На помощь!

Утро после Самой Длинной всегда отличается от других какой-то радостью, витающей в воздухе. Дом словно пережил обновление. Это слышно в каждом шорохе, чувствуется в каждом потоке воздуха. Я проснулась от хлопка двери. Меня решила навестить Крёстная. Страшная женщина. Кажется, если бы не было Акулы, на его месте обязательно должна была быть она. — И что же случилось ночью? — процедила воспитательница с наигранным добродушием — её любимая манера речи, после присущей ей строгости. Я пожала плечами. Кого-то она мне напоминала... — У тебя взяли кровь на предмет наркотических веществ, знаешь об этом? — она, словно змея, следила за моей реакцией. — Нет, не знаю. Я подняла на неё глаза и встретилась с ней взглядом. Это был своего рода поединок. Смертельная схватка двух миров. Мира Наружного, для которого всё, что не поддаётся объяснению, расценивается, как галлюцинация, болезнь, опьянение, всё, что угодно, только не что-то допустимое; и мира Дома, где необъяснимое в порядке вещей. Мы смотрели друг на друга достаточно долго. Наконец, я спросила: — И что же? Нашли что-нибудь? Курс лечения Сфинкса принёс свои плоды. Снимаю шляпу перед ним. — Нет, — коротко ответила Крёстная, прищурившись. Крючковатый нос чуть заметно дёрнулся. — Что происходит, детка? — "обеспокоенно" спросила она. — Ничего, — сухо ответила я. — Ты изменилась. — Да. Видя, что разговор зашёл в тупик, Крёстная встала, поправила длинную юбку и сказала на прощание: — Не стоит играть в эти игры, дорогая. Вот и вернулась обычная строгость Крёстной. Из Могильника меня отпустили на следующий день. Пауки сослались на усталость и, как следствие, пониженный гемоглобин в крови. На прощание я заскочила к Рыжему. Кто-то принёс ему очки, и передо мной вновь предстал харизматичный извращенец, так хорошо знакомый большинству домовцев. — Когда выпишут, закачу вечеринку, — вальяжно сообщил Крысиный вожак. — Дикий рэйв на всю ночь! Он смаковал эти слова. — А если они снова попытаются? — Не попытаются, птичка, — заверил Рыжий. — Их и след простыл. Слепой, знаешь-ли, умеет внушать ужас. Последнее заключение он произнёс немного грустно. Ещё бы. Своего вожака Крысы не испугались, а от Слепого трусливо сбежали в Наружность. Я сразу пошла в Четвёртую спальню. Хотелось внести ясность, почему Слепой оставил меня в Лесу. В коридорах было пусто. "Наверное, сейчас обед," — подумала я. Приятно было идти вдоль серых изрисованных стен, помеченных временем. Особенно после белоснежный стен Могильника, пропахших лекарствами. Стоило мне подойти к двери с меловой четвёркой, как я услышала грохот и чей-то истошный крик. Без стука и любого другого предупреждения, я вломилась в Четвёртую и в ужасе замерла на пороге. На полу рядом с общей кроватью лежал Македонский. Над ним, хищно скалясь, стоял кто-то незнакомый. У нападавшего были ярко жёлтые глаза, острые зубы, чёрные волосы и белая чёлка. Весь он был какой-то нечёткий, расплывающийся. "Словно призрак," — пронеслось в голове. Македонский закрывался от него руками, дрожал и кричал: — Я не хотел этого! Волк, прошу, уходи! Но Волк и не собирался уходить, а только ниже нагибался к парню, словно готовясь вцепиться ему острыми клыками в горло. Совершенно позабыв о страхе, я схватила стоящую рядом швабру и ударила по незваному гостю. Он заметил меня в последнюю секунду и, хищно улыбаясь, растаял в воздухе прежде, чем швабра достигла цели. Македонский продолжал лежать, дрожа и закрываясь руками. — Хэй, Мак, — тихо позвала я его. — Всё хорошо, слышишь? Он ушёл. Я хотела дотронуться до него, чтобы успокоить, но он громко закричав, схватил мою руку и с силой сжал запястье. В глазах горел страх вперемешку с безумием. Я вскрикнула от неожиданности и этим, думаю, спаслась от перелома: Македонский прозрел. Он отпустил меня и с ужасом отпрянул. Парень смотрел то на свои руки, то на меня. — П-прости, — прошептал он, зажмурившись и не переставая дрожать. — Прости меня. Я не хотел. Это всё он. Запястье саднило. Я посмотрела на руку и, к своему удивлению, обнаружила на запястье ожог. — Кто это был? — спросила я, наконец. Македонский замер. Он посмотрел на меня из под завесы волос с нескрываемым удивлением. Парень раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но дверь с грохотом распахнулась, и на пороге предстали остальные жители Четвёртой. — Эй! Что это у вас случилось? — спросил Табаки, словно моё появление не было сюрпризом. — Ты что, обидела Македонского?! Я молчала, не зная, что сказать. — Чёрт, Ласточка! — не унимался Шакал. — Если ты обидела Македонского, я скормлю тебя Крысам! — Остынь, Табаки, — осадил его Сфинкс, а затем обратился ко мне. — Что ты тут делаешь? Я, словно очнувшись, поспешила ответить: — Хотела вас навестить после Самой Длинной. Пришла, услышала крик, а тут... — мой взгляд встретился с многозначительным взглядом Македонского. — ...Македонскому приснился кошмар. Я разбудила его, а он не мог понять: спит он ещё или уже проснулся. И вот. Я развела руками. Табаки и остальные уже потеряли ко мне всякий интерес. Только Сфинкс продолжал сверлить меня взглядом. — Пойдём, поговорим, — позвал он. Мы зашли в душевую. Сфинкс долго и пристально смотрел на меня. Наконец, я не выдержала и напомнила: — Ты хотел поговорить. — Как ты выбралась из Леса? — Сфинкс спросил это с таким видом, будто уже знал ответ. — Рыжий помог. Кстати, где Слепой? — В Клетке вместе с Чёрным. — Что произошло? — Можешь спросить у Шакала. Он тебе всё с удовольствием расскажет. Это прозвучало, как издёвка. — Что здесь всё-таки произошло? — спросил Сфинкс. "Не выдавай меня, пожалуйста, " — пропищал кто-то в голове. — Я всё рассказала, — послушалась я голоса. — Ну да, конечно... — Не хочешь — не верь, но так всё и было. Сфинкс опять начал смотреть на меня так, словно я собиралась, как минимум, сжечь Македонского заживо. — Почему Слепой не вытащил меня? — спросила я, только чтобы хоть немного уйти от темы. — Он не смог. Так и думала, хотя, признаться, слава вожака Дома делала этот вариант трудным для понимания. — Как там Рыжий? — задал следующий вопрос Сфинкс. — В порядке. Собирается после выписки закатить вечеринку. Сфинкс хмыкнул. — Так что не так с тенью Стервятника? — вспомнила я о незаконченном разговоре. Сфинкс снова уставился на меня, как на врага народа. — Это не совсем тень, — сказал он, наконец. — Это я и так поняла, — подавила я желание ответить с сарказмом. — Это его покойный близнец. Опять призрак? — А почему он мне улыбается? — осторожно спросила я, видя нарастающее раздражение Сфинкса. — Откуда мне знать, спроси у него сама. Стало ясно, что задавать вопросы дальше бессмысленно. Ответа всё равно не будет. Видя, мой угасший интерес, Сфинкс развернулся, чтобы уйти, но в последний момент его взгляд за что-то зацепился. — Что у тебя с рукой? — Понятия не имею, — я пожала плечами. Сфинкс недоверчиво сощурился, но не стал меня задерживать и вышел из душевой, а затем и из комнаты. Я села на угол общей кровати и напрямую спросила: — Так что же произошло в Самую Длинную? Табаки, занимающийся сортировкой каких-то трав, поднял на меня сверкающие странным огоньком глаза. — Детка, ты по адресу, — расплылся он в улыбке. — Сейчас я тебе все расскажу в мельчайших подробностях. Лорд закатил глаза. — Сейчас начнётся, — простонал блондин и поспешил покинуть комнату, его примеру последовал Лэри. — Эх... — расстроенно вздохнул Табаки. — Как жаль, что хорошего рассказчик никто не ценит! Так вот. Возвращаемся мы с Курильщиков в комнату... Шакалиное повествование сопровождалось песнями, стихами и всевозможными кричалками. Но сквозь эту ширму я поняла главное: Чёрный взбесился и налетел на Слепого, на другой день их забрал Ральф и, выяснив некоторые обстоятельства, упрятал в Клетку. — А я был котиком, — вставил Курильщик. Сегодня он выглядел умиротворённее, чем в последний мой визит. — И как оно? — попыталась поддержать разговор я. — Необычно. Краем глаза я заметила, что Македонский сверлит меня взглядом. Заметив, что я смотрю на него, он пошёл в душевую, увлекая меня за собой. — Ты видела его? — тихо спросил парень, боязливо глядя на меня из под низпадающих прядей волос. Македонский встал спиной к зеркалу, и мне не оставалось ничего другого, кроме как встать напротив и видеть, что я из себя представляю. Тощая маленькая фигурка в мешковатой одежде. Даже слишком маленькая. Впалые синие глаза, украшенные мешками, затравленно смотрят на меня. Короткие волосы выглядят нелепо, словно их стриг кто-то душевнобольной. Я старалась спрятаться за Македонским насколько это возможно и не смотреть на себя зазеркальную. — Да, видела, — так же тихо ответила я. — Кто это был? — Это был Волк. Я убил его, — на глаза парня навернулись слёзы. — Я не хотел этого. Почему-то мне захотелось подойти к нему, обнять и сказать: "Всё будет хорошо, Македонский." Но откуда мне знать, будет ли хорошо. Я не думаю, что какая-то несчастная швабра могла прогнать призрака навсегда. — Он хотел, чтобы я совершил кое-что очень плохое, — продолжал Македонский, вытирая слёзы. — Он угрожал мне. И я... Парень тихо расплакался, не в силах больше говорить. Я подошла ближе и приобняла его за плечи. — Можешь не рассказывать, — неожиданно мягко даже для себя проговорила я. Он уткнулся в моё плечо. Его слёзы чуть жгли мою кожу. Взгляд упал на зеркало, и я с ужасом остановилась на нём. Македонский был другим. Из спины торчали обломанные крылья, когда-то покрытые белыми перьями, а на шее висел ржавый ошейник с цепью. Но не это меня напугало. Прямо за нами с жуткой улыбкой и горящими глазами стоял Волк. Он сверлил нас мёртвым взглядом. Македонский, словно почувствовав мой страх, хотел повернуться. — Нет! — задержала я его голову. — Не смотри туда. Он всё понял. Понял, что и кого я вижу в зеркале. — Прости, Ласточка, — прошептал Македонский, успокоившись. — За всё это. И за руку тоже. Только, прошу тебя, не говори никому об этом. Особенно Сфинксу. Пожалуйста. Мне кажется, если бы я не придерживала его за плечи, он бы обязательно кинулся мне в ноги. — Обещаю. Македонский отстранился, окончательно успокоившись. — Спасибо, — сказал он, слабо улыбнувшись. Я уже хотела выйти, но Македонский сказал напоследок: — В Самую Длинную Слепой просил Лорда и меня найти тебя и вытащить. Он беспокоился о тебе. Я почувствовала, как в груди теплеет, и улыбнулась. — Спасибо, — прошептала я на прощание и, прихватив многострадальческий кактус Стервятника, любезно оставленный Сфинксом в прихожей, вышла из Четвёртой.