Ловля на мушку

      На теле Элис Николс был найден фрагмент металлической стружки из трубонарезного станка. По составу сплава металла эксперты ФБР выяснили, на каких стройках используются такие трубы. В Дулутском отделении полиции Джек Кроуфорд получил отчёт о проделанной лабораторией работе. Мы разделились, чтобы как можно быстрее проверить рабочих, работающих на подходящем оборудовании. Я знал, что и где искать, поэтому мы с Ганнибалом, как только получили служебный транспорт, тут же направились в офис небольшой дорожно-строительной конторы, в которой, насколько мне было известно, работал Гаррет Джейкоб Хоббс. Оставалось только надеяться, что в этом мире его место работы осталось прежним.       Всю дорогу мы ехали молча. Напряжение, повисшее между нами, медленно, но настойчиво вытягивало силы из моего тела. Ганнибал был отчужденным, задумчивым, более мрачным, чем обычно. Я раздумывал о причине таких перемен. Должно быть, дело в недавнем разговоре. Не знаю, как он понял, что я сравниваю его с другим человеком, с ним же из прошлой жизни. Конечно, он подумал, что я увидел в нём образ отца, но от этого легче не становилось. Я просто не могу прекратить сравнивать две версии Ганнибала. Понятно, что моего Ганнибала нет в этом мире, что есть только этот, другой. Но как же больно оторвать от сердца, выбросить и забыть образ моего Ганнибала, несмотря на то, что этот тоже дорог мне. Как же быть? Я должен выбрать, но не могу предать ни одного из них. Возможно, есть только один выход — следует соединить два образа в одном. Но, разве так можно? Альфья сущность сильно повлияла на этого Ганнибала: он более эмоциональный, вспыльчивый, но вместе с тем более контактный по отношению ко мне — чего только стоят его прикосновения… Боже, я готов душу продать, лишь бы как можно чаще и дольше ощущать эти тёплые объятия, чтобы ласковые пальцы скользили по коже…       — Уилл, ты можешь отдать мне визитку офицера Скотта? — спрашивает Ганнибал, когда мы остановились на заправочной станции.       — Ты можешь сфотографировать её или сохранить номер.       — Нет, в таких делах я очень старомоден.       В итоге я фотографирую карточку и передаю её Ганнибалу. Боже, он что, собрался пополнить свою визитницу? Чем этот парень ему не угодил?       Ганнибал некоторое время рассматривает визитку и затем аккуратно вкладывает её карман в пиджака.       — Тебе нужна моя помощь, Уилл? — спрашивает он, заметив, что я не спешу выходить из машины.       — Спасибо, но нет. Думаю, что смогу сам заправить машину.       Я возвращаюсь в салон автомобиля и передаю Ганнибалу пакетик кислых червячков, которые мне всучил парень на кассе.       — Уилл, ты впал в детство? — спрашивает он, рассматривая дурацкую на вид упаковку.       — Пришлось купить, чтобы парень на кассе от меня отвязался, — Ганнибал чуть приподнимает брови, явно сомневаясь в моих словах. — Просто убери их в бардачок.       — Даже не попробуешь? — с улыбкой спрашивает он.       — Только если ты одобришь, — отвечаю я, выруливая на трассу.       Ганнибал некоторое время вертит пакетик в руках, придирчиво изучая состав, дату и место производства. Затем он с печальным вздохом открывает упаковку, извлекает одного ярко-красного червячка, покрытого крупицами сахарной посыпки, и отправляет в рот. Краем глаза замечаю, как брезгливо кривятся его губы. Должно быть он впервые пробует нечто подобное.       — Не делай такое лицо! — у меня не получается сдержать смешок. Никогда бы не подумал, что Ганнибал решится попробовать эту напрочь искусственную, пропитанную ароматизаторами гадость. — Это не убьёт тебя.       — Сомневаюсь. Уверен, что эти конфеты производят из тех же ингредиентов, что освежители для унитазов. Больше не проси меня пробовать нечто подобное.       — Ты преувеличиваешь.       — Сам попробуй.       Прохладные пальцы касаются моих губ, и я покорно открываю рот. На языке чувствуется едкий привкус конфеты. Облизываю его пальцы, покрытые сахарной крошкой. Возможно, раньше я бы смутился или стал извиняться, но теперь мне кажется нормальным, когда моё тело действует само по себе, не советуясь с разумом. Если дело касается Ганнибала — любой безумный поступок кажется нормальным. На пальцах ещё что-то осталось, потому что он тоже облизывает их, прежде чем вытереть салфеткой, которую нашёл в подстаканнике. Разве не логичнее было сразу воспользоваться салфеткой? Нет, логика этого человека просто непостижима. Да и сейчас нет сил анализировать.       — Ну, как тебе? — спрашивает Ганнибал, совершенно не реагируя на моё поведение. Будто бы то, что я сделал, в порядке вещей.       — Слишком кислые. Убери их.       Дорога петляет между лесополосой из смешанных деревьев. Запах хвои проникает в салон из приоткрытых окон. Солнечные блики рассыпаются по лобовому стеклу. Приходится откинуть козырёк, чтобы глаза могли чётко видеть дорогу. Здесь, вдали от города, редко встречаются другие машины, поэтому вождение не напрягает. Одной рукой удерживаю руль, сбавляю скорость — хочется насладиться этой поездкой немного дольше. Судя по навигатору, скоро мы выедем на оживлённое шоссе, которое приведёт нас к офису той самой строительной конторы. А пока я расслабляюсь под мерное покачивание автомобиля.       Ганнибал принюхивается к насыщенному запаху леса и прикрывает глаза. В его светлых ресницах играют солнечные блики, тонкая прядь волос упала на лицо. Он откидывает голову на подголовник, кажется, задремал.       — У тебя какой-то конфликт с Брайаном Зеллером? — вдруг спрашивает Ганнибал. Его глаза по-прежнему закрыты, а на губах играет едва уловимая улыбка.       — Не знаю. Наверное. Хотел бы я знать, почему он постоянно ко мне цепляется.       — Возможно, ты кажешься ему привлекательным?       — С чего ты взял?       — Для меня это очевидно. Тем более, он как-то намекнул мне, что в прошлом между вами была физическая близость, и посоветовал не тратить время, потому что «когда дело дойдет до постельных утех, вы очень разочаруетесь, доктор».       — Откуда только в его голове взялся весь этот бред? — непроизвольно повышаю голос. Вот попадётся мне этот гад, и я точно подправлю его морду. — Только не говори, что ты ему поверил!       — Он говорил довольно убедительно. Но не расстраивайся, на мой взгляд, ты очень отзывчивый партнёр, — совершенно невозмутимым тоном заявляет Ганнибал, а я начинаю проверять свой мозг на предмет провалов в памяти, когда он мог бы успеть меня трахнуть. К счастью, ничего такого не припоминаю. Тогда почему он уверенно говорит о таких вещах, как если бы мы…       — По крайней мере, когда дело касается тактильного контакта, — добавляет Ганнибал, внимательно рассматривая моё лицо. Кажется, он очень доволен моим замешательством. — Возможно, дело в вашей несовместимости.       — Может быть, так он пытается привлечь к себе твоё внимание?       — Зеллер не похож на того, кто сможет принять на себя роль пассивного партнёра. В отношениях с альфой на другое глупо надеяться.       — То есть, по-твоему, я похож на того, кто позволит другому мужику себя трахнуть? Ну, спасибо, Ганнибал! Можно спросить, что натолкнуло тебя на эту теорию?       — Успокойся. Почему ты так нервничаешь, Уилл? Ведь очевидно, что женщины тебя мало интересуют, иначе ты бы уже давно женился на Алане. Она искренне любит тебя. Не могу не отметить, что ты уделяешь куда больше внимания другим мужчинам.       Я сжимаю зубы от досады, а пальцы так крепко вцепляются руль, что кожаная оплётка трещит под их напором.       — Ты ошибаешься!       — Нет, Уилл. Теперь я уверен. Не отрицай, что тебе понравился офицер Скотт. Вот только я не понимаю, почему ты пытаешься скрыть свои предпочтения? Ты боишься меня? Боишься своей природы? Боишься, что я стану требовать чего-то от тебя? — произносит Ганнибал спокойным голосом, словно он не мою душу выворачивает наизнанку, а беседует о совершенно отрешённых вещах.       — Я тебя не боюсь! Но мне стоит бояться? Ты это хочешь сказать?       — Нет, Уилл. Я не сделаю ничего против твоей воли, и, если говорить откровенно, отношения с бетой меня мало привлекают — слишком много мороки. Раз уж ты бета нормальной ориентации, в чём ты и пытаешься убедить других, то тебе стоит откорректировать своё поведение, чтобы другие люди реагировали на тебя так, как ты ожидаешь. Ты подаёшь неверные сигналы. Это сбивает с толку альф и бет нетрадиционной ориентации.       — Моё поведение сбивает тебя с толку? И чем же?       Ганнибал сдержанно улыбается, а я понимаю, что попался на его уловку. Кажется, мои мозги сейчас хорошенько поимеют. Вот чёрт!       — Во-первых, ты очень похож на омегу. Сколько бы ты ни пытался отрастить свою жидкую бородку, этого недостаточно — больше походит на результат инъекций блокаторов течки с добавлением альфа-гормонов. — Хочу возразить, но Ганнибал не даёт мне вставить слово. — Во-вторых, твоё поведение. Ты нуждаешься в тактильном контакте, не отрицай, что тебе нравится, когда я к тебе прикасаюсь. Ты становишься таким смирным, ластишься, напрашиваешься на большее.       От этих слов неприятный холодок пробегает по спине. Он знает? Нет, догадывается. Хочет услышать подтверждение своей гипотезы? Ну уж нет! Я не предоставлю ему новый рычаг давления на мою психику. Очевидно же, что это очередная постановка, чтобы добиться цели. Но в чём она заключается, эта цель? Станет использовать меня для прикрытия, как Алану в прошлом? Такого не будет. Мне нужны честные, близкие, но неокрашенные сексом отношения.       — Может быть, мне просто не хватает человеческого тепла! Я думал, что тебя всё устраивает, что ты готов смириться с моими особенностями. Но если тебе неприятно — ты мог бы сказать об этом! Почему ты заговорил об этом сейчас?       — Нет, Уилл. Дело не во мне. Мы говорим о твоих чувствах, о твоём поведении. Ты подаёшь неправильные сигналы другим людям, а затем удивляешься полученному результату. Ведь проще задуматься о том, чего ты хочешь, чем действовать экспромтом и разбираться с последствиями спонтанных действий?       — По-твоему, я напрашиваюсь на чей-то член?       Ганнибал морщится от этих слов.       — Если выражаться доступными тебе понятиями, то да, ты напрашиваешься.       — Как же мне с тобой повезло! Другой бы давно воспользовался удачным моментом!       — Ты воспринимаешь любую критику в штыки — так нельзя. Я пытаюсь помочь тебе по-дружески, ведь все твои проблемы с другими людьми исходят от тебя самого. Ты эгоист, Уилл. Ты не задумываешься о других, а делаешь то, что хочешь. Это твоё право, конечно, но ты так часто лжёшь, что сам запутался. Как бы ты ни был мне приятен, я не могу смириться с ложью. Если ты нуждаешься во мне так же, как и я нуждаюсь в тебе, то откажись ото лжи. Говори со мной. Говори правду. Какой бы уродливой ни была правда, она во стократ лучше даже самой незначительной лжи.       — Я откровенен с тобой, — говорю я с тяжёлым сердцем. Ещё рано для признаний. Я не готов. — Да, есть вещи, о которых я не готов говорить. Но я честен с тобой в остальном. Мы так мало знакомы, а ты требуешь, чтобы я полностью открылся?       — Тогда подумай о том, что я тебе сказал. Переосмысли свои слова, свои поступки. А потом мы поговорим. И если ты снова станешь что-то утаивать, либо лгать, то наши пути разойдутся. Как бы ты ни был мне дорог, я оставлю тебя.       — Ганнибал, но ведь ты тоже что-то утаиваешь…       — Тебе нужно всего лишь задать вопрос, и я отвечу.       — Ответишь на любой вопрос?       — Да, но только если ты будешь честен со мной.       Тяжело сглатываю. На языке вертится лишь один вопрос, который я не в силах произнести, несмотря на то, что знаю верный ответ. Я не готов платить за ответ собственной жизнью.       — Ты оставляешь лазейки…       — Нет, Уилл. Мне хочется обоюдного доверия.       — Ты хочешь доверия между нами, но при этом не готов первым раскрыть карты.       — Я открыт перед тобой. Скажи, чего ты хочешь? Что ты хочешь узнать обо мне? Разве я лгал тебе? Задай вопрос, и я отвечу, не увиливая, не кривя душой.       Я останавливаю машину на обочине, отстёгиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к Ганнибалу. Он по-прежнему невозмутим и, кажется, готов к любому вопросу, но сперва хочет услышать мои ответы.       — Уилл, расскажи, что тебя терзает. Я чувствую твою боль. Расскажи мне.       — Не могу, — обнимаю его лицо ладонями, вглядываюсь в тёпло-карие глаза. — Прости, я не могу. Ты очень дорог мне, я чувствую, что мы связаны. Но мне не под силу выразить чувства словами и действиями. Возможно, позже у меня получится, но не сейчас. А ты? Что чувствуешь ты?       — Я тоже чувствую связь. И ты, и я знаем, что это значит. Но это так не работает, Уилл. Эту связь не построить на лжи. Не думаю, что мы сможем найти решение, которое устроит нас обоих. Нужно разорвать эти нити сейчас, потом будет больнее, — он наклоняется, невесомо касается моего лба тёплыми сухими губами и ласково очерчивает скулы кончиками пальцев, прежде чем отстраниться. — Тебе нужен кто-то лёгкий и отзывчивый. Такой парень, как Джейми. У нас ничего не выйдет, ты и сам это понимаешь.       И как мы пришли к этому? Он что, отверг меня? В прошлой жизни я научился жить без него, заставил себя, но смогу ли теперь? Что останется от моей жизни, если не будет его? Воспоминания? Разбитое сердце? Работа на ФБР, которую я ненавижу всей душой? Возможно, у меня будет Эбигейл. Может быть, в этот раз получится уберечь её от пагубного влияния Ганнибала? Нет, его не заменит ни Эбигейл, ни Алана, ни Джейми Скотт, насколько бы последний ни был мне симпатичен.       Ганнибал смотрит ласково, участливо, словно перед ним один из пациентов. Где же живые эмоции?       — Не тебе решать, кто мне нужен! — грубее, чем хотелось бы, отвечаю я и выруливаю на дорогу. Я не собираюсь развивать тему наших отношений или разубеждать его. Пусть поступает так, как считает нужным. Возможно, время расставит всё на свои места.       — У меня нет права указывать тебе, я не твой отец. Я считал нас друзьями, но, к сожалению, ошибся. Определение «коллеги» устроит меня куда больше, — спокойно произносит Ганнибал и снова устраивает голову на подголовнике, собираясь подремать.       Как бы я ни храбрился, это очень больно, намного больнее физических страданий, через которые мне пришлось пройти. Чувствую, как разрастается пропасть между нами, разрывая тонкие верёвочные мостики, которые мы тщательно строили с момента знакомства. Смогу ли я восстановить нашу связь? Сколько времени на это потребуется? И есть ли у меня это время? Очевидно, что теперь всё зависит от меня. Ганнибал ясно дал понять, что не собирается больше терпеть мою ложь. А я не готов признаться в своей омежей сущности, а уж тем более в том, что я пришелец из другого мира. Если взглянуть на ситуацию с другой стороны, что мешает ему спросить прямо, раз уж он догадывается? Моральные нормы здешнего общества? Неприкосновенность омег? Альфья гордость? Или же причина куда проще — в желании пощекотать нервы, поиздеваться, посеять зерно раздора и наблюдать, что из него прорастёт. Какие уродливые формы может породить изворотливая, приспособленческая сущность человека?       Мне не постичь его разум. Единственное, на что хочется надеяться, что у меня будет достаточно времени, чтобы переосмыслить наши отношения, чтобы снова приблизиться к нему. Есть ли у меня это время? А если есть, то сколько? Как долго он будет терпеть мои метания? Надеюсь, я не был слишком груб? Иначе…