастут, надо будет уходить, ведь они так чертовски близко к городу! А другого такого дома не найти, чтоб со всеми условиями, с забором, с водой, которую, впрочем, совсем скоро могут перекрыть. Река была далеко, за все вылазки Кравцов ни разу до нее не доходил и никаких родников по дороге тоже не встречал.
Да и каждая вылазка в город могла стать для него последней, а патроны быстро таяли. Слишком быстро.
— Марс, — тихо позвал альфа, присаживаясь рядом. Марсель распахнул глаза и снова улыбнулся. Боже, да он за всю свою жизнь столько не улыбался.
— Идем?
— Может, я тебя отнесу?
Омега только фыркнул.
— Я, конечно, немного потерял в весе, но все еще вешу, как мужчина. Ты меня уронишь где-то на пятой ступеньке.
— Хорошо, ты прав. Сам дойдешь?
Закусив губу, Марсель кивнул и протянул руку.
Медленно, отталкиваясь от пола, он поднялся и вдруг почувствовал, как мышцы живота сокращаются, по ногам снова что-то потекло.
— Черт, опять! — прошипел он глядя на свои ноги с кровоподтеками. — Прости.
— Все хорошо, так должно быть, — произнес в ответ Кравцов и положил его руку на спинку кресла. — Держись, я принесу ту фигню, про которую говорила Лида.
Очевидно, он имел в виду прокладки для родивших, и умчался на второй этаж за сменным бельем Марса.
Омега зажмурился, почему-то желая провалиться под землю со стыда. Он ненавидел чувствовать себя беспомощным, ненавидел принимать помощь, но сейчас просто не мог обойтись без Егора. Это было странно, ведь всего каких-то пару месяцев назад он бы с удовольствием послал его к чертовой матери, но не сейчас. Нет, не сейчас. Хотелось на второй этаж. Его тянуло к детям как магнитом, и ради этого он был готов вытерпеть всё.
***
— Может, тебе не стоит еще перенапрягаться? — Кравцов перекинул через плечо полотенце и принялся отмерять смеси для бутылочек. Малыши синхронизировались, кушать просили почти в одно время, и это очень облегчало жизнь.
— Я всего лишь бегаю, ничего сложного, — Марсель скинул кроссовки и переобулся в домашнюю обувь. — Прошел уже месяц, пора бы и в строй возвращаться.
Егор только кивнул. Он был все таким же задумчивым, но Марс к тому вопросу больше не возвращался. Не было времени, да и не хотелось нарушать царящий покой. Но все-таки стоило выяснить всё.
— Как они? — наливая воду в стакан, поинтересовался омега, наблюдая за уже доведенными до автоматизма действиями Кравцова.
— Тимка во всю улыбается, Мишка что-то поет как обычно.
— А ты как?
— Нормально, — альфа только плечами передернул.
— Я же вижу, что ты сам не свой, — Марсель подошел ближе, коснулся его спины, чуть поглаживая пальцами. Он знал, как на мужчину действуют такие прикосновения. Выболтает все, что угодно, никакого допроса не нужно.
— Просто чувствую себя виноватым, — признался Кравцов спустя какое-то время. — И тебе и… женщинам приходится проходить через такие испытания, а я все, что могу, это просто смотреть. Но знаешь, как сложно бездействовать, когда родной тебе человек так страдает?
Марс замер. Нечто подобное он предполагал. Виноватые щенячьи глаза он видел каждый раз, как просыпался и поворачивался лицом к альфе. Спали они теперь только так, на втором этаже, в одной кровати.
— На это я не обижаюсь, — пробормотал он, убирая руку. Пальцы покалывало — так хотелось вновь коснуться литых мышц, обтянутых футболкой. — Я, конечно, ни за что не согласился бы пройти через это снова, но… ты же не виноват, что я омега.
Кравцов поймал его запястье и легонько сжал, притягивая к себе, глядя в глаза.
— А на что обижаешься?
— На тот случай.
Нет, Марсель вовсе не хотел показаться злопамятным, не хотел строить из себя обиженную девочку, но это было правда. Он решил объяснить.
— Самоконтроль, помнишь? Мне тоже в течку не просто, но я контролирую себя и не раздвигаю ноги перед каждым встречным альфой с гоном.
Кравцов непонимающе моргнул. Нет, он не забыл о том случае и не думал, что ему есть прощение, но по сравнению с родами, которыми омеги обязаны альфам, то ерунда.
— Нет, ты не виноват в моей беременности, — в ответ на молчание произнес Марсель. Он говорил мягко, был спокоен и вообще просто стал… другим. — Пусть даже, возможно, ребенок и от тебя. Я этого не знаю. Но ты был моим другом. Тогда, в армии. Я верил тебе, а ты поступил как последняя сволочь. Не важно, насколько больно это было, не важно, что ты поставил метку без моего согласия. Ты был моим… истинным? Да. Мы бы, возможно, начали встречаться когда-нибудь, и все было бы иначе, понимаешь?
Егор смотрел на него, и в глазах его зажигался огонек понимания. С его стороны все было не так. Время стерло детали, оставался лишь грубый секс, реакция альфы в гоне на течного омегу, инстинкты. Он ведь тогда понятия не имел, что они не простые парни, не знал, почему так взбесился. Роды были иным делом. Кравцов видел страшные ранения на заданиях, один раз видел размазанные по асфальту мозги, но никогда не испытывал того ужаса, что испытал месяц назад, когда Марсель кричал, будто его четвертуют, когда сквозь маленькое отверстие протискивалась голова ребенка, и так на протяжении, казалось, вечности.
— Я не знал, что для тебя это так важно, — прошептал он, глядя в зеленые глаза в обрамлении черных ресниц. — Извини, я правда не знал.
— Ох уж эти альфы, — беззлобно проворчал Марс, улыбаясь. — Ладно, нам придется как-то со всем этим жить. Мы справимся.
— Можно… — Егор погладил запястье, которое все еще бережно сжимал пальцами. — Можно я тебя поцелую?
Первая реакция омеги — нет. Он хотел замотать головой, отстраниться, а если тот попытается лезть — врезать, но он не сделал этого. Ему самому хотелось и уже давно. Просто прикоснуться к губам, это же так просто, так естественно. Это совсем не больно, не сложно, а очень приятно. Так близко, что запах альфы укутает его, будто в теплое одеяло, и появится чувство уверенности в себе, в нем, в будущем.
Так просто.
Он кивнул и первый сделал шаг навстречу, чуть откидывая голову, подставляя губы.
Хотелось думать, что им руководят не инстинкты.
