Ловля на мушку

      Меня сгубила самоуверенность: глупо было упускать из вида и недооценивать изобретательность Ганнибала. Я совсем забыл о его любимой игре «А что случится, если…» Также я не учёл, что доктор Лектер — переменная, которая не подчиняется законам логики, теории вероятности и здравому смыслу. Естественный отбор — вот его жестокая религия. Он словно ребёнок, который бросает в муравейник дождевого червя или гусеницу и с интересом наблюдает, как несчастное насекомое борется за жизнь, до того как его заживо сожрут. Смотрит, как долго будет извиваться мясистое тельце, прежде чем противникам удастся выпустить наружу немного сока. Как только враги почувствуют кровь — судьба жертвы решена, а попытки бороться становятся бесполезными: смерть — единственный возможный финал.       И теперь, подъезжая к охотничьему домику в Национальном парке «Чиппева» — логову Миннесотского Сорокопута, я совсем не знаю, чего ожидать. Кажется, ничего хорошего, но поздно поворачивать назад. Чувствую себя той гусеницей, которая вот-вот свалится в муравейник.       Возвращаясь мыслями в начало этой истории в новом мире, припоминаю, что в этот раз события развивались иначе. Мы подъехали к временному офису-вагончику, серому с жёлтыми дверями и крышей, такому же, каким я его запомнил. В этот раз Ганнибал не улыбался и не стал интересоваться, чем занимается ФБР, когда не вышибает двери. Нас встретила всё та же женщина-бухгалтер с глазами испуганной индейки, излишне суетливая и взволнованная. Она отчитывалась по телефону вышестоящему начальству о нашем наглом поведении, пока мы перебирали бумаги. Нужные акты выполненных работ нашлись быстрее, чем в прошлой реальности, потому что я точно знал, что и где искать. Ганнибал помог сложить документы и отнести их в машину, а я зорко следил за ним — нельзя было допустить, чтобы он предупредил Миннесотского Сорокопута о скором визите ФБР. Я на сто процентов был уверен, что он не смог этого сделать.       Когда мы отправились в дом Хоббсов, я был полон решимости застрелить мерзкого ублюдка прямо на пороге до того, как он успеет перерезать глотку своей жене. Но здесь меня ждало разочарование, хотя, как знать. На крыльце нас встретила миссис Хоббс. Она отшатнулась, увидев наведённое на неё дуло пистолета, да и я сам выглядел безумно в тот момент. Через некоторое время Ганнибалу удалось успокоить перепуганную женщину и объяснить цель нашего визита. Конечно, он не стал говорить, что, возможно, её муж — серийный убийца и маньяк-каннибал.       Хозяйка пригласила нас на кухню, где мы устроились за обеденным столом. Мой взгляд всё время цеплялся за угол, где прошли последние секунды жизни Гаррэта Джэйкоба Хоббса. В памяти возникали его безумные глаза, обращённые ко мне. «Видишь? Видишь?» Вспомнилось тело Эбигейл на моих руках, ощущение чужой крови на коже, весь тот ужас, что я пережил в тот момент, снова поднимался из глубин памяти, несмотря на то, что я запретил себе туда заглядывать. Эмоции возвращались, как поднимается со дна муть в потревоженной воде.       — Гаррет вместе с Эбигейл, с нашей дочерью, уехал на охоту рано утром, — сказала миссис Хоббс, нервно комкая в руках заляпанное кухонное полотенце, и перевела взгляд на Ганнибала — видимо, он показался ей более вменяемым из нас двоих. — Вы можете объяснить, что случилось? Эбигейл грозит опасность? Боже, она ведь тоже посещала все эти кампусы…       — Не думаю, что вам стоит беспокоиться. Она знакома с одной из пропавших девушек, — успокаивающим тоном произнёс Ганнибал. — Мы надеемся, что ей ещё можно помочь, а для этого нам нужно поговорить с вашей дочерью. Вы скажете, где мы можем найти Эбигейл и вашего мужа?       — Они скоро вернутся? — не выдержал я, меня не отпускало ощущение, что каждая секунда на счету, что может случиться что-то ужасное, если мы не поторопимся. — Нам нужно поговорить с вашей дочерью как можно скорее. Это очень важно, вы понимаете?       — Если выйдет поймать добычу, то они вернутся ночью. Знаете, разделывание туши крупного животного требует времени, — сказала она, обращаясь к Ганнибалу, который кивнул в ответ на эти слова и едва заметно улыбнулся своим мыслям. Конечно, уж ему ли не знать? — Кажется, Гаррет обещал привезти оленину…       Женщина осеклась, когда я резко встал из-за стола. Ганнибал выглядел обеспокоенным в тот момент, явно не понимая причины моего нервозного состояния.       — Скажите, где мы можем их найти? У вашего мужа есть охотничий домик? — спросил я довольно резко. Женщина дёрнулась, словно я собирался её ударить или укусить, и издала невнятный звук, который с натяжкой можно было принять за утвердительный ответ. — Скажите, где он? Вы можете показать на карте?       Миссис Хоббс трясущимися руками приняла телефон из моих рук, поднесла его к лицу и прищурилась. Подрагивающими пальцами она перемещала карту по экрану, приближала, отдаляла, двигала. Я уже начал терять терпение.       — Не спешите, очень важно, чтобы вы правильно указали место, — отозвался Ганнибал, с интересом рассматривая свои ладони, лежащие перед ним на столе. — Уилл, не заставляй миссис Хоббс нервничать ещё сильнее. Визит ФБР — большой стресс даже для законопослушного гражданина.       Спустя несколько минут женщина всё-таки смогла найти нужную точку на карте, а я уже был готов носом ткнуть её в это место — я точно помнил, где находилась эта злосчастная хижина. Но как бы я объяснил это ФБР? Едва ли Джек поверил бы, что дело в эмпатии, скорее бы заподозрил что-то неладное.       Путь в логово каннибала занял чуть больше получаса. Доктор Лектер загадочно молчал, уделяя всё внимание дороге — в этот раз он вызвался вести машину. Мы ехали по грунтовой дороге, петляющей среди хвойного леса с редкими островками лиственных деревьев и кудрявых кустарников. Аромат из окна был просто божественным. Он смешивался с запахом озона, исходившим от альфы, и это заставляло моё сердце то сладко сжиматься, то увеличиваться до таких размеров, что рёбра начинало ломить, но я старался никоим образом не демонстрировать своё странное состояние. Как же хотелось поговорить с Ганнибалом, просто услышать его бархатистый голос. Я чувствовал зуд на кончиках пальцев — так сильно хотелось прикоснуться к бледной кисти, лежащей на рычаге коробки передач, ощутить, как сильные пальцы бережно сжимают мои в ответ. Но вместе с тоской по былым отношениям в душе всё ярче проступало раздражение. Я не мог понять, для чего он завёл этот разговор? Кто дал ему право требовать от меня искренности? Что случилось бы, если бы я задал прямой вопрос? Что бы он ответил? Неужели раскрыл бы свою истинную натуру?       Словно в ответ на мой мысленный вопрос, Ганнибал на секунду поворачивает голову, наши глаза встречаются, и я словно проваливаюсь в глубокую тёмную яму.       Пропадает ощущение движения, будто бы время остановилось, а воздух вокруг нас сгустился до консистенции патоки, и мы зависли в этой субстанции, застряли в каком-то странном месте, не подчиняющемуся законам времени, динамики и логики.       Двигатель не работает, фары не горят. Нет звуков и запахов. Вокруг такая темень, что не видно ничего, только напротив бледное лицо и неестественно яркие глаза хищника. Это место преобразило Ганнибала до неузнаваемости: черты лица заострились, клыки стали заметно длиннее, ветвистые рога украсили голову — совсем как в моих позабытых кошмарах. Если раньше в такие моменты образ доктора Лектера напоминал какое-то жуткое существо из потустороннего мира, то теперь он больше похож на кошмарного зверя, хищника, вырвавшегося в наш мир из преисподней, из самых тёмных её глубин для того, чтобы утащить с собой на обратном пути как можно больше душ.       — Уилл, расскажи, что тебя терзает. Я чувствую твою боль…       Я держу его лицо в ладонях, хищник неподвижен, но сильное тело чуть напрягается, и глаза следят за каждым моим движением. Он выглядит, словно притаившийся в траве тигр в ожидании добычи. Один неверный шаг — зверь бросится, вцепится в горло острыми зубами и будет с жадностью рвать плоть до тех пор, пока жертва не перестанет биться.       — Я знаю, какой ты внутри, — шепчу я, ласково массируя виски кончиками пальцев. Зверь ненадолго прикрывает глаза и трётся о ладонь шершавой щекой.       Тяжело сглатываю. Я осознаю, что это нереальный мир, что всё происходит в моём больном разуме, но легче от этого не становится. От страха пересыхает во рту, руки начинают дрожать, на лбу выступает влага.       — Не бойся, продолжай…       — Ты жестокий, расчётливый, чёрствый… Но я хочу верить, что со мной ты не притворялся. Ты был искренен?       Ганнибал снова прячет звериные глаза, на его губах расцветает едва уловимая улыбка. Вздрагиваю, когда язык начинает медленно скользить по запястью.       — Всегда, Уилл.       — Но это не меняет твою суть. За всеми этими манерами, дорогими костюмами, вежливыми улыбками и внешним спокойствием скрывается зверь, беспощадный монстр. Но ты и сам это понимаешь, так ведь?       Он отрывается от облизывания моей руки, его взгляд внимательный и цепкий, настороженный. Улыбка становится шире. Сильные пальцы зарываются в мои волосы, мягко удерживая голову. Его лицо по-прежнему в моих ладонях, теперь совсем близко. Не могу и не хочу убирать руки, мне нравится ощущать тёплую кожу и кончиками пальцев чувствовать колкие короткие волоски у висков.       — Договаривай, Уилл, иначе можно подумать, что ты и сам не знаешь, о чём говоришь, а пытаешься меня подловить. Дешёвые трюки на меня не действуют.       — Ганнибал, я знаю, что ты убийца, и знаю, почему ты это делаешь.       — И почему же? — тихо спрашивает он, а его глаза загораются алчным блеском. — Порази меня своей эмпатией. Насколько глубоко ты смог проникнуть в мой разум?       Пальцы в волосах медленно рисуют узоры по коже, чуть надавливают, царапают. Меня накрывает иррациональное чувство расслабленности, блаженства, а разум, словно медленно погружается в транс.       — Само существование этих людей оскорбляет твою утончённую и, видимо, очень ранимую натуру. Хотя, слово «ранимый» едва ли подходит для описания того, кто может без лишних эмоций убить человека, выпотрошить, тщательно украсить труп и выставить на всеобщее обозрение. Да, чуть не забыл, а в завершении подать какую-то часть несчастного друзьям в качестве закуски или основного блюда, — тихо произношу я, замечая, как с каждым словом прищуриваются его глаза. Пальцы с силой сжимают пряди волос, становится больно. Как бы ни сигналил мой инстинкт самосохранения, этот словесный поток не остановить по воле разума. — Все они для тебя свиньи — лёгкая добыча, пригодная лишь для удовлетворения потребностей. Не только эмоциональных и эстетических, но и таких примитивных, как голод.       Ганнибал быстро справляется со своими эмоциями: взгляд смягчается, а пальцы продолжают медленно и на удивление нежно гладить кожу на затылке, за ушами. От этой ласки тело покрывается мурашками, как бывает, когда заглядываешь через край — в пропасть, когда боишься сделать вдох, боишься закрыть глаза, а просто смотришь вниз, ожидая сам не знаешь чего. Лёгкого толчка в спину? Порыва ветра? Или того момента, когда каменный выступ сам начнёт осыпаться под ногами?       — Прежде чем сказать что-то ещё, хорошо подумай, Уилл. Иначе ты рискуешь получить совсем не тот результат, на который надеешься, — голос спокойный, тихий, но в нём всё же чувствуется лёгкий налёт угрозы.       Нормальный человек, наверное, испугался бы, замолчал, попытался сгладить острые углы или как-то успокоить убийцу. Я ненормален — чокнутый омега с отбитыми мозгами и, к тому же, явно тяготеющий к мазохизму и суициду.       — Ты болен, — произношу я спустя некоторое время и осторожно скольжу пальцами по его щекам. Он замирает в моих руках, видимо, не ожидая таких слов. Кто в здравом уме скажет такое убийце-социопату? — Но это неважно. Лучше ответь, как ты собираешься поступить со мной? Теперь, когда…       Голос предательски срывается. Меня буквально трясёт от ужаса. Ладони становятся влажными, конечно, Ганнибал это заметил, ведь мои руки по-прежнему лежат на его лице.       — Спрашиваешь, собираюсь ли я тебя съесть? — говоря это, он продолжает бережно перебирать пряди волос. На губах снова улыбка, но какая-то совсем печальная. — Я почти уверен, что ты — моё наказание. Должно быть, высшие силы послали тебя в этот мир, чтобы в очередной раз поиздеваться надо мной. Никак не могу решить, что же с тобой сделать. Каждый из вариантов выглядит очень соблазнительно, а некоторые даже аппетитно. Так что твой вопрос пока останется без ответа. Спроси об этом в другой раз, если осмелишься.       Когда я открываю глаза, меня всего трясёт от пережитого кошмара. Ганнибал же, как всегда — воплощение спокойствия.       — Всё в порядке, Уилл? Выглядишь бледным, — без особой эмоциональной окраски подмечает он.       — Кошмар приснился, ничего нового.       — Мне казалось, в последнее время ты стал чувствовать себя лучше.       Вдруг в моей голове возникает странная идея, от которой становится не по себе. Что если каким-то образом мысли Ганнибала пробираются в мою голову и там перерождаются во все эти страшные картины? Вдруг это он виноват в том, что я вижу, в том, как я это вижу. Ведь самые жуткие видения появляются именно в его присутствии. Боже, что творится у него в голове?       — Скажи, о чём ты сейчас думал?       — Это важно?       — Да, это важно. Можешь просто ответить? Или это что-то очень личное?       — Ничего особенного. Как ты знаешь, скоро я организую ужин для друзей, — он бросает на меня быстрый взгляд, в котором угадывается упрёк. Видимо, его сильно задело, что я отклонил приглашение. — У меня некоторые сомнения насчет главного блюда. Возможно, к апельсиновому соусу с Дижонской горчицей и кунжутом лучше подойдет не телятина, а мясо ягнёнка? Как думаешь, Уилл?       — Ты же знаешь, что я в этом мало что понимаю.       — Да, к сожалению. Поэтому в этом выборе мне придётся опираться только на собственный кулинарный опыт и вкус, — Ганнибал мимолётно улыбается. — Это был очень неожиданный вопрос. Интересно узнать, что же происходит в твоей голове. У меня сложилось стойкое мнение, что ты мыслишь иначе, не так как другие люди. Чем больше я за тобой наблюдаю, тем меньше понимаю, как устроен твой мозг.       — Хочется вскрыть череп и посмотреть? — не могу сдержать нервный смешок, припоминая один конкретный случай из нашего общего прошлого.       — Да, если выражаться фигурально.       После этого странного диалога мы снова едем в молчании, сейчас не лучшее время для душевных разговоров. Кажется, странные беседы могут завести нас в такие дебри, из которых проблематично будет выбираться. Может быть, попробовать поговорить в другой раз? Хочется верить, что мы обязательно разберёмся в чувствах, в том, кто кого обманывает, и в странной связи, которая всё ещё чувствуется между нами. Но не сейчас. Нужно успокоиться, осмыслить ситуацию, и тогда решение придёт само собой. Лучше отступить на время.       Блуждая в своих мыслях, я совсем не заметил, как дорога привела нас на небольшую поляну. Среди лесного массива притаился довольно неопрятный на вид деревянный двухэтажный домик. Перед ним припаркован внедорожник, и я знаю, кому он принадлежит. Нужно спешить! Только бы Хоббс не успел навредить Эбигейл.       Чуть ли не на ходу, выскакиваю из машины и несусь к дому, доставая пистолет. Я прикончу этого ублюдка, как только увижу. В этот раз я не позволю ему причинить вред Эбигейл.       — Уилл! Необходимо позвонить Джеку! — кричит Ганнибал, но мне плевать на его предупреждение. — Стой! Там может быть опасно, если это действительно он!       Плевать на предостережения, ведь до этого он ясно дал понять, что ему нет до меня дела. К чему теперь изображать заботливую мамочку? Хотел бы помочь — отправился бы к дому вместе со мной.       Открываю перекошенную дверь, которая еле держится на ржавых петлях. Полотно собрано из необработанных старых досок, от соприкосновения с которыми под кожей тут же застряли несколько заноз. Сейчас не до этого, позже с ними разберусь, хотя дискомфорт ощутимый.       — Уилл!       Внутри дома царят звенящая тишина и полумрак. Инстинктивно прислушиваюсь, но по-прежнему ничего не слышу, кроме далекого звука капающей воды. Словно капли одна за одной неспешно срываются вниз и ударяются о поверхность какого-то сосуда, наполненного водой. Может быть, в ручном умывальнике подтекает кран? Не похоже, чтобы здесь был водопровод.       Свет с трудом проникает сквозь грязные окна, покрытые паутиной и маслянистым налётом. Приходится напрячь зрение. У стены напротив двери расположен пыльный, грубо сколоченный стол, на поверхности которого видны затёртые бурые пятна. В углу, под лестницей свалено какое-то тряпьё, на небольшой полке у стола сложены ножи с сальными ручками и другие инструменты — ржавые и грязные. С потолка свисают несколько блестящих крючьев на длинных цепях. Стены украшают побитые молью чучела из оленьих голов и одно из волчьей, такой старой, что на морде видны проплешины. Какое же тут всё неопрятное и пыльное, как в логове дикаря.       Не похоже, чтобы здесь кто-то был — не слышно никаких звуков. Может быть, мистер Хоббс охотится где-то неподалёку? Осторожно подхожу к лестнице. Необходимо проверить второй этаж. Помнится, меня ввёл в ступор вид той комнаты, когда я оказался здесь впервые. Сжимаю в дрожащих пальцах рукоять пистолета. Оружие не помогает успокоиться, не дарит чувство превосходства над противником, так же как и не помогает чувствовать себя защищённым. Дыхание сбивается, бесполезно контролировать вдохи и выдохи. А вдруг Хоббс здесь? Где бы ни был Сорокопут, а доктор Лектер не спешит мне на подмогу. Сквозь грязное стекло вижу его фигуру — он расхаживает перед окном, с кем-то разговаривая по телефону. Кажется, он немного нервничает, хотя в эмоциях этого человека никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Хочется надеяться, что его собеседник Джек, а не местный каннибал.       Чувствую влагу на лбу. Стираю её рукой. На пальцах алые разводы. Кровь? Поднимаю голову и вижу чёрную полосу на потолке. Тяжёлая капля срывается и заканчивает свой путь на моей щеке. Этот запах ни с чем не спутаешь. Кровь…       Ступая как можно тише, поднимаюсь на второй этаж. Некоторые ступени скрипят под ногами, да и вся лестница выглядит так, будто бы вот-вот развалится. Да, тут тоже ничего не изменилось, всё та же жуткая комната. Всюду рога. Они вырастают из потолка, из стен, словно шипы терновника, желая проткнуть плоть и напоить эту хижину кровью. Дом тянет острые отростки прямо ко мне, к любому, кто посмеет ступить сюда. А на стене напротив вижу тело Эбигейл, нанизанное на пару рогов. Волосы свешиваются вниз, саваном закрывая лицо, но я точно знаю, что это она! Острия рогов, выглядывающие из тела, окрашены бурой, подсохшей кровью. Девушка давно мертва, но её кровь продолжает стекать вниз по бёдрам, по босым ступням в чёрную блестящую лужу, заполняет стыки между досками и просачивается сквозь пол.       «Кап!»       Поддавшись эмоциям, делаю шаг вперед и тут же ощущаю движение за спиной, затем — чужую руку на плече и лезвие у горла. На долю секунды мне показалось, что это Ганнибал подкрался ко мне, но, конечно же, это кое-кто другой. Острая кромка ощущается на коже, словно сильно натянутая нить или конский волос, но это обманчивое ощущение. Одно неосторожное движение и тонкая оболочка кожи разойдется под напором острия и выпустит наружу немного сока или много — это уж как получится. Чтобы не напороться на нож, приходится откинуть голову на плечо противника и замереть.       — Что-то ты припозднился, агент! Я тебя уже давненько жду! — рычит Хоббс на ухо. От него исходит запах мертвечины, как от тех чучел, что украшают стены первого этажа. К горлу подступает тошнота, но Хоббс воспринимает это по-своему. — Не дёргайся, а то прирежу! Смотри на неё! Видишь? Ты видишь?! Ты не получишь её! Ни один из вас не получит! Пусть уж лучше так. Ничего не пропадёт, но сперва я разберусь с тобой. Посмотри…       Уж не знаю, что он хотел показать, но я не собираюсь дожидаться, пока этот псих перережет мне глотку. Также нет желания беседовать с ним. Плевать мне на его душещипательную историю.       Резко поднимаю руку с пистолетом, целясь за своё плечо, где по ощущениям должна быть голова этого ублюдка, и нажимаю на спусковой крючок. Звук выстрела оглушает, в ушах шумит, ошмётки чужой плоти оседают на лице и на руках, лезвие скребёт по коже и что-то горячее начинает толчками выплескиваться из моей шеи. Ноги слабеют и подкашиваются. Спиной ощущаю удар, который смягчает чужое тело, всё ещё тёплое, бьющееся в последних судорогах. Зажимаю свою рану рукой. Под пальцами липко и горячо, сердце под действием адреналина щедрыми порциями выталкивает кровь из моего тела. Какая же она горячая… Перед глазами плывёт. Боли почти нет, только силы стремительно покидают тело — вместе с кровью из меня вытекает жизнь.       Словно видение, в проходе возникает высокий силуэт. Почему так поздно?       — Ганнибал? — зову едва слышно.       Он смотрит безучастно, чуть склонив голову к одному плечу, словно не может решить, как же ему поступить в этой ситуации. Его губы недовольно поджаты, а глаза совершенно холодны — в них нет места сочувствию или сожалению. Неужели ему безразлично, умру я или выживу?       Тяну к нему к нему руку, ту, что не выпачкана кровью.       — Ганнибал…       Ты оставишь меня так? Позволишь мне умереть здесь? Может, ты и прав, может, так лучше… Кровь продолжает выплёскиваться наружу, просачиваясь между пальцами, нет сил сдержать этот поток. Тело слабеет, и разум затягивает мутная пелена. Алые волны захлёстывают всё вокруг. Пусть так, не хочу его видеть.       Спустя некоторое время он присаживается рядом, гладит по голове, как нашкодившего щенка. Его лицо расплывается, только в глазах видятся алые всполохи. Прохладная ладонь ложится на мои глаза.       — Спи, Уилл… — слышится, словно сквозь слой ваты, и я покорно закрываю глаза.       Другая рука отталкивает мою ладонь и накрывает порез, болезненно сжимая шею.       — Закрой глаза, тебе не о чем переживать до тех пор, пока я с тобой. Ты непременно выживешь, — слышится откуда-то издалека. Кажется, я уже не узнаю, прозвучали ли эти слова на самом деле или их спроецировал мой больной разум.

***

      Мне виделось кровавое море, волны которого окутывали тело тёплой липкой влагой. Вода всё прибывала, омывала меня, баюкала в своих объятиях. Мысли становились смазанными, словно разум медленно угасал с каждой новой волной, как смывает прибой песочные замки, как вода постепенно превращает каменную глыбу в песок. Неужели это конец? Неужели мне суждено умереть, так и не достигнув цели? Все усилия были тщетны?       Запах озона возвращает меня к жизни. Слышу писк кардиомонитора, медицинский скотч стягивает кожу на сгибе локтя. Плотная повязка туго обхватывает шею, место пореза неприятно подёргивает. Тёплая ладонь согревает руку.       Это моё второе пробуждение, сейчас датчиков на теле заметно меньше, и во рту не мешается трубка от аппарата ИВЛ. Ужасно болит голова. Радует то, что теперь я здесь не один. Приходится приложить неимоверные усилия, чтобы открыть глаза.       — Ганнибал? — слабым голосом зову я. В горле настолько сухо, что захожусь кашлем.       Алана склоняется над моим лицом.       — Уилл?       Её силуэт расплывается, вижу только мутное пятно, окружённое светом. Она подносит к моим губам стакан воды с трубочкой, и я с жадностью начинаю пить. При каждом глотке шею обжигает болью, но жажда куда сильнее — приходится терпеть.       — Где Ганнибал? — снова спрашиваю я. Ведь я чувствую, что он рядом. Всё вокруг пропиталось его запахом.       — Ганнибала здесь нет. Это я, Алана, — медленно проговаривает она.       — Что ты здесь делаешь?       Комната приобретает очертания. Воспоминания медленно наполняют разум. Отрывки, образы, чувства — всё смешивается между собой, но я точно помню, что произошло. Вспоминается тело Эбигейл, нанизанное на рога, словно на крюк; лезвие у горла; сильная хватка на шее и холодный, равнодушный взгляд завораживающих карих глаз, которые могут быть такими родными, тёплыми.       — Я пришла…       — Где Ганнибал?!       — Я пришла навестить тебя. Когда я пришла, Ганнибала здесь не было, — произносит Алана, устраиваясь на стуле рядом с кроватью.       Подношу её руку к лицу и принюхиваюсь. От кожи явно веет знакомым запахом, который не спутать ни с чем.       — Не хочешь объяснить, почему на тебе его запах?       — Этого не может быть, ты что-то путаешь, — неубедительно оправдывается она и почему-то отводит взгляд, — мы в последний раз виделись несколько дней назад, едва ли запах мог сохраниться. Ты так соскучился по Ганнибалу, что тебе мерещится.       Да, и её цветастый зонт в его доме мне тоже померещился? То как она смотрела на него, тоже померещилось? Да она постоянно говорила о Ганнибале! Ох уж эта лживая женская натура! Нет смысла ни о чём спрашивать, ведь Алана станет выкручиваться, врать. Не хочу слушать оправдания. С другой стороны, даже если между ними что-то есть, разве я имею право выказывать недовольство? Я сам раз за разом отрицал возможность слишком близких отношений между нами. К чему теперь возмущаться? Тем более, такие отношения — это совсем не то, чего бы мне хотелось.       Умом, конечно, я понимаю, что глупо злиться, но внутри уже зародилось склизкое неприятное чувство, подозрительно напоминающее ревность. Нет-нет, это не ревность, скорее обида. Ганнибал постоянно твердит, что не выносит ложь, так почему же тогда он крутил роман с моей подругой и скрывал это? В чём смысл? А может быть, между ними и нет никаких отношений, а я додумал, выдумал то, чего на самом деле страшусь? Чего я боюсь? Одиночества? Стать ненужным?       — Возможно, он был здесь до меня? — осторожно спрашивает подруга, опасаясь очередной бурной реакции с моей стороны.       С подозрением подношу к носу свою ладонь и снова принюхиваюсь. Вполне может быть, иначе каким образом его запах впитался в мою кожу. Но кто пустил его сюда? Он держал меня за руку? Как часто доктор Лектер был здесь?       — Да, похоже, он действительно заходил. Ну, или я окончательно поплыл мозгами.       — Меня больше волнует другое. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Алана, поглаживая мою ладонь.       — Бывало и хуже. Как там мои собаки? Ты за ними присматриваешь?       — Меня так загрузили работой, что едва получилось вырваться к тебе, — устало произносит подруга и сжимает мою ладонь, видя моё беспокойство. — С твоей стаей всё в порядке. Ганнибал вызвался помочь. В последнее время он часто бывает в Куантико, а оттуда до твоего дома не так уж и далеко. Джек переложил на него всю твою работу. И как только у Ганнибала хватает терпения и сил справляться с пациентами и с работой на ФБР?       Что действительно любопытно, остаётся ли у него время на хобби? Званый ужин совсем скоро, едва ли он ограничится обычным мясом. Наверняка, скоро обнаружатся несколько трупов с недостающими органами. Ганнибалу не приходило в голову, что можно прятать тела? Зарывать в лесу, например? Или сжигать? Наверно, дело в том, что, в его понимании, недостаточно убить, нужно унизить, выставить на всеобщее обозрение — иначе всё теряет смысл. Ох уж эта любовь к театральным эффектам! Не удивлюсь, если однажды это его погубит.       — Да, с Кроуфордом бывает тяжело, — отвечаю я, вынырнув из своих мыслей, — страшно представить нашу встречу после последних событий. Думаю, он будет в бешенстве.       — Расскажешь, что произошло? Конечно, я кое-что знаю, но хотелось бы услышать твою версию событий.       — Давай в другой раз. Лучше скажи, давно я здесь?       Оказалось, из-за большой потери крови и последующего заражения, я провёл в коме две недели. Медики столкнулись с большими проблемами, когда понадобилась кровь для переливания. С «волчьей» кровью всё обстоит гораздо сложнее, чем с обычной, которая различается всего лишь по четырём группам и двум резус-факторам. «Волчья» кровь не имеет классификации, она практически уникальна по составу антигенов, и донор должен обладать очень похожим набором, как бывает у близких родственников, либо иметь высокий процент гормональной совместимости с пациентом, иначе переливание может нанести непоправимый урон здоровью, который в итоге закончится летальным исходом. Дело в том, что если человек не подходит по гормональному фону и если состав антигенов сильно отличается, то организм реципиента воспринимает кровь как угрозу и бросает все силы на борьбу с ней. В то же время, тело реципиента с радостью проглотит абсолютно неподходящую кровь от гормонально совместимого донора.       Видимо, мне очень повезло, раз врачам удалось найти подходящего донора. В таких случаях обычно используют кровь близких родственников, но в моей ситуации такая возможность отпадала. Было бы любопытно познакомиться с тем человеком, который так сильно подходит мне на гормональном уровне. Наверняка, рядом с ним было бы уютно, а его запах дарил бы чувство умиротворения. А вдруг это альфа? К сожалению или к счастью, я никогда не узнаю, кем был мой спаситель. Спасибо за это программе по защите омег.       Не успел я спокойно вздохнуть после ухода Аланы, как на пороге появляется следующий посетитель, которого не хотелось видеть ближайшие несколько лет. Джек Кроуфорд явно был раздражён, что сказывалось даже на его походке, а выражение лица наводило на мысли о том, что, пока я был в коме, маньяки-социопаты вырезали половину жителей Вашингтона, как минимум. Как выяснилось позже, мои мысли были не далеки от истины.       — Здравствуй, Уилл, — устало произносит он и проходит в палату, прикрыв за собой дверь, затем оглядывается вокруг, словно кого-то и ищет взглядом. Наконец, его внимание сосредотачивается на моём лице. — Доктор Лектер уже приехал?       — Я его не видел. Он должен был приехать?       Джек медленно подходит к окну, тянется к створке рукой, чтобы открыть её.       — Какая духота, невозможно дышать, — ворчит Джек.       — Доктор запретил открывать окно, — говорю, стараясь придать голосу мученические интонации, как если бы мне тоже было до невозможности душно. Но на самом деле, мне не хочется, чтобы выветрился запах Ганнибала. Меня всё устраивает, а если Джеку что-то не нравится, то он может выйти за дверь.       — Серьёзно? И почему же?       — Понятия не имею.       — Хм, ну ладно, — с подозрением произносит он и усаживается на стул рядом с кроватью.       Чтобы видеть его лицо, нужно чуть повернуть голову, но после первой же попытки я оставляю эту затею — рана даёт о себе знать. Хорошо, что Алана подняла верхнюю секцию кровати, чтобы я мог находиться в полусидячем положении. Придётся изучать стену напротив во время нашего разговора, а жаль, было бы интересно понаблюдать за его эмоциями. Странно, Джек тоже альфа, но я не чувствую от него запаха. Наверное, принимает блокаторы. Вот только зачем? Он же не скрывает свою сущность, так в чём смысл?       — Итак, Уилл!       О, я знаю этот тон, сейчас он будет читать нотации. Главное не сорваться.       — Может, объяснишь мне, какого чёрта ты сунулся в эту хижину? Ты последние мозги растерял? — с каждым новым словом сила его голоса нарастает, словно рёв приближающегося поезда. Этот состав мне не остановить, как и не избежать столкновения. Ну что же, я почти готов к тому, что сейчас меня морально размажут, ну, по крайней мере, попытаются это сделать.       — Что мне оставалось делать?       — Ты должен был вызвать подкрепление! — от досады он ударяет по подлокотнику кресла. — Мы бы взяли этого ублюдка живым! И ты бы не пострадал. В героя захотелось поиграть, да? Если да, то выбрал неудачный момент! Какого чёрта, Грэм? Я дал тебе оружие для защиты, а не для того, чтобы ты размазал по стенке чьи-то мозги по первому случаю!       — Там была его дочь! Я думал, что успею её спасти! Откуда я мог знать, что она давно уже мертва? Он знал, что за ним придут, готовился! Он прикончил дочь, а потом затаился, ждал. Напал со спины…       — В любом случае, ты должен был сразу же позвонить мне! В тот самый момент, когда решил отправиться в тот чёртов дом! Но вместо этого ты в очередной раз вляпался в дерьмо, которое пришлось разгребать мне, пока ты тут отлёживался!       Пропускаю мимо ушей явное оскорбление. Отлёживался, значит? Неблагодарный сукин сын! Хотя, чему я удивляюсь? И так всегда было понятно, что подчинённые для Джека — всего лишь расходный материал.       — И вы бы поверили на слово? Без фактов, без улик? — спрашиваю, проглотив обиду.       — Поверил бы!       — Что-то я в этом сильно сомневаюсь! Вы пришли сюда высказать мне претензии? Если да, то вы выбрали неудачный момент.       Джек поднимается и отходит к окну, я буквально кожей ощущаю его ярость.       — Я сделаю вид, что не слышал этих слов.       — Простите.       Потом Кроуфорд долго и нудно расспрашивает меня о событиях того дня: как я вычислил Хоббса, как нашёл его дом, как пристрелил его. Приходится запастись терпением, чтобы выдержать допрос с пристрастием и не сорваться на грубость. Спустя полчаса чувствую себя настолько вымотанным, что мечтаю лишь об одном — вернуть кровать в горизонтальное положение и, наконец, уснуть, пусть даже в присутствии постороннего человека.       Но моим мечтам не суждено было сбыться, потому что вскоре, аккуратно притворяя за собой дверь, в комнату входит Ганнибал. Несмотря на боль, поворачиваюсь к двери. Не ожидал увидеть его не в костюме, как обычно, а в тёмно-синих брюках свободного стиля и в белоснежной рубашке поло. Видимо, доктор Лектер сегодня не работает. Вижу знакомую сумку в его руках — похоже, сегодня меня ждёт вкусный обед, надеюсь, из обычного мяса.       — Здравствуй, Уилл, агент Кроуфорд, — произносит он, подходя ближе.       Альфы пожимают друг другу руки, и внимание Ганнибала снова сосредотачивается на моей персоне. Он отодвигает стул так, чтобы видеть моё лицо, и присаживается.       — Как ты себя чувствуешь?       — Спасибо, мне лучше.       — Не похоже, что ты готов приступить к работе.       — Мне нужно было узнать детали дела Хоббса, — говорит Джек с раздражением в голосе. — Доктор Лектер, вас не было в хижине в тот момент, когда всё произошло, поэтому ваши показания неполные.       — Но я не нахожу это достаточным поводом, чтобы тревожить пациента, который только что вышел из комы. Или вы хотели показать материалы нового дела? — Ганнибал переводит взгляд на Джека. — Мне кажется, вы поспешили. А Уилл только и мечтает о том, чтобы мы покинули палату и дали ему вздремнуть пару часов.       — Кто из нас действительно поспешил, так это вы, доктор Лектер. Ведь вы были здесь задолго до моего прихода.       Значит, мне не померещилось? Ганнибал действительно был здесь?       — Меня привело сюда чувство ответственности за спасённую жизнь и чувство вины. Мне следовало уберечь Уилла от опрометчивого поступка или пойти вместе с ним.       — И тогда мы бы получили два трупа, вместо одного пострадавшего! — рычит Джек. — Я уже сказал вам, что нужно было вызвать подмогу! Вы позвонили слишком поздно.       Ганнибал никак не комментирует эту фразу, но в его взгляде мерещится что-то жуткое, хорошо, что только я это вижу. Когда он обращает глаза ко мне, они немного теплеют.       — Надеюсь, мне не придётся применять ваш совет на практике, агент Кроуфорд. Но, учитывая баранье упрямство мистера Грэма, остаётся только надеяться.       — А я надеюсь, что впредь у вас, доктор Лектер, хватит решительности удержать Грэма от поспешных решений.       — Конечно, — ответил Ганнибал спокойным тоном, но от меня не укрылось, как в уголках его глаз собрались морщинки. — Но мне кажется, Уилл достаточно взрослый, чтобы принимать решения самостоятельно, так же, как и отвечать за их последствия.       — Агент Кроуфорд, я не нуждаюсь в няньке, и едва ли доктор Лектер подходит на эту роль, — говорю я более эмоционально, чем следовало. — Я отлично себя контролирую, когда никто меня не бесит!       Джек подходит к постели, чтобы посмотреть мне в глаза. Не знаю, как выгляжу я, но его лицо теперь будет преследовать меня в кошмарах.       — Да? Ты так считаешь?! А вот я уверен в обратном! Если исходить из твоего таланта влезать в дерьмо при первой же возможности! — зло выговаривает он. — И совет на будущее: думай, кому и что говоришь, до того, как откроешь рот! Иначе для тебя это может очень плохо закончиться.       Чувствую мягкое прикосновение к своей руке, и все колкие фразы улетучивается из головы, освобождая место для совсем других мыслей. Понимаю, что лучше бы мне помалкивать. Да, я мог бы много чего сказать сейчас, о чём пожалел бы в дальнейшем. Простое касание погасило огромную волну раздражения и неприязни, которую я готов был извергнуть на Джека. Не знаю, как бы после этого я смог смотреть в глаза начальнику.       На этом наш конфликт иссякает, и вскоре Джеку становится ясно, что он здесь лишний. Прежде чем избавить нас от своей компании, он кладёт в верхний ящик тумбочки папку с материалами дела. Кроуфорд ничего не говорит и ни о чём не просит, и так понятно, что я не смогу сдержать любопытство и засуну свой нос в это дело. Жизнь ничему меня не учит, об меня снова вытирают ноги все кому не лень.       — Как там мои собаки? — спрашиваю я, на что Ганнибал одаривает меня непонимающим взглядом. — Мне Алана рассказала, что ты вызвался помочь. Спасибо тебе за это, а ещё за то, что спас меня.       Чёрт, я никогда не умел выражать благодарность, а сейчас как-то совсем неловко вышло: поставил на одну ступень себя и собак, хотя, мои собаки дороже многих людей из окружения.       — Любой бы на моём месте поступил так же, и мне не сложно, — говорит Ганнибал.       — Они хорошо тебя приняли?       — Можно сказать, что я влился в стаю. Я знал, чем их подкупить.       — И чем же? — с сомнением спрашиваю я, потому что мои собаки настороженно относятся к чужакам, несмотря на то, что в моём присутствии выглядят дружелюбными. Да, стая привыкла к Алане, но Ганнибал был у меня дома всего один раз. Этого точно недостаточно для доверия. Как собаки вообще пустили его в дом?       — Им очень понравились сосиски, — произносит доктор Лектер, загадочно улыбаясь.       — Раньше не замечал, чтобы они их любили. Ты сам готовил, да?       — Да, я тщательно слежу за питанием, поэтому предпочитаю готовить сам. Решил задобрить твоих подопечных и неплохо в этом преуспел.       — Рад это слышать. Похоже, собаки тоже не могут устоять перед твоими кулинарными шедеврами.       — Не преувеличивай, Уилл, это всего лишь сосиски.       Он рассматривает меня с бесстрастным выражением лица, а мне так хочется увидеть ещё какие-то живые эмоции, так хочется ещё раз почувствовать прикосновение его рук. Как же мне его не хватало. Кажется, сама душа тянется к нему. Это и есть та самая связь, о которой все говорят? Если так, то это прекрасно, и это очень больно.       Суп из шёлковой курицы получился таким же великолепным, как в прошлый раз, даже немного вкуснее, о чём я поспешил сообщить Ганнибалу, зная, как он любит похвалу. Жаль только, что мне пришлось обедать, сидя в кровати. А доктор Лектер трапезничает за столом. Всё-таки эти палаты в клинике для сотрудников ФБР — просто чудо, не сравнить с теми, что в обычных больницах. Здесь тебе и обеденный стол, и отдельная душевая кабина, и внимательный персонал, который буквально в рот заглядывает. Конечно, причина такой заботы со стороны медиков понятна — не дай Боже, кто-то пожалуется. Но тем не менее, это очень удобно.       — Определился с главным блюдом на званом ужине? — спрашиваю я, покончив с порцией супа.       — Решил оставить телятину, — доктор Лектер хитро улыбается и замолкает на пару секунд, прежде чем продолжить фразу, — пусть упрямый барашек ещё немного порезвится.