Я всего лишь искал утешения...

Длинные колючие плети ползли, извиваясь, по стене. Те тусклые бутоны, что попадались им на пути, были безжалостно обвиты и сдавлены – не убить, но лишить нормального существования. Нормальной жизни. Цветения. Эрик с трудом отвел взгляд от стены. Идиотские обои с розами висели здесь лет двадцать: когда-то давно одна из его не в меру хозяйственных пассий вдруг решила затеять ремонт. Вкус у девчонки оказался… девчоночий. А Эрику было слишком пофиг, чтобы сопротивляться розовой безвкусице. Так мерзкая бумага прочно облепила стены скромной холостяцкой берлоги. Отношения закончились через месяц после обновления жилища. Все было мирно, настолько мирно, что оба не сразу заметили, что вообще расстались. Стремясь вернуть прежний холостяцкий быт, Эрик постепенно убрал все следы пребывания девушки в квартире. Единственное, что не смог сделать – это содрать гадостную розовизну со стен. Так и жил с этими колючими плетьми и тусклыми бутонами, ловя удивленные взгляды впервые приходящих гостей. До ремонта руки так и не дошли, хотя даже Сатклифф уже начинал намекать на это. Он, как аккуратист и эстет, тусклую безвкусицу воспринимал крайне отрицательно. В дверь постучали. Н-да, помяни черта, и он тут как тут. Впрочем… Эрик прислушался к повторному стуку и отрицательно качнул головой. Нет, Сатклифф не стал бы обременять себя излишней воспитанностью, просто телепортировался бы в спальню, да и все. Сколько раз Слингби, рыча от злости, выставлял друга на кухню под тихий визг девушки. А уж когда Грелль застукал его с парнем, дело вообще чуть до драки не дошло. Даже тогда, с Аланом… В груди заворочалось глухое горе. Зря вспомнил. Зря-а-а… Стук раздался в третий раз. Делать нечего, надо открывать. Не отстанут ведь. Подумают, что нарушил запрет, ушел из дома… Душу отнимут… Дверь распахнулась, когда Спирс уже начал всерьез беспокоиться. Эрик стоял на пороге, помятый, откровенно уродливый с перепоя и недосыпа. Глаза заплыли, привычная бородка затерялась среди остальной двухнедельной щетины, волосы сальными прядями облепляли покрасневшее лицо с полопавшимися тонкими сосудиками на скулах. Застоявшийся неприятный запах окутал Уильяма, вызвав гримасу легкой брезгливости. - Я могу войти? - Конечно. Входите, - Эрик посторонился, впуская начальника. Они прошли в просторную комнату, которой не коснулся жуткий беспорядок. Эрик предпочитал горевать в спальне. Заметив выражение лица Уильяма, он открыл окно и еще некоторое время стоял около него, жадно глотая свежий воздух. В крошечном мире шинигами не было автомобилей и заводов, зато в изобилии росли всевозможные деревья и кустарники. Чистый кислород немного развеял похмельный туман в голове. - Две недели прошли, Эрик, вы в курсе? Слингби с неохотой оторвался от окна и поискал взглядом хоть что-нибудь, что могло сказать ему о сегодняшней дате. Пикнули тихонько электронные часы, сменив светящиеся цифры времени на дату. Эрик напряг память. - Еще не закончились. Завтра последний день. Заседание… - Послезавтра. - Вот как. Во сколько? - В два часа дня. В половине второго жду вас в своем кабинете. Официальная одежда приветствуется. И приведите себя в порядок, Эрик. - Хорошо. - Похороны сотрудников Департамента завтра, - бесстрастно продолжил Спирс. - Похоро… Их еще не упокоили? - Слишком много всего навалилось, - сухо пояснил Спирс. – Тела обработали. Теперь, когда все более или менее утряслось, пора приступать к печальным обязанностям. Вы получили письмо? - Получил. Письмо с сообщением о смерти бывшего стажера Эрик нашел сразу же по приходу домой. Прочитал – и тут же бросился к холодильнику, выгребая оттуда все спиртное, какое вообще мог найти. Он давал себе зарок не пить, не топить воспоминания в алкоголе – но это уже было слишком. В один день потерять и любовника, и четвертого по счету воспитанника… Эрик не выдержал. - Вы придете? Сердце сжалось. - А мне разрешат? Уильям уставился на свои сцепленные пальцы. - Да, я попросил комиссию дать вам послабление. За вами будут приглядывать. Приглядывать. Наверняка диверсионщиков попросят, а с этим отделом Эрик был знаком очень хорошо. Почти все ребята как на подбор спокойные и рассудительные, с такими проблем не возникнет. - Тогда, естественно, приду. Во сколько? - Пять вечера. Рабочий день закончится в четыре. За вами придут и помогут телепортироваться. - Своим ходом нельзя? - Увы, нет. Только телепортация. От порога и до порога. Отлучаться только под присмотром охраны. - У меня нет Косы… У шинигами тоже есть свои ритуалы. Во время похорон друзья погибших отрезают себе на память кусочек пленки и бережно хранят его в себе. Обычно выбирают кадр, где запечатлены совместные самые лучшие и счастливые моменты. Этакая внутренняя фотография. Душа Эрика хранила в себе четыре таких кусочка. Погибший лучший друг-диверсионщик и три стажера. - Ничем не могу помочь, - развел руками Уильям. – Может быть, кто-нибудь одолжит вам свою. Слингби медленно кивнул. Его подташнивало, хотелось пойти в туалет и поблевать от души, вот только делать это при начальнике показалось ему неэтичным. Он терпеливо ждал, когда же Спирс наконец уберется. Тот словно почувствовал настрой сотрудника: неодобрительно вздохнул, дал еще пару указаний и, не поднимаясь с кресла, телепортировался. Потерев виски, Эрик направился в санузел и еще десять минут мучил себя над ванной. Затылок ломило, лицо стало багровым, вдобавок ко всему из носа хлынула кровь. Вытекло ее много, где-то полстакана, зато давление спало и по ощущениям стало легче. Крепкий чай с двумя кусочками сахара почти разбудил в нем человека… то есть, шинигами. Есть не хотелось. Эрик прислонился лбом к нагревшемуся оконному стеклу, собирая мысли в одну кучу. Он думал о предстоящем заседании. Страшно не было – в конце концов, комиссия прямо признала, что Эрик ничего предосудительного для ангела смерти не совершил. Правда, все же был нарушен один из уставов Договора, была отнята законная добыча демона, однако тот мертв и претензии предъявлять не станет. Беспокоило жнеца другое – что же станется с душой Алана. Мальчишка продал душу «чёрту», сжег целый город, был нечист на руку. Эрик понимал, что все это можно оправдать, да вот только станет ли слушать его комиссия? Все сейчас вымотались донельзя, а дело о душе мелкого побирушки не столь важное, чтобы рассматривать его досконально. Шлёпнут печать – и пиши пропало, отправится на вечные муки душа подростка. Или в чистилище, что немногим лучше. Тупик. В рай не возьмут, в ад и чистилище – лучше о таком вообще не думать. Вечно хранить у себя душу не получится, рано или поздно начнется слияние, и результат окажется непредсказуемым. Может быть, Эрик рассыплется на тонкие полоски пленок, может, сойдет с ума и превратится в машину смерти – или слюнявый овощ. Да мало ли вариантов! Никто из ныне живущих шинигами не может точно сказать, чем все закончится – трагедией или мирным сосуществованием двух душ в одном теле. Он просидел так довольно долго и даже не вздрогнул, когда сзади кто-то открыл холодильник. – Все ведь выжрал, – грустно констатировал Сатклифф, шаря взглядом по полкам. – Угу. Чай будешь? – Если черный, то сам пей. Если зеленый, то можно чашечку пропустить. Зеленый чаек нашелся, и Сатклифф с удовольствием выкушал три чашки. - Завтра… - Похороны, да, знаю, - мотнул головой Эрик. – Спирс заходил, рассказал уже все. - Тем лучше, - с облегчением кивнул Грелль. – Надеюсь, костюм ты постирал после боя? - Эээ… - Ясно. Бестолочь. Иди и замочи его сейчас, не пойдешь же оборванцем на прощание с нашими. - У меня сменный есть, в шкафу висит. А этот, наверное, выкинуть придется. Я, правда, не помню, где он и в каком состоянии, но вряд ли ему стирка поможет после всего, что произошло. Повисло молчание. Грелль задумчиво водил пальцем по ободку чашки и время от времени поглядывал в окно. - Я похоронил тело Алана, кстати, - вдруг бросил он, не отрывая взгляда от крон деревьев, росших во дворе. – На кладбище. Нашел гробовщика, он мне помог. Такой милаш, кстати. Интересный, несмотря на то, что человек. Вязкое молчание стало совсем невыносимым. Даже сдавленно произнесенная благодарность Эрика не улучшила положения. - Не за что. Надеюсь, тебе от этого хоть немного поспокойнее станет. Эрик не мог утверждать, что у него прям гора с плеч упала, но все же какая-то его часть успокоилась. Он тяжко вздохнул и устало потер лицо. - Скоро слушание. Послезавтра, если быть точным. - Знаю. - Откуда? - Сам подумай, балбесина. Кто, как не я, твой друг и коллега, мог стать свидетелем всех твоих злодеяний. Спирс меня уже предупредил обо всем, сказал, что к двум надо туда прийти. Все натирал мне мозги лекциями, что «если вы, Сатклифф, опоздаете хоть на минуту…», - он очень похоже скопировал немного гнусавый голос начальника и скорчил недовольную рожицу. - Ты и впрямь лучше не опаздывай. - Да не опоздаю я, - пробурчал Грелль, легонько покусывая краешек аккуратного узкого ногтя, покрытого прозрачным лаком. – Там в судьях будет душка Митчелл, я его знаю еще с академии, он был на четвертом курсе, когда меня только завербовали в шинигами. К такому грех не опоздать. - Тот самый «прыщавый Митчелл»? Который зануда еще невозможный, тот… - …Которому ты на втором курсе тяжеленным мячиком в голову прописал на сдвоенной физре. Да-да, он самый. - Он тогда сам подставился, - фыркнул Слингби. Это было неправдой. Сделал он так, потому что был ужасно зол на дрищеватого зануду-выскочку с противным голосом и педантичностью главбуха – по неведомой даже смерти причине Грелль отчаянно старался понравиться непривлекательному старшекурснику. Раздираемый ревностью, тайно влюбленный в Сатклиффа Эрик решил выставить зануду на всеобщее посмешище, но добился лишь выговора от физрука и пяти штрафных кругов по стадиону. Нарезая круги, он злобно поглядывал на Грелля, первого метнувшегося осматривать пострадавшего. С того времени много воды утекло. Мимолетная юношеская влюбленность испарилась, оставив вместо себя хорошую дружбу. Новоиспеченные жнецы выросли, покинули Академию и с головой погрузились во взрослую послесмертную жизнь. На лице Эрика появилось слабое подобие улыбки, и Грелль внутренне обрадовался, почуяв, что случайно выбрал верное направление. Воспоминаний об Академии у него было пруд пруди, и он постарался развить эту тему. Задумка удалась – они около часа припоминали курьезы молодости, шутили и улыбались. В итоге распрощались они на легкой приятной ноте. Грелль ушел подбирать приличествующие завтрашнему мероприятию макияж и одежду, Эрик же, следуя завету Уильяма, принялся приводить в порядок себя и заодно спальню. В груди тепло ворочалась надежно спрятанная аланова душа. *** Погода подвела – на улице вдруг зашумел ливень, поэтому печальную церемонию перенесли в холл Департамента. У шинигами свои правила прощания: никаких гробов, никакого захоронения. Они из ниоткуда пришли в этот мир на время, отведенное самой смертью, в никуда им и дорога. Они не перерождаются, как обычные люди, из-за греха самоубиения в прошлом. Четыре тела на постаменте в центре холла. Все в идеальных новых костюмах, на бледных лицах застыло умиротворение. Вокруг витала мутная подергивающаяся аура, знак того, что жнецовские тела вот-вот покинут этот мир и больше не вернутся ни в каком виде. Но видели эту ауру лишь некоторые, одни из самых старых шинигами, и потому только им была понятна спешка руководства. Церемония началась. Эрик не слушал, о чем говорит Уильям Спирс, только машинально отметил, что голос у начальника несколько повышен от волнения. Несмотря на свое «особое» положение, Эрик стоял вместе с остальными и молча скорбел, глядя на своего мертвого стажера. Голова была полна мрачных мыслей, посему он не особо обращал внимания на шепотки и взгляды присутствующих. Он не понял, сколько времени прошло прежде, чем все закончилось, и жнецы цепочкой потянулись к телам. Каждый легонько касался специального надреза на ладони погибших, перебирал мельком пленку и забирал один кадр из общих воспоминаний. Это было сложное таинство, требовалось сопрячь свои воспоминания с воспоминаниями погибшего жнеца, не касаясь при этом личного, как дань уважения к погибшему. Те, кто уже не раз видел смерть, справлялись с этим за несколько секунд, молодые же задерживались на подольше. Последним подошел Эрик, перед этим ему пришлось немного поуговаривать своего сопровождающего отдать свою косу. Забрал кадр их со стажером первой встречи, где навсегда отпечаталось смущенно-улыбающееся молодое лицо. К остальным подходить не стал, поскольку знал их совсем мельком, и поскорее присоединился к слегка нервничающему сопровождающему-диверсионщику. Двое сотрудников Департамента, занимавшихся обработкой тел, подошли к постаменту; остальные молча наблюдали. Несколько несложных движений, и тела словно рассыпались на сотни золотых пленок. Такой цвет они приобретали, когда их обладатели умирали праведно: в битве за то, ради чего были созданы – за души смертных. Спустя минуту затрепетали и золотые пленки. Легкая вспышка – и они лопнули, усеяв все вокруг в радиусе три метра золотой пылью. Вскоре исчезла и она. Теперь точно все. Более ничего не осталось от погибших жнецов в этом мире. Где-то в толпе тихонько заплакала молодая жница, но почти сразу умолкла, загнав горе вовнутрь. Эрик прикрыл глаза, боясь, что сейчас сделает то же самое. Ему казалось, что события, случившиеся ранее, подточили его нервы. Он стал слезлив, мог расплакаться по любому поводу, что было неестественно не только для него, а вообще для любого другого жнеца. Быть может, то, что он пережил – любовь, страсть, потеря – восстановило ту часть души, которая отвечала за эмоции. Ту часть, которую он отсек от себя, когда давным-давно свершил самоубийство. Слезы все же потекли, но, слава смерти, шинигами уже начали расходиться, и этого никто не заметил. Эрик быстро провел по глазам рукавом и глубоко вздохнул. - Я думаю, ты можешь не стесняться этого, - раздался над ухом голос Сатклиффа. Эрик скрипнул зубами – от его друга, как всегда, ничего не укрылось. - Ты в себе держишь человеческую душу уже довольно давно, - продолжал Грелль, выуживая из кармана чистенький платочек. – А она делится с тобой тем, чего у тебя в явном дефиците – эмоциями. На, вытри лицо и высморкайся. Эрик неохотно последовал совету. - Все-то ты знаешь, - недовольно пробурчал он. - В архивы наши залез. Кое-как отыскал эту технику удержания душ, между прочим. Там рассказывалось, что жнец, поглотивший душу, может очень ярко испытывать эмоции, не как обычно. Пойдешь в столовую? - Нет, - Слингби покачал головой, выразительно глянув в сторону сопровождающего, стоявшего буквально в метре от них. – Вряд ли отпустят. Да и не очень-то и хочется. - Ну… Ладно тогда. А я пойду, слышал, Митчелл вроде как собрался перекусить… - Не слышал, а подслушал, - негромко фыркнул Эрик. Грелль не стал отрицать, лишь махнул рукой на прощание и решительно и вместе с тем грациозно направился в сторону департаментской столовой. Спустя минуту сопровождающий поинтересовался, готов ли Эрик к отправке домой. Тот согласился. Завтра предстоял тяжелый день, надо было подготовиться как следует.