Ловля на мушку

      Тяжёлые облака, похожие на грязную овечью шерсть, проплывают над головой. Как и степенные воды реки Потомак, они медленно текут на восток, словно стремясь раствориться в глубинах Чесапикского залива. Мы находимся между двумя пластами воды. Река омывает ноги ледяной водой, а голову и плечи холодит мелкий дождик, больше похожий на туман. Не слышно птиц и мелких животных, которые обычно снуют в поросли на берегу. Не стрекочут насекомые, и рыба не играет в мутной тёмной воде. Кажется, за нами кто-то наблюдает из зарослей деревьев на берегу, но с реки не рассмотреть.       От неумелого заброса шнур ложится крупными петлями, путается, словно наспех поставленная подпись. Мушку быстро сносит к нам течением. Я забираю удочку из маленьких рук, держащих рукоять на удивление крепко, и медленно подбираю шнур.       — Эбигейл, ты неправильно делаешь заброс, — тихо говорю я. Она поворачивает ко мне улыбающееся лицо. Отмечаю, что моя бейсболка выглядит странно на её безухой голове. Это ничего. Главное — она жива и улыбается так же искренне, как и раньше.       — У меня лучше получается охотиться, чем рыбачить, — чуть смутившись, отвечает она. — Ты и сам это знаешь.       — Ты научишься, — я обнимаю её со спины и, передав удилище, сжимаю маленькую ладошку своими руками. — Расслабь руку. В забросе участвуют и плечо, и локоть, и главное — кисть. Запоминай.       Удилище изгибается от движений наших рук, ярко-красный шнур взмывает в воздух, медленно рисуя петли и спирали — совсем как лассо в руках опытного ковбоя.       — Ух ты! Как красиво! — восхищается Эбигейл.       — А теперь бросок! — резко выбрасываю наши руки вперёд, и все изгибы и петли распрямляются и ложатся на водную гладь слегка волнистой линией. — Видишь, ничего сложного. В следующий раз попробуешь сама.       — Хорошо, но не думаю, что у меня получится так же.       — Ты научишься.       Эбигейл делает заброс за забросом, и с каждым разом у неё выходит всё лучше и лучше. Она непременно научится.       — Смерть пошла тебе на пользу, — вдруг говорит она. — Теперь ты сможешь принять Ганнибала таким, какой он есть. Он будет счастлив.       — Что ты такое говоришь? Смерть никому не идёт на пользу, особенно близким людям умершего. Хотя, обо мне в той жизни некому горевать… Может, ты и права.       Эбигейл бросает на меня испуганный взгляд, удилище выпадает из её дрожащих пальцев, но я успеваю его подхватить.       — Думаешь, он умер?       — Не знаю, — я отвожу глаза — не могу заставить себя смотреть на искажённое болью лицо. Нервным движением подбираю шнур. — Когда я умер, его сердце не билось.       Она хватает меня за предплечья и тянет на себя, вынуждая смотреть ей в глаза. Шнур выпадает из рук. Теперь между нами пролегает красная полоса, словно граница между миром живых и миром мёртвых.       — Но ведь он мог бы выжить? Мог ведь! — говоря это, она усиливает хватку. У Эбигейл такой безумный вид, словно от моего ответа зависит её жизнь. Я просто не могу забрать надежду.       — Думаю, мог. Он на многое способен, ты же знаешь, — опускаю руку на её плечо и чуть сжимаю пальцы.       Эбигейл прижимает сцепленные ладони к груди, зажмуривает глаза и что-то шепчет себе под нос. Молится?       А вдруг он правда остался жив там? И где он теперь? Снова в клетке? Вряд ли ему удалось самостоятельно выбраться с такими ранами. Он тоже думает обо мне? Скучает? Или жалеет, что не разделался со мной раньше?       Тело подбрасывает от сильного удара, как бывает, когда машина на полном ходу налетает на кочку. Висок простреливает болью.       — Ох, Уилл… — сдавлено произносит Ганнибал, потирая подбородок. — Это всего лишь воздушная яма, не стоит так пугаться.       После странного сна не получается сразу сообразить, что происходит. Через пару секунд, вспоминаю, что задремал в самолёте и, видимо, пока разум был где-то в другой реальности, тело решило устроиться с комфортом. Другого объяснения, как моя голова оказалась на его плече, мой разум не находит. Но Ганнибала, видимо, ничего не смущает, а наоборот он выглядит немного огорчённым, что его разбудили самым грубым образом. Чёрт, наверное, Джек и его эксперты нас видели. Теперь появятся новые шуточки. Едва ли их устроит объяснение, что моё тело требует тактильного контакта. Это заставит их кататься по полу от смеха. Знал бы, что так получится — сел бы рядом с Зеллером, например. Хотя нет, мы бы поругались или подрались ещё до взлёта.       — Извини, я не специально, — наконец, отвечаю я на вопросительный взгляд Ганнибала. — Очень больно?       — Скорее неожиданно. Я тоже задремал.       Чуть наклоняюсь вперёд, чтобы посмотреть, чем заняты наши попутчики. Тут же вижу Зеллера. Он сидит в ряду через проход от нас и довольно скалит зубы, наверное, уже придумывает парочку гадких фраз. Показываю ему средний палец, и его лицо тут же перекашивается от злости, а я, довольный своей выходкой, отворачиваюсь к иллюминатору. Конечно, такое поведение не красит взрослого мужчину. Но как же он меня раздражает! Не понимаю, почему он ко мне прицепился? Ведь должна же быть какая-то причина?       Под крылом самолёта проплывает зеркальная гладь озера Верхнего — самого крупного из системы Великих озёр. Завораживающее зрелище! У дальнего берега виден утренний туман, который укрывает прибрежную линию рваными хлопьями, словно ватой. Из белого марева, мягко подсвеченного солнечными лучами, выглядывают острые верхушки сосен, а дальше, западнее, постройки Дулутского порта вгрызаются в озеро длинными зубьями-причалами. Глядя на эту красоту, я возвращаюсь в свой сон, к Эбигейл. Смогу ли я спасти её в этот раз? Возможно, если Ганнибал не предупредит мистера Хоббса, то Эбигейл не пострадает. Ганнибал позвонил ему из офиса строительной компании. В этот раз я ни на минуту не оставлю его одного и спасу две жизни, а может быть и три, хотя, меня мало заботит, выживет ли Хоббс.       Ощущаю осторожное прикосновение к тыльной стороне ладони и поворачиваюсь к Ганнибалу, не понимая, чего он от меня хочет.       — Уилл? — он убирает руку, но тепло продолжает разливаться по коже. — Мы садимся, пристегни ремень.       Застёжка очень тугая, приходиться с ней повозиться некоторое время. Когда она, наконец, поддаётся, я чувствую себя победителем. Не хватало ещё просить Ганнибала о помощи — это вызвало бы ещё больше внимания со стороны Зеллера. Как же мне хочется поскорее покончить с делом Миннесотского Сорокопута и больше никогда не пересекаться с этим раздражающим агентом.       — О чём ты думал, Уилл? Ты прослушал объявление о скорой посадке и не отзывался, когда я тебя звал.       Я заворожённо вглядываюсь в его глаза. Тёплый янтарный оттенок с рыжими искрами, зрачок немного расширен, как и всегда, когда он смотрит на меня. В одной статье писали, что когда у собеседника расширен зрачок, то объект внимания ему симпатичен. Интересно, что видит он? Как я смотрю на него?       — Думал о том, что до встречи с тобой никогда не сходился с людьми так легко, — отвечаю я, немного слукавив. — Это просто поразительно. Как так вышло?       — Не вижу ничего странного. Мы похожи и хорошо понимаем друг друга, поэтому так легко сблизились. Ты же не станешь отрицать, что мы оказались интересны друг другу? — с улыбкой произносит Ганнибал.       — Нет, думаю, это очевидно.       Вспоминаю вчерашний вечер. Тёплые объятия, а после — долгий разговор. Мы сидели на полу у камина в окружении собак, пили коньяк, заедая сыром и вяленым мясом. Он рассказывал мне о своей жизни, а я — о себе. Конечно, мы многое не договаривали — ещё не время узнать что-то слишком личное, а я слишком мало знал о том, какой была жизнь моего предшественника. Надо бы в этом разобраться, иначе Ганнибал заподозрит меня во лжи. Но я не должен выдать свою сущность, иначе связь между нами разрушится — едва ли возможна дружба между альфой и омегой.       Боже, каким же он был тёплым, родным. Моя душа пела рядом с ним, как же приятно быть понятым, быть кому-то интересным, нужным. И почему в прошлой жизни я отчаянно отталкивал его снова и снова? Почему я не мог принять моего Ганнибала? Почему смог принять другую его версию, более жестокую, не изменённую нашей встречей? Нет, этот Ганнибал очень дорог мне, но мой…       Чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Отворачиваюсь к иллюминатору. Не хочу, чтобы этот Ганнибал видел моё состояние.       Вокруг ощущается движение. Самолёт без проблем приземлился в аэропорту Дулута, и теперь пассажиры спешат как можно скорее выбраться на свежий воздух. Ганнибал не торопится выходить, а так как он сидит ближе к проходу, то и мне приходится ждать. Когда все выходят, я подхватываю папку с делом, которую так и не удосужился открыть, и поднимаюсь.       — Что случилось, Уилл? — участливо спрашивает Ганнибал, сжимая мою ладонь. — Что тебя огорчило?       — Скажи, — я заглядываю в его тёплые глаза и сжимаю руку в ответ, — наши отношения со стороны выглядят странно?       — Не стану тебя обманывать. Это не те отношения, которые можно считать дружескими. Это нечто большее, то, что альфа и бета традиционной ориентации не могут себе позволить, — тихим вкрадчивым голосом произносит он и вглядывается в мои глаза, словно хочет увидеть там ответ на следующую фразу. — Вот был бы ты омегой — никто бы и слова не сказал, а, наоборот, все бы завидовали такой близкой связи.       Ну нет, я не собираюсь ни в чём тебе признаваться, иначе наши отношения станут настолько близкими, что я не выдержу.       — То есть проблема в общественных стереотипах?       — Если выразиться кратко, то да. Нам усиленно пропагандируют толерантность, а на деле люди готовы относиться терпимо к особенностям других только тогда, когда это происходит где-то далеко, а если они видят прямо перед собой то, что не вписывается в привычную модель поведения, то сразу же выражают негодование. Это нормально, так было всегда и всегда будет. Тебе не стоит на этом зацикливаться.       Мы последними выходим из самолёта, так и не успев договорить. Я решаюсь продолжить разговор на парковке одного из местных отделений полиции, где мы ожидаем офицера, который должен обеспечить нас служебным автомобилем.       — То есть, тебя совсем не смущает эта ситуация? — спрашиваю я, убедившись, что мы по-прежнему одни. Ганнибал непонимающе смотрит на меня, приходится пояснить:       — Что другие люди косо смотрят на нас.       — Нет. Почему меня должно что-то смущать?       — А как же альфьи амбиции?       — Поверь, наши отношения никоим образом не ущемляют мои амбиции. Тебе не о чем беспокоиться. Возможно, ты испытываешь неудобства? Очевидно, что ты не в силах сопротивляться притяжению между нами, даже когда мы находимся на людях. Ты нуждаешься в моих прикосновениях, как и хочешь прикоснуться ко мне.       На губах Ганнибала видится тень улыбки, а глаза, кажется, прожигают насквозь. Тяжело сглатываю. Как же объяснить ему то, что я чувствую? Он часть меня, которую я принёс из прошлой жизни. Нет, мой Ганнибал часть меня, самая болезненная часть, окроплённая кровью. А он? Я не знаю, кто он… Он не мой Ганнибал, так почему же он тоже мне дорог? Не мой Ганнибал. Замена. Это как сравнивать солнечный свет со светом луны. Я не знаю, я запутался… Кто же ты для меня? Почему я всё это чувствую? И тягу к этому Ганнибалу, и отторжение. Мне хочется обнять его и хочется оттолкнуть, чтобы он исчез из моей жизни, чтобы не терзал душу. Он никогда не станет так близок, как был мой Ганнибал. Боже, ну почему я понял это только сейчас? Зачем бежал от него в прошлой жизни? Зачем вынудил его сдаться ФБР? Стоило мне только принять его, и мы бы ушли вместе. Не важно, сколько бы ещё жизней он забрал, сколько бы судеб искалечил. Я был бы рядом с ним. А этот Ганнибал будет лишь копией, сколько бы я ни старался его изменить. Но моего Ганнибала здесь нет, не может быть, поэтому я отдам всего себя этой жестокой его версии.       — Да, я нуждаюсь в тебе, — наконец отвечаю я. По выражению его лица замечаю, что он смог распознать оттенки моих эмоций, от чего становится как-то противно, словно я предаю его.       — Возможно, ты говоришь так, потому что устал быть один. Человек — биопсихосоциальное существо, от этого невозможно убежать — такова наша природа. Можно сколько угодно утверждать, что тебе никто не нужен, что одному проще, но, на самом деле, это не так. Люди нуждаются в общении, в эмоциональных связях, в семейных узах, в физическом контакте. Природа берёт своё, этому бесполезно сопротивляться. Одиночество гложет тебя. У тебя нет семьи, нет любимого человека… Раньше ты цеплялся за Алану, а теперь переключился на меня. Скажи, почему так вышло? Ты хочешь найти во мне образ отца? — с горечью произносит Ганнибал.       А я хочу сказать, что это не так, хочу сказать, что вижу в нём друга, который меня понимает, сказать, что он интересен, нужен мне как никто другой в этом мире. Так сильно хочется вернуть ему хотя бы часть тех эмоций, что он подарил мне. Но Ганнибал не позволяет мне высказать эти мысли.       — Я не могу понять, что с тобой происходит. Если ты хочешь, чтобы я стал заменой твоему отцу, то этого не будет. Я не собираюсь чему-то учить тебя или воспитывать, не собираюсь указывать, как поступить в той или иной ситуации. Ты постоянно блуждаешь в своих мыслях, словно сравниваешь меня с кем-то, пытаешься спроецировать на меня образ другого человека. Кого бы ты ни хотел увидеть во мне, я — не он. Ты должен отпустить прошлое и жить настоящим моментом. Уилл, почему ты не хочешь увидеть меня? Я открыт перед тобой. А ты, положа руку на сердце, можешь сказать то же самое? Нет? Тогда это никакая не дружба, а лишь притворство. Ложь — самое уродливое проявление человеческой природы.       Я не знаю, что ответить на эти слова. Да, я виноват перед ним, но разве я могу признаться, с кем сравниваю его? Разве могу сказать, что скучаю по другому Ганнибалу? А если рассказать о параллельной реальности? О другом Ганнибале, о наших отношениях, сплошь пропитанных ложью и кровью, шрамами на теле и на сердце, любовью и ненавистью, манипуляциями, когда мы держали друг друга на грани жизни, на грани сумасшествия? Разве этот Ганнибал сможет в это поверить? Нет. Конечно же, нет. Всё, что я могу сделать сейчас — попробовать защищаться. Хотя, это глупо. Встречный упрёк только усложнит ситуацию, но я уже не могу остановиться. Я, словно утопающий, цепляюсь за единственный шанс выплыть. Нужно его задеть, сделать ему больно. Да, это жестоко, но как иначе избежать объяснений?       — Разве ты сам не проецируешь на меня образ брата?       Взгляд Ганнибала тускнеет. Кажется, я чувствую его боль.       — Нет, Уилл, — он тяжело вздыхает, — я лишь сказал, что вы похожи. Нельзя заменить любимого человека кем-то другим. Никого нельзя кем-то заменить. Я это понимаю. А ты, видимо, нет. Прежде чем окончательно запутаться во лжи, подумай, есть ли в этом смысл? Чего ты добьёшься? Какова бы ни была твоя цель, ложь ведёт по длинному, опасному пути. Возможно, путь правды тернист, но он короче?       — Ганнибал, есть вещи, о которых не говорят даже самым близким людям, ты должен это знать. Ведь ты тоже…       «…многое скрываешь от меня», — эти слова я не успеваю произнести, потому что задняя дверь полицейского участка открывается с жутким скрежетом, пропуская высокого темнокожего офицера. Тёмно-синяя форма так сильно облегает его внушительную фигуру, что, кажется, может разойтись по шву от неосторожного движения.       — Добрый день, агенты, — гулко произносит мужчина, одаривая нас белозубой улыбкой. Он исследует нас опытным взглядом и протягивает мне ключи. Ну конечно, рядом с Ганнибалом в его строгом костюме я выгляжу как водитель руководителя, а не как полноценный сотрудник. Да и плевать.       Замечаю, что ноздри Ганнибала чуть расширяются — он резко втягивает воздух. Принюхивается? Когда офицер подходит ближе, становится ясно, что перед нами альфа с резким запахом выделанной кожи и коньячной ноткой. Довольно приятный запах на мой вкус, да и сам мужчина выглядит дружелюбным и надёжным. За спиной такого альфы не страшны никакие невзгоды, чувствуется, что он может защитить от любой опасности. Сто очков прибавляет приятная внешность: губы насыщенно-лилового оттенка, словно сочные, спелые сливы; курчавые, коротко остриженные волосы; глаза тёплого чайного цвета, украшенные длинными угольно-чёрными ресницами. Оттенок кожи походит на горький шоколад, как если бы плитка некоторое время пролежала на солнце и стала плавиться, покрываясь маслянистым блеском.       — Джейми Скотт, — мужчина протягивает руку Ганнибалу и, когда их ладони встречаются в рукопожатии, они оба замирают, неотрывно глядя друг другу в глаза.       — Доктор Ганнибал Лектер, — представляется Ганнибал, продолжая сверлить взглядом полицейского.       Мне кажется странной такая картина. Нет, я ни черта не понимаю, что происходит! Это что, какой-то альфий ритуал? Противостояние? Проверка, у кого член больше? Наконец, чернокожий альфа отводит взгляд, и только тогда Ганнибал отпускает его руку.       — Уилл Грэм, — я протягиваю руку офицеру, и он лишь слегка касается моей ладони и тут же отпускает.       Пока мы идём в дальний угол стоянки, Ганнибал ненавязчиво оттесняет меня подальше от другого мужчины. Приходится плестись позади, рассматривая всё вокруг. Мы следуем вдоль полупустых рядов машин. Здесь в основном служебные седаны, окрашенные в традиционный белый цвет с синими полосами и оснащённые проблесковыми маячками. Встречаются среди этих привычных машин и совершенно обычные легковушки и кроссоверы, автомобили-эвакуаторы, фургоны и даже парочка небольших микроавтобусов и грузовиков.       В сопровождении офицера мы подходим к довольно потрёпанному «Гранд Чероки» чёрного цвета. Ганнибал ненавязчиво касается моей руки, той самой, которой касался другой альфа, и чуть сжимает пальцы. Прежде, чем успеваю осмыслить, что происходит и остановить себя, сжимаю в ответ его ладонь. Поразительно, как легко моё тело поддаётся любому действию Ганнибала, словно в мозгу активируется какая-то программа, которая лучше меня знает, как ответить на каждый его жест. Теперь уже поздно отдёргивать руку, поэтому просто оставляю всё как есть, кажется, доктор Лектер доволен результатом. Его длинные пальцы крепко, но вместе с тем бережно удерживают мою ладонь. Чувствую, как тело расслабляется, успокаивается и мысли путаются и плывут совсем не в том направлении.       — Надеюсь, у нас не возникнет проблем в дороге? — спрашивает Ганнибал, недоверчиво разглядывая машину.       — Нет, что вы, он на ходу! Этот малыш ещё не один год прослужит, я вас уверяю! — Скотт улыбается, демонстрируя ровный ряд белоснежных зубов. Никогда прежде не видел мужчину с такой красивой улыбкой. Кажется, я залипаю на этом зрелище. — Если возникнут какие-то проблемы, вы можете обратиться ко мне — я всё устрою.       Джейми протягивает мне свою визитку, и я просто не могу удержаться от ответной улыбки — настолько она у него заразительная.       — Спасибо, офицер.       Ганнибал сильнее сжимает мою ладонь, становится немного больно.       — Думаю, нам пора ехать. Да, Уилл?       — А? Да, конечно, — не сразу нахожу, что ответить — настолько меня очаровала улыбка этого мужчины.       Мы с Ганнибалом устраиваемся в салоне автомобиля. В приложении на моём смартфоне проложен маршрут, обозначенный зеленой линией на карте, и девушка безэмоциональным машинным голосом ведёт нас к цели. Ганнибал задумчив и хмур, но я чувствую, что мне не под силу повлиять на его настроение. Знать бы ещё причину этих перемен.