Меня разбудил настойчивый стук в дверь и раздражающе звонкий собачий лай. Превозмогая головную боль и слабость во всём теле, я поднимаюсь с пола и плетусь к двери, готовый послать к чёрту любого, кто окажется на пороге.
Всё же мне следует быть осторожнее с выпивкой. Как же я перебрал вчера! Боже, меня словно грузовик переехал. Каждое движение отзывается тупой болью в голове, внутри всё дрожит, будто бы мышцы, кости и внутренние органы состоят из желе. Пальцы подрагивают, а глаза щиплет, как если бы их щедро засыпали смесью соли и песка.
Проходя мимо журнального столика, спотыкаюсь о пустую бутылку и чуть не падаю. От досады пинаю её ногой, и она с дребезжанием закатывается под стол. Пальцы на ноге простреливает болью.
— Вот чёрт! — Собаки перестают лаять и теперь смотрят на меня с испугом. — Место!
Указываю рукой в сторону лежанок. Подопечные опасливо обходят меня по дуге и устраиваются у камина, продолжая настороженно наблюдать с безопасного расстояния. «А не спятил ли часом наш хозяин?» — читается в их глазах.
Стук повторяется. Прихрамывая, подхожу к двери. Сквозь стеклянные вставки видна высокая фигура гостя. Ну нет, только не он! Мне хочется уйти вглубь дома, избежать этой встречи любым способом, но, к сожалению, он тоже видит меня и, наверняка, слышал мой ор.
— Доброе утро, Уилл! — бодро произносит он, но не пытается войти без приглашения, а стоит неподвижно, рассматривая моё лицо. У меня всё внутри переворачивается от его цветущего вида и совсем не подходящего случаю костюма — он бы еще фрак нацепил! По выражению его лица ясно, что он догадался, как я провёл вчерашний вечер. Хотя, какое ему дело? Хочу и пью.
— Здравствуй, Ганнибал, — я шире открываю дверь и отступаю в сторону, — пожалуйста, проходи.
Ганнибал скользит взглядом по моему «ночному костюму», затем, без особого интереса, рассматривает внутреннее пространство комнаты, и когда его внимание сосредотачивается на проходе на кухню — сразу же направляется туда. Чего и следовало ожидать. В его руках объёмная сумка, которую он водружает на стол и начинает вынимать оттуда контейнеры с продуктами. Немного раздражает его вольное поведение — хозяйничает, как у себя дома. Вообще-то, его никто не звал.
Я выпускаю собак на прогулку и возвращаюсь на кухню. Ганнибал повесил пиджак на спинку одного из стульев, закатал рукава светло-серой рубашки и повязал фартук, который привез с собой — у меня такого добра никогда не водилось. Ганнибал выглядит внушительно даже на такой скромной кухне, как эта, хотя совершенно не вписывается в обстановку.
— Ты приехал меня накормить? — спрашиваю я, наблюдая за ним из прохода. Его профиль подсвечивается солнечными лучами, проникающими из окна, так что мне отлично видно выражение его лица.
Ганнибал с печальным видом изучает кастрюлю, которую нашёл в ящике под плитой. Моя посуда явно не соответствует его притязательному вкусу. Он замирает на секунду, словно отгоняя последние сомнения, и ставит кастрюлю на плиту, затем выливает в неё бульон из банки с откидной крышкой.
— Тебе нужно прийти в себя. Ты выпьешь коктейль и съешь суп. Надеюсь, это поможет. Ты ведь не возражаешь? — произносит он и оборачивается.
— Нет, я не против твоей еды, — тут я осознаю, что упускаю некую деталь. — Поможет?
— Уилл, ты был очень пьян, когда позвонил. Я решил приехать, чтобы избавить тебя от страданий. По твоему виду могу сказать, что я приехал не зря.
Мой мозг отказывается работать, попытки что-то вспомнить вызывают лишь пульсирующую боль.
— Звонил? — с сомнением спрашиваю я. Массирую виски пальцами. Может быть, это поможет снова запустить ржавые шестеренки в моей голове? Не помогает, память о прошлой ночи по-прежнему пуста, словно чистый лист.
— Да, сегодня ночью. Ты не помнишь? — удивлённо спрашивает он.
— Нет, не помню, — приходится признаться. Страшно даже подумать о том, что я мог наговорить в бессознательном состоянии. — Расскажешь?
Похоже, отвечать мне никто не собирается. Он достаёт из контейнера свернутый в рулет пласт сырого мяса, бордового, с белыми прослойками и размещает его на разделочной доске, вытирает руки белоснежным тканевым полотенцем, которое захватил с собой из дома, затем внимательно изучает ножи на подставке, вынимая их по одному и придирчиво рассматривая. Наконец, Ганнибал выбирает один из них и проверяет остроту лезвия подушечкой большого пальца.
— У тебя есть точилка для ножей? — Он снова оборачивается, сжимая в руке нож с широким длинным лезвием.
— Да, конечно.
Подхожу к крайнему шкафу, отрываю дверцу и достаю оттуда настольную точилку с тремя прорезями для пошаговой заточки лезвий. Неловко сжимаю её в руках, почему-то не могу заставить себя подойти к Ганнибалу, пока его ласковые пальцы обхватывают рукоять ножа. Пауза затягивается. По его лицу невозможно понять, о чём он думает и что собирается предпринять в следующую секунду. Почему-то кажется, что в этот момент он думает вовсе не о нарезке мяса.
Всё же решаюсь сделать шаг вперёд, несмотря на то, что всё внутри противится этому. Ощущение угрозы вибрирует в воздухе, заставляя вопить первобытный инстинкт самосохранения. Но шаг уже сделан. Вдруг Ганнибал резко подбрасывает нож вверх, тот несколько раз переворачивается в воздухе, прежде чем ловкая рука ловит его за лезвие и протягивает мне.
— Поможешь? — предлагает он, улыбнувшись, но его глаза остаются холодными. Тяжело сглатываю. В какой-то момент я был уверен, что он прирежет меня этим ножом.
— Д…да, без проблем, — мямлю я, забирая нож из его рук, и устраиваюсь рядом. Пальцы предательски дрожат то ли от страха, то ли от тяжёлого похмелья.
— Я пока всё подготовлю, — говорит Ганнибал, продолжая вынимать из сумки оставшиеся контейнеры и расставлять их на столе перед собой. В одном из них — тщательно вымытые морковь, клубни пастернака и яркий болгарский перец. Во втором — травы, заботливо выращенные на его кухне. Затем он кладёт на столешницу барную ложку с длинной витой ручкой и упаковку перепелиных яиц.
— Наточи ещё нож для чистки и нож для нарезки овощей, — Ганнибал придвигает ближе ко мне деревянную подставку. — Ещё мне нужен коктейльный бокал.
— Посмотри в шкафчике над мойкой.
Пока я занимаюсь ножами, Ганнибал готовит коктейль. Он смазывает бокал изнутри тонким слоем оливкового масла, затем аккуратно помещает туда сырой желток.
— У тебя еще остался виски или ты весь вчера выпил?
— Ничего не осталось, — огрызаюсь я. Это не его дело. Он что, моя мамочка? То есть, папочка. Да, «папочка» звучит не очень, но в этом мире меня явно родил мужчина. — Решил немного выпить, чтобы расслабиться?
— Уилл, неужели ты думаешь, что не существует других способов расслабиться? Раз так, то это многое объясняет.
Я со злостью швыряю нож на столешницу. Лезвие отзывается громким лязгом. Как же он меня бесит своими поучительными разговорами!
— Объясняет что? Да, у меня проблемы с алкоголем — я в курсе! Ты не знаешь, что на меня свалилось! Так что не смей отчитывать меня, будто бы ты моя мамочка!
— Мы можем поговорить о твоих проблемах, если хочешь, — предлагает Ганнибал с теми интонациями, как обычно говорит с пациентами. С невозмутимым видом он достает из своей бездонной сумки бутылку коньяка и начинает её откупоривать.
— Я не твой чёртов пациент! Не надо так со мной разговаривать!
Он аккуратно опускает бутылку на стол и поднимает на меня тяжёлый взгляд, на секунду закрывает глаза. Видимо я его сильно разозлил — обычно ему не требуется времени, чтобы взять себя в руки. Ганнибал всегда спокоен и собран, по крайней мере, никогда не показывает своих чувств. Что ж, меня можно поздравить, кажется, я открыл в себе новый талант — как вывести из себя невозмутимого серийного убийцу.
Когда он снова встречается со мной холодным взглядом, свет вокруг меркнет, как если бы за окном внезапно началась гроза. Сизые тени словно стекают с потолка и стремятся вниз, обволакивают всё вокруг чем-то вязким, искрящимся от напряжения.
В следующую секунду Ганнибал оказывается рядом, сильная рука ложится на горло и впечатывает моё тело в дверку холодильника. Затылок отзывается тупой болью. Пальцы на шее сжимаются ощутимо, но, не перекрывая воздух. Ганнибал наклоняется и со злостью выговаривает на ухо:
— Твоё рычание выглядит забавно, но не перегибай палку. Не забывай, с кем разговариваешь, — его зубы смыкаются на мочке, а тёплый язык тут же слизывает выступившие капли крови. — Тебя следует научить хорошим манерам.
Тело сковывает от странного чувства, которое невозможно распознать — то ли страх, то ли желание подчиниться. Не осознавая своих действий, облизываю его кожу от подбородка до уха и прикусываю мочку. Хватка на шее усиливается, дышать становится тяжело.
— Что ты делаешь, глупый омега? — его голос походит на звериный рык, от чего всё тело от макушки до пят прошивает, как от удара тока. Ганнибал убирает руку с шеи, и тут же пальцы вплетаются в волосы на затылке и грубо тянут вниз, заставляя запрокинуть голову.
Мои ладони судорожно ищут точку опоры, влажные от волнения, они скользят по дверке холодильника — не зацепиться. Колени подгибаются, только рука Ганнибала удерживает тело от падения. Тень делает его лицо совсем чёрным, только глаза яростно сверкают. Он несколько секунд вглядывается в моё лицо и наклоняется к шее. Губы касаются тонкой кожи, обтягивающей кадык, целуют мягко и осторожно. Но я знаю, что в любой момент поцелуи могут завершиться смертельным укусом, от этого становится ещё слаще. Меня не волнуют пальцы, до боли сжимающие волосы на затылке, и клыки, скользящие вниз по гортани, всё внимание сосредоточено на мягких губах. Перед глазами всё плывет, хочется что-то сделать: коснуться его или оттолкнуть. Но я не могу ничего сделать — тело словно парализовано, а все силы уходят на то, чтобы не забывать дышать.
— Таким ты мне больше нравишься, — шепчет Ганнибал, оторвавшись от моей шеи. Кожа всё ещё горит от поцелуев, и так хочется чего-то большего, что я не в силах контролировать свои слова.
— Поцелуй меня, — сдавленно шепчу я, но, не получив поцелуя, возвращаюсь в реальность, в которой Ганнибал по-прежнему сверлит меня недовольным взглядом.
Что это только что было? Откуда в моих мозгах берётся всё это дерьмо? Хочется хорошенько приложиться головой о столешницу, лишь бы ржавые шестеренки, наконец, стали вертеться как раньше — слаженно и плавно. Я упираюсь руками о стол, стараясь отдышаться. На шее всё ещё ощущаются прикосновения его губ.
— Уилл, думаю, тебе нужно принять душ. Ты пахнешь как одна из твоих собак, если бы она упала в чан с виски, — произносит Ганнибал и забавно морщит нос. Никогда прежде я не видел, чтобы он так делал.
— Ты! Да ты просто невыносим! Что с тобой сегодня? — мой протест выглядит жалко, но я не собираюсь терпеть издевательства, несмотря на то, что он прав.
— А ты не думал, что проблема в тебе? Я не понимаю, откуда в тебе взялось столько агрессии, и почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Если хочешь, чтобы я ушёл — так и скажи.
Он впивается в меня своими невозможными глазами, его альфий аромат становится более насыщенным, кажется, я чувствую, как он отравляет мою кровь. От Ганнибала физически ощутимыми волнами исходит угроза, и мне совсем не хочется узнать, что он сделает, когда его терпение лопнет. Кажется, этот момент на подходе. Едва ли это будет так же захватывающе, как в недавнем видении.
— Нет, я хочу, чтобы ты остался, но перестань меня бесить.
Понятно, что глупо злить такого человека, как Ганнибал, но сегодня мне не под силу справиться со своими эмоциями. Я так запутался в наших отношениях, что совершенно ничего не понимаю. Не знаю, что делать, что говорить и как себя вести с ним. Зачем он сегодня приехал? Вряд ли для того, чтобы позаботиться о друге, скорее, он преследует какую-то цель, ведёт игру, смысл и итог которой остаются туманными. Ганнибал снова играет со мной, а я вынужден поддаться, и это очень раздражает. В какой-то момент я был уверен, что контролирую ситуацию, а теперь всё снова пошло не по плану. Словно из тщательно построенного мной карточного домика вынули одну из нижних карт, и теперь конструкция медленно кренится в сторону, а её полное разрушение — лишь дело времени.
— Я не сделал ничего такого, что бы тебя «взбесить», как ты выразился. Я беспокоился, поэтому отменил несколько приёмов и приехал. Ты вёл себя странно, а этот звонок среди ночи заставил меня задуматься о твоём психическом состоянии. Ты мой друг, поэтому я старался не анализировать твой разум, но, как оказалось, нужно было тщательно следить за тобой. Ты не контролируешь свой гнев. Ты можешь быть опасен для окружающих, и в первую очередь для себя самого.
— Думаешь, я псих?
— У тебя есть некоторые проблемы. Но нет, ты не псих.
— Спасибо, что утешил.
— Уилл, прими ванну и успокойся, а потом возвращайся сюда. Твой запах просто убивает мои рецепторы. Я говорю это не потому, что хочу тебя разозлить или обидеть. Нам обоим нужно успокоиться. Надеюсь, передышка поможет.
Приходится сдаться, ведь он прав. Может быть, похмелье и раздражение немного отступят, когда я вымоюсь?
Когда я возвращаюсь, Ганнибал уже разливает суп по тарелкам. Конечно, мой маленький обеденный стол не может сравниться с тем, что занимает половину столовой Ганнибала, но, кажется, особу голубых кровей всё устраивает.
— Теперь ты успокоился? — спрашивает он, протягивая мне бокал с красной взвесью внутри. — Выпей.
— Что это?
— Коктейль «Аустер». Он поможет справиться с похмельем.
— Это что, яичный желток? Меня мутит от одного его вида.
— Просто выпей это. Тебе станет легче.
Залпом выпиваю тягучую смесь с мелкими крупицами специй и мерзким желтком. На языке оседает привкус чёрного перца и соуса Табаско. Приходится закрыть рот ладонью и сделать несколько глубоких вдохов через нос, чтобы этот дивный коктейль не выбрался наружу.
— Ну и дерьмо! — возмущаюсь, несмотря на смутное ощущение угрозы.
— Это твоя расплата за вчерашнее, — говорит Ганнибал, не акцентируя внимания на моей оценке коктейля, хотя ясно, что его это задело.
— Расскажешь? — спрашиваю я, устраиваясь за столом напротив Ганнибала.
Он пробует суп, затем аккуратно размещает ложку на краю тарелки, прежде чем ответить, словно раздумывает над тем, что хочет сказать.
— После. Давай не будем портить друг другу аппетит.
Чёртов аристократ! Неправильные разговоры портят его аппетит! Понимаю, что сейчас благоразумнее с ним не спорить, а то мало ли… Но на языке так и вертится пара едких фраз. Чтобы не усугублять ситуацию, благоразумнее заткнуться и приступить к еде, что я и делаю. Отправляю в рот первую порцию супа. До чего же бесподобный вкус! Впрочем, ничего другого я не ожидал. Хотя, как-то раз его суп был просто отвратительным на вкус. Нет, лучше сегодня об этом не вспоминать.
Тяжёлая атмосфера, повисшая между нами, ощущается кожей. Еда оседает горьким вкусом пепла на языке. Звон приборов о посуду и шорох одежды звучат слишком громко в напряжённой тишине, которая заставляет натягиваться тонкую нить между нами. Она вибрирует и трещит, мелкие волокна рвутся, но, к счастью, связь между нами всё ещё цела, ещё есть надежда её спасти. Как же сохранить её? Что я должен сделать, чтобы Ганнибал стал прежним? Как укрепить нашу связь?
Я быстро разделываюсь со своей порцией и теперь наблюдаю за ним. Он ест неспешно и аккуратно, полностью поглощённый процессом. Кажется, он забыл о моём присутствии, что немного раздражает.
— Спасибо, было очень вкусно, — говорю я, понимая, как жалко выглядит эта попытка привлечь внимание.
— Рад, что тебе понравилось, — отвечает он, сосредоточенно вылавливая в тарелке какие-то кусочки овощей.
Ганнибал ест нарочито медленно, словно издевается. Иногда он поднимает на меня пронизывающий льдом взгляд, от которого хочется отгородиться. Когда он, наконец, откладывает приборы и поднимается, чтобы убрать посуду, я чувствую, что похмелье отступило. Ржавчина и песок осыпались, и теперь шестерёнки начали вертеться, как положено. Я в третий раз повторяю свой вопрос:
— Расскажешь?
Вернувшись за стол, он складывает руки перед собой и устремляет ко мне серьёзное лицо. На мгновение кажется, что мы находимся в Балтиморе, в его кабинете, как в старые добрые времена, а ещё я ощущаю, как выцвели и померкли все те тёплые чувства, которые мы старательно растили в наших сердцах с момента первой встречи в этом мире. Я не уверен в этом, но хочу верить, что он тоже что-то чувствовал ко мне помимо исследовательского интереса.
— Ты действительно хочешь об этом узнать? — с сомнением спрашивает он, словно предостерегая.
Закрываю глаза — как же страшно узнать, что я ему наговорил вчера. Что бы я ни наплёл в пьяном бреду, теперь уже не получится это изменить. Остаётся только принять случившееся как факт и решить, что делать дальше. Как же хочется всё исправить, но смогу ли я?
— Да хочу, — отвечаю я со всей решительностью, которую могу продемонстрировать в этот момент. Выходит недостаточно убедительно.
— Когда ты мне позвонил, было около трёх часов после полуночи. Я подумал, что случилось что-то серьёзное, раз ты звонишь так поздно. Казалось, ты был готов покончить с собой…
— Что я сказал?
— По большей части, ты не мог говорить внятно, ты рыдал в трубку, у тебя была настоящая истерика. Но потом, после моих уговоров, ты смог взять себя в руки. И тогда ты сказал… Я процитирую: «Ганнибал, ты самый жестокий человек из всех, кого я знаю». Потом ты снова начал плакать, а я пытался тебя успокоить. Но ты продолжал упрекать меня в чёрствости, бесчеловечности и жестокости. Я пробовал тебя вразумить, но ты повторял эти слова снова и снова, как одержимый. В итоге, ты так устал от своей истерики, что просто уснул, так ничего и не объяснив. Теперь, когда ты находишься в здравом уме, не хочешь поведать, что это было?
— Я не знаю, что сказать, — сглатываю и отвожу взгляд. Я понимаю, о чём говорил, но разве возможно сейчас озвучить всё это в трезвом уме? То, что я знаю о нём? — Мы можем просто об этом забыть?
— Не думаю, что в ближайшее время смогу забыть такую проникновенную речь. Ещё ты говорил о каком-то сне, — напоминает Ганнибал.
После его слов события ночного кошмара обрушиваются на меня всей свой тяжестью. Недостающая деталь в моей голове со щелчком встаёт на место. Теперь шестерёнки начинают вертеться так быстро, что этот механизм ничто не сможет остановить, даже присутствие Ганнибала.
Точно! Мой сон! Алана! Я видел всё так реально…
Вскакиваю из-за стола и несусь в гостиную. Там на каминной полке должен быть телефон. Дрожащими пальцами набираю номер, но равнодушный голос сообщает мне, что аппарат абонента выключен.
Я обуваюсь в считанные секунды и замираю у двери от голоса Ганнибала:
— Уилл? Что случилось? Ты куда собрался? — взволнованно спрашивает он.
— Нужно кое-что проверить. Не хочешь прогуляться?
— Сейчас?
— Да сейчас, — раздражённо отвечаю я. Да я просто ненавижу его в этот момент. Если он только посмел это сделать, если он убил мою девочку… Но для начала я должен быть уверен. — Ты со мной? Или подождёшь здесь?
— Думаю, мне лучше пойти с тобой.
Лучше бы он остался, потому что я не знаю, что сделаю с ним, если сон окажется явью. Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Ничего я ему не сделаю. Дело даже не в том, что он сильнее, а в том, что я просто не смогу снова причинить ему боль.
Собаки тут же выскакивают на улицу, стоит только открыть дверь. А я, не заботясь о том, следует ли за мной Ганнибал, слетаю с крыльца и несусь на пригорок, к редкой полосе деревьев, за завесой которых меня должен ждать сюрприз. Ганнибал не поспевает за моим шагом, должно быть, из-за раны на бедре. Она была довольно глубокой, наверное, пришлось наложить пару швов. Он несколько раз окрикивает меня притворно-взволнованным голосом, но я не замедляюсь и не оборачиваюсь.
Сухая листва и обломки веток хрустят под ногами, словно кости мелких животных. На лицо и волосы налипает паутина, и я смахиваю её на ходу, гибкие ветки хлёстко ударяют по лицу. Спотыкаюсь о корень дерева и едва успеваю зацепиться за тонкий ствол с корявыми наростами. Кожу на ладони обжигает болью, но у меня нет времени осмотреть свои раны. Просто вытираю прилипший сор о штаны и спускаюсь в небольшой овраг. Там, по другую сторону должен быть мой подарок.
Цепляясь за низкие кустарники и висячие корни, взбираюсь вверх по крутому склону. Ноги с трудом находят опору, рыхлая земля осыпается вниз, но меня ничто не может остановить. Я быстро справляюсь с препятствием и по инерции делаю несколько шагов вперёд, прежде чем замираю в ужасе.
Взгляд тут же сосредотачивается на кошмаре прошлой ночи. С края оврага виден лишь силуэт вдали, на том самом месте, где он был в моём сне. Голова оленя, и девушка, нанизанная на рога. Полуденное солнце покрывает позолотой её молочно-белое тело и вплетает огненные искры в тёмно-каштановые волосы. Вороны кружат вокруг, заприметив добычу. Они не решаются начать трапезу — тело слишком свежо на их вкус.
Ноги больше не держат моё тяжёлое тело, опускаюсь на землю и закрываю лицо ладонями. Колючие травинки впиваются в щёку. Переворачиваюсь на спину — над головой яркое небо с редкими перьевыми облаками, совершенно неподвижными, совсем как я в этот момент. Из глаз катятся слёзы, скользят по вискам и теряются в волосах, пальцы бесцельно мнут жесткие стебли, а мой мозг просто не хочет осознавать, что Алана мертва, что Ганнибал убил её. Он сделал это из ревности, из желания быть единственным близким человеком в моей жизни. Что же ещё он отберёт у меня в стремлении стать ближе? Лучше бы сразу убил меня и съел без остатка — так нам было бы проще.
Тёплая и ласковая ладонь убийцы ложится на лицо, пальцы скользят по коже мягко и волнующе, зарываются в волосы, как если бы они ласкали ребёнка.
— Уилл, как ты? — участливо спрашивает он, нависая надо мной.
— А сам как думаешь? — мой голос звучит жалко, у меня нет сил упрекнуть его в этом убийстве, да и доказательств нет. Сон в пьяном дурмане едва ли можно считать весомой уликой.
— Думаю, ты видел достаточно убийств, чтобы реагировать спокойнее, — говорит он, шёлковым платком стирая слёзы с моего лица.
— Но это же Алана. Моя подруга, — всматриваюсь в его глаза и не вижу там ни капли вины или сочувствия.
— Почему ты решил, что там она? Возможно, воображение снова тебя подводит. Не хочешь взглянуть на эту девушку, прежде чем так убиваться?
— Нет, я и так знаю. Я видел её здесь во сне.
— Но ты должен убедиться, — Ганнибал берёт мои руки в свои ладони и помогает подняться. — Идём.
Он всё ещё держит меня за руку, когда мы подходим к месту преступления. Его тепло придаёт сил, и я могу взглянуть на жертву без страха и сомнения. Безусловно, девушка очень похожа на Алану, но это не она. Так вот, что он имел в виду, говоря о подарке. Он подарил мне жизнь подруги, убив другую женщину. Как ни странно, я совершенно не сочувствую этой жертве, а рад, что моя девочка пока ещё жива. Как мне сохранить её жизнь? Как уберечь её от Ганнибала?
«Тебе страшно, Уилл? Не бойся, до тех пор, пока ты со мной, тебе нечего бояться».
Необходимо смириться, поддаться. Но чего он хочет? Что я должен сделать? Решение приходит внезапно, и кажется таким простым и логичным, что я удивляюсь, как не понял этого раньше.
— Спасибо, что ты со мной, — произношу я и обнимаю Ганнибала, привычно устраиваю голову на плече и утыкаюсь носом в шею.
Его ладонь ложится на поясницу, а другая поглаживает затылок, так как мне нравится.
— Что ты чувствуешь, Уилл? — тихо спрашивает он.
— Спокойствие, безмятежность.
Закрываю глаза и проваливаюсь в чужой разум, в разум Ганнибала. Интересно, он чувствует это? А если чувствует, то почему не сопротивляется?
Лучи заходящего солнца окрашивают в алый силуэты деревьев и траву под ногами. Чёрные длинные тени тянутся ко мне, словно руки мертвецов, чьи жизни я забрал. Мне нет дела до мёртвых, я множество раз забирал чужие жизни, и возьму столько, сколько посчитаю нужным. Все эти люди не достойны жить, только после смерти они перевоплощаются в совершенные произведения искусства — радуют глаз.
На руках ещё неостывшее тело, тяжёлое, но податливо-мягкое, словно кроличья тушка. Голова жертвы откинута назад, чуть волнистые волосы распущены — в них играет ветер, и солнце щедро посыпает бордовыми искрами. Светло-голубые глаза с расширенными зрачками безмятежно смотрят в небо, губы тронула лёгкая улыбка. Выражение лица этой девушки не меняется, когда я опускаю её на ложе из оленьих рогов — она уже мертва.
Шов на грудине ровный и аккуратный, не каждый хирург смог бы выполнить его так тщательно. Мне нравится, как всё получилось — красивая девушка и идеальная сцена, а утром, когда налетят птицы, станет безупречной, как я того и хотел.
— Он выбрал эту девушку из-за сходства с Аланой, — говорю я, по-прежнему наслаждаясь объятиями убийцы. Ощущаю пальцы в волосах и тепло в том месте, где его подбородок касается моего виска.
— Думаешь, это сделал тот же человек, который забрал твоё любимое место для рыбалки? Что он хотел показать?
— Это подарок. Он подарил мне жизнь Аланы. На месте этой девушки должна была быть она.
Ганнибал крепче прижимает меня к себе, желая то ли успокоить, то ли поощряя за верный ответ. В этот момент мне плевать на его игры, я наслаждаюсь нашей близостью — мне тепло, приятно и спокойно, запах его тела обволакивает, как защитная мембрана. Я готов простоять так ещё несколько часов, но Ганнибал убирает руки и отступает. Вопреки воле разума, тело тянется к нему.
— Нужно позвонить Джеку, — говорит он, ласково огладив мою щёку.
— Я снова нашёл труп! Ты представляешь, что он подумает?
— Да, он будет тебя подозревать, но тебе нечего бояться. Считаешь, лучше оставить всё как есть? — Ганнибал обхватывает мой подбородок, заставляя смотреть в его невозмутимые глаза. — Труп рано или поздно найдут, тогда у Джека будет куда больше вопросов — до твоего дома отсюда рукой подать. А если Беверли Катц найдёт твой волос или следы крови на траве, то тебя тут же задержат. Я знаю, как тебе помочь. Ты веришь мне?
— Хорошо, полагаюсь на тебя.
Конечно, он знает, как выйти сухим из воды в любой ситуации. Но я до сих пор не представляю, чего он хочет добиться? Если он задумал свести меня с ума, то у него это неплохо получается. Давненько у меня не было таких проблем с головой. Если в прошлый раз Ганнибал воздействовал на меня с помощью инъекций и световых вспышек, то теперь я уверен, что ничего такого он не делает. Но как же у него получается?
Пока я размышляю о своей нелёгкой судьбе, Ганнибал звонит Джеку и сообщает о найденном трупе. Он уверяет, что тело нашли собаки, а мы пришли к этому месту в поисках моих подопечных.
— Не смей рассказывать Джеку о своём сне, — говорит он, закончив разговаривать по телефону.
— Нужно быть полным дебилом, чтобы рассказать ему об этом.
— Вернёмся в твой дом? Нужно обработать раны на твоей ладони, — он обхватывает мою руку за запястье и подносит к своему лицу. — Здесь несколько заноз, если их не вынуть, то раны загноятся.
Ну надо же, какой заботливый у меня друг-маньяк. И накормит, и обнимет, и раны обработает. А подарки от него — высший класс! Интересно, в следующий раз я найду труп на пороге своего дома? Я бы посмеялся над этим, если бы главным действующим лицом был кто-то другой. Что-то мне уже не до веселья. Я определённо добился своего — Ганнибал мной заинтересовался, правда, пока не ясно, радоваться этому или начинать собирать вещи и готовить план побега?
***
— И как у тебя это получается? — ворчит Джек.
— Хотелось бы и мне знать…
— Ты постоянно находишь приключения на свою задницу. Сколько можно, Уилл?
— Что вы хотите услышать? Я понятия не имею, почему в моей жизни происходит всё это дерьмо! — мой голос звучит громче, чем требуется. Джек кривит губы, а Брайан Зеллер подходит ближе, явно заинтересованный. — Я не хочу в этом участвовать! Я хочу жить обычной жизнью и спокойно читать лекции о таких вот психах! Откуда мне знать, почему один из них решил со мной пофлиртовать!
— Пофлиртовать? О чём ты говоришь, Уилл? — Джек впивается в меня взглядом. Кажется, он готов схватить меня за плечи и трясти до тех пор, пока не получит ответа на свой вопрос.
— Он пытается помочь с делом о пропавших студентках. Вы не знали, почему на теле Элис Николс были проколы от рогов. Вот, пожалуйста, любуйтесь, — я указываю рукой в сторону нанизанной на рога девушки, — он всё показал.
— Вижу, ты изучил дело, — Джек прищуривает глаза, словно пытается лучше уловить мои эмоции или залезть ко мне в мозги. — Ты нашёл тёмные пятна в материалах расследования, и на другой день они чудесным образом прояснились. Тебе не кажется это странным?
— Отлично! Значит, вы теперь меня подозреваете, да?
— Да, Уилл, ты под подозрением, поэтому даже не думай куда-то исчезнуть, — зло выговаривает Джек. — Если тебя это успокоит, то под подозрением не ты один.
— Подставил ты своего доктора Лектера, — Зеллер хлопает меня по плечу и кривит губы в злой усмешке. Кулаки чешутся, так хочется врезать по морде этого придурка, но у меня есть идея получше.
— Ты что, ревнуешь? — я повторяю фамильярный жест, от чего его лицо багровеет от гнева. — Мы с Ганнибалом друзья, так что у тебя ещё есть шанс привлечь к себе его внимание. Не упусти возможность. Доктор Лектер как раз здесь.
Ганнибал, услышав свое имя, отрывается от разглядывания трупа и обращает ко мне заинтересованный взгляд.
— Прекратите! — рычит Джек. — Агент Зеллер, тебе нечем заняться? Есть, говоришь? Ну, так займись делом! А ты, Грэм, лучше подумай, как будешь выпутываться из этой ситуации! — Джек закрывает глаза ладонью, как если бы у него внезапно разболелась голова. — Как же вы все меня достали! Такое ощущение, что я не руководитель отдела ФБР, а воспитатель младшей группы в детском саду! Как же надоело раздавать поджопники и вытирать сопли!
Брайан уходит, но его взгляд обещает скорое продолжение этого разговора, чему я даже рад — очень уж хочется от души врезать по его физиономии. Я с удовольствием это сделаю при случае.
— Да, вам не позавидуешь. Работа в ФБР — не сахар, — зачем-то говорю я, не скрывая иронии.
— Я бы посоветовал тебе заткнуться, а не рассуждать о моей работе. В твоём положении лучше бы быть поскромнее.
Ганнибал подходит к нам и кладёт руку на моё плечо.
— Что случилось, Уилл? — участливо спрашивает он, чуть наклонившись к моему лицу.
— Агент Кроуфорд подозревает нас в этом убийстве.
— Довольно непредусмотрительно с его стороны сообщать тебе об этом. Не переживай, Уилл, против нас нет никаких улик, — Ганнибал хищно улыбается и переводит взгляд на Джека. — Зачем вы провоцируете Уилла? Он и так находится в тяжёлой ситуации по вашей вине. В последнее время он страдает от нарушения сна, а так же испытывает трудности с контролем гнева.
Я одариваю Ганнибала ненавидящим взглядом, на что он кисло улыбается, как бы говоря Джеку: «Вот видишь, о чём я и говорил».
— То есть, он мог бы совершить убийство? — спрашивает Джек у Ганнибала.
Да, не стесняйтесь меня обсуждать. Ничего, что я всё ещё здесь и всё слышу?
— Вы думаете, это мог совершить кто-то в приступе гнева? — с явной издёвкой спрашивает Ганнибал. Его запах усиливается, принося вместе с собой чувство защищенности. Рука медленно смещается с моего плеча, и пальцы теперь ласково поглаживают кожу на шее у кромки роста волос, затем спускаются ниже и обводят небольшой шрам у выступающего позвонка. Хочется прикрыть глаза от удовольствия. Я не понимаю, зачем он это делает, но как же хочется, чтобы он продолжал эти ласковые поглаживания.
— Нет, не думаю, — с тяжёлым вздохом говорит Джек, отводя глаза от руки на моём плече, — убийца был очень внимателен к деталям. Всё сделал аккуратно, даже камни сложил один к одному. Но мне кажется подозрительным, что именно Уилл обнаружил тело.
Пока доктор Лектер, продолжая поглаживать мою шею, делится с Джеком своими соображениями по этому делу, я наблюдаю за работой экспертов. Двое полицейских пытаются снять тело с рогов, но у них плохо выходит. Чучело оленя кренится в сторону, грозясь насадить на рога кого-нибудь ещё. Тут им на помощь приходят ещё двое, которые удерживают голову, пока коллеги приподнимают труп. После некоторых усилий и чучело, и девушку упаковывают чёрные мешки и уносят.
— Уилл, на этот раз ты так просто не отделаешься, — заявляет Джек.
— Надеюсь, вы оставите меня в покое, если я помогу найти убийцу студенток? — Спрашиваю я и, предвидя следующий вопрос Джека, спешу добавить: — Насчет этого трупа — ничего не могу обещать.
— Как я уже говорил, мы по-прежнему нуждаемся в твоей помощи.
Ганнибал убирает, наконец, свою руку и строгим тоном произносит:
— Уилл, я бы тебе не советовал в этом участвовать.
— Но я уже участвую, хотя совсем этого не хочу. Тем более я уже изучил материалы дела.
— Так вот почему… — Ганнибал осекается на секунду, – …ты был так расстроен вчера?
— Это одна из причин, — я бросаю на Ганнибала предостерегающий взгляд. Не хотелось бы, что бы он развивал эту тему в присутствии Джека.
***
Из Вулф Трап мы направились в Куантико, где Джек мурыжил нас в своём кабинете до позднего вечера сначала по последнему преступлению, а затем по делу «Миннесотского Сорокопута». Да, после найденного в Вулф Трап тела Гаррет Джейкоб Хоббс обрёл прозвище.
Когда Джек всё же отпустил нас, я едва держался на ногах от усталости. И, конечно, Ганнибал вызвался отвезти меня домой, несмотря на слабые протесты. Вскоре мы мчались по ночной трассе. В этот раз Ганнибал решил продемонстрировать всю мощь своей машины, и правила дорожного движения не могли ему в этом помешать.
В салоне тихо играет классическая музыка, а я наблюдаю за сверкающими огнями небольшого города, проплывающего за окном. Несмотря на огромную скорость, несмотря на близость опаснейшего убийцы, я наконец-то смог расслабиться, даже начал зевать. Мягкий ход автомобиля убаюкивает. Странно, почему рядом с Ганнибалом я испытываю такие противоречивые чувства? Когда он приехал утром, то одним своим присутствием вызывал ощущение напряжения и опасности. Почему же теперь всё изменилось? Теперь, наоборот, хочется оставаться рядом как можно дольше. Как он это делает?
— Чёртов Джек, задержал до ночи, а тебе ещё в Балтимор ехать, — подавив очередной зевок, говорю я.
— Я планировал заночевать в другом месте.
Он что, в гости с ночёвкой напрашивается? Замечаю, что его губы растягиваются в улыбке.
— У меня есть квартира в Вашингтоне, — добавляет он, насладившись моим замешательством, — нам ведь из вашингтонского аэропорта завтра вылетать. Так что переночую там, заодно возьму вещи в дорогу.
— Да, оттуда, — тихо отвечаю я и отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть смущение.
Я прикрываю глаза на секунду, а когда открываю снова — мы уже подъезжаем к дому. Лунный свет перевоплощает моё убежище в один из тех жутких домов, где обычно снимают фильмы ужасов. Свет нигде не горит, а за стеклами мерещатся тёмные силуэты. Совсем не хочется идти туда одному, несмотря на то, что внутри ждут собаки. Должно быть, они уже подбежали к входной двери и с нетерпением ждут встречи.
— Заберёшь свою сумку? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся.
— Думаю, я мог бы забрать её в другой раз.
Он не заглушает двигатель, а я не спешу выходить из машины. Мне так не хочется, чтобы он уезжал. Как же сделать так, чтобы он остался, и при этом не выставить себя дураком? Какое-то время мы молчим. В моей голове кипит напряжённая работа, а Ганнибал с любопытством наблюдает за мной — должно быть, все терзания отражаются на лице.
В свете фар кружатся несколько мотыльков с бледными белыми крыльями, тонкими почти прозрачными. Один из них садится на лобовое стекло и пытается вскарабкаться вверх, трепеща крыльями. Я прослеживаю его путь и поворачиваюсь к Ганнибалу, который всё это время наблюдал за мной.
— На самом деле, ты можешь остаться здесь, — наконец, выдавливаю я, мой голос звучит как-то жалко. — Я не против. Если ты хочешь, конечно. Хотя, едва ли мой дом сравнится с твоей квартирой. Нет, плохая идея. Тебе будет неудобно спать.
«Наверное, было бы удобно спать с ним в обнимку».
— С удовольствием останусь. Признаюсь, я очень устал за день.
Заглушив двигатель, Ганнибал отстёгивает ремень безопасности, затем ныряет между сиденьями и достаёт с заднего сиденья тренировочную сумку.
— То есть, ты не исключал возможность заночевать здесь?
— Я думал, что успею на тренировку, но не вышло. Удачно совпало, правда? Твоя одежда была бы мне мала.
Я выскакиваю из машины слишком быстро. Чёрт, ну кто меня за язык тянул? Правильно говорит Джек, мне стоит почаще помалкивать или хорошенько подумать, прежде чем что-то ляпнуть.
Когда мы заходим в дом, идея пригласить Ганнибала уже не кажется такой удачной. Что он теперь подумает? Только бы не решил, что я пытаюсь его соблазнить! Но Ганнибал вроде бы не думает ни о чём таком, его больше интересует, где он будет спать.
— Ты можешь разместиться в спальне, я всё равно ей не пользуюсь.
— И где же ты спишь?
— На полу с собаками.
Ганнибал приподнимает брови от удивления, кажется, он не ожидал такого ответа.
— Уилл, это очень странно. Думаю, мы как-нибудь побеседуем о том, почему ненормально спать на полу в окружении собак, — обещает он, прежде чем направиться в ванную.
Несмотря на насыщенный событиями день, спать совершенно не хочется — слишком много мыслей крутится в голове. Они быстро мелькают передо мной, сталкиваясь, смешиваясь и порождая одна другую — бесконечный калейдоскоп. Чтобы скоротать время, устраиваюсь за рабочим столом, включаю лампу и достаю из ящика коробку с заготовками для мушек. Вот они, мои сокровища: олений мех различной длины и жёсткости, блестящий, лоснящийся под пальцами; перья разной величины и оттенков, мягкие, пушистые и жёсткие, словно восковые; мотки нейлоновой нити и проволоки; искусственный ворс на любой случай.
Когда я закрепляю крючок в держателе, раздаётся телефонный звонок. Принимаю вызов и, зажав телефон плечом, затягиваю тиски туже.
— Привет, Алана.
«Привет! Ты не представляешь, где я сегодня была…»
Она говорит много и эмоционально. Рассказывает о лесе с прелым запахом мхов; о рыжей лисице, что выбежала на дорогу; о тонконогих лошадях с вычищенными блестящими боками и волнистыми гривами; о большом доме с белоснежными ступенями. На её руках теперь мозоли от поводьев, а на ягодицах — синяки от седла, но она этому рада, никогда прежде она не была так счастлива, как на этой конной прогулке. Алана, немного смутившись, говорит о девушке, которая неожиданно ворвалась в её жизнь и всё окрасила другими красками, превращающими обычный серый день в восхитительный фантазийный пейзаж.
— Как же зовут твою подругу? — спрашиваю я с улыбкой. Её эмоции словно проходят через меня, наполняя сердце чем-то тёплым и романтически-хрупким.
«Её зовут Марго».
— Ты раньше о ней не рассказывала. Как давно вы познакомились?
«Я тебе в другой раз расскажу. Лучше скажи, как ты, Уилл? Мне звонила Беверли. Я о тебе беспокоилась».
Закрепляю нить и аккуратно отрезаю — почти готово, осталось только глазки приклеить. А что, неплохо получилось: мушка один в один как настоящий мотылёк.
— Я? Нормально. Бывало и хуже, — после небольшой паузы отвечаю я, смазывая заготовки тонким слоем клея. Аккуратно прикрепляю глазки к мушке и свечу на места склейки специальным фонариком — чтобы клей застыл. Ну, теперь готово.
«Ты дома?»
— Да, Ганнибал меня подвёз.
«Но он же в Балтиморе живёт… Какой он всё-таки милый!» — с благоговейным вздохом произносит Алана, от чего я закатываю глаза. Жаль, что она этого не видит.
— Да, очень. Ему бы ещё цветочек за ухо — для полноты картины!
«О чём ты?» — Алана начинает хихикать в трубку. — «Какой ещё цветочек?»
— Ну не знаю, какой-нибудь такой же миленький. Может быть, ромашка подойдёт?
Тут ощущаю движение за спиной, дергаюсь и напарываюсь пальцем на остриё крючка. Оборачиваюсь и вижу Ганнибала. Капли воды с кончиков волос падают на моё плечо. Он с интересом рассматривает мушку.
— Ну нельзя же так подкрадываться к людям! — с досадой говорю я и слизываю каплю крови с пальца.
«Что там у тебя случилось, Уилл?»
— Уинстон меня напугал.
Если я только скажу, что Ганнибал здесь, это породит столько вопросов и столько подколов, что и подумать страшно. Так что решаю соврать для общего блага.
«Передавай привет Уинстону и почеши его за ушком от меня!» — Алане явно весело, как и «Уинстону».
— Он тоже передаёт тебе привет. Ладно, в другой раз созвонимся, мне уже пора идти спать.
«Спокойной ночи».
Ганнибал смотрится необычно в хлопковой футболке и тренировочных штанах. А без прилизанной причёски он выглядит моложе и каким-то родным. Смотрю на него и чувствую, как внутри разливается тепло.
— Уилл, нехорошо обманывать подругу, — говорит он с улыбкой.
— Если бы она узнала, что ты здесь, то напридумывала бы таких вещей, что тебе и не снились. А потом стала бы подшучивать надо мной, а к тебе приставать с расспросами. Тебе нужны проблемы? — Он сдержанно улыбается на мои слова и чуть опускает голову. — Вот и я думаю, что не нужны. Но если хочешь, можешь потом сам рассказать ей о том, что ночевал здесь. Кстати, почему ты не лёг спать?
— Душ был слишком бодрящим. Боюсь, после такого мне ещё долго не удастся уснуть.
Конечно, водонагревательный бачок слишком маленький по объёму, чтобы вдоволь поплескаться, но чтобы помыться мне хватает воды, так что этот неженка сам виноват, что ему пришлось ощутить прелести ледяного душа.
— Ты мог бы подождать, пока вода снова нагреется.
— Думаю, я бы уснул, не дождавшись. Нагреватель очень старый.
Предпочитаю ничего не отвечать на это замечание. Я ослабляю тиски, вытаскиваю мушку и укладываю её в коробку к другим уже готовым.
— Можно мне попробовать? — спрашивает Ганнибал.
— Ты умеешь делать мушки? — удивлённо спрашиваю я. Мой Ганнибал точно умел — научился специально для того, чтобы меня подставить.
— Нет, к сожалению. Но ведь ты меня научишь?
— Сейчас?
— Ты собирался спать?
— Нет, расхотелось что-то, — я поднимаюсь со стула, — садись сюда, а я буду объяснять и следить, чтобы ты всё правильно делал.
Ганнибал усаживается на моё место и изучает стоящую на столе коробку с ингредиентами.
— Давай сделаем ещё одну мушку на форель. Для начала возьми крючок, тот, что под номером четыре, — Ганнибал вытаскивает нужный крючок из пластиковой коробки с подписанными секциями и вертит его в руках, рассматривая. — Теперь закрепи его в держателе остриём вниз, за изогнутую часть, так чтобы цивьё* и головка были свободны.
— Уилл, кто научил тебя рыбачить? — спрашивает он, медленно проворачивая ручку тисков и придерживая крючок другой рукой.
В свете лампы ресницы Ганнибала выглядят прозрачными, совершенно бесцветными, словно крылья мотыльков. Его волосы почти высохли и мягкими прядями ложатся на лоб — как же хочется ощутить эту мягкость кончиками пальцев. Аромат тела почти не ощущается, его перебивает мятный гель для душа и цитрусовый шампунь. Как же не хватает его запаха, хочется наклониться к шее и убедиться, что он не исчез.
— Мой отец научил меня рыбачить и вязать мушки. Я часто вспоминаю о нём…
— Это он обнимал тебя?
— Да, тогда я спутал тебя с ним, — отвечаю я, чувствуя укол вины за то, что вынужден солгать.
— Возможно, отчасти, ты воспринимаешь меня как замену отца, но главная твоя проблема в том, что ты нуждаешься в тактильном контакте, но не можешь его получить из-за того, что настроен враждебно к другим людям. Такое поведение, обычно, свойственно омегам или очень одиноким людям.
— Ты прав, я одинок. У меня есть только ты и Алана. Другие люди мало что для меня значат.
Он оборачивается ко мне, словно гипнотизируя взглядом.
— Почему ты выбрал меня в качестве своего друга? Ведь сначала ты противился нашему сближению. Да, и сегодня, когда я приехал к тебе, ты был настроен враждебно, а до этого наговорил мне много неприятных вещей. Разве так поступают с друзьями?
— Мне очень жаль, что я тебя обидел, но я не могу отвечать за то, что наговорил в пьяном бреду. Я поддался обстоятельствам, не смог всего этого вынести… — показываю, как закреплять леску на цивье крючка и отрезаю выглядывающий конец. — Теперь возьми какое-нибудь светлое волокно, немного распуши его пальцами и примотай к крючку с помощью лески, достаточно туго, но с отступами.
— Это будет тело мотылька, да? — догадывается Ганнибал.
— Да.
Мне не нужно подробно объяснять или направлять его руки, он схватывает на лету, от чего у меня возникает подозрение, что он уже делал мушки раньше. Но зачем ему это скрывать?
Вскоре мушка готова. Клей застывает под светом фонарика.
— Расскажи о своей семье, — прошу я. Ганнибал прячет взгляд за тонкими ресницами. — Мне кажется это справедливо, раз я рассказал о своей.
— Ты ничего не говорил о матери.
— Я совсем её не помню, так что и рассказывать нечего. Она меня родила и на этом всё.
— Мои родители и брат умерли, когда мне было восемь лет. Какое-то время я жил в пансионате для сирот, затем меня забрал дядя. Сейчас из родни остались только леди Мурасаки — жена дяди и Чио — её воспитанница, но мы давно не виделись.
Ганнибал ослабляет тиски и вытаскивает мушку, подносит её к лицу и внимательно рассматривает.
— У тебя очень хорошо получилось. Я начинаю подозревать, что это не первая мушка, которую ты сделал.
— Ты очень подробно всё объяснил, а я быстро учусь.
Ганнибал кладёт мушку на стол и поднимается. Его руки ложатся на моё лицо, чуть приподнимая его. Взгляд полон тёплой нежности — так можно смотреть только на того, кто дорог сердцу. В душе разливается что-то тягуче-сладкое, обжигающе горячее, оно разрастается изнутри, затопляет каждую клеточку моего тела и заставляет сердце то замирать, то биться отчаянно и быстро-быстро.
— Знаешь, ты напоминаешь мне Мишу, моего брата, — произносит Ганнибал с той интонацией, когда невозможно разобрать, чего больше в этих словах: любви или же горечи.
— Расскажи о нём, — шепчу я, накрывая его ладони своими.
— Миша был омегой, у него были такие же мягкие кудри и такой же чистый, любознательный взгляд. Он смотрел на мир с любовью и не ждал от него зла, а ты, наоборот, не ждешь от жизни ничего хорошего. Так почему же ваши глаза так похожи? Они похожи не цветом и не формой, а тем мягким светом, что льётся изнутри.
— Может быть, я вижу тебя таким же, каким видел он? Ты ищешь образ брата в других людях и нашёл во мне что-то такое... — теряю нить своих мыслей, когда наши взгляды пересекаются. Ганнибал, слушая мои слова, блуждает где-то в лабиринте своих мыслей. — Ты тоже чувствуешь, что мы связаны? Эта связь очень похожа на братскую любовь. Любимый омега, которого ты потерял — Миша?
— Да, я говорил о Мише.
В глазах Ганнибала столько боли, что следуя минутному порыву, обнимаю его, зарываюсь пальцами в его мягкие, немного влажные волосы и начинаю медленно поглаживать кожу. Чувствую объятия в ответ, и в этом мире не нужно больше ничего. Пусть всё вокруг разрушится, утонет в кровавых реках, пусть весь мир исчезнет, а мы останемся вне пространства, в безвременье. Вдвоём.
