Ловля на мушку

      Мэттью защёлкивает браслет наручников на моём запястье. Прикосновение его пальцев длится дольше, чем того требует ситуация, и я поднимаю на него взгляд, чтобы поинтересоваться, в чём проблема заминки.       — Извини, такие правила, — произносит он, нехотя убирая руку. — Агент настаивал на приватном разговоре, а в камере или в холле это невозможно.       — Всё в порядке, Мэттью. Я понимаю.       Через несколько минут стеклянная дверь открывается, пропуская в комнату для встреч неожиданного посетителя. Почему-то я был уверен, что меня изволит посетить сам Джек Кроуфорд, а этот гость, насколько мне известно, не имеет никакого отношения к ФБР. Поэтому первое время я несколько сбит с толку. Его приход можно сравнить с появлением ботаника-заучки на студенческой вечеринке: вроде бы неплохой парень, но лучше не приближаться к нему, чтобы не стать тем счастливчиком, которому придётся тащить на себе его коматозное тело обратно в кампус. Говоря простым языком, лучше держаться подальше, если не хочешь нажить проблем. Как решает проблемы доктор Лектер, мне известно не понаслышке. А этого посетителя, несомненно, можно считать проблемой — Ганнибал уже пополнил свою коллекцию его визиткой.       — Добрый день, мистер Грэм, — произносит мужчина, вежливо улыбаясь, затем принюхивается, и улыбка становится шире, и я готов поклясться, что это самая обаятельная улыбка в обеих реальностях. — Ох, мистер Грэм! Признаюсь, я напросился на поручение поговорить с вами, но не думал, что меня ждёт такой приятный сюрприз! Что ж, теперь я понимаю, почему доктор Лектер оберегал вас, как дракон — свои сокровища.       — Офицер Скотт, — мои губы тоже растягиваются в улыбке, потому что невозможно противиться обаянию этого альфы, — я тоже не ожидал увидеть вас снова, да ещё при таких обстоятельствах.       Вот бывают такие люди, на которых приятно смотреть, и дело здесь не только в привлекательной внешности, есть что-то магнетическое в этих глазах чайного цвета, слишком светлых для такого тёмного оттенка кожи. Ох, а эти широкие, чётко очерченные губы просто завораживают — так красиво они растягиваются в улыбке, обнажая белоснежные крупные зубы.       — У вас просто восхитительный запах, мистер Грэм, — заявляет альфа, устраиваясь по другую сторону стола. Он кладёт перед собой папку с какими-то бумагами, а моё внимание привлекают широкие ладони с сильными длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями светло-розового оттенка. На подушечках пальцев виднеются маленькие царапины, как бывает у тех, кто мастерит что-то руками с использованием режущих инструментов. Например, у меня на руках тоже часто появляются такие ранки во время вязки мушек — как бы я ни старался быть осторожным, всё равно иногда напарывался на остриё крючка или ранился леской и проволокой.       Я должен как-то ответить на его комплимент о запахе, который считается чем-то вроде сигнала о том, что альфа заинтересован познакомиться поближе. Если омега неприятен, то никто не станет говорить такое. Мне нравится, как пахнет этот мужчина, но я не обязан сообщать об этом. Я не собираюсь заводить отношения в этом мире, хотя кандидатура очень достойная. Мне бы с Ганнибалом разобраться для начала, а потом уже думать о личной жизни. Чёрт, о чём я думаю вообще? Нужно держаться от альф подальше — вот самое верное решение.       — Спасибо, — наконец, отвечаю я, чуть смутившись, и решаю на этом закончить обмен любезностями. — Я так понимаю, что теперь вы работаете на ФБР. Как так вышло?       — Вы же знаете, что в отделе у Кроуфорда образовалась вакансия. Вот её я и занял, — сообщает Джейми, тактично умолчав, благодаря кому она образовалась, хотя это не сложно прочитать между строк.       — Выходит, вы пришли сюда по долгу службы. Мне на мгновение показалось, что вы здесь по каким-то личным мотивам, — говорю я, замечая, как от этих слов мой собеседник перестаёт улыбаться и опускает глаза, спрятав их за длинными угольно-чёрными ресницами. — И что понадобилось от меня вашему начальнику?       — Вы требовали у ФБР разрешение на визиты посетителей, — произносит альфа, не поднимая глаз. — Агент Кроуфорд обещает подписать нужное распоряжение, если и вы пойдёте нам навстречу.       — Если Джек ждёт от меня чистосердечного признания, то пусть идёт в задницу, — раздражённо говорю я, а Джейми смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц и снова улыбается. — Да-да, так ему и передайте.       — Какой темпераментный омега — просто прелесть!       Он что, специально это делает? Чего он добивается? Хочет вывести меня из себя? Что ж, у него практически получилось. Как же раздражает этот наглый флирт. Ко мне подкатывает другой мужик! Боже, никогда бы не подумал, что мне посчастливится испытать подобное. Не могу сказать, что внимание этого альфы так уж неприятно, скорее, слишком навязчиво и неуместно при сложившихся обстоятельствах.       — Вас не смущает, что ваш начальник по-прежнему считает меня убийцей? Или это такой фетиш? Клеиться к омеге, который прирезал прошлого ухажёра?       — Мне кажется, Кроуфорд ошибается. А вы понравились мне ещё тогда, на парковке. Никогда не встречал такого привлекательного мужчину. Я подумал, что мог бы попытаться сблизиться с вами, пусть вы и бета, а теперь…       — А теперь вы здесь по делу, — грубо прерываю его, потому что не хочу слушать весь этот бред, который попахивает какой-то подставой. — Чего от меня хочет Джек?       Джейми хмурится — он явно не рассчитывал, что его отошьют, и это неудивительно с такой-то внешностью. Наверное, другие омеги сразу же начинали течь, получив крупицу внимания этого красавчика. Он поджимает губы от досады, затем острый кончик языка быстрым движением скользит по мягкой верхней губе. Контраст тёмно-лиловой кожи и нежно-розового языка смотрится завораживающе красиво — и я с жадностью наблюдаю за этим явлением. Кажется, Джейми облизывается по привычке, потому что если бы он делал это намеренно, то внимательно следил бы за моей реакцией, но он отвернулся, рассматривая что-то по другую сторону стеклянной двери. А там, в холле, неспешным шагом прогуливается Мэттью, краем глаза наблюдая за нашей комнатой.       — Агент Кроуфорд просил, чтобы вы посмотрели материалы дела и высказали своё мнение.       — В обмен на визиты посетителей, я правильно понял?       — Да, всё верно, — отвечает Джейми и протягивает мне папку, — здесь все необходимые документы.       Я на секунду прикрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем приступить к изучению материалов. Ещё очень напрягает, что альфа не собирается никуда уходить. В такой компании будет сложно сосредоточиться — тяжело думать, когда на тебя кто-то пялится.       — Вы останетесь здесь, пока я буду работать?       — Да, мне интересно посмотреть, как вы это делаете. О ваших методах много говорят в ФБР, но никто не понимает, как у вас выходит, — поясняет Джейми с восхищением в голосе, затем делает небольшую паузу, прежде чем продолжить, — и ещё это хорошая возможность рассмотреть вас как следует.       — Считаете, у меня получится сосредоточиться в таких условиях? — с раздражением интересуюсь я.       — Я буду вести себя очень тихо, — смущённо произносит альфа.       — Дело в самом факте вашего присутствия.       — Не любите внимание?       — Ненавижу, когда меня рассматривают. Я хотел бы изучить дело в одиночестве. Думаю, если вы вернётесь с пустыми руками, то вашему начальнику это очень не понравится. И ещё, если вы наводили обо мне справки, то должны знать, что если меня разозлить, то ничего хорошего из этого не выйдет.       — Хорошо, я уйду, только не нервничайте, — Джейми поднимает перед собой ладони в знак того, что сдаётся, — мне хотелось бы найти с вами общий язык, а не ссориться.       Выходя из комнаты, он, забывшись, едва слышно произносит что-то вроде: «Прелесть, а не омега».       «Да, ещё скажи об этом доктору Лектеру, идиот», — хочется добавить, но я благоразумно прикусываю язык. Не знаю, поменялись ли планы Ганнибала насчёт меня, но раньше он был настроен присвоить Уилла себе. Станет ли он устранять конкурента своим любимым способом? Что-то совсем не хочется это проверять. Но если этот недоумок-альфа станет обхаживать меня слишком уж рьяно, то это можно считать грубостью?       Оставшись в одиночестве, первым делом раскладываю перед собой фотографии, затем некоторое время изучаю отчёты экспертов, подмечаю, что часть из них составил агент Скотт. Парень молодец, его выкладки не упускают малейших деталей, и всё не только подробно описано, но и сгруппировано в удобной, читабельной форме. Почему же, обладая такими способностями, он служил до этого обычным офицером в дулутском отделении полиции?       Дело мне хорошо знакомо по прошлой жизни, но совсем не хочется снова попасть в неловкую ситуацию, как получилось с почкой Чилтона. Поэтому закрываю глаза и представляю маятник, который раскачивается перед глазами.       Пустынный пляж с серым песком и холодные воды плещутся у ног, накатывают, шипят и пенятся. Справа видны очертания скал, а слева кромка пляжа вьётся лентой и теряется у линии горизонта. За спиной — кустарники с пожухшей листвой постепенно сменяются голыми деревьями.       Тотемный столб из человеческих останков лежит на песке — кто-то повалил его на землю. Рядом мужчина, присев на корточки, что-то приматывает к средней части этой мерзкой композиции. Мне хочется рычать от злости, потому что этот человек мне хорошо знаком.       — Какого чёрта ты здесь делаешь, Ганнибал? Зачем? — возмущённо спрашиваю я, подходя ближе.       Он закрепляет отрубленные руки, приладив их чуть ниже других рук, обнимающих торс одного из мертвецов. Ганнибал поднимает голову, когда я останавливаюсь рядом.       — Избавляюсь от частей Зеллера, разве не ясно? — резко произносит он и поднимается.       В текущий момент разница в нашем росте ощущается как никогда ранее, словно давит на плечи, побуждая опустить голову и отступить, но я смело смотрю на его недовольное лицо снизу вверх, гордо вздёрнув подбородок. Глупо бояться Ганнибала, а в видении — тем более.       Краски вокруг сгущаются, словно внезапно наступили сумерки. Фигура Ганнибала вдруг будто бы удлиняется и темнеет, на его голове вижу венец из рогов, а радужка глаз становится совсем алой, словно наполняется кровью изнутри. Совсем как в прошлой жизни: именно в таком облике он являлся в моих снах и видениях, разве что рога теперь выглядят не как часть его тела, а как венец. Понимаю, что мой Вендиго очень зол и собирается выплеснуть весь свой гнев. Ну что ж, я готов принять от него что угодно.       — Что-то не припомню, чтобы давал тебе разрешение лезть в мою голову, — Ганнибал говорит медленно и вкрадчиво, почти шёпотом, который напоминает шипение ядовитой змеи, и от этого голоса кожа на затылке покрывается мурашками. — Раньше я закрывал на это глаза, потому что ты не давал себе отчёта в том, что происходит. Но теперь советую тебе не пытаться, если не хочешь впоследствии пожалеть об этом. Вот так пользоваться нашей связью — это подло.       — Ты опасаешься, что я выдам твой замысел? — спрашиваю, не отводя глаз. Да, Ганнибал выглядит жутко, но я оставил в прошлом чувство страха перед ним. Ну что он может со мной сделать из того, что не пробовал раньше? Разве что убить, но смерть меня больше не страшит. Такое тоже случалось.       — Не сомневаюсь, что ты на это способен, но нет, я не думаю, что ты станешь вредить мне, пока от моих действий зависит твоя свобода. Сейчас проблема в другом: тебе знакомо понятие личного пространства?       — Вот так, да? Тебе ли об этом говорить! — я сжимаю кулаки от злости, это заявление стало последней каплей в моей чаше терпения, которая настолько маленькая и плоская, что переполняется слишком быстро. — После того, что ты со мной сотворил? Даже если оставить прошлое в прошлом, как ты сказал, то и в этом мире ты манипулировал мной, обманывал меня! Да ты просто потешался, наблюдая за тем, как я мучаюсь! Неужели ты не понял, насколько противно мне быть омегой, как меня выворачивает наизнанку от одной лишь мысли о том, в каком теле я оказался! Но нет, ты продолжал давить, используя нашу дружбу как главный аргумент, а сам строил планы насчёт того, как бы трахнуть Уилла Грэма, раз в прошлой жизни не вышло! Хотя, почему не вышло? У тебя блестяще получалось трахать мои мозги!       — Уилл, успокойся, всё не так…       — А как? Как? Как назвать всё это дерьмо, в которое ты меня втянул? — Ганнибал снова пытается что-то возразить, но меня уже не остановить. — Зачем тебе понадобилось снова засадить меня в психушку? Разве я был угрозой для тебя? Боже, да я знал, кто ты такой с самого начала, и не собирался выводить тебя на чистую воду! Я так скучал по тебе… А что сделал ты?       — Прекрати истерику, Уилл! Мне тоже тебя не хватало, и я рад, что мы смогли разглядеть друг друга, — Ганнибал делает шаг вперёд и стискивает меня в объятиях. Утыкаюсь носом в его шею, а он трётся подбородком о мой висок, его руки осторожно поглаживают спину. — Всё, что я сделал, было исключительно для нашего общего блага, ты позже это поймёшь. Здесь неподходящее место для разговоров. Ты должен уходить.       — Но почему? Разве есть разница, где говорить?       — Мистер Грэм?       Чувствую осторожное прикосновение к тыльной стороне ладони и открываю глаза. Взволнованное лицо Джейми прямо напротив, так близко, что можно рассмотреть маленькие коричневые и зелёные чёрточки на карей радужке глаз, а от запаха кожи и коньяка, исходящего от тела альфы, начинает кружится голова. Он тоже смотрит пристально, есть в этом взгляде какая-то жадность, азарт, как если бы он хотел… Дёргаюсь, пытаясь уйти от этой близости. Вскакиваю, цепь, соединяющая наручники между собой, натягивается, а металл больно впивается в запястья, царапая до крови.       — Не смей меня трогать! — практически рычу я, отталкивая чужую руку, и альфа медленно отходит назад, обескураженный моей реакцией.       — Простите, я не хотел вас пугать, но вы выглядели очень странно и не отзывались, когда я пытался вас позвать.       — Просто оставьте меня в покое и дайте пару минут, — нервно говорю я, прикрыв лицо дрожащими ладонями. Кажется, я ещё ощущаю тепло от прикосновений Ганнибала.       Джейми усаживается напротив и терпеливо ждёт. Не могу сказать, сколько проходит времени, прежде чем я могу собраться с мыслями и посмотреть на собеседника.       Неожиданная встреча с Ганнибалом выбила меня из колеи. Неужели всё это время я действительно проваливался в его мысли? И то, что я видел — настоящие чувства? Он показывал мне сцены убийств, как самые естественные вещи, а я говорил ему, что сделать с Зеллером, восприняв жестокое убийство за игру. Получается, я тоже виновен? Боже, все кошмары обернулись реальностью…       — Вы не против, если я буду записывать наш разговор? — спрашивает агент Скотт, выкладывая на стол диктофон какой-то старой модели.       — Думаю, так будет проще.       А затем я рассказываю ему об этом деле, всё, что помню: о наследии, о дани памяти и подведении итогов перед тем, как завершить жизненный путь. Тотемный столб — собрание достижений за долгие годы жизни, история одного убийцы, написанная кровью. Триумф убийцы — последняя жертва, чьё изувеченное тело венчает эту жуткую композицию. Конечно, приходится упомянуть, что кто-то дополнил творение убийцы своим достижением. Очевидно, что руки Зеллера оказались здесь вовсе не по замыслу создателя тотемного столба.       — Мы смогли идентифицировать все тела. Эти люди — жертвы несчастных случаев или самоубийцы, кроме последней жертвы и ещё одной. Мы нашли среди прочих останков руки агента Зеллера, — поясняет Джейми, внимательно наблюдая за моей реакцией. Ох, парень, ты не на того напал — я уверен, что ни один мускул не дрогнул на моём лице от упоминания Зеллера.       — И вы хотите выяснить у меня, как его руки оказались на тотемном столбе? Хорошо, я скажу вам, — говорю я, подмечая, как напрягается от этих слов мой собеседник. — Кто-то дождался, пока убийца закончит своё творение, и затем дополнил эту мерзкую скульптуру ещё одной парой рук.       — Вы знаете, кто это сделал?       — Убил или дополнил картину?       — И тот и другой.       — Убийца знал этих людей, за исключением Зеллера. Никакие это не несчастные случаи, а тщательно исполненные убийства, замаскированные так искусно, что никто и не стал проверять. Но самая ценная из жертв — та, что находится на вершине композиции. Вы должны изучить жизни всех убитых, чтобы выяснить, как они связаны между собой, у них точно был общий знакомый. А руки Зеллера устроил там тот же человек, что и убил его.

***

      Через пару недель после встречи с агентом Скоттом, приходит первый посетитель, не связанный с расследованием. Конечно же, в первую очередь я захотел видеть Ганнибала. Сейчас он сидит в допросной комнате по другую сторону стола. Как же сложно оторвать взгляд от его лица. Это он, «мой Ганнибал», несмотря на то, что новая реальность явно сделала его моложе на десяток лет. Но сейчас не важно, как выглядит он, и как выгляжу я. Мы снова вместе, и от одной этой мысли становится тепло на душе. Так привычно видеть безупречного доктора Лектера, одетого в один из дорогих костюмов, гладко выбритого и аккуратно причёсанного, хотя мне больше нравится, когда пряди волос в лёгком беспорядке ложатся на лоб. Но, как я уже говорил, я рад видеть Ганнибала в любом виде: как сейчас — строгого и невозмутимого; или в мягком пуловере — по-домашнему расслабленного, по-особенному тёплого и до боли родного; или потрёпанного, перемазанного чужой и своей кровью — едва стоящего на ногах, израненного, тяжело дышащего, словно опьяненного чувством победы.       Передо мной самая привычная из его версий — вычищенная до блеска и словно посыпанная позолотой из-за тёплого желтоватого света ламп. Весь этот облик — словно издёвка, словно попытка продемонстрировать, как сильно мы отличаемся. Контраст не только в положении, ведь я заключенный, а он свободный человек, не только в статусе — омега и альфа, но в самом внешнем виде. Мне неловко из-за серой измятой робы, грязных волос и отросших ногтей, растительности на лице, которая в последнее время сильно поредела, если верить тактильным ощущениям. В общем, бездомные бродяги без сомнений приняли бы меня за товарища по несчастью. Боже, как он может смотреть на этот убогий вид с такой теплотой?       — Протяни руки вперёд, — просит Ганнибал.       Исполняю его просьбу, устроив ладони по разным сторонам кольца, сквозь которое продета цепь наручников. Тёплые ладони ложатся сверху, и мне совсем не хочется отдёрнуть руки — эти прикосновения приятны, они дарят чувство защищённости и покоя. Глаза напротив тоже излучают тепло, и я нежусь в этом обволакивающем гипнотизирующем ощущении. Кажется, словно кто-то ласково и деликатно касается моей души.       — Смотри мне в глаза, — просит Ганнибал, глядя словно сквозь меня, — расслабься, это совсем не страшно.       Вскоре его силуэт и очертания комнаты размываются, и мы оказываемся в совсем другом месте.       Вход во Дворец разума Ганнибала — Палатинская капелла в Палермо. Белые колоны стремятся вверх, поддерживая высокий сводчатый потолок. Куда бы ни падал взор, обилие деталей просто поражает: будь то мозаика с арабскими мотивами на полу, или фигуры пирующих людей на сводах и арках, или орнаменты с изображениями фантазийных растений и животных. Невероятно, как человек смог создать нечто подобное? В таком месте чувствуешь себя жалким, ничтожным существом, которому выпала возможность приобщиться к чему-то великому, непостижимо прекрасному.       Я бывал здесь в реальности, в прошлой жизни, и точно так же не могу оторвать взгляда от окружающей красоты. Хочется пройти вперёд, ближе к ступеням — туда, где над изображением черепа на трёх металлических прутьях установлено сердце, сложенное из человеческого тела на манер оригами. Поделка из плоти пульсирует, гулкие удары отражаются от высоких потолков и проникают под кожу, заставляя моё сердце биться в том же размеренном ритме — словно часы, такой же безупречный механизм.       Ганнибал чуть сжимает ладонь и увлекает меня вправо — туда, где виднеется неприметная дверь. Покорно плетусь следом, освобождаясь от навязчивой пульсации огромного сердца.       — Идём, Уилл, у нас мало времени. Я хочу кое-что тебе показать.       Мы спускаемся в подземелье. Вокруг царит сырость и мрак, лишь редкие факелы в настенных креплениях освещают наш путь. Под ногами что-то хрустит. Холод пронизывает до костей, с низкого потолка срываются капли воды, заставляя вздрагивать каждый раз, когда ледяная влага, проникнув сквозь одежду, достигает голой кожи. Несмотря на окружающих нас холод, ладонь в моей руке по-прежнему горячая, и от этого тепла мысли плывут в совсем в другом направлении: хочется прижаться ближе и почувствовать, как тепло чужого тела проникает в каждую пору и, следуя вместе с кровью по венам, добирается до сердца. Становится неловко от таких мыслей.       — Отпусти.       — Если я выпущу твою руку, то ты можешь заблудиться или увидеть то, что я не хотел бы тебе показывать. Не хотел бы показывать сейчас.       Прямо по центру небольшого круглого помещения, в которое привёл нас коридор, горит жаровня, отбрасывая огромные дрожащие тени на каменные своды. Угли трещат под натиском пламени, а капли воды, попадая на раскалённую металлическую решётку, испаряются с шипением.       Вокруг около десятка ходов, скрытых в темноте. Из одного из них слышится детский плач. «Аниба… Аниба-а-а», — отчаянно зовёт ребёнок. Делаю шаг в ту сторону, откуда слышится этот надрывный, полный страха и боли голосок.       — Нет, туда нельзя, — говорит Ганнибал и тянет меня в противоположном направлении.       — Почему?       — Может быть, я расскажу тебе об этом позже, — говоря это, он скрывается во тьме одного из коридоров, вынуждая идти за собой.       Он наощупь открывает неприметную дверь, и мы оказываемся в его доме в Балтиморе, в той самой спальне с картиной «Рождение Венеры». На постели, под одеялом угадываются очертания человеческого тела, пряди тёмных кудрявых волос разметались по подушке.       — Кто это? — спрашиваю я.       — Смотри.       От тела Ганнибала будто бы отделяется фантом. Он подходит к кровати и медленно убирает край одеяла, обнажая тело другого человека, который спит на животе, повернув голову в противоположную от двери сторону, так, что невозможно рассмотреть лицо. Двойник Ганнибала присаживается рядом со спящим, ласково зарывается пальцами в завитки волос, затем наклоняется и целует беззащитную шею, замирает на пару секунд, прежде чем резким движением подаётся вперёд, и чуть смещается вниз, оставляя на холке парня небольшую царапину.       — Зачем ты это сделал со мной?       Ганнибал сильнее сжимает мою ладонь, прежде чем признаться:       — Я должен был защитить тебя от других, не хотел, чтобы здешняя версия Уилла Грэма досталась кому-то другому.       — Ты чем-то опоил меня?       — Да, добавил снотворное в твою еду, — признаётся он без капли раскаяния.       — Я бы не стал сближаться с другими альфами, мне не нужна физическая близость ни с кем, даже с тобой. Неужели ты этого не понял?       — Да, ты не искал близости с альфой. Но разве в течку твоя позиция не изменилась? Бесполезно противиться своей природе.       Я вздрагиваю от этих слов, словно от пощёчины. Фантом ласково зализывает рану на шее моего двойника, а я хочу сделать Ганнибалу, который по-прежнему держит мою руку, по-настоящему больно — сжать ладонь посильнее и сломать кости, вцепиться зубами в бледную шею, которая так близко, и вырвать кусок кожи. Хочется отомстить, отстоять свои чувства. Хотя, если вспомнить течку, что бы со мной случилось, если бы не метка Ганнибала? Да, он засадил меня в психбольницу, но позаботился о том, чтобы другие альфы меня не тронули. Я даже не знаю, каких слов заслуживает этот поступок — благодарности за то, что защитил от посягательств других, или же ненависти за то, что, не спросив разрешения, присвоил себе моё тело?       — А ты легко принял свою природу? — спрашиваю я с укором, наблюдая за тем, как фантом улёгся рядом с омегой, притянул ближе безвольное тело и продолжил вылизывать рану с нескрываемым наслаждением. Боже, и почему мне стыдно за него? Зачем вообще он показывает всё это?       — Мне кажется, это очевидно, — совершенно спокойно отвечает Ганнибал, указывая в сторону кровати.       — У тебя были омеги?       — Нет, не было. Не думаю, что близость с омегой так уж отличается от секса с другим мужчиной. Тем более, у меня не было времени на эксперименты, я был слишком занят текущими проблемами, а после встречи с тобой проблем ощутимо прибавилось.       — Что ты почувствовал, когда мы встретились?       Фантом обнял крепче своего омегу и задремал, а руки настоящего Ганнибала сомкнулись на моём животе.       — Притяжение, какое не испытывал ни в одном из миров. Ты скрыл свой запах, но для меня это не имело ни малейшего значения — было в тебе что-то невероятно соблазнительное, то, что я видел в прошлом мире, но усиленное новой сущностью. Я решил, что ты должен стать моим, даже если ты окажешься бетой. Странно, но ещё в первую встречу я почувствовал, что ты омега. Ты должен был оказаться омегой, иначе моё перемещение в этот мир не имело бы смысла. Такой поворот судьбы казался наиболее вероятным.       — Как ты узнал, что я омега?       Мой двойник перевернулся на бок, обвил руками и ногами тело фантома и затих, уткнувшись носом в ямку между ключицами. Мне почему-то стало стыдно.       — Помнишь, ты забыл телефон в тот вечер, когда бежал из моего дома, словно я собирался тебя выпотрошить? Теперь, я понимаю настоящую причину, почему ты был напуган…       — Ты что, проверил мой телефон? — возмущаюсь я, пытаясь вывернуться из кольца рук, но Ганнибал лишь сильнее прижимает меня к своему тёплому телу.       — Да, это было нечестно с моей стороны, но я не мог поступить по-другому, — он нехотя выпускает меня из объятий и тянет к выходу. — Идём, нам нечего здесь делать.       — Конечно же, ты заметил напоминание!       — И решил проверить, кто такой этот доктор Хьюз.       — Ты что, с ним встречался? — спрашиваю я, ощущая, как внутри поднимается тёмное болезненное чувство, подозрительно напоминающее ревность. Да, если сравнить меня с доктором Хьюз, то я определённо проигрываю.       — Этого не потребовалось, достаточно было узнать его специализацию.       — И ты решил использовать мою слабость, да? — спрашиваю я с раздражением и дёргаю его за руку.       Он замирает, медленно оборачивается и пронзает меня холодным взглядом.       — А что делал ты с того самого момента, когда узнал, что я альфа? — его глаза опасно сверкают в свете факелов, и в следующее мгновение он отворачивается и тянет меня в то место, где началась экскурсия по Дворцу памяти. Покорно плетусь следом, закусив губу — мне нечего возразить.       Мы усаживаемся на скамейку прямо перед пульсирующим сердцем, по-прежнему держась за руки. Дурацкая ситуация.       — Ты видел это сердце в реальном мире. Что ты подумал? — неожиданно спрашивает Ганнибал.       — Что ты оставил мне своё разбитое сердце. Я понимал твои чувства, но хотел встретиться с тобой несмотря ни на что.       — Чтобы попытаться убить?       — Я не знал, что сделаю, когда мы увидимся. Просто мне было это нужно. Увидеть тебя.       — Но когда мы встретились, ты не придумал ничего лучше, чем попытаться меня убить. Это так низко — ударить человека, который тебе доверился, ножом в спину.       — А за это ты хотел поковыряться в моих мозгах в буквальном смысле! — вскрикиваю я, и Ганнибал награждает меня мрачным взглядом. — Кажется, ты хотел оставить прошлое в прошлом. К чему эти разговоры?       — Я всего лишь беспокоюсь о том, на что ты способен теперь. В этом мире ты стал для меня ещё опаснее, потому что смог подобраться непозволительно близко, — произносит Ганнибал, а я пытаюсь вырвать руку, но безуспешно. Он так сильно сжимает ладонь, что, кажется, вот-вот сломает кости. — Не пойму, чего от тебя ждать. Кажется, твои моральные ценности претерпели значительные изменения, раз ты теперь готов использовать для достижения своей цели любые средства, даже оперируя при этом первобытными инстинктами. Ты пал настолько низко, Уилл?       — А ты? Что делал ты? Не прикидывайся, будто бы ты не использовал любую возможность влиять на меня!       — Если бы я использовал все свои возможности, как ты выразился, то давно сделал бы с тобой то, чего ты так боишься. Поверь, затащить тебя в постель было совсем несложно, но я не стал этого делать, несмотря на то, что для нас не существует другого пути с того самого момента, как между нами возникла связь. Стоило лишь мне перестать сдерживать себя, и ты стал бы моим окончательно.       — Отпусти меня! Слышишь? Пусти! — безрезультатно дёргаю рукой, а Ганнибал только прикрывает глаза и тяжело вздыхает от моего порыва.       — Успокойся. С чего такая бурная реакция? Ты изучил меня достаточно хорошо, чтобы знать, на что я способен. Почему удивляешься?       Действительно, почему я так разошёлся? Ганнибал думал, что имеет дело с другой версией меня, а если вспомнить развитие наших отношений со всеми интригами, с той болью, через которую нам пришлось пройти, то многие события видятся в другом свете. В прошлом мы бесконечно долго наносили друг другу удар за ударом и не могли прервать этот круг до самого падения с обрыва. Горько осознавать, что последний удар нанёс именно я, но в этом мире, несмотря на предательство, Ганнибал был более мягок со мной. Он мог бы провести меня через все испытания прошлой жизни, мог бы заставить страдать ещё сильнее, но почему-то не стал. Почему же? Нельзя сказать, что он был добрым и понимающим другом, но, по крайней мере, не стал сводить меня с ума, не стал так явно вешать на меня свои преступления, а мог бы.       — Если бы я знал, что встретил именно тебя, то всё могло бы быть по-другому, — говорит Ганнибал, когда я совсем успокаиваюсь. Как он это чувствует?       — Думаю, ты бы просто придушил меня за то, что я сбросил нас с обрыва. Может быть, и к лучшему, что у тебя было достаточно времени, чтобы успокоиться.       — Да, я был очень зол на тебя, Уилл. Это был твой самый безрассудный поступок, но теперь я могу понять, почему ты поступил именно так. Ты не мог принять некоторые особенности моего мировоззрения, но и жить без меня ты бы тоже не смог. Едва ли редкие свидания смогли бы утолить твою жажду общения. Но принимать решение за двоих — это слишком, не думаешь? Я давно не страшусь смерти, но не собирался заканчивать свой путь так прозаично, повинуясь твоему импульсивному и откровенно безрассудному порыву.       — Ты тоже хорошо меня изучил, Ганнибал, — говорю после небольшой паузы. — Так о чём же ты жалеешь? Да, я решил за двоих, но разве ты не поступил так же, когда оставил на мне свою метку? Не оправдывайся желанием защитить! Это полуправда, на самом деле ты хотел укрепить связь между нами.       — И я преуспел в этом, — произносит Ганнибал и легко поглаживает мою ладонь большим пальцем, уголок его губ дёргается от сдерживаемой улыбки. — Теперь немного жалею. Ты выбираешь очень неудобные моменты для того, чтобы наведаться в мой разум.       — Во время мысленной связи ты тоже выпадаешь из реальности? — удивляюсь я. Почему-то мне казалось, что связь проявляется как-то по-другому.       — Да, поэтому мне очень не понравилось, когда ты вытянул меня к тотемному столбу во время сеанса с одним из пациентов. Люди хотят, чтобы их слушали, задавали вопросы, изображали участие и помогали, а когда доктор отрешается от реальности, а затем отвечает общими фразами… думаю, ты понимаешь, как это может отразиться на моей карьере.       — Ты сам в этом виноват, я не просил о связи.       — Только не говори, что теперь твоей главной целью станет сделать так, чтобы я об этом пожалел.       — Ничему не удивляйся, — я улыбаюсь так, что скулы сводит, а Ганнибал смотрит настороженно и хмурится, — мы друг друга стоим. Ты потратил уйму времени и сил для того, чтобы вылепить из меня достойного компаньона. Что ж, у тебя получилось. Наслаждайся результатом своих трудов.       — Уилл, пойми простую истину: в каком бы из миров мы ни находились, ты полностью принадлежишь мне. Прими это и не противься. И помни, что причиняя вред мне, в той же мере ты вредишь и себе.