Ловля на мушку

Слэш
NC-21
В процессе
1255
автор
Hellish.V бета
Размер:
планируется Макси, написано 404 страницы, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1255 Нравится 654 Отзывы 476 В сборник Скачать

Глава 16

Настройки текста
      Постепенно жизнь в лечебнице для душевнобольных стала более-менее сносной. Не так уж сложно было привыкнуть к местным правилам, к распорядку дня, даже еда начала казаться вполне съедобной — корм для людей, если честно. Люди придумали полнорационные корма для сельскохозяйственных животных, для домашних питомцев, для рыбок. Почему бы не создать нечто подобное для психически больных? Ведь многие из обитателей специальных лечебниц мало чем отличаются от диких животных, ставших домашними под действием различных методов терапии.       Всё-таки здешняя пища далека от элитных холистик рационов*, насыщенных витаминами и микроэлементами, благодаря чему любимцы излучают энергию и радуют глаз красивой лоснящейся шерстью. В последнее время с моей «шерстью» явно что-то не так, иначе как объяснить проплешины на подбородке и на прочих стратегически важных местах. Немного успокаивает, что с волосами на голове пока что всё в порядке, если не обращать внимания на то, как сильно они отросли — пора бы обзавестись резинкой для волос или ободком. Когда я вернусь домой, придётся что-то сделать с безобразием на голове. Я опасался доверить свою шевелюру местным «стилистам». Теперь придётся приучить себя бриться каждый день, чтобы люди не воспринимали меня за жертву химиотерапии или за носителя какой-нибудь неприятной заразной болезни. Хорошо, что посетители и местный персонал оказались достаточно воспитанными людьми, чтобы не акцентировать внимание на моей физиономии.       Как бы я ни старался, никак не выходит отделаться от мысли, что с моим телом снова что-то не так. Я уже перебрал в голове кучу недугов, которые могли бы спровоцировать выпадение волос. Обычно такие заболевания сопровождаются раздражением на коже или красными пятнами, зудом и жжением. К счастью, ничего такого не было, но волосы просто отваливались, уступая место лёгкому, практически незаметному пушку, как на шкурке персика. Может быть это из-за стресса? Из-за плохого питания? Или в паре метров под моей камерой находится месторождение урановой руды? Кажется, я становлюсь параноиком.       В итоге я не выдерживаю, и в одну из встреч спрашиваю у Аланы, что со мной происходит. Подруга в удивлении округляет глаза и затем начинает смеяться.       — Прекрати! — обиженно возмущаюсь я. — Здесь нет ничего смешного! Я уже подумываю составить завещание, а ты веселишься!       — Какой же ты забавный! Святая простота! — Алана умильно улыбается, подперев щёку ладонью.       — Твой друг страдает, а ты…       — Не хочу тебя расстраивать, но тебе придётся распрощаться со своей жиденькой бородкой, и я бы посоветовала прикупить подштанники на зиму.       — Надеюсь, парик не потребуется?       — Зачем? — подруга лукаво улыбается, прищурив глаза, словно хочет уличить меня в чём-то постыдном. — Хочешь порадовать доктора Лектера ролевыми играми? Знаешь, некоторые альфы просто с ума сходят от длинноволосых омег. Он из таких, да? Хочешь угодить своему альфе?       — При чём здесь Ганнибал? И он не мой альфа, ясно? — я закрываю лицо ладонями, хочется рычать от злости. Она ведь это специально делает, да? — Я пытаюсь понять, что происходит. Не хотелось бы стать одним из тех, кто отращивает длинные пряди с одной стороны, а затем зачесывает их на другой бок с гелем, чтобы скрыть огромную лысину! Знаешь, как делают мерзкие полулысые старикашки!       — И стоит только попасть под дождь…       — Ах, ты!       — Или кто-то решил погладить тебя по голове, а там…       Алана упирается лбом в сложенные на столе руки, а её плечи сотрясаются от смеха.       — С тобой невозможно нормально разговаривать, — бурчу я, а сам протягиваю руку вперёд, запускаю пальцы в блестящие упругие кудри и намеренно порчу аккуратную причёску. Приятная маленькая месть.       — Уилл! — вскрикивает она, а я с наслаждением наблюдаю за неудачными попытками вернуть укладке приличный вид. — Используешь нечестные приёмы?       — А чего ты ожидала, когда стала потешаться над моей проблемой? Рад, что смог тебя повеселить, но мне, знаешь ли, не до смеха! Взгляни на меня! — говоря это, я демонстративно дёргаю за остатки растительности на лице и показываю подруге несколько отвалившихся волосков, зажатых между пальцами. — По-твоему, это нормально?       — Не вижу ничего странного. Твой организм восстанавливает гормональный баланс, и это хорошо. Неужели ты сам не чувствуешь перемены? Ты стал более спокойным, расслабленным, несмотря на условия, в которых оказался. Будь ты на свободе, ты бы цвёл и пах, в буквальном смысле этого слова. Но для того, чтобы принять свою природу, тебе нужно было оказаться здесь, без возможности выбора. Странно всё это… Но разве с тобой бывает просто?       — Думаешь, кто-то намеренно подтолкнул меня к этому?       — Я бы назвала это удачным стечением обстоятельств, — задумчиво произносит Алана, — прости, звучит ужасно, но это так. Сейчас ты выглядишь более… нормальным, живым, словно ты избавился от груза, который так долго давил на плечи, что пришлось забыть о том, как жить по-другому. Несмотря ни на что, я рада видеть тебя таким, а твоё освобождение из этого места — лишь дело времени.       Конечно, она не может предположить, что кто-то подставил меня для того, чтобы я смог принять свою природу и лучше познать себя. Ганнибал всегда отличался творческим подходом, когда дело касается манипуляций: ты можешь догадываться, что творится какая-то чертовщина, но не понимаешь, где именно подвох до тех пор, пока не станет слишком поздно что-то изменить. Доктор Лектер предвидел два варианта развития событий, а я подбросил третий, но не было среди них такого, когда бы Уилл Грэм остался прежним.       Что касается меня, я пока не определился, что лучше — принять омежью сущность или же жить в безопасности, как и прежде прятаться ото всех за стёклами очков, за мешковатой одеждой, за агрессивным поведением. Возможно, настало время выйти из зоны комфорта, погрузиться в мир запахов и странных взаимоотношений между альфами и омегами. Что случится, если я доверюсь нашей связи с Ганнибалом? Что если позволю ему взять меня за руку и вывести в неизвестный пугающий внешний мир? Если мы сможем довериться друг другу, какой будет наша жизнь? Трудно вообразить более внимательного и деликатного учителя, воспитанного, образованного… такого нужного именно мне, что даже его тьма кажется привлекательной. Но нельзя забывать о том, каким он может быть жестоким, на что способен пойти для достижения цели или просто чтобы развеять скуку. Но, может быть, стоит попробовать довериться, просто закрыть глаза на все те вещи, которые раньше казались ужасающими, противоестественными психически здоровому человеку? Очевидно, что мы оба больны, травмированы. Так зачем же изображать из себя нормальных, тех, кем мы не являемся? Да, можно притворяться для других, но врать себе? Врать друг другу? Какое же лицемерие!       Иногда в голову прокрадывается странная мысль, которую я спешу спрятать поглубже, но она всё равно поднимается из глубин разума, как мёртвое, полуразложившееся тело рано или поздно всплывает со дна реки. Что бы случилось, согласись я спрятаться в доме Ганнибала? Я уверен, что он не воспользовался бы моей слабостью, тем более, для огромного эго Ганнибала было бы непростительно поддаться соблазну — взять безвольного похотливого омегу, когда того ведёт лишь инстинкт, и всё равно, кто избавит тело от страданий. Доктор Лектер уникален и прекрасно знает себе цену, едва ли его устроила бы роль случайного партнёра. Ганнибал не тронул бы меня в течку, но помог — в этом нет сомнений, а затем медленно подвёл бы меня к мысли о физической близости, если, конечно, ему всё ещё это интересно. А вдруг он теперь не заинтересован во мне в этом плане? Боже, о чём я вообще думаю? Звучит так, словно меня расстраивает тот факт, что Ганнибал передумал меня трахнуть.       — Не хочешь взять книгу? — спрашивает Мэттью, приблизившись к решётке и как-то плотоядно рассматривая меня. Ну что за жуткий тип? В этой реальности он совсем чокнутый.       — Спасибо, мне и так неплохо. Размышляю, наслаждаюсь свежим воздухом, — отвечаю я и прикрываю глаза, но ощущение чужого взгляда не пропадает, а словно жжёт кожу. — В чём дело, Мэттью?       — Надеюсь, ты не мечтаешь о том клетчатом альфе?       — Клетчатом? — я пытаюсь изобразить непонимание, но хочется смеяться. Слышал бы только доктор Лектер!       — Да, тот надменный тип, который тебя гипнотизирует, — произносит он с небрежностью, перебрасывая связку ключей из одной руки в другую.       — Между нами связь. Мы так общаемся.       Мэттью прячет ключи в карман, и я облегченно вздыхаю — навязчивое звяканье действует на нервы. Он походит ближе и воровато осматривается. Холл совершенно пуст, если не считать камер видеонаблюдения, но, наверняка, мой приятель предусмотрительно их выключил.       — Связь — всего лишь средство, с помощью которого альфы манипулируют доверчивыми омегами, вроде тебя, — многозначительно говорит он.       Признаться честно, наличие связи между мной и Ганнибалом немного настораживает, ведь она делает нас уязвимыми друг перед другом, раскрывает сокровенные мысли, не даёт огородиться друг от друга. Да, так было раньше, а теперь мне нравится погружаться в наши общие воспоминания, видеть то, что раньше было недоступно, или просто беседовать в одном из Дворцов памяти. В последнюю нашу встречу я учил Ганнибала рыбачить, а потом мы бродили вдоль берега реки, обсуждая общих знакомых, размышляя о том, как сильно они изменились в новой реальности и как изменились мы. Никто из нас не хотел перемен, и всё же это случилось. Но главное — у нас получилось сохранить нить, которая связывала нас в прошлом, и поэтому теперь пережить разъединение не сможет ни он, ни я.       — Ганнибал не станет мне вредить, не беспокойся об этом, — отвечаю я спустя пару минут.       — Я бы на твоём месте не был бы так уверен.       — О чём ты говоришь? — удивлённо спрашиваю я, чувствуя внутреннее напряжение, от которого начинают подрагивать руки. Вцепляюсь пальцами в растрескавшейся дермантин на скамейке. Металлический уголок впивается в кожу, и это ощущение отрезвляет.       — А ты знаешь о том, чем занимается доктор Лектер в свободное время?       Ох, конечно же, я знаю, обо всех его увлечениях, но они меня мало волнуют. Мэттью немного нервничает, но вместе с тем в его взгляде ощущается некоторое превосходство, как если бы он узнал что-то такое, что считает своим козырем, а на самом деле — то, за что может поплатиться собственной жизнью, но не осознаёт этого.       — Ганнибал любит готовить, рисовать. Иногда посещает оперу и другие скучные сборища элиты Балтимора.       — Нет, я говорю о другом хобби. О том, как он ночью подкараулил человека на пустой дороге, вырубил его и отвёз на пустырь.       — Не придумывай, — пытаюсь отшутиться я, но Мэттью предельно серьёзен.       — А потом он выпотрошил несчастного и сложил его органы в переносной холодильник, — несмотря на эти страшные подробности, он улыбается, говоря это. — Хочешь узнать, что он сделал после?       Моё ошарашенное молчание он видимо воспринимает за поощрение к продолжению.       — Он прикрепил тело к цветущему дереву и наполнил пустое нутро цветами. Теперь понимаешь, почему тебе лучше держаться подальше?       Меня пробирает нервная дрожь, и никак не получается взять под контроль свои эмоции. Как Ганнибал допустил, что кто-то увидел его в момент убийства? Почему не заметил слежку? В эту секунду меня совершенно не беспокоит, что он убил человека и изуродовал труп, а волнует, что его могут поймать. Кто знает, что собирается делать Мэттью с этой информацией. Попытается убить или расскажет всё ФБР?       — Знаешь, получилось впечатляюще, — горделиво сообщает мне Мэттью и морщится, когда ловит мой взгляд. — Я бы никогда до такого не додумался. Такая честь воочию наблюдать за тем, как Чесапикский Потрошитель создаёт очередную скульптуру. Я видел его за работой, а показывал ли он свои творения тебе? Ты знаешь его?       Делаю глубокий вдох и медленно моргаю, пытаясь очистить разум и успокоиться. Я должен понять Мэтью, должен узнать, что он задумал и при этом не оступиться. Необходимо подтолкнуть его в нужную сторону и не навредить при этом Ганнибалу. Но, чёрт побери, как это сделать?       — Он показывал мне совершенно другие картины из прошлого, и там не было насилия, — спокойно говорю я, вглядываясь в тёмные глаза напротив, которые с жадностью наблюдают за малейшей эмоцией на моём лице. — Ты сказал, что на месте убийства было цветущее дерево. Сейчас ноябрь и вот-вот выпадет снег, судя по погоде. Откуда могло взяться цветущее дерево? Ты уверен, что тебе это не привиделось? Наше восприятие реальности может сильно исказиться под влиянием эмоций. Бывало, я путал реальность и сны…       — Я что похож на психа? — Мэтью обхватывает прутья решётки так сильно, словно хочет их раздвинуть и ворваться в клетку, а затем придушить меня. — Я просто расскажу твоему другу из ФБР всё, что видел, а он пусть решает: псих я или нет! Как тебе такой вариант? Независимое мнение будет очень кстати.       Чёрт, я облажался. Нужно попробовать зайти с другой стороны.       — Зачем ты мне об этом рассказываешь? Хочешь предостеречь? Или хочешь продемонстрировать, что ты настолько хитёр, что смог обвести вокруг пальца опасного хищника? Ты ведь тоже хищник, да, Мэттью?       — Как и ты.       Я улыбаюсь и опускаю глаза — пусть думает, что подловил меня. А на самом деле мне хочется прямо сейчас перегрызть его глотку, чтобы этот идиот не выдал Ганнибала ФБР. У меня есть одна рискованная идея, и я уверен, что всё получится.       — Чего ты хочешь? Устранить конкурента, сдав его ФБР, или же примерить на себя его шкуру? Ты можешь стать Чесапикским Потрошителем, узнать, каково это быть кем-то настолько опасным и продолжить его дело, если захочешь. Если ты его одолеешь, то сможешь по праву победителя забрать все его лавры себе.       — Ты тоже хочешь присвоить его лавры? — с подозрением спрашивает Мэттью, но в его глазах уже виден алчный блеск — он попался на крючок.       — Ох, нет. Я хочу быть в безопасности, но пока он жив — это невозможно. Нет такого места, где бы он не смог до меня добраться.       — Да, хищники должны держаться вместе и не вредить друг другу. Ты ведь тоже это понимаешь?       — Более чем.       — Теперь мы сообщники, У-и-и-лл. Ты понимаешь, что это значит? — произносит Мэттью интимно и вместе с тем с какой-то пугающей интонацией. Ощущение такое, словно я вступил в кровавое братство, единственный способ выйти из которого — смерть. Надеюсь, это будет не моя смерть.       Нет смысла объяснять Мэттью, что самые опасные хищники — всегда одиночки, что мы с ним представители совершенно разных видов, не только в буквальном смысле. Мы с Ганнибалом одного вида, а он — чужой, примитивное существо, но сейчас нужно использовать его для достижения цели. Я должен устранить угрозу для нас, пусть даже и таким рискованным способом, но это в разы безопаснее, чем натравить на Ганнибала ФБР. Вдруг, он к этому не готов? Также он не рассчитывает на встречу с Мэттью, но я надеюсь, что с помощью нашей связи я сумею вовремя предупредить Ганнибала. Знать бы ещё, как это сделать…       Некоторое время мы молча буравим друг друга взглядами, в момент, когда игра «в гляделки» становится невыносимой, я готов говорить и готов поплатиться за последствия своего выбора. Я не вижу альтернативного решения, не вижу запасных путей, а от моей нерешительности ничего не изменится в лучшую строну. Делаю глубокий вдох и на выдохе произношу:       — Ты должен убить его, Мэттью.       Его лицо приобретает сосредоточенное и предвкушающее выражение, как у охотничьей собаки, получившей команду, за выполнение которой хозяин наградит вкусной косточкой. Кажется, я слышу щелчок карабина, словно и правда отстёгиваю поводок, направляя пса по следу зверя.       Мэттью кивает, а его глаза при этом опасно сверкают. Он разворачивается и уходит, а я остаюсь в холле, по-прежнему запертый в клетке. Разум тоже находится в ловушке: я обречён раз за разом обмусоливать в разных вариациях одну и ту же мысль. Если не брать в расчёт мотивы и причины, то реальность такова: я снова отправил к Ганнибалу убийцу и понятия не имею, какие события повлечёт за собой этот поступок. Едва ли Ганнибал будет в восторге, если выживет, конечно. Понятно, что у меня не было другого выбора, что невозможно было поступить по-другому, но как объяснить это другому человеку, человеку, который, к слову, до сих пор относится ко мне с некоторой настороженностью?       Я закрываю глаза, пытаюсь расслабиться и сконцентрироваться. Вот уже слышится плеск воды. Прутья решётки тают, и пространство вокруг словно выцветает и вскоре расцветает другими красками: видится каменистый берег и голые деревья с покрытыми инеем ветвями. У самого берега реки образовалась тонкая ледяная корка, не прозрачная и гладкая, а грязная и мутная, с колючими наростами и сочащимися водой вымоинами — на вид совсем как плохо заживающая, гноящаяся рана. Где-то в лесу надрывно воет собака… или волк? От этого жуткого звука, вибрирующего в грудной клетке, спина покрывается испариной, а страх возрастает.       Раньше мне нравилось находиться здесь в одиночестве — просто наблюдать за степенным движением реки, рассматривать что-то в прозрачной воде или на берегу среди кустов и крон деревьев. Нравилось отрешиться от реального мира и полностью раствориться в своих мыслях, наслаждаясь уединением и покоем. Теперь же одиночество вызывает чуть ли не приступ паники. Я всё ещё прислушиваюсь к каждому шороху, вглядываюсь вдаль до рези в глазах, несмотря на то, что знаю — здесь никого нет, кроме меня. Ганнибал не появлялся, несмотря на мои отчаянные попытки дотянуться до него. С чего я вообще взял, что у меня получится? Почему я был так уверен, что он ответит?       — Что с тобой, Уилл? — спрашивает Эбигейл.       Она присаживается рядом на ствол поваленного дерева, который с некоторых пор кажется мне хорошим местом для размышлений. Совсем недавно мы сидели здесь плечом к плечу вместе с Ганнибалом, обсуждая события из нашего общего прошлого. Эта картина напомнила ему момент нашей встречи в картинной галерее, момент долгожданного воссоединения после разлуки, той самой встречи, когда я выбрал неверный путь и всё испортил. «Надеюсь, ты не прихватил с собой нож?» — спросил он с иронией. Я рассмеялся, — подобные подшучивания проскальзывали теперь в наших разговорах довольно часто, — и ответил: «Надеюсь, никто не целится мне промеж глаз из ближайших кустов?»       «Тебе лучше знать, ведь это твой Дворец памяти».       Я оборачиваюсь к Эби и замечаю, что она выглядит взволнованной — наверняка порождению моего разума известна причина моего убитого вида.       — Почему он не приходит, как думаешь? — спрашиваю я и ощущаю, как мягкая ладошка накрывает мои скрюченные от напряжения пальцы.       — Ты ведь его знаешь, — девушка пожимает плечами и опускает глаза, — очень сложно вынудить Ганнибала что-то сделать, если он этого не хочет. Может быть, он просто упрямится, потому что ты выдёргиваешь его к себе в неподходящее время.       — Но это очень важно!       Я поднимаю гальку с земли и со злостью швыряю. Камень врезается в тёмную воду, разбрасывая вокруг фонтан брызг, и идёт ко дну. Спустя мгновение на том же месте, из глубины кверху животом всплывает тело и, словно ладья, медленно проплывает перед нами. Нутро трупа наполнено цветами, и ветер доносит до нас их сладкий запах. Кожа утопленника покрыта размокшими ранами с вывернутыми наружу краями, руки и ноги оплетают гибкие корни дерева, придавая телу дополнительную плавучесть и устойчивое положение на поверхности реки.       Тело, ведомое течением, вскоре теряется за поворотом реки.       — Его последняя жертва? — с любопытством спрашивает Эбигейл, и я подтверждаю её догадку. — Расскажешь?       — Не сегодня.

***

      Раз за разом я проваливался в свой Дворец памяти, делая вынужденные перерывы на еду и на дорогу из холла в камеру. Ганнибал так и не объявился, пока я мерил шагами берег реки и пытался рыбачить. Эбигейл, чувствуя моё скверное настроение, тоже не появлялась. Умная девочка.       В итоге на меня навалилась такая слабость, что пришлось опираться о стену, чтобы добраться до унитаза. Перед глазами всё расплывалось, и кружилась голова, словно меня засунули в центрифугу и хорошенько болтали там несколько часов. Ноги отказывали держать тело — колени подгибались, будто бы сила гравитации внезапно усилилась в несколько раз.       — Мартин, ты не спишь? — спрашиваю я. И почему мне раньше не пришла в голову идея обратиться к нему за советом? Судя по его рассказам о своём омеге, между ними точно была связь, а значит, он сможет мне помочь.       В ответ доносится лишь невнятное недовольное бормотание, среди которого удаётся вычленить следующие фразы: «поспать не дают» и «бессовестный говнюк».       Сейчас не время акцентировать внимание на оскорблениях, как и переживать о том, что я мешаю другому человеку отдохнуть после долгого разговора с психиатром. Ребята из обслуживающего персонала сегодня бурно обсуждали возвращение доктора Чилтона, и, должно быть, Мартину не повезло оказаться первым пациентом, которого указанный доктор решил побаловать своим вниманием. Насколько мне известно, больные на пожизненном содержании могут подвергаться любым методам лечения на усмотрение руководства клиники. Кажется, Чилтон занимается исследовательской работой для получения следующей учёной степени и не гнушается использовать любые методы для продвижения своих идей. Мартину не повезло стать объектом исследования, но я-то здесь при чём? Да, я сочувствую ему, но сейчас есть вещи и поважнее.       — Мартин, я знаю, что ты не спишь. И мне нужно узнать у тебя кое-что. Это очень важно!       — У меня нет желания разговаривать с тем, кто помешал мне достичь цели. Если бы не ты, я бы в итоге добрался до этой суки!       — Тебе Чилтон это сказал, да?       — Будешь отрицать? Оправдываться? — истерика в голосе соседа набирает обороты, кажется, вскоре сюда сбежится вся охрана. Нужно как-то его успокоить.       — Нет. И не собирался, — со вздохом сожаления говорю я, и действительно жаль загубленную жизнь этого альфы, но я рад, что смог остановить его, пока он не успел забрать ещё больше невинных жизней.       — Если бы не ты! Если бы тебя не было, то я смог бы отомстить за моего Дика! А теперь тварь, которая сломала нашу жизнь, всё ещё находится на свободе! Она не остановится, она снова сделает это с кем-то другим! Ещё ни одна пара переживёт тот же ужас, что пришлось испытать нам! Мой малыш лишил себя жизни из-за прихоти какой-то ненормальной женщины! Понимаешь, что ты натворил? Теперь разрушенные жизни будут на твоей совести! Каково это, скажи? Каково тебе знать, что эта сука бродит где-то рядом и рушит то, о чём не имеет ни малейшего понятия?       — Ты прав, это ужасно. Но ведь ты убивал других женщин, которые не сделали ничего плохого. Разве они должны отвечать за деяния той, которая навредила твоей семье?       — Я наказывал подобных! Женщины не должны влезать между альфой и омегой! Я убивал извращенок, и каждая из них заслужила такую участь.       — Что ты имеешь в виду?       — Межвидовой секс — это самое настоящее извращение! Или ты считаешь по-другому?       — Что ты, — спешу заверить его, хотя в моём понимании, постель — это дело сугубо личное, — конечно, это ненормально, но убивать… Не думаешь, что это слишком? Ты мог бы обратиться в полицию и тогда…       — Обратиться в полицию! — Мартин выдавливает из себя горький смешок. — Думаешь, я не обращался? Конечно, я написал заявление в ближайшем отделении, но никто не собирался ничего делать. Мои излияния следователь убрал в нижний ящик стола, не дождавшись моего ухода. Спасибо, что не выбросил в мусорную корзину! Они сказали, что я сам виноват, и не стоит перекладывать вину на другого. Я не мог доказать, что меня опоили, потому что прежде чем пойти к легавым, я был занят похоронами моего любимого омеги. Конечно, в крови ничего не осталось! Да и Дик написал записку перед тем как… — альфа громко шмыгает носом, а его голос становится хриплым. Я уверен, что он плачет, от чего становится противно на душе. Совсем не хотелось ворошить старые раны.       — Ты мог бы пойти в высшую инстанцию.       — В каком мире ты живёшь? Никто не станет слушать мужа-изменника!       — Но убивать женщин без разбора — тоже не выход. Ты мог бы наказать одну, а не ровнять всех под одну гребёнку. Разве тебе стало легче от убийств невинных?       — Они были такими же! Мечтали, чтобы их трахнули чем-то покрупнее обычного члена! Разве это не извращение? Каждая из этих женщин была готова разрушить чужое счастье ради эксперимента! Они обливались омежьими феромонами и шли на ночную охоту. Мерзкие, похотливые шлюхи!       — А ты охотился на них.       — Я убивал во благо нашего вида — избавлял общество от мусора и оставлял напоминание для тех, кто не успел скатиться до нарушения законов природы, но был близок к этому. В нашем мире представители разных видов вынуждены мирно сосуществовать и взаимодействовать для общего процветания, но при этом не должны вредить друг другу. Правительству давно пора запретить межвидовые и однополые связи и наказывать тех, кто поощряет и пропагандирует это извращение. Страны, которые мы привыкли считать отстающими от нашего уровня развития, в некоторый вопросах намного мудрее нас. Да ни у одной бы из их женщин даже мысли бы такой не возникло, что можно переспать с альфой. А у нас — пожалуйста, ни в чём себя не ограничивайте!       Нет, я не могу принять такую точку зрения. Как по мне, каждый волен сам выбирать, с кем разделить свою жизнь. Приятно, что в этом мире правительство, да и большинство граждан придерживается такой же точки зрения. Разрешение на «неправильные» союзы решает проблему детей сирот, например. Такие союзы бесплодны, но без особых проблем могут оформить опеку над ребёнком из приюта, в то время как ЭКО — дорогостоящая процедура, к которой, к тому же, многие относятся с осуждением из-за того, что муж или жена вынашивают ребёнка невесть от кого. Усыновление же всячески поощряется государством, поэтому многие пары даже не задумываются об ЭКО, а смело берут в семью детишек из приютов. К слову сказать, на усыновление альф и омег всегда огромная очередь. Сначала я удивлялся, почему? Недавно мы беседовали с Аланой на эту тему. Она сказала, что дело здесь в родительском инстинкте омег, который развит намного сильнее материнского инстинкта у женщин.       — Нет, Мартин, проблема не в том, кто с кем спит, а в том, что эта женщина опоила тебя и затем, после бурной ночи, отправила фотографии твоему омеге. Если бы не то сообщение, ты бы вернулся домой утром и получил бы хорошую взбучку. Дик позлился бы несколько дней, а затем бы простил.       — Ты думаешь, он бы простил мне запах другого омеги? Пусть это были искусственные феромоны, но, я тебя уверяю, от настоящих их сложно отличить.       — Ну, по крайней мере, Дик был бы жив, а значит, у тебя остался бы шанс всё объяснить, извиниться.       — Тебя послушать, всё так просто получается! Думаешь, твой альфа смог бы смириться, если бы тебя оприходовал Чилтон? Ты представляешь, каково это — ощущать на любимом чужой запах?       Припоминаю, что ни разу не ощущал на Ганнибале чужих запахов. Прятал ли он следы близости с кем-то другим или у него действительно никого не было?       — Нет, я не знаю.       — Ты бы почувствовал. Конечно, запах омеги со временем выветривается, но скрыть его полностью — довольно проблематично, особенно если был секс. Твой альфа верен тебе, не беспокойся.       — О ком ты говоришь? — спрашиваю я, хотя на самом деле всё понимаю.       — О Чилтоне. О ком же ещё? — произносит Мартин и начинает смеяться.       — Придурок.       Наш разговор перетекает в дружескую перепалку, где я делаю вид, что не понимаю, о каком альфе говорит Мартин, а он пытается сосватать мне Чилтона, детально расписывая его наиболее привлекательные (мерзкие, на самом деле) черты.       Почему-то мысль о том, что многие считают Ганнибала моим альфой, больше не вызывает внутреннего протеста. Должно быть, я просто смирился. Когда изо дня в день слышишь одно и то же утверждение из уст разных людей, то помимо воли смиряешься с этим. Хотя, если отбросить заморочки этого мира, то мы и до этого были связаны так крепко, что не могли существовать по отдельности. Если для того, чтобы обозначить нашу связь здесь необходимо назвать Ганнибала «моим альфой», то да — он мой, только мой альфа, в той же мере, в которой и я принадлежу ему.       Спустя некоторое время, подгадав подходящий момент и выслушав длинную тираду о мерзкой натуре женщин, я спрашиваю о связи.       — Не было у нас никакой связи, — говорит Мартин. — Дик говорил, что иногда чувствует мои эмоции, но думаю, что два человека, долго время прожившие бок о бок, ощущают то же самое. Просто мы хорошо знали друг друга, а что касается эмоций, то их не сложно прочесть на лице и по жестам.       — Но ты ведь так любишь его. Не верю, что между вами не было связи.       — Поверь. Как видишь, я всё ещё жив.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.