— Уилл, ты метался во сне. Расскажи, что тебе снилось? — спрашивает Ганнибал, разминая пальцы. Подмечаю, что, несмотря на обиженный тон, он всё же едва уловимо улыбается. Тяжело распознавать его эмоции, но у меня получается всё лучше.
Должно быть, его рука сильно затекла за то время, что я использовал её в качестве подушки. Немного неловко получилось. Ганнибал уверял, будто бы я отказывался отпускать его ладонь, вцепившись в неё как клещ, но что-то мне с трудом в это верится. Думаю, на самом деле он не сильно сопротивлялся. И к чему теперь изображать страдание? Не понимаю. В своё оправдание могу сказать, что не помню, как так вышло, поэтому и стыдиться мне нечего.
— Вода, — отвечаю спустя несколько секунд, заставив себя оторваться от разглядывания длинных, медленно движущихся пальцев — словно гипнотический, завораживающий своей красотой танец. Легко представить, как эти пальцы скользят по коже, медленно перебирают пряди волос, чуть надавливают. Ганнибал отрывается от своего занятия и устремляет на меня внимательный взгляд, поощряя к продолжению.
Ох, что-то я засмотрелся, задумался. Здесь, в больнице я часто выпадаю из реальности, когда мы остаёмся наедине. Нет, я не проваливаюсь в кошмары, а просто не могу оторвать взгляда от Ганнибала, не могу насытиться его видом, его обволакивающим голосом, его уникальным запахом. Интересно, можно повредиться умом от передозировки озона? Похоже, что можно.
Отвожу глаза. Вздыхаю. Собираюсь с мыслями. О чём я говорил? Ох, да! Мой сон. Вода.
— В последнее время мне часто снится вода. В этот раз я брёл по пустынному галечному пляжу. Ноги по щиколотку в ледяной воде, галька под ступнями впивалась в кожу острыми гранями. Там, где я ступал, оставался кровавый след. Но я всё шёл, высматривая что-то в воде, но не находил.
Ганнибал берёт мою ладонь и осторожно поглаживает. Вздрагиваю — никак не могу привыкнуть к его прикосновениям. Совсем не к месту замечаю, что наши руки смотрятся гармонично: его бледная ладонь с длинными пальцами и моя — более узкая, короткопалая с чётко обозначенными суставами — конечно, не такая красивая. Большой палец его руки поглаживает выступающие гребнем косточки. Приятно.
— Что ты хотел найти? — спрашивает он, рассматривая наши руки. Улыбается. Ему тоже нравится то, что он видит.
Свет, льющийся из окна, падает на его лицо широкой полосой, от чего ресницы кажутся совершенно прозрачными, а глаза — словно янтарь с явно различимыми алыми крапинками в глубине.
— Не знаю, но это что-то важное. Так мне казалось. Я всё брёл и брёл… Всё сильнее всматривался в каменное крошево под ногами, но видел лишь серые, совершенно одинаковые на вид камни. Вода постепенно приобретала красный оттенок. Казалось, я пересекаю границу слияния двух морей.
Наши взгляды встречаются. Раньше я бы смутился, но не теперь. «Я не могу заставить себя не смотреть. Мы оба познаём этот мир», — так, кажется, он говорил. Я тоже познаю этот мир — нового Ганнибала. Впитываю в себя его образ с энтузиазмом и жадностью, которые близки к помешательству. И всё же я сравниваю — не могу прекратить это. Но, чем пристальнее присматриваюсь, чем глубже погружаюсь в его разум, тем больше он похож на того Ганнибала, с которым мы разделили общую победу; на того, который обнимал меня там, на обрыве.
— Что случилось потом?
— В какой-то момент я перешёл границу. Вскоре вода стала настолько тёмной, что больше не было видно дна. Тогда я поднял голову. Вокруг бушевала буря. Я находился в сердцевине торнадо, а на расстоянии нескольких шагов светило солнце, булыжники на берегу казались тёплыми. Окружающий мир виделся как через тонкую мутную плёнку — так близко, но недостижимо. У меня получилось выйти из ледяной воды, но невозможно было выбраться из этого вихря, куда бы я ни шёл — он следовал за мной, и эта чёртова пелена застилала глаза. В какой-то момент вихрь, состоящий из целого роя мелких частиц, начал сжиматься. Песчинки медленно стёсывали кожу. Давление усиливалось, моё тело истончалось, таяло. Вихрь закрутился, сжался, и меня не стало.
Пальцы чертят линии от запястья вверх — вдоль изогнутых вен, до локтевого сгиба, замирают. На коже остаётся тёплый след.
— Ты чувствовал боль?
— Нет, боли не было. Но это было очень странное ощущение, словно тело пропустили через жернова. Ничего не осталось, только пыль.
— Ты смог собрать себя вновь?
— Не успел, на этом сон оборвался. Не уверен, что смог бы. И я не думал о том, чтобы «собирать себя». Какое-то иррациональное чувство спокойствия накрыло меня в тот момент. Я словно освободился.
Пальцы замирают на запястье, словно Ганнибал собирается подсчитать пульс. Сердце бьётся слишком быстро, как и всегда, когда он прикасается ко мне.
— Уилл, ты теряешь связь с реальным миром. Это меня беспокоит. Возможно, ты пытаешься отгородиться от реальности из-за стресса. Ты впервые убил человека, должно быть, это шокировало тебя. Скажи, что ты почувствовал, убив Хоббса?
Над ответом на этот вопрос следует поразмыслить. С некоторым усилием мне удаётся вырваться из плена янтарных глаз. Не могу поверить, что раньше я не выдерживал его взгляд, а теперь приходится раз за разом одёргивать себя — неприлично так пялиться. Разглядываю на потолке огни диодов, пробивающиеся сквозь ребристый пластик — так легче подобрать слова, не скатываясь в откровенную ложь. Знаю, что под пристальным взглядом Ганнибала не смогу ничего утаить.
Он хочет узнать, что я почувствовал, убив Хоббса? Положа руку на сердце, могу ответить — ничего из той бури эмоций, что обрушилась на меня, когда я выпустил в него всю обойму. В этой реальности, стоило мне увидеть мёртвую Эбигейл, меня захватило чувство беспомощности, ведь я не успел спасти её. Я почувствовал злость, причина которой мне до сих пор неизвестна. Злился ли я на Хоббса? Или же на Ганнибала? На себя? На всех сразу? А может быть, на несправедливую реальность? Признаюсь, я не был готов к такой развязке. Когда началась вся эта история, следовало обратить больше внимания на нестыковки, а не уверять себя в том, что исход известен и что я прекрасно контролирую ситуацию.
— Я почувствовал, что мне конец, — отвечаю я, вынырнув из своих мыслей, но по-прежнему рассматривая потолок. — Он мне горло перерезал, ты же сам видел. Думал о том, что умираю напрасно, ведь я не смог спасти его дочь. Не понимал, почему ты не пытаешься мне помочь, а просто стоишь там и смотришь.
Он сжимает мою ладонь.
— Послушай, Уилл…
— Почему ты медлил? В какой-то момент мне показалось, что ты позволишь мне умереть, просто развернёшься и уйдёшь.
Когда я нахожу в себе силы посмотреть на Ганнибала, его лицо остаётся бесстрастным, а взгляд становится задумчивым, словно он тщательно подбирает слова.
— Растерялся, — наконец, произносит он, а я просто не могу скрыть своего удивления. Растерялся? Чесапикский Потрошитель растерялся? Как такое возможно? — Не ожидал увидеть такое… Если ты изучал материалы дела, то видел фотографии и понимаешь, что я имею в виду. Мёртвый Хоббс — довольно неприятное зрелище, но видеть всё это прямо перед собой — невыносимо.
Теперь доктор Лектер выглядит взволнованным, будто бы ему тяжело вспоминать те события. Но я не верю ни единому слову. Понятно же, что он сомневался, стоит ли сохранять мне жизнь. Почему всё-таки он решил помочь? К сожалению, вряд ли я узнаю, что повлияло на его выбор. Как и не узнаю, почему он не сохранил жизнь Эбигейл. Ведь он мог бы? Возможно, в этой реальности нам не нужна приёмная дочь? Альфа физически не может испытывать отцовские чувства к девушке. А я смог бы?
Я уже не знаю, чем может обернуться очередное дело, как в новых обстоятельствах поведёт себя тот или иной человек. Я даже не могу ручаться за свои действия и поступки — я изменился, словно меня пропустили через жернова и заново собрали воедино.
Эта реальность — искажённая версия предыдущей, и с каждым новым витком событий становится всё труднее делать прогнозы. Все события, через которые мне приходится проходить в этом мире, странным образом перепутаны между собой. Словно мы с Ганнибалом играем в одну из детских настольных игр. Мы по очереди бросаем кубик и двигаем фишки, вытягиваем карточки из пухлой колоды и совершенно не представляем, что случится в следующий момент. По крайней мере, я точно не имею ни малейшего представления. Например, смерть Эбигейл. Разве я мог предположить, что она погибнет так скоро? В глубине души я был уверен, что даже если у Ганнибала получится предупредить Хоббса, то она, несомненно, выживет. И что я получил в итоге? Мёртвую Эби и абонемент в клинику ФБР. А доктор Лектер знает, что произойдёт? Он снова влияет на события? Едва ли остаётся в стороне. Не сомневаюсь, что именно он предупредил Хоббса — больше некому. Но когда успел? И каким будет следующий шаг? Что он снова затеял? Должно быть, доктор Лектер выстроил в своей голове сложную многоходовую комбинацию с большим количеством игроков и теперь подталкивает, нашёптывает на ухо, путает карты, незаметно двигает кубик рукой, пока никто не видит, отвлекает улыбками и мнимой заботой.
Мои размышления прерывает появление лечащего врача. Это довольно внушительного вида мужчина, с недельной щетиной на лице и всклоченными волосами. Глядя на него, вспоминаешь о ребятах-байкерах, которых я каждый день вижу на одной из заправочных станций, когда возвращаюсь домой из Куантико. Конечно, в данный момент моему доктору недостает косухи и бутылки пива в огромной лапе, но сходство просто поразительное. Не удивлюсь, если однажды действительно увижу его среди байкеров. Несмотря на грозный вид, характер у доктора, напротив, добродушный, даже ранимый, а ещё он так сильно любит поболтать о всякой ерунде, что порой утомляет своими визитами. Хотя есть один плюс — ему совсем не нужен собеседник, достаточно лишь кивать время от времени и вежливо улыбаться. И, как я понял, лучше не задавать дополнительных вопросов, иначе на тебя вывалят столько ненужной информации, что в этом потоке можно захлебнуться.
— Как дела, мистер Грэм? — гулким басом интересуется доктор. — О, приветствую, доктор Лектер!
Доктор Лектер сдержанно здоровается, но, судя по всему, не собирается никуда уходить, что вызывает у доктора Эванса некоторое замешательство. Хвала богам, у последнего хватает благоразумия не предпринимать попыток выставить посетителя вон. Конечно, Ганнибал без возражений нас покинет, но потом может и наведаться к почти-байкеру в гости, так сказать.
— Доброе утро, доктор Эванс, — произношу я, усаживаясь в кровати. — Я отлично себя чувствую и с радостью отправился бы домой, если вы не возражаете.
Доктор оглядывается в поисках ещё одного стула, но, не найдя ничего подходящего (кресло слишком далеко от больничной кровати), подходит ближе, радушно улыбаясь. Вот бывают такие излишне позитивные люди, которым хочется сказать гадость или надавать по морде, да всё, что угодно сделать, лишь бы стереть с лица это выражение всеобъемлющего счастья. Хочется спросить: «Чему ты радуешься, придурок?» Так, я обещал держать себя в руках. Спокойствие. Дружелюбие. Терпение. Перевожу взгляд на Ганнибала — на его лице выражение вежливой заинтересованности, но почему-то мне кажется, что его тоже раздражает этот человек.
— Неудивительно, что вы так быстро поправляетесь. С такой-то поддержкой! — мужчина подмигивает, а мне хочется закатить глаза или сказать что-то грубое в ответ, но я снова сдерживаюсь. Молчи, Уилл, не хватало ещё здесь нажить себе врагов. — Но придётся повременить с выпиской. Нужно сделать некоторые тесты.
Меня накрывает предчувствие чего-то очень-очень дерьмового. Словно я уже начинаю ощущать характерный «запашок».
— Что-то не так с донорской кровью? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие.
— Нет, донор здоров до неприличия, я вас уверяю! Такое здоровье даже подозрительно в наши дни — сами знаете, какая у нас экология! Но мы всё тщательно проверили, — голос доктора походит на сладкий сироп, но я подмечаю, как он с некоторой опаской косится на Ганнибала. — Это у вас, мистер Грэм имеются проблемы с восстановлением крови. Ничего серьёзного, но перед выпиской мы должны быть уверены, что вы полностью здоровы.
— И что всё это значит? Это я чем-то болен?
— Нет-нет, что вы! Всё хорошо! — Эванс заглядывает в папку, нервно шурша бумажками. Кажется, его нервозность связана с присутствием Ганнибала. Неужели он его боится? — Показатели все в норме. Но в нашем деле лучше перестраховаться, вы согласны, доктор Лектер?
— Полностью с вами согласен. Когда речь идёт о здоровье пациента, даже незначительная оплошность может повлечь за собой фатальные последствия, — выговаривает Ганнибал и натянуто улыбается. Похоже, я не ошибся — этот доктор его раздражает.
Эванс вскоре прощается, обещая мне насыщенную программу новых капельниц и кучу анализов, и мы с Ганнибалом остаёмся наедине.
— Кроме нарушений сна тебя беспокоит что-то ещё? — спрашивает Ганнибал.
— Разве что доктор Эванс, — я закатываю глаза для большего эффекта.
— Проблемы с контролем гнева? Излишняя возбудимость? Подавленное состояние?
Он опускает ладонь на лоб — видимо, чтобы проверить, нет ли температуры. Прикрываю глаза. Мне нравятся его прикосновения — глупо убеждать себя в обратном.
— Разве я когда-то отличался ангельским терпением? — Ганнибал хмурится, а я пожимаю плечами. — Но я пока не планирую никого убивать. Так что всё в порядке.
Потом мы обсуждаем последнее дело, в которое я всё-таки засунул свой нос. Дело о студенте-медике, который пытался подзаработать, продавая органы. Если верить Ганнибалу, Джек находится буквально в шаге от его поимки. Похоже, заготовка ингредиентов к званому ужину подошла к концу, и теперь можно браться за готовку. И конечно, «козёл отпущения» больше не требуется.
Пока я отлёживался, как выразился Джек, произошло ещё множество событий. Ганнибал сегодня словоохотлив и никуда не торопится, а я очень любопытен и настойчив. Да, я пустил в ход своё обаяние. Ну, по крайней мере, Алана уверена, что таковое имеется.
Меня немного веселит дело грибника, которого тоже благополучно изловили, пока я был в отключке. Оказывается, он пытался выкрасть из больницы моё коматозное тело и зарыть в неизвестном лесу, чтобы я помог ему установить связь с другими людьми… или с грибами — не знаю. Самое забавное, что у него почти получилось это сделать, если бы не вмешался Джек Кроуфорд, который подстрелил мерзавца на подъездной стоянке больницы.
Ещё бы немного и… Нет, лучше об этом не думать. Да, у Джека и так полно проблем, а он ещё и за мной успевает присматривать. Кстати, о проблемах, это ещё не всё — Доктор Чилтон снова пытается выдать Абеля Гидеона за Чесапикского Потрошителя, который, в свою очередь, уже начал другую игру. Джек нашёл руку стажёра Мириам Ласс в обсерватории. Поразительно, что в этом мире Мириам оказалась симпатичным юношей-омегой.
Пока ФБР мечется в агонии, хватаясь то за одно, то за другое, Ганнибал занимается подготовкой к званому ужину, не забывая при этом консультировать ФБР и кормить домашней едой несчастного Уилла Грэма, который не возражает и старается не думать о том, что же он на самом деле ест. Как же доктор Лектер всё успевает? Не удивлюсь, если он ещё и пациентов принимает.
Вокруг происходит столько событий, а меня словно вырвали из реальности. Кажется, я нахожусь на студенческой вечеринке в разгар веселья. Вот уже некоторые гости едва держатся на ногах, другие устроили дикие танцы на барной стойке, несколько парочек уединились в спальнях на втором этаже, а кто-то близок к совокуплению на диване прямо передо мной. А я сижу в уютном кресле с бутылкой безалкогольного пива в руке и наблюдаю за праздником жизни. Что-то мне совсем не хочется присоединиться к этому веселью.
В больнице не так уж много развлечений, но не сказал бы, что я скучаю в одиночестве. Спасибо моим посетителям, что приходят навестить. Ох, иногда я устаю от гостей, от некоторых особенно. Ганнибал приходит каждый день, и не могу сказать, что его компания как-то тяготит или раздражает. С ним легко, комфортно, он полезен — принёс книгу, которую я никак не решусь открыть, а вот планшетом пользуюсь с удовольствием. Благодаря сайту Фрэдди Лаундс я в курсе всех событий. Кстати, обо мне она тоже не забыла, даже каким-то образом смогла сделать фотографию в то время, когда я находился в коме. Интересно, как ей это удалось?
— Доктор Лектер так заботится о вас, приятно смотреть! — выдаёт доктор Эванс, когда застаёт меня одного в палате.
Да, хотел бы я тоже знать, зачем он сюда постоянно приходит. Он приезжает ни свет ни заря, и когда я просыпаюсь, уже дремлет в кресле у моей кровати или просто наблюдает. Жутковато, правда? То ли съесть собирается, то ли ещё что-то похуже замышляет… Ганнибал ненавязчиво касается моих рук, гладит по волосам, из-за чего даже после его ухода я ощущаю знакомый запах в воздухе и на коже так, словно это мой собственный запах. Что за игру он затеял? Он же сам сказал, что мы просто коллеги. Проявляет сострадание? Жалость? Что вообще происходит? Я словно ослеп и бреду, сам не зная куда, совсем как в недавнем сне. А вокруг меня кружится вихрь, от которого невозможно скрыться. Он так же медленно, слой за слоем разрушит моё тело, превратит в пыль?
— Я бы посоветовал вам присмотреться к этому альфе, — говорит мой доктор, совершенно не смущаясь, что я никак не реагирую на его предыдущую фразу. — Знаете, я столько всего повидал, что могу дать дельный совет, когда дело касается связи или отношений. Доктор Лектер сказал, что вы друзья, но вы не думали о том, чтобы сделать шаг навстречу? Всё-таки омеге тяжело без альфы, но вы и сами это знаете.
Хочется ответить, что это его не касается. И почему он думает, что может раздавать мне тут советы? Волна злости поднимается откуда-то изнутри, грозясь выплеснуться наружу. Почему какой-то посторонний человек думает, что имеет право говорить, что для меня было бы лучше? Да он сам до дрожи боится этого «замечательного альфу», как он выразился. Но я дал себе обещание не вступать в конфликты, поэтому просто дружелюбно улыбаюсь и говорю, что мне по душе кое-кто другой, но там всё сложно. Доктор понимающе кивает и некоторое время сокрушается над незавидной судьбой отвергнутого альфы. Знал бы он, кого жалеет.
— Я не стал говорить при посторонних, — доверительно сообщает мне Эванс, понятно, кого имея ввиду, — но у вас серьезное нарушение гормонального фона. Вы ведь делаете инъекции?
— Но откуда вы…
— Нам пришлось запросить вашу медицинскую карту из министерства здравоохранения. Но не беспокойтесь, никто не станет болтать, — он на некоторое время замолкает, рассматривая свои крупные ладони, лежащие на коленях. Меня почему-то передёргивает от вида толстых красных пальцев, покрытых чёрными волосами, поэтому спешу отвести глаза. — Здесь указано, что в сентябре у вас назначена процедура у некого доктора Хьюз. Не пойдёт. Слишком поздно. Свяжитесь с вашим доктором и перенесите приём на более раннее время. На ближайшее, если вы собираетесь и дальше скрывать свою сущность.
— Что-то не так?
— Дело в том, что кровь донора подействовала на ваш организм, как катализатор. Такое иногда случается, когда омеге вливают альфью кровь. К сожалению, других вариантов у нас не было. Скоро начнёт проявляться ваш запах, ну, а потом вы знаете…
— Сколько у меня времени? — требовательно спрашиваю я, забыв о вежливости. Нельзя этого допускать! Нужно сделать всё возможное, чтобы никто не узнал, иначе я просто потеряю себя.
— Неделя, может чуть больше, — доктор смотрит на меня с жалостью, должно быть, он уже видел таких пациентов и знает, как далеко готовы зайти омеги в стремлении сохранить свой секрет. — Мы отправим образцы крови в вашу клинику, а вы свяжитесь с доктором Хьюз.
Конечно, слова доктора Эванса заставляют меня тут же заняться конспирацией. К счастью, доктор Хьюз, проникнувшись моей проблемой, соглашается поработать сверхурочно, чему я несказанно рад.
К приходу Аланы я спокоен и доволен жизнью, несмотря на визит Кроуфорда. Да, никогда не чувствовал себя таким популярным. Может быть, нужно было раньше попасть в больницу для того, чтобы осознать потребность во мне других людей? В некоторых случаях о причинах такого внимания лучше не задумываться.
— Откуда у тебя эта книга? — удивлённо восклицает Алана, рассматривая вычурную на вид обложку. Да, красивая вещица. «Волчьи пляски» автор — Милан Доумсторн.
— Ганнибал зачем-то её принёс, — признаюсь я и почему-то смущаюсь.
— Как интересно! — Алана откладывает книгу и пытается сдержать смех. Её губы кривятся, а вокруг глаз собрались лучики-морщинки. В итоге она начинает смеяться.
— Я не собираюсь её читать!
— Но ты уже начал. И я бы советовала тебе продолжить.
Ну почему все вокруг знают, что для меня лучше?
— Думаю, мне это не пригодится.
— А мне кажется, что эта книга поможет тебе решить некоторые проблемы, — я открываю рот, что возразить, но Алана не даёт мне вставить слово, повышая голос. — Не отрицай, что у вас проблемы с взаимопониманием.
— Да? Ты-то откуда знаешь? — шутливо интересуюсь я. — Вы что, теперь сплетничаете обо мне или затеваете заговор?
От моих слов подруга на мгновение теряется, но тут же берёт себя в руки, улыбаясь совсем по-глупому. Очевидно, что она что-то скрывает, но по опыту знаю, что сейчас бесполезно приставать с расспросами. Да и спорить совсем не хочется, лучше дождаться удачного момента и допросить с пристрастием. Хм, неплохо было бы выпить для начала.
— Оу, Уилл, я знаю этот взгляд, — Алана грозит мне пальцем и заразительно улыбается. Боже, какая же у неё красивая улыбка. — Что ты задумал?
— Думаю, мне не повредит сеанс психотерапии.
— Что, сейчас? Со мной?
— Да-да, с тобой, доктор Блум, но не сейчас, а позже и в более приватной обстановке.
***
— Глупый юный омега звал Рино тысячу раз. Умолял, рычал от боли и бессилия, но альфа не вошёл в его дом и другим не позволил. Отвергнувший связь был наказан, — произносит Алана, затем откладывает книгу и улыбается.
На журнальном столике тускло горит светильник, который я притащил из спальни. Совсем не хочется зажигать верхний свет. Так хорошо, по-домашнему уютно, спокойно. Собаки спят у камина сытые, довольные, уставшие от беготни. Луна заглядывает в окно. Наконец-то я дома.
— И что это значит? — спрашиваю, с трудом сдерживая смех. — Бред какой-то! Этот альфа добивался его внимания год, да? Обиделся? Или что? А как же неземная любовь? В чём мораль этой притчи?
Я разливаю вино и ставлю пустую тару на пол, сбивая приконченную ранее бутылку. Раздается жуткий звон. Ладно, потом уберу.
— Он отверг альфу и поплатился.
— Знаешь, по-моему, глупо было упускать такой шанс. Потом бы омега не отвертелся, — говорю я и делаю большой глоток из бокала.
— У меня такое впечатление, что ты с луны свалился! Как ты можешь не знать об этом? Для альфы оскорбительно, если омега зовёт его только в течку. Это как быть использованным. Конечно, в наше время полно таких, кто согласится. Но едва ли ты обратил бы на них внимание, будучи в трезвом уме.
— Всё равно не понимаю! Оба получили удовольствие и разошлись. В чём проблема? — возмущаюсь, искренне не понимая причину загвоздки.
— Уилл Грэм! Ты меня разыгрываешь? — Алана встречается со мной взглядом, и её улыбка меркнет. — Так. Ладно. Теперь я понимаю, почему Ганнибал подарил тебе эту книгу. Как так вышло, что ты совершенно не разбираешься в «волчьих» традициях?
— А почему я должен? Или ты уже проболталась Ганнибалу?
— Ты что, вырос в лесу? Или потерял память? Этому обучают в школе, об этом все говорят, — подруга вглядывается в моё лицо, но, судя по всему, не видит того, чего ожидает. — Что ты сделал? Ганнибал не мог подарить тебе эту книгу просто так. Ты что-то натворил?
Да, знать бы ещё, что я натворил. Что можно, что нельзя — чёрт их разберёт, этих альф. Они такие нежные и ранимые? Да, мне нужно было тщательно изучать традиции, а не физиологию. Ну, куда уж там! Помню, как впервые наткнулся на слово «течка», после этого сразу отпало желание быть хоть как-то причастным к миру «волков».
— Если честно, не имею ни малейшего понятия, — наконец, признаюсь я.
Алана придвигается ближе, кладёт ладони на мои плечи и так смотрит, будто бы прямо в душу заглядывает. Под этим взглядом понимаю, что расскажу ей всё. И я рассказываю, как он пытался обнюхать меня в аудитории в Куантико, как мы почти поцеловались в его доме, о странном разговоре о связи, как поругались, как он каждый раз касается меня.
— Ну, раз он всё ещё приходит к тебе, то не всё потеряно, — говорит Алана, выслушав все мои излияния.
— Как думаешь, он знает, что я омега? — спрашиваю я совершено убитым голосом.
— Конечно же, он знает! И сделал всё возможное, чтобы не узнали другие! Ну как так можно, Уилл? Как можно не заметить? Он как-то догадался. Чего я действительно не понимаю, так это то, зачем Ганнибал подыгрывал тебе всё это время.
— И что же он сделал, чтобы не выдать меня?
— Тебе не показалось странным, что ты пахнешь так же, как он?
— Ну, ещё бы, он каждый день приходил, прикасался…
— Ему пришлось! Потому что если бы он этого не делал, то Джек Кроуфорд узнал бы, что ты омега. Ты бы сам себя выдал.
У меня уже голова идёт кругом, я совершенно ничего не понимаю. Хорошо, Ганнибал как-то узнал мой главный секрет — это понятно. Может быть, он ждал моего признания? Вот к чему громкие слова об искренности. Но кое-что я так и не понял.
— При чём здесь Кроуфорд?
— Послушай внимательно. Я больше не стану повторять и обсуждать это, — у Аланы такое лицо, что становится страшно. Ну, хорошо, слушаю. Лучше сейчас не спорить. — Тебе влили кровь Ганнибала. Его запах проявился, и поэтому тебя не выпускали из больницы до тех пор, пока кровь не обновилась. Знаешь, все эти дурацкие законы о защите омег, о защите доноров «волчьей» крови. Ганнибал приходил каждый день, чтобы не дай Бог ты кому-то не сказал, что он не заходит, например, Кроуфорду.
Припоминаю, что Джек, приходя ко мне, каждый раз спрашивал, был ли у меня доктор Лектер. И я подтверждал его догадку, потому что он действительно заходил. Должно быть, от меня очень сильно пахло Ганнибалом, раз Кроуфорд так бесился. Помнится, он порывался проветрить палату, а я запрещал.
— Что ты собираешься делать? — взволнованно спрашивает Алана. Приятно, что она так сильно переживает обо мне.
— В конце недели поеду в клинику за новой порцией блокаторов. Как сказал доктор Эванс, кровь Ганнибала заставила мою сущность пробудиться раньше времени.
— Не хочешь ему признаться? Он ведь и так всё знает. Ему будет очень больно. Ведь ты буквально отвергаешь его. А он так старался помочь, заботился о тебе.
— То есть ты предлагаешь мне быть с ним из благодарности? Из жалости? Я не смогу дать ему то, чего он хочет.
— Откуда тебе знать, чего хочет он? Вы разговаривали об этом? Ну, знаешь, это по-настоящему свинский поступок с твоей стороны! Не ожидала от тебя такого!
— Все альфы хотят одного, разве не ясно? — в моём голосе всё сильнее чувствуется подступающая истерика.
— И это говорит человек, который даже обычаев не знает…
— Он хочет повязать. Присвоить. Хочет, чтобы я стал его вещью. Не позволю! Да я скорее сдохну, чем это случится!
В порыве чувств вскакиваю с дивана и натыкаюсь на стол. Бокалы опрокидываются, расплескивая вино, один скатывается с края столешницы и разбивается. Чувствую слёзы на щеках. Боже, ну как объяснить женщине боязнь близости с мужчиной? С альфой?
— Уилл, ты не прав, — она пытается обнять меня, но я отталкиваю её руки.
Отхожу к столу, начинаю бездумно перебирать перья для мушек, рассматривая их и раскладывая по длине, по цвету. Перед глазами всё расплывается. Я всё решил, и никто не сможет меня переубедить. Мне нужна отсрочка, хотя бы полгода, которые подарит очередная инъекция. Это не повлияет на наши отношения с Ганнибалом — я уверен. Возможно, потом у меня получится смириться с мыслью, что секс с другим мужчиной — это нормально, но не сейчас.
— Прошу тебя, подумай, — говорит Алана и кладёт руку на моё плечо. Сколько грусти, участия в её голосе. Ей тоже больно. Больно за меня. Нет, она не понимает, не может понять, почему. Но разве я могу объяснить ей, почему мне так трудно принять свою омежью сущность?
Оборачиваюсь. Моя любимая девочка плачет и смотрит так участливо, проникновенно, словно видит мою больную душу, покрытую ранами, старыми, поджившими и сочащимися кровью.
— Я всё решил, — шепчу я и обнимаю её крепко-крепко. Только она может удержать меня от падения в бездну. Не знаю, что бы я делал, не будь у меня такой подруги. И почему в прошлой жизни мы не могли так? Почему я не смог перетерпеть свою влюблённость и просто дружить с ней? Почему она поддалась чарам Ганнибала? Все мои размышления, так или иначе, сводятся к нему — вот в ком корень всех проблем.
— Надеюсь, ты не пожалеешь, — тихо произносит она, до боли стискивая мои плечи.
В объятиях подруги я понимаю, как на самом деле выглядит простая человеческая любовь. И я готов умножить это чувство на тысячу и вернуть ей, даже если она не попросит об этом.
***
Стоит только увидеть Зеллера этим утром, меня словно переклинивает, как если бы кто-то переключил рычаг из состояния «спокойствие и безмятежность» в позицию «убивать и калечить». Сразу же всплывают все те мерзости, которые он наговорил Ганнибалу. В моей голове ещё играют остатки вчерашнего вина, что усугубляет ситуацию.
Как ни странно, на мою просьбу поговорить наедине он соглашается, и мы тут же направляемся в помещение для работы с документами, которое находится рядом с той самой комнатой, где изучают трупы жертв.
Внутри пахнет кофе и немного пылью. Узкое окно пропускает слишком мало света, но мы не включаем освещение. Вокруг стеллажи с документами, пару письменных столов, потрёпанные стулья, у окна — небольшой столик с электрическим чайником. Рядом с чайником — открытая пачка сахара кусочками и банка кофе, кружки разной степени заляпанности. Эксперты часто используют эту комнату для перекусов, когда нет времени сходить в столовую или в ближайшее кафе.
Брайан выглядит уставшим, валится с ног от усталости, если говорить более точно. Как я понял, в последнее время у отдела Кроуфорда было много работы.
— О чём ты хотел поговорить? Почему наедине? — удивлённо спрашивает Брайан, видимо он не заметил, что меня всего трясёт от злости.
И тут я вспоминаю, зачем его позвал, и едва ли его убитый внешний вид меня остановит.
— Какого чёрта ты наплел Ганнибалу, будто бы мы с тобой спали? — спрашиваю максимально спокойным тоном, на который сейчас способен. Выходит не очень. — Я понимаю, что ты меня ненавидишь по какой-то только тебе ведомой причине, но зачем такое выдумывать?
— Выдумывать? — он весь подбирается, смотрит с такой злобой, что становится не по себе. — Ты считаешь нормальным, что мы с тобой трахнулись, а потом ты по-тихому свалил утром? Нормально, что ты теперь делаешь вид, будто бы меня в первый раз видишь?
Эти слова словно удар под дых. Неужели мой предшественник успел переспать с Зеллером? Как? Боже… Да нет же, врёт он всё!
— Что? Мы с тобой не трахались!
— Ну, хорошо, не дошло до этого. Ты расплакался и говорил, что не можешь снизу! — Брайан придвигается ближе, а я отступаю, но не из-за того что боюсь, а скорее от неожиданности. — Но, знаешь ли, мне тоже как-то не хотелось задницу подставлять. То, что между нами было, многие считают сексом. Кстати, забыл сказать, сосёшь ты отвратительно.
Сжимаю кулаки, сдерживаясь из последних сил. Ну, было и было. Я же не виноват, что мой предшественник занимался оральными ласками с Зеллером.
— Хорошо, может ты и забыл. Неудивительно — так напился, что еле на ногах стоял. Но что я вижу теперь? — между тем продолжает мой неудавшийся любовник. Я бы на его месте помалкивал, но видимо, я задел больную тему. — Решил под альфу лечь? А смущался, будто бы девственник! Ну и как, не разочаровал тебя доктор Лектер?
Тонкая нить моего терпения с треском рвётся. Прежде чем я успеваю себя остановить, набрасываюсь на этого урода с кулаками. Костяшки пальцев отзываются болью, слышится треск. Я сломал ему нос? Прекрасно! Как давно я об этом мечтал!
— Сука! — рычит Заллер и сбрасывает меня. Лопатки прошивает болью — я впечатываюсь в стол. Чашки летят на пол, из чайника выплескивается вода.
Противник нависает надо мной, замахивается. Успеваю увернуться в последнюю секунду. Скулу прошивает болью. Красная пелена застилает глаза. Кажется, я рычу от ярости и бросаюсь вперёд. Опрокидываю его на пол. Бью, что есть силы, пропускаю удары. Боли нет, только слепящая ярость. В ход идут не только кулаки, вскакиваю, пинаю его ногами. Противнику не удаётся совладать с моей всепоглощающей злостью. Правильно подметил Ганнибал, омеги только с виду такие хрупкие. Лучше не злить омегу, а Зеллер делал это долго и последовательно. Что ж, пусть теперь получает бонусы — я сегодня щедрый. За всё ответит, сукин сын!
Нас разнимает Джек Кроуфорд и потом в своём кабинете долго объясняет, почему нельзя устраивать драки в штаб-квартире ФБР. Если честно, мне плевать на его проникновенные речи. Я начистил морду этому ублюдку и доволен результатом. Давно мечтал. Рука неприятно ноет, костяшки пальцев, которые совсем недавно гладил Ганнибал, стесаны до крови. У меня заплыл один глаз, и губа разбита, неприятно ноет в боку, но я чувствую триумф, превосходство. Давно хотел надавать Зеллеру по морде. Что ж, мечты сбываются.
Джек предусмотрительно усадил нас подальше друг от друга, но я прекрасно вижу гневные взгляды моего недавнего противника. Смотри сколько хочешь, мы оба знаем, кому из нас пришлось бы надолго отправиться в больницу, если бы начальник не проходил мимо.
С удовлетворением замечаю, что мой противник выглядит намного хуже, чем я: сломанный нос, лицо всё лилового цвета, кажется, даже пышная шевелюра поредела. Губы походят на свежий говяжий фарш — прекрасно, я старался.
— Что за цирк вы устроили? — вопит Джек, размахивая руками.
— Грэм — настоящий псих! Он набросился на меня!
Я вскакиваю со своего места, а Брайан весь сжимается. Что добавки захотел? Сейчас отсыплю ещё!
— Уилл! Прекрати! — Кроуфорд встаёт между нами. — Хватит! Что на тебя нашло?
— Что нашло? — выкрикиваю Джеку в разгневанное лицо. — Хорошо, я скажу! Дело в том, у Зеллера солома вместо мозгов! Он не только сливает информацию Фрэдди Лаундс, но ещё и обо мне распускает грязные слухи! Как вам такое понравится?
— У тебя есть доказательства, что именно он разглашает материалы расследований? — рычит Джек.
— Ну что вы, я просто интерпретирую улики. Уж, поверьте, я это хорошо умею!
Я просто разворачиваюсь и иду к двери. Плевать я хотел, что подумает Кроуфорд о моих выходках. Мне просто нужно на свежий воздух. Хочу домой, к собакам.
— Стой, Грэм! Я тебя не отпускал! — доносится мне в спину, но я не сбавляю шаг и не оборачиваюсь. — А-а! Чёрт с тобой! А ты, Зеллер, не хочешь кое-что пояснить? А я всё думал…
Гнев не отпускает меня до вечера, приходится бороться с ним проверенным способом — утопить в алкоголе. Выключаю свет, запираю двери, отключаю телефон. Всё что мне нужно — моя стая и горечь виски на языке. Совсем не хочется рассказывать о стычке с Зеллером ни Алане, ни Ганнибалу. Нужно просто пережить это и забыть. Не хочу даже думать о том, что творил мой предшественник. Хорошо хоть задницу не подставлял. Скольких ещё мужиков он осчастливил оральными ласками? Надеюсь, что не так много… Ведь, как выяснилось, сосу я отвратительно. Как часто надо это делать, чтобы научиться? Чёрт! О чём я думаю? Лучше не думать об этом, иначе меня стошнит. Как теперь жить с этой информацией?
Устраиваюсь на пледе у камина. Бутылка виски, тяжёлый бокал и никакой закуски. Большой глоток. Огненный сгусток прокатывается по пищеводу и разливается в желудке приятным теплом. Ещё глоток. Нужно поскорее напиться, стереть из памяти этот проклятый день.
Собаки ластятся, облизывают тёплыми языками руки и лицо, приветливо машут хвостами, поскуливают от радости. Никогда не понимал людей, которые срывают злость на своих питомцах. Как можно ответить грубостью на искреннюю любовь? Во мне кипит ярость и обида, но я ласково глажу жёсткую шерсть, не злюсь, когда Крэг опрокидывает бокал, зацепив его лапой. У меня полно этой отравы — не о чем сожалеть.
Постепенно я хмелею, расслабляюсь, окружённый любовью и теплом. Разум туманится, и я проваливаюсь в сон. Давненько не чувствовал себя так спокойно.
