***
К счастью, моя простуда быстро прошла — даже не пришлось брать больничный. Я продолжил читать лекции из старых запасов и работал над новой — о Ганнибале. Это вызвало некоторые трудности. Нужно было описать профиль убийцы, при этом не сболтнуть чего-то лишнего, чтобы мои выводы не привели к нему. Я понимаю, что он совершает ужасные вещи, но не хочу, чтобы на него надели намордник и посадили за решётку. Этот зверь создан, чтобы жить на воле. Конечно, клетка не сломает его дух, но свобода делает его поистине прекрасным и величественным. Я нахожусь в знакомой аудитории, на экране позади меня — изображение «раненого человека» в исполнении Ганнибала, а сам Ганнибал разместился на последних рядах вместе с Джеком Кроуфордом. Лекция подходит к завершению, я стараюсь лишний раз не отвлекаться на незваных слушателей, но получается так себе. — Это последняя жертва Чесапикского Потрошителя — «раненый человек», — произношу я. — Так его назвали эксперты. Раны на теле этого мужчины в точности повторяют увечья на средневековой гравюре с одноимённым названием. Конечно, наш убийца использовал другие инструменты, но идея воплощена до малейших деталей. Можно сделать вывод, что убийца интересуется средневековой историей. Он образован и адаптирован к обществу. Взглянув на него, вы ни за что не заподозрите в нём социопата и серийного убийцу. Он осторожен и сдержан в своих охотничьих порывах. Он не оставляет улик, но при этом выставляет своих жертв на всеобщее обозрение, словно насмехается, тешит своё эго. Предлагаю вам поразмыслить над профилем Чесапикского Потрошителя, а на следующем занятии мы обсудим его личность. Да, следующая лекция тоже о нём. На этом я хочу закончить. Все вопросы я выслушаю на следующей лекции, обдумайте материал. Спасибо за внимание. Студенты начинают покидать аудиторию, а ко мне подходит Алана, которая всё это время стояла в проходе, опершись плечом о гладкую стену. — У тебя здорово получилось, Уилл! И как ты это делаешь? Замечаю, что Джек и Ганнибал спускаются к сцене, но не спешат подойти. — Может, я внимательно изучаю материалы дела? — я улыбаюсь, потому что действительно рад её видеть. — Ну, иди сюда, мой герой, — она буквально набрасывается на меня с объятиями. Алана тёплая и какая-то родная. Аккуратно сжимаю её талию, а она начинает нас раскачивать. Должно быть, мы смотримся по-дурацки. Но я чувствую себя настолько подавленным и вымотанным, что не делаю попыток это прекратить. — Какой же ты мягкий, хороший. Уилл, — тихонько шепчет она, — тебе нужно больше отдыхать, выглядишь, будто не спал несколько дней. Так, постой-ка, — жёстким тоном произносит Алана, отстраняется и морщит нос. — От тебя разит, как от бочонка бренди. Ты что, опять взялся за старое? — А ты вкусно пахнешь! — говорю я, мне совсем не хочется обсуждать с ней мои проблемы с алкоголем. В последнее время я слишком часто прикладываюсь к бутылке, но ничего не могу с этим поделать — это единственный способ расслабиться, не думать и, наконец, уснуть. Аромат её духов действительно приятный, лёгкий, как запах первых весенних цветов. И вся она такая воздушная в этой объёмной белой блузе и с волосами, обрамляющими её симпатичное лицо мягкими крупными кудрями. — Тебе нужно поесть. Может, в кафетерий? — Было бы неплохо. Думаешь, поможет? А то чувствую себя дерьмом. Алана снова морщится и явно хочет сделать мне замечание о грязных словечках или напомнить, почему я так себя чувствую, но не успевает. — Здравствуйте, Уилл, Алана, — неловко приветствует нас Джек Кроуфорд, видимо, в его голове всё ещё блуждают мысли о нашем романе. Он переминается с ноги на ногу, прочищает горло. — Уилл, я хотел бы, чтобы вы составили профиль на Чесапикского Потрошителя. Судя по тому, что я сегодня услышал, вам есть, чем дополнить наши данные. — Добрый день, агент Кроуфорд, доктор Лектер, — говорит Алана, нехотя отступив от меня на шаг. Мне стало немного одиноко без ощущения близости её тела. — Добрый день, коллеги, — говорю я, не сдерживая едкую улыбку. — Агент Кроуфорд, если вы предоставите мне полный доступ к делу, то я смогу вам помочь. «Коллега» царственно склоняет голову в знак приветствия, но ничего не говорит. Его лицо совершенно непроницаемо, трудно предположить, о чём он думает. — Да, конечно, в ближайшее время, — говорит Джек. — Разумеется, вы сможете использовать этот материал для своих лекций. — Спасибо, агент Кроуфорд. Доктор Лектер, — обращаюсь к каменному лицу Ганнибала, и он снисходит до того, чтобы обратить на меня свой взор. До этого он буравил взглядом Алану, а та совсем этого не заметила. — Извините за беспокойство из-за забытых вещей. Порой я бываю рассеянным. — Не беспокойтесь. Я был в Куантико по делам. Хотел передать ваши вещи Джеку, но его не было. К счастью, я встретил Алану. Мне сказали, что вы довольно близки, поэтому я передал ей ваши вещи. Вы не возражаете? — Всё в порядке, мы друзья. Лицо Ганнибала приобрело чуть задумчивое выражение. Не сомневаюсь, что он обдумывает, как можно использовать эту информацию в своих целях. Боже, лишь бы он не решил её убить. В это время у Джека был такой вид, словно он хочет уйти, но не знает, как бы это сделать повежливее. Ему здесь делать нечего, ведь он добился цели — я согласился помочь с профилем Чесапикского Потрошителя. Ганнибал, напротив, никуда не спешил. — Алана, помнишь, во время учебы мы как-то обсуждали европейскую архитектуру, тот особый дух старой Европы? Ты по-прежнему интересуешься видами Парижа? Она поднимает на доктора Лектера полный недоумения взгляд. — О, вы запомнили, — на выдохе произносит она, её глаза загораются от восторга, с примесью обожания. Боже, как легко её очаровать! Стараюсь сохранить нейтральное выражение лица, хотя мне хочется закатить глаза или фыркнуть. Эти двое теперь сосредоточены друг на друге. Да, считайте нас с Джеком мебелью. Я уверен, что Ганнибал делает это намерено, но какова его цель? — Да, запомнил, потому что разделяю твои чувства к этому прекрасному городу, — сказал Ганнибал, мне показалось, что его глаза сверкнули алым. Я осознал, что слишком долго рассматриваю Ганнибала, и поспешил перевести взгляд на Алану, которая теперь глупо улыбалась, а её щёки покрылись лёгким румянцем. Вот же наивная дура! А он что, пытается её загипнотизировать? — Недавно мне посчастливилось побывать в Европе, — продолжил Ганнибал после небольшой паузы. — В Париже я обратил внимание на коллекцию открыток с прекраснейшими видами. Мне вспомнился наш разговор. Я подумал, что тебе было бы приятно получить такой подарок. — Да, мне будет приятно. Так же, как приятно узнать, что вы помните наш разговор. Ганнибал польщённо улыбнулся Алане и посмотрел на меня. Его улыбка потухла. — Извините, я помешал вашим планам? — он снова обратился к Алане. — Мистер Грэм, судя по его виду, снова куда-то очень спешит. — Мы с Аланой собирались пообедать в кафетерии. У вас есть ещё вопросы ко мне? К нам? — спросил я, поочерёдно взглянув на Джека и Ганнибала. — Если да, тогда вы могли бы присоединиться. Ганнибалу явно не понравилась, что я его перебил, как и идея попробовать местную еду, но он не подал вида: — У меня назначен приём с одним из пациентов. Признаюсь, мне было любопытно послушать лекцию, и мы можем обсудить её позже, если позволите. Алана, если тебе интересно, мы могли бы вместе посмотреть снимки, которые я сделал во время путешествия. — С удовольствием, — отвечает Алана. В глубине души я надеялся, что он согласится составить нам компанию. Стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, я перевёл взгляд на Джека. Пусть Ганнибал думает, что я спросил из вежливости. Незачем давать ему лишний повод манипулировать мной. И уж тем более, я не собираюсь давать обещаний — и так слишком много о себе возомнил. Радует, что хоть эго, стремящееся к бесконечности, по-прежнему при нём. — Я уже пообедал, а вопросы могут подождать, — сказал Джек. Ганнибал и Джек попрощались и ушли вместе. Джек вызвался проводить доктора до стоянки, явно, чтобы переговорить с глазу на глаз. В кафетерии пахло тушёным мясом и ванильной выпечкой. В небольшом помещении было пусто, за исключением пары агентов за столиком у окна и скучающей блондинки на кассе. Мы с Аланой взяли по кружке кофе с парой десертов и разместились в дальнем углу. Алана вынула из сумочки телефон и, проверив оповещения, отложила его на угол стола. Я вяло ковырял ложкой кусок лимонного чизкейка. Десерт выглядел довольно привлекательно, только аппетит пропал, а мои мысли были далеко. Я несколько недель не видел Ганнибала, а новая встреча пробудила чувство ностальгии, горькое и болезненное, словно кто-то разворошил едва поджившую рану. Конечно, я был рад увидеть его, но едва ли это чувство было взаимным. — Что-то ты совсем раскис, — заметила Алана. В её светлых, лучистых глазах отражалось сочувствие и понимание. — Это из-за доктора Лектера? — Да, всё из-за него! Меня коробит от мысли, что он мог узнать мою «большую тайну», — делаю страшные глаза на последней фразе, для большего эффекта. Алана понимающе кивает. — Вдруг он теперь этим пользуется? Знаешь ли, довольно неприятно ощущать себя подопытной крысой или собакой Павлова. Даже не знаю, что хуже: когда пытаются препарировать или когда начинают копошиться в твоих мозгах и анализировать каждую незначительную реакцию. Возможно, он специально игнорировал меня, чтобы посмотреть, как я стану себя вести. — В последнее время я тебя не узнаю. Сегодня ты вёл себя очень странно, даже для тебя. Доктор Лектер отнесся к тебе довольно холодно, а ты обиделся, словно ребёнок, даже губу оттопырил. Это было забавно. Но не переживай, он не разгадал твою «большую тайну». — Откуда тебе-то знать? — вскрикиваю, но тут же смягчаюсь. — Прости, я так нервничаю. Почему ты решила, что он не понял? Пытаюсь проникнуть в разум Аланы, но ничего не выходит. Её эмоции теперь ощущаются смазано и отдалённо, словно далёкие раскаты грома. Мне это не нравится, я думал, что всегда смогу прочитать её, как после пробуждения в больнице. Почему же теперь ничего не выходит? — Альфы непроизвольно начинают принюхиваться, если почувствовали рядом омегу. Это инстинкт, он даже не понял бы, что делает. Ганнибал был совершенно спокоен и не пытался привлечь к себе внимание, ведь было очевидно, что ты более расположен к общению с Джеком. — Да, а доктор Лектер очень расположен к общению с тобой. — Ты сам в этом виноват. Ты смотрел на него, как на одного из назойливых студентов! Кому такое понравится? Ты сам был очень недоволен, что Доктор Лектер обделил тебя вниманием. Но, не смотря на твоё грубое поведение, он проявил некую заинтересованность в общении. — Что-то я не заметил. — Тогда зачем он намекнул, что хотел бы пообщаться наедине? — Да? И когда же? Должно быть, это был настолько прозрачный намёк, что я его не увидел. Зато было очевидно, как сильно он хочет встретиться с тобой, чтобы показать фотографии. Словно на свидание приглашает. — Это что, ревность? — Алана хитро щурится, рассматривая моё лицо. — Я была его студенткой, и мы много разговаривали в те времена. Доктор Лектер — удивительный человек, и мне хотелось бы снова с ним побеседовать. Вряд ли между нами могут быть другие чувства, кроме дружеских, так что тебе нечего опасаться. — Я не ревную, ясно? — буркнул я и отпил кофе, от вкуса которого стало ещё поганее. – Меня не интересует, чем вы станете заниматься на вашей встрече. Я прошу лишь об одном: постарайся не рассказывать ничего обо мне, тем более личные вещи. — С чего бы мне это делать? — Потому что в вас, женщинах, тяга к сводничеству в крови. Постарайся это перебороть, ладно? Или прежде, чем что-то ляпнуть, вспомни, о тех омегах, которые проводят всю свою жизнь в четырёх стенах, среди таких же униженных и сломленных. Не лишай меня надежды на нормальную жизнь. Вместо этого расскажи о себе — это сильно вас сблизит. Алана молча поднимается и уходит, оставив нетронутыми свой кофе и десерт. Я понимаю, что нужно её остановить и извиниться, но у меня нет на это сил. Я чувствую себя настолько опустошённым последней встречей, что не могу заставить своё тело двигаться. Да катитесь вы все к чёрту! И Алана с её оскорблённой тонкой натурой, и Ганнибал с его презрительным равнодушием! Я что, должен был пасть к его ногам и просить о внимании? Не дождётся! В прошлый раз он сам толкал меня к сближению, пусть и в этот раз инициатива будет за ним. Не могу отрицать, что меня бесит его безразличие, но я буду терпеть и ждать первого шага с его стороны.***
Когда я вхожу в аудиторию, воцаряется тишина и десятки глаз обращают на меня свой взор. Среди них пара вишнёво-карих, внимательных и невозмутимых. Давай, Ганнибал, покажись из своей пещеры. Когда я собирался в Куантико сегодня утром, в моей голове родилась идея одеться понаряднее. Но, взглянув на своё лицо с опухшими веками и чёрными кругами под глазами, я отмёл эту мысль. Приталенные рубашки и чуть зауженные брюки подходящего размера так и остались пылиться в шкафу. Я надел одну из рубашек «с парусом за спиной» и мешковатые брюки, которые держались на талии только благодаря ремню. Глупо было надевать приталенный пиджак из дорогой на вид ткани с аккуратными декоративными строчками на лацканах. Поэтому я облачил себя в ещё один «мешок». Получился типичный Уилл Грэм. — Добрый день, — произношу я и направляюсь к преподавательскому столу. Включаю проектор и вставляю флешку в разъём ноутбука. На экране появляется изображение «раненого человека», на котором я закончил свою лекцию в прошлый раз. — Агент Азис, — обращаюсь к студенту на крайнем месте, — будьте добры, погасите свет. Парень быстро выполняет мою просьбу и возвращается на место. — Спасибо, так гораздо лучше. В аудитории становится темнее, теперь очертания людей смазываются, остаются лишь силуэты. Это хорошо, так проще. Делаю глубокий вдох, на секунду закрываю глаза. То, что я затеял сегодня, может очень плохо закончиться, но я настроен рискнуть. Трудно предположить, как отреагирует Ганнибал на оценку своей личности. Я долго думал, что говорить, а что утаить. После нашей последней встречи, желание было одно — поддразнить его, возможно, унизить. Хорошо, что он не знает, что мне известно, кто он такой. Если бы только он знал, этот день стал бы для меня последним. — В прошлый раз мы остановились на последней жертве Чесапикского Потрошителя. У вас была неделя, чтобы обдумать лекцию. Признаюсь, я не стану переживать, если у вас не возникло вопросов. Но я обещал начать занятие с вопросов, поэтому спрошу. Есть желающие? Пятеро студентов поднимают руку в знак готовности задать свой вопрос. — Агент Грин? — Убийца очень аккуратно извлекает органы. Вероятно, он окончил медицинский университет по специализации хирургия или по другой специальности, которая позволяет хорошо изучить анатомию. Или он был патологоанатомом. — Хорошее наблюдение. Я уверен, что он обучался на кафедре хирургии и, скорее всего, практиковал, прежде чем показать нам свою первую жертву. Возможно, эта жертва была первой только для нас, но не для него. Возможно, в какой-то момент ему наскучило убивать, пряча тела. Он захотел показать своё мастерство. Агент Грин не собирается развивать тему, поэтому я обращаюсь к другому студенту: — Прошу, агент Томпсон. — Часто такие люди таким образом пытаются реализовать свои сексуальные неудачи. Как считаете, у этого человека есть подобные проблемы? — девушка кивает в сторону экрана. Я оборачиваюсь. Передо мной изуродованное тело мужчины. — Если вы имеете в виду «раненого человека», то не думаю, что это важно для нас. И для него теперь тоже не важно. В темноте раздаются несколько смешков. Да, мне не следовало так шутить, но если эта студентка не может даже назвать убийцу «убийцей», «маньяком» то, что она вообще здесь делает? — Я имела в виду ЕГО, — её голос хрипит на последнем слове. — Знаете, я не рассматривал Чесапикского Потрошителя с этой стороны. Здесь видится два варианта: либо у него всё в порядке с сексуальной жизнью, либо у него огромные проблемы. Рассмотрим второй вариант, с первым и так всё понятно, — я начинаю медленно расхаживать по сцене. Мне легче думается в движении, особенно, когда вокруг столько людей. — Возможно, он асексуален, то есть не испытывает сексуального интереса к другим людям, или у него патология половых органов или репродуктивной системы, вследствие чего он физически не чувствует возбуждения. Может, его покалечили в детстве. Здесь может быть масса причин. Но как бы то ни было, если говорить о проблемах, то они не дают ему прикасаться к этой части человеческого тела, не дают использовать для своего удовольствия. А может быть, ему нет дела до всего этого, потому что дома его ждет жена или муж. Часто родные узнают последними о странном хобби убийцы. Я подхожу к преподавательскому столу, чтобы сделать пометку. Нужно обсудить этот вопрос с Ганнибалом и Джеком, не думаю, что это даст какую-то зацепку. Ганнибал не насилует жертв по другой причине. Но чтобы показать заинтересованность в расследовании и такой повод подойдёт. — Кому-то есть, что добавить? Ну, хорошо. Следующий вопрос. Вижу бледную руку с длинными пальцами, на запястье которой сверкает циферблат часов, а чуть ниже небольшой камень в запонке. — Пожалуйста, доктор Лектер, — делаю пригласительный жест. Он опускает руку и складывает ладони перед собой. Он медлит. Кажется, в аудитории все перестали дышать, ожидая его вопроса. — Вы не задумывались о поле этого убийцы? — Нет сомнений, что это мужчина, — быстро отвечаю я. — Нет, вы неправильно поняли. Этот мужчина альфа? Бета? Или, может быть, омега? — Это довольно сильный мужчина, раз может убивать в одиночку, последняя жертва – «раненый человек», был силён физически. Но здесь, возможно, имеет место внезапное нападение или некоторая хитрость. Но чтобы переносить тела, он должен быть очень силён. Это крупный мужчина бета или альфа, я склоняюсь к тому, что это альфа. Но не уверен. — Что же заставило вас сделать такой вывод? — Альфы физически сильнее обычных мужчин и более агрессивны, импульсивны... — Импульсивность предполагает неосознанные действия, некоторую неосторожность, неряшливость. Разве на телах жертв есть признаки того, что убийца действовал под влиянием какой-то эмоции? Он что, злился или спешил поскорее разделаться с жертвой? — Нет, ничего такого я не заметил. Может быть, этот альфа очень хорошо контролирует свои эмоции? — Может и так, — Ганибал немного наклоняет голову к одному плечу, словно шлифует следующую фразу в уме, прежде чем заговорить. — А вы не думали, что омега мог бы совершить подобное? — Это маловероятно, — отвечаю, припоминая информацию об омегах, что мне удалось раздобыть в сети. — Почему вы так уверены? Омеги могут быть очень жестокими, если их сильно разозлить. Вспомните дело Кларка Маркьюзи. Он застал своего мужа с любовником и вроде бы смирился со своей судьбой: выгнал альфу из дома и зажил в своё удовольствие. Но после течки, проведённой в одиночестве, что-то щёлкнуло в его голове. Для него это стало озарением, святой истиной. Сначала он выследил любовника мужа, похитил его и запер в подвале в одном заброшенном доме. Потом бросил в подвал своего альфу. У пленников не было возможности выбраться — этот подвал походил на колодец, а чтобы спуститься вниз, нужно было использовать лестницу, которую наш ревнивец убрал. Он был довольно щедр для убийцы, потому что не забывал снабжать пленников водой, но о еде он не заботился — ему было любопытно, кто кого съест. Для большего эффекта, на второй неделе он сбросил в подвал своего ребёнка. Вы знаете, чем закончилась эта история? — Выжил ребёнок? — с надеждой в голосе произношу я. — Видимо, вы не знакомы с этим делом. Вынужден вас расстроить. Пятилетнего альфу в итоге съели, правда, не первым. В этом подвале был холодильник и электрическая плита для приготовления еды, посуда, ножи... Да, наш главный злодей всё предусмотрел, прежде чем поселить жильцов в этот подвал. И да, он исправно снабжал их водой. Так, как вы думаете, кто умер первым? — Другой омега? — Вы снова ошиблись. Психически здоровый омега всегда выберет ребёнка, если речь не об истинной паре. Они таковыми не были. Омеге удалось обхитрить альфу и убить. Затем он разделал его и сложил мясо и кости в холодильник. Омега и ребёнок теперь были обеспеченны пищей на долгое время. Когда еда закончилась, он проделал с ребёнком то же самое, что и с его отцом. Хотя, он долго держался. В итоге этот омега всё-таки умер от голода. — Как же поймали преступника? — спрашиваю я. Меня так взбудоражила эта история, что я совершенно забыл, где нахожусь. Студенты затихли, жадно впитывая каждое слово доктора Лектера. Он говорил в присущей ему манере — тихо, медленно и вкрадчиво, не забывая расставлять акценты в нужных местах. При этом, в его голосе не было ни капли сочувствия, словно он пересказывает сюжет одной из прочитанных книг. — Мне не хотелось бы мешать вашей лекции, — Ганнибал сменяет тон своего голоса на более дружелюбный. — Если вам интересно, можем обсудить эту историю позже. Поверьте, это очень длинная история. Я рассказал её, чтобы подвести вас к мысли, что не стоит списывать со счетов омег. Странно, что вы не знакомы с этим делом в силу своей научной деятельности. Может быть, вы не поверите, но омеги довольно сильны не только ментально, но и физически. Не стоит обольщаться их хрупкой внешностью. — Итак, на данный момент мы знаем, что Чесапикский Потрошитель мужчина, а его статус остаётся под сомнением. На этом «время вопросов» окончено. Прошу внимания на экран. Дальше раскладываю по полочкам созданный мной образ Ганнибала, конечно, эта версия отличается от настоящего Ганнибала, каким я его знал ранее, и каков он теперь. Лекционное время заканчивается слишком быстро, я даже не успеваю рассказать весь материал, который планировал. Мы со студентами договариваемся, что следующая лекция снова будет о Чесапикском Потрошителе и начнем мы её с новых вопросов. Ганнибал, должно быть, польщён, что его персоне посвятили целых три лекции, в то время, как других серийный убийц мы проходим за одну. — Если вы всё ещё хотите обсудить Чесапиского Потрошителя или историю Кларка Маркьюзи, то я к вашим услугам. Сегодня у меня свободный от приёмов вечер. Мы могли бы поехать ко мне домой, вы ведь без машины? Я вспыхиваю от смущения. Он что, высматривал мою машину на стоянке? — Откуда вы знаете? — Извините, но от вас пахнет дешёвым брэнди. Вряд ли вы рискнули сесть за руль этим утром. — Вы что, меня обнюхали? — мой голос звучит визгливо, как у истеричной барышни. Как он смеет говорить подобное? Видно, я его сильно разозлил, только не могу понять, чем именно. Это из-за лекции? Или последствия последней встречи, когда я игнорировал его? — Это было бы грубо с моей стороны, просто у меня чувствительный нос, поэтому я ощутил запах. Другие ни о чем не догадаются, если вы переживаете по этому поводу. А я не стану рассказывать, что вы любитель расслабиться с помощью алкоголя. — Знаете, ли, — я с трудом сдерживаю приступ гнева, — мало кому будет приятно от того, что его обнюхивают. — Здесь я могу поспорить. Альфам и омегам это нравится. — Вы, наверное, заметили, что я не альфа и не омега, поэтому держите свои инстинкты при себе. У Ганнибала удивлённое лицо, что смотрится забавно, учитывая, что он делает это специально, чтобы расположить меня к себе. Этот человек не нуждается в проявлении эмоций, они обычно скупы и едва различимы, словно изображения лиц на старой фотографии. Эта же эмоция яркая, с долей насмешки. — Здесь я бессилен, это происходит непроизвольно. Если бы я действительно хотел вас обнюхать, то сделал бы это по-другому. — И как бы это было? Стойте на месте! — я вскидываю руки в знак протеста, и Ганнибал останавливается в шаге от меня. На его лице появляется ухмылка. — Не надо показывать. Можете описать словами, как это происходит? — Хорошо. Я бы подошёл очень близко, так, чтобы между нашими телами осталось незначительное расстояние, всего лишь пара сантиметров, — он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией. Я затаил дыхание и замер. — Затем я бы наклонился к вашей шее, к маленькой ямочке, что заманчиво выглядывает в расстёгнутом вороте рубашки. Я бы коснулся вашей кожи в этом месте кончиком носа и медленно провёл линию верх по шее и немного вбок, вдоль бьющейся артерии. Я бы жадно втягивал ваш запах, чтобы лучше его распробовать. Мой путь закончился бы за вашим ухом. Будь вы омегой с приятным мне запахом, в конце я бы поцеловал вашу шею и коснулся кончиком языка, очень осторожно, чтобы не испугать вас. Вы ведь знаете, что самые сладкие ноты запаха ощущаются при близком контакте? В тёмном зеркале его глаз я мог наблюдать алые всполохи, словно пламя свечей дрожало ночью на ветру. — И что бы сделал омега на моём месте? — спрашиваю я, всеми силами стараясь держать невозмутимое лицо. Картина, которую я нарисовал в своей голове, была слишком реалистичной, слишком интимной. Внутри я чувствовал неведомое ранее волнение, которое усиливал тот особенный запах Ганнибала, который я не замечал в прошлой жизни. От этого аромата у меня слабели колени, казалось, что ещё секунда и рухну к его ногам. Он неотрывно смотрел в мои глаза, казалось, даже забыл, что нужно иногда моргать. Я тоже всматривался в тёмные зрачки, затягивающие в глубину, подобно чёрным дырам, что поглощают звезды и целые вселенные. — В таких случаях, когда альфа обнюхивает омегу, тот уже чувствует его запах, если он пробуждает в омеге отклик, то омега потянется к нему и повторит ритуал. Но если омеге не нравится запах, то он может отступить. — Вот как, понятно, — задумчиво произношу я. — А что если омеге сразу не понравился запах альфы? — Он может отступить, как только альфа подошёл достаточно близко или во время обнюхивания. Если же он позволил себя поцеловать, то альфа точно ему понравился. На самом деле всё сложно, омеги довольно трудные для понимания существа. Будь вы омегой, я бы затруднился правильно истолковать ваш жест. — Какой ещё жест? — Вы сказали мне не подходить близко и были готовы оттолкнуть меня руками, если я всё же попробую приблизиться. — Мне не нравится, когда кто-то пытается вторгнуться в моё личное пространство. Но меня насторожило другое. Почему вы хотели меня обнюхать? Я ведь не омега. — У вас расширились зрачки, когда вы захотели узнать, каково это. Вы подали довольно красноречивый сигнал к действию, если рассуждать о психологии омег. — А вы не думали, что мне стало страшно от того, что мы остались одни. А учитывая, насколько близко вы подошли, страх — естественная реакция, когда физически не переносишь близость других людей. Я отхожу к столу и начинаю складывать в сумку материалы лекции, лишь бы не смотреть на Ганнибала. Наш разговор какой-то неправильный. Что мы хотим выяснить с помощью этого разговора? Мы что, проверяем границы наших отношений, пытаемся задеть друг друга побольнее, чтобы потом знать о запретных территориях? Мы провоцируем друг друга, и я не в силах это остановить. А он? — Но, это не мешает вам обниматься с Аланой. — Алана мой друг, а вас я вижу четвёртый раз в своей жизни. — Приятно, что вы считаете наши встречи. — Когда их так мало, не нужно ставить отметки в календаре, чтобы сосчитать. — То есть, вам хотелось бы видеться чаще? — Ганнибал дарит мне скудную улыбку. — Это вам хотелось бы видеться чаще, — поднимаю взгляд на Ганнибала, который неподвижно стоит по другую сторону стола и наблюдает за моими действиями. — Это вы приходите на лекции. Если бы я хотел видеться чаще, то поспешил бы записаться к вам на приём или придумал другой повод для встречи. — А вы не думали, что я посещаю лекции из научного интереса? — Неважно, о чём я думаю. Я не собираюсь с вами спорить, пусть каждый из нас останется при своём мнении. Сойдёмся на том, что мы по-прежнему коллеги и не интересны друг другу и «не дай Боже, подружимся». Лицо Ганнибала снова приобретает невозмутимое выражение, словно он нацепил маску. — Уилл, моё предложение всё ещё в силе, и я буду рад вашей компании за ужином. Как вы на это смотрите? Конечно же, я согласился, несмотря на смутное предчувствие, что ещё пожалею об этом решении. На стоянке нас дожидался серебристый Бэнтли Континенталь — предмет небывалой роскоши, такой же холёный и вычищенный, как и его хозяин. Лучи солнца отражались от полированных боков автомобиля, металлических вставок на ручках дверей и по контуру окон, затемнённых совсем немного, но достаточно, чтобы скрыть лицо водителя и его пассажира. Ганнибал любезно открыл передо мной дверь, и я опустился в удобное кожаное кресло, которое сразу окутало тело ощущением мягкого комфорта. Ганнибал обошёл машину и устроился в кресле водителя. На прикосновение его пальцев к кнопке запуска двигатель отозвался низким урчанием. Автомобиль медленно и беззвучно тронулся с места, покидая гостевую стоянку Академии ФБР. Наш путь лежал в Балтимор, к дому Ганнибала. Мне уже выпал случай побывать там в этой жизни, правда, только в кабинете для приёма пациентов. Интересно, сам дом тоже остался неизменным? За окном мелькали жилые пятиэтажные дома с коричневыми фасадами, разноцветные вывески магазинов, шапки декоративных кустарников и стволы деревьев. Люди спешили по своим делам, а мы словно замерли в этой точке вдвоём. Мне было комфортно и тепло в уютном салоне автомобиля, особенный запах Ганнибала действовал на меня умиротворяюще. Веки начали тяжелеть, с трудом получалось сдерживать зевоту. Если мы продолжим молчать, я точно усну. — Доктор Лектер, — произношу я, и он одаривает меня быстрым взглядом, прежде чем вернуться к наблюдению за дорогой. — Та студентка задала сегодня интересный вопрос о сексуальной жизни Потрошителя. Я не знал, что ей ответить, потому что не думал об этом, я упустил эту деталь. В его действиях нет сексуальной окраски. Это нетипично для подобных ему людей. — Думаете, он покалечен или слаб в этом плане? — Будь у него такая проблема, он бы жестоко насиловал их, как мне кажется. Чтобы совершить насилие, не обязательно использовать свой член. Есть же много чего, ну вы понимаете... — Думаете, он бы постарался показать свою доминантность, подавить жертву, унизить и тем самым подтвердить свою власть, доказать себе, что он может? — Он асексуален? — спрашиваю я, хотя сам точно знаю, что у Ганнибала Лектера нет проблем с сексуальностью. Окрутить Алану ему ничего не стоило. А в прошлой жизни у него были та же Алана и Беделия, которая бесила меня до трясучки. Не думаю, что у него возникали какие-то проблемы с женщинами, если только он чувствовал слишком много внимания с их стороны. — Возможно, — после некоторых раздумий отвечает Ганнибал, — но это совсем не важно, потому что он отказывается от сексуального насилия по другой причине. — Да, и по какой же? — Уилл, — вздрагиваю от своего имени, потому что это впервые, когда он осмелился его произнести очень мягко, словно смакуя каждый звук. — Здесь ответ очевиден. Нужно быть полным кретином, чтобы оставить такие улики. Чесапикский Потрошитель хочет продолжать своё занятие и совсем не хочет быть пойманным. При сексуальном контакте на теле останутся следы и снаружи и внутри, вымывать их — лишняя морока. — Да, вы правы, это непредусмотрительно. — Вы сами предположили, что у него есть пара, поэтому он не испытывает сексуального интереса к жертвам. — Мне кажется, он одинок. А если предположить, что он альфа, то не дай Бог, он встретит свою пару! — у меня вырывается неуместный смешок. Ганнибал улыбается, то ли оценив мою шутку, то ли же мою глупость. — Это стало бы для него фатальным событием? — Не думаю, скорее, он бы обрёл единомышленника. У такого как он, и пара должна быть под стать. И это здорово прибавит нам проблем, особенно Джеку Кроуфорду. — Они станут убивать чаще? — спрашивает Ганнибал. Его откровенно забавляет наш разговор, и понятно, по какой причине. — Да, ведь им понадобится больше мяса. Ну, или им придется вырезать побольше, а то Чесапикский Потрошитель довольно расточительно относится к продуктам. Омеги более хозяйственные, экономные. — Больше мяса? — Ганнибал хмурится. Каков актёр, я поражаюсь. — Думаете, он их ест? — Это же очевидно. Иначе, зачем бы он стал вырезать органы и «сладкое мясо»? — В качестве трофеев? — Да, в качестве трофеев. Но, поедая их, он чувствует ещё больше удовольствия, своё превосходство над теми, кого считает скотом. — Если исходить из вашей логики, вполне вероятно, что он съест и своего омегу, чтобы тот никому не достался, — с улыбкой произносит Ганнибал. — А как же безграничная любовь к своей паре? Об этом много пишут. — Он поглотит его целиком. Разве это не проявление любви? От этих слов моё тело сковывает от ужаса. Конечно, мы сейчас шутим, но... Вдруг он совершенно серьёзно рассматривает такую возможность? Он так долго мучил Беделию этим. Она ведь знала, что рано или поздно он её съест. Неужели такая же участь уготована любому, кого он сможет полюбить? Нет, он её точно не любил. Возможно, она его любила? Нет, она просто приспосабливалась, пыталась выжить, наблюдая за его убийствами и покорно поглощая еду, которая должна была улучшить её собственный вкус. — Я не слышал о случаях, чтобы альфа как-то навредил своему омеге. — Да, раньше такого не было. Но мы ведь говорим о социопате, о маньяке-каннибале. Кто знает, что у него на уме? — Я слышал о таком, но среди обычных людей, — осторожно говорю я, замечая, что Ганнибал чуть напрягся от интереса. — Один мужчина кормил свою спутницу фруктами и устрицами, чтобы улучшить её вкус. К счастью, у него не вышло её съесть. Как думаете, у Потрошителя получится? — По какой причине не вышло? — Ему пришлось её оставить, чтобы сохранить свою жизнь. — Где вы прочли эту историю? — Это было так давно, что я уже и забыл, словно это было в прошлой жизни, — ответил я. Ганнибал никак не отреагировал на мою фразу. Нет, это точно другой Ганнибал, не мой. Будь он моим Ганнибалом, он бы спросил ещё что-то, а для этого мой рассказ — всего лишь одна из историй из жизни безликого человека. В этот момент я чётко осознал, что в параллельный мир переместился только я, а мой Ганнибал умер, в том самом фатальном смысле этого слова, когда на ум приходит лишь загробная жизнь и медленно разлагающееся тело в деревянной коробке под слоем земли. Теперь у меня есть только этот Ганнибал, и я не могу его потерять, даже будь он в сотню раз более жестоким, более изворотливым, даже если он попытается меня сломать, свести с ума или убить. Этот Ганнибал — всё, что у меня осталось. Он мой якорь, а мне следует держаться за него всеми силами. Иначе, зачем я здесь? В дом доктора Лектера можно попасть двумя путями. Один из них парадный — для друзей и посетителей, другой находится с торца здания — он для пациентов. Выход из дома только один — в коридоре есть неприметная дверь, соединяющая его с кабинетом. Да, доктор следит, чтобы его пациенты не встречались, поэтому провожает их через парадную дверь, но едва ли кто-то из них может войти в этот дом тем же путем, что вышел. Автомобиль останавливается на асфальтированной подъездной дорожке. Конечно, он ведёт меня через парадный вход. В прихожей Ганнибал принимает мой мешковатый пиджак и помещает его в шкаф для одежды, аккуратно расправив ткань — чтобы не помялась. Сам он не спешит раздеваться. Замечаю на полке зонт с цветочным рисунком, который смотрится здесь совершенно неуместно среди тёмного дерева и антикварных статуэток, выставленных рядом. Зонт кажется мне смутно знакомым, но никак не получается припомнить, где именно я его видел. — Прошу за мной, — произносит он и направляется в глубь дома, попутно зажигая свет в следующем коридоре, затем в гостиной и, наконец, на кухне. Здесь он останавливается, снимает пиджак и устраивает его на одном из стульев с высокой спинкой, затем вынимает запонки из петель и закатывает рукава, обнажая скульптурные предплечья — сильные и лёгкие. Он моет руки в раковине на кухне, и я следую его примеру, когда он отходит к холодильнику, чтобы достать продукты. Сердце, морковь, лук-шалот, бекон в вакуумной упаковке, свежайшие побеги шафрана и базилика оказываются на кухонном столе. Он открывает ящик над плитой и достаёт бутылку оливкового масла, потом извлекает из нижнего ящика кулинарный шпагат, овальное керамическое блюдо для запекания — кипенно-белое внутри и алое снаружи. — Я могу чем-то помочь? — скромно спрашиваю я. Понятно, что на этой кухне я лишний. Он собрался приготовить сердце. Кому оно принадлежало, свинье или человеку, я затрудняюсь определить, ведь они практически идентичны на вид. Но думаю, это сердце «раненого человека». — Да, — отзывается Ганнибал, рассматривая сердце с разных сторон. Оно идеально помещается в его бледных ладонях, а на бордовом цвете мяса его пальцы выглядят завораживающе красиво. — Почисть морковь, если тебе не сложно. — Это я умею, никаких проблем. Пока я выполняю его поручение, Ганнибал разрезает сердце, бережно натирает его солью внутри — между перегородками и снаружи, начиняет его зеленью и орехами. Сверху размещает ломтики бекона и обвязывает его кулинарным шпагатом. В центре блюда сердце смотрится одиноко, но Ганнибал исправляет ситуацию, разместив вокруг кольца лука-шалота, сбрызнутого оливковым маслом. — Уилл, ты очистил морковь? — Да. Её нужно порезать? — Нет, так даже лучше. Разложи, как тебе нравится, — Ганнибал ободряюще улыбается, придвигая блюдо ближе ко мне. Его взгляд останавливается на моих руках. В моих руках мелкие корневища моркови, целая горсть. По форме и размеру они напоминаю человеческие пальцы. Мои пальцы. А что если он собирается сегодня меня убить? Мы сейчас одни, на столе несколько острых ножей. Ганнибал стоит очень близко, наши локти почти соприкасаются. В маленькой мисочке, ловко двигая кистью руки, он смешивает оливковое масло со специями. Вроде бы абсолютно спокоен, но на его счёт никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. — Не слишком много? — спрашиваю я. Мне мерещится, что в моих руках отрубленные пальцы, кажется, я даже вижу и чувствую, как кровь наполняет мои ладони и начинает сочиться между большим и указательным пальцем. — Нет, в самый раз, — силиконовая кисть перестает шуршать. — Тебя что-то тревожит? — Они так похожи на мои пальцы, — говорю я. Голос предательски срывается. Пытаюсь сглотнуть, но слюна становится липкой и густой, а горло сухим и шершавым, как кошачий язык. Не получается ни вдохнуть ни выдохнуть, словно кто-то насильно перекрыл воздух. Морковные пальцы выпадают из моих рук, несколько из них оказываются в блюде, а другие раскатываются по столу. Всего их десять. Ганнибал обнимает мои щеки ладонями и вглядывается в глаза. Основания ладоней смыкаются на моем подбородке, а пальцы почти соприкасаются на лбу. Его сухие и тёплые руки — идеальное вместилище для моего лица, словно кто-то позаботился об этом, когда создавал наши тела. — Уилл, всё хорошо. Посмотри на меня, — требует Ганнибал. — Давай, дыши. Вглядываюсь в его глаза. В ярком свете они кажутся светло-карими, прозрачными, как гречишный мёд, с маленькими алыми искрами у зрачка, которые медленно гаснут и разгораются. Первый вдох болезненный. Воздух словно наполнен металлической пылью, которая дерёт трахею и тяжёлым осадком оседает в лёгких. — Тебе привиделось, это всего лишь морковь. — Почему их десять? Ганнибал мягко массирует мой лоб своими бесподобными пальцами. Закрываю глаза от удовольствия и чуть отклоняю голову назад, обнажая перед его клыками беззащитную шею. Ему ничего не стоит наклониться и исполнить тот же эффектный трюк, что и с драконом. Но он ничего не делает, только его пальцы продолжают скользить по коже. — Ты сам выбрал это число. Воображение играет с тобой. Будь осторожнее, если не хочешь пострадать от этого. Игры разума, приправленные эмпатией, могут завести туда, где ты совсем не хотел бы оказаться. Тебе страшно, ты весь пропах страхом. Ты меня боишься, Уилл? — Нет, Ганнибал, — он вздрагивает, когда я называю его имя. Думаю, после такого момента у меня есть привилегия обращаться к нему именно так. — Нет. Его руки замирают, а глаза цепко всматриваются в лицо, стремясь уловить малейшую эмоцию. — Но тебе всё ещё страшно. Радует, что основная волна уже схлынула. — Я видел окровавленные пальцы. Кровь наполнила мои ладони, я чувствовал её липкое тепло между пальцами. Ганнибал отнимает ладони от моего лица. Там, где он касался, кожу приятно покалывает. — Тебя погубит работа на ФБР, ты должен отказаться. — Алана тоже так считает. Но я не могу уйти, потому что хочу помочь остановить убийцу женщин. — Допустим, его поймают, но Джек уже втянул тебя в дело Чесапикского Потрошителя. Потом появится очередной маньяк, а ты сразу же бросишься на помощь. У тебя не получится вырваться из всего этого. Было бы правильно уйти сейчас, пусть это и выглядит, как предательство. Джек хорошо ставит сети, и чем дольше ты с ним, тем сильнее увязнешь. — Я это понимаю, но останусь. Спасибо за полезный совет. Он опасается, что я могу вывести его на чистую воду. Вот почему он советует прекратить работу на Джека. Если бы я не знал, кто такой Ганнибал Лектер, то принял бы это за попытку сблизиться. Нет, Ганнибал действует в своих целях. Видимо, он ещё не готов пуститься в бега. — В следующий раз, когда тебе что-то привидится, постарайся убедить себя, что это нереально, что это плод твоей фантазии. Да, я вспомню о его ладонях на моём лице, о его тёплых, непередаваемо красивых глазах. Почему я раньше не замечал, насколько они уникальны своим цветом, глубиной. А ещё эти искры... Ганнибал раскладывает морковные пальцы, затем с помощью силиконовой кисти смазывает сердце и овощи тонким слоем смеси масла и приправ и отправляет блюдо в разогретый духовой шкаф. Пока готовится сердце, мы перемещаемся в столовую, где нас ждут мягкие кресла. Сегодня мы наслаждаемся красным сухим вином с терпким, вяжущим вкусом. — Ты говорил, что недавно вернулся из путешествия по Европе. Где побывал? — спрашиваю я. Кажется, Ганнибал совсем не противится переходу «на ты». — Признаюсь, я не планировал отпуск, всё работал и работал, как одержимый. Но потом подумал: «Почему бы нет?» Я отменил все сеансы и отправился в путешествие. Рим, Венеция, Париж — вот куда я направился первым делом, но потом просто не смог остановится, побывал в Чехии и Литве. — Это было длительное путешествие, — говорю я, на что Ганнибал удивлённо приподнимает брови. — Ты не похож на человека, который станет в спешке осматривать достопримечательности с группой других туристов. Ты бы гулял по улицам и наслаждался атмосферой, запомнил бы тысячи деталей, чтобы затем воплотить ощущения в карандашном рисунке. Возможно, ты сравнивал, что изменилось за время твоего отсутствия. Нет, я говорю не о зданиях, не о людях, а о самой атмосфере места. — Ты очень тонко чувствуешь других людей, — задумчиво произносит Ганнибал, спрятав своё лицо за бокалом вина. — Прости, я не специально. Не могу это контролировать. — Понимаю. Но это приятно, что ты разделяешь мои чувства. Эта поездка наполнила меня новыми силами. Я смог разобраться в себе и теперь готов продолжать работать и творить. Эти два месяца — словно путешествие во времени. Приятно снова почувствовать себя юным, не обременённым опытом прожитых лет. Можно отбросить все свои знания и начать изучать всё заново, переписывая страницы в дневнике памяти. С возрастом всё ощущается по-другому. В прошлой жизни такого не было, Ганнибал долгое время жил в Балтиморе и не срывался в путешествия. Что же побудило в нём чувство ностальгии, раз он решился посетить те места, куда ему «дорога закрыта»? Встретил ли он Чио и того пленника? Не могу понять, о чём он думает. Некоторое время мы молчим. Затем Ганнибал удаляется на кухню, чтобы принести, наконец, наш ужин. Приборы начищены до блеска. Посреди стола композиция из цветов и фруктов. Плоды граната аккуратно разломлены так, что сочные зёрна остаются целыми, но на самом краю одного из разворошённых плодов дрожит алая капля, рискуя вот-вот сорваться на белоснежную скатерть. Аккуратно подхватываю её пальцем и слизываю сладкий сок. Ганнибал застаёт меня с пальцем во рту. Быстро одёргиваю руку со странным мокрым звуком. Он вежливо не придаёт этому значения, расставляя на столе наш ужин. На белоснежной тарелке сложены пирамидой тончайшие ломтики мяса, присыпанные измельчённым базиликом и щедро политые густым коричневым соусом. На краю блюда ломтики чуть обжаренных цукини и свежих томатов — настолько тонких, что сквозь них видны завитки рисунка, украшающего край тарелки. — Разве можно есть такую красоту? — восхищённо спрашиваю. Я уже и забыл, как выглядят блюда в исполнении Ганнибала. Последнее, что я запомнил — ужасный суп, которым он меня кормил, когда собирался съесть мои мозги. — Еда должна быть не только вкусной, но и радовать глаз своим видом. Когда блюдо красиво оформлено, то и поглощение его доставит куда больше удовольствия. Тебе нравится то, что ты видишь? — Да. Очень нравится. — Тогда попробуй, — говорит Ганнибал, размещаясь во главе стола. — Это свиное сердце? — зачем-то спрашиваю я. — Да, это была очень невоспитанная свинья, так что не стоит её жалеть. — Тогда она получила по заслугам. Накалываю тонкий ломтик мяса и без колебаний отправляю в рот и прикрываю глаза от удовольствия. Мясо мягкое и ароматное, а соус дарит остроту и пряность. Да, я знаю, что это человеческое сердце, но мне плевать. Ганнибал внимательно наблюдает за мной, прежде чем преступить к еде. — Можешь пригласить шеф-повара? — с улыбкой спрашиваю я. — Хочу сообщить ему, что это сердце божественно вкусное. Глаза Ганнибала сверкают алым, а губы растягиваются в улыбке, такой широкой, что видны клыки. — Я передам ему твои комплименты. Думаю, он будет доволен.