And when you’re looking in the mirror Demons may be closer than they may appear.
Моего мужа зовут Джон Холл. И первый раз он ударил меня через пару месяцев после свадьбы. Кажется, это произошло случайно. Правда, теперь я уже ни в чем не уверена. Джон вернулся домой в плохом настроении после какого-то важного совещания. Хмурился, что-то бормотал себе под нос. Ему постоянно кто-то названивал, и он уходил к себе в кабинет, разговаривая на повышенных тонах. Я не вслушивалась в его разговоры, но как любящая жена хотела как-то помочь ему успокоиться. Пошла на кухню и заварила чай, красиво разложила приборы на подносе. Я зашла в кабинет и вздрогнула от его резкого тона. Джон явно кого-то отчитывал по телефону, стоя спиной ко мне сбоку от рабочего стола. Быстро пересекла кабинет, поставила поднос на стол и хотела положить ему ладонь на плечо, но он резко развернулся, наотмашь ударив меня по лицу рукой. От удара потемнело в глазах, и я завалилась на стол, снося поднос и чашки с горячим чаем. Джон кинулся ко мне, просил прощения, обнимал, осматривал, не поранилась ли я. Казалось, что он испугался даже сильнее меня. Постоянно извинялся и всю следующую неделю заваливал цветами и маленькими подарочками. Тогда я списала все на случайность и довольно скоро забыла об этом. Когда я забеременела, он был на седьмом небе от счастья. Буквально носил меня на руках и сдувал пылинки. Родилась Эшли, и мы как-то незаметно погрузились в эту семейную рутину, поджидающую всех молодых родителей. Пеленки, подгузники, бутылочки, соплеотсосы, бессонные ночи и невыносимая нежность к нашему ребенку вперемешку с постепенным отдалением друг от друга. Я полностью растворилась в материнстве, как-то упуская из виду отношения с мужем. Нет, я не отталкивала его от себя, мы по-прежнему проводили вместе много времени, тем более теперь нас было трое, и я старалась делить свое время поровну, но постепенно между нами как будто бы стала расти ледяная стена отчуждения. Поначалу я списывала все на его загруженность работой. Он был крупным бизнесменом, постоянно обсуждал по телефону какие-то поставки, отгрузки, сделки, но я никогда особо не вникала в его рабочие процессы, оставляя эту сферу жизни полностью в его руках. Мне казалось, что работа и семейная жизнь должны быть максимально удалены друг от друга. И лучше бы так оно и оставалось. Эшли росла не по дням, а по часам, радуя и удивляя нас своими успехами в развитии, но вместе с тем росло и недовольство Джона в мою сторону. Сначала я не замечала этого. Мы всегда с ним дурачились, как парочка подростков, но вскоре его шутки и подколы стали приобретать более злой и порой даже безжалостный характер. Он стал без стеснения обзывать меня, говорить о том, что буквально подобрал меня с улицы, и что, будучи без роду и племени, я должна быть ему благодарна. И если первые подобные заявления были умело облачены в шутливую форму, то чем чаще он говорил об этом, тем сильнее росла моя обида. Я перестала понимать его юмор, когда наконец осознала, что в его словах нет ни грамма веселости и обычной дурашливости. Он бил словами и попадал точно в цель. Мы начали ругаться. Сначала огрызались друг на друга, но затем всё это постепенно обрело форму неслабых скандалов, во время одного из которых произошло то, что обычно называют точкой невозврата. После очередной его гнусной реплики в мой адрес я в сердцах воскликнула о своем желании подать на развод, чтобы избавить его наконец от своего, так противного ему, общества. А дальше… Он налетел на меня коршуном, схватил за волосы и тряхнул. От неожиданности я чуть не потеряла равновесие, но он продолжал меня грубо удерживать. Мне казалось, что я вполне могу остаться без пары-тройки прядей. И я никогда не забуду эти пылающие огнем глаза и яростный шепот: «Ты никуда от меня не денешься, сука. Пока смерть не разлучит нас, помнишь?». Он отбросил меня в стену, сползая по которой на пол, я давилась слезами обиды и ужаса. В какой момент мой нежный принц смог превратиться в мерзкое чудовище? В тот вечер он ушел и не ночевал дома. Я же вздрагивала от каждого шороха и практически не сомкнула глаз, постоянно прокручивая в голове все наши с ним особые моменты и постоянно задаваясь вопросом, когда мы свернули не туда. Наутро Джон вернулся домой в бодром расположении духа, никак не выдавая вчерашней ярости. Как будто все, что произошло, было лишь сном. Он потянулся меня поцеловать, но я застыла на месте и едва дернулась, когда его губы коснулись моей щеки. Казалось, он даже не заметил этого. И все вернулось на круги своя. Он был нежен и ласков, играл с малышкой Эшли, оказывал мне знаки внимания, хоть и без привычных цветов и подарков. В какой-то момент мне начало казаться, что та вспышка ярости мне действительно приснилась. Я снова начала расслабляться, но полностью не теряла бдительности. На каждый его жест реагировала, будто затравленный зверь, встречая в ответ искреннее недоумение, улыбчивую насмешливость и легкие подколы. Каждое его прикосновение вызывало во мне дрожь дурного предчувствия. И, в конце концов, оно меня не обмануло. Джон как-то снова пришел домой в плохом настроении. И будто вымещая на мне свою злость, начал придираться. Складывалось впечатление, что он буквально напрашивается на скандал. Я же, как могла, сглаживала углы. В конце концов он не выдержал и ударил меня по лицу. От силы удара я упала на диван, заслоняясь от него руками. Обычно после такого в нормальном человеке может проснуться сожаление о содеянном и раскаяние. Но его как будто подстегнула моя беззащитность. Словно дикий зверь он набросился на меня. Слава богу, что моя память услужливо стирает многие моменты подобных ситуаций. Я плохо помню, что он делал со мной. Помню лишь боль от ударов, ощущения страха, мерзости, грязи, тошнотворно-горькие слезы на своих губах и его дикий взгляд. А на утро как будто ничего и не было. Легкий поцелуй в щеку, от которого все внутри переворачивается, заставляя застыть на месте и сжаться в маленький комок оголенных нервов. Он будто бы и не заметил всех тех ужасных следов, что оставил на мне. Кажется, он вообще избегал смотреть на меня. А я давилась слезами, осматривая в зеркале синяки и кровоподтеки. Подобные эпизоды стали повторяться. Я начала бояться собственного мужа. Вздрагивала, когда он заговаривал со мной, когда пытался меня коснуться, каким бы ласковым ни выглядел его жест. Теперь любое его прикосновение причиняло мне пусть и не физическую, но душевную боль. Не передать словами, в каком ужасе я пребывала, пока ждала его с работы. В каком настроении он приедет? Будет ли весел и добродушен, или же холоден и раздражен? В какой-то момент я поймала себя на мысли, что боюсь звука шороха шин по гравийной дорожке, ведущей к нашему дому. Это кажется смешным и безумным, но я на самом деле слышала, как Джон приезжает домой. Я чувствовала его приближение каждой клеточкой своего тела. И если он был в плохом настроении, я начинала молиться… Почему я не уходила от него? Я задавала себе этот вопрос сотни тысяч раз и никак не могла найти ответ. Поначалу мне казалось все это каким-то недоразумением. Я верила и ждала, что он одумается, придет в себя, и все будет как прежде. В этом меня отчасти уверяли дни после побоев. Он всегда был ласков и обходителен на каждый следующий день Но чем чаще он возвращался домой в плохом настроении, тем меньше оставалось этой веры. Затем он внезапно нанял нам с Эшли личного помощника. Но правильнее было бы назвать его охранником. Цербером, что следовал за нами по пятам во время прогулок. И в этот момент я поняла: Джон осознает, что он творит. И он хочет продолжать и дальше жить подобным образом. И помощника он нанял, чтобы следить за мной, препятствуя попыткам уйти. Да и некуда мне было идти, на самом деле. Родных и близких у меня в Нью-Йорке не было. Он методично оборвал все мои контакты в течение каких-то двух лет после нашей свадьбы. Даже со Стефани я практически не общалась. С Балтимором меня уже ничего не связывало, и заявись я внезапно к матери на порог, она бы только посмеялась надо мной. Он был прав. Эти мысли крутились в моей голове, как заезженная пластинка. Каким-то непостижимым образом этот ублюдок влез в мою голову и заполнил ее своим ядом. Я поверила в то, что нуждаюсь в нем, что без него я попросту никто и мне некуда идти. И, наконец, когда он практически подавил мою волю, мне открылась правда о его таинственной работе. Мой муж оказался чёртовым наркобароном. Хладнокровным психом с целым штатом головорезов, подпольными лабораториями по производству смертоносной гадости и складами, наполненными этим дерьмом. Как я об этом узнала? Этот ублюдок решил работать из дома, перенеся большую партию товара в подвал нашего дома. Наша дочь праздновала свои 4 года над складом гребаных наркотиков. И его это ни капли не смущало. А любые мои попытки воспротивиться и призвать его к благоразумию имели один печальный финал. Кажется, он специально подавлял меня, делая бледной тенью, призраком, отвечающим всем его прихотям и требованиям. Иначе он наказывал меня. Даже сейчас в ушах звенит его мерзкий шепот: «Ты должна быть послушной девочкой, Сара». И я старалась изо всех сил. Даже если в этом не было никакого смысла. Ради Эшли. Он всегда хорошо относился к дочери. Ни разу даже не повысил на нее голос. Кажется, если она и расстраивала его, то я принимала удар на себя. Но в глубине души, я боялась. Боялась, что он перенесет хоть малую толику своей ярости на нее, а этого допустить я никак не могла. Даже теряя последние крупицы самообладания, я изо всех сил старалась оградить ее от всего того ужаса, что творился в нашем доме. Последние два года я не жила. Я смутно помню какие-либо события из нашей совместной жизни, кроме постоянной боли и липкого страха. Это был какой-то чертов анабиоз, и я никак не могла проснуться. До одного дня… Мы гуляли с Эшли в парке, сопровождаемые очередным «помощником». Я даже не знала их имен, настолько часто они менялись. Мы бродили по самым безлюдным местам, хоть я давно привыкла к толстенному слою тоналки на своем лице, наглухо закрытой одежде, большим темным очкам и широкополым шляпам. Но Эш была общительной девочкой и тянула меня на детские площадки, в самую гущу веселья и озабоченных мамаш. В какой-то момент меня окликнул знакомый голос. Стефани. Мы тепло поздоровались, и она начала выспрашивать у меня подробности из жизни, а я, постоянно поглядывая на нашего охранника, не спешила с ней делиться. Стеф всегда была первоклассным психологом. Она чувствовала людей, как никто. Кажется, она была единственной, кто сомневался насчет кандидатуры Джона. Почему я ее не послушала, Господи, почему? Видимо разглядев что-то во мне, она быстро попрощалась, а вечером я обнаружила записку в кармане кофты. «Если нужна помощь, позвони по номеру ***-***». Я помню, как тряслась, сделав этот судьбоносный звонок. Джон уехал на пару дней, а мне каким-то образом удалось отвлечь нашего «помощника» просьбой покачать Эшли на качелях. Все выглядело так, будто мы со Стефани вновь случайно пересеклись. Времени на разговоры было мало. Она снова подложила мне записку, сказав лишь то, что поможет. Оказалось, что про бизнес Джона она знала уже давно. Ее знакомый работал в полиции, и моя подруга случайно увидела фотографию моего мужа на стенде уголовного розыска в участке. Догадавшись о том, что я могу находиться в опасности, Майерс искала способы связаться со мной и наконец ей повезло столкнуться с нами в парке. Дальше события развивались по сценарию какого-то лихого боевика. Я знала, что на Джона готовится облава. Знала, что во время этой операции Стеф будет вызволять меня и Эшли. Мне нужно было лишь быть готовой к побегу. И я, наконец, ожила. Каждый нерв в моем теле напряженно гудел от этого ожидания скорого освобождения. С замиранием сердца я прислушивалась к любому звуку, доносящемуся с улицы. Оглядывалась на каждую полицейскую машину, когда мы ходили на прогулки с дочерью. Я плохо помню начало облавы. Вокруг творился какой-то дикий сумбур. Сирены, красно-синие всполохи по потолку в гостиной, пока Джон и его помощники метались по дому, избавляясь от товара, я незаметно увела Эшли на задний двор нашего дома. У калитки меня ждала Стефани с каким-то мужчиной. Они помогли нам перелезть через забор и посадили в машину. Стеф сказала, что отправит нас в Кентукки к своему дяде. Тот в прошлом состоял в какой-то местной банде, но все еще имел какие-то связи в своем и соседних штатах. Несмотря на известие о том, что Джон находился под следствием и сидел в изоляторе, я продолжала бояться за свою жизнь и искала убежища. Но до сих пор этот удушающий и мерзкий страх не отпускает меня полностью. Дядя Стефани, мистер Терренс, приютил нас у себя на пару недель. Он же рассказал мне про Аарона Хилла. Сказал, что раньше их банды враждовали, но в дальнейшем пришли к миру и взаимоуважению. Он обещал замолвить за меня и Эшли словечко перед старым другом, чтобы спрятать нас понадежнее. Так мы оказалась в Сентфоре, штат Теннесси.Часть 4. Ты должна быть послушной девочкой
6 июня 2020 г. в 10:35
Noah Cyrus — Ghost
Avril Lavigne — Fell in love with the Devil
Примечания:
Спасибо моей прекрасной бете за помощь!❤️❤️❤️