Я всего лишь искал утешения...

В какой-то момент Алан почувствовал, что, кажется, неожиданно повзрослел. Или ему все-таки это почудилось? Непонятно. Возможно, что вырасти не только телом, но и умом, его заставила череда мелких бед и горьких трагедий, случившихся за последние несколько месяцев. Во всяком случае, после жуткого признания Эрика Алан смог заставить себя очнуться буквально через два или три дня. Погрязать в жалости к себе и в ненависти к судьбе-злодейке казалось по меньшей мере глупым и неправильным, и, хотя в груди отчетливо ныло, будто свежая рана, он заставил себя просто встряхнуться и затолкать воющую часть души куда подальше. Незаметно для себя (видимо, от шока) он каким-то невероятным образом втиснулся в озлобленную шайку детей-бродяг. Просто в какой-то момент понял, что уже пару дней обитается в подворотне вместе с кучкой грязных полудиких детишек лет десяти-одиннадцати. Почему они его не прогнали – осталось для Алана загадкой. Возможно, именно таким странным способом принимали в эту стаю новеньких. В любом случае, никто Хамфриза не пытался задеть или вышвырнуть, и, хотя едой и водой не делились (что было понятно), во всем остальном не притесняли: спи где хочешь, грейся у общего костра сколько влезет, приходи и уходи без опаски. Алан был немного растерян. Всю свою жизнь он считал, что в подобных сборищах надо буквально выгрызать себе место под солнцем, и потому никогда не стремился примкнуть к кому-нибудь, все время оставаясь незримой тенью на задворках лондонских домов. Однако довольно скоро он заметил, как много в эту компанию приходит и уходит людей – в основном дети, но попадались и подростки-сверстники Алана. Никто ни с кем толком не общался, кроме старожилов, и его это более чем устраивало. Единожды он услышал, как его обсуждают двое мальчишек лет двенадцати, полуголые, босые, с темной от загара и въевшейся грязи кожей. Они косились на него и шептались между собой на довольно примитивном языке. Алан подумал, что совсем недавно сам был очень похож на них. Он пробыл с ними не больше недели. Стая (так он мысленно называл свое прибежище) пугала его и отталкивала, а ее обитатели (язык не поворачивался называть детьми этих свирепых жестоких крошечных созданий) были похуже некоторых взрослых. Циничное отношение маленьких бродяг ко всему, что их окружало, сбивало Алана с толку. Как для него было естественно погладить бродячую собаку, так для них – загнать ее в угол и забить камнями пропитания ради. Алан еще больше укрепился в мысли о простоте и превосходстве одиночества. Его собственный характер был слишком мягок для первобытной натуры детей-бродяг. В общем, довольно скоро он сдался, перестал себя мучить и ранним утром, отмеченным тяжелыми черными тучами, двигавшимися с востока, спешно ушел куда глаза глядят. Возвращаться на чердак он по-прежнему отказывался, понимая, что не в силах увидеть тело той, что до сих пор преследовала его сны каждую проклятую ночь. Стоило закрыть глаза, как синюшное лицо буквально выныривало из темноты. Попытки поспать постепенно превратились просто в «пытки». И все же было внутри что-то, не позволявшее сломаться, сдаться под напором всех бед, что водопадом обрушились на Алана. И это нечто заставляло его упрямо идти вперед. Настолько упрямо, что в порыве своего стремления выжить он перестал замечать людей рядом. - Вам следует внимательнее смотреть по сторонам, молодой человек. Алан потер ушибленное лицо и огляделся. Вокруг него на дороге валялись красивые белые цветы. Некоторые бутоны безнадежно испортились после столкновения, другие, наверное, еще можно было спасти. На него с немым укором смотрели сразу два весьма колоритных существа – добела седой старик в несуразной поношенной одежде и запряженный в скромный кэб на редкость уродливый костлявый конь невесть какой блеклой, не поддающейся описанию масти. - Простите, сэр, - искренне сказал Алан, наклоняясь подобрать немногие уцелевшие цветы. – Я так спешил… и не заметил вас. Старик лишь вздохнул, присаживаясь рядом. - Куда же вы так спешили? - Я… - Алан замер, глядя на два цветка в собственном крепко сжатом кулаке, и пожал плечами. – Да я никуда, в общем-то… - Совсем как мои клиенты, - усмехнулся хозяин цветов. Алан впервые глянул на него прямо, но лица толком не разглядел – его ненавязчиво скрывали седые пряди. Судя по всему, это был глубокий старик. Наверняка со странностями, ибо какой мужчина в здравом уме будет отращивать волосы ниже лопаток? Конечно, был еще Сатклифф с шевелюрой до пояса, вряд ли его тоже можно было назвать нормальным. К тому же, волосы Сатклиффа хотя бы были красивого каштанового оттенка, а этот незнакомец щеголял сплошной сединой, что не особо смотрелось на длиннющих волосах. - Коли вы провинились передо мной (и даже не вздумайте отрицать этого), то справедливо будет с вашей стороны оказать мне небольшую услугу. Алан с трудом переварил это предложение и вопросительно вскинул брови, не совсем понимая, что от него требуется. Старик же просто кивнул на рассыпанные цветы. - Не все розы погибли. Давайте спасем то, что еще можно спасти. Выяснилось, что большая часть цветов пострадала не сильно. Алан, как мог, пригладил пальцами отогнувшиеся лепестки, стер грязь (безуспешно), поправил листья. - И то хлеб, - подытожил старик, когда Алан вручил ему подобранную охапку цветов. – Остальные можете оставить. Алан посмотрел на дорогу, где валялись розы, которые уже точно нельзя было восстановить, и сильно удивился странной тоске в груди. Не слушая старика, он наклонился и осторожно подобрал оставшиеся бутоны, не в силах даже подумать, что они очень скоро будут втоптаны в грязь. Так он и остался стоять, прижимая к себе сломанные белые розы, ссутулившись, растерянно скользя взглядом по сторонам. Старик с цветами скрылся в маленьком, даже на вид приземистом здании с низко приколоченной табличкой. На ней было всего одно слово, и, хотя Алан не умел читать, он быстро догадался, что там может быть написано. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы, углядев пустые гробы, цветы, венки в проеме приоткрытой двери и учуяв легкий характерный запах тления догадаться, что ноги привели его к похоронщику. Алан с нервным смешком подумал, что он последние пару лет точно так или иначе сталкивается со смертью. С другой стороны, это было неудивительно – Англия довольно долго была воплощением насилия и болезней. Люди умирали буквально везде. Тучи нависли мрачной тяжелой пеленой, намекая на свою готовность разразиться мощной грозой. Алан поморщился, когда порыв ветра швырнул ему в лицо песок и сухие листья, и ощутимо вздрогнул при первом далеком грохоте с юга столицы. На крылечко вышел тот самый старик, уже без роз, и запрокинул голову, глядя на небо. - Гроза будет знатная, - крикнул он Алану, перекрывая шум ветра. - О, - мальчик слегка удивился тому, что его по-прежнему замечают. – Думаю… Думаю, да. Сэр. Внезапно загрохотало прямо над головой, и Алан от неожиданности подскочил на месте. Ветер прицельно метнул в него песок и попал прямо в глаза. Мальчик спешно начал тереть их, сопровождая все нехитрыми ругательствами. Старик тем временем торопливо распряг и увел в конюшню своего некрасивого коня, приковал цепью к фонарному столбу повозку и захлопнул снаружи ставни. Алан отошел в сторону, смаргивая обильно текущие из-за песка слезы. Дождь хлынул, едва только старик убрался в свою контору, и одновременно с этим у Алана возникла идея, где можно относительно тепло и сухо переждать грозу. Он постоял немного под хлещущими каплями, затем дал небольшой крюк (для отвода глаз) и, шлепая босыми ступнями по лужам, окольными путями добрался до стойла с некрасивым похоронским конем. Попасть внутрь оказалось проще простого: старик, кажется, плевал с высокой колокольни на свою безопасность. Двери оказались прикрыты, замка на спешно намотанной около ручек цепи не оказалось. Алан мысленно порадовался легкой победе, вслушиваясь в свист ветра и шум ливня где-то там снаружи, и принялся стаскивать с себя одежду. Оглядевшись, он приметил кучу хлама наверху (что-то вроде выступающей длинной полки, где вперемешку с сеном лежали ящики и коробки). Костлявый конь неотрывно следил за тем, как мальчик выжал и развесил повыше свою одежду. Ежась от холода, карабкаясь вверх по шаткой лестнице к куче свежего ароматного сена, Алан спиной чувствовал немигающий конский взгляд. - Я просто погреюсь немного и уйду, - шепотом начал он оправдываться перед животным. – Совсем чуть-чуть. Честно. Рядом кто-то ходил с места на место, гремел какими-то металлическими вещами, что-то перебирал. Шумно дышала и пофыркивала лошадь, жевала, хрустела овсом, перетаптывалась на месте, и цоканье копыт весьма стройно вписывалось в быстрые странные сны Алана. В них он чуял запахи пыли и разложения, стоял на коленях, кричал, а после плакал, уткнувшись в блестящий черный мех какого-то животного, и над головой у него хрипло каркали вороны. Он медленно открыл глаза и сразу же уперся взглядом в низкий дощатый потолок с несколькими осиными гнездами. Во рту пересохло. - Проснулись, молодой человек? Алан вздрогнул. – Ага. – Вот и славно. Сегодня слишком чудесный день, чтобы не проснуться. Алан подполз к самому краю настила и свесил голову вниз, наблюдая за стариком. Тот споро чистил денник, засучив рукава и подоткнув подол длинного серого балахона. – Вы даже ругаться не будете? – слишком по-детски спросил Алан. Старик со вздохом выпрямился и посмотрел наверх, опёршись на перепачканные навозом вилы. – Вы так этого хотите? – Да как-то не очень… – И я желания не испытываю, - мягко усмехнулся старик, возвращаясь к своей работе. Алан с любопытством уставился на него, затем дотянулся до еще влажной рубашки, натянул ее, ежась от холода, и быстро спрыгнул вниз. – Давайте я вам хотя бы помогу, - немного стесняясь, предложил он. Старик глянул на него из под лохматой челки, затем кивнул в сторону стены. Алан проследил его взгляд и заметил еще одни вилы. Вдвоем они быстро разделались с грязной лошадиной подстилкой. Сам конь все это время флегматично стоял, привязанный к шаткой скамейке, и даже глазом не моргнул, когда Алан время от времени довольно близко проходил мимо. Он даже немного приободрился, поскольку его слаженная с похоронщиком работа очень напоминала те времена в кабаке Клиффорда. Тогда еще не было всех ужасов чумы, Арчик и Сивый были живы и здоровы, а Эрик… Эрик был просто хорошим другом без замашек маньяка-убийцы. – Заходи, Бледный. – Бледный? – не сдержался Алан, наблюдая, как костлявый конь с достоинством вносит свою тушку в вычищенный до блеска денник. – Какое странное имя. – А как бы вы его назвали, молодой человек? – поинтересовался старик, и на губах его мелькнула улыбка. Алан придирчиво осмотрел животное. – Боунсом, – вынес он свой вердикт. Похоронщик широко улыбнулся, показывая, что оценил шутку, и Алан с удивлением уставился на ровные белые крепкие зубы. Видать, не такой уж и старик перед ним. – Вы согласитесь разделить мной завтрак? Алан от неожиданности оглянулся, уверенный, что сзади стоит еще кто-то, кого сейчас пригласили поесть. Никого. Он снова повернулся к терпеливо ожидающему ответа старику, прочистил горло и растерянно ткнул себя указательным пальцем в грудь. – Вы… мне? – Вы видите здесь еще кого-то, кто помог мне прибраться в конюшне? – тихо усмехнулся старик, немного женским движением отбросив за спину длинные волосы. – Я… э-э-э… Я согласен, мистер… э-э-э… – Гробовщик. – Гробовщик? – Гробовщик. Алан жадно съел принесенные хозяином конторы яйца, хлеб и молоко. Видимо, проблем с пропитанием у старого гробовщика не было даже в эти смутные времена, раз он спокойно разделил свою еду с первым попавшимся бродяжкой. Позже Алан помог почистить коня (что было даже немного страшно), принес воды, получил в довесок за труды шмат хлеба и тихонько убрался восвояси. Тем не менее, вечером вернулся. Протаскался целый день по Олдерсгейт-стрит, чуть было не ввязался в драку, едва только вышел за пределы Сити, и почел за лучшее поспешить обратно. Из вежливости к гробовщику Алан не стал сразу нахрапом лезть в полюбившуюся конюшню, а некоторое время послонялся рядом, пока на улице не стемнело окончательно, дождался, когда погаснет огонек свечи в маленьком окошке, и лишь тогда осторожно прокрался к полюбившемуся стогу сена. Конь Бледный громко фыркнул, но и только; Алан решил для себя, что, в принципе, это даже можно счесть за приглашение. Зарываясь в душистое сено, он даже пожелал Бледному сладких снов. - Доброе утро, сэр гробовщик. - Доброе, молодой человек, - безмятежно отозвался тот, совершенно не удивившись вынырнувшей из сена растрепанной мальчишечьей голове. - Я могу вам чем-нибудь помочь? - Сколько ненавязчивого добра, - возвел очи горе гробовщик. – Стойло чистое, но воды у Бледного нет, и кормушка пуста. Можете взяться за это. Алану нравилось работать – плохие мысли уходили прочь, стоило только сосредоточиться на деле. Воды он натаскал не только для Бледного, но и для Гробовщика, до краев заполнив все предназначенные для этого бочки. Бледный все это время флегматично жевал, кося черным глазом на шныряющего туда-сюда мальчишку. Закончив, он вытер пот со лба, огляделся и только собрался выскользнуть из конюшни (ночевка, считал мальчик, была отработана сполна, и задерживаться здесь более не имело смысла), как вдруг его остановил мягкий возглас: - Торопитесь, молодой человек? Алан обернулся, придерживая рукой дверь. Гробовщик стоял посреди конюшни, прижимая к груди оббитый по краям кувшин. У ног его стояла большая плетеная корзина. - Ну, не то чтобы тороплюсь… - протянул Алан, сразу сообразив, к чему ведет старик. Гробовщик улыбнулся. - Тогда, быть может, я смогу заинтересовать вас своим скромным завтраком? Разумеется, Алан согласился. Иначе и быть не могло. - Если еще что-нибудь нужно, сэр, только скажите, - весело проговорил мальчик, заталкивая в рот последний кусочек хлеба. Старик мельком глянул на него из под лохматой челки, и взгляд этот показался Алану не то хитрым, не то изучающим. - Я подумаю над этим, молодой человек. *** Несложно было догадаться, к чему в итоге это привело. Алан Хамфриз случайно прибился к месту, где мог немного перевести дух и постараться собраться с мыслями. Признаться честно, такое времяпрепровождение – монотонная уборка, чистка, в общем, физический труд – ему по-настоящему нравились. Он наслаждался одиночеством (Гробовщик появлялся нечасто), разбавленным ненавязчивым присутствием Бледного. Правда, в дневное время он предпочитал шататься по улицам, подворовывая и выпрашивая подаяние – за несколько дней он с легкостью вернулся к той жизни, что была у него год назад, с одной только поправкой: вместо ворчливого словоохотливого Клиффорда его опекал замкнутый и несколько нелюдимый старый гробовщик. Алану он откровенно нравился, несмотря на некоторые его странности: какое-то ненормальное хихиканье вместо смеха, что вырывалось у гробовщика к месту и не к месту, и причудливая внешность, которая, впрочем, довольно скоро перестала бросаться в глаза. Первые несколько дней дальше конюшни Алана не пускали, но это было для мальчика совершенно естественно. Куда больше он поразился небрежно брошенному: «сегодня довольно холодно, Алан. Давайте позавтракаем внутри. Надеюсь, вы не против, если с нами побудет один приятный молодой человек. Он молчалив и несуетен и никак нам не помешает». Приятный молодой человек, мирно лежащий в простеньком гробу, не слишком понравился Алану хотя бы тем, что уже начинал распространять ощутимый запах разложения и напомнил о той несчастной женщине, оставшейся гнить на чердаке. Однако даже он не повлиял на зверский аппетит мальчика, и потому кашу и молоко Алан прикончил со свойственной ему торопливостью. Гробовщик же ел неспешно, отчасти лениво, и этим немного напоминал Эрика. Алану всегда казалось, что тот ест скорее по привычке, а не от голода. - За ним скоро придут? – Хамфриз обернулся на покойника, мирно лежащего среди цветов. - Буквально с часа на час, - кивнул гробовщик. - Он… неплохо выглядит, - отчасти искренне сказал Алан, потому что мужчина даже в гробу казался спящим, а не мертвым. - Благодарю, – кажется, в голосе гробовщика скользнуло удивление, а затем тихий смешок. – Я, можно сказать, старался придать ему живой благообразный вид. А вы, я вижу, не слишком боитесь покойников? - Я видел мертвяков, - Алан прочистил горло. – Разных. Этот не жуткий. У него хотя бы голова крепится к шее. Гробовщик рассмеялся в своей обычной жутковатой манере. - Что верно, то верно, Алан. Признаюсь, с теми, кто прибывает сюда с головой в мешке, хлопот во много раз больше. Алан отчего-то не сомневался в этом. После скромного завтрака гробовщик вдруг расщедрился и показал ему свою контору. Здесь было интересно буквально все, но особенно мальчика впечатлили и очаровали бесчисленные ряды стеклянных колб самых разных размеров и форм. Большинство из них пустовало, но некоторые были заполнены формалином, заботливо хранившим в себе отдельные части человеческого организма. - Почка? - Сердце, - укоризненно поправил гробовщик. - Ну, оно такое мелкое, - оправдываясь, произнес Алан. Гробовщик улыбнулся, обнажая свои странные крепкие зубы с едва выдающимися клыками. - Обладательница этого сердца рассталась с ним в возрасте восьми лет. Алан был очарован в самом хорошем смысле этого слова и одновременно с этим – неприятно удивлен своей реакцией на то, что раньше считал отвратительным. Думал ли он когда-нибудь, что смерть может быть такой спокойной и безмятежной? Вряд ли. И тем не менее, бродя около полок с органами, слушая тихий скрип досок от каждого медленного шага, Алан чувствовал ненормальное для себя спокойствие. Цепкий изучающий взгляд гробовщика словно прожигал в нем дыру. Мальчик почти впал в полузабытье, увлекшись собственными мыслями, но тут же встрепенулся, стоило хозяину конторы подать голос. И то, что он сказал, удивило, воодушевило и слегка испугало мальчика одновременно. Гробовщик просто предложил ему остаться.